|
Архив СА: Наша действительность. Пути к стандарту. 1927
Новые стены // Современная архитектура. 1927. № 2. — 2-я стр. обложки.НОВЫЕ CTEНЫ
Терракотовые матты, изготовляемые в рулонах, вырабатывают из проволочной сетки, на которой в узловых соединениях укреплены крестообразные терракотовые кирпичики. Эти матты употребляются для перегородок. Между капитальными стенами натягиваются на деревянные рамы и прикрепляются проволокой, а затем штукатурятся. Выработка этих матт производится в Германии. Удобство, простота, прочность и незвукопроводность перегородок из терракотовых матт делает их незаменимым материалом на постройках. Стоимость этих матт на месте производства примерно в 1 р. 30 к. за м².
Слева в углу изображена перегородка, сделанная из терракотовых матт, частью оштукатуренных, а частью без штукатурки. Справа внизу — матты в рулонах.
Наверху перегородки из железа и стекла, употребляются для конторских помещений в Америке. Стекло не вставляется в рамы, а сплавливается с металлом в одну монолитную массу.
Наша действительность // Современная архитектура. 1927. № 2. — С. 47—50.НАША ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ
Мы накануне десятилетия существования Союза советских социалистических республик. Во многих областях нашего хозяйства и культуры бодро и крепко растет НОВАЯ жизнь.
Но рядом с ней догнивает еще старое наследие, по инерции существующее и в наши дни. Так же и в архитектуре.
Растут и крепнут новые методы работы, все более и более оформляется современная архитектура, выковываемая днями нашей жизни.
Но рядом с ними доживают бренные остатки дореволюционного эклектизма, удерживая еще многие позиции практического строительства. Такова диалектика новостроящейся жизни. Такова наша действительность.
Что характерно для нашего дореволюционного наследия в архитектуре?
ЭКЛЕКТИЗМ — использование элементов и форм исторических стилей по произволу того или иного архитектора, притянутых из прошлого. В одно и то же время уживались рядом и формы итальянского Возрождения, и элементы ампира, и детали древнерусского стиля. Архитектура свелась к работе декоратора, а характер декорации диктовался мертвецами. Конечно, это могло быть лишь в пору полной оторванности художника от жизни, в пору абсолютной общественной пустоты и депрессии.
Великолепным образцом этого эклектизма может служить особняк Тарасова, построенный академиком Жолтовским в Москве по Спиридоньевскому пер. в 1912 году.
Это мастерски выполненное сооружение — одно из лучших произведений дореволюционного строительства. И оно потому-то лучше всего раскрывает принципиальную сущность этой архитектуры.
Мы помещаем рядом два фото: одно — изображает особняк Тарасова, другое — дворец Тиене в Виченце, выстроенный Палладио в 1566 году.
Дворец Тиене в Виченце, выстроенный Палладио в 1566 году. Особняк Тарасова, 1912
Здесь сходство не случайно. Это не плагиат, в котором мы хотим уличать. Здесь явление совершенно иного порядка: сознательная пересадка одного художественного явления отделенного веками и созданного одной эпохой, в другие условия и времена, пересадка, сделанная с научной и художественной добросовестностью и с поразительно наивно обнаруживаемым сознанием своей собственной пустоты и отсутствием желания проявить в работе свое время, свою эпоху, свои условия существования. Это — философски обоснованное становление формы, неизменной и нетленной в пространстве и времени, формы, довлеющей над жалким человеком и жалкими горстями столетий человеческих существований.
Но если эта философия может быть понята нами как возможное явление в дореволюционное время, то тем удивительнее становится то, что она не только еще находит себе место в нашей повседневной практической жизни, но и находит себе даже опору и поддержку в плохо разбирающихся в этих вопросах некоторых общественных кругах и даже органах печати.
Когда СССР нужно соорудить на Миланской ярмарке свой павильон — это дело поручается носителю этой философии нетленной формы, классику эклектизма академику Жолтовскому, и согласно приводимой здесь вырезке из „Известий“ автор, руководствуясь идеей:
„построить здание, которое соответствовало бы характеру новой Советской России, т. е. страны серьезного труда, страны, изобилующей огромными запасами сырья... остановился на одном из мотивов крупнейшего строителя эпохи позднего Ренессанса, Палладио...“
Оказывается, Палладио архитектор XVI столетия одинаково хорошо соответствовал и своей эпохе итальянских кондотьеров и герцогов, и широкому русскому духу купца Тарасова, и характеру „НОВОЙ Советской России, т. е. страны серьезного труда“ и пр. пр. Такой анекдот, да еще печатаемый в авторитетнейшем нашем органе, можно, конечно, объяснить лишь недосмотром.
Но если бы это было только анекдотом, об этом не стоило бы и говорить. Но... павильон в стиле Палладио был выстроен и характеризовал собой в Италии новую Советскую Россию, но за павильоном следуют и более важные сооружения.
Приводимая здесь вырезка из журнала „Строительная промышленность“ демонстрирует проект Дома советов в Махач-Кала (Дагестанской ССР). Эта вырезка, сопоставляемая с приводимыми здесь воспроизведениями другого классика итальянского Ренессанса Виньолы (Вилла Капрарола, год 1547—59), показывает, что идея „нетленной формы“ проводится в жизнь и сегодня.
Правда, проект Дома советов показывает, что академик Жолтовский не удержал даже и своей позиции, создав в данном случае не цельную вещь, подобно особняку Тарасова, а вермишель из упомянутой виллы Капрарола и элементов „восточной“ архитектуры стиля Московских сандуновских бань.
Но, конечно, меньше чем Жолтовский, нас удивляет в данном случае „Строительная промышленность“, которая нередко, помещая в своем журнале работы передовых европейских архитекторов, следя за достижениями современной строительной техники, сопровождает проект Жолтовского следующими фразами:
„Разрабатываемый недавно вернувшимся в СССР из поездки в Италию академиком архитектуры И. В. Жолтовским проект дома правительственных учреждений Дагестанской Республики является, без сомнения, заметным эпизодом из архитектурной мысли текущего момента. Принятое автором решение задачи, в котором отсутствует страх следования моде сегодняшнего дня, с сохранением некоторых историко-стилистических традиций, является таким примером архитектурного решения в наши дни, который, без сомнения, будет иметь значение для течения современной архитектурной мысли; поэтому возможность ознакомления читателей журнала с исполняемой акад. И. В. Жолтовским работой является для Редакции весьма желательно“.
