|
|
Архитектура Латинской Америки XVI — начала XIX веков 
Всеобщая история архитектуры в 12 томах / Государственный комитет по гражданскому строительству и архитектуре при Госстрое СССР, Научно-исследовательский институт теории, истории и перспективных проблем советской архитектуры. — Ленинград ; Москва : Издательство литературы по строительству, 1966—1977.
Глава 1. Архитектура Латинской Америки XVI — начала XIX в. Е. И. Кириченко
—стр. 503—
АРХИТЕКТУРА ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКИ XVI — НАЧАЛА XIX в.I. АРХИТЕКТУРА ИСПАНСКИХ КОЛОНИЙ В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ
Америку европейцы открывали дважды. В первый раз — викинги в X в., во второй — испанцы в 1492 г. Если первое событие прошло почти бесследно и для Европы, и для Америки, то второе оказало решающее влияние на судьбы всего мира. Оно положило начало завоеванию огромных территорий, до тех пор не имевших контакта с остальным миром. Их колонизация была последним большим крестовым походом средневековья и одновременно первой колониальной экспансией. Вслед за испанцами экспедиции для завоевания далеких земель снаряжают Португалия, затем Франция, Голландия, Англия.
Завоевание Америки растянулось на несколько столетий. Жестокое и кровавое оно протекало по-разному в разных ее частях. Судьбы народов, населявших ее южную часть, не похожи на судьбы народов Северной Америки. Общим было лишь то, что колонизация и особенности ее в каждой из будущих стран предопределили дальнейшую историю этого континента.
Завоевание Америки самым непосредственным и роковым образом повлияло на судьбы искусств покоренных земель, и в частности архитектуры. Отныне она начинает развиваться по европейским образцам в русле европейской архитектуры. Но скоро под влиянием местных условий она приобретает местные отличия, а в XVIII — начале XIX в. — и национальные особенности. Своеобразие этого процесса в каждой из областей и формирование национальных архитектур составляет основное содержание истории развития зодчества западного полушария в колониальный период.
Земли Центральной и Южной Америки, первыми попавшие под иго иноземных пришельцев, поделили между собой две страны Пиренейского полуострова — Испания и Португалия. Испанцы овладели центральной и западной частью материка, португальцы — восточной. На протяжении всего колониального периода испанские владения сохраняли господствующее положение в Америке. В 1776 г. в Мехико насчитывалось 90 тыс. жителей, в Гаване — 76 тыс., в Нью-Йорке — всего 12 тыс.
В тот год, когда каравеллы Колумба достигли Багамских островов в Карибском море, на острове Гаити был основан первый испанский город в Латинской Америке — Ла-Навидад (1492). Этим событием было положено начало созданию величайшей в мире колониальной державы и превращению Испании в одно из сильнейших государств Европы.
Каковы же были причины, обусловившие настойчивые поиски испанцами новых земель и сравнительно быстрое овладение заморскими территориями?
На протяжении восьми веков — с VIII по XV — испанцы вели борьбу за отвоевание захваченных арабами земель — реконкисту. На протяжении столетий исподволь формировались и такие особенности испанского характера, как воинственность и религиозный фанатизм. К концу XV в. с ростом торговли и промышленности арабы превратились в опасных конкурентов испанских купцов и ремесленников. Испании,
—стр. 504—
Схематическая карта Латинской Америки
I. Вице-королевство Новая Испания
ІІ. Вице-королевство Новая Гранада
III. Вице-королевство Перу
IV. Вице-королевство Ла Плата
V. Вице-королевство Бразилия (влад. Португалии)
—стр. 505—
переживавшей после реконкисты экономический подъем, нужны были рынки сбыта. Но в отсталой стране, не способной конкурировать с передовыми европейскими государствами на уже сложившихся рынках, этот процесс принял форму поисков далеких Индий, которые могли бы обеспечить ее потребность в золоте.
К тому же Испания изобиловала людьми, казалось, созданными для ведения захватнических войн — феодальным дворянством. Оно было детищем реконкисты и того исторического процесса, который поставил перед Испанией проблему колониальных захватов. Даже в пору наивысшего ее расцвета — в 40-е годы XVI в. — непроизводительная часть населения (идальго) составляла ⅛ часть всего населения страны. На рубеже XV—XVI вв. эта цифра была еще выше. В ряде областей все жители — от старосты до нищего — благородством и древностью рода не уступали королю. С окончанием реконкисты они оказались не у дел. Неприспособленные к мирному труду, презрительно считая его уделом простолюдинов, они стремились найти новые источники для обеспеченного, но не унижавшего их достоинства существования.
