Архитектура раннего средневековья: Галлия и государство Каролингов

  

 

 

Всеобщая история архитектуры в 12 томах / Государственный комитет по гражданскому строительству и архитектуре при Госстрое СССР, Научно-исследовательский институт теории, истории и перспективных проблем советской архитектуры. — Ленинград ; Москва : Издательство литературы по строительству, 1966—1977.

 

Том 4 : Архитектура Западной Европы. Средние века / Под редакцией А. А. Губера (ответственный редактор), Н. Д. Колли, П. Н. Максимова, И. Л. Ма́ца, Ю. А. Нельговского, Г. А. Саркисиана. — 1966. — 694 с., ил.

 

 

 

—стр. 39—

 

 

В конце V в. один из вождей германского племени франков, современник Теодориха — Хлодвиг (481—511 гг.) захватил территорию Галлии, и древнейшая из римских провинций превратилась в одно из варварских королевств. Уже при первых преемниках Хлодвига (Меровингах) государство франков включало, помимо Австразии и Нейстрии, также Аквитанию и Бургундию, т. е. практически всю территорию нынешней Франции, а также Бельгии и Нидерландов.

 

В отличие от других государственных образований той эпохи, неустойчивых и недолговечных, королевству, основанному франками, суждено было не только стать колыбелью западноевропейского феодализма, но и оставаться его средоточием на протяжении всего средневековья.

 

Феодализации Галлии и слиянию местного населения с франками особенно благоприятствовало крещение Хлодвига (496 г.), принятое им, а за ним и всеми франками, в отличие от других германцев, не по «еретическому» арианскому, а по католическому обряду. Это обеспечило завоевателю могущественную поддержку официальной церкви в лице многочисленного и влиятельного епископата Галлии. Поддержка со стороны епископов была франкам тем более ценна, что завоеватели избрали именно города местом своего пребывания.

 

Несмотря на то, что упадок городов, вызванный задолго до прихода франков общим кризисом рабовладельческой системы, низвел эти некогда процветавшие очаги римской цивилизации до уровня изолированных поселений, тяготевших к своей сельскохозяйственной округе, многие из них продолжали оставаться прибежищем угасавшей культурной традиции Рима. Даже к северу от Луары — в Суассоне, Орлеане, Париже, Руане и Реймсе, а также в Майнце, Трире и других пунктах вдоль бывшей восточной границы Римской империи, несмотря на сокращение ремесла и торговли, воспоминания об античности еще были свежи. Но не в городах родилась и окрепла культура раннего средневековья.

 

Упадок древних городов прежде всего выразился в убыли городского населения, в резком уменьшении площади их застройки. Вскоре по меньшей мере половина территории таких крупных городов, как Майнц, оказалась засеянной. В Трире трасса городской стены прорезала римское кладбище. Политическая неустойчивость и периодические набеги германцев уже в конце III в. вызвали необходимость укрепления городских поселений стенами, периметр которых, однако, как правило, заключал в себе лишь часть прежней территории города. Весь раннесредневековый Арль поместился в древнеримском амфитеатре, стены которого и превратились в городские стены. Только в таких условиях и могло возникнуть положение, согласно которому единственная церковь должна была вмещать все население своего города.

 

Отсутствие средств и материалов тем более лимитировало протяженность город-

 

 

—стр. 40—

 

ских стен. Городские укрепления IV—V вв. — это стены, наспех возведенные из частей разрушавшихся построек (Париж, Отен и многие другие города Галлии). Грубая техника кладки крепостных стен, чаще всего из случайного материала (обломков римского кирпича, валунов и гальки), связанного раствором, в дальнейшем стала применяться и при сооружении зданий, стены которых, как правило, возводились в бутобетонной технике, с применением облицовки из сравнительно мелкого камня. Толстые и выпуклые швы, указывающие на трамбовку заполнения, заставляют предполагать применение опалубки. Только столетия спустя, уже при Каролингах, стали, по римской традиции, перемежать иррегулярную кладку связывающими ее регулярными рядами кирпича.

 

Все, что строилось в камне при Хлодвиге и его непосредственных преемниках, было обязано своим появлением если не инициативе, то руководству епископов. В IV—VI вв. в числе епископов Галлии часто оказывались выходцы с Востока. Благодаря иудейским и сирийским купцам, рано обосновавшимся в городах южной Галлии, христианство появилось там еще во II в. Издавна существовавшие восточные связи обеспечили раннее проникновение в Галлию не только драгоценных товаров Леванта — тканей, оружия, пряностей, но и тех восточных легенд, которые в сочетании с местной традицией легли в основу предания галльского христианства. Именно в это время кладбища Прованса заполнялись воображаемыми останками таких евангельских персонажей, как Лазарь или Мария Магдалина. Наряду с пересказом подвижничеств восточных святых в городах южной Галлии распространился культ мощей и реликвий, причем погоня за этими чудотворными предметами в суеверном и экзальтированном обществе быстро превратилась в страсть. Обернутые в роскошные ткани мощи в несметном количестве стали доставляться в Галлию с Востока предприимчивыми купцами и паломниками¹. В IV—VI вв. еще не существовало дисциплинированной Римом католической иерархии, и в Галлии свободно слагалась собственная церковь, со своеобразной обрядностью и преданием, проникнутым одновременно образами восточного мифотворчества и сказаниями кельтской старины.

____________

¹ Как показывает недавно обнаруженный «Путеводитель пилигрима из Бордо» (333 г.), паломничества в Палестину вошли в практику галльских христиан вскоре после легализации христианства, а может быть и раньше.

 

Интенсивная христианизация Галлии коснулась, однако, только ее многочисленных городов: сельское население, как правило, оставалось языческим, сочетая друидизм своих предков с римской мифологией. В надежде на лучший урожай статую Кибелы еще в V в. возили под покрывалом по полям и виноградникам Бургундии. Впоследствии такие вырезанные из дерева фигуры женщины с младенцем не раз обнаруживались пастухами или дровосеками и почитались в церквах средневековой Франции как чудотворные образы богоматери.

 

Понадобились столетия для полной христианизации галльской деревни, достигнутой не без уступок верованиям прошлого. На особо чтимых деревьях стали навешивать благочестивые изображения, в глубине священных лесов воздвигать часовни. Так старые боги либо сливались с новыми святынями, либо, оказавшись вне закона, удалялись в дикое уединение гор и ущелий.

 

Самый характер позднеантичного сельского хозяйства, которое велось в сравнительно изолированных виллах и усадьбах, исключал концентрацию населения в деревнях и не благоприятствовал строительству сельских церквей. Что касается монастырей, то вплоть до учреждения бенедиктинского ордена они находились под влиянием восточного монашества и, отдаваясь созерцательному благочестию пустынножительства, являлись не более как замкнутыми в себе очагами новой веры. Чаще всего небольшие скопления хижин и полуземлянок, теснившихся вокруг деревянной церкви, они в то беспокойное время легко становились жертвой огня. Даже целый ряд больших монастырей, основанных в самом конце VI в. ирландским миссионером Колумбаном и напоминавших восточные, не оставил следа в истории архитектуры христианской Галлии.

 

Архитектура эта возникла в городах, причем еще до прихода франков.

 

Церковь Сен Пьер во Вьенне — вероятно, древнейшее из сохранившихся сооружений того времени. Это была перекрытая де-

 

 

—стр. 41—

 

ревом трехнефная базилика с одной апсидой и без трансепта, построенная в первой половине V в. Не раз страдавшая от арабов, она была в X в. перестроена, причем колонны были заменены прямоугольными в плане опорами. Сохранились первоначальные стены, а также колонки, обрамляющие окна изнутри.

 

Хотя фундаменты церкви в Бертран-де-Комменж (северные отроги Пиренеев), возможно, и принадлежат первоначальному зданию, разрушенному вандалами и датируемому первой половиной IV в., но наземные части, отрытые в 1927 г., относятся, видимо, к сооружению, построенному на том же месте и также разрушенному (585 г.).

 

Предполагается, что и апсида церкви Сен Пьер во Вьенне была первоначально также фланкирована пристройками по типу сиро-египетских церквей, распространенных в Северной Африке.

 

Дошедшие до нас памятники Галлии V—VI вв. — это в основном баптистерии и крипты. Три провансальских баптистерия — в Эксе, Фрежюсе и Риэ — мало чем отличаются от ранних крещален Италии. Здесь также использованы античные колонны. Старейший из них — в Эксе (V в.). Относящийся к VI—VII вв., хотя и несколько перестроенный, баптистерий в Венаске представляет собой, однако, уже любопытное отклонение от общепринятого типа (рис. 1). Возможно, что это прямоугольное в плане сооружение, в интерьере снабженное апсидой с каждой стороны, было, по восточной традиции, изначально перекрыто сводом, хотя самое выполнение конструкций и декора (рисунок капителей) свидетельствует о прогрессирующем упадке строительного искусства.

 

 

  

1. Венаск. Баптистерий, VI—VII вв.

 

 

Еще менее типичен хорошо сохранившийся баптистерий в Пуатье (рис. 2). В противоположность только что описанному, этот памятник, обычно датируемый концом VII в., обнаруживает высокое качество кладки и богатство тектонического декора. Наряду с Суассоном и Парижем, Пуатье был едва ли не важнейшим центром Галлии в конце периода Меровингов. Здание с многогранной апсидой, внутри закругленной и приподнятой над общим уровнем пола, состоит из двух помещений, по площади примерно равных: притвора и собственно крещальни, боковые стены которой изнутри расчленены прямоугольными нишами. Особенность памятника составляет его богатое убранство. Снаружи в облицовку вмонтированы керамические диски.

 

Страсть к декоративному обогащению сооружений, выполненных, как правило, на весьма низком техническом уровне, особенно заметна в так называемом «ипогее Мельбода» в Пуатье. Оштукатуренные стены этого памятника были процарапаны и ярко раскрашены, в то время как каменные, чисто конструктивные детали (ступени, стволы и капители колонн) оказались украшенными разноцветными кусочками смальты.

