|
Архив СА: Проект Дворца труда. Институт Ленина
Редакция. Десятилетию Октября // Современная архитектура. 1927. № 4—5. — С. 111.ДЕСЯТИЛЕТИЮ ОКТЯБРЯ
Ни в какой другой области художественного труда Октябрь не произвел столь решительного, столь категорического переворота, как в архитектуре.
Заключая в себе значимость нового исторического явления, невиданного размаха и масштаба, Октябрь по своему существу должен был разрушить отжившие принципы дореволюционной архитектуры.
Уничтожив путы частной собственности, Октябрь открыл перед советским архитектором перспективы грандиозной плановой работы, работы по выработке новых типов, новых архитектурных организмов, новых комплексов и ансамблей взамен узко-индивидуалистических задач, диктуемых дореволюционным заказчиком. Уничтожение частной земельной собственности — открыло широкие возможности новой планировки городов и населенных мест, а общие созидательные тенденции Октября породили идею конструктивизма, как идею жизнестроящего и жизнеорганизующего художественного труда — вместо украшающих и декорирующих видов старого искусства.
Первый период в развитии архитектурного конструктивизма был, подобно первоначальной стадии всей послеоктябрьской культуры, негативен. Он был направлен своим острием по линии борьбы с залежами косности и атавизма, по линии уничтожения еще уцелевших традиций, цепко охвативших ростки нового мышления.
Второй позитивный период конструктивизма, попутно с экономическим ростом Союза и конструктивной фазой всего нашего народного хозяйства — уже ясно оформил созидательную деятельность его, — указав ему целевое назначение советского архитектора в создании социальных конденсаторов нашей эпохи, назначение, отличающее наш конструктивизм от всех левых течений и группировок Западной Европы и Америки.
Попутно с бурно разростающимся темпом всего союзного строительства, конструктивизм к десятилетию Октября развертывает перед собой перспективы напряженной работы в области создания, на базе этой социально-общественной целеустремленности, высокого уровня новой архитектурной культуры, содержащей в себе в одинаковой степени вопросы художественные и вопросы утилитарно-технические и разрешающей их монистически, в абсолютном слиянии нового содержания и новой формы. Десятилетие Октября для современной архитектуры должно стать датой полной ликвидации дореволюционного эклектизма и ретроспективизма, датой интенсивного развертывания подлинно нового строительства, использующего все грандиозные возможности, предоставленные ему Октябрем.
РЕДАКЦИЯ
М. Я. Гинзбург. Итоги и перспективы // Современная архитектура. 1927. № 4—5. — С. 112, 114, 116, 118.ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫERGEBNISSE UND AUSSICHTEN SA. VON M. GINSBURG
Одним из начал, зарожденных Октябрьской революцией, наиболее сильно оплодотворивших современный художественный труд, безусловно является конструктивизм. Борьба за новые принципы конструктивизма начата была в Союзе в 1920 г. „Идейное содержание“ конструктивизма заключалось в том, чтобы уйти от метафизической сущности идеалистической эстетики и встать на путь последовательного художественного материализма. Конструктивисты поставили тогда перед собой задачи: уничтожить абстрактные формы и старые виды искусства и рационализировать художественный труд.
Однако здоровые принципы конструктивизма сейчас же были подхвачены театральными режиссерами и установщиками, левыми живописцами, поэтами-конструктивистами и пр., превращавшими нередко революционные по существу начала в своеобразный „конструктивно-эстетический стиль“. Конструктивизм бывал множество раз не только извращен и опошлен, но и использован в своей абсолютной антитезе — в чисто формальном и эстетическом плане. Благодаря этому в широких кругах до сегодняшнего дня не удается полностью диференцировать эстетические приемы этого „лжеконструктивизма“ от истинных здоровых начал конструктивизма. В сущности большая часть всей полемики, нападок и затруднений, которые приходилось испытывать конструктивизму, в громадной степени приходится на долю создавшейся в результате этого неразберихи, и объясняется отсутствием у наших критиков умения и желания разобраться в этих двух, можно сказать, диаметрально противоположных понятиях.