Таким привычным, почетным, а главное сулившим несметные богатства делом был захват открытых за океаном земель. Воодушевленный призраком золота сказочных Индий Колумб отправился на завоевание их богатств.
Великий парадокс истории состоит в том, что испанские завоевания, несовместимые, по словам Ф. Энгельса, с феодализмом своею тягою к далеким путешествиям и жаждою золота, осуществлялись под покровительством одного из самых мрачных феодально-клерикальных режимов. Добываемые в Америке драгоценные металлы убыстрили разложение феодального общества и развитие капиталистических отношений в Европе, привели к росту торговли, мореплавания и промышленности, вызвали революцию цен. Для Испании завоевание Латинской Америки имело противоположные последствия: консервация феодализма, рост религиозного фанатизма, застой в промышленности и науке. Но особенно пагубно отразилось завоевание на жизни колоний. Заокеанские земли были для метрополии резервуарами, откуда она черпала драгоценные металлы для пополнения вечно пустующей казны. Экономическая политика испанцев была откровенно хищнической. Колонизаторы не развивали здесь сельское хозяйство, препятствовали развитию всякой промышленности, кроме горнодобывающей. Нещадная эксплуатация индейцев и эпидемии, опустошившие огромные территории, — таков итог хозяйничания испанцев в Америке.
Европейцы застали население Америки на разных ступенях развития культуры. Однако ни один из населявших ее народов не достиг уровня европейской цивилизации. Они не умели выплавлять железо. Общественная организация наиболее развитых из них напоминала раннее рабовладельческое общество восточного типа, правящая верхушка которого была организована на началах своеобразной военной демократии.
Испанцы использовали для покорения туземного населения все доступные средства — неизвестное и наводившее на индейцев ужас огнестрельное оружие, казавшихся им фантастическими чудовищами коней, рознь между племенами. Поэтому им удалось в основном завершить покорение индейцев через 40 лет после первой экспедиции Колумба.
Бо́льшая часть населения, культурные и экономические центры древней Америки сосредоточивались в ее центральной части (Мексика, Гватемала) и в области Центральных Анд (Перу, Боливия). В полном соответствии с экономической политикой испанцев ядром колониальной империи, простиравшейся от Калифорнии до Огненной Земли, стали области, где до прихода испанцев существовали наиболее высокие цивилизации. По воле случая их недра оказались подлинной сокровищницей драгоценных металлов. Они-то и помогли центрам древней Америки сохранить за собой ведущее положение после насильственного подчинения их Испании. Северные районы Центральной и восточные районы Южной Америки, где драгоценные металлы не были обнаружены и которые получили красноречивую характеристику земель «не приносящих никакого дохода», осваивались конкистадорами медленно и неравномерно.
Испанское завоевание не только прервало естественный ход развития туземной цивилизации. Оно привело к столкновению чрезвычайно самобытной культуры — детища раннего рабовладельческого общества с гуманистической культурой европейского Возрождения XVI в., правда в наиболее
—стр. 506—
отсталом, окрашенном мистикой варианте. Исключительность этого столкновения состояла в абсолютной несхожести материнских культур и насильственном изменении исторического развития завоеванных испанцами земель. В отличие от других территорий континента искусство развивалось здесь в постоянном взаимодействии с богатейшей художественной традицией доколумбовой эпохи, настолько могучей, что завоеватели не смогли искоренить ее. Отсюда еще одна особенность искусства испанских колоний— обратное воздействие местных образцов и форм на европейские.
 
1. Санта-Моника (Мексика). 1 — жилые дома индейцев; 2 — амбары для хранения зерна
Архитектура колониального периода представляет собой сложную и многообразную картину. На смену свойственным доколумбовому зодчеству типам монументальных зданий — храмам, дворцам правителей и т. д. — пришли новые типы культовых и общественных зданий. В совершенно ином положении оказалось жилище индейцев. Быт их в колониальные времена почти не изменился. И это обусловило устойчивость туземных типов жилого дома, состоявшего из одного помещения прямоугольной, овальной или круглой формы без окон с отверстием вместо входной двери. В зависимости от природных условий, местных традиций и материалов его стены сплетены из ветвей или пальмовых листьев, сложены из адобы (высушенного на солнце кирпича) или дикого камня, представляют заполнение двойного каркаса из ветвей, стоят на земле или высятся на сваях. Многие из них замечательны лаконизмом и экспрессией форм. Конусообразные зернохранилища Центральной Мексики строгим геометризмом силуэта вызывают ассоциации с египетскими пирамидами. Блоки из адобы, глыбы необработанного камня, из которых сложены дома индейцев, населяющих плоскогорья Мексики и Боливии (боливийского Алтиплано) создают резкую светотень, контрасты которой вносят драматизм в архитектурный образ построек, возведенных среди безжизненного пейзажа пустыни (рис. 1, 1, 2).