 

 

—стр. 42—

 

  

2. Пуатье. Баптистерий, конец VII в.

 

 

Мраморные капители VI—VII вв. отличаются сложной и красивой резьбой. В Нантском музее хранятся кирпичи этого периода со штампованным орнаментом. При раскопках на участке упоминавшейся базилики в Бертран-де-Комменж обнаружены терракотовые барельефы VI в., которые на растворе вмонтированы в облицовку стен. Варвары принесли с собой свое представление о прекрасном в архитектуре, далекое от понимания его тектонической обусловленности. Поэтому композиционная и конструктивная характеристика того, что осталось от архитектуры Меровингов, совершенно не соответствует восторженным описаниям современников. Германцы долго сохраняли свою традиционную неприязнь к гладким поверхностям и пристрастие к ярким краскам и драгоценностям, к геометрическому и зооморфному орнаменту, к искусству, корни которого некоторые исследователи ищут в глубинах Азии. Оно далеко от каменной архитектуры.

 

«Великолепие» меровингских церквей достигалось не средствами строительного искусства, а украшением голых и грубых интерьеров пестрой росписью, драгоценными тканями Востока, позолотой, художественно выполненной церковной утварью. Нередко даже окна прикрывались тканями. Существует мнение, будто первые цветные витражи — результат переноса на остекление окон декоративного рисунка тканей, которыми первоначально занавешивались проемы меровингских церквей.

 

Деревянное перекрытие было правилом даже для небольших каменных сооружений. Существует, однако, несколько крипт VII—VIII вв., перекрытых сводами.

 

Сравнительно обширная крипта Сен Лоран (св. Лаврентия) в Гренобле была изначально перекрыта цилиндрическим сводом, как предполагают — первым к северу от Альп после античности (из числа сохранившихся). Наросший культурный слой превратил в крипту этот в прошлом наземный склеп с планом в форме трилистника и несколько выступающим нефом, также снабженным полукруглой экседрой. Характер каменных капителей выдает упадок скульптуры, которая еще недавно процветала на Юге, судя по мраморным капителям второй, более ранней крипты (св. Эбрагезиля) при основанном до 628 г. женском монастыре в Жуарре. Своды в этой крипте, видимо, были сооружены несколько позднее; первоначально здесь было деревянное перекрытие, которое покоилось на колоннах, снабженных красивыми мраморными капителями коринфского типа.

 

Хотя строители времени Меровингов продолжали широко применять фрагменты и детали античных построек, сравнительно небольшой запас таких деталей истощался в Галлии, естественно, быстрее, чем в Италии. Ныне установлено, что в отрогах Пиренеев в VII в. еще существовали мастерские, изготовлявшие из местного мрамора капители и другие детали, по рисунку приближавшиеся к античным образцам. Изделия пиренейских резчиков применялись в Галлии вплоть до VIII в., когда повторные набеги арабов парализовали деятельность пиренейских мастерских.

 

 

—стр. 43—

 

Сохранившиеся в Тулузе саркофаги V—VI вв. свидетельствуют о том, что на юге Галлии долго не забывалось и античное по своему происхождению искусство пластического изображения человеческой фигуры.

 

Много позднее, возродив это искусство, южная Галлия (Лангедок) стала одним из важнейших центров развития средневековой скульптуры.

 

Сохранившиеся памятники времени Меровингов немногочисленны и случайны. Пристальное внимание к ним со стороны археологов создало обширную литературу, посвященную этим частично перестроенным сооружениям, что несколько искажает перспективу общего развития, поскольку относительная сохранность памятника совсем не предполагает его первоначальной важности. То, что погибло, было, вероятно, для своего времени важнее того, что сохранилось: памятники, находившиеся в стороне от основной линии развития, редко подвергались перестройкам.

 

История возникновения первых христианских храмов в Галлии запутана и темна. Первым предание называет церковь в Иссуаре (Овернь), якобы освященную в 318 г. Больше о ней ничего неизвестно.

 

Одним из примеров перестройки языческих храмов в церкви служит десятигранный купольный храм Аполлона в Тулузе, при вестготах превращенный в хор церкви, к которому был пристроен небольшой неф. Благодаря золотому фону своих мозаик, эта церковь, разрушенная в XVIII в., была названа золотой — Дорада. Она представляла собой, вероятно, первую в Галлии комбинацию центрического сооружения и вытянутого в длину объема.

 

Франки, несомненно, застали в Галлии и несколько заново выстроенных крупных сооружений базиликального типа. Описанный Сидонием Аполлинарием собор в прежней столице Галлии — Лионе (450—470 гг.) напоминал раннехристианские базилики Рима не только наличием атрия (возможно, и трансепта), но и великолепием золоченого потолка. К тому же типу, очевидно, принадлежал и одновременный первый собор в Клермоне. Судя по описанию Григория Турского, это была трехнефная базилика с колоннами, причем наличие трансепта предполагается и здесь. Существовали в то же время и более скромные, чаще всего тонкостенные однонефные церкви с единственной апсидой.

 

Едва ли не важнейшим храмом христианской Галлии V в. была базилика Сен Мартен в Туре, построенная около 470 г. Хотя и перестроенное в дальнейшем, это важное сооружение, несмотря на типичный для своего времени план трехнефной базилики с трансептом, имело некоторые особенности, предвосхитившие будущее развитие архитектуры средневековой Франции. Здание, видимо, имело две башни, расположенные по продольной оси в западном конце и над серединой трансепта. Возникший таким образом силуэт, совершенно чуждый горизонтальным и замкнутым в себе базиликам раннехристианского Рима, был обусловлен чисто функциональными требованиями обороны входа в церковь, славную своим богатством, и нуждой в дополнительном источнике освещения, естественной на севере. Не найдя готовых решений в храмостроении раннехристианского Рима, строители Галлии и обратились к композиционным приемам, зародившимся в деревянном зодчестве германских племен, и прежде всего к приему сочетания прямоугольных объемов различной высоты.

 

Безвременье, господствовавшее в Галлии с конца VI в. на протяжении более двух с половиной столетий, приостановило дальнейшее развитие объемно-пространственной композиции, наметившейся в церкви Сен Мартен в Туре. Общий упадок строительного искусства Запада, которого не избежала и Италия VI—VIII вв., надолго парализовал собственные творческие искания и вызвал широкое проникновение в каменное зодчество Европы этого времени композиционных приемов передовой архитектуры Востока. Искаженные варварской интерпретацией и низким уровнем технического исполнения, эти приемы в Галлии Меровингов возобладали тем более, что здесь восточные традиции были еще свежи.

 

В турской базилике, подобно несколько более ранней церкви Сен Пьер во Вьенне, как предполагают, были предусмотрены, по восточной традиции, хоры над боковыми нефами.

 

Восточные влияния сказались и на центричности композиции таких дошедших до нас памятников времени Меровингов, как баптистерий в Венаске или более поздняя крипта в Гренобле. План трилистника или

 

 

—стр. 44—

 

четырехлистника (тетраконх) во всех его вариациях — это известный план перестроенного в начале VI в. восточного конца церкви Рождества в Вифлееме, план многих коптских церквей Египта. В Италии, помимо Сан Лоренцо в Милане, он представлен рядом римских кладбищенских часовен (Санта Симфороза, Сан Систо и др.).

 

Другим примером, иллюстрирующим как инерцию восточных влияний, так и появление новых объемно-пространственных построений, служит монастырская церковь, построенная между 589 и 600 г. в Отене (Бургундия) и также посвященная св. Мартину (рис. 3). Предполагают, что и эта базилика, напоминавшая греко-сирийские, имела в отличие от них многоярусную башню, освещавшую алтарное пространство.

 

 

3. Отен. Монастырская церковь, 589—600 гг. Реконструкция

 

 

На аналогичную композицию указывают также дошедшие до нас стены и три апсиды собора в Везоне (рис. 4), построенного в конце VI в. и перестроенного в XIII в. Его центральная апсида имела снаружи прямоугольный план.

 

 

4. Везон. Собор,  конец VI в., XIII в.

 

 

Известный археологический интерес представляет часовня (ораторий) Сен Мартен в Анжере (рис. 6), предшествовавшая существующим остаткам церкви IX—X вв. и возникшая во второй половине VII в. на фундаментах более ранней кладбищенской часовни, в свою очередь построенной на основаниях разрушенного римского здания. Хотя это незначительное сооружение и не могло иметь серьезного генетического значения, его план свидетельствует о крайне низком уровне строительного искусства времени Меровингов.

 

В небольших церквах, последовательно сменявших одна другую в VI—VIII вв. на участке монастыря Роменмотье (Швейцария; рис. 5), однотипные пристройки расположены симметрично с обеих сторон, что создает иллюзию трансепта и приближает очертание плана к форме латинского креста. Та же планировка наблюдается и в англосаксонской церкви в Рекульвере (VII в.). Функционально эти пристройки не являются подлинными трансептами, возникновение и развитие которых было вызвано совсем иными пространственными задачами. Композиционно они также отличаются от непрерывного трансепта, пересекающего в поперечном направлении неф и создающего, таким образом, отчетливо выявленное центральное пространство средокрестия. При планах с очертанием латинского креста увенчивающая средокрестие башня-фонарь вносит в объемную композицию элемент центричности.

 

 

5. Роменмотье. Развитие плана церкви в VI—VIII вв.

 

 

На западе Европы пространственная организация здания средневековой церкви с его функционально оправданным трансептом, предназначавшимся для клира, отличалась как от ранних базилик, так и от храмов восточного типа. Но она установилась только со временем, в связи с появлением некоторых особенностей католического культа, а также в результате того привилегированного положения, которое в VIII—X вв. в качестве «первого сословия» заняло духовенство и прежде всего монашество. Что же касается времени Меровингов, то в истории материальной и духовной культуры Галлии оно отмечено скорее использованием прошлого и чужого, чем создани-

 

 

—стр. 45—

 

ем нового и своего. В архитектуре это было временем спорадического строительства, преимущественно в городах, которые самым ходом экономического развития в условиях начавшейся феодализации и господства натурального хозяйства были обречены на угасание.