Агитационная книжка Алексея Гана „Конструктивизм“, вышедшая в Москве в 1922 г., является первой попыткой формулировать и пропагандировать в печати здоровые идеи конструктивизма.
Декларация и программа конструктивистов, представленная в 1920 г. пленуму Института художественной культуры (ИНХУК), и упомянутая книжка являются, таким образом, первыми вехами в дальнейшем развитии конструктивизма.
В одном из отзывов об этой книжке, помещенных в то время в нашей периодической прессе, мы, между прочим, читаем:
„... Но выпады против „ушибленных эстетикой“ марксистов будут бесплодны до тех пор, пока конструктивизм из области теории не перейдет к делу и на деле покажет свою связь с марксистским пониманием жизни...“
С этого времени прошло пять лет. За эти пять лет советской архитектурой было сделано многое в области „дела“. Проследить итоги этого дела и наметить перспективы дальнейшего развития конструктивизма в одной из важнейших областей художественного труда и производства — в архитектуре — является задачей нижеследующих строк.
В 1923 г. мы имеем ориентировочную веху конструктивизма в первом конкретном архитектурном деле — в проекте „Дворца труда“ Весниных, выполненном к конкурсу, объявленному по поручению Моссовета Московским архитектурным обществом.
В этой работе мы впервые видим реально воплощенными здоровые принципы нового подхода к решению архитектурной задачи. Исключительно ценной и важной особенностью этого проекта является прежде всего новый план. Вместо сложной, запутанной конфигурации, со многими дворами и переходами, дающими лучшее или худшее, но обычно всегда трафаретное симметричное и чисто орнаментальное пятно, другими словами, вместо специфичного старого плана, только братья Веснины, при всех недочетах и недостатках своей работы, дали на этом конкурсе все же новое органическое решение самого задания, сконцентрировав по новому все помещения, отказавшись от всяких внутренних дворов, сделавши попытку создания нового социального организма, внутренняя жизнь которого вытекала целиком не из трафаретов прошлого, а из новизны самого задания. Элиптический зал на 8 000 человек, соединенный подъемной стеной с другим залом на 2 500 человек и дающий в этом случае колоссальное вместилище для представителей трудящихся всего мира — грандиозное по размаху архитектурное решение — подчинило себе и предвосхитило все его дальнейшее развертывание. Так же монолитно, просто и объемно выразителен „дворец“ и снаружи, логично вытекая из своего внутреннего решения и ритмитически усложняясь лишь одними вертикалями и горизонталями конструкции каркасной железобетонной системы и некоторыми утилитарными атрибутами, как антенна, часы и др.
Любопытно сравнение с веснинским дворцом проекта дома „Чикаго трибюн“ Вальтера Гропиуса, выполненного им также в 1923 г. и внешне — в лаконичной простоте той же каркасной системы вертикалей и горизонталей — действительно приближающегося к дворцу.
Но эти два почти параллельно выполненные проекта, пришедшие к одинаковой системе внешнего расчленения как функции одинаковой конструкции, отчетливо выясняют и разницу задач, стоящую перед обоими авторами.
В то время как гропиусовский „Чикаго трибюн“, блестяще выполненная, радикально сконструктированная и поновому просто оформленная вещь, по внутреннему содержанию своему дает обычное американское решение Bisness House, веснинский „дворец“ исходит прежде всего из нового социального разрешения организма здания, устанавливая таким образом коренную особенность советского конструктивизма.
Уже следующая работа Весниных — дом акционерного о-ва „APKOC“, — внешне никак не похожая на „Чикаго трибюн“, по существу своему гораздо ближе к нему подходит, именно потому, что в силу особенностей задания и участка представляет собой обычное плановое решение аналогичных банковских зданий и сводит все революционные достижения авторов лишь к одному внешнему оформлению.