Живучести доколумбовских традиций в прикладном искусстве и народном жилье способствовала и искусственная изоляция индейцев. Все земли колоний делились на испанские и индейские. Но в ряде густо заселенных индейцами областей для контроля над ними неподалеку от туземного создавался одноименный город для испанцев. Так, в Мексике возникли две Чиапы, два Колинаса, два Текаманчалько и т. д. В крупных городах — Мехико, Лиме, Куско — для индейцев отводились специальные предместья.
Политика завоевателей в области градостроительства закономерно вытекала из общей политики испанской колонизации, для которой характерна тесная связь задачи обращения индейцев в христианство с задачей их экономического и политического порабощения. Создаваемая колонизаторами сеть городов должна была стать и действительно стала твердой опорой в осуществлении контроля и эксплуатации местного населения. Корона использовала для достижения этих целей самую жесткую централизацию, возможную лишь в условиях абсолютной монархии, действовавшей с помощью огромного бюрократического аппарата. Контроль и руководство градостроительными ра-
—стр. 507—
ботами сосредоточивались в высшем органе управления колониями — в созданном в 1509 г. «Совете по делам Индий», который подчинялся непосредственно королю. В короткий срок, менее чем за 100 лет с начала колонизации, были основаны почти все существующие и поныне города. Никакие другие колонии в Америке не знали подобного размаха градостроительных работ. Их масштабы оставляют далеко позади крупнейшие начинания европейских монархов и опережают их по времени. Ни одна держава Европы и Америки не сумела создать и такую детально разработанную систему стандартизации планировки и застройки поселений.
Военно-клерикальный характер испанской колонизации наложил сильный отпечаток на особенности размещения городов. Новые города для индейцев возводились под руководством монахов нищенствующих орденов. Несмотря на упорное сопротивление, им удалось сселить многие племена в укрупненные поселения, создававшиеся под эгидой строившегося тут же монастыря. Они вырастали в местах, выгодных с экономической и надежных с стратегической точки зрения.
Конкистадоры и их потомки — креолы и метисы — населяли города, создававшиеся для испанцев. Они резко отличались от остальных колонистов Америки «благородным» происхождением и сословными предрассудками. Переселенцы из Франции, Англии, Португалии занимались преимущественно сельским хозяйством. Они селились по течению рек, в плодородных долинах. Испанцы же селились в портах, крепостях, административных центрах, поближе к военным гарнизонам, шахтам и теплым казенным местечкам. При выборе места они руководствовались не столько условиями почвы и климата, сколько наличием драгоценных металлов, стратегическими и административными соображениями.
Время возникновения и координаты новых городов повторяли пути конкистадоров. Сначала они создавались на островах Карибского моря, потом в Мексике, Гватемале, Панаме, Колумбии, уходя все дальше на юг — в Боливию, Перу, Чили и на восток — в Парагвай, Уругвай, Аргентину.
Правила застройки городов представляли собой практическое руководство, выработанное на основе ренессансных представлений об идеальных городах. Градостроительные работы в колониях были как бы гигантским экспериментом по воплощению в жизнь теории регулярного градостроительства. Его осуществление оказалось возможным лишь далеко за океаном, ибо перепланировка плотно застроенных в средние века городов Европы была непосильным делом. В этом смысле градостроительство Латинской Америки — явление, выдающееся не только по своим количественным показателям, но и по ведению градостроительных работ на основе передовых достижений теоретической мысли, на основе единой градостроительной концепции.
«Законы для Индий» устанавливали обязательность прямоугольной планировки «во имя сохранения порядка при расширении и удлинении городов».
«При составлении плана города, — говорилось далее, — следует распределять площади, улицы и дома с помощью бечевок и линейки, начиная с главной площади и проводя от нее улицы к гаваням и главные дороги. При этом необходимо оставлять пустые места для того, чтобы население, даже и при сильном приросте, могло бы расширять и распространять строительство в пределах города».
Законами предусматривались местоположение, размеры и форма площадей, кварталов, ширина улиц, ориентация ворот и стен, размещение общественных зданий, деление земли на участки.
