Архитектура древней Греции эпохи расцвета (480—400 гг. до н. э.): строительная техника, город и жилище

 

 

Рассматриваемый период, который в истории греческой культуры и искусств обычно называют классическим, ознаменовался вначале борьбой объединившихся греческих полисов с внешними врагами, угрожавшими их независимости (могучая персидская держава — на Востоке, Карфаген— на западном Средиземноморье), а затем соперничеством двух наиболее противоположных по развитию и общественному строю городов-государств — передовых Афин и отсталой земледельческой Спарты.

 

До конца VI в. до н. э. Спарта была главной политической силой в Греции. Здесь сравнительно рано сложилось рабовладельческое государство, которое долго сохраняло пережитки общинного быта: во-первых, равноправие всех спартанцев, которые совместно владели общинной собственностью — землей и обрабатывавшими ее илотами, местным населением, порабощенным спартанцами; во-вторых, военную организацию его господствующего класса, обусловленную необходимостью постоянной борьбы с илотами.

 

С начала V в. до н. э. рядом со Спартой выступает новое мощное и передовое государство — Афины. Это произошло благодаря быстрому развитию ремесел и обширным торговым связям с другими государствами Средиземноморья. Афинское демократическое государство складывалось в постоянной борьбе с теми греческими полисами, в которых еще господствовала старая землевладельческая военная аристократия и которые находились под гегемонией Спарты, входя в так называемый Пелопоннесский союз.

 

Проведенные еще в начале VI в. до н. э. реформы Солона и Клисфена, возглавившего демократическую партию в конце того же века, завершили борьбу с пережитками родового строя, окончательно установили формы демократического государства в Афинах и обеспечили его быстрый рост в V в. до н. э. В Аттике расцветают ремесла, в частности художественная промышленность; развивается торговля. Афины успешно конкурируют с дорическим Коринфом и в большой мере наследуют торговые пути ионического Милета, разрушенного персами в 494 г. до н. э.

 

В первой четверти V в. до н. э. могучая персидская держава, под властью которой находились вся Передняя Азия и Египет, стремясь к господству на Эгейском море, неоднократно обрушивалась на Грецию. Особенно грозными для Афин были наступления персов в 490 и 480—479 гг. до н. э. Эти войны, подробно описанные историком Геродотом, были успешно выиграны эллинами. Наиболее трудной была вторая война, когда одновременно с вторжением персидских войск в Среднюю Грецию греческие колонии в Сицилии подвергались нападению карфагенян. В 480 г. до н. э. Афины были захвачены и разрушены персами; однако, несмотря на разрушение своего города, афиняне, обладавшие большим флотом, продолжали деятельно участвовать в войне. В ходе войны Афинам

 

 

—стр. 132—

 

удалось возглавить силы морских греческих государств. Это объединение получило название Афинского морского союза.

 

Результатом греко-персидских войн было освобождение малоазиатских эллинов от персидского владычества, что не могло не отразиться на жизни крупных малоазиатских центров (Милета, Эфеса, Галикарнаса и др.), в которых греческая культура все же сохранила ряд местных традиций.

 

Победа греков над персами знаменовала торжество более передовых рабовладельческих республик Греции над более отсталой персидской монархией. Вместе с тем эта победа обеспечила дальнейшее развитие рабовладельческого хозяйства в Греции вообще, а в Афинах особенно. Возглавлявшие морской союз Афины получили возможность бесконтрольно распоряжаться огромными взносами союзников, что позволяло им содержать большой военный флот и развивать интенсивную строительную деятельность.

 

Подъем Афинского рабовладельческого государства происходил в условиях острой политической борьбы между двумя партиями — аристократической и демократической. Противоречия между этими группами возникали в связи с дальнейшей демократизацией Афинского государства и других греческих государств — членов Афинского морского союза. Опираясь на поддержку народа, Эфиальт добился лишения политических прав оплота аристократии — ареопага. Убийство Эфиальта не остановило дальнейшего роста демократии, во главе которой стал Перикл.

 

Время Перикла — середина сороковых и тридцатые годы V в. до н. э. — знаменует собой, по словам Маркса, высочайший внутренний расцвет Греции.

 

Расцвет ремесел и торговли, приток больших денежных сумм и огромных масс рабов сильнейшим образом способствовали обогащению государства. В эпоху Перикла к участию в управлении государством привлекались широкие слои свободных граждан, получавших за это определенное вознаграждение.

 

Развитие рабовладельческой демократии создало исключительно благоприятные условия для культурного расцвета Афин. Огромные средства тратились на украшение Афин, которые стали «школой всей Эллады».

 

В 431 г. до н. э. произошло столкновение Афинского морского союза с находившимся под гегемонией Спарты Пелопоннесским союзом. Эта война, продолжавшаяся с перерывами до 404 г. до н. э., известна под названием Пелопоннесской. Война охватила почти всю Грецию. Помимо политических противоречий между аристократической Спартой и демократическими Афинами, в основе конфликта лежали экономические противоречия: борьба за рынки в Пелопоннесе, Южной Италии и Черноморье.

 

Пелопоннесская война не была удачной для Афин. Понеся ряд поражений, афиняне потеряли часть союзников, отпавших от них. Большим ударом было также организованное бегство к спартанцам в Декелею 20 000 афинских рабов, занятых главным образом в ремесленном производстве. Все эти неудачи настолько ослабили Афины, что в 404 г. до н. э. они принуждены были сдаться, признав гегемонию Спарты. Поражению Афин способствовала жестокая социальная борьба, которая шла внутри Афинского государства между демократическими слоями свободного населения (ремесленниками, земледельцами, лишившимися своей земли) и реакционными элементами (аристократией, крупными торговцами и зажиточным крестьянством).

 

Параллельно борьбе за демократизацию общественного строя в передовых полисах развивалась и острая борьба между новыми исканиями и устоявшимися традициями. Примечательно, что в консервативной Спарте с ее неизменным государственным устройством в течение V и IV вв. до н. э. не было никаких исканий и борьбы, а вместе с тем и каких-либо достижений в области духовной культуры.

 

Греческая идеология эпохи расцвета характерна борьбой двух мировоззрений. Одно, идеалистическое, коренилось в господствовавших религиозных представлениях, в V и IV вв. до н. э. содержавших в себе переплетение старой антропоморфной религии с ее сложной мифологической системой, так ярко отраженной в поэмах Гомера и Гесиода, и народных верований догероического (догомеровского) времени. Идеалистическое мировоззрение лежало в основе философских систем многих софистов, Сократа, а главным образом Платона и его последователей.

 

 

—стр. 133—

 

Другое мировоззрение, материалистическое, выраженное еще в учениях милетских философов (Фалеса, Анаксимандра, Анаксимена) и эфесского стихийного материалиста-диалектика Гераклита, было воплощено в V в. до н. э. в учениях Эмпедокла, Анаксагора, Левкиппа, Демокрита и их многочисленных последователей. Маркс и Энгельс отмечают у древних греческих философов наличие наивного, но по существу правильного взгляда на мир.

 

Энгельс указывает, что так как греки не дошли до расчленения, до анализа природы, она у них рассматривается еще как одно целое. Всеобщая связь явлений в мире не доказывается в подробностях; для греков она является результатом непосредственного созерцания.

 

В IV в. до н. э. Аристотель, метавшийся в страстных поисках истины между материализмом и метафизикой, развил целую систему энциклопедических знаний, в которой нашла себе место и эстетика, выразившая основные требования господствовавшего класса к искусству и являвшаяся первой, не всегда последовательной, но чрезвычайно важной попыткой обосновать реализм в искусстве.

 

Стихийная диалектика материалистической философии древних греков получила свое выражение буквально во всех отраслях искусств, определив реализм, значительность и гармоническую целостность классических образов греческой драмы, скульптуры и архитектуры.

 

Греческая литература этой эпохи богата и разнообразна. Наиболее значительным явлением в ней была античная драма, расцвет которой относится к V в. до н. э.

 

Возникнув из народных обрядовых хороводов и песен, посвященных богу Дионису, драма к началу V в. до н. э. приобрела установившуюся форму театрального действия, в котором участвовали два-три актера и хор. Исполнение драмы во время периодических празднеств со временем превратилось из религиозного обряда в общественное зрелище, ставшее неотъемлемой частью культурной жизни древнегреческого полиса.

 

С первых же шагов в развитии греческого театра наметились основные жанры: трагедия и комедия. Последняя обычно получала злободневный политический характер.

 

По-новому разрабатывая традиционные сюжеты и переосмысливая образы героев, заимствованные из героического эпоса, великие трагики V в. до н. э. — Эсхил, Софокл, Еврипид — ставили и разрешали самые острые и актуальные для своего времени проблемы, достигая при этом величайшего художественного совершенства в построении действия и в характеристике героев.