Таким образом именно „Дворец труда“ приходится рассматривать, как первую веху подлинного конструктивизма, в то время как „APKOC“ со своей плоскостной системой вертикалей и горизонталей, с четкостью своих пропорций, сдержанной простотой целого и деталей — прекрасно выполненная вещь, но лишенная подлинно революционной зарядки конструктивизма. И тем не менее „Дворец труда“ не был оценен по заслугам, а „APKOC“ оказал громадное влияние на широкие круги современных архитекторов и нашей вузовской молодежи. Объяснение этому явлению чрезвычайно просто. „Дворец труда“ — это впервые материализованный метод конструктивизма. Ему нельзя подражать. Ему можно только следовать, и это — тернистый путь самостоятельной, вдумчивой и творческой работы. „АРКОС“ же — новый рецепт „решения фасадов“. Он внешне революционен и внутренно безобиден. Это линия наименьшего сопротивления, по которой пошло большинство.
Так создался первый этап „нового стиля“, исчерпывающую характеристику которого составляет каркасная система вертикалей и горизонталей с заполнением ее или телом стены или сплошным застеклением. Так же создалась и так называемая „стекломания“ — как самый легкий и безответственный способ заполнения каркаса, величина которого (заполнения) определяется не действительной необходимостью в свете, а промежутками, образуемыми расчленениями каркаса.
Потребовалось много времени для того, чтобы от этого первоначального периода, во что бы то ни стало выдвигающего вперед конструктивный каркас стены, перейти к более углубленному пониманию и трактовке стенной поверхности, не только как величины элементарно конструктивной, но и как изолирующей плоскости, за которой скрывается определенное социально-общественное содержание.
Если все это время работы советских архитекторов протекают почти в полной изоляции от Запада и Америки и сходство некоторых решений наших и заграничных товарищей объясняется естественными выводами из одинаковых конструктивных предпосылок, то, начиная с 1924—25 гг., к нам начинает проникать ряд западно-европейских журналов, знакомя нас с достижениями заграничных архитекторов и оказывая попутно значительное влияние и на нашу повседневную работу. Необходимо, однако, указать, что достижения наших западных товарищей в свое время подвергались влиянию, с одной стороны, здоровых идей конструктивизма, экспортированных в 1922 г. на запад Лисицким и Эренбургом, а с другой — влиянию супрематических композиций Малевича, своими плоскостными и объемно-пространственными архитектонами необычайно напоминающих объемно-архитектурные композиции голландцев Дейсбурга и Ван-Эстерена.
Но как бы то ни было, при помощи целого ряда журналов и книг, и в первую очередь при помощи чехословацкого журнала „Ставба“ („Stavba“), французского „Эспри нуво“ (“Esprit Nouveau“), голландского „Де стиль“ („De styl“) и польского „Блок“ („Blok“), советские архитекторы узнают, что за таможенными границами почти в каждой европейской стране имеется большая или меньшая группа революционеров-новаторов, пути которых в некотором отношении пересекаются с нашими. Именно в это время мы научаемся ценить и уважать многолетнюю настойчивую и упорную революционную работу Вальтера Гропиуса, восхищаемся острым умом и рациональным изобретательством Ле Корбюзье-Сонье, в ряде проектов и теоретических книг переоценившего заново все старые архитектурные ценности.
Но в связи с этим знакомством и достижениями наших западных товарищей появляется другая фаза „очередного нового стиля“, заимствующая от Корбюзье лишь его формальные атрибуты, лишь трактовку стенной поверхности, горизонтально протяжные окна или какие-либо другие детали оформления. Среди широких кругов наших архитекторов и молодежи стала модной новая оболочка этого стиля, сменившая предыдущую, не задевая и в том и в другом случае коренного решения архитектурного задания. Отдавая должное достижениям наших западных товарищей, архитекторы-конструктивисты желают почерпнуть у них не те или иные элементы формы, а те здоровые принципы и рабочие методы, которые действительно сильно помогают нашей работе, подкрепляя ее в одних случаях, позволяя в других отчетливо разобраться в тех расхождениях и разногласиях, которые вызываются совершенно отличными общественными и хозяйственными условиями нашего существования.