Согласно законам заселение города должно было начинаться с главной площади, которой в приморских городах надлежало находиться на морском берегу и служить одновременно пристанью (план Буэнос-Айреса, 1536 г.). В городах, удаленных от моря, главную площадь следовало устраивать в центре города (г. Пуэбла в Мексике, рис. 2). Застройка главной площади олицетворяет характерный для испанской монархии союз бюрократической военной администрации с католицизмом. Одна из сторон площади отводилась для храма, вторая — для муниципальных зданий, третья — для военных, четвертая — для дома губернатора (рис. 3).
Законы устанавливали конфигурацию и размеры главной площади. Она должна была иметь форму прямоугольника, как наиболее удобную для конных и других празднеств. Величина ее зависела от количества жителей, но была не менее 62 м в ширину, 93 м в длину и не более 244 м в длину и
—стр. 508—
2. Пуэбла. Генплан, чертеж 1580 г.
 
3. 1 — Ночистлан. План города, 1581 г.; 2 — Эредиа. Главная площадь с храмом, XVIII в.
—стр. 509—
164 м в ширину; оптимальными считались размеры 186×124 м.
От главной площади отходили восемь главных улиц по две от каждого угла. Углы площади ориентировались по направлению главных ветров, и благодаря этому улицы были защищены от их воздействия. По тем же законам в основу городской планировки был положен квадратный в плане квартал со стороной 112 м, отделенный от других улицами шириной 13 м. Первоначально он предназначался для одной семьи с учетом последующей застройки его дочерними семьями. И действительно, впоследствии кварталы были разделены на несколько участков, обычно на 8, размером 28×56 м.
Там, где до прихода испанцев не существовало городов с монументальной застройкой, дело обстояло просто: новые города создавались в точном соответствии с «Законами для Индий». В 1541 г. в Чили конкистадор Педро де Вальдивия основал город Сантьяго. Первоначально он, как и большинство испанских городов, был невелик: состоял из 25 кварталов, окружавших центральную площадь.
Но и там, где испанцы, стремясь уничтожить все следы существовавшей до них цивилизации, разрушали туземные города, им не было нужды заниматься перепланировкой. Застройка доиспанских городов базировалась на принципах, аналогичных зафиксированным в своде «Законов для Индий»: прямоугольная сетка улиц, самые значительные из которых выделялись своей шириной, в центре — главная площадь.
Однако древнеамериканские города с четырьмя главными улицами, ориентированными по странам света и делящими город на четыре части, так же как прототипы испанской и римской планировки — города этрусков, были еще тесно связаны с религией — с культом солнца у аймара и кечуа, с магическими ритуалами ацтеков. Несмотря на высокий уровень и существование определенных стандартов, планировка городов доколумбовой Америки была непосредственно подчинена религиозным верованиям, изощренной и сложной религиозной символике. Больше того, называемые городами грандиозные ансамбли доколумбова периода не были таковыми в подлинном смысле слова. Они представляли собой религиозные центры с домами жрецов и правителей и со священными садами, окруженные хаотично застроенными поселениями индейцев.
В градостроительстве испанцев непосредственная связь искусства с культом, присущая ранним стадиям развития цивилизации, уже утрачена. Регулярная планировка города находится в зависимости не от религии, а от более прозаических и не связанных с нею факторов — природных условий, от розы ветров, от действительно выгодной ориентации построек по странам света.
Типы зданий и очередность их строительства устанавливались специальными предписаниями. Если в английских и французских поселениях сначала строились жилые дома, потом церкви, затем школы и спустя долгое время — казармы и губернаторские дома, то в испанских колониях порядок был обратный. Здесь прежде всего строились церкви, казармы, губернаторские дома и административные здания, за ними жилые дома для частных лиц и, наконец, школы. Но в большинстве случаев очередь до них так и не доходила.
Города для индейцев, возникшие благодаря усилиям испанцев, как и деревни, развивавшиеся стихийно, застраивались традиционными для них домами. Европеизация проявлялась лишь внешне — в упорядоченности плана поселений, в изменении облика жилищ, в сплошной застройке по красной линии улиц. Появляются дома, крытые черепицей (Морелия в Мексике, Ла-Пас и Потоси в Боливии) или с плоской крышей, иногда с галереей перед главным фасадом (рис. 4).
Городское жилище для испанцев повторяет тип дома с внутренним двориком, распространенный в метрополии. Вокруг дворика группируются помещения дома и со всех или нескольких сторон его обходят галереи. Дома возводились в один или два этажа, из адобы, кирпича или камня, могли быть оштукатуренными или неоштукатуренными, с плоской или двускатной черепичной крышей с большим или малым свесом, с одним или несколькими внутренними дворами. Все это зависело от климатических условий, местных материалов и состоятельности владельца. Но основная схема — внутренний двор, окруженный помещениями, выходящими на галереи, — оставалась неизменной.