 

 

6. Анжер. Часовня Сен Мартен, 2-я половина VII в.

 

 

Время господства Меровингов, при которых франки предпочитали буйную праздность жизни в городах хозяйственным хлопотам в деревне, неслучайно отмечено расстройством экономики и управления. В конце концов беспрерывные распри, разорявшие страну в VI—VII вв., привели к параличу королевской власти. Только Карлу Мартеллу (715—741 гг.) удалось вернуть к повиновению отложившиеся было области и разбить арабов (732 г.), которые еще в 720 г. при поддержке мятежных правителей Юга вторглись в страну из Испании, угрожая всему югу Европы. Военные успехи в сочетании с успешной администрацией закрепили власть за Карлом Мартеллом, сделавшимся после смерти последнего Меровинга некоронованным королем вновь объединенного государства франков. В 751 г. его сын и преемник Пипин Короткий был провозглашен королем на собрании предводителей франков в Суассоне.

 

Войны, которые пришлось вести Пипину Короткому, были успешно завершены его сыном Карлом Великим (768—814 гг.). При торжественной коронации в Риме (800 г.) Карл принял титул императора, и разношерстный варварский мир оказался собранным в феодальную империю, связанную лишь общностью самого процесса феодализации.

 

Центростремительные силы феодального мира, несмотря на тесный союз короны и церкви, плохо уравновешивали центробежные силы, заложенные в самой природе феодализма, и целостность рыхлой империи Карла полностью зависела от эффективности его администрации. Тем не менее была первая попытка объединения варварского мира в условиях возникавшей в процессе феодализации новой, синтетической цивилизации, в которой материальное и духовное наследие античного мира сочеталось с пережитками варварской культуры. Цивилизация эта с течением времени достигла своего расцвета в средневековых городах, но зародилась она в бесчисленных поместьях, селах и монастырях империи Каролингов.

 

Именно там камень за камнем закладывался фундамент новой общественной жизни Западной Европы, для которой эпоха Каролингов была не столько средними веками, сколько началом ее истории.

 

 

 

 

 

За сто лет до основания империи Каролингов господство в экономической, политической и культурной жизни государства франков перешло к Австразии — обширной области в низовьях Рейна, откуда в свое время и было предпринято германское завоевание Галлии.

 

В сельском хозяйстве Австразии большую роль играло скотоводство. Здесь было мало городских поселений римского типа, и влияние античности ощущалось несравненно слабее, чем на Юге. Самый характер хозяйствования, развивавшегося в условиях распада общинно-родового строя франков, отличался от позднеантичной рабовладельческой системы. Процесс феодализации протекал в Австразии тем быстрее и последовательнее, что он сталкивался с меньшими препятствиями со стороны предшествующей системы, сохранявшей в Галлии следы позднеантичного урбанизма. Более того, в VIII в. удельный вес германского Севера в государстве франков вырос благодаря завоеванию и христианизации племенных объединений на землях к востоку от Рейна и к северу от Дуная.

 

 

—стр. 46—

 

7. Типы хозяйственно-бытовых построек («трехнефных халле»)

 

 

Сельскохозяйственная основа складывавшейся социально-политической системы самым непосредственным образом отразилась на характере расселения и застройки в Западной Европе. Наступало время господства поместий, усадеб, деревень.

 

Поселения, восходящие ко II—III вв. н. э., не лишены, несмотря на кажущуюся хаотичность, известной системы в группировке строений. Правда, пока нигде не обнаружен общественный центр (площадь для собраний и празднеств). В деревне Берхорст (близ Науена) на прямоугольном участке в 4 га было расположено около пятидесяти домов, почти во всех случаях обращенных глухим торцом в сторону господствующих ветров. Это были вытянутые прямоугольные в плане объемы (в среднем 5×25 м), разделенные двумя параллельными рядами столбов на три части. Первоначально роль стен выполняла плетенка с глиняной обмазкой. Этот довольно однообразный тип, названный некоторыми исследователями «трехнефной халле», обнаружен в большом числе примеров в различных районах Европы, далеко отстоящих один от другого. Он возникал повсюду, где при наличии соответствующего материала сходные по характеру производительные силы, в примерно одинаковых климатических условиях, достигали определенного уровня.

 

Несомненно, что переворот, вызванный быстрым развитием сельского хозяйства в эпоху железа, создал эту архитектуру Севера. В истории архитектуры железный топор сыграл не менее революционную роль, чем плуг в земледелии. Появились сравнительно обширные и прочные объемы с прямоугольным планом и, в частности, «трехнефная халле» (рис. 7). Этот тип господствовал особенно там, где издавна наряду с земледелием процветало скотоводство. В таких постройках содержался скот, хранилось сено. Служить жилищем человеку было лишь одной из их функций и притом первоначально далеко не важнейшей. Только присутствие очага указывает на то, что данная постройка служила и жилищем своему владельцу. Как показывают многочисленные городища, подобные раскопанным в Голландии (Гольдберг, Эцинге и др.), истоки этого типа восходят ко времени гальштатской культуры (рис. 8). Вход, как правило, помещался на одной из продольных сторон, а очаг, если его удавалось обнаружить, чаще всего в центре всего помещения.

 

 

—стр. 47—

 

8. Городища Гольберг (1) и Эцинге (2). Типы жилищ времени гальштатской культуры

 

 

Роль стен выполняла обмазанная глиной плетенка.

 

Примером типа, переходного к средневековому, служат «трехнефные халле», обнаруженные в 1949 г. около Вильгельмсхафена. Здесь было вскрыто несколько культурных слоев, причем оказалось, что на протяжении трех столетий (VII—IX вв.) планы домов практически не изменялись.

 

С ростом благосостояния и распадом родовых хозяйств скот стали выводить в особые помещения, причем богатство владельца выражалось скорее размерами и числом построек, чем особенностями их пространственной характеристики (рис. 9).

 

 

9. Типы хозяйственно-бытовых строений раскопанного поселка Хоенроде

 

 

В типологии жилища Северной Германии описанный выше тип «трехнефной халле» безусловно преобладал. Сооружения с круглым или подковообразным планом, землянки и пр. встречались здесь в раннем средневековье уже как специализированные хозяйственные постройки, лишенные очагов.

 

Тип «трехнефной халле» господствовал и в Скандинавии. В Гипдерупе (Швеция) обнаружены остатки домов IV в., также разделенные столбами на три нефа, хотя в данном случае роль стен выполняла земляная насыпь, окружавшая такой зал-землянку (5×17 м). На острове Готланд (городище Ринге) в это время уже строились дома на каменном фундаменте и с вертикальными стенами.

 

В Лойсте (о. Готланд) довольно убедительно реставрировано внутреннее пространство «трехнефной халле» V в. н. э. Оно мало чем отличается от аналогичных построек Нижней Германии и Шлезвига, причем многовековая стойкость этого типа хозяйственно-бытовых построек в самой Скандинавии, по-видимому, объясняется тем, что характер экономического уклада и общественных отношений у скандинавских германцев оставался почти неизменным до конца первого тысячелетия н. э. В скандинавском поселении Хайтабу (Шлезвиг), относящемся к X—XI вв. н. э., встречаются постройки различных конструкций («мачтовые», фахверковые и др.), как вытянутые в длину (зального типа), так и почти квадратные в плане, причем наряду с чисто хозяйственными строениями (амбарами и стойлами) обнаружены и такие, в которых скот содержался под кровлей, общей с жилищем.

 

С дальнейшим усилением имущественного неравенства специализированные хозяйственные постройки «господских» дворов оказываются уже явно подчиненными жилому комплексу, состоящему из ряда помещений, разделенных перегородками и снабженных собственными очагами.

 

Тип трехчастного «зального» помещения, разумеется, не был единственным. Встречались небольшие прямоугольные в плане дома «антового» типа, а также

 

 

—стр. 48—

 

постройки с сенями. Однако всюду, где стойла размещались совместно с жилищем, господствовала тенденция устраивать вход с продольной стороны. Разложение общины сопровождалось усилением имущественного неравенства, и с ростом благосостояния отдельных хозяйств возникла потребность в дополнительных стойлах, сараях и амбарах. Если раньше настилом потолка пользовались для хранения сена, то теперь зажиточные владельцы стремятся не только вывести скот из своих жилищ, но и построить специальные хранилища для запасов. Сплошь да рядом спальня выводится непосредственно под кровлю, в пространство, прежде служившее для хранения сена. План жилища начинает дифференцироваться, и оно становится самостоятельным архитектурным типом. Прямоугольный двор, куда выходило такое жилище, оказывался застроенным по периметру хозяйственными строениями, подобно римской вилле. Этот тип крестьянского двора и получил название «франкского» дома.

 

 

10. План франкского поселения

 

 

Однако наряду с более или менее замкнутыми дворами мелких землевладельцев развивались и деревенские поселения (рис. 10), экономически тяготевшие к возникавшим крупным феодальным поместьям (раскопанное поселение Гладбах, VI—IX вв.). В городище Варендорф (VIII в.) обнаружены следы хозяйственных дворов, состоявших из сооружений самых различных типов. Все основные, вытянутые в длину постройки каркасного типа имеют единообразную (западно-восточную) ориентацию. В большинстве случаев вход с крыльцом расположен на продольной стороне.