 

В творчестве этих трех драматургов, а также Аристофана, отразились последовательные этапы и различные направления в развитии греческого мировоззрения этой эпохи. Трагедии Эсхила посвящены гражданским патриотическим настроениям того времени; Софокл и Еврипид в своих трагедиях раскрыли внутренние переживания человека; в ярких комедиях Аристофана отразились политическая борьба и нравы афинского общества на рубеже V и IV вв. до н. э.

 

Расцвету художественной прозы немало способствовали греческие историки V в. до н. э. Геродот и Фукидид.

 

В скульптуре примитивные, условно стилизованные, словно оцепеневшие архаические статуи сменяются более свободными изваяниями. Образцы классической скульптуры более правдивы и убедительны, фигуры представлены свободно двигающимися в пространстве.

 

Тематика в основном остается прежняя. Сюжетами скульптур являются изображения божеств и героев, а также «прекрасных и доблестных» граждан-атлетов — победителей на состязаниях. Однако художественные образы получают большую глубину содержания в соответствии с богатством и разнообразием философских, религиозных и художественных идей нового времени.

 

Частное и случайное мало привлекает внимание ваятелей классического времени. Статуи обычно лишены портретных черт: типически обобщенные, они представляют собой идеализованные изображения человека.

 

Как и в эпоху архаики, скульптура классики в значительной мере связана с архитектурой. В наружное убранство храма входили статуарные (реже рельефные) фронтонные группы, горельефные метопы, барельефные фризы. На крыше, по углам фронтонов, ставились акротерии, иногда

 

 

—стр. 134—

 

представлявшие собой скульптуры из мрамора, терракоты или бронзы.

 

Особая роль принадлежала стоявшим в глубине целлы культовым статуям, нередко имевшим колоссальные размеры. Оживленные богатой расцветкой, исполненные часто из различных ценных материалов (золото и слоновая кость, мрамор и позолоченное дерево), эти скульптуры создавали впечатление торжественного великолепия.

 

Большое количество статуй и скульптурных групп входило в ансамбли греческих святилищ; они также ставились на площадях и украшали акрополи.

 

Рельефы и посвятительные надписи украшали балюстрады и надгробия. Многочисленные надгробные памятники, главным образом рельефы, реже статуи, возвышались на греческих некрополях (кладбищах). Особым своеобразием отличались высокие мраморные вазы, имевшие форму лекифов — узкогорлых сосудов для хранения масла, с рельефными изображениями умершего и нередко с надписью, указывающей его имя.

 

В сикионо-аргосской школе скульптуры, крупнейшим представителем которой в это время был Агелад, разрабатывается мотив спокойно стоящей фигуры нагого атлета. Слегка повернутая голова, согнутые в суставах члены оживляют эти фигуры. «Передняя поверхность» в статуях Агелада сильно подчеркнута, глубина построения отсутствует.

 

Иной характер имело искусство ионических мастеров, также стремившихся к преодолению архаической условности. Ионяне охотно изображают фигуру в живом движении. Нереиды известного надгробного памятника в Ксанфе представлены бегущими. Еще большей новизной замысла отличается статуя богини победы Ники, исполненная Пэонием и поставленная в Олимпии (копия в Дельфах). Скульптор смело решил задачу изображения богини летящей.

 

В скульптуре V века выдвигается ряд ярких художественных индивидуальностей. В числе их видное место принадлежит Мирону из Элевфер. Как показывает статуя «Дискобол», Мирон ставил и замечательно разрешал труднейшую задачу передачи движения во всей сложности перехода от одного положения тела к другому.

 

Совершенно иным характером отличается творчество пелопоннесского скульптора Поликлета. Исполнявший преимущественно бронзовые статуи атлетов-победителей, Поликлет являлся ярким выразителем художественных идеалов эллинской общины, отвечавших представлениям своего времени о «прекрасном и доблестном» гражданине.

 

Могучие тела победителей в состязаниях строились Поликлетом на основе определенных, установленных им пропорций. Спокойно стоящие фигуры Поликлета оживлялись так называемым хиастическим построением (перекрестным сочетанием поднятых и опущенных плеч и бедер). Глубина в скульптурах Поликлета достигалась отставленной назад ногой и отчасти выдвинутой вперед рукой. Прославленными произведениями Поликлета были статуи копьеносца — Дорифора и раненой амазонки; статуя Дорифора получила первенство на конкурсе, в котором принимали участие лучшие мастера Эллады, в том числе Фидий. Поликлет написал трактат («Канон»), в котором он утверждает, что красота заключается в соразмерности частей и что совершенство художественного произведения зависит от многих числовых отношений. Возможно, что теория Поликлета была связана с учением пифагорийцев о числовых отношениях.

 

Фидий, величайший из аттических скульпторов, создавал монументальные, величавые образы богов, более глубокие по содержанию, чем изваяния его предшественников. Широкой известностью пользовались колоссальные статуи, исполнявшиеся Фидием из золота и слоновой кости, в особенности Зевса в Олимпии и Афины Девы в Парфеноне.

 

Фидий был одним из сотрудников Перикла, ему было поручено руководство всеми художественными работами на Акрополе. По его замыслам были исполнены многочисленные скульптуры Парфенона, а в основу композиции знаменитого фриза был положен эскиз Фидия.

 

Эпоха классики — время расцвета греческой монументальной и станковой живописи, о которой, однако, мы можем судить лишь по литературным источникам и отчасти по росписям на вазах. Во второй четверти V в. до н. э., при Кимоне, работал крупнейший из эллинских живописцев —

 

 

—стр. 135—

 

Полигнот с острова Фасоса. Он украсил фресками различные здания: «Пеструю стою» в Афинах, лесху книдян в Дельфах и др. Полигнот писал большие многофигурные композиции мифологического или исторического содержания. Картины Полигнота являлись в сущности монументальными произведениями графики: изображения очерчивались линиями контуров и окрашивались в локальный тон. Сложная гамма переходных полутонов, столь характерная для последующей живописи, им не применялась. Палитра Полигнота основывалась на четырех красках: белой, желтой, красной, черной, употреблявшихся в вазописи.

 

Созданное Полигнотом направление господствовало в эллинской живописи до конца V в. до н. э., когда Аполлодор из Афин — творец станковой живописи — впервые стал применять перспективу, полутона и передавать светотень, положив тем самым начало живописи в современном смысле этого слова. Созданное Аполлодором новое направление в живописи получило широкое распространение в IV в. до н. э. Последователями этого направления были Зевксис и Паррасий.

 

В художественном ремесле классической эпохи почетное место занимали расписные вазы. Они преимущественно выполнялись в краснофигурной технике, которая появилась в Афинах еще в конце VI в. до н. э., но полное развитие получила только в V в. до н. э.

 

Наряду с традиционными мифологическими сюжетами в вазовой живописи начала V в. до н. э. появляются и разнообразные бытовые темы. Благодаря наличию подписных ваз мы знаем о ряде мастеров (Евфроний, Дурис и др.) и об их стилистических особенностях. Главным центром этого вида художественной промышленности в эту эпоху становятся Афины. Живописцам удавалось достичь исключительно удачных композиционных решений, с большим мастерством связанных с формой декорируемого сосуда. В середине и в третьей четверти V в. до н. э. появляются росписи так называемого свободного стиля: фигуры приобретают более объемный характер и изображаются в непринужденном и легком движении, причем композиции сохраняют спокойный, монументальный характер.

 

В последние десятилетия V в. до н. э. на смену свободному стилю приходит другой, характеризуемый резко двигающимися фигурами, развевающимися одеждами с богатыми орнаментальными мотивами.

 

 

 

 

Греко-персидские войны, сыгравшие такую важную роль в истории Греции, оставили глубокий след и в развитии архитектуры. Войны начались с восстания греческих городов в Малой Азии в 500 г. до н. э. Жестокое подавление персами этого восстания сопровождалось разрушением Милета и других городов; вот почему проблемы застройки городов, уже возникавшие в связи с колонизацией, приобрели особую остроту и в середине V в. до н.э., когда древнегреческие полисы достигли наивысшего экономического, политического и культурного расцвета, — в Афинах впервые зародилась подлинная наука о градостроительстве.

 

С развитием экономики расширилось и строительство торговых, производственных и оборонительных сооружений: складов, портовых сооружений, ремесленных мастерских, эргастериев, городских стен и т. п.

 

Общегреческие типы жилых и общественных зданий, сложившиеся к концу предшествовавшего периода, теперь достигают полной зрелости и все чаще получают индивидуальную трактовку. Это сочетание типических черт с индивидуальными всего легче прослеживается на жилище (например, в Олинфе) и на храмах, которые теперь не только посвящены богу — покровителю полиса, но как бы и олицетворяют последний.

 

В результате разрушений, причиненных персидскими войнами малоазийским греческим городам, родине ионического ордера, в начале и в середине рассматриваемого периода доминирует строительство храмов в дорическом ордере. Лишь со второй половины V в. до н. э. в интерьерах построек все чаще применяются другие ордера.