Однако широко расходящаяся волна современной архитектуры нередко попадает в ряды архитекторов, не учитывающих этого важнейшего обстоятельства; и вот как результат этого уродливого явления мы видим и на выставке СА целый ряд работ, выполненных не новыми методами, а в трафаретах нового стиля.
Перед нами вырастает грозная опасность — опасность появления канонов нового стиля, опасность появления трафаретов нового оформления, не задевающих организма самого задания и получающих свое самостоятельное эстетическое бытие.
Другими словами, речь идет о подмене истинно революционных принципов конструктивизма, идущих к самой сущности всякого задания и заставляющих переоценить его, начиная с плана и конструкции и кончая органически вытекающим из них оформлением, — о подмене этих принципов внешними трафаретами нового стиля, прикрывающими собой атавистическое плановое решение или архаичный конструктивный прием.
Увидеть эту опасность во-время, предостеречь себя от этого более легкого, но чуждого нам пути — чрезвычайно важно и необходимо.
И если на многих из экспонированных на выставке СА работ эту опасность мы увидели, если нашли в себе достаточную энергию к борьбе с ней, то это будет одним из значительнейших результатов выставки, одним из несомненных ее достижений. Но наряду с этим, необходимо отметить на выставке и целый ряд положительных моментов, определяющих новые вехи дальнейшего нашего развития, намечающих грядущую эволюцию наших рабочих методов и приемов.
Выставка продемонстрировала нам целый ряд работ, выполненных в подлинном плане конструктивизма, серьезно и углубленно базирующихся на предпосылках самого задания и отвечающих на эти предпосылки, как на условия социального заказа. Лучшие из этих работ свидетельствуют и о высокой художественной культуре авторов, о глубоком понимании того объемно-пространственного архитектурного материала, которым они располагали, и о умении использовать его в процессе самого конструктивно-утилитарного разрешения задачи. Мы не останавливаемся ни на этих отдельных работах, ни на этих отдельных авторах, так как этому достаточно места и внимания уделяли и продолжают уделять страницы нашего журнала.
В данном случае нам интересно проследить те положительные или отрицательные методологические отклонения, достижения или ошибки, проанализировать которые необходимо, прежде чем перейти к нашей дальнейшей повседневной работе.
Чрезвычайно крупный шаг вперед по сравнению с прошлым сделала наша ленинградская группа „ОСА“ во главе с А. С. Никольским (И. Белдовский, В. Гальперин, А. Крестин).
В ряде выставленных чертежей общественных зданий и прекрасно выполненных макетов мы видим революционный подход архитекторов к самому заданию, попытку реорганизовать уже установившиеся понятия и найти оформление задания в соответствии с кристаллизацией нового типа архитектуры. И если в некоторых из этих вещей (зал на 1000 человек, зал на 500 человек) еще не изжита некоторая доля атавизма в излишне скульптурной монументальности, то в ряде других (кино, столовая, трамвайная остановка) мы имеем перед собой действительно современные архитектурные организмы.
Точно так же заслуживает большего внимания предпринятая А. С. Никольским попытка подойти к цветовому оформлению вещей. Сама по себе эта задача в связи с нашим все более и более развертывающимся практическим строительством становится чрезвычайно актуальной и несомненно должна войти в круг нашего самого пристального изучения и проработки.
Однако уже теперь с несомненностью можно установить те жесткие границы, в которых она должна протекать в плане подлинного конструктивизма: 1) Цветовое разрешение стенной поверхности не может быть самодовлеющим (как это имеет место в некоторых случаях у А. С. Никольского). Основные пути его разрешения безусловно должны лежать в функциональных предпосылках цветового разрешения, всегда отыскиваемых в тех или в других конкретных обстоятельствах; цвет должен быть тесно увязан с архитектурой, с ее особенностями, не только не отрываясь от нее, но еще больше подчеркивая ее социально-общественные и конструктивные особенности. 2) Проблема цвета никак не может быть отделена от проблемы фактурной разработки поверхности, так как практически в реальном осуществлении мы всегда имеем дело не с цветом, а с цветовой фактурой, т. е. с поверхностью не только того или иного цвета, но той или иной фактурной обработки, всегда влияющей на самый характер цвета, и 3) проблема цвето-фактуры должна разрешаться нами не отвлеченно художественно, а в неразрывной связи с утилитарными требованиями цвето-фактуры и с ее химико-технологическими возможностями. Художественная работа архитектора-конструктивиста над цвето-фактурой непосредственно должна увязываться с изобретательностью химика и технолога.
