А. фон Фрикен. Римские катакомбы и памятники первоначального христианского искусства : В 4-х частях : Часть 1. Римские катакомбы. — Москва, 1872

 

 

 

 

 

В первые века христианства катакомбы служили местами погребения и проведения религиозных обрядов, а впоследствии — паломничеств к святым мощам. Полномасштабные исследовательские работы в катакомбах начались только с XIX века, когда вышли в свет работы, посвящённые их истории и живописи. К таким работам относятся сочинения Джузеппе Марки, Джованни Батиста де-Росси (открыл катакомбы святого Каллиста), монументальное сочинение А. Фрикена «Римские катакомбы и памятники первоначального христианского искусства» (1872—85 годы). Как отмечал А. Фрикен, в изобразительном искусстве древних христиан проявляется «характер их верований, надежд и стремлений, открываются самые сокровенные стороны, самые задушевные особенности их необыкновенного нравственного состояния».

 

 

 

 

I.

 

Немногие исторические эпохи могут представить больший интерес, чем те времена, когда христианское учение начало распространяться в римской империи и находить последователей в ее столице. Переворот, произведенный новым верованием в жизни и нравах римского общества, те особенности, которые выразились в понимании им христианских идей и принципов, все это факты и явления громадного значения, и памятники, уцелевшие от этой необыкновенной эпохи, должны быть для нас особенно драгоценны. Число их притом очень ограниченно; памятники литературы немногочисленны; в первые века христиане писали мало, а языческий историки, не предугадывая великой будущности веры в Спасителя, выразились об этой новой, по их мнению восточной секте, с презрительною краткостью. Все, что те и другие сказали о первых временах распространения христианства, не может разоблачить нам скрытое брожение, вызванное им в языческом обществе, ни представить его тайный ход, его постепенное развитие. Это было бы нам не известно, если бы первые христиане не оставили после себя катакомб и в них произведений своего искусства. Потому то эти гигантские подземные кладбища, и все, что еще сохранилось в них, начиная от стенной живописи и мраморных саркофагов до глиняных ламп и стеклянных сосудов, до самых ничтожных повидимому вещей найденных в гробах, достойны подробного изучения. Подобно тому как в Помпее мы восстановляем нравы и понятия Римлян по произведениям их искусства, по тем предметам, на которых, можно сказать, еще теплы следы их жизни, — точно также в римских катакомбах — христианской подземной Помпее — первобытное христианское общество воскресает для нас в своих памятниках.

 

В устройстве и расположении этих кладбищ, в искусстве первых последователей нового верования, в манере выражения чувств и религиозных идей, в украшениях и надписях гробниц, в взываниях начерченных на стенах, в малейшей черте или знаке оставленных ими в этих подземельях, которые были им так дороги, проявляется характер их верований, надежд и стремлений, открываются самые сокровенные стороны, самые задушевные особенности их необыкновенного нравственного состояния.

 

Памятники катакомб может быть очень мало удовлетворяют наш эстетический вкус, но история искусства касается художественного достоинства произведения лишь на столько, на сколько это может определить его характер и объяснить условия, под влиянием которых оно создалось. Одна эстетическая оценка укажет нам красоту памятника, так как мы ее понимаем, или отсутствие ее, но не всегда определит его историческое значение, и не всегда способна увидеть в нем выражение склада понятий современного ему общества. В красоте произведения искусства однако, точно также как и в его уродливости, которую эстетическая критика осудит, не входя в ее дальнейший разбор и рассмотрение, проявляется часть народного характера. Прекрасные греческие статуи на столько-же объясняют нам жизнь и вкусы древних Греков, на сколько безжизненные, противоестественные и часто безобразные фигуры египетского искусства разоблачают нам нравственное положение общества во времена фараонов; самый упадок искусств является таким-же верным помощником определения морального состояния народа, как и высшая степень процветания их.

 

Потому-то произведения превосходные в эстетическом отношении так же важны для истории искусства, как и те, которые не выдерживают никакой художественной критики. Эстетическая оценка делается таким образом отраслью истории искусства, вовсе не ее главною целью.