Приходится отметить, что в данном случае более всего у „Строительной промышленности“ отсутствует страх следования эклектическим бредням прошлого и старческой философии атавизма.
К сожалению, „бесстрашна“ не она одна. „Бесстрашен“, например, и академик Бекетов, строящий в Одессе КРЕСТЬЯНСКИЙ САНАТОРИЙ в стиле дворянской усадьбы, „бесстрашен“ и архитектор Буниатиан, строящий здание НОВОГО НАРОДНОГО театра в Эривани в стиле древневизантийской церкви, „бесстрашен“ и архитектор николаевского элеватора, возводящий его в помеси готики и ампира, — словом, „бесстрашны“, к несчастью, легионы наших строителей и более всего бесстрашна наша советская общественность, не поднявшая еще своего голоса против этих уродливых наростов на нашей культурной жизни.
И это требует тем больше настойчивого внимания именно потому, что весь этот эклектический бред, вся эта отрыжка старых, уже несуществующих у нас более школ не всегда идет под своим откровенным знаменем эклектизма и атавизма. Там, где нет ходу старым понятиям и представлениям, там, не меняя их сущности, ловкачи сменяют только надписи на своих знаменах. В журнале „Наш союз“ мы видим целую статью посвященную новой столице Сибири, где говорится множество громких слов о НОВОМ облике этого города, где упоминаются миллионы истраченных, вернее говоря, загубленных на это строительство рублей, где говорится даже, что
„большинство зданий выдержано в духе конструктивизма“,
но где по существу — мы обращаем читателя к помещенным здесь фото — самая грубая, скверно выполненная, дурного вкуса и качества эклектическая дребедень.
И удивительно также, что все учреждения и лица, являющиеся заказчиками нового строительства, не следуют примеру организаторов Ленинского Института в Москве, которые нашли необходимым прибегнуть к конкурсу и в своей целевой установке ставили архитекторам задачу создания НОВОЙ архитектуры.
Мы обращаемся ко всей советской общественности, которой дорого создание действительно новых городов Советского союза, которая не на словах, а на деле борется за создание новой советской культуры, — мы обращаем ее внимание на это вопиющее, во многих случаях непоправимое зло, которое действительно совершается бесстрашно.
Франк Ллойд Райт // Современная архитектура. 1927. № 2. — С. 51.ФРАНК ЛЛОЙД РАЙТFRANK LLOYD WRIGHT
Научная теоретическая разработка функционального метода — одна из важнейших задач современной архитектуры. Тем громаднее для нас значение проверки теоретических положений этого метода на каждом конкретном примере материальной деятельности человека. Именно с этой целью мы поместили в СА 3 аэроплан и методы его конструирования. И точно с такой же целью мы считаем необходимым упомянуть об американском архитекторе Франк Ллойд Райте, около четверти века тому назад давшем примеры применения в конкретной деятельности зодчего новых методов работы.
Один из немногих, почти единственный в свое время, Райт понял особенности тех условий, в которых ему пришлось работать, увидел новые предпосылки, из которых слагается современная архитектура.
Прежде всего бытовой уклад американских фермеров-новоселов, с его промежуточным положением между бытом городского особняка и деревенской фермы, — натолкнул Райта на изобретение совершенно нового плана простого, открытого, омываемого светом и воздухом, свободно раскинутого в пространстве.
„Я требую от архитектурного сооружения того же, что и от человека: искренности и внутренней правдивости, и только с этим связаны для меня все качества архитектуры“,
— говорил Райт, — и это привело его к четкому функциональному членению своего задания. Стоит взглянуть на приводимый здесь дом в Ок-парке, чтоб убедиться в том, что расчленение общего пятна плана — есть расчленение по функциям: жилая часть, служебная, помещения для гостей и пр.
ПРОЕКТ ДОМА В ОК-ПАРКЕ. ЧИКАГО. ФАСАД. STRASSENANSICHT
ПРОЕКТ ДОМА В ОК-ПАРКЕ. ЧИКАГО. ПЛАН. HAUPTGESCHOSS
Точно также с большой ясностью оценил Райт те возможности, которые давал ему новый материал — железо-бетон. Все части сооружения, начиная от распределения стенной поверхности и окон, пропорций этих окон и кончая сильно выступающими горизонтальными плитами — все это естественное следствие новых свойств материала — железо-бетона и нового бытового уклада, скрывающегося за этим железо-бетоном.
И когда в наше время находятся люди, не знающие „в каком стиле им сегодня работать“ и уповающие на спасительную силу отмерших форм, — хочется с особой настойчивостью противопоставить им слова, сказанные более 15 лет тому назад Райтом:
„Архитектор нашего времени не имеет более важной заботы, чем возможно полнее использовать плоды нового орудия производства нашей эпохи — машины, этого истинного пионера демократии. Но что же делают вместо этого архитекторы? Они употребляют эти орудия производства на воспроизведение форм, созданных другими временами, другим небом, форм — сегодня мертвых, и они делают это при помощи машины, действительное назначение которой именно эти отмершие формы уничтожить”.
Задачи, стоящие перед нами, современными архитекторами СССР, еще более очевидны, чем они были у Райта. Мы еще более новоселы, чем американские фермеры, — новоселы нового социально-бытового уклада, строители новых форм человеческой жизни. Возможности новых строительных материалов и роль нашего „орудия производства“ — машина, возросли во много крат раз за истекшие 15 лет. Нужно овладеть этими новыми предпосылками и воплотить их в нашей конкретной работе.
Если многое удалось в своей области сделать четверть века тому назад одиночке Райту, то, конечно, больше нужно сделать нам в наше время — коллективу, ясно ставящему себе свои задачи, настойчиво овладевающему новым методом работы.