 

 

11. Альтенбург. План поселения

 

 

Судя по данным раскопок, каркасные конструкции были господствующими в строительстве германских племен¹. Рубленые сооружения, хорошо знакомые еще римлянам, в основном встречались лишь в лесистых отрогах гор юго-западной Германии, где были распространены не деревенские

____________

¹ Врубки были основной формой крепления. «Салическая правда» рассматривает строение как движимость: его можно было украсть, т. е. разобрать и унести. В то же время широко пользовались и гвоздями, там, где достаток это позволял. Описывая епископскую резиденцию в Туре, Григорий Турский хвалит это деревянное здание за то, что оно сколочено при помощи гвоздей. Среди ремесленников, перечисляемых германскими «правдами», каменщики отсутствуют.

 

 

—стр. 49—

 

поселения, а сравнительно изолированные дворы типа хуторов. Существует довольно основательное мнение, что рубленые конструкции, хотя они и были распространены еще в эпоху раннего железа (городище Бухау), получили развитие не столько у германских, сколько у славянских племен. Встречаются они, впрочем, и на скандинавском Севере.

 

Бесчисленные памятники деревянного зодчества XVI в., рассеянные на всем пространстве Средней и Северной Европы и выполненные в фахверке, отличаются как несравненными конструктивными достоинствами, обеспечившими им многовековую сохранность, так и самобытной прелестью своей композиции и убранства. Такая архитектура свидетельствует о долгой творческой эволюции народного строительного искусства, корни которого уходят в глубочайшую древность.

 

 

12. Типы франкских укрепленных поселений: 1 — Пипинсбург; 2 — Хюнебург

 

 

В сельском строительстве германцев основой конструкции всегда оставалось дерево. Не способствовало развитию каменных конструкций и отсутствие у германцев прогрессивного фортификационного строительства. Еще Тацит отмечал неприязнь свободолюбивых варваров к стенам, ограждающим поселения и превращающим их в «могилу свободы». Германские поселения и много позже не имели ограждений: в случае опасности жители вместе со своим скотом укрывались в «бургах» — особых участках, защищенных рвами, палисадами и деревянной башней на естественном или насыпном холме. Остатки древних укреплений на горе Хайлигенберг — пример такого временного укрытия, не заключавшего в себе постоянной застройки.

 

Видимо, более постоянный характер носит бург Альтенбург (Гессен), где почти прямоугольное плато было с северной, наиболее уязвимой стороны ограждено каменной стеной. В юго-западной и юго-восточной части подножие холма было укреплено земляным валом, местами переходившим в каменную стену, частично упиравшуюся в скалу, которая, таким образом, включалась в общую систему обороны поселения.

 

Можно считать установленным, что та или иная форма укреплений, в эпоху бронзы вообще еще неизвестных германцам, была заимствована ими у своих соседей: на востоке — у славян, на западе — у кельтов и римлян.

 

 

13. Тип каролингского пфальца. Реконструкция

 

 

Для начавшегося около 800 г. развития укреплений другого Альтенбурга (Тюрингия) исходной была кольцевая стена славянского типа (рис. 11). Около 1000 г. эта стена на скалистой вершине холма была значительно удлинена добавлением нового полукружия с башней, помимо которой в пределах старой стены выросла вторая. Ворота во внешний и внутренний дворы были дополнительно укреплены. За пределами внешней стены, у подножия соседнего холма, была построена часовня, а в 1150 г. между двумя холмами уже расположился

 

 

—стр. 50—

 

имперский «пфальц» — т. е. укрепленная резиденция правителя области.

 

В государстве франков, помимо укрытий для населения, возводились бурги и как точки опоры в экспансии на восток. В Саксонии обнаружены остатки целого ряда таких бургов (Пипинсбург, Штеттингхаузен, Дольберг, Буманнсбург и др.). Планировка таких гарнизонных стоянок, естественно, отличалась от бургов, служивших владельцу постоянным жилищем (бург Хюненбург): здесь вся застройка (капелла, жилой объем — «палас», башня, хозяйственные строения) расположена по внутреннему периметру кольцевой стены, а центральный участок двора оставлен незастроенным. Подобная планировка бургов-резиденций станет правилом в средневековой Германии (рис. 12).

 

Подлинный прототип средневекового замка представляют собой бурги, в которых схема застроенного франкского двора сочетается с башней, окруженной рвами и палисадами. Такие башни строились римлянами, а затем франками. В Нижней Саксонии (Дрибург, Пирмонт и др.) сохранились остатки франкских укреплений, в которых рвы с палисадами окружали прямоугольную в плане жилую башню (фахверковую на каменном цоколе).

 

С приходом к власти Каролингов, ускорившим процесс феодализации, центр хозяйственной и общественной жизни надолго переместился из городов в поместья. Графства, как наместничества короны, стали именоваться уже не по городам, а по названиям крупных поместий, а управление государством стало осуществляться непосредственно из королевских поместий. Вплоть до начала VIII в., когда Ахен был превращен в столицу новой империи, двор кочевал из поместья в поместье, из пфальца в пфальц, причем продолжительность его пребывания в очередном из них определялась наличными запасами продовольствия (рис. 13).

 

Коронация Пипина превратила его излюбленное поместье — пфальц в Ахене — в королевский дворец, который позднее Карл и решил отделать (769—780 гг.) с подобающей пышностью. Хотя подавляющее большинство построек пфальца ныне утрачено, общий план ансамбля легко восстановим. Отчетливо различаются два центра— дворцовый и церковный, соединенные по западной стороне парадного (северного) двора двухъярусным переходом от тронного зала к дворцовой капелле. Во внешний (южный) двор выходили многочисленные здания, которые возникли в связи с превращением Ахена в административный и культурный центр империи (рис. 14).

 

 

14. Ахен. Пфальц, 769—780 гг.

 

 

Основные постройки пфальца были сооружены в бутобетонной технике, с облицовкой тесаным камнем, а для внутренней отделки из Рима и Равенны привезли ан-

 

 

—стр. 51—

 

тичные колонны и ценные породы мрамора. Однако окружавшая ансамбль масса строений — жилища и мастерские крепостных крестьян и ремесленников, обслуживавших пфальц, — представляла собой обычные для того времени фахверковые постройки и полуземлянки.

 

Разумеется, важнейшим элементом дворцового центра был тронный зал, по германской традиции снабженный апсидой на каждой из продольных сторон. В западном торце Карл добавил третью, «тронную» апсиду. Зал был разделен на пять поперечных «нефов», расположенных анфиладой. Перекрытие было стропильным.

 

Второй из рейнских пфальцев Карла — Ингельхайм — был закончен уже при Людовике Благочестивом. Как показали раскопки, здесь, помимо парадного зала (паласа) и массы небольших помещений, снабженных, по образцу Латеранского дворца в Риме, нишами (апсидиолами) и экседрами, был еще большой пиршественный зал. Пфальцы, за исключением пограничных, особых укреплений первоначально не имели. Они стали возникать лишь во второй половине IX в. в связи с участившимися набегами норманнов.

 

 

 

В ансамбль каждого пфальца обязательно входила дворцовая капелла. Первенствующее положение, занятое пфальцем в Ахене в результате превращения его в постоянную резиденцию императора, отразилось в сохранившейся дворцовой капелле (рис. 15) — величайшем из дошедших до нас памятников архитектуры Каролингов, хотя в свое время, вероятно, и не самом значительном. Уже при освящении (805 г.) капелла получила ранг кафедрального собора.

 

Капелла с окружавшими ее постройками¹ была как бы вторым, южным центром пфальца, уравновешивавшим противолежащий дворцовый, причем в ее композиции отразилась множественность функций: церковь была призвана служить не столько дворцовой капеллой, сколько личной усыпальницей императора, местом содержания его по тем временам драгоценной коллекции реликвий, а также трибуной, с которой он в особо торжественных случаях обращался к собравшимся. Около семи тысяч человек могло поместиться в атрии — прямоугольном, несколько вытянутом в длину дворе, примыкавшем к капелле с запада. Судя по остаткам, весь внутренний периметр атрия обегала арочная колоннада, которая несла второй ярус — сплошной ряд крытых помещений. В нижнем ярусе каждые две колонны чередовались с тяжелой опорой прямоугольного сечения. Самое здание капеллы, шестнадцатиугольное в плане, при всей центричности общей композиции имело и осевую направленность: помимо слегка выступавшей прямоугольной алтарной части, в 1355—1414 гг. замененной готическим хором, в противоположном конце высилась монументальная входная часть с нартексом, фланкированным двумя цилиндрическими лестничными башнями. Над порталом, под новой псевдоготической колокольней (1879—1884 гг.), в сторону атрия открывалась лоджия, напоминавшая лоджию на фасаде так называемого «дворца экзархов» в Равенне.

____________

¹ С севера и с юга к основному зданию примыкало еще по небольшой капелле базиликального типа. От них сохранились только фундаменты.

 

Изнутри лоджии соответствовало сообщавшееся с ней тронное помещение, расположенное на втором, главном уровне интерьера, напротив алтаря. Над тронным помещением находилась часовня, где хранились реликвии. Продолжением тронного помещения служила галерея, обходившая на верхнем уровне внутренний периметр капеллы и открывавшаяся в центральное пространство двухъярусными проемами арок октогона, который и образует окруженное шестнадцатигранной внешней стеной центральное ядро всего сооружения. Великолепие античных колонн из пелопонесского мрамора, украшающих проемы арок на уровне галереи¹, красота окаймляющего ее бронзового ограждения и торжественное величие самых пропорций не оставляют сомнения в том, что именно верхний ярус внутреннего пространства капеллы был главным.

____________

¹ Эти колонны, доставленные из Рима, Трира и Равенны, носят чисто декоративный характер. В 1794 г. они были увезены французами в Париж, а в 1843 г. снова, за исключением семи, установлены на место, причем их почти пятидесятилетнее отсутствие не отразилось на прочности здания в целом.

 

 

—стр. 52—

 

  

15. Ахен. Дворцовая капелла, освящена в 805 г.