 

Ведущим типом монументальной архитектуры в начале V в. до н. э. по-прежнему

 

 

—стр. 136—

 

оставался периптер. Подобно греческой драме, удовлетворявшейся обработкой сравнительно небольшого числа сюжетов, черпаемых обычно из мифологии, в храмовом зодчестве архаической эпохи культивировалось лишь несколько архитектурных типов, среди которых первое место занимал периптер. В результате этой долгой преемственной разработки периптеральный храм получает единую распространенную по всему греческому миру форму, в которой пластическая выразительность сочетается с лаконизмом художественных средств.

 

Храм становится короче, его целла — шире. В больших храмах перекрытие целлы было нелегкой задачей, и при дальнейшем увеличении пролетов пришлось прибегать к установке промежуточных опор. Чтобы уменьшить массивность колонн и не слишком загромождать внутреннее пространство храма, их ставят в два яруса, что дает возможность значительно уменьшить сечение ствола и придать интерьеру нужный масштабный характер, благодаря которому целла кажется зрителю более обширной.

 

Внешняя колоннада периптера имеет теперь обычно по шесть колонн на торцовых фасадах и по тринадцать — на боковых, т. е. число колонн бокового фасада на единицу больше удвоенного числа колонн на торцовых фасадах. Расстояние между передним рядом колонн и пронаосом уменьшилось, благодаря чему наос лучше связывался с птероном.

 

Сложные сопряжения отдельных частей, являвшиеся камнем преткновения для зодчих предшествующей эпохи, теперь получили четкие, устойчивые решения; необычные приемы, вроде фронтонов с изломами карнизов по углам, окончательно выходят из употребления.

 

В ордерах также установились типические черты, на фоне которых всякое отклонение форм или отношений между ними воспринимается особенно красноречиво, являясь важнейшим средством создания индивидуальной характеристики сооружения — его масштабности, значительной величавости или интимности, мощи или легкости и т. д.

 

Так, в основном — дорическом — ордере затруднения, связанные с угловыми триглифами и по существу своему неразрешимые, сглаживались теперь посредством неизменных, повсеместно применявшихся приемов: триглиф располагался на самом углу, сдвигаясь при этом с оси крайней колонны, а получившаяся вследствие этого разница в размерах метоп незаметно разгонялась. Для этого интерколумнии сужались по мере их приближения к углам храма, а наклон колонн, наоборот, увеличивался. Такое решение проблемы углового триглифа, очевидно, удовлетворяло зодчих классической эпохи, стремившихся к органической целостности и живому ритму сооружения, и далеких от педантического желания соблюсти во всем строгую метрическую регулярность¹. Исчезают из архитектурной практики и многие архаические детали, в VI в. до н. э. нередко сочетавшиеся с формами уже вполне зрелой дорики. Так, в V в. до н. э. больше не применяется архаическая капитель с выемкой у основания эхина, лишавшей его профиль выражения упругости. Она уступила место новому, классическому решению капители (впервые отмеченному в храме Аполлона в Коринфе; рис. 1), в котором шейка выделена сверху ремешками, снизу — врезами гипотрахелия, а каннелюры четко завершаются у основания эхина. В некоторых капителях Парфенона впервые встречаются интересные вариации классического типа; в этих образцах лишь середина абаки воспринимает нагрузку, а его края отделяются от архитрава скрытой прорезью, вызванной стремлением предохранить края абаки от восприятия нагрузки. Таким образом, капитель в большой степени теряет свои конструктивные достоинства и не столько выполняет, сколько изображает свойственную ей функцию.

____________

¹ Лишь зодчие более поздней эллинистической эпохи с их стремлениями к четкости схемы и математической точности не смогли примириться с нарушением единообразного ритма фриза над угловыми колоннадами, который был неизбежен в дорике с ее триглифно-метопным фризом. Согласно Витрувию (IV, 3, 1—5), трудности, связанные с угловым триглифом, явились причиной постепенного вытеснения дорики ионикой, по крайней мере в общественных сооружениях. В действительности это скорее вызвано другими причинами: стремлением к более богатой, украшенной архитектуре, к облегченным пропорциям и др. Интересно отметить, что еще в начале последней четверти IV в. до н. э. постепенное сужение интерколумниев к углам храма можно встретить и в ионическом ордере, например в храме Артемиды в Сардах, тогда как один из первых противников дорики, упоминаемых Витрувием, — Пифей (строитель Галикарнасского мавзолея) уже около 335 г. до н. э. в храме Афины в Приене тщательно выравнивает интерколумнии.

 

 

—стр. 137—

 

К этому же времени окончательно установились и приемы полихромии.

 

К цветным керамическим облицовкам, являвшимся основным источником наших сведений о применении цвета в архитектуре эпохи архаики, теперь прибавились фрагменты архитектурных частей со следами покраски — не слишком многочисленные, но все же позволяющие восстановить основные ее принципы¹.

____________

¹ Вероятно, что то или иное применение цвета в архитектуре, вызванное определенными композиционными требованиями (например, необходимостью выделить основные, а также более мелкие или затемненные элементы), вскоре естественно закреплялось традицией.

 

Обогащало полихромию и применение разноцветных материалов (Эрехтейон). Различные по цвету материалы применялись и для полов, игравших важную роль в цветовом решении интерьера. Особенное распространение получили мозаичные полы, составлявшиеся из плиток разноцветного камня или гальки такого маленького размера, что форма их уже не играла никакой роли: каждая фигура рисунка пола составлялась из очень большого числа отдельных камешков, утопленных в связующий раствор. Впоследствии в мозаике стали применять, в дополнение к естественным камешкам, и кусочки искусственно нарезанных цветных камней и сплавов. Судя по мозаикам в жилых домах Олинфа, в их цветной гамме (как и в греческой живописи) доминировали теплые тона.

 

 

1. Эволюция характерных деталей дорического ордера   1 — изменение шейки капители: А — ранний тип, каннелюра теряется в западающей скоции; Б — каннелюры доведены до ремешков в основании эхина (впервые встречаются в храме Аполлона в Коринфе); В — начало капители определяется одним глубоким врезом (Парфенон, Гефестейон): а — скоция; б — врезы, отделяющие ствол колонны от шейки капители; в — ремешки, отмечающие основание эхина;   2 — соединение абаки и архитрава: А — архаический тип, архитрав опирается на абаку всей своей плоскостью; Б — прием классической эпохи, архитрав опирается лишь на среднюю часть поверхности абаки;   3 — план угловой колонны (II храм Геры в Посейдонии)

 

 

Ионическое зодчество, вероятно, пользовалось цветом не в меньшей степени, чем дорическое, но сведения, относящиеся к этому вопросу, еще более скудны.

 

Постепенно греческий периптеральный храм, а вместе с ним и ордера приобрели ту устойчивую форму, которую обычно называют классической. Главное помещение классического храма — его целла и портики — обнесено теперь колоннадой. Внешняя колоннада — посредствующее звено между замкнутым в ее кольце наосом и окружающим простором. Поставленная на ступенчатом стереобате, возвышающим храм над уровнем обычных домов, колоннада отличает жилище бога от домов простых смертных и является основным элементом храмовой архитектуры. Эти отличительные черты храма — ступенчатое основание и окружающая наос колоннада — определяют его внешнюю архитектуру и вместе с тем являются основными элементами его конструкции. Подобное совмещение в одном и том же элементе и конструктивной, и художественно-выразительной стороны архитектуры придало греческому храму простоту и лаконичность, характерные для греческой классики.

 

Внешний облик храма отличается исключительной, «органической» цельностью. Этому впечатлению немало способствует ряд своеобразных «отклонений» от правильной геометрической схемы, лежащей в основе композиции сооружения.

 

Отдельные отклонения встречались еще в храмах предшествовавшей эпохи, но теперь они нередко применяются все вместе в одном сооружении и становятся,

 

 

—стр. 138—

 

несомненно, элементами единой системы. Лучший пример таких отклонений или нарушений — Парфенон, а также некоторые другие аттические памятники той же эпохи. Эти так называемые аномалии начинаются с горизонтальных искривлений, или курватур, стереобата (иногда даже фундамента) и антаблемента. Упоминалось и неравномерное утонение, или энтазис, колонны, утолщение и наклон угловых (а часто всех) колонн птерона к центру сооружения, сужение крайних интерколумниев, а иногда и соседних с ними по всем или некоторым сторонам храма; утонение кверху стен целлы, придающее им видимость легкого наклона внутрь; наклон антаблемента птерона в ту или иную сторону; наклон антов и фронтонов вперед.

 

Отмеченные впервые лишь в начале XIX в., эти отклонения были детально измерены Пенрозом и опубликованы им в специальном труде (2-е издание 1888 г.) и с тех пор неоднократно исследовались.

 

В большинстве случаев они объяснялись как поправки к оптическим искажениям, которые греки с необычайной чуткостью сумели установить и исправить. Так воспринимались эти отклонения еще Витрувием, рекомендующим некоторые из них. В согласии с ним находятся и объяснения многих новых исследователей. Однако отношение к отклонениям самих эллинских зодчих нигде не зафиксировано.