ERSTE AUSSTELLUNG DER ARCHITEKTUR DER GEGENWART SA
MITGLIEDER-VERZEICHNISS:
M. BARSCH, G. BARCHIN, BAUHAUS (Dessau), VICTOR BOURGEOIS (BRUXELLE), A. BUROFF, VAN-DER-VLUGT (Amsterdam), WEEGMANN, A. WESSNIN, V. WESSNIN, L. WESSNIN, W. WLADIMIROFF, B. WELIKOFFSKY, ALEXEJ GAN, MORICE GASPARD (Bruxelle), GALPERIN (Leningrad), WALTER GROPIUS (Dessau), M. GINSBURG, J. GOLOSSOFF, P. GOLOSSOFF, HOFFMANN (Berlin), R. GUEVREKIAN (Paris), A. IWANITZKY, N. COLLEY, S. KOJIN, ANNA KAPUSTINA, J. KORNFELD, KREUTZAR (Prag), KROGA (Prag), P. KOSINSKY (Warschau), A. KORSCHEWSKY (Warschau), A. KAWETZEWSKY (Warschau), A. KARYNSKY (Warschau), B. KORSCHUNOFF, A. KRESTIN (Leningrad), G. KRASSIN, W. KOKORIN, W. KRASSILNIKOFF, G. LUDWIG, GUSTAV LUDECKE (Hellerau), J. LEONIDOFF, ANDRE LURCAT (Paris), MALLET-STEVENS (Paris), MORET (Paris), J. NIKOLAJEFF, A. NIKOLSKY (Leningrad), A. OL (Leningrad), J. J. P. OUD (Rotterdam), ALEX PASTERNAK, M. PARUSNIKOFF, J. RAICH, G. RIETVELD (Utrecht), J. SSOBOUEF, L. SLAWINA, SIRKUS (Warschau), SSYNJAWSKY, MAX TAUT (Berlin), FISSENKO, A. FUFAJEFF, D. FRIEDMANN, ZARNOWEROWNA (Warschau), A. SCHUSSJEFF, S. TSCHERNISCHOFF, T. TSCHIJIKOWA, TSCHOUKA (Warschau), IRENE WILLIAM, NINA WOROTYNZEWA. HOCHSCHULEN ZU MOSKAU, LENINGRAD, KIEW, ODESSA, TOMSK U. A. BAUFIRMEN: TECHNOBETON, ASBOSTROM, MOSKWOTOL U. A.
Андрэ Люрса (Париж). Дом в Версале. 1925 // Современная архитектура. 1927. № 2. — С. 52—53, 55.
ПРОСТОТА ОФОРМЛЕНИЯ ЧАСТЕЙ ЗДАНИЯ. РАЦИОНАЛЬНОЕ ОПЕРИРОВАНИЕ ОСНОВНЫМИ ОБЪЕМНЫМИ И ПЛОСКОСТНЫМИ ФОРМАМИ.
EINFACHHEIT IN FORMBILDUNG DER GEBÄUDEELEMENTE. RATIONELLES VERFAHREN MIT DEN PRIMÄREN RAUM UND FLÄCHENFORMEN.
ДОМ В ВЕРСАЛЕ. 1925. HAUS IN VERSAILLES
ANDRÉ LURCAT. PARIS. MITARBEITER DER ZEITSCHRIFT SA
АНДРЭ ЛЮРСА. ПАРИЖ. СОТРУДНИК ЖУРНАЛА СА. ПЛАН
ПЛАН. GRUNDRISS
ФАСАД. ANSICHT
АНДРЭ ЛЮРСА. ДОМ В ВЕРСАЛЕ 1925. ANDRÉ LURCAT. HAUS IN VERSAILLES 1925
ФАСАД НА УЛИЦУ. STRASSENANSICHT
ШКАП ДЛЯ ГРАВЮР В БИБЛИОТЕКЕ. KUPFERSTICHENSCHRANK IN OEM BIB-LIOTHEKSZIMMER
Андрэ Люрса (Париж). Дома в Сэра. 1924—1926 // Современная архитектура. 1927. № 2. — С. 56—59.
АНДРЭ ЛЮРСА. ДОМ В СЭРА, ПАРИЖ 1925. ANDRÉ LURCAT. HAUS IN SEURAT, PARIS 1925
ЛЕСТНИЦА. TREPPENHAUS
АНДРЭ ЛЮРСА. ДОМ В СЭРА, ПАРИЖ. ANDRÉ LURCAT. HAUS IN SEURAT, PAIRS 1926
САДОВЫЙ ФАСАД. GARTENANSICHT
АНДРЭ ЛЮРСА. ДОМ В СЭРА, ПАРИЖ. ANDRÉ LURCAT. HAUS IN SEURAT, PAIRS 1926
АНДРЭ ЛЮРСА. ДОМ В СЭРА, ПАРИЖ. ANDRÉ LURCAT. HAUS IN SEURAT, PAIRS
АНДРЭ ЛЮРСА. ОБЩИЙ ВИД ДОМОВ В СЭРА ПАРИЖ 1924—1925. ANDRÉ LURCAT. GESAMTANSICHT DER HÄUSER IN SEURAT, PARIS 1924—1925
АНДРЭ ЛЮРСА. ДОМ В СЭРА, ПАРИЖ 1924—1925. ANDRÉ LURCAT. HAUS IN SEURAT, PARIS 1924—1925. ВХОД. EINGANGSTÜR
Андрэ Люрса (Париж). Вилла в Обонн. 1924 // Современная архитектура. 1927. № 2. — С. 61.
АНДРЭ ЛЮРСА. ВИЛЛА В ОБОНН. 1924. ANDÉ LURCAT. LANDHAUS IN ЕAUBONNE
АНДРЭ ЛЮРСА. ДОМ В ВЕРСАЛЕ. 1925. ANDRÉ LURCAT. HAUS IN VERSAILLES
А. Л. Пастернак. Пути к стандарту // Современная архитектура. 1927. № 2. — С. 54, 56, 58, 60—62, 64.ПУТИ К СТАНДАРТУGRUNDLAGEN DES STANDARDS. VON A. PASTERNAK
Ничто не развивается так эволюционно, как жилье, ничто не являет такой точный негатив социальных установок, как жилье, ничто не поддается так трудно революционизированию, как жилье.
Эволюционные формы текучи и пластичны, но есть одна определенная точка деформации, которая появляется при малейшей попытке эту живую линию насильственно перегнуть. Силы, скрытые в недеформированном, жизнедеятельном состоянии, держат эту линию в правильном ложе, не давая вольным попыткам перебросить ее в иное русло. Тогда наступает борьба внешних и внутренних сил, и если последние не побеждают, мы наблюдаем застой в этом эволюционном движении, а это равноценно регрессу, ибо жизнь не стоит на месте, и при постоянном беге опережает застоявшиеся формы.