Этот тип дома, двор которого позволяет изолировать жизнь семьи от улицы, обеспечивая вместе с тем пребывание на воздухе,
—стр. 510—
а галереи создают благодатную прохладу, быстро прижился в Латинской Америке. Универсальность этого типа обеспечила ему распространение не только в теплой северной части материка, но и в высокогорных районах Кордильер и на суровом юге, где замкнутый внутренний двор служил укрытием от холодных ветров.
4. 1 — Тихуанака, дома индейцев из адобы;
2, 3 — Потоси, дома на уличке Санта-Моника и на площади предместья Сан-Мартин
Кроме городского дома для испанцев, который даже в самом скромном варианте оставался жильем привилегированного сословия, существовали еще три его разновидности — дома шахтовладельцев, владельцев сахарных заводов и сельскохозяйственных усадеб. Последний обычно повторял тип городского дома.
Все общественные здания — административные, таможни, монетные дворы, здания инквизиций и семинарий — проектировались по той же схеме, что и жилой дом в городах для испанцев — один или несколько внутренних дворов с галереями, на которые выходили внутренние помещения. Если в первых этажах жилых домов размещались лавки, то перед ними всегда устраивались арочные галереи. Двухъярусные галереи на фасаде — неотъемлемая часть административных зданий: муниципальных (кабильдо, аюнтаменто), домов генерал-губернаторов и вице-королей.
Эти планировочные и композиционные схемы, провозглашенные в качестве обязательных в начале XVI в., оставались таковыми на протяжении всего колониального периода.
Архитектура испанских колоний — детище и активное средство колонизации. Именно этим обстоятельством порождены две ее основные особенности — грандиозный размах градостроительства и массовое культовое строительство. Во имя духовного, экономического и политического порабощения индейцев, на случай защиты от возможных восстаний строились города, возводились монастыри, приходские храмы. Церковь и, в частности, церковное строительство стали также сильнейшим орудием колониальной политики.
Маркс считал самой характерной особенностью испанской монархии ее тесный союз с церковью. Особенно обнаженно выступает он в колониях. Насаждение христианства было провозглашено официальной целью завоевания Америки. Монахи прибывали сюда по специальному приказу короля и числились на службе у испанских военных властей.
Со времени возникновения христианская церковь не приобщала к своей вере такой массы народа и нигде не производила таких потрясающих изменений, как в Латинской Америке. Территория, во много раз превосходившая Европу, была подчинена Испании и Португалии. В 1493 г. неизведанный и не
—стр. 511—
завоеванный еще Новый Свет росчерком пера папы Александра VI был пожалован двум странам Пиренейского полуострова. За это папа обязывал их «давать всем частям мира яркое свидетельство религиозных чувств» — строить церкви, поддерживать церковников, платить им 1/10 часть доходов, получаемых в колониях.
Посланные в Америку духовные лица умело использовали в своих целях военные преимущества испанцев и демагогию, защищая индейцев от жестокостей конкистадоров. Причину подобного «гуманизма» объясняют королевские и папские буллы. Только живые, а не мертвые индейцы могли платить налоги, обеспечивать поступление золота в вечно пустующую казну. Только живые, а не мертвые индейцы могли на много миллионов увеличить число католиков, в период небывалого кризиса католицизма, когда речи Лютера гремели в Европе, когда от католичества отходили тысячи верующих и доходы папской курии таяли с каждым днем. Благодаря активности духовенства к концу колониального периода половина всех богатств оказалась в руках церкви. Значительная часть остальных богатств находилась в закладе у той же церкви, т. е. практически она была хозяином колоний.
Консервативность общественного строя Испании привела к воссозданию на землях Америки наиболее отсталых форм феодального общества с характерным для него «по преимуществу теологическим мировоззрением» (Ф. Энгельс). Отражением этого факта явился безраздельный контроль церкви над литературой, наукой, образованием. Действенным орудием всеобъемлющего духовного контроля было для церкви строительство. Она принесла в Латинскую Америку все средства эстетического и эмоционального воздействия религиозного культа, сложившиеся в течение 15 веков существования христианства — типы зданий и их декор, яркие одежды священников, музыку и ладан, сопровождавшие мессу. Поскольку всякая свободная мысль изгонялась под страхом ереси, светского образования не существовало, искусство и прежде всего архитектура были единственной областью, где находили выражение творческий гений и художественная одаренность народа.
Как в средние века в Европе, церковь здесь самый характерный тип зданий. Культовая архитектура является ведущей в системе пластических искусств, с которой всецело связаны живопись и скульптура. Это положение остается неизменным на протяжении всего колониального периода — с конца XV до 1-й четверти XIX в.