 

Непосредственное впечатление от сохранившихся древнегреческих построек убеждает в том, что значение отклонений не исчерпывается предупреждением или исправлением ошибок человеческого глаза. Оно не исчерпывается и рядом других частных задач (увеличение устойчивости, решение проблемы углового триглифа и др.). Все эти аномалии несомненно и сами воспринимаются зрителем, а не только компенсируют искажения. Отклонения особенно характерны для аттической архитектуры в пору ее наивысшего расцвета. Они в большой мере определили ту необычайную жизненность, которая является отличительной чертой ее памятников. Они освобождали сооружение от геометрической сухости и придавали ему индивидуальную неповторимость и непринужденность живого организма. Здесь с особой яркостью сказалось замечательное свойство классической греческой архитектуры — ее расчет на живое человеческое восприятие и ее неразрывную связь с мифологическим мышлением греков, в той или иной степени одушевлявших все явления окружающей действительности.

 

Все описанные особенности дорического храма и ордера, начиная от количества и формы каннелюр и кончая нарушениями сухой регулярности, являются неотъемлемыми и относительно устойчивыми чертами классической дорики. Типичный дорический периптер и ордер этой эпохи нередко называют также «каноническими» на основании не вполне точной аналогии, уподобляющей дорический храм V в. до н. э. «Канону» Поликлета.

 

Однако этот термин, в обычном для нашего времени смысле, может привести к неправильному представлению о классическом периптере (и ордере) как о чем-то неподвижном и математически точном. И действительно, существует взгляд, что дорический ордер V в. до н. э. — неподвижная схема, в которой не только общий характер, но и математическое выражение пропорций в основном неизменны и не зависят даже от абсолютных размеров периптера, так что фасады маленького и большого храмов (при одинаковом числе колонн) совершенно подобны. Но этому противоречит та индивидуализация архитектурного образа, которой греческие зодчие наделяли каждое свое сооружение, каждый храм (см., например, Парфенон и II храм Геры в Пестуме).

 

Правда, общий характер пропорций оставался сравнительно устойчивым на каждом определенном этапе в развитии ордера — в этом убеждает вся его история. В связи с этим пропорции являются лучшим показателем времени постройки. Но отсюда еще далеко до абсолютной неизменности пропорций. По мере того как становится устойчивее состав частей ордера и их форма, изменение пропорциональных соотношений приобретает все большее значение. Пропорции стали одним из важнейших художественных средств архитектуры. С малейшим изменением пропорций менялось соотношение несущих и несомых частей в тектонической системе, составлявшей основу ордера, менялся его характер. Большую роль играли детали и профили обломов, к этому времени получившие большую художественную выразительность и четкость построения (рис. 2).

 

 

—стр. 139—

 

2. Построение профилей обломов (по Пеннеторну)

1 — построение каннелюр по ложному эллипсу (Парфенон, сечение внизу и вверху колонны); 2 — по эллипсу (Эрехтейон); 3 — по кругу (памятник Лисикрата); 4 — профили эхина и шейки капители по гиперболам; 5 — профиль шейки, очерченный по гиперболе (сечение по каннелюре); 6, 7 — профиль эхина по гиперболе; 8 — профиль гейсона по параболе; 9 — то же, по гиперболе; 10 — облом, построенный по двум эллипсам; 11 — то же, по эллипсу и гиперболе; 12 — то же, по эллипсу и параболе; 13 — профиль выносной плиты карниза, построенный по гиперболе; 14, 15 — профиль, построенный по дугам двух окружностей и эллипсу; 16 — профиль, построенный с помощью эллипса, двух окружностей и гиперболы

 

 

Изменение пропорций (в известных пределах свойственных данной эпохе) определяло индивидуальный художественный образ храма, то впечатление величия и мощи или легкости и изящества, которое ему стремился придать зодчий.

 

Подобно тому как в классической статуарной пластике, где основной темой была идеализованная фигура обнаженного атлета, отдельные статуи более не сводились к повторению типа, в зодчестве каждый храм воплощал особый, вполне индивидуальный образ. Греческие зодчие вполне владели и масштабностью сооружения, т. е. при воплощении того или иного архитектурного образа они пользовались пропорциями и другими художественно-выразительными средствами зодчества, тонко учитывая абсолютные размеры данного сооружения. Здесь, как и в скульптуре, наблюдательность грека повела его по следам природы. Строение разнообразных организмов и его взаимосвязь с их абсолютными размерами как бы подсказывали зодчему богатые возможности для выявления структуры сооружения и придания ему определенной масштабности.

 

Крупные сооружения больше расчленялись, имели большее количество деталей. Части малых построек относительно круп-

 

 

—стр. 140—

 

нее и малочисленнее. Проблема художественной трактовки архитектурного произведения в целом и его частей в зависимости от реальных размеров — проблема масштабности — отнюдь не была обойдена эллинскими зодчими.

 

Об этом подробнее будет сказано в заключении к данной главе.

 

Архитектурный образ классического храма складывается из ряда сменяющих друг друга картин, открывающихся зрителю по мере его приближения. От свободных просторов природы зритель переходит к открытой колоннаде, окружающей храм, омываемой воздухом и связывающей его с окружающей средой. Эта колоннада, придающая сооружению масштабную характеристику, выделяет храм из окружающей среды и создает промежуточное пространство птерона, связанного в свою очередь с пронаосом. Поднявшись на стилобат и оказавшись среди колонн птерона, зритель видит меньшие по размеру колонны пронаоса, приподнятого на одну ступень и расположенного на одном уровне с полом целлы; отсюда сквозь широкий проем входа открывается посетителю внутренность наоса и в его глубине — статуя божества, окруженная двухъярусной колоннадой. Ордер нижнего яруса несколько менее колонн пронаоса, а верхние колонны еще меньше. Благодаря этому постепенному уменьшению подлинные размеры внутренней колоннады могли быть не вполне ясны зрителю, тем более, что он обычно не входил внутрь. При всех же обстоятельствах они не могли восприниматься одновременно с колоннадой и сравниться с нею.

 

Восприятие целлы как центрального ядра всего сооружения и конечного этапа в движении зрителя подкреплялось, на первый взгляд, незаметным, но важным обстоятельством: по мере своего продвижения к святилищу посетитель обычно поднимался сначала по склону, на вершине которого стоял храм, затем по ступеням стилобата и, наконец, на ступень, отделявшую пол целлы от окружающего ее птерона.

 

Так зритель от внешнего, окружающего сооружение пространства переходил к восприятию интерьера храма, организованного художественными средствами зодчества.

 

* * *

 

В аттической архитектуре намечается более тесное взаимодействие с ионической. Усиливается и сближение архитектурных школ материковой и Великой Греции, заметное уже в начале рассматриваемого периода. Влияние материковой Греции возрастает во всех областях культуры. Известно, например, что Эсхил неоднократно ездил в Сицилию по приглашению сиракузского тирана Гиерона I (сменившего своего брата Гелона) и долго жил в Геле. Города Великой Греции постоянно участвуют в олимпийских играх, и архитектура храма Зевса Олимпийского, даже еще до его полного завершения, оказывала влияние на архитектуру многих храмов, начатых строительством в городах, атлеты которых выходили победителями в играх (храм Е в Селинунте, II храм Геры в Посейдонии).

 

Усложнение идейных и художественных задач, а вместе с тем и средств выразительности архитектуры достигает своего апогея во второй половине V в. до н. э. в Афинах, где явственно заметны стремления к созданию единого всеэллинского стиля. Достижения аттической архитектуры становятся достоянием всего греческого мира.

 

 

 

 

Строительная техника эпохи классики являлась продолжением и развитием тех приемов, которые были выработаны в предшествующий период. По-прежнему доминировала столь характерная для эллинского зодчества стоечно-балочная конструкция. Материалы применялись в основном те же, что и в позднеархаическое время. Однако мрамор, применявшийся прежде преимущественно для главных элементов декора, становится теперь важнейшим строительным материалом для надземных частей монументальных сооружений. Мрамор лучших пород — паросский и пентелийский — широко применяется в постройках не только ионического, но также дорического ордера.

 

Употребление мрамора, материала в высшей степени наделенного пластическими свойствами, способствовало развитию в

 

 

—стр. 141—

 

классической архитектуре пластических качеств. Мрамор позволил достигнуть великолепной игры света и тени, обогатил архитектуру своими цветовыми свойствами и способностью просвечивать в краях блоков и прежде всего в ребрах каннелюр. Колонны приближались к скульптуре, изображавшей живое, просвечивающее на солнце тело. Наряду с мрамором продолжали широко применяться и другие, сравнительно мягкие породы камня — известняки (порос), разработки которых имелись в различных областях Греции.

 

 

3. Схема конструкции угловой наклонной колонны, соединение барабанов ствола посредством деревянных штырей с муфтами (Парфенон) и притеска камней по периметру

 

 

Фундаменты зданий классической эпохи, как и эпохи архаики, выводились обычно только под стенами и отдельными опорами. Нижняя часть монументальных каменных стен (цоколь) выкладывалась из орфостатов. Выше поле стены выкладывалось из квадров меньших размеров.

