наверх
 

Арватов Б. Социологическая поэтика. — Москва, 1928

Социологическая поэтика / Б. Арватов. — Москва : Издательство «Федерация», 1928  Социологическая поэтика / Б. Арватов. — Москва : Издательство «Федерация», 1928
 
 

Социологическая поэтика / Б. Арватов. — Москва : Издательство «Федерация», 1928. — 171 с.

 
 

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

 
Сложность нынешней литературной обстановки и обилие писательских группировок с самыми различными направлениями вызывают в широких читательских кругах вполне естественный интерес к сущности литературных споров и разногласий.
 
Считаясь с этим интересом и выполняя программу, поставленную Федерацией Объединений Советских Писателей, Издательство выпускает из печати серию книг, в которых надеется с наибольшей полнотой отразить все основные течения в области критики, теории и истории литературы. Само собою разумеется, что «Федерация» в качестве органа ряда писательских Объединений, не может нести ответственность за точки зрения отдельных авторов, представляющих те или иные литературные направления, а также за положения, высказанные ими в своих работах.
 

 

ПРЕДИСЛОВИЕ

 
Собранные в этой книжке статьи тов. Арватова Б. И. не являются результатом научно-кабинетной работы, а представляют из себя зафиксированные на бумаге полемические речи в борьбе за новую, пролетарскую культуру.
 
Отсюда их достоинства и недостатки. В бою, в полемике, в дискуссии некогда обдумывать каждое слово, взвешивать каждый термин, иногда хватаешься за первый подвернувшийся аргумент, способный разбить противника и подтвердить правильность защищаемой идеи. В этих неточностях, перегибах и случайностях — недостаток таких зафиксированных речей. Но зато огромным достоинством является их боевая установка, их прямое действие, не разжиженное колебаниями и сомнениями.
 
Дискуссия, в которой тов. Арватов принимал горячее участие, заключалась в том, чтобы определить свое отношение к буржуазному культурному наследству. Как быть с этим буржуазным наследством? — этот вопрос возник на следующий же день после Октябрьского переворота. И ответы были даны самые противоположные. Один ответ: охранять; второй ответ: разрушать. Образовались две партии на культурном фронте: партия—охранителей и партия—разрушителей.
 
Охранители говорили: «Новая, пролетарская культура является продолжением прежней, буржуазной, поэтому прежде чем строить новую культуру, надо, чтобы пролетариат усвоил старую. Поэтому мы должны не только охранять эту старую буржуазную культуру, но и популяризировать ее среди широких рабоче-крестьянских масс».
 
Разрушители говорили: «Пролетарская культура будет создаваться в борьбе с буржуазной культурой, и поэтому мы должны расчистить место для этой новой пролетарской культуры и разрушать старую, буржуазную. Чем больше мы будем охранять старое, тем труднее будет расти новому. Мало того, старое не лежит мертвым грузом, а влияет, воздействует и мешает строить новое».
 
Застрельщиками партии разрушителей были деятели левого фронта искусств, выступавшие сначала в газетке «Искусство коммуны», а затем сорганизовавшиеся в группу «Леф».
 
Тов. Арватов — один из деятельнейших членов группы «Леф» — поставил себе специальную задачу обосновать лефовскую программу с точки зрения марксизма. В ряде статей и выступлений он доказывал и продолжает с успехом доказывать, что лефовские положения — это не анархические выкрики деклассированной интеллигенции, а доподлинная культурная программа пролетариата.
 
Выступления тов. Арватова сосредоточены, главным образом, на вопросе об эстетической культуре пролетариата. Анализируя природу эстетических ценностей буржуазии, тов. Арватов приходит к заключению, что основным признаком всех этих эстетических богатств является их внеутилитарная значимость. Все эти художественные произведения существуют не для того, чтобы строить жизнь, не для того, чтобы эту жизнь организовывать, а для того, чтобы на условном эстетическом материале осуществить ту мечту о стройном, организованном обществе, которая в условиях буржуазно-капиталистического строя недостижима.
 
Благодаря анархическому строению буржуазного общества, никакое планомерное общественное строительство невозможно. И, как реакция на эту анархичность, буржуазия создает себе искусство, оторванное от реальной жизни. В этой изолированной области художник может по своему произволу организовывать мир и создавать иллюзии гармонии и красоты.
 
Пролетариат в борьбе с анархическим строением капиталистического общества находит совсем другие пути. Никакая иллюзорная организованность не может его удовлетворить. Никакие эстетические гармонии не могут заменить ему организованное бытие. Организованность нужна ему не в эстетике, а на деле. Поэтому пролетариату буржуазная эстетика не нужна; мало того, вредна потому, что подменивает боевые задачи социального строительства эстетическими утопиями уже достигнутой гармонии и красоты.
 
Пролетариат может использовать некоторые технические навыки буржуазных художников, но только коренным образом изменив их в соответствии с теми новыми целями, которые ставит себе пролетариат в своей социальной борьбе. Эти технические приемы должны служить пролетариату не для создания вне-реальной, эстетической деятельности, а для изменения реальной деятельности в приближении ее к тому социалистическому идеалу, за который борется пролетариат.
 
Арватов наслаивает на том, что у пролетариата может быть только одна эстетика: эстетика целесообразности. Только то, что целесообразно, только то, что непосредственно отвечает запросам реальной жизни, может быть приемлемо для пролетарской культуры.
 
Но Арватов не ограничивается простым отрицанием пригодности буржуазно-эстетических ценностей для пролетарской культуры. Он хочет ответить на вопрос: какую же задачу положительную выполняла эстетика в условиях буржуазного общества?
 