При наличии упомянутых условий проблема цвето-фактуры становится одной из очередных задач, возникающих перед нами, задач особенно важных и ответственных в наших специфических условиях плохого качества красок и материалов и низкого уровня технического выполнения, нередко совершенно искажающих всю работу архитектора.
Методологически чрезвычайно интересной работой, заслуживающей внимательного рассмотрения, является для нас работа И. И. Леонидова — „Институт библиотековедения имени Ленина". Среди всех остальных экспонированных на выставке СА работ, она выделяется своеобразием своего подхода.
Блестяще выполненная в ряде тонких графических рисунков и в макете, четко обрисовывающем ее смелое архитектурно-пространственное решение, работа эта более всего ценна для нас, как категорический прорыв той системы приемов, схем и элементов, которые неизбежно становятся для нас общими и обычными, в лучшем случае являясь результатом единства метода, а в худшем — нависая угрозой стилевых трафаретов.
Оставаясь работой принципиально нашей, „Библиотека“ Леонидова в то же время приводит к чисто пространственному архитектурному разрешению, уводящему от традиционных решений здания и приводящему к реорганизации самого представления о площади и городе, в которых это здание могло бы появиться.
Но вместе с тем работа Леонидова имеет и некоторое „но“. Разрешая свою задачу конструктивными приемами, хотя и чрезвычайно смелыми, но технически возможными и теоретически выполнимыми, Леонидов в то же время создает экономическую невозможность ее сегодняшнего осуществления. Делая смелый прыжок от ординарности, автор впал в некоторую утопичность. Утопичность эта заключается не только в том, что СССР сейчас экономически недостаточно окреп, чтобы возводить подобные сооружения, а в том, что Леонидов все же не смог доказать, что действительно необходима была эта конструктивная головоломка, что она и только она необходима для разрешения задачи.
Таким образом, отмечая работу Леонидова в некотором смысле как ориентировочную веху нашей дальнейшей работы, мы все же не должны забывать тех реальных условий, в которых должна протекать наша практическая деятельность. Конструктивизм — актуальнейший рабочий метод дня. Конструктивист работает сегодня для завтрашнего дня. Потому-то он должен избегать всех трафаретов и канонов вчерашнего, и вместе с тем всякой опасности утопичности. Он не должен забывать, что, работая для завтрашнего, он все же строит сегодня.
Из работ, экспонированных на выставке, необходимо отметить как наиболее правильный методологический рабочий прием — подход, обнаруженный в работах ОСА на товарищеское соревнование по созданию нового типа жилья трудящихся. Не вдаваясь в чисто практические архитектурные достижения и недочеты этой работы, хочется лишь отметить тот безусловно правильный метод, который был найден участниками соревнования и который должен быть рассмотрен нами как одно из серьезнейших достижений ОСА.
Почти все участники этого соревнования прежде всего подошли к своей задаче как к социальному заказу, прежде всего разрешая ее как архитектурный организм, долженствующий сконденсировать в себе новые бытовые взаимоотношения, нарастающие в нашей стране. Опыт согласования в новом жилье совершенно индивидуализированной семейной жизни трудящихся с выросшими на наших глазах потребностями к коллективно-общественной жизни, к раскрепощению женщины от излишних тягот хозяйства — есть проявление воли архитектора к занятию своего места в строительстве новой жизни, к созданию нового организма — социального конденсатора нашей эпохи. Эта основная установка участников соревнования, независимо от ее успешного или неуспешного разрешения, и является тем основным признаком, которым мы должны охарактеризовать работу советского архитектора-конструктивиста.
