«Победивший дизайн» — миф или реальность? Беседа с Тимуром Абдуллаевым о границах архитектурного прогресса

Тимур Абдуллаев. Фото с фестиваля «День архитектора». 13 июля 2024 г.

 

 

Ключевым мероприятием фестиваля «День архитектора», прошедшего в Москве в июле 2024 года, стал паблик-ток «Город победившего дизайна». Участники паблик-тока пришли к выводу, что этап создания комфортной городской среды в России можно считать завершенным, все базовые потребности горожан удовлетворены. Следующий шаг развития — «победивший дизайн». В интервью TEHNE Тимур Абдуллаев, основатель и руководитель архитектурного бюро ARCHINFORM, раскрывает смысл концепции «победившего дизайна», обсуждает его возможности и ограничения и анализирует перспективы развития городской среды в быстро меняющемся мире.

 

---

 

TEHNE: Является ли «победивший дизайн» действительно значимой концепцией или просто громким словом? Чем он отличается от предыдущих подходов к развитию городов? Каковы ключевые метрики для определения победы дизайна в Москве? В Екатеринбурге? В Новосибирске? Является ли приоритетом эстетика, функциональность, социальное влияние или сочетание этих факторов? Как концепция «победившего дизайна» воплощается в реальной городской среде?

 

Тимур Абдуллаев: Мне кажется, «победивший дизайн» — это скорее метафора. Каждый вкладывает в это понятие что-то свое, поэтому сам по себе вопрос немного риторический. Моё отношение такое: «победивший дизайн» — это то, насколько мы придаём ценность вопросу дизайна в городской среде. Под дизайном в этом случае мы понимаем архитектурную эстетику в целом — насколько архитектурная составляющая — эстетическая, художественная, дизайнерская — в городской среде имеет вес и значение для всех участников, включая рынок, жителей, администрацию. Насколько действительно девелопмент осознает добавленную стоимость архитектурной эстетики в городской среде? Насколько администрация города обращает на это внимание и пытается отслеживать эту составляющую? Насколько люди ценят ее, во сколько оценивают, готовы ли за нее платить? В конечном счете, все это сводится к тому, насколько этот дизайн (в данном случае равный архитектуре) капитализируется при создании разных объектов и в целом городской среды.

 

Поэтому действительно, во многих городах-миллионниках, не только в Москве, но и в других крупных российских мегаполисах, мы перешагиваем определенный рубеж, когда эстетическая составляющая начинает иметь определенную самоценность. Раньше не придавалось достаточного значения художественно-архитектурной составляющей в развитии городской среды. Она всегда была какой-то разменной монетой, которой можно было пожертвовать ради более насущных, верхнеуровневых задач, таких как создание квадратных метров для жизни, квадратных метров благоустройства, каких-то определенных функциональных решений. Сейчас картинка действительно меняется, и это, наверное, хорошо. Это говорит об определенной зрелости развития архитектурно-градостроительной практики.

 

И, конечно, мегаполисы в данном случае идут в авангарде, потому что мы понимаем, что скорость развития экономики определяет уровень потребностей общества. Сейчас, вероятно, есть понимание и шанс того, что мы можем перейти в другое качество.

 

 

Анастасия Борисова-Гагаринская. Серия «Путешествующий „дом для всех“». 2. Пролетая над Москвой

 

 

TEHNE: Итак, дизайн победил. Что дальше? Не попали ли мы в ловушку цикла повторения успешных дизайнерских решений, вместо того чтобы действительно искать и внедрять инновации? Какие опасности таит в себе опора на формулу «победившего дизайна» в быстро меняющемся мире? Можно ли создавать по-настоящему «живые» объекты, постоянно развивающиеся и взаимодействующие с окружающей средой?

 

Тимур Абдуллаев. Дизайн сам по себе — это история процессуальная, потому что он все время пытается удовлетворить текущие актуальные запросы общества. Соответственно, дизайн — это живая, изменяющаяся история, которая находится в постоянном развитии. Мы, конечно, всегда руководствуемся в создании архитектурно-дизайнерских решений уровнем инноваций, уровнем новых технологических и технических новшеств, которые нам предлагают различные индустрии, сопряженные с этими отраслями. И в данном случае дизайн никогда не может быть окончательно «победившим». Дизайн становится чем-то важным и не второстепенным в нашей жизни. Соответственно, дизайн побеждает уже тем, что о нем думают, а архитектура — тем, что она имеет вес, ценность и некоторую, даже может быть, если можно так выразиться, самоценность, которая не просто перемешивает ее с какими-то конъюнктурными вещами.

 

 

Проект Khrushchyovka 2.0: portal to another dimension («Хрущевка 2.0: портал в иное измерение») на конкурс NON ARCHITECTURE AWARD FOR UNBUILT PROJECTS (2021). Победитель в номинации «Архитектура». Автор проекта: Татьяна Лебедева

 

 

TEHNE: В 1960–80-х годах было создано огромное количество футуристических архитектурных проектов: города в воздухе, на воде, под водой, под землей, в космосе. Многие серьезно ожидали, что следующее поколение людей будет жить в совершенно иных городах. Однако поколения менялись одно за другим, и вот мы уже давно живем в том самом сказочном 21 веке, о котором столько мечтали фантасты, а города при этом принципиально не изменились. При этом недавняя пандемия COVID-19 наглядно продемонстрировала, что перенаселенные мегаполисы — это, возможно, не совсем верный вектор развития, и советские дезурбанисты конца 1920-х годов были все-таки правы.