Арватов, исходя из положения, что вся сумма эстетических ценностей внеутилитарна и не служит непосредственному жизнестроительству, видит положительную сторону этой эстетической деятельности в том, что она является как бы лабораторией новых форм.
 
Что такое поэзия? Это, прежде всего, отрыв от реальной жизни, но вместе с тем это — повод художникам слова, не связанным утилитарными заданиями, работать над формальным усовершенствованием языка.
 
Впрочем, Арватов тут же оговаривается. Поэзия оперирует одинаково и с архаизмами и с неологизмами, т.-е. поэзия может быть и реакционным и революционным фактором. В части реакционной она никаких положительных функций не имеет, но в части революционной она их имеет постольку, поскольку эти новые формы могут быть применены в практическом языке. Таким образом, для Арватова ценность внеутилитарной поэзии определяется той мерой, в которой ее лабораторные опыты могут впоследствии стать достоянием практической деятельности.
 
В этом Арватов видит историческую необходимость внеутилитарной эстетики в условиях буржуазного общества. Не было прямого пути к жизнестроительству потому, что не было организованной, плановой, социальной работы. Поэтому движение вперед происходило обходным путем, через формальную лабораторию.
 
В условиях социалистического общества надобности в таком обходном движении нет, потому что социалистическое общество тем и отличается от буржуазного, что в нем движение происходит не анархически, а планово организованно. Поэтому мы должны перейти от внеутилитарных лабораторий к лабораториям реальной жизни и строить эту жизнь прямым воздействием на нее, а не через туманные, эстетические ценности.
 
Вся эта концепция Арватова несколько схематична и не разрешает целого ряда вопросов которые стоят перед исследователем эстетической культуры буржуазии. Но, повторяю, концепция Арватова родилась не в научном кабинете, а в борьбе с партией охранителей, которые не прочь были рядить пролетарскую культуру в эстетические одежды буржуазии, только слегка подгримировав их под пролетарское.
 
Здесь собраны статьи тов. Арватова по вопросам поэзии и литературы. Согласно общей своей концепции Арватов, прежде всего, отмежевывает язык поэтический от языка практического. И в этом отношении он всецело стоит на точке зрения группы Опояз. Однако, Арватов опасается, что опоязовцы слишком резко противопоставляют язык поэтический практическому; ему кажется, что связь и взаимодействие этих языков теснее, чем это представляют опоязовцы. Здесь сказывается опаска социолога, который боится, что если будет порвана связь между рядом практическим и рядом поэтическим, то все изменения поэтического ряда должны будут быть объяснены имманентно, что коренным образом противоречит основным положениям марксизма.
 
Однако, опасения тов. Арватова напрасны. Опоязовцы никогда не утверждали, что поэтический ряд независим от ряда социального. Напротив, самое понимание поэтического ряда, как противопоставление ряду практическому, подразумевает теснейшую между ними, хотя бы и пародийную, связь. Без практического ряда не существовал бы и ряд поэтический. Изменение в практическом ряду непременно вызывает изменение в ряду поэтическом. Если даже у отдельных опоязовцев и попадаются выражения о независимости поэтического ряда, то смысл их в том, что связь между этими рядами не прямая, а пародийная; и сказаны были слова о независимости ряда только в борьбе с теми наивными социологами, которые попросту отождествляли ряды поэтический и практический. Опоязовцы настаивали на несмешении этих рядов и тем самым вынуждены были рвать традиционные связи, но только с тем, чтобы установить новую связь, более сложную, но зато более верную.
 
Доказывая внеутилитарное значение поэтического языка, Арватов ставит перед пролетарским художником слова задачу: деэстетизировать поэтический язык и предупреждает их от впадания в буржуазную эстетизацию. В этом отношении очень любопытны его статьи о Маяковском и о Брюсове. Маяковского он расценивает, как деэстетизатора, а Брюсова — как эстетизатора пролетарской культуры.
 
Огромное значение статей Арватова заключается а том, что он применяет положения марксизма к области эстетики, тщательно сверяя их с последними достижениями формальной науки. Он понимает, что от этих достижений нельзя отмахиваться словечками, вроде: идеалисты, формалисты, упадочники; что нужно не повторять слова учителей марксизма, а применять их положения на новом, научном материале.
 
Арватов понимает, что между формалистами и социологами нет принципиальных разногласий, что и те и другие проделывают разными путями одну и ту же работу.
 
Арватов понимает, что марксист не может проходить мимо научных фактов, а должен понять эти факты силой своего метода. Для марксиста и формалисты и социологи — работники, собирающие материал, проникающий в законы эстетической области, и ему, марксисту, надлежит дать всем этим накопленным фактам и гипотезам должную научную систему. В этом, а не в бесконечном цитировании Маркса, Энгельса и Плеханова, заключается подлинная работа марксиста. Арватов ведет эту работу, и первые его статьи не потеряли своей актуальности и сегодня.
 
О. М. Брик
 

 

СОДЕРЖАНИЕ.

 
1. Предисловие О. М. Брика.. 7
2. О марксистском искусствознании.. 13
3. К марксистской поэтике.. 18
4. О формально-социологическом методе.. 29
5. Язык поэтический и язык практический.. 50
6. Контр-революция формы.. 65
7. Эстетический фетишизм.. 85
8. Синтаксис Маяковского.. 101
9. Речетворчество.. 127
10. Приложение. Маркс о художественной реставрации.. 144
 

 

Примеры страниц

 
Социологическая поэтика / Б. Арватов. — Москва : Издательство «Федерация», 1928  Социологическая поэтика / Б. Арватов. — Москва : Издательство «Федерация», 1928
 

 

Скачать издание в формате pdf (яндексдиск; 40,9 МБ).
 
 

23 апреля 2020, 19:40 0 комментариев

Комментарии

Добавить комментарий