Далее не менее важным и характерным для этого соревнования является, с одной стороны, то, что участники подошли к разрешению своей задачи на базе наиболее современных конструктивных приемов, категорически отвергая 2½-кирпичную стенку со всеми ее атрибутами, с другой — определяя пределы своих разрешений реальными экономическими возможностями сегодняшнего дня.
То, что участники соревнования подошли к разрешению социального заказа не отвлеченно, а путем сугубо осторожного экономического расчета, дающего несомненное преимущество этим решениям даже по сравнению со стоимостью рабочих домов Моссовета, это является также одним из правильных для сегодняшнего дня выводов практики конструктивизма. Желая во что бы то ни стало осуществить свои принципы не на бумаге, а в реальном строительстве жизни, мы во что бы то ни стало должны согласовать свою работу с возможностями ее осуществления.
И, наконец, можно с удовлетворением отметить, что и в подходе к формальному разрешению своей задачи участники исходили из основных предпосылок своего решения, функционально оформляя утилитарно-конструктивную сущность задания, приходя в своих выводах к целому пространственному комплексу застройки, упираясь непосредственно в вопросы планировки нового города, в проблему современного урбанизма.
Таким образом подытоживая результаты нашего первого общественного просмотра не с точки зрения индивидуальных успехов того или иного из наших товарищей, а с точки зрения коллективной продвижки практических рабочих методов конструктивизма, мы можем с гораздо большей четкостью формулировать наши очередные задачи:
І. В основу нашей работы прежде всего должна быть положена тщательная и упорная общественно-социальная разработка задания, работа над созданием социальных конденсаторов эпохи, представляющих собою истинную цель конструктивизма в архитектуре.
Должна быть продолжена и углублена работа по созданию типа нового жилья, и точно так же необходимо приступить к аналогичной проработке других актуальных заданий дня — в частности к вопросу типизации основных и наиболее распространенных общественных сооружений и к наименее еще разработанному вопросу о принципах планировки новых городов.
К этой работе нужно максимально привлечь общественное внимание, всячески увязывая нашу специальную работу с работой товарищей, находящихся непосредственно у истоков новых бытовых и производственных взаимоотношений.
ІІ. Должна быть усилена наша деятельность по разработке и популяризации наиболее совершенных методов конструирования и строительных материалов в связи с нашими экономическими и техническими возможностями. Должна быть усилена борьба за право строить новую архитектуру новыми строительными материалами и новыми конструктивными методами.
ІІІ. Во что бы то ни стало должны быть подняты и лабораторно проработаны в плане конструктивизма вопросы архитектурного оформления.
Должен быть всемерно изучен и рассмотрен нами тот материал архитектора, который формируется в самом процессе утилитарно-конструктивного становления вещи: плоскость, объем, пространство, цвет, фактура и пр.
Он должен быть нами изучен с тем, чтобы овладеть им, подчинить его в процессе разрешения архитектурной задачи.
Мы должны с необычайной активностью и полнотой осветить все эти вопросы архитектурного оформления не для того, конечно, чтобы уготовить им самодовлеющее, независимое бытие, а лишь для того, чтобы с максимальным совершенством использовать их, подчиняя всегда утилитарно-конструктивной сущности организма.
Необходимо поднять вопросы архитектурного оформления, как вопросы квалификации работы архитектора, как вопросы чисто архитектурной культуры. Необходимо всем нам усвоить, что совершенное по выразительности архитектурное решение получается в процессе утилитарно-конструктивного становления не механически, не само собой, а на базе высшей квалификации архитектора, на базе его архитектурной культуры, в результате максимального овладевания архитектурным материалом, в результате умения использовать и подчинить себе все особенности и свойства плоскости, объема и пространства.
И вместе с тем необходимо с сугубой осторожностью подойти к этим вопросам, для того чтобы избежать всех опасностей отвлеченно-эстетических толкований формы, неизбежно приводящих к отрыву формы от содержания, исконному злу дуализма дореволюционной архитектуры.