 

В Греции никогда не применялись колоссальные блоки, подобные тем, из которых сложены стены Большого храма Баальбека (см. 2-ю часть этого тома). Как и в предыдущую эпоху, кладка производилась насухо. Наружная поверхность блоков тщательно отделывалась обычно уже после их укладки на место. Для выравнивания кладки снаружи у блоков предварительно обтесывались (кантовались) только ребра (нередко — одно нижнее). В некоторых случаях (например, в подпорных или оборонительных стенах) наружная отделка стены на этом заканчивалась (см. «рустованные» стены Мессены, Приены и др.). Блоки скреплялись металлическими скобами, пиронами и штырями, которые после укладки заливались свинцом.

 

Стены, сложенные из мраморных квадров, не требовали облицовки. Прекрасная поверхность благородного камня становится важным художественным элементом архитектурных сооружений классики (например, южная стена Эрехтейона).

 

Квадровая кладка применялась обычно только в богатых общественных зданиях; в более скромных постройках каменные стены клались из трапецеидальных блоков с горизонтальными постелями. Стены частных жилищ обычно возводились из сырцовых кирпичей на каменных цоколях. Такая же техника применялась и при сооружении оборонительных стен, так как сырцовая кладка хорошо противостояла ударам стенобитных машин.

 

В классическую эпоху стволы колонн выполнялись, как правило, из отдельных барабанов (рис. 3). Архитрав обычно сооружался из каменных или мраморных блоков, поставленных на ребро. Так, в Парфеноне он состоял из трех установленных один позади другого блоков. Фриз состоял из блоков, расположенных в два ряда. В боковых сторонах триглифных блоков были высечены пазы; в них крепились довольно тонкие плиты метоп, украшенных рельефами. Антаблемент, так же, как стена, выкладывался насухо и связывался железными скрепами, залитыми свинцом. Пролеты антаблемента достигали в постройках V—IV вв. до н. э. довольно значительных

 

 

—стр. 142—

 

размеров. Так, во II храме Геры в Посейдонии пролеты (в осях) равнялись 4,3—4,48 м, в Парфеноне — от 3,7 до 4,32 м; средний же пролет Пропилеев Афинского акрополя был равен 5,43 м.

 

В наиболее богатых храмах со второй половины V в. до н. э. плафоны портиков делались мраморными, кассетированными. Но потолки наоса, как и несущие конструкции крыши, обычно выполнялись из дерева.

 

Кровля покрывалась терракотовыми черепицами, формы которых были выработаны еще в предшествующую эпоху: это были широкие плоские солены и узкие желобчатые калиптеры. Но применялась и мраморная черепица. Известен случай, когда мраморные солены и калиптеры были соединены вместе. Такое соединение желобчатой формы с плоской значительно увеличивало прочность черепицы и позволяло придавать ей большие размеры. Такими были черепицы в храме Аполлона в Бассах: длина их достигала 1,08 м при ширине 0,75 м.

 

Помимо архитравных перекрытий, господствовавших в классическом зодчестве, следует отметить появление, правда, редкое, криволинейных перекрытий сводчатого типа. Еще недавно сомневались, что свод и арка были известны в Греции до эпохи эллинизма. Но сложенные из клинчатых камней арки встречались и в эпоху классики в погребальных камерах склепов. Полуциркульные очертания имели также многие перекрытия крепостных ворот¹. В конце V — начале IV в. до н. э. философ Демокрит даже занимался изучением принципов работы свода.

____________

¹ Арка была применена в городских воротах Акарнании, сооружение которых обычно датируют V в. до н. э.

 

Редкость применения арки и свода до III в. до н. э., по-видимому, следует объяснять несоответствием этих конструкций эстетическим задачам эллинского зодчества классической эпохи¹.

____________

¹ Самый ранний известный случай применения в древней Греции арки с чисто художественными целями — это декоративная арка над северо-восточным входом на агору в Приене, относящаяся примерно к 200 г. до н. э.

 

В наружной отделке храмов и богатых общественных зданий видное место принадлежало декоративной скульптуре и архитектурному резному орнаменту. Особенно широкое употребление находит последний в конце V и в IV в. до н. э. Выполнение резного орнамента требовало работы квалифицированных мастеров-камнетесов, не уступавших в своем искусстве скульпторам.

 

Внутренняя отделка зданий эпохи классики отличалась разнообразием приемов. Полы общественных зданий выстилались каменными плитами правильной формы, в некоторых случаях цветными. В скромных жилищах полы обычно были глинобитные. Открытые дворики были выложены камнем. В парадных помещениях богатых домов, а иной раз и в храмах, полы украшались мозаикой, выложенной из цветной гальки.

 

Сооружение общественных построек в классическое время обычно поручалось особым строительным комиссиям, в ведение которых поступали соответствующие средства. Составленные этими комиссиями отчеты о расходах нередко высекались на мраморных плитах. Такие надписи позволяют судить и о сроках строительства, и о числе рабочих. Особенно важны надписи, связанные со строительством Эрехтейона, арсенала в Пирее и храма Аполлона IV в. до н. э. в Дельфах.

 

Время возведения тех или иных построек было весьма различно. Иногда постройка одного храма растягивалась на десятки лет. В других случаях работа производилась значительно быстрее. Так, сооружение Пропилеев Мнесикла заняло пять лет. В сравнительно небольшой срок был сооружен весь комплекс Афинского акрополя.

 

 

 

 

Рост производительных сил и возрастающее могущество греческих полисов вызвали в V в. до н. э. усиленное развитие городов. Это сказалось в строительстве городских укреплений и разнообразных сооружений общественного пользования. Сформировался и новый тип жилища — городской дом рабовладельца.

 

В этот период зарождается греческая градостроительная теория. Потребность в

 

 

—стр. 143—

 

простых геометрических приемах разбивки и в планомерном строительстве городов, несомненно, возникла еще в VIII—VII вв. до н. э., в период интенсивной греческой колонизации. Возможно, тогда же появились первые элементы регулярного города, реализованные, например, в прямоугольной уличной сети Селинунта и, возможно, в аналогичной планировке одного из районов Ольвии, милетской колонии на Бугском лимане в северном Причерноморье. Следующая по времени достоверно датируемая прямоугольная сеть улиц была разбита в 479 г. до н. э. при восстановлении Милета, разрушенного персами в 494 г. до н. э. Но формирование целостной теории регулярного города, положившей начало градостроительной науке, стало возможным лишь в середине V в. до н. э., когда высокие формы государственного устройства дали полису организационные и материальные возможности для решения градостроительных проблем на практике.

 

«Изобретение» регулярного города Аристотель приписывает милетскому архитектору Гипподаму, деятельность которого развивалась, однако, в основном в Афинах. Сущность «гипподамова» (или «регулярного») города не следует сводить, как это обычно делается и теперь, только к прямоугольной сети одинаковых по ширине улиц, членящих территорию независимо от ее конфигурации и рельефа, а также к расположению общественных зданий, агоры и святилищ на прямоугольных участках, равных или кратных стандартному кварталу. Высокий отзыв, данный Аристотелем Гипподаму («Политика», ІІ, 5,11), является, скорее всего, важным доказательством того, что последний существенно дополнил ранее существовавшую схему. Пример Олинфа, основанного в V в. до н. э., позволяет нам составить представление о действительном содержании «гипподамовой системы». Раскопки города свидетельствуют о том, что регулярная планировочная схема была в этот период непосредственно связана с социальной проблемой внутригородского расселения и архитектурной организацией всей застройки вплоть до планировки жилых кварталов и домов. Градостроительные идеи греков были, таким образом, значительно более зрелыми, и «гипподамова система», хотя и не часто осуществлялась на протяжении классического периода, была в то время, несомненно, связана с социальной структурой полиса и его наиболее передовыми общественными идеалами. Эта связь проявилась в разбивке жилых кварталов на равные земельные наделы, предоставлявшиеся всем равноправным членам рабовладельческой общины и одновременно застраивавшиеся¹.

____________

¹ Ср. «Всеобщая история архитектуры». Краткий курс, т. I. М., 1958, стр. 121.

 

Новые градостроительные идеи с особым успехом пропагандировались в передовом афинском полисе, и хотя сами Афины остались нерегулярным городом, они осуществили систему Гипподама при планировке своего портового города Пирея (446—445 гг. до н. э.) и колонии — Фурий, основанной по инициативе Перикла в Великой Греции (444—443 гг. до н. э.). Если верить Страбону (XIV, 2,9), Гипподам участвовал также в планировке Родоса, основанного в 408 г. до н. э. В этом случае он должен был быть очень молодым человеком в период застройки своего родного Милета, откуда он мог привезти в Афины передовые градостроительные идеи. Столь же скудны сведения и о городах, приписываемых Гипподаму. Так, в Пирее, геометрическая правильность уличной сети которого не вызывает сомнений, различные реконструкции плана, несмотря на произведенные раскопки, не имеют достаточных оснований, сохранились лишь остатки стен и укреплений, и наши сведения о городе почерпнуты главным образом из описаний античных авторов². Из них же известно, что Фурии имели три продольных и четыре поперечные улицы, плотно застроенные домами. Еще меньше мы знаем о Родосе этой эпохи, и основным источником наших сведений о первых регулярных городах является Милет (рис. 4).