 

 

Куполообразный сомкнутый свод пролетом около 14,5 м, перекрывающий центральное пространство на высоте 31,7 м и снабженный высоким тамбуром с окнами, покоится на восьми могучих арках октогона, причем перекрытия обходящей октогон кольцевой галереи верхнего яруса (восемь направленных радиально цилиндрических сводов) воспринимают распор центрального свода. Несмотря на всю сложность стоявших перед ним композиционных задач строитель Ахенской капеллы разрешил их с удивительным для того времени мастерством: он создал большое, сплошь каменное сооружение, конструкции которого работают почти двенадцать столетий.

 

Система сводов и опор Ахенской капеллы, строившейся в 790—814 гг. и целиком возведенной из тяжелого известняка, напоминает скорее постройки императорского Рима, чем легкие керамические перекрытия и всю кирпичную технику византийской Равенны. Строителем капеллы источники называют франка Одо из Меца — города, как и вся Галлия VIII в., еще богатого памятниками римской инженерии.

 

Все же прототипом Ахенской капеллы часто считали церковь Сан Витале, хотя и не существует каких-либо данных о знакомстве Одо с сооружениями Равенны.

 

Известно, что за осуществлением обширной строительной программы Карла наблюдал стоявший во главе королевских мастерских секретарь и будущий биограф императора Эйнгард, который, видимо, и сам был мастером в области прикладных искусств. С его именем иногда связывают не только изготовление бронзовых решеток¹ и дверей капеллы, но и дошедшую до нас конную статуэтку Карла. Не исключено, что именно Эйнгарду принадлежит композиционный замысел Ахенской капеллы.

____________

¹ Существует предположение, что решетки были сняты с мавзолея Теодориха в Равенне. Габариты решеток, во всяком случае, не противоречат такому предположению.

 

Внутреннее пространство Ахенской капеллы, несмотря на все последующие украшения мозаикой и мраморной облицовкой (1881—1944 гг.), придавшие ему несколько византийский колорит, лишено единства и праздничной приподнятости интерьера церкви Сан Витале. Отсутствие ниш, массивность нижнего яруса, наконец самая отчетливость горизонтальных членений превращают эту дворцовую церковь скорее в императорский мавзолей, в полумраке которого на протяжении столетий происходила в дальнейшем коронация германских королей.

 

Кладбищенская часовня св. Михаила при каролингском монастыре Фульда в своей ранней части (822 г.) представляет со-

 

 

—стр. 53—

 

бой центрическую капеллу с куполом на восьми колоннах и кольцевым обходом вокруг основного пространства (рис. 16).

 

 

16. Фульда. Часовня св. Михаила, 822 г.

 

 

При всем воздействии, которое Ахенская капелла оказала в дальнейшем на ряд центрических сооружений, особенно в средневековой Германии, она не типична для храмостроения времени Каролингов. Однако несомненно новой и характерной была проявившаяся в ней тенденция представительности, еще целиком отсутствовавшая в архитектуре Меровингов. Впервые со времени падения Западной Римской империи архитектура призывалась выразить идею государственности, наличие которой и отличало империю Карла от предшествующих германских племенных объединений.

 

Процесс феодализации развивался под непосредственным идеологическим влиянием церкви, становившейся благодаря росту ее земельных владений едва ли не крупнейшим феодалом. Для консолидации своей рыхлой империи Каролинги нуждались в безусловной поддержке церкви, тем более, что рука об руку с завоеваниями Карла шла насильственная христианизация племен и народов, поглощавшихся его государством. Уже непосредственные предшественники Карла превратили преемственную дружбу франкских королей с католической церковью в союз, тем более выгодный, что благодаря целому ряду выдающихся организаторов и политиков, занимавших римский престол именно в это время, папство, обнаружив свои вселенские притязания, приобрело вместе с тем большое влияние и силу. Тем не менее и оно нуждалось в поддержке государства франков, притом не только против постоянно угрожавших Риму лангобардов, но и в той тяжбе, которая возникла у него с Византией в результате претензий римского епископа на главенство в христианском мире.

 

Конфликт Рима с Византией в VIII в. обострился тем более, что в 726 г. византийский император Лев III запретил религиозные изображения, чем положил начало иконоборческому движению. Иконоборчество отвергалось Римом, причем не столько по догматическим, сколько по политическим причинам. В этот период интенсивной христианизации восточно-германских племен, не только не понимавших латинского языка, на котором велось богослужение, но и неспособных еще воспринимать какой-либо абстракции без того, чтобы она была выражена в конкретных формах изображения, церковная живопись становилась функционально неотъемлемым элементом христианского храма. В самом конце VI в. папа Григорий I, всегда помнивший о тактике миссионерства среди варваров, писал: «Живопись допустима в церквах для того, чтобы неграмотные могли читать, глядя на стены, находя то, чего они не в состоянии почерпнуть в книгах».

 

Условия развития христианства на Востоке и на Западе были различны с самого момента возникновения христианской церкви, как различны были и питавшие это развитие культурно-исторические подосновы. Это и сделало наступившее с течением времени раздвоение церкви неизбежным.

 

Коронация Карла, укрепившая союз франкской короны и латинского креста, послужила могучим импульсом для дальнейшего обособления западной церкви от Византии.

 

Санта Прасседе, важная церковь, построенная в Риме в первой четверти IX в. (рис. 17), свидетельствует о прямом отходе

 

 

—стр. 54—

 

от восточного типа базилик и о возврате к раннехристианской архитектурной традиции Рима¹. Подобно большим ранним базиликам, и это сравнительно крупное трехнефное сооружение получило трансепт и только одну полукруглую апсиду, под которой находится крипта. Трансепт открывается в боковые нефы арками, но колонны среднего нефа, как и в базилике св. Петра, несут горизонтальный архитрав. Сохранились следы атрия, который, согласно римской традиции, предшествовал входу. Даже в кладке, где кирпич не перемежался обломками камня, заметно подражание старой технике. Мозаики восточного конца, включая триумфальную арку и апсиду, сохранились первоначальные. Они все еще по духу — византийские. Отход от восточной традиции не отразился на изобразительных искусствах. В это время даже усилились византийские влияния на иконопись и технику мозаик, фресок и миниатюр. Этому способствовала массовая иммиграция греческих мастеров, лишившихся в связи с иконоборчеством заказов на родине.

____________

¹ Несмотря на повторные реставрации (1450, 1832, 1869 гг. и др.) памятник сохранил свои первоначальные особенности.

 

 

17. Рим. Базилика Санта Прасседе, начало IX в.

 

 

В общем архитектурном облике церкви Санта Прасседе как бы воплотилось стремление укрепившегося папства предать забвению унизительную пятивековую зависимость от Византии и возродить идею триумфа христианского Рима, как функции союза империи и церкви. Символом этого союза представлялась базилика св. Петра.

 

В этой связи и появился подозрительный документ, согласно которому Константин, перенеся свою столицу на Восток, якобы поручил римскому епископу всю совокупность духовной и светской власти над Западом¹.

____________

¹ Видимо, документ был сфабрикован в канцелярии папы Павла I (757—767 гг.).

 

Опираясь на этот мифический «дар Константина», папы и стали претендовать на право «коронации», т. е. передачи своего права на светскую власть тем, кто ею фактически владел. Карл энергично поддерживал церковь, усматривая в ней выгодную для себя идеологическую и социально-политическую силу. Именно поэтому, возрождая понятие Римской империи, Карл имел в виду не государство первых цезарей, а христианский Рим Константина, продолжателем «миссии» которого он себя считал.

 

Помимо материальной поддержки церкви земельными дарениями, Карл и его преемники издали целый ряд законодательных актов, способствовавших унификации обряда и централизации церковной иерархии под главенством Рима, чем в значительной мере и было положено начало средневековому католицизму. Для истории архитектуры наибольшее значение имели запрет галликанства с его восточной обрядностью (около 760 г.) и введение единообразного, западного (бенедиктинского) устава для всех монастырей империи, что ликвидировало влияние ирландских монастырей, восточные корни которых несомненны (798 и 817 гг.).

 

Наряду с древним аббатством Сен Дени одним из важнейших бенедиктинских монастырей империи был монастырь в Фульде, основанный в 744 г. Ставшую скоро недостаточно вместительной первоначальную церковь (751 г.) в 817—819 гг. заменили новой, приближавшейся по размерам к римской базилике св. Петра. Церковь в Фульде (рис. 18), помимо размеров и западной ориентации, воспроизводила целый ряд других особенностей римской базилики, связывавшейся с именем Константина, в том числе и ее гигантский трансепт, в данном случае даже превышающий длину нефа (77 и 65 м). Расположенный в западном конце здания, он был снабжен широкой полукруглой в плане апсидой, притом единственной. Благодаря колоннам с композитными капителями, на которых, как полагают, покоился архитрав, воспроизводился пространственный эффект римских базилик. Существующее барочное здание

 

 

—стр. 55—

 

собора в Фульде воспроизводит многие композиционные особенности и пропорции этой предшествовавшей ему постройки.

 

 

18. Фульда. Монастырская церковь, 819 г.

 

 

Демонстративное обращение к раннехристианскому Т-образному плану свидетельствует о реакции на недавнее господство восточного типа базилик. Она проявилась уже в монастырской церкви Сен Дени, освященной в 775 г. Здесь также доказано наличие трансепта.

 

Монастырская церковь в Херсфельде, построенная в 831—850 гг. на месте деревянной (768 г.) и сгоревшая в 1038 г., также имела узкий трансепт, в который, однако, помимо главной, открывались и боковые апсиды. Существующие руины относятся к зданию XI в., которое воспроизводило план сгоревшего. Сохранились данные, указывающие на то, что план этот оказался повторенным в целом ряде небольших трехнефных базилик IX в. (в Регенсбурге, Франкфурте, Хайлигенберге, Цюрихе и др.). В Хильдесхайме частично сохранился трансепт раннего собора (около 851—872 гг.).