Постановка и разрешение всех этих важнейших проблем формы в плане конструктивизма должны стать одной из очередных задач ОСА и получить на страницах нашего журнала исчерпывающее освещение.
М. Я. Гинзбург А., В., Л. Веснины. Проект Дворца труда // Современная архитектура. 1927. № 4—5. — С. 113, 115, 117—118.ДВОРЕЦ ТРУДА
ДВОРЕЦ ТРУДА
А., В., Л. ВЕСНИНЫ ДВОРЕЦ ТРУДА
L., A. UND V. WESNIN. ENTWURF DES „PALAIS DER ARBEIT“ IN MOSKAU. 1923
А., В., Л. ВЕСНИНЫ ДВОРЕЦ ТРУДА
L., A. UND V. WESNIN. ENTWURF DES „PALAIS DER ARBEIT“ IN MOSKAU. 1923
Л., A., В. ВЕСНИНЫ. ДВОРЕЦ ТРУДА. 1923
А., В., Л. ВЕСНИНЫ. ПРОЕКТ ДВОРЦА ТРУДА. РАЗРЕЗ
И. И. Леонидов. Институт Ленина // Современная архитектура. 1927. № 4—5. — С. 119—124.И. И. ЛЕОНИДОВИНСТИТУТ ЛЕНИНАІ. LEONIDOFF. LENIN INSTITUT
ЦЕЛЬ.
При максимальных возможностях техники ответить на запрос современной жизни.
ТЕМА.
Институт Ленина, коллективный научный центр Союза ССР.
МЕСТО РАСПОЛОЖЕНИЯ.
В условиях развития нового города. Ленинские горы. Москва.
СОСТАВНЫЕ ГРУППЫ.
Библиотека на 15 миллионов томов книг с 5 читальными залами, вместимостью от 500—1000 человек и институтом библиотековедения.
Аудитории вместимостью от 250 до 4000 человек. Научный театр (планетарий).
Исследовательские институты для изолированной научной работы.
МЕХАНИЗАЦИЯ.
Библиотека. Подача книг читателю и обратно в книгохранилище происходит по вертикальной и горизонтальной конвейерным системам. Автоматический запрос из зала каталогов передает требуемую книгу по конвейерной системе в читальный зал.
Аудитории. Шар, деленный на сектора подвесными движущимися перегородками, дает требуемое количество аудиторий. На 4000 человек используется весь объем, на меньшее количество шар последовательно делится на требуемые сектора.
Планетарий — научный оптический театр — получается при устройстве шторы-экрана в шаре. Шар также служит трибуной при массовых действиях, когда одна половина его открывается, а стены и места входят в остающуюся половину. Подъем в аудитории происходит по конвейерам системы элеваторов. Исследовательские институты, связь с аудиториями и читальными залами выполнена при помощи целого ряда устройств: телефона, радио и радиоотображающих приспособлений.
При таком устройстве весь научный коллектив института может вести одновременно одну работу.
Связь с Москвой осуществлена посредством аэротрамвая с центральным аэродромом подвесной дорогой. Связь с миром — мощной радиостанцией.
МАТЕРИАЛ.
Стекло, металл, железобетон.
И. И. ЛЕОНИДОВ ИНСТИТУТ ЛЕНИНА 1927 ВХУТЕМАС
ПЛАНЫ. I. LEONIDOFF. LENIN INSTITUT. 1927. WCHUTHEMAS
ПЛАНЫ. I. LEONIDOFF. LENIN INSTITUT. 1927. WCHUTHEMAS
И. ЛЕОНИДОВ. ИНСТИТУТ ЛЕНИНА
И. ЛЕОНИДОВ. ИНСТИТУТ ЛЕНИНА
I. LEONIDOFF. ПЕРВАЯ ВЫСТАВКА СОВРЕМЕННОЙ АРХИТЕКТУРЫ 1927
I. LEONIDOFF. ПЕРВАЯ ВЫСТАВКА СОВРЕМЕННОЙ АРХИТЕКТУРЫ 1927
14 мая 2015, 21:27
1 комментарий
|
|
Комментарии
Добавить комментарий