Еще недавно говорить о домах без кухонь — значило утопично опередить жизнь, пытаться опередить эволюцию естественного развития жилья*. Также утопично было думать об индустриализированном строительстве, о нормальных элементах здания. Сейчас — эволюционно же — жизнь поставила нас вплотную к этому явлению, и мы должны, отвечая современности, слушаться жизненных директив, этого следствия всех явлений сегодняшней социальной установки.
___________
* В 1908—1909 г. был выстроен один такой дом арх. Геснером (Gessner) в Берлине, в нем была центральная кухня, из которой еда подавалась в герметических сосудах по вагонеткам и лифтам в квартиры. Однако дом идеологически успеха не имел, и повторений не было.
Сегодня в нашем обиходном лексиконе появились три слова, определяющие нашу архитектурную линию, это: НОРМА, СТАНДАРТ, ТИП. Но, как это часто бывает с понятиями, близко соприкасающимися и даже сплетающимися, их обывательски воспринимают как идентичные, и, ставя одно название на место содержания другого, вовлекают нас в нераспутываемый спор, где неизвестно кто что защищает. По существу эти слова происходят одно от другого, и потому особенно важно установить начало и конец этого превращения.
Норма — это цифровое определение размеров для данного предмета или элемента предмета, являющихся характерным и единственным: так напр., вместо разных калибров винта или болта, возможных для определенной их работы — отбирается какой-нибудь один, более подходящий как по функционированию, так и по выработке, и в дальнейшем этот калибр становится единственным для данной вещи, т. е. он нормализуется. Это приводит, с одной стороны, к упрощению производства, с другой — к большей возможности улучшать и удешевлять продукцию. Нормализация более всего понятна в металлургической промышленности, машиностроении, в инженерных сооружениях. Но в итоге развития общей фабричной промышленности, театр действия нормализации ширится и перекидывается почти на все виды индустриальных обслуживаний наших потребностей. Поэтому надо думать, что и строительная промышленность, подчиняясь общим законам, подлежит полной нормализации, лишь только мы затрагиваем вопрос массовой заготовки.
Экономический анализ нормализованных элементов и составного целого, всестороннее изучение этих элементов и целого, и их работы приводит к постепенному отбору продуцируемых вещей. Это путь к стандартам. Нормализация вещи — это старт производства, стандарт — это финиш. У нас в обиходе эти понятия — норма и стандарт понимаются почти синонимично, но нам не мешает, однако, строго различать первый и последний этапы в производстве любой вещи. Было бы смешно не видеть процесса улучшения продукции и причины этих улучшений. И улучшая, конечно, предвидят все те новые возможности во всех областях, какие только мыслятся при точном анализе продукта. Ряд этих улучшенных видов стремится как к пределу — к некоему состоянию, при котором анализ предмета обнаруживает наилучшие качества. Это и есть стандарт. Стандарт, как слово, обозначает наилучший образец вещи: модель, становящаяся примером наилучших использований всех возможностей. Это — квинтэссенция продукта. Стандарт — это последнее звено непрерывной цепи видоизменений продукта, звено, часто вовсе не похожее на первичную стадию. Стандарт — это: логика, анализ, экономия, научное исследование, математика, разум изобретения: это высшее достижение в лаборатории знаний и ума, изучения и творчества.
Парфенон — так же стандарт дорического храма, как есть стандарты автомобилей, сигар, пудры. Но к стандарту у нас привыкли относиться, только как к продукту фабричной промышленности, только как к схеме, приближая объяснение слова — к представлению о нормировке. Стандарт — явление не постоянное. Оно лишь отзвук определенного момента, отрезка времени: перемена малейшего слагаемого в комплексе предпосылок стандарта — делает его уже непригодным для изменившихся условий. Тут кроется вторая ошибка людей, думающих про стандарт (ровно как и про начало его, т. е. норму), что он раз навсегда устанавливается, узаконяется и что по этим законам фабрикуются стереотипные предметы. Стандарт — это не штамп, читатели, и стандартные вещи — не механические оттиски. Англичане, говоря о классической литературе (с промышленностью малосоприкасающейся), употребляют выражение „стандартная литература“.
Между нормой и стандартом стоит третье слово — „тип“. Тип труднее поддается определению, так как нет резких отграничений между нормой и типом, типом и стандартом. Под типом мы подразумеваем некий пример, повторяемый в данных определенных формах, не интересуясь тем, надо ли, можно ли эти формы видоизменить. Тип может не быть стандартом; так многие виды автомобилей были типами машин, но их никто не предлагал как стандарт; это ординарное разрешение задачи, удовлетворительный ответ, принимаемый постольку, поскольку нет лучшего: тип плана — это определенное сочетание ячеек, признанное пригодным. Но, улучшаемое и видоизменяемое, это сочетание может (но не математически необходимо) продвинуть к разрешению задачи единственно правильному, отвечающему на все жизненные вопросы полностью — и тогда это сочетание ячеек станет стандартом плана. Таким образом мы определили бы „тип“ как накопление деталей нормализованных, т. е. однообразно повторяемых в определенном сочетании, как переходный этап к совершенной форме этого сочетания.
Не смешно ли тогда говорить о стандартных решениях, когда у нас нет обладания первой ступенью этой непрерывной лестницы, когда нет нормы, признанной в масштабе страны и времени?
Жизнь придвинула нас механически к этой первой ступени. Мы должны начать восхождение, приглядываясь к тому, что делается вокруг нас.
Америка, как наиболее выраженная индустриальная страна, пришла уже давно к унифицированию продукции, тем самым давая простейший способ удешевить и вместе с тем улучшить продукт. Нормализовалась вначале металлургия, теперь почти любая заводская и фабричная продукция подчиняется упрощающему производство закону. Экономические пружины действуют верно и неукоснительно, сопротивление было — и не стало.
Каждое поступательное движение страшно своей голой новизной. Чугунка вызывала сверх-естественный страх не только у наших провинциалов. Нормализация не вызывает этого животного страха, тем не менее и ее боятся как убивающую живую мысль, творческий полет индивидуальных желаний. Однако она уже существует, нисколько не мешая рождаться изобретениям, которым не будет отказано в признании их большего творческого подъема, нежели в любом эстетизировании абстрактного художника.
Враги нормы ищут красоту, эту синюю птицу обывателя, вовсе не там, где ее нужно искать.