Ко времени 3-й экспедиции Колумба (1497) вышли специальные королевские инструкции, гласившие, что ни один город не может быть основан без священника, одобренного «Советом по делам Индий», и что первым городским зданием должна быть церковь. Это нашло отражение в немыслимом для Европы, даже для самых ее «католических районов», размахе культового строительства. Латинская Америка эпохи колониального владычества перенасыщена храмами. Число возведенных здесь церквей достигает поистине астрономической цифры. К 1623 г., т. е. к столетию со времени начала завоевания Американского материка, в заокеанских владениях Испании было возведено 70 тысяч церквей и 5 тысяч монастырей!
Самое характерное произведение колониального искусства — городской центр с огромной площадью и воздвигнутым на ней и господствующим над рядовой застройкой грандиозным храмом. Это справедливо и для столичных городов — Мехико, Боготы, Лимы и крошечных городков вроде Эредии в Коста-Рике. Грандиозность, ошеломляющий эффект — основные черты колониальной архитектуры, порожденные последовательным воплощением в жизнь официальной программы в области искусства, — нашли наиболее полное воплощение в храмах.
Отдавая приказ воздвигнуть капеллу во дворце Монтесумы в Теночтитлане, Кортес руководствовался не только чувством набожности и долга, но и желанием «поразить воображение индейцев».
Целая эстетическая программа содержится и в последнем пункте «Законов об Индиях», где много места уделено проблемам размещения и взаимоотношения храмов и «красивых зданий города» — городского совета, таможни, цейхгауза, дома генерал-губернатора. И в заключение говорится: «Между тем, как строительство города заканчивается, жители должны делать все возможное, чтобы избегать общений с индейцами: они не должны ходить в их деревни, не должны удаляться от своих поселений и позволять индейцам заходить за черту города до тех пор, пока города не будут завершены и укреплены. Когда же индейцы увидят новые города, они поразят-
—стр. 512—
ся и поймут, что испанцы зажили здесь оседло. Тогда индейцы станут бояться и уважать испанцев, желать их дружбы, вместо того, чтобы нападать на них».
Эволюция зодчества колониального периода представляет собой не естественный процесс, а процесс переработки образцов, привносимых из Испании и в меньшей степени из Италии и Фландрии. Однако это не было чем-то пассивным. Укореняются здесь далеко не все европейские стилевые формы; укоренившиеся получают самобытную, отличную от европейской трактовку и живут подолгу. Эта особенность порождалась искусственно поддерживаемой патриархальной замедленностью жизни в колониях. На протяжении веков остаются неизменными заимствованные из метрополии типы зданий, их композиция, пространственная организация. Эволюция архитектуры сводится в основном к эволюции декора. Благодаря этому местная традиция органично сливается с европейскими образцами.
Скульптура, скульптурный декор являются вершиной доколумбова искусства. Его сюжеты, приемы и мотивы характеризуются чрезвычайным многообразием, изощренностью и сложностью. Этим он превосходит декор средневековой Европы (в VIII—XII вв. были созданы лучшие образцы древнеамериканского искусства) и орнаментику арабов, ограничивавшую себя неизобразительными мотивами.
Такие черты колониальной архитектуры, как неразвитость и статичность внутреннего пространства, индифферентность к разработке конструкций, применение статических конструктивных систем, находя соответствие в архитектуре метрополии, уходят корнями в доколумбово зодчество. Его основной тип — храм, водруженный на ступенчатую пирамиду, — представляет собой гигантский архитектурно обработанный холм, увенчанный небольшой постройкой, перекрытой ложным сводом. Индейцы не знали арочных конструкций — арок и сводов — и потому размеры внутренних помещений в их сооружениях были всегда ограниченными. Сооружения древних индейцев поражают статичностью массы и выразительностью геометрически четкого объема, в ряде случаев покрытого богатейшим ковровым декором. Вот эти особенности — монументальность, статичность, любовь к богатому декору, бесконечно повторяющимся и вырастающим один из другого мотивам, контрастность сопоставления масштабов, красок, форм, фактур, простота конструкции и плана — были унаследованы в колониальное время и придали неповторимую оригинальность европейским образцам.
В первые десятилетия после завоевания строительство велось под руководством непрофессионалов — монахов и конкистадоров, позднее — по проектам заезжих или местных мастеров, часто по проектам, присланным из метрополии, но всегда руками индейцев. В XVIII в. в связи со стабилизацией жизни в колониях к руководству строительством начинают допускать индейцев, тесно связанных с туземной культурой, но для которых европейская традиция тоже стала родной.