____________

² Фукидид, II, 93, 3—7, II, 48, 2; 90, 4—5. Плутарх. Фемистокл, 19.

 

Разбитый на выдающемся в море полуострове, новый город занимал (по примерным подсчетам) площадь до 90 га и состоял из двух частей, разделенных широким пространством, занятым общественной застройкой. Размеры жилых кварталов обеих частей города были различные, их уличные сети не были связаны между собой, и ориентация не совпадала. Можно предположить поэтому, что северная часть,

 

 

—стр. 144—

 

включающая большой рынок и ряд общественных зданий, являлась первоначальным ядром, а южная часть — дальнейшим расширением. Город окружали стены, в кольцо которых была включена, посредством мола, также и «Львиная» (северная) бухта.

 

 

4. Милет, с 479 г. до н. э. План города а — «Львиная» бухта; б — Театральная бухта; в — Южный рынок; г — стадион; д — театр; е — булевтерий; ж — Северный рынок; з — храм Афины

 

 

К этой же эпохе относится и планировка Книда (рис. 5). Более длинные улицы города вытянуты вдоль склона горы, а короткие, поперечные, превратились (как и в эллинистической Приене) в ступенчатые подъемы; над городом высится акрополь. Поскольку Книд расположен у моря, его агора пододвинута к берегу. Гавани, как и в Милете, были включены в кольцо стен, окружавших нижний регулярный город и акрополь.

 

Регулярную планировку получил Мегалополь, основанный на Пелопоннесе аркадянами в 370 г. до н. э. (рис. 6). Его обнесли оборонительной стеной длиной в 50 стадий (9¼ км), сооруженной, по-видимому, из сырцового кирпича на каменном цоколе. Реконструкция города была сделана на основе описаний Павсания («Описание Эллады», VIII, 30,3). Именно по поводу Мегалополя Павсаний упоминает об ионическом типе агоры, характеризуемом непрерывным портиком, окружающим площадь с трех сторон, тогда как с четвертой стороны она примыкает к улице. Раскопками было установлено положение агоры (как и ее общая схема) и других важнейших общественных сооружений и ансамблей, а также подтверждена регулярность планировки центральной части города.

 

Поскольку регулярные города классической эпохи либо не сохранились, либо были позднее коренным образом перестроены, особенный интерес представляют для нас раскопки Олинфа, который сложился в V—IV вв. до н. э., был разрушен македонским царем Филиппом в 348 г. до н. э. и больше никогда уже не отстраивался (рис. 7). Жилые кварталы Олинфа имели одинаковые размеры, примерно 100×40 м, и разделялись пополам проходом шириной около 2 м, служившим для удаления нечистот. Каждый квартал состоял из двух рядов совершенно одинаковых строительных участков, имеющих размеры 19×20 м. Дома на смежных участках имели общие боковые стены, так что застройка каждого квартала представляла собой два жилых блока по пять домов в каждом. Таким образом, единый градостроительный замысел охватывал не только сеть улиц и расположение площадей, но также внутриквартальную планировку и блочную застройку жилых кварталов. Замечательная планировка Олинфа отразила наиболее передовые идеи не только архитектурной, но и социальной организации города, зародившиеся в период наивысшего расцвета рабовладельческой демократии. Эти идеи, вероятно, и составляли основное, весьма прогрессивное содержание «гипподамовой системы», забытое ко времени ее широкого распространения в конце IV в. до н. э., когда экономическое расслоение полиса исключало всякую возможность демократической организации квартала.

 

 

—стр. 145—

 

5. Книд. План города (по Геркану)

 

 

Направление улиц при регулярной планировке греческих городов определялось, по-видимому, главным образом в связи с рельефом. Главные улицы разбивались вдоль горизонталей, причем пересекающие их улицы в некоторых случаях были настолько круты, что превращались в лестницы, а примыкающие к ним участки укреплялись подпорными стенами. Ширина улиц варьировалась от 4—5 до 7—8 м. В некоторых городах одна или две (пересекающиеся под прямым углом) улицы делались шире остальных, однако они не были архитектурно выделены. Единообразия в ориентации улиц по странам света не было.

 

 

6. Мегалополь, с 370 г. до н. э.   1 — план расположения вскрытых раскопками сооружений города;   2 — схематический план агоры: а — портик Филиппа; б — здание городских властей; в — Мирополис; г — святилище Зевса Сотера; д — Ферсилион; е — театр; ж — алтари; з — источники; и — жилой дом римского времени; к — эдикула; л — базы статуй; м — Героон; н — гимнасий; о — святилище великих богинь; п — колоннада Аристандрия

 

 

Скромные, выложенные из сырцового кирпича фасады жилых домов тесно примыкали один к другому и прорезывались только проемами входных дверей, изредка — одинокими окнами во втором этаже. Однообразие городских улиц кое-где нарушалось только общественными фонтанами, служившими для разбора воды. Архитектура фонтанов была чрезвычайно разнообразна: она варьировалась от небольшой вертикальной каменной плиты с раковиной, помещенной в нише фасада, до многоколонного портика со сложным устройством водозаборных бассейнов.

 

 

—стр. 146—

 

7. Олинф, V—IV вв. до н. э. Схематический план раскопок (север слева)

а — дом «Комического актера»; б — вилла «Доброй судьбы»; в — вилла «Бронзы»

 

 

 

8. Оборонительные стены города

1 — Мессена. Аркадийские ворота, IV в. до н. э., план; 2 — Мантинея. План городских стен, современное состояние

 

 

Городские площади обычно занимали участки, равные или кратные жилым кварталам. Агора получила теперь значение не только главной торговой, но и общественно-политической площади города. Стороны площади в V в. до н. э. обстраивались отдельными портиками в отличие от П-образных портиков позднейшего времени, упомянутых в связи с Мегалополем. Вблизи агоры обычно возводились важнейшие общественные сооружения и святилища (также равные или кратные по величине жи-

 

 

—стр. 147—

 

лым кварталам), ярко выделявшиеся среди общей застройки города с ее скромным внешним видом и единообразным расположением домов.

 

По мере развития монументальной архитектуры стадионов и театров эти сооружения также становятся подчас важными элементами города. Но поскольку их расположение в большой мере определялось условиями местности (в соответствии с установившейся практикой места для зрителей устраивались на склонах), размещение этих сооружений в городах V—IV вв. до н. э. чрезвычайно разнообразно. Театры часто располагались на склонах акрополей.

 

Города окружались стенами, выполненными из сырцового кирпича на каменных фундаментах, а с середины V в. до н. э. чаще всего целиком из камня. Линия стен обычно следовала рельефу местности. При этом огражденная территория нередко значительно превышала площадь жилой застройки города.

 

Интересным примером укреплений являются построенные в середине V в. до н.э. «Длинные стены», соединявшие Афины с их гаванью — Пиреем, находившимся на расстоянии 6 км.

 

Сооруженные при участии Калликрата «Длинные стены», как и стены Пирея, были разрушены в конце V в. до н. э. после полного поражения Афин в войне со Спартой, но уже в начале следующего века восстановлены вновь.

 

Во время выполнения этих работ по укреплению родного города афиняне достигли такого высокого мастерства в кладке стен, что применили их как тактическое средство ведения войны для изоляции осажденных Сиракуз в 415—413 гг. до н. э.; быстрота возведения стен приводила в изумление осажденных (Фукидид, VI и VII).

 

Среди каменных укреплений V и IV вв. до н. э. следует отметить стены Мантинеи и особенно Мессены, которые выделяются красотой и прочностью кладки (рис. 8). Серьезным фортификационным сооружением являлись ворота, которые часто фланкировались башнями. Хороший пример этого рода — Аркадийские ворота Мессены.

 

 

9. Афины. Укрепления Акрополя с северной стороны

 

 

Среди инженерных сооружений важнейшее место как по размерам строительства, так и по значению и непосредственной связи с городской планировкой занимали гавани. Начиная с V в. до н. э. их стремятся включать в кольцо оборонительных стен (Милет, Пирей, Книд), иногда используя мол как продолжение укреплений. Гавани обстраивались рядом специальных сооружений, портиками, складами и — если они имели, подобно Пирею, военное значение — арсеналами. Однако дошедшие до нас остатки такого рода сооружений относятся уже к следующей эпохе.

 

Благоустройство греческих городов рассматриваемого периода находилось на довольно высоком уровне. Города снабжались водой, растекавшейся по трубам к общественным водозаборным фонтанам.