Норма — это величина первичная, от которой мы получаем ряд последовательных производных. Производные от производных приводят к определенной математической формуле, непреложной и закономерной. Норма — результат экономических начал. Норма провозглашается не волей и желанием человека. Но, полученная в результате аналитических разложений, она помогает человеку, освобождая его от излишних аксессуаров.
Мы говорим о норме мебели, о нормах комнат, о норме дома — не потому, что мы этого хотим, но потому, что мы поставлены в положение, когда иным путем стать господином положения будет невозможно. Унифицированная форма мебели выбрасывается на рынок помимо нас. Она создается из простого закона индустриализации страны. Мы ее принимаем как явление вне нас лежащее, но в дальнейшем мы можем рассматривать ее как ту величину, от которой, как функцию, мы имеем нормализованную комнату. А из этого, как производную от производной, мы имеем элементы комплекса комнат, т. е. здания. Поясним это примером. Сейчас в нем цифры играют роль случайных знаков, за ними не надо искать предрешенных величин, это лишь отвлеченные знаки, над которыми мы проделаем ряд выкладок. Константой этого анализа будет мебель, конечно нормализованная. Пусть длина кровати обозначена = 2 м. Если бы по длине эта кровать определяла комнату, то глубина корпуса составлялась бы так: 2,00 + 0,11 + 2,00 + наружные стены, допустим, 0,70 + 0,70. Итого — 4,51; вот цифра от заданной константы. Эта цифра становится нормой глубины корпуса. Тогда мы имеем целый ряд дальнейших производных: напр., железные балки. Это значит, что завод прокатывает балки такой длины, какие нормой зданий установлены: другими словами, длины балок нормализованы по заданным нормам зданий. Кроме упрощения производства, мы имеем другой результат: это значит, что нам на постройку привозят балки однотипных длин, точно нам нужных; это значит, что не будет нужды обрезать готовое производство, т. е. получать концы балок, отброс, никому не нужный, сплошь и рядом на постройках валяющийся, ржавеющий и без пользы пропадающий, как пример режима экономии. Дальше мы имеем дело с лесным производством. Это значит, что нам на постройку привезут лесоматериал опять готовый, соразмерно нашим нормам пригнанный; лаги, переводы, накатник, доски, заготовленные на заводе впрок массовым производством, будут гарантировать разнородную выгоду. И опять мы не будем наблюдать прискорбного превращения территории постройки в захудалую лесопилку кустарного образца, где экономится все, кроме времени, труда, материала и денег. Нам будут привозить на постройку готовые, пригнанные, пронумерованные на заводе части стропильных ферм, которые будут быстро собираться на месте, без долгой притески, проверки, часто браковки из-за простой неточности плотничной работы, что имеет место сейчас. Оставив постройку, мы увидим, что и в проектном бюро нормализация здания даст свои плюсы: все расчеты, сметы, конструктивные головоломки-проекты оборудования, все организационные хозяйственные процессы сократятся и упростятся, т. е. приведут к большой экономии.
К этому — масса деталей и мелочей как в производственной, так и в кабинетной работе, которые, возможно, вовсе отпадут.
И наконец: наша молодая строительная промышленность, построенная на началах нормализованных потребностей, т. е. освобождения от разнообразного производства, даст большой процент подлинной экономии, сбережение материала и времени и параллельно легко достижимое улучшение продукции.
Нормализовать строение — ближайший лозунг государства. И хотя у нас и говорится, правда вполголоса, о нормализации жилья, однако не в нужной плоскости ставится и разрешается проблема: у нас нормализуют или хотят нормализовать площадь комнаты по мебели*, но не учитывают вовсе линейных мер и связанных с ними дальнейших процессов; между тем как совершенно ясно, что в эпоху, когда экономия ставится во главу угла существования государства, именно такая постановка и разрешение вопроса в эту сторону о нормализации комнаты и здания единственно жизненны и отвечают времени. Нормализация дома по нормализованной мебели является следствием, функцией нашей социальной эпохи. Только таким путем открывается возможность отыскания форм стандарта современного жилья.
____________
* Статья проф. Л. А. Серка в „Строительн. пром.“
„Если, — говорит Корбюзье, — проблема жилья была бы так тщательно проштудирована как автомобильное шасси, то мы могли бы наблюдать, как наше жилище перерождается и совершенствуется. Если бы мы стали конструировать наше жилье индустриальным порядком, то мы увидали бы, как возникают неожиданно новые, здоровые и жизненные формы. Но существует одна единственная область, в которой прогресс потерял свою энергию, где сейчас царит лень и инертность, где постоянно думают о вчерашнем — это архитектура: во всем остальном нетерпеливое ожидание завтрешнего: Кто не движется вперед, приходит к гибели. И только в архитектуре — это ее, увы, привилегия — мы никак не приходим к упадку“.
Не пора ли нам, архитекторам, порвать с этой нас позорящей привилегией?
„Жилые строения в городе (Москве)... построены из дерева... крыши крыты тесом... от этого происходят сильные пожары... Те, чьи дома погорели, легко могут обзавестись новыми домами: за белой стеной на особом рынке стоит много домов готовых к установке, частью разобранных. Их можно задешево купить и на месте сложить... В этой части (города) находится... вышеназванный рынок домов, где можно купить дом и получить его в готовом виде в другой части города через два дня: балки уже пригнаны друг к другу и остается только сложить их и законопатить щели мохом“...
Ад. Олеарий, 1636. „Путешествие в Московию“.
(Курсив мой. А. П.)
Как нормализовать дом? Даст ли мебель, как заполнение комнаты, достаточное основание (математическое, не обывательское) для установления нормы не только элементов, но и главным образом целого? Даст ли нормализованный по таким признакам дом — желанную экономию в площади и объеме? Вот вопрос, на который эта статья пытается ответить. Это первая попытка пойти по новым путям; конечно, не единоличным трудом можно эти пути преодолеть. Мы не берем на себя смелость декретировать новые методы. Мы хотим лишь проанализировать возможности, предоставив в дальнейшем углубить и развить эти новые формы нашего жилья.
Нам всегда казалось, что при каких-нибудь новых решениях, скажем плановых, даются иллюстрирующие примеры, сочиненные чрезвычайно произвольно; нам казалось всегда, что эти примеры, как случайные величины, могут и оправдать новую идею или ее просто вызвать; но будут ли эти иллюстрации верны и убедительны по отношению к другим частным случаям, — не всегда вероятно. Поэтому мы хотим произвести наш анализ над уже существующим материалом, вполне известным, не раз опубликованным. Тогда никакой подтасовки и фокуса не будет, не будет оригинальничанья, чего в данном случае надо было бы опасаться. Там, где говорится об экономии, надо быть наиболее рационалистом и наименее фантастом. Мы возьмем на экспериментальный стол обычный, наиболее установившийся тип 3-комнатного плана квартиры. Этот план дает форму, полученную в результате целого ряда обработок, и поэтому он лучше поддается анализу, чем совершенно индивидуальное, хотя может быть и более интересное решение. Мы признаемся, что это „участок отступления“ (М. Гинзбург), и мы предвидим иные решения планов; однако мы остановимся на этом участке с тем, чтобы, подготовив его, в дальнейшем на всем фронте повести наступление.
Программа плана ясна: помещения для работы, для спанья, для принятия пищи; комната, обслуживающая остальные комнаты квартиры едой и питьем, умывальные комнаты и уборная. Все эти отдельные комнаты дают пространственно определенный объем воздуха, санитарно обусловленный. По площадям они не обусловлены ничем, если не считать нормализации площади комнаты по живому инвентарю. Чтобы не занимать места иллюстрациями мы просто будем отсылать читающих к страницам нашего же журнала, где были однажды эти иллюстрации помещены.
В № 1 СА 1926 г. была помещена исчерпывающая статья арх. Г. Вегмана о Мосстроительстве. Статья сравнивала два примера 3-комнатных квартир, причем один признавался лучшим, но не идеальным, и его-то в дальнейшем будем помнить, совершенно не заботясь о другом, ставшем уже достоянием коллекционеров исторических анекдотов.
„Не вполне идеальный“ план, не идеален, конечно: но он представляет концентрированную выжимку из общей массы однородных решений, улучшенную путем отбора наилучшего, что было найдено архитектором в предшествующих плановых решениях. И мы согласны с Вегманом, рекомендующим этот образец Мосстроительству. Этот тип представляет собой лишь переходную стадию, одно звено непрерывной цепи, после этого плана будут возникать иные, лучшие, и каждый из них будет не закончен и не идеален. Но случится так, что какой-то, будучи прямым ответом на социальную спайку общества, станет близким к стандарту.
Анализ плана вегманской статьи мы поведем покомнатно. Это даст нам большую четкость и ясность в организации плана и его функциональной зависимости, как объединения, вырастающего не по случайной прихоти художника.
С лестницы мы попадаем в переднюю комнату. Это помещение утилитарного типа, но служит лишь местом хранения верхней одежды, одевания и раздевания ее. Это помещение мебелью не обусловлено, так как вешалка и зеркало не являются мерилом по своим незначительным размерам. Но имеются величины константные и для передней, это — двери в нее открывающиеся. Их число пять, если уборная не имеет самостоятельной двери, шесть в последнем случае. Из них одна ведет на лестницу, две — в противоположную сторону. Вот установленная ширина передней: если сложить пролеты и перегородку, мы получаем единственный минимальный размер, так что он является нормой для данной передней. Для длины передней дверь в кухню или жилую комнату не дает критерия, ибо мы не знаем, какова ширина этих комнат. Установив их, мы получаем длину передней.
У нас принята минимальная ширина комнаты в 2,83 м. Чем вызвана эта величина? Анализом или эстетическим соображением? мы знаем, что за границей эта цифра снижается до 2,40, на основании анализа, по формуле: ширина кровати 0,75, проход между ней и противоположной мебелью 1,00 и сама мебель 0,65. (Из доклада арх. Г. Вольфа на диспуте о нормальных квартирах, 7 окт. 1926 г. в Берлине.) Которая же цифра верна? Проверим их, но несколько иначе подходя к этому анализу. Мы рассматриваем комнату, как составленную из двух слагаемых: собственно жилой части, где происходит работа индивидуума, и часть, которая служит лишь как источник необходимого для жизни воздуха и которую можно определить как резервуар воздуха. В жилой части наиболее ценным местом является, конечно, световая стена. Тут стоит рабочий стол; здесь ширина комнаты определяется арифметически. В мертвой части комнаты важен лишь объем, ширина комнаты не обусловлена ничем.
Возникает вопрос: нужно ли ширину световой стены комнаты сделать общей шириной комнаты? Не можем ли мы заднюю часть комнаты экономизировать по площади? Тут открывается поле действия разумности, поле не часто возделываемое современным архитектором.
Так называемая изрезанность плана, как и прямолинейного, имеет свои плюсы и минусы. Возможно, что перегородки, изрезанные в плане, и странны и мало-эффектны: возможно, что план, выполненный в прямых разгородках, на бумаге, графически, более строг и внушителен как старый аристократ. Но абстрактная эстетическая формула, графический рисунок — сталкиваются с утилитарным, простым и грубым расчетом — экономия, польза, выгода. И тут, нам кажется, последнее более правильно.
Сравнивая же образцы прямолинейно разрешенных планов с хотя бы попыткой изрезать перегородку, попыткой, не вызванной ничем, кроме как желаньем сократить переднюю, мы вскрываем эту ошибку архитекторов. Такие решенья есть линия наименьшего сопротивления, продукт недостаточного углубления мысли в рациональное проектирование современного жилья, в угоду отмирающей эстетике.
Однако эта изогнутость может стать необходимой, разумно-обоснованной; аналитически продуманная, она станет на точно ей определенное место. Следующий шаг к улучшению вчерашнего образца.
Анализ. Мы имеем комнату, отграниченную с одной стороны лестничной, с другой фасадной стеной. Эти две плоскости заданы внешними, а не внутренними (комнатными) условиями. Две другие — переменны, они заданы внутренними моментами. Ширина комнаты, как мы сказали, зависит от стола. По световой плоскости мы ставим этот стол под прямое действие света. Размер стола, установленный опытом, — 1,40: большие размеры — излишество избалованности, меньшее — ущемление возможности работы. Приставив его к лестничной стене одним боком и дав проход к окну в 0,60 м, мы устанавливаем кровать вдоль другой длинной стены и, зная, что ширина кровати 0,75, определяем точку пересечения световой плоскости с этой, пока еще подвижной перегородкой. Складывая цифры, мы получаем ширину световой плоскости — 2,75 м. Отвечая на другой поставленный вопрос — нужно ли сохранить эту ширину по всей длине комнаты, мы опять продолжаем разбор. Анализ. Ставим вопрос так: нам дана такая-то санитарная норма объема воздуха на человека, столько-то кубометров.
Часть комнаты — рабочая — имеет столько-то кубометров. Остаток по вычитании дает количество кубометров задней, резервуарной части комнаты. Получаем площадь этой части и, назначая одну линейную меру, получаем другую. Проделаем это конкретно. Кровать мы не ставим непосредственно у оконной стены из санитарно гигиенических соображений и используем полученный закоулок, застроив его стенным шкапчиком; минимальные его размеры — 0,65. Этот вделанный в перегородку шкап не занимает рабочего места пола в комнате и не служит рассадником пыли: два преимущества перед свободно стоящей мебелью. Сумма длины этого шкапчика и кровати, за ним стоящей (предполагается также вделанной в перегородку; получается таким образом под кроватью нечто вроде ларя, или выдвижного ящика, для хранения не постоянно нужных предметов), 0,65+1,75=2,50. Вот цифра, определяющая место возможного загиба перегородки. Логически — это единственная точка, ибо приближать ее к фасадной стене не позволяет мебель, удалять — не дает разумность экономии.
Перемножая эту длину на полученную ширину комнат, имеем площадь рабочей части комнаты, 2,50 × 2,75 = 6,87 м². Для резервуара ширина определяется так: дверь с коробками 0,90 и шкап (стенной) 1,00, округляя, = 2,00 м. Таким образом перегородка огибает кровать, и последняя оказывается в нише, которую можно закрывать ширмой или шторой, спускающейся сверху(Rolljalusie) и тогда рабочая комната вообще освобождается от несвойственной работе мебели. Приняв норму в 9,10 м², мы недобираем еще 2,23 м² и, разделив эту площадь на полученную ранее цифру 2,00 м, мы получаем линейный размер 1,10 м. Вот глубина мертвой части комнаты. Вся глубина комнаты 1,10 + 2,50 = 2,60 м. Таков анализ. Выводы из него: определились глубина и ширина ячейки и точка перегиба перегородки. Тем самым мы получили все плоскости, ограничивающие пространство этой ячейки. Размер стены параллельной световой определяет длину передней, так что мы получили ответ на выше заданный вопрос о размерах передней.
Смежная с рабочей комнатой — спальная родителей и детская ребенка, так как столовая, по характеру назначения, непосредственно привязана к кухне: так осуществляется производственная связь этих последних. Подвергнем спальную такому же анализу по частям. Передняя часть комнаты, как более освещенная, будет, очевидно, использована для дневной жизни ребенка, мертвая часть — для размещения спальных принадлежностей комнаты.
Необходимая мебель этого помещения — 2 кровати взрослых и кровать ребенка, стол для игры и занятий с ребенком и шкап (бельевой и одежный). Все остальные аксессуары мещанской идеологии, вроде наших тумбочек, комодов, этажерок с безделушками, настольных ламп с красивыми, но пыльными абажурами, дешевая мишура, „украшающая“ уют, — все это, конечно, будет забыто и вычеркнуто из списка омеблировки комнаты. Мебель громоздкая и раз поставленная на место — как бы прирастающая к определенному месту — нами загоняется в перегородки. Этим мы облегчаем участь хозяйки-уборщицы, которая постоянно должна заботиться об удалении пыли с доступных мест, и устраняем естественную необходимость скопления этой пыли, т. е. источник болезней, в местах, недоступных глазу и руке хозяйки. Кроме этой санитарной точки зрения, мы выдвигаем и ту, что комната, освобожденная от тяжелых и громоздких форм мебели, подчас отнимающей большую площадь пола, воспринимается как более обширная, светлая и полная свежего воздуха (психо-физическое воздействие). Что касается удобства этих стенных шкапов, то это вопрос, не возбуждающий споров.
Итак, организующими моментами остаются кровати и стол у окна: минимальное количество определителей: упрощение жизни и задачи аналитика.
Начнем с определения детской (жилой) части комнаты: длина стола 1,40 и два стула по бокам по 0,55, Два прохода за ними по 0,75 = 4,00; это ширина оконной стены; ширина параллельной: две кровати, поставленные торцами к стене 2 × 0,75 = 1,50, и два прохода по бокам по 1,00 = 3,50 м. Но вспомнив, что перегородка рабочей комнаты по отношению к спальной выгнута на 0,80, получаем ширину = 4,30 м. Глубина комнаты определяется так: ширина стола 0,80, стул перед ним 0,55 (0,40 + 0,15), проход за стулом, между ним и кроватями 1,00, ширина кровати ребенка 0,60 и длина кровати взрослых 1,85; складывая, получаем 4,80 м. В мертвой части комнаты, по бокам кроватей удобно размещаются в перегородках шкапы, открывающиеся как в спальную, так и в смежную комнату — столовую. Здесь же помещаются дверные проемы, эти клапаны сообщающихся сосудов воздуха комнат. Здесь эти проемы служат циркуляции воздуха, и совершенно отдалены от жилой части комнаты, не отнимая места и не угрожая дутьем. Нижние части шкапов использованы как ночные столики, у которых устроена откидная дверца-доска для лампочки, книги, стакана воды. Верх ниши над кроватями может быть, по примеру германских образцов, использован как верхний шкап для не всегда нужных предметов — со стороны столовой. Определив спальную, мы переходим к третьей жилой ячейке, — к столовой. Естественным определителем ее является обеденный (он же рабочий) стол и стулья вокруг него. Шкапы и буфеты уже размещены нами во время оборудования спальной. Стол рассчитан на 6 человек. Площадь пола под ним и стульями: в длину 0,40 + 0,15 + 0,65 + 0,15 + 0,40 = 2,40 и в ширину 0,40 + 0,15 + 0,80 + 0,15 + 0,40 = 1,90.
Прибавив кругом стульев на проходы по 0,65 м, мы имеем минимальные размеры комнаты: В ширину 1,90 + 1,30 = 3,20 и в длину 2,40 + 1,30 = 3,70. Эти размеры достаточны, чтобы шесть человек разместились за столом. Сдвинув стол в угол комнаты, мы получаем по 0,65 м свободной комнатной площади.
Понятие „кухни“ при квартире, вероятнее всего станет историческим ярлыком квартир буржуазной и переходной эпохи. Мы нисколько не сомневаемся, что в найденном когда-нибудь стандарте квартиры нового „быта“ этой комнаты в составе новой квартиры не будет: будет какая-нибудь откидная доска с вделанными в нее электрическими нагревателями, с электрическими всасывателями паров от случайных и непостоянных манипуляций на ней, сама же „кухня“, как ее мыслят сейчас хозяйки, переродится в некий коллективный для дома или объединения очаг приготовлений пищи, равно как детская, читальня, библиотека и т. д. Но разбирая сейчас форму еще „участка отступления“, мы должны и эту комнату разобрать и постараться устранить все те ошибки, которые усугубляют нераскрепощенный труд женщины. Мы должны постараться в плане свести эту комнату к новым возможностям, более гибким к восприятию новых форм. Мы должны тейлоризовать труд хозяйки, сделав это естественной необходимостью, вытекающей из оборудования кухни. Это тем легче сделать, что работа в кухне — довольно однообразная, с оборудованием связана.
Анализируя план, помещенный в рассматриваемой статье т. Вегмана, мы видим, что кухня от столовой отделена уборными комнатами. Это очень неразумно, увеличить путь от плиты к столу, путь многократно совершаемый на день, еще на эти минимально — 0,90 м. Кухня обязательно должна соприкасаться со столовой, тогда возможно эти две комнаты связать оконцем, люком, герметически закрывающимся, которое одновременно служит трактом передачи пищи и грязной посуды и, кроме того, ревизующим кухню глазом. Так на много сокращается лишняя беготня в кухню и обратно. Сама кухня должна быть минимальных размеров, так как работа в кухне связана с хождением из угла в угол. Следовательно, сближая эти углы, мы облегчаем труд хозяйки. Правильное расположение кухонного оборудования — от одного к другому, по ходу процесса приготовления пищи, мойки посуды и пр. устранит путанные линии хождения с постоянным перемещением и возвращением к старому месту. Длина кухни определяется арифметически, так как глубина корпуса уже получилась из сложения глубины спальной и столовой. Ширина кухни достаточна в 2,00. В кухню открывается кладовка, размеров 1,40 × 0,85; из площади кухни вырезается тамбур в уборную, 0,80 × 0,80; и, наконец, сама уборная 1,00 × 0,80. По примеру некоторых немецких архитекторов можно не делать отдельной ванной комнаты, как таковой, т. е. отнимать минимально 2,60 м² полезной площади квартиры. Ее можно приспособить в нижних частях шкапов, вращающейся на оси трубопровода, или использовав откидные лари, лежанки и пр.
Подведем итог нашего обзора. Наши выводы, цифровые данные, сопоставим для сравнения с таковыми статьи т. Вегмана (последние переведены в метрическ. сист.). Система оказалась бы спорной, если бы цифры были хуже. При равных цифрах — она открывает дорогу дальнейшим усовершенствованиям, являясь первым шагом на этом новом пути.
Итак, мы видим, что 1) при общей меньшей площади квартиры мы имеем небольшой перевес в цифрах, т. е. при одинаковой площади квартиры этот перевес уже ощутителен; 2) что эти цифровые отчисления служат залогом того, что пути взяты правильно. Что система нормирования квартиры, вытекающая из необходимых потребностей комнат, через нормирование элементов постройки, приводит к возможности осуществления массовой фабричной заготовки зданий.
Мы оговорились выше, что план, построенный по предлагаемой системе, так же не идеален. Это лишь новая попытка оформления нарастающей потребности. При тех условиях строительства, которые наблюдаются не только у нас, скорейшее разрешение жилого голода возможно лишь при массовом производстве работы. Но мы полагаем, что эта система, рождающаяся в условиях гнетущей необходимости, под умелыми операциями дальнейших разработок ее приведет нас к разумным, целесообразным, и экономичным формам комнат и дома. Эта проблема, однако, требует не единоличной работы. Она затребует крайнего напряжения коллективного труда, и ей предстоит широкий фронт. Как только будут установлены нормы, так будет, наконец, открыта единственная дорога к возможному достижению стандарта квартиры, о чем ныне только можно мечтать.
То, что мы мыслим, как будущий дом, то, что сейчас еще в тумане, неясно возникает отвлеченной формулой, которой мы стараемся подыскать конкретное оформление — будет построено безусловно на тех же принципах глубокого анализа, исследования социальных, экономических взаимоотношений. Если они будут иные, чем сейчас, это значит, что изменятся цифровые данные изменится норма элемента, но идея нормирования будет продолжать свою работу.
И промышленность, обслуживающая строительство, отвечающая на предъявляемые претензии по нескольким лишь калибрам производства, сможет гораздо легче и качественно лучше этим претензиям удовлетворить, чем теперь, когда приходится разбрасываться и тратить впустую драгоценную энергию. Так промышленность, построенная на нормированной продукции, даст действительную массовую индустриальную выработку жилья.
А. Л. Пастернак
М. Я. Гинзбург. Проект дома акционерного о-ва „Оргаметалл“ в Москве // Современная архитектура. 1927. № 2. — С. 62—63М. Я. ГИНЗБУРГ. ПРОЕКТ ДОМА АКЦИОНЕРНОГО О-ВА „ОРГАМЕТАЛЛ“ В МОСКВЕ.М. GINSBURG. ENTWURF DES BÜROHAUSES OER ORGAMETALLAKTIENGESELLSCHAFT IN MOSKAU
РАЗРЕЗ. SCHNITT
ПЛАН ВЕРХНИХ ЭТАЖЕЙ (КОНТОРЫ). GRUNDISS DES OBEREN GERSCHOSSES (BÜRORÄUME)
ПЛАН ПЕРВОГО ЭТАЖА D — ВЫСТАВОЧНОЕ ПОМЕЩЕНИЕ ДЛЯ МАШИН.
RGUNDRISS DES 1 GESCHOSSES — MASCHINENAUSTELLUNGSRAUM
ФАСАД. ANSICHT
ПЕРСПЕКТИВА. PERSPEKTIVE
7 февраля 2015, 1:38
0 комментариев
|
|
Комментарии
Добавить комментарий