Когда испанцы достигли Америки, в их архитектуре господствовала поздняя готика. И хотя сооружения конца XV — начала XVI в. в большинстве своем были перестроены, готика надолго укоренилась в колониях. В постройках середины XVI и рубежа XVI—XVII столетий элементы готической и даже романской архитектуры соседствуют с элементами мавританского зодчества и платереско.
Во 2-й половине XVI и в начале XVII в. в Испании получает развитие архитектура, формально близкая Высокому Возрождению, но чуждая его гуманистическому смыслу — эрререско (по имени крупнейшего представителя этой архитектуры Хуана де Эрреры). Эрререско, чуждое духовному складу местного населения, не прижилось в Латинской Америке.
Тектонический смысл ордерной системы, непонятый испанцами, был тем более чужд индейцам. Мифология, религия и миропонимание индейцев не имели никаких точек соприкосновения с гуманистическим миром античности. Идеология и экономика испанцев была феодальной: в завоеванных странах они насаждали наиболее отсталые формы своей социальной системы и упрощенные, далекие от пронизанного аналитическим духом и ренессанской жажды познания мира, догматы католицизма. Поэтому ростки гуманистического идеала, имевшиеся в испанском ренессансе, не смогли здесь получить развития: слишком неблагоприятными были для этого условия. Однако отдельные формы эрререско — цилиндрические кассетированные своды, своды с распалубками, опирающиеся на колонны и пилястры, — нашли распространение в зод-
—стр. 513—
честве испанских колоний рубежа XVI—XVII вв.
С 30-х годов XVII и вплоть до 1-й четверти XIX в., т. е. почти на два столетия, в архитектуре испанских колоний воцарилось искусство барокко.
Индифферентность к вопросам объемного построения и композиции плана, органичность, с какой включались в испанское барокко стилистически разные мотивы, насыщенность декора были теми качествами, которые обеспечили ему быстрое распространение и устойчивый расцвет на американском континенте. Оно великолепно отвечало экономическим и идеологическим требованиям времени. Добыча драгоценных металлов достигает невиданного ранее объема: растут расположенные у шахт города, богатеет духовенство. Чванство местной аристократии и чрезвычайная мощь католицизма были благодатной почвой для развития поражающей великолепием, пышностью и эффектами архитектуры.
Искусство Европы в Латинской Америке всегда подвергалось трансформации, вызванной местными условиями. Но архитектура XVIII в. представляет собой не просто испанскую архитектуру, претерпевшую вдали от метрополии небольшие изменения, а самостоятельный вариант искусства барокко. Он обладает не меньшим своеобразием, чем испанское, итальянское или русское барокко, но не сравнимо с ними обилием местных школ, порожденных феодальной замкнутостью отдельных районов, культивировавших свои, распространенные только здесь мотивы.
Католицизм Испании характеризуется фанатизмом, экзальтацией, сильным, но несколько примитивным выражением чувства, а барочная ее архитектура — элементарностью пространственной характеристики и театрализованной пышностью декора. Барокко Латинской Америки основывается на тех принципах, что и испанское. Однако в зодчестве далекого континента они приобретают крайнюю заостренность, доводятся как бы до логически возможного предела. Пространственная организация церквей достигает здесь чрезвычайной простоты, а изобилие декора — немыслимой даже в Испании вакханалии фантастичных по разнообразию и оригинальности форм.
Здесь развивается архитектура более барочная, чем испанское и итальянское барокко. Перед чрезмерностью ее украшений, перед ее патетикой бледнеют самые смелые, попирающие законы логики и тектоники сооружения европейского барокко.
Общее ощущение от латиноамериканского барокко иное, чем от европейского. Трактовка декора, в которой часто перестают угадываться послужившие отправным элементом композиции ордерные формы, поражает стихийной мощью. Испанский фанатизм и тщеславие, соединившись с сильно развитым, несколько примитивным, «варварским» в своей неуемности декоративным чувством местного населения, обусловили создание своеобразных и отмеченных художественным совершенством сооружений.
Архитектура Латинской Америки колониального периода практически не знала классицизма. Его гражданский пафос, трезвость и рационализм, спокойная красота остались чуждыми эстетике Нового Света. Отсталость метрополии — застой в промышленности и сельском хозяйстве, невежество и скованная научная мысль, фанатическая набожность и могущество католической церкви, многократно усиленные препонами, которое ставило испанское правительство развитию колоний, — не благоприятствовала расцвету классицизма. Он получает развитие лишь после завоевания независимости.