 

О городской канализации имеются лишь отрывочные сведения, но она, несомненно, существовала во многих городах. Известно, что над канализационными сооружениями работали в Акраганте пленные, взятые в битве при Гимере. На Делосе, возможно уже в классическую эпоху, имелись перекрытые каменными плитами канализационные каналы, проходившие под домами прямо в море. В Афинах нечистоты выводились в реку, которая превратилась из-за этого в клоаку. В Олинфе закрытые

 

 

—стр. 148—

 

кюветы выходили в дренажный проход посредине кварталов.

 

Регулярная планировка, естественно, не могла получить широкого применения в старых городах, но даже и в тех случаях, когда она могла быть применена, традиции иногда оказывались сильнее нововведения. Так, Афины, дважды разрушавшиеся персами в 490 и в 479 гг. до н. э., отстраивались, по-видимому, стихийно, и в планировку этого крупнейшего аттического города не было внесено сколько-нибудь серьезных изменений, несмотря на значительный размах строительства, развернувшегося в V в. до н. э.

 

Возникновение Афин восходит к глубокой древности. Легенда приписывает Тезею объединение нескольких населенных пунктов. К VI в. до н. э. Афины представляли собой уже большой город, теснившийся вокруг скалы Акрополя — главного культового центра полиса. Помимо этой древней цитадели, в городе выделялись и другие общественные центры: Пникс, вероятно, — место древнего культа, а затем афинского народного собрания; Ареопаг (холм Арея) — ныне голая скала, ранее место сбора аристократического совета; агора (см. ниже, рис. 100), первоначально находившаяся, вероятно, между Акрополем и Пниксом, а затем перемещенная в район севернее Ареопага и ставшая общественным центром города. При Солоне город был обнесен стенами, но по имеющимся у Фукидида (VI, 7) указаниям можно заключить, что он и прежде имел укрепления.

 

 

10. Афины и Пирей. Схема городских укреплений, 457—445 гг. до н. э.

 

 

В конце VI в. до н. э. при Писистрате было проведено обширное строительство. На Акрополе перестроен древний храм Афины — Гекатомпедон, на южном склоне Акрополя устроен театр Диониса, на агоре воздвигнут алтарь Двенадцати богов, во многих местах города основаны новые святилища. С далеких Гиметских гор почти за 12 км Писистрат провел в город водопровод. Канал частью был высечен в скале, частью проложен по каменному акведуку и снабжал водой главный городской водомет или фонтан — Каллироэ, названный с этого времени Эннеакрунос.

 

Ко времени персидского нашествия вся территория в пределах городских стен была тесно застроена; скромные жилища и кривые улочки представляли резкий

 

 

—стр. 149—

 

контраст с богатством и величиной общественных зданий.

 

 

11. Афины. Схематический план античного города

 

 

Произведенные персами разрушения не только стерли с лица земли предшествующие сооружения и жилища; под угрозой было само существование независимого Афинского государства. В этих условиях укрепления Акрополя и города получили первостепенное значение (рис. 9, 10). При Фемистокле были построены городские стены, охватившие большее пространство, чем прежние. Город был как бы повернут к морю, с которым его соединили «Длинные стены». «Северная» и «Фалерская» стены были завершены около 457 г. до н. э. «Средняя», или «Южная», стена, тянувшаяся, подобно «Северной», к Пирею, была построена около 445 г. до н. э.

 

Эти сооружения были возведены в самый короткий срок, для строительства не щадили в поисках материала ни частных, ни общественных построек, ни надгробных памятников.

 

 

12. Афины. План жилого дома, V в. до н. э.

 

 

Во 2-й половине V в. до н. э. началось строительство на Акрополе. Постепенно обстраивается и центральная площадь, агора (рис. 11). Вокруг нее сосредоточиваются торговые и различные общественные

 

 

—стр. 150—

 

здания. С запада находились: храм Матери Богов, булевтерии — места собраний Совета пятисот (сменивший постройку VI в. до н. э.), Пританей — очаг объединенных общин, где получали пищу почетные граждане, храм Диоскуров, круглое здание неизвестного назначения — фолос. В северной части были Леокориум, «Царская стоя», «Пестрая стоя» и другие строения. Близ агоры был возведен храм Гефеста.

 

Сохранив прежний, стихийно сложившийся план нерегулярного города и его «неправильную» планировку домов, отвечавшую кварталам случайной формы (рис. 12), Афины тем не менее с середины V в. до н. э. играли выдающуюся роль в развитии греческого градостроительства, а в конце V и в IV вв. до н. э. проблемы градостроительства явились предметом внимания крупнейших мыслителей — Платона, затем Аристотеля, рассматривавших вопросы планировки городов с точки зрения интересов господствующего класса рабовладельческого общества.

 

* * *

 

Жилища классического периода, возводившиеся из недолговечных материалов, были почти неизвестны науке до самого последнего времени. Лишь раскопки в Олинфе — главном памятнике градостроительства этой эпохи, свободном от позднейших наслоений, дали достаточно обширный материал для суждения об этом типе построек конца классического периода. Сохранившиеся после разрушения Олинфа остатки сырцовых стен поднимаются над уровнем пола на 70—80 см, что позволило установить основные черты планировки, устройства и отделки домов и их общую схему, типичную для V—IV вв. до н. э.

 

 

13. Олинф. Жилые кварталы между улицами V и VII на северном холме. План и реконструкция общего вида

 

 

Сеть параллельных улиц шириной 7,5 м, пересекавшихся переулками шириной в 5,5 м, делили Олинф на одинаковые прямоугольные кварталы, вытянутые в направлении с востока на запад. Эти кварталы размером около 85×35 м (300×120 греческих футов) являют собой интересный пример не только плановой застройки, но и блочного строительства античности (рис. 13). Они разделялись по продольной оси узкими проходами шириной менее 2 м и были размежеваны на десять равных частей, предназначавшихся для отдельных застройщиков. Таким образом, в квартале размещались два ряда домов по пяти в каждом. Дома имели около 17 м по фасаду и общие стены повсюду, где примыкали один к другому. Демократический принцип отвода застройщикам равных по размеру участков приводил, однако, не к полному единообразию плановых решений, но лишь к большей или меньшей их однотипности. Каждый дом имел свои особенности, подчас весьма значительные, придававшие его плану индивидуальный характер. Случалось, что, оказавшись в нужде, домохозяин продавал часть своего дома соседу. Но указанные различия лишь подчеркивали общие элементы и единую исходную схему, лежавшую в основе планировки большинства олинфских домов, представляющих разительный контраст по сравнению, например, с домами Делоса, строители которых вынуждены были применяться к неправильной конфигурации кварталов. Очень важно то обстоятельство, что еще в Олинфе — городе, который, как указывалось, прекратил свое существование уже в середине IV в. до

 

 

—стр. 151—

 

н. э., имеются примеры домов, вплотную приближающихся к перистильному типу, зарождение и развитие которого до недавнего времени относили всецело к эпохе эллинизма.

 

Эти дома были не изолированным явлением, но, наоборот, наиболее зрелым вариантом самого распространенного в Олинфе типа жилого дома, названного пастадным.

 

Характерным элементом дома пастадного типа являлся внутренний дворик, занимавший 1/5—1/10 общей площади дома (рис. 14). Он имел прямоугольную форму и обычно был сдвинут к югу от середины дома, часто непосредственно примыкая к его южной стене. Это давало возможность главные жилые помещения расположить по северной стороне дома, раскрыв их не прямо во дворик, а в промежуточное помещение — пастаду, давшую название типу¹. Это помещение, примыкавшее к северной стороне дворика, нередко было вытянуто во всю длину дома. Оно имело нормальное перекрытие, но было раскрыто в сторону двора, отделяясь от него столбами и превращаясь таким образом в портик или крытый проход.

____________

¹ По-древнегречески «пастас» — помещение, раскрытое в одну сторону, — портик.

 

 

14. Олинф. Вилла «Бронзы», пример пастадного типа жилого дома

 

 

Именно пастадный тип дома, найденный в Олинфе, и может рассматриваться как то, неизвестное ранее звено в развитии античного жилища, которое по времени относилось к V и IV вв. до н. э. и, как указано выше, непосредственно предшествовало «перистильному» дому.

 

Во многих случаях крытый проход (портик) шел не только вдоль северной стороны двора, но с двух, трех и даже четырех его сторон. В этом последнем случае дворик превращался в перистиль, который, как уже сказано, до недавнего времени было принято считать появившимся лишь в эпоху эллинизма. Простейший тип с пастадой лишь по северной стороне двора, очень частый среди небольших домов Олинфа, является начальной стадией этого развития. Но и на всех дальнейших стадиях северный проход всегда был более развит, чем остальные. Такой прием решения плана лежит в основе почти всех олинфских домов, имевших внутренний двор. Он связан со сложившейся системой регулирования температуры и освещенности внутренних помещений путем умелого использования естественных условий. Комнаты, расположенные на северной стороне двора и открывавшиеся в сторону юга, были защищены от палящих лучей летнего солнца глубокой тенью северного прохода, тогда как зимой лучи солнца, стоявшего ниже, проникали глубже, и северный проход превращался в своего рода резервуар теплого воздуха. Эти же принципы, очевидно, учитывались и при планировке второго этажа, существование которого подтверждается основаниями для лестниц: часть дома могла быть ниже, чтобы не мешать лучам зимнего солнца обогревать пастаду и жилые помещения, расположенные в его северной части. Поэтому либо северная часть дома могла иметь два этажа, а южная — один, либо северные помещения должны были иметь большую высоту, чем южные; второе решение встретится позднее в эллинистических домах «Трезубца» и «Масок» на Делосе (ср. также вариант эллинистического дома — «простадного» типа в Приене).