 

Тимур Абдуллаев: Футурология неотрывно связана с дизайном, с архитектурой, потому что это что-то для нас, архитекторов, всегда очень заманчивое и очень соблазнительное — придумывать новую действительность и фантазировать о том, как эта действительность поменяется на следующем шаге. И в данном случае всегда есть своеобразное опережение, основанное на огромном количестве гипотез. Чем эти гипотезы являются более дерзкими, более авангардными, тем они кажутся более соблазнительными. Поэтому ни одно из таких авангардных футурологических видений в чистом виде не было воплощено. Но все эти гипотезы стали двигателями для переосмысления каких-то более приземлённых вещей.

 

Не надо сбрасывать со счетов, что сама по себе архитектурная отрасль является довольно инертной. И все-таки если мы посмотрим на человеческие потребности, они мало эволюционировали с течением времени, не радикально, как мы иногда думаем. По большому счёту, человек функционирует, и запрос его основан на вещах, которые из века в век являются неизменными. Мы очень много можем думать о самореализации в каких-то иных сферах, но насущные наши потребности, связанные с жизнедеятельностью не меняются. Поэтому думать, что сама суть «машин для жизни», которыми занимается архитектор или дизайнер, должна фундаментально поменяться, наверное, не очень грамотно.

 

Если бы изменились образ жизни человека, его запросы и вообще сам принцип функционирования человечества, тогда, наверное, архитектура радикально должна была бы стать иной, но сейчас этого не происходит. И те вещи, которые сегодня являются в этой сфере инновационными, очень часто сопряжены не с насущными человеческими потребностями, а с какими-то добавленными человеческими притязаниями на новые способы взаимодействия с действительностью. И тут очень много уходит в поле цифровизации и виртуализации, в поле каких-то экспериментов, но насколько эти эксперименты входят массово в нашу жизнь? На самом деле это происходит, но достаточно медленно и сегментарно.

 

Поэтому, наверное, нет ничего удивительного, что футурология очень часто направляется по тупиковым веткам. Есть много примеров, когда какие-то хайповые истории, которые казались темой завтрашнего дня, просто не случились или произошли вовсе не в том объёме, и не так, как нам казалось, и не произвели должного эффекта. А история с коронавирусом, мне кажется, дала обратный эффект, когда все поняли, что простые человеческие вещи и простые потребности человека на уровне какой-то биомеханики, на уровне экологии оказались неотъемлемой частью существования самого вида. Многие фантазии на тему переселения людей или сегрегации людей с естественной природой, действительно себя не подтвердили. Оказалось, что человек гораздо более приземлён, заземлён и нуждается в этой непосредственной связи с природой больше, чем нам уже казалось, когда мы все стали цифровые, альтернативные и диджитальные.

 

 

 

 

TEHNE: Также во 2-й половине 20 века было много дискуссий о будущем человеческого жилища. Было предложено много революционных концепций. Принцип Clip-on и адаптирующиеся системы, „жилище-компьютер“, „жилище-кокон“ и „жилище-багаж“, идеи упакованности, дискретного и непрерывного роста, метаболизм и метаморфизм жилых структур, разработки группы „Архигрэм“ и Венского авангарда и т.д. и т.п. Но мы по-прежнему живем в тех же самых домах. Почему? Ожидаете ли вы каких-либо принципиальных изменений в жилище в ближайшие 20-30 лет?

 

Тимур Абдуллаев: Мне кажется, что жилье — это некоторое зеркало общества и определённых этапов его развития — политического и экономического. Мы видели кардинальное изменение отношения к жилью, начиная с оболочки, описывающей форму существования людей. Таких этапов не очень много, и они в основном связаны со сменой какой-то парадигмы развития государства или цивилизации. Отпечаток накладывают и этапы развития научно-технического прогресса. Например, появление индустриальности поменяло наше отношение к жилью в определенной степени.

 

Сначала жилье было очень кастомизированным, а потом вдруг стало индустриализированным. Это дало новый виток развития урбанизации и поместило людей в совершенно иные условия жизни. Мы начали создавать «машины для жилья», которые стали совершенно по-другому организовывать пространство для жизни на рубеже развития архитектуры авангарда. Там, в двадцатых годах прошлого века сформировалась история про новое комьюнити. Стало очевидно, что требуется определённая форма управления людьми. И это очень интересная история про то, как архитектура во многом определяет сознание. Поэтому то, как и какими создаются наши города, как и каким создаётся наше жилье, в определённое русло заводит форму, модель поведения людей.

 

Когда мы говорим про какие-то инновационные концепции, то нужно сначала понять цель. И эта цель не всегда очевидна. Точнее, неочевидно, кому это нужно. Если это эксперименты, например, как недавно все обсуждали, с видом шерингового жилья, с перемешением функций, то тут все это носит такой экспериментально-фрагментарный характер.

 

А если мы посмотрим в будущее, то сейчас, мне кажется, есть два основных вектора, и оба сопряжены с темой пересмотра отношения к экологии жизни. Во-первых, это тренд на зелёную архитектуру. По большому счёту, это здания, которые должны в перспективе иметь экологическую нейтральность. Это очень модная тема и в то же время очень сложная. Она много лет еще будет развиваться, но какими-то маленькими шагами постепенно все-таки войдёт в широкий обиход.

 

Второй вопрос — тренд на некоторое замедление. Как мы в предыдущем вопросе вспоминали, насколько вообще нам нужна такая концентрированная урбанизация. На мой взгляд, сейчас появился тренд двинуться немножко в другую сторону и попробовать другие форматы жилья. Будем называть это дезурбанизицией с попыткой начинать развиваться активнее, потому что прерогатива отдана не массовому жилью, но для определённых сегментов (экологичность). Возможность быть ближе к природе, мне кажется, станет чем-то очень востребованным, притягательным и в каком-то смысле даже эксклюзивным.