Столкновение разных цивилизаций в Латинской Америке, политическое и экономическое порабощение индейцев не сказались отрицательно в области культуры. Завоевания испанцев положили начало новой культуре, явившейся результатом взаимопроникновения, ассимиляции и синтезирования двух материнских культур.
Особенно плодотворным был этот процесс в местностях, где развивались прежде великие индейские цивилизации — в Мексике и Гватемале, Перу и Боливии. Хотя они не имели ничего общего с культурой завоевателей, общий высокий уровень их культуры помог быстрее, чем в других районах, воспринять новые для индейцев строительные приемы. Могучая архитектурная традиция, накопленное веками мастерство обработки камня, богатые природные ресурсы и многочисленное оседлое население — все это определило интенсивность строительной деятельности, высокий уровень и своеобразие зодчества Центральной и северо-западных районов Южной Америки.
Завоеванная испанцами огромная территория была первоначально разделена на
—стр. 514—
два вице-королевства. Вице-королевство Новая Испания со столицей Мехико, основанное в 1535 г., занимало земли Центральной Америки. Вице-королевство Перу, созданное в 1544 г., распространялось на все испанские владения в Южной Америке; столицей его стал город Лима. В 1718 г. из этой территории выделилось вице-королевство Новая Гранада, занимавшее площадь современных Колумбии, Эквадора, Венесуэлы. В 1776 г. в Южной Америке было создано вице-королевство Рио-де-ла-Плата, в состав которого вошли земли Аргентины, Боливии, Парагвая и Уругвая.
Санто-Доминго — первый в Латинской Америке город с регулярным планом (основан на о. Эспаньола, ныне Гаити, в 1496 г.) — был вначале подлинной столицей конкистадоров. Они прибывали сюда и отсюда отправлялись на завоевание новых земель. Однако захват новых территорий явился причиной скорого упадка первой столицы колоний. Уже в 1550-х годах роль форпоста испанских владений перешла к крепости Гавана на острове Куба. Из ее гавани, лучше защищенной от набегов пиратов, чем открытые бухты Санто-Доминго, было легче снаряжать экспедиции. Обилие великолепного строительного материала — кедра — позволило быстро застроить город. Однако его архитектура ни в XVI, ни в пору интенсивного строительства XVII—XVIII вв. не может соперничать с Санто-Доминго и более поздними культурными центрами испанских колоний. Беспокойная жизнь крепости, где не задерживались крупные мастера и не было местных традиций, не благоприятствовала расцвету зодчества.
За время недолгого расцвета Санто-Доминго приобрел столичный вид. Монументальность и капитальность его застройки была частью колониальной политики, она диктовалась короной. Первый город в «Индиях» стал предметом особого интереса монархов. Специальный указ 1506 г. обязывал «с особым усердием возводить монастырские церкви», а указ 1510 г. запрещал строительство деревянных зданий.
Итоги строительства первых лет, ведшегося без участия квалифицированных зодчих, оказались неутешительными и, чтобы исправить положение, из Севильи были посланы мастера во главе с известным архитектором Родриго Хиль де Льендо. Им было поручено составить план города, проекты церковных и общественных зданий. Интенсивность работ и их результаты были настолько поразительны, что уже в 1520 г. епископ Геральдини мог написать: «великолепен этот столь прославленный город, основанный в доброе время 20 лет назад потому, что его здания высоки и красивы как в Италии, его порт способен вместить все суда Европы, его улицы так широки и прямы, что не пострадают от сравнения с Флоренцией» (рис. 5).
Санто-Доминго, больше чем другой город в Америке, напоминает города Испании. Ничто не обнаруживает здесь местной традиции. Это объясняется естественным для раннего периода колонизации желанием прочно утвердиться на новом месте, косвенным отражением которого и является точное воспроизведение архитектуры метрополии. И второе, туземное население, не знавшее до прихода испанцев монументальной архитектуры и безжалостно истребленное ими, лишено было всякой возможности воздействовать на характер застройки.
Наиболее яркое представление об архитектуре колоний первых лет конкисты дают два важнейших сооружения Санто-Доминго — собор и дом генерал-губернатора Диего Колумба.
Собор (1512—1541)—наиболее крупное по размерам здание острова (40×60 м) — построен в подражание современным ему и самым значительным постройкам Испании — соборам в Севилье, Сеговии и Саламанке. Их особенности сохранены здесь полностью. Те же громадные размеры, простота плана — прямоугольник с едва выступающим объемом апсиды, средневековая конструкция и статичное внутреннее пространство. Трехнефная зальная церковь перекрыта стрельчатыми сводами на нервюрах, опирающимися на круглые столбы. Широкий