 

Местоположение лестниц, которые были деревянными, удалось установить во многих случаях благодаря камням, служившим их основанием, и первой ступени. Чаще всего лестница располагалась у одной из стен внутреннего дворика, обычно наружной. Непосредственных данных о плане второго этажа олинфских домов не имеется. Но если принять второй этаж, по площади равным первому, то в нем могло

 

 

—стр. 152—

 

разместиться еще около десятка комнат. В Афинах вторые этажи часто нависали над первыми (подобно тому, как это было и в Помпеях). Возможно, это имело место и в других городах. Этот прием получил такое распространение, что уже в конце VI в. до н. э. в Афинах вторые этажи, нависавшие над первыми, облагались, как указывает Аристотель, особым налогом, а позднее и вовсе были запрещены.

 

Все двери и окна в олинфских домах обычно выходили во двор, и поэтому внешние стены дома были глухими. Это делало внутреннюю планировку дома независимой от формы и ориентации кварталов, позволяя располагать внутренний двор и основные помещения вокруг него в полном соответствии с изложенными выше принципами при любом направлении улиц в отношении стран света.

 

Вход в дом вел с улицы, как правило, непосредственно во внутренний дворик, и лишь в тех случаях, когда это оказывалось неосуществимым, прибегали к устройству дополнительного прохода. Наружные двери (рис. 15) часто отступали от улицы в глубь дома, образуя перед входом небольшую затененную нишу. В Олинфе известны дома и с двумя наружными входами (см. виллу «Доброй судьбы» в Олинфе и некоторые дома, расположенные по углам кварталов).

 

 

15. Лангази. Мраморная дверь гробницы, около 200 г. до н. э. (музей в Стамбуле);

двери и окна жилых домов — по рисункам на вазах

 

 

Наиболее парадным помещением являлся андрон, или мужская комната, предназначенная главным образом для пиров. Это помещение в богатых домах Олинфа часто сочеталось с небольшой передней. Иногда, чтобы лучше осветить андрон, его располагали в восточной стороне дворика, непосредственно у южной наружной стены дома, в которой устраивалось в этих случаях одно или несколько окон. Полы андрона делались мозаичными (рис. 16), вдоль стен они были немного приподняты, образуя нечто вроде низких скамей, на которых, по всей вероятности, устраивалась ложа для пирующих.

 

 

16. Олинф. Вилла «Доброй судьбы». Мозаика пола

 

 

Другим важным помещением эллинского жилого дома являлся ойкос, представляющий собой комнату с главным очагом. Она была опознана во многих олинфских домах. Здесь удалось восстановить любопытную систему удаления дыма: часть ойкоса отделялась высокой стеной, доведенной до самой кровли дома так, что получавшаяся благодаря этому узкая комнатка служила дымоходом (рис. 17). В двухэтажных домах она поднималась на всю их высоту без междуэтажного перекрытия. Под потолком, в стене, отделявшей основное пространство ойкоса от дымохода, устраивался проем, сквозь который дым от большого очага вытягивался наружу. Поскольку нижняя часть такого своеобразного дымохода оставалась свободной от дыма, здесь часто устраивался еще один, дополнительный, очаг. Как было устроено

 

 

—стр. 153—

 

выводное отверстие для дыма, соответствовавшее верхней части наших дымовых труб, установить не удалось, так как верхние части домов не сохранились.

 

 

17. Олинф. Устройство очага и дымохода в жилом доме (реконструкция)

 

 

Высокий уровень развития жилищной архитектуры и достигнутого комфорта характеризуют хорошо оборудованные ванные комнаты, обнаруженные в двадцати трех домах из ста раскопанных в Олинфе (в одном из них оказалось даже две ванных комнаты). Они обычно сообщались с кухнями и имели оштукатуренные стены и большей частью цементные полы. Ванны в виде терракотовых или каменных кресел обычно располагались в углу комнаты и заглублялись в землю так, что их края были вровень с полом.

 

Основным материалом для домов Олинфа, как, впрочем, и для всей жилой архитектуры античной Греции, послужил необожженный кирпич (сырец), из которого выкладывались стены. Камень шел на фундаменты и для стен применялся очень редко (даже дворец Мавзола в Галикарнасе, согласно Витрувию, имел сырцовые стены). Для перекрытий применялось дерево, для кровли — черепица — единственный долговечный материал (впрочем и она исключалась в случаях применения плоской земляной кровли).

 

В Олинфе было обнаружено несколько домов вне квартальных блоков с более индивидуальными планами. Они располагались несколько на отлете, без связи с регулярной планировкой всего города. Примером такого индивидуального дома, очень богато отделанного, является так называемый дом «Комического актера»; то обстоятельство, что его стены не были зажаты соседними домами, позволило вынести дымоход за пределы прямоугольной основы плана; дымоход начинался с уровня земли, открываясь в комнату с очагом в виде своеобразного алькова, разделенного посредине дополнительной опорой.

 

Еще один богатый дом вне квартальных блоков — так называемая вилла «Доброй судьбы», мозаичные полы которой являются лучшими из найденных в Олинфе. Оба дома обладают вполне сформировавшимися внутренними двориками, окруженными обходами со всех четырех сторон. Эти дворики в наибольшей степени приближаются к перистильным дворам эпохи эллинизма, от которых, однако, отличаются существенной особенностью: в олинфских домах обходы отделены от двориков не колоннами, а столбами, к которым были сведены простенки, чтобы больше расширить проемы, открывавшиеся во двор. Это позволяет рассматривать обходы олинфских домов как пастады, предельно раскрытые и распространенные на все четыре стороны двора. В конце IV или в начале III в. до н. э. столбы уступили место деревянным или каменным колоннам. Начальная фаза этого перехода от домов пастадного типа к перистильным отражена также во дворце в Ларисе (Малая Азия), построенном около 450 г. до н. э., в новом дворце там же, относящемся к середине следующего столетия (рис. 18), а также в некоторых ранних домах Делоса.

 

 

18. Лариса. Дворец, около 350 г. до н. э. Пример формирования жилища перистильного типа

 

 

—стр. 154—

 

Что касается интерьера жилища классической эпохи, то он в основном оставался простым и непретенциозным в соответствии с простотой быта и нравов. Тем не менее в жилых домах, несомненно, применялась роспись, сведения о которой были дополнены раскопками Олинфа.

 

Стены, выходившие во двор, и внутренние помещения были оштукатурены и покрашены обычно в три цвета, отделявшиеся вдавленными в штукатурку полосами. Иногда нижняя полоса, подражая блокам орфостатов, делилась такими же вертикальными полосами на ряд отрезков. Ширина полос и их цвета были различны.

 

Так, в одном из домов по низу стены шел белый пояс 0,4 м высотой, над ним была узкая желтая полоса, выше которой поверхность стены была сплошь покрашена красной краской. Встречается окраска цокольной части стены и в желтый цвет, а лежащей над ней узкой полосы — в голубой. На последней можно видеть пластически исполненные пальметты. Фигурных композиций в настенной живописи обнаружено не было.

 

По сравнению с простой и строгой раскраской стен значительно большим богатством рисунка отличалась отделка полов. Полы двориков и парадных помещений богатых домов украшались мозаикой из разноцветной гальки. Здесь выкладывались простые геометрические узоры, различные орнаменты, изображения животных и фантастических существ, а также многофигурные сцены из эллинской мифологии. В более скромных жилищах встречались глинобитные полы, нередко политые известковым раствором и окрашенные в один тон (например, желтый). Внутренние дворики также мостились каменными плитами.

 

В целом раскопки Олинфа показали большую зрелость жилищной архитектуры классического периода — зрелость, сказавшуюся не только в первых опытах блочной застройки городских кварталов, но и в характерном для этого времени «пастадном» типе жилого дома¹. Соответствие этого типа социально-бытовым и климатическим требованиям и большие возможности варьирования обусловили широкое распространение пастадного дома, явившегося основой последующего развития античного греческого жилища.

____________

¹ Дома этого типа, помимо Олинфа, были обнаружены еще в Пелле, Эретрии, а также на Делосе, где «Дом на холме», относящийся, однако, уже к эллинистической эпохе, является прекрасным примером пастадно-перистильного дома.

 

Таким образом, на протяжении рассмотренной эпохи сложились не только градостроительные приемы, но и элементы жилой архитектуры, дальнейшее развитие которой протекало в последующую эллинистическую эпоху.