 

От первой из двух церквей с Т-образным планом, построенных Эйнгардом, — церкви в Штейнбахе (рис. 19) — сохранился только средний неф (небрежная кладка, хрупкие опоры, незначительные проемы, бедность и обнаженность форм). Вторая базилика, построенная Эйнгардом между 831 и 840 гг. в Зелигенштаге, в основном сохранилась¹. Это трехнефная базилика со сравнительно широким трансептом, причем стены ее, в отличие от предшествующей, выведены из хорошо отесанного камня. В интерьере — по девяти опор с каждой стороны несут арки, сложенные, как и самые опоры, из кирпича.

____________

¹ Восточная часть относится к раннеготическому периоду, западный фасад — пристройка XIX в.

 

 

19. Штейнбах. Базилика Эйнгарда, около 825 г.

 

 

Наряду с церквами, снабженными трансептом, продолжали строить и лишенные трансептов базилики восточного типа. Верхняя из трех церквей монастыря на острове Райхенау, св. Георга («Оберцелл»), сооруженная между 836 и 890 гг., — тонкостенная трехнефная базилика на колоннах, капители которых приближаются к кубическим. Первоначально апсида, с небольшими апсидами (апсидиолами) по сторонам, примыкала непосредственно к нефу, но в конце X в. восточный конец здания был перестроен, а позднейшие росписи изменили и пространственный эффект интерьера.

 

Однако скоро обнаружилась невозможность простого воспроизведения римских базилик там, где это не вызывалось особыми обстоятельствами.

 

Храмостроение эпохи Каролингов развивалось не в городах, где, собственно, и возник чисто городской тип позднеантичной базилики, а в монастырях. Но внутреннее пространство монастырской церкви, обслуживавшей наряду с монахами и окрестное сельское население, требовало соответствующей дифференциации (выделения более или менее обширного хора). К IX в. усложнился ритуал богослужения, в особенности — монастырской литургии с ее пением

 

 

—стр. 56—

 

и процессиями, а в связи с развившимся культом мощей выросло число дополнительных алтарей. Все это также требовало изменения пространственной структуры первоначальных базилик.

 

Более того, вне Италии, а тем более в Северо-Западной Европе, куда в VIII—IX вв. переместился центр тяжести монастырского строительства, не существовало того унаследованного от античности восприятия архитектурного пространства, которое заставляло бы стремиться к обширным, открытым и светлым интерьерам, к спокойному ритму мраморных колонн, к роскоши полихромных облицовок, к сверкающим краскам мозаик и к золоченым потолкам. Хотя большинство построек времени Каролингов также отличалось сравнительным богатством внутренней отделки, включавшей сплошную роспись стен, композиция церкви не определялась стремлением возродить пространственные особенности ранних базилик. Слишком недостаточным к тому же было освещение, а мрамор и колонны, как правило, отсутствовали.

 

Ничего не сохранилось от деревянного зодчества раннего средневековья, хотя именно в дереве велось рядовое строительство, в котором проявлялись тектоническое мышление, изобретательность и мастерство строителей времени Каролингов. Из дерева сооружались не только сельскохозяйственные постройки и жилища, но и многочисленные монастырские здания, церкви и часовни как в самой Австразии, так и тем более в завоеванных областях, где вездесущий крест всегда сопутствовал мечу. Поэт Венанций Фортунат, около 550 г. описывая мастерство франкских плотников, ставил их выше римских каменщиков.

 

К северу от Луары всем каменным монастырским церквам, как правило, предшествовали деревянные. Источники говорят о тридцати, в основном, деревянных церквах, разрушенных в Тюрингии язычниками — саксонцами в одном лишь 752 г. Слава франкских плотников достигла Рима, и папа Адриан I просил у Карла присылки не только древесины для ремонта стропильных перекрытий базилики св. Петра, но и специалиста-плотника, который наблюдал бы за работами. Хотя деревянная колокольня, сооруженная в середине VIII в. при этой базилике, и была, видимо, единственной в Риме, но на Севере к концу того же столетия такие колокольни стали явлением довольно обычным.

 

Однако варварское представление о монументальности после знакомства с каменной архитектурой античности уже исключало деревянную конструкцию, и при малейшей возможности хотя бы стены и другие несущие элементы старались возводить из камня. Но при решении возникавших при этом новых архитектурных задач, как уже говорилось, мастера, не имея примеров в предшествующем каменном строительстве, невольно обращались к собственной строительной практике, тем более, что северный климат требовал гладких стен и крутых кровель. Так свойственный сложному деревянному зданию принцип соединения пространственно ограниченных объемов различной высоты проник еще при Меровингах в каменное зодчество Севера (церковь св. Мартина в Туре). Если основа композиционной схемы оставалась римской, то строившаяся па этой основе комбинация объемов определялась новыми и более сложными функциями монастырской церкви, а также иными, чем в Италии, климатическими и социальными предпосылками, иным арсеналом технических средств, не говоря уже об архитектурно-художественной традиции германского Севера.

 

При всем сходстве с римским прототипом церковь в Фульде, помимо главной, западной апсиды, имела в противоположном конце другую, восточную, по сторонам которой и были в 937 г. пристроены башенки. Ныне установлено, что двусторонний акцент предполагался и в возобновленной церкви аббатства Сен Дени (754—775 гг.). Однако место западной апсиды занял построенный здесь по личной инициативе Карла нартекс, фланкированный башнями. Такой трактовкой входа, как известно, повторенной в Ахенской капелле и вообще ставшей довольно обычной при Каролингах, открывалась новая эра в средневековом храмостроении. Известно также, что над трансептом церкви Сен Дени высилась башнеобразная надстройка, скорее всего деревянной конструкции. Таким образом, аббатству Сен Дени суждено было стать колыбелью не только готической архитектуры, но в известной мере и архитектуры Каролингов.

 

Двусторонне ориентированные церкви еще за пять столетий до Каролингов стро-

 

 

—стр. 57—

 

ились и в Северной Африке (например, церковь св. Репарата в Тебессе, IV в.), где они, быть может, обслуживали смешанные, мужские и женские, монастыри. Но некоторое сходство внешних форм еще не говорит о генетической связи, тем более, что нет никаких данных о контактах между Австразией и Северной Африкой, которые могли бы к тому же представить старые и незначительные провинциальные сооружения в качестве образцов для едва ли не важнейших построек времени Карла Великого. Видеть где-либо в Сирии или Северной Африке источник контрапсид и двусторонней ориентации, т. е. схемы, сыгравшей выдающуюся роль в развитии не только архитектуры Каролингов, но и романской архитектуры, особенно в Германии, тем более неосновательно, что существует документ, суммирующий собственные искания каролингских строителей и в то же время дающий функциональное оправдание найденным решениям.

 

Становление феодальной империи Карла сопровождалось глубокой иннервацией ее рыхлой ткани сетью монастырей, служивших основными проводниками господствующей идеологии. Энергичная поддержка монашества Каролингами вызывалась, однако, и экономическими интересами государства: бенедиктинские монастыри после реформы и централизации их Бенедиктом Аньянским (умер в 822 г.) благодаря дисциплине, богатству и устойчивости становились образцовыми поместьями, насаждавшими передовые методы хозяйствования.

 

Преобладание социальных функций всегда отличало монашество Запада от созерцательного аскетизма его восточных прототипов, и повторные реформы бенедиктинского устава вызывались не догматическими отклонениями, а порчей нравов монашества, вредившей влиянию церкви на массы. В соответствии с принципами римской социальной дисциплины, сочетавшейся с унаследованными от германских племенных дружин навыками «артельности», деятельное и практичное благочестие ранних бенедиктинцев требовало организованности: каждый шаг монаха, не исключая его молитвы, был подчинен установленному распорядку и бдительному контролю со стороны монастырского начальства.

 

 

20. Санкт Галлен. Монастырский двор, IX в. 1 — средний неф; 2 — боковые нефы; 3 — трансепт; 4 — восточная апсида; 5 — хор; 6 — западная апсида; 7 — главный алтарь; 8 — дворики; 9 — башни; 10 — клуатр; 11 — дормиторий; 12 — трапезная; 13 — погреб; 14 — кухня и другие хозяйственные постройки; 15 — жилище аббата; 16 — школа; 17 — странноприимный дом; 18 — больница; 19 — новициат; 20 — капеллы; 21 — кладбище; 22 — жилища ремесленников; 23 — конюшни; 24 — сады и огороды

 

 

Знаменитый пергамент, составленный около 820 г. и хранящийся в библиотеке Санкт-Галленского монастыря (рис. 20) — любопытное свидетельство раннего отказа от неоправданной преемственности традиционных архитектурных типов и форм в пользу функционально организованной композиции монастырской церкви и рационального построения плана монастырского двора применительно к конкретным условиям жизни и деятельности монахов и к особенностям католического богослужения. Поскольку схематический план, изображенный на этом чертеже, игнорировал характер участка, предполагают, что он носил типовой характер, тем более, что был

 

 

—стр. 58—

 

составлен вскоре после Ахенского собора (816 г.), обсуждавшего организационные вопросы бенедиктинства. Хотя нанесенные на пергамент размеры — позднейшая приписка, масштаб без труда улавливается по таким деталям, как койки дормитория.

 

 

  

21. Лорш. «Надвратный зал», около 880 г.

 

 

Для всех построек предполагалась деревянная конструкция (фахверк). Исключение составляли такие сооружения, как дормиторий, трапезная и церковь — важнейшее здание монастыря. Ориентированная на восток, она расположена в северной части участка, где единственная продольная ось плана прорезает его от главного входа, через огражденный стенами проход, к западному концу церкви — трехнефной базилики с трансептом. Хоровое пение монахов становилось важной частью литургии, и в восточном конце между трансептом и апсидой возник прямоугольник хора. Складывался довольно отчетливый план в форме латинского креста. Средокрестие, видимо, было увенчано невысокой прямоугольной башней-фонарем. В западном конце — контрапсида с предшествующим ей полукруглым в плане атрием, вход в который фланкирован свободно стоящими цилиндрическими башнями, напоминающими равеннские или лестничные башни Ахенской капеллы. На таких башнях зажигали огонь, указывавший дорогу в монастырь.