 

Вообще одно отвлеченное, безусловное определение законов прекрасного едвали может привести к какому нибудь результату. Каждый народ создает себе свой идеал прекрасного согласно со своими мыслительными способностями, нравственным состоянием и под влиянием тех условий, которые дают направление, формируют его жизнь, его развитие, и не преувеличивая можно сказать, что сколько было народов на земле, сколько образований, столько же различных понятий, или по крайней мере оттенков в понятии о прекрасном. Конечно между этими различными идеалами прекрасного есть степени, — одни ближе стоят к нашим понятиям, другие дальше; одни выражают больше общечеловеческих разумных начал, другие меньше; прекрасное одного народа более удовлетворяет нашим стремлениям, более нравится нам, чем прекрасное другого народа; но как бы близко оно не подходило к складу наших идей, в нем мы все-таки не найдем выражения всех оттенков, всех особенностей чувств и мысли, которые мы, сообразно с нашей натурой и нашими понятиями, ищем в своем идеале прекрасного. Мы постоянно будем удивляться красоте произведений классического искусства. Все благородные способности человека, все разумное его природы никогда не развивалось с такой гармонической полнотой, никогда не достигало таких богатых результатов и никогда не выражалось в более прекрасной форме, как в древней Греции. Пока на земле будет существовать хотя один образованный человек, изучение всего, что оставили после себя Греки, что выработали они для жизни, не может прекратиться. Но выражает ли прекрасно-строгий и разумно-холодный классический идеал искусства все наши идеи, все ваши чувства и стремления, отвечает ли он вполне всем требованиям нашей нравственной натуры?... Я не думаю, чтобы можно было отвечать утвердительно на этот вопрос. Новые принципы вошли в жизнь со времен греческих республик, горизонт знаний расширился, многие понятия изменились, новые элементы вошли в наш моральный мир, и наш взгляд на прекрасное и на нравственное получил другое направление. Да и едвали мы можем теперь вполне понимать, классическое прекрасное, и известно ли оно нам по лучшим его образцам. Посредством изучения мы подделываемся под склад понятий древних Греков, приближаемся к нему, но чувствовать и думать как они, нам не возможно. Мы догадываемся, что они ощущали при виде изображений своих богов и героев; но тысячи тонкостей, тысячи оттенков их понимания, их оценки ускользают от нас, и остаются нам неизвестны. Одна часть их идеалов для нас умерла.

 

Потому-то так холодны, так безжизненны кажутся нам произведения искусств нашего времени, сюжеты которых взяты из греческой мифологии. Все, что художники могут теперь выразить, изображая греческих богов, будет столько же пусто, столько же бесцветно для нас, сколько и далеко от понятий древних Греков. Мы проходим равнодушно мимо подобных картин и статуй и принимаем живейший интерес в тех созданиях современных мастеров, которые выражают мысли, стремления и наклонности нашего общества, нашего времени.

 

Но если нельзя себе представить существование одного прекрасного на все века, народы и образования, и постановить ему безусловные законы, то по различным понятиям о прекрасном и по памятникам искусства, в которых это всего живее и ощутительнее выражено, делается возможным восстановить характер народа, определить степень его развития, указать на его самобытные силы и на влияние на него образования других народов.

 

Искусства идут неразрывно с умственным движением жизни общества и выражают с большею полнотой, чем другие проявления его деятельности, все особенности его характера и подробности его жизни. Сооружение монумента, постройка храма, собора, амфитеатра могут иногда дать более определенное, более ясное понятие о нравственном развитии народа, о складе его идей, о его способностях, стремлениях и творческих силах, чем его войны и завоевания. Потому-то памятники искусства, которые вообще гораздо труднее впоследствии изменить или подделать с какой бы то ни было целью, чем памятники литературы, остаются самыми надежными свидетелями, самыми верными представителями времени и общества, которое их создало. Какою значительною помощью делаются, например, памятники искусства древних Римлян для познания и оценки характера этого народа, и как не полно было бы наше понятие о нем, если бы не дошли до нас произведения его скульптуры, в которых чувственность и сила с оттенком суровости заглушают иногда идеальную, преисполненную разумности и благородства красоту искусства Греков, перенятую у них вместе с их культурой; если бы не сохранились развалины величественных римских построек, где самые камни плотно сплоченные, которых не могли оторвать друг от друга столетия, где каждый пиластр, упорно стоящий, презирая невзгоды времен, где каждый смелый взмах арки или свода дышат тою грандиозностью, тою любовью к порядку, тем здравым практическим смыслом и упорным терпением в достижении цели, которые лежали в основании гражданского строя этих великих завоевателей, превративших весь известный тогда свет в римскую провинцию. И разве мы не видели, как в последнее время эпохи доисторические делались историческими, как целые народы с их иногда богатым и разносторонним образованием, давно погибшие, как казалось без следа, от которых до нас не дошло ни одного живого слова, снова воскресли, снова явились на свет со своими религиозными идеями, со своими нравами и социальными началами, со всеми подробностями их жизни, после открытия памятников их искусства, или только обломков и остатков этих памятников.