 

Монахи входили в церковь, как обычно, через особый портал в южном плече трансепта. В западном конце благодаря первоначально намечавшейся контрапсиде — только незначительные проемы обеспечивали мирянам доступ в боковые нефы. Даже при отсутствии монастырских стен коллектив монахов ограждался от внешнего мира всей совокупностью застройки монастырского двора. В таких условиях и церковь, при наличии противопоставленных апсид и лишенная акцентированной входной части, превращалась в замкнутое в себе святилище.

 

Прямой противоположностью светлым и воздушным интерьерам городских базилик Рима, взятых за основу плана и Санкт-Галленской трехнефной базилики, была также организация ее внутреннего пространства, разделенного на отсеки капелл, по четыре в каждом из трех нефов. Такие отделения, хотя и соединенные проходами, противоречили требованиям литургии, в которой важное значение приобретали ри-

 

 

—стр. 59—

 

туальные процессы. Более того, загроможденность внутреннего пространства мешала зрелищной стороне богослужения, хотя в это время именно Санкт-Галленский монастырь становился одним из центров развития литургических инсценировок.

 

Тем не менее, при всех своих недостатках, которые обнаружились лишь в свете последующего опыта, принцип построения Санкт-Галленской церкви — свидетельство несомненной попытки рационального обоснования его компонентов.

 

Фундаменты и остатки церквей в Линце (на Рейне), в Падерборне (церковь Спасителя), в Хёхсте и других местах свидетельствуют о сравнительно вялом развитии композиций на востоке империи Каролингов, о предпочтительном применении там консервативных форм и пространственных построений. Здесь, в частности, надолго удержались контрапсиды, иногда в сочетании с громоздким башенным объемом, аналогичным западному фасаду осуществленной церкви в Санкт-Галлене или сохранившейся церкви богоматери в Маастрихте.

 

Не исключено, что строителям Санкт-Галленской церкви живой пример казался убедительнее чертежа. Раскопками установлено, что ранняя и довольно примитивная церковь каролингского монастыря Лорш (близ Вормса), освященная в 774 г., имела, судя по фундаментам, довольно развитую западную часть: массивный, вероятно, трехъярусный объем, фланкированный лестничными башенками. Нижний ярус, как обычно, играл роль нартекса, а верхний был занят дополнительной часовней. Объем увенчивался колокольней или звонницей. Монументальность была в представлении франков неотделима от того впечатления неприступности, которое внушали почти глухие массивы каменной кладки, прорезанные лишь редкими проемами окон, напоминавших бойницы.

 

От ранней церкви монастыря Лорш до нас дошли одни фундаменты. Около 880 г. к ее апсиде была пристроена вытянутая в длину капелла, служившая усыпальницей немецким Каролингам. Позднее старая церковь, ставшая недостаточно вместительной, уступила место романскому зданию (1130 г.), от которого также мало что сохранилось. Но от времени постройки капеллы в удивительно хорошей сохранности дошел до нас так называемый «Надвратный зал» (рис. 21), стоявший отдельно перед атрием исчезнувшей церкви.

 

Композиция этого уникального сооружения напоминает триумфальную арку, в аттике которой и помещен «Надвратный зал». Назначение его осталось невыясненным. В XII в. он был превращен в часовню св. Михаила, тогда же была добавлена вторая, северная апсида.

 

В южной изначально помещалась винтовая лестница.

 

Эпоха, возрождавшая многие из архитектурных форм времени Константина, могла пытаться возродить и мотив римской арки этого императора в качестве украшения, приличествующего въезду в царственный монастырь. Во всяком случае, явно антикизирующие настроения отражены в стройных полуколоннах, обрамляющих арки нижнего яруса и снабженных широко прорисованными капителями, выполненными в камне. Однако архитектурный декор наружных стен второго яруса отчетливо свидетельствует о влиянии деревянного зодчества: тесно поставленные плоские пилястры соединены между собой цепью крутых щипцов, образующих зигзагообразный фриз. Самая облицовка стен, выполненная в инкрустационной технике, напоминает наборные и резные ларцы.

 

Высокое качество кладки фундаментов, цоколя и других конструктивных элементов «Надвратного зала» отличает его от остальных построек монастыря. Не исключено, что строителями «зала» были не местные, а пришлые мастера, возможно, галльские, тем более что облицовка имеет прототипы в Галлии времени Меровингов (памятники Пуатье, крипта в Жуарре и др.). Исследования показали, что в основу размеров «зала», в отличие от других сооружений Лорша, положен не каролингский, а лангобардский фут, принятый на Юге, в частности и в Южной Галлии.

 

В 822 г. в церкви монастыря Корвей был применен план в форме латинского креста. В 873—885 гг. к ее западному концу был пристроен сохранившийся в своей основной части многоярусный прямоугольный объем (рис. 22), завершавшийся шатровым покрытием, а по фасаду фланкированный двумя лестничными башенками, также прямоугольными в плане. Такая композиция, представлявшая собой развитие упоминавшихся раннекаролингских построений

 

 

—стр. 60—

 

портальной части церкви и названная в дальнейшем «вестверком», получила со временем распространение в Северной Германии (в Саксонии и Вестфалии).

 

 

  

22. Корвей. Монастырская церковь, 873—885 гг. Реконструкция и интерьер вестверка

 

 

Несмотря на отход от базилик восточного типа, отзвуком их в ряде случаев оставались строенные апсиды. Но быстрое развитие культа мощей и практики ритуальных процессий требовало пересмотра этой традиционной композиции.

 

Первоначальный хор церкви монастыря Корвей подобно основному пространству был трехнефным, причем его боковые нефы, соединяясь, образовывали коридор, который обходил полукружие центральной апсиды. Общая композиция корвейской церкви свидетельствует о поисках наиболее выразительных и функционально оправданных решений. Однако поиски эти происходили скорее в Галлии, чем на востоке империи.

 

Сооружения времени Каролингов на территории нынешней Франции уничтожены последующими перестройками. Но и тех фрагментарных остатков, которые дошли до нас, достаточно, чтобы показать, насколько выше было искусство галльских каменщиков по сравнению со строительной практикой к востоку от Рейна.

 

В непосредственном соседстве с собором в Бове сохранилась западная часть предшествовавшего ему здания. Высокое качество кладки всей западной стены и особенно щипца — свидетельство давности мастерства местных каменщиков. Ныне памятник этот (Басс-Эвр) датируется обычно восьмым, а не девятым веком, как было принято раньше.

 

К первой половине X в. относится церковь Сен Женеру, где качество каменных работ еще выше (рис. 23).

 

 

23. Сен Женеру. Монастырская церковь, около 950 г.

 

 

Мастерство галльских каменщиков тем более знаменательно, что по соседству с Нейстрией, по-видимому, находился и центр композиционных исканий строителей эпохи Каролингов.

 

Монастырь Корвей был основан группой монахов, приглашенных из пикардийского монастыря Корби, церковь которого в западном конце имела строение, напоминавшее сохранившийся вестверк церкви в Корвей.

 

В то же время невдалеке от Аббвиля, т. е. в той же Пикардии, в последнем десятилетии VIII в. была завершена перестройка церкви крупнейшего монастыря Сен Рикье «Центула», явившаяся едва ли не важнейшим строительным предприятием эпохи (рис. 24, 25). Известно, что сам Карл принимал живое участие в строительстве, обес-

 

 

—стр. 61—

 

печив его средствами, рабочей силой и материалами.

 

 

  

24. Сен Рикье. Монастырская церковь («Центула»), около 800 г.

1 — миниатюра XI в.; 2 — реконструкция Эффмана

 

 

25. Сен Рикье. Монастырская церковь. Реконструкция Конента

 

 

Сооружение это полностью утрачено, но хорошо известная реконструкция Эффмана, сделанная на основе описаний и миниатюры из рукописи XI в. и подкрепленная исследованиями Дюрана, ныне всеми признается как достоверная.

 

Важнейшую часть этой трехнефной базилики с трансептом составлял вестверк, фасад которого был едва ли не первым выразительно расчлененным фасадом раннего средневековья. Его второй ярус завершался цилиндрическим барабаном, увенчанным колокольней со шпилем. Аналогичным вертикальным завершением был снабжен и второй барабан, над средокрестием. К востоку от трансепта прямоугольник хора служил продолжением среднего нефа и заканчивался широким полукружием единственной апсиды, открывавшейся в хор колоннадой. В углах примыкания хора к трансепту высилась вторая пара лестничных башенок.

 

Исследования показали, что каменная кладка в западной части была доведена только до основания барабана, который, как и венчавший его шпиль, был деревянным. Все основное пространство было снабжено деревянным стропильным перекрытием.

 

Из литературных источников известно, что в церкви соседнего монастыря Сен Вандрилль аналогичное завершение башни представляло собой деревянную мачту, на которой на разных уровнях были нанизаны

 

 

—стр. 62—

 

«колеса» убывающего диаметра, что и составило каркас шпилеобразного завершения. Конент считает, что основанием для такой мачты могло служить сплетение стропил и ферм, перекрывавших часовню второго яруса и средокрестие.

 

 

  

26. Гранльё. Монастырская церковь Сен Филибер, 836—839 гг.

 

 

Таким образом, содружеством каменщиков и плотников была выработана композиционная схема крупной монастырской церкви, сложной пространственной организации которой (быть может, и не всегда оправданной) были приданы выразительные объемные формы. Возник специфически средневековый «северный» силуэт. Всей композиции, однако, не хватало еще той органической целостности, которую придает сдвинутым один к другому объемам функциональная логика конструкции, выполненной во всех своих взаимосвязанных элементах из однородного материала.

 

Не способствовал впечатлению тектонического единства и характер убранства, типичный для времени Каролингов.

 

Фрески, сохранившиеся в обширной, перекрытой сводами крипте церкви Сен Жермен в Оксере (середина IX в., рис. 27), раскрывают характер трактовки повествовательных сюжетов каролингскими мастерами. Помимо орнамента, напоминающего мотивы процветавшего в то время художественного ремесла, роспись изображает сцены из жизни св. Мартина. Фигуры проникнуты драматизмом, они динамичны и очень выразительны, но в то же время крайне далеки от той обобщенности, которая лежит в основе тектонической природы всякой монументальной живописи. Скорее это книжные миниатюры, увеличенные во много раз и поспешно перенесенные с пергамента на еще влажную штукатурку стен.

 

 

27. Оксер. Крипта церкви Сен Жермен, середина IX в.

 

 

Было справедливо замечено, что история германского декора — это история конфликта между функцией и декоративным средством, история развития орнамента из подчиненной категории в самостоятельную форму художественной выразительности. Лучшей иллюстрацией этого положения служит та независимость от архитектурной среды, которую в дальнейшем приобрела пластика в средневековом зодчестве Германии.

 

Подлинный синтез искусств в здании христианского храма был невозможен до завершения развития композиционной схемы здания средневековой церкви.

 

Поиски наиболее эффективной композиции апсидального конца церковного здания стимулировались возраставшей популярностью культа мощей. Когда паломничества приняли массовый характер и процессии поклоняющихся реликвиям проходили на фоне торжественного богослужения, когда увеличилось количество мощей, хранимых в церкви, и умножилось число алтарей, наилучшим решением оказался кольцевой обход вокруг хора с рядом капелл, исходящих лучами («венцом капелл»). Однако этому красивому и логичному построению, к тому же не лишенному известной символики (за-

 

 

—стр. 63—

 

вершение креста лучами сияния — нимбом), предшествовали долгие и упорные искания галльских строителей IX в.

 

Некоторые исследователи считают, что если зародыш схемы кольцевого обхода — в крипте церкви Сен Филибер, невдалеке от озера Гранльё, близ Нанта (рис. 26), то в своей законченной форме она была впервые создана во второй церкви Сен Мартен в Туре (913—918 гг.). Композиция восточного конца этой церкви тем более важна, что благодаря высокому уровню почвенных вод, исключавшему глубокое захоронение, она возникла на поверхности земли.

 

Существуют, однако, серьезные возражения против столь ранней датировки кольцевого обхода в Туре, относимого с бо́льшим основанием к зданию 994—1014 гг., построенному на месте сгоревшей церкви 918 г. (рис. 28).

 

 

28. Тур. Базилика Сен Мартен, X в. Раскоп фундаментов апсиды

 

 

Подлинный кольцевой обход все же впервые, видимо, возник в самом сердце Галлии, в Оверни, славной своими традициями каменной архитектуры. Раскопки на месте старого здания собора (освящен в 946 г.) в Клермоне отчетливо показали наличие перекрытой сводами прямоугольной крипты, окруженной коридором, из которого лучеобразно исходят четыре капеллы. Предполагается, что эта композиция крипты была повторена на уровне земли, что делало капеллы двухъярусными.

 

Церковь Сен Филибер в Гранльё, помимо плана в форме латинского креста, ясно выраженного средокрестия и довольно сложной крипты, имеет и другую особенность, чрезвычайно важную для дальнейшего развития средневековых каменных конструкций. Обычные прямоугольные в сечении устои, сменившие колонны в рядовых церквах времени Каролингов, впервые получили здесь сложное крестообразное сечение благодаря дополнительным прямоугольным утолщениям, на которые опираются как массивные арки, разделяющие нефы, так и тяжелые пилястры со стороны среднего нефа, возносящиеся под самые фермы перекрытия.

 

Почти современный собору в Ахене ораторий Жерминьи-де-Прэ (806 г.) — сплошь сводчатое, хотя и небольшое сооружение, искаженное в XIX в. невежественной реставрацией (рис. 29). Основное пространство разделено четырьмя столбами на девять прямоугольников. Центральное пространство возносится в виде башни, покоящейся на четырех арках, соединяющих столбы. Угловые квадраты перекрыты куполами на тромпах, а осевые — цилиндрическими сводами, упирающимися в апсиды, которые со всех четырех сторон примыкают к основному объему (тетраконх)¹. По сторонам восточной апсиды были первоначально расположены апсидиолы.

____________

¹ Боковые апсиды были, возможно, добавлены позднее и в разное время: они расположены не по оси и несколько отличаются одна от другой.

 

Эта изящная, сплошь каменная постройка, перекрытие которой, подобно Ахенской капелле, проникнуто безупречной логикой взаимосвязанных каменных конструкций, должна была иметь несколько восточный колорит, напоминая тетраконхи Сирии и Малой Азии. Восточный колорит в интерьере к тому же подчеркнут подковообразным очертанием арок. Такие арки, однако, указывают скорее на вестготские источники оратория Жерминьи-де-Прэ, тем более, что инициатор постройки — епископ Теодульф — был по происхождению вестготом, выходцем из Нарбоннской Галлии (Септимании).

 

*

 

В условиях феодального строя, который складывался в государстве Каролингов, возникали, новые формы сельских поселений, совершенствовались типы фахверковых жилищ и хозяйственных построек, унаследованные от времени господства общинно-ро-

 

 

—стр. 64—

 

довых отношений и племенного быта, причем установилась довольно постоянная схема застройки крестьянского двора. Распространилась практика укрепления поселений, а созданием укрепленной усадьбы землевладельца-феодала был установлен общеобязательный для западных монастырей тип монастырского двора, где типология строений и самая схема застройки участка определялись как требованиями бенедиктинского устава, так и особенностями господствовавшей при феодализме системы хозяйствования. В дальнейшем этот тип монастырского двора столетиями оставался неизменным.

 

 

  

29. Жерминьи-де-Прэ. Ораторий, 806 г.

 

 

Ведущим архитектурным типом этого времени было здание монастырской церкви. Композиционное многообразие форм, отличающее ее развитие именно в эпоху Каролингов, — свидетельство напряженных поисков наиболее рациональных решений для тех функциональных, архитектурно-художественных и конструктивных задач, которые возникали перед строителями в связи со всей совокупностью общественно-идеологических функций здания церкви в раннее средневековье.

 

С появлением выступающих плечей трансепта и промежуточного пространства хора между ним и апсидой на долгие века вперед сложился план в форме латинского креста. Сочетанием прямоугольных объемов нартекса, трансепта, хора и других элементов различной высоты слагалась выразительная объемная композиция, которая, будучи увенчана башенными надстройками, создавала динамический силуэт, отличный как от спокойного безразличия наружных форм раннехристианских базилик, так и от уравновешенной объемной композиции крестовокупольных церквей Востока.

 

Развитие культа мощей и реликвий вызвало поиски новых пространственных схем для восточного конца здания церкви, которые и привели с течением времени к гармонической и красивой схеме кольцевого обхода с венцом капелл.

 

С другой стороны, возникшие при Каролингах социально-политические функции церкви потребовали соответствующей трактовки западного конца церковного здания, где и складывается не без прямого влияния императора Карла сложная портальная композиция (вестверк), в дальнейшем популярная в Германии не менее, чем кольцевой обход с венцом капелл во Франции.

 

Таким образом, за пределами Италии, в условиях иной природы и иного культурно-исторического наследия, многое из того, что в отдельности было создано уже в раннехристианском Риме и в Равенне, оказалось переосмысленным и синтезированным в монастырской церкви эпохи становления феодализма. На Западе при Каролингах вме-

 

 

—стр. 65—

 

сте с католицизмом утвердилась противопоставленная восточным типам храмов объемно-пространственная композиция здания средневековой церкви. Вместе с тем были найдены пластические средства для выражения монументальности вместо пространственных, характерных для ранних базилик Рима.

 

Не все, однако, оказалось в этой композиции прогрессивным. Иногда вестверк представляется чужеродным элементом, самостоятельным сооружением, как бы приставленным к западному концу церкви. Очень неубедительной выглядит кажущаяся двойственность ориентации (контрапсиды, а иногда нартексы, вырастающие до размеров западного трансепта). Принцип функциональной организации внутреннего пространства иногда все еще приносится в жертву архаике традиционных форм. Внутреннее пространство чрезмерно дифференцировано, загромождено обилием капелл, главное теряется во второстепенном. Но особенно плохи конструкции: неоправданно большие запасы прочности сочетаются с хрупкостью ответственных элементов, кладка декоративна, все держится на растворе. Огнестойкие перекрытия, как правило, отсутствуют. С художественной точки зрения, красивые пропорции встречаются еще редко, а декор плохо связан с тектоникой. Даже наиболее выдающиеся сооружения лишены еще того необходимого единства, которое придет только с лучшей взаимосвязанностью несущих элементов и перекрытия, более рациональной структурой опор и органичностью тектонического декора.

 

Важнейшей проблемой каролингских строителей в таких условиях становилась проблема сводчатых перекрытий. Она встала с особой остротой во второй половине IX в. в связи с участившимися набегами норманнов, венгров и арабов, грабивших и сжигавших именно церкви, поскольку в них население искало убежища не только себе, но и своему имуществу.

 

С появлением деревянных башен, шатров и шпилей здания церквей стали особенно часто поражать удары молнии. Однако частые пожары возникали в церквах также в результате возгорания декоративных тканей, деревянных стропил и других легко воспламеняющихся элементов интерьера от кадильниц, свечей и лампад.

 

Возраставшее значение в церковной службе хорового пения монахов делало своды необходимыми в монастырских церквах и по акустическим соображениям.

 

К концу эпохи Каролингов ближе всего к решению проблемы огнестойких перекрытий и тектонического декора, а вместе с тем и проблемы тектонического единства подошел Юг с его древней традицией каменной архитектуры.