 

История искусств, важность которой в этом отношении была оценена только в последнее время, имеет следовательно главною целью разъяснение, обогащение и, при скудости или отсутствии других источников, создание истории нравственного и умственного развития известного народа, общества, среды по памятникам их искусства; она рассматривает потому произведения скульптуры, живописи, архитектуры не со стороны их художественного достоинства, а по значительности характера эпохи, выраженного в них, и по более или менее полному его представлению. Так например, образ Богородицы IV-го столетия (фреска в катакомбах св. Агнии в Риме), в котором заметно начинает выражаться склад религиозных понятий восточных народов и элементы их искусства, который потому изображает первое появление влияния идей Востока в Риме христианском, первый шаг преобразования классического христианского искусства в стиль византийский, для история искусства имеет столько же значения, сколько и любая из Мадонн Рафаэля, не смотря на то, что в художественном достоинстве их, как легко себе можно представить, неизмеримая разница. Равномерно многие фрески и скульптурные работы, оставленные христианами в катакомбах, не выдерживают художественной критики; они исполнены по большей части неискусною рукою посредственного мастера; но не взирая на это, для нас они столько же важны, сколько и современные им произведения римского языческого искусства, которые создавались не в недрах земли, а при свете солнца, хотя последние обыкновенно представляют красивые формы а отличаются своею оконченностью, тогда как о первых нельзя сказать того же самого.

 

Но в художественной нищете первых христиан, в их робких и неискусных попытках выразить новое чувство, новое верование старыми формами видишь следы тайной работы перерождения общества, видишь все особенности нравственного состояния этой необыкновенной эпохи, которая по своему значению, по своим последствиям едвали имеет себе подобную в известной нам истории рода человеческого.

 

Но не взирая на свои несовершенства, работы художников катакомб обладают своего рода красотой и подобно тому, как произведения первых итальянских мастеров периода возрождения, не смотря на их технические погрешности, на неправильность рисунка, на отсутствие перспективы, нравятся нам своею искренностию, своею безъискусственною наивностью и более трогают нас, чем блистательные по колориту, по побежденным трудностям рисунка и освещения, но холодные, напыщенные и пустые по содержанию картины мастеров эпохи упадка искусств в Италии. Точно также памятники первых времен христианского искусства иногда неудовлетворительные по форме, но вдохновленные и глубоко прочувствованные имеют для нас невыразимую прелесть.

 

Мы постоянно будем встречать элементы римского языческого художества в памятниках катакомб, и период классический продолжается в христианском искусстве до Константина. В эти три столетия в нем проявляется постепенный упадок. Исполнение делается менее тщательно, менее правильно, фигуры теряют выражение, жизнь и принимают условное положение. Но в четвертом столетии христианское искусство в Риме и уже в катакомбах начинает изменяться под влиянием элементов до тех пор совершенно чуждых ему. С небрежностью в исполнении, с постепенно возрастающею безжизненностью фигур и неумением представлять их, соединяется и изменение в самой натуре религиозных изображений, в понимании их характера, изменение в идеях и чувствах, которые им придают, и которые стараются выразить, представляя их. Не трудно заметить, что эта перемена происходит под влиянием религиозных идей и понятий о Божестве восточных народов, равно как и элементов их искусства. Тут необходимо сделать следующее пояснение.

 

<...>

 

---

 

 

 

 

---

 

Скачать издание в формате pdf (яндексдиск; 40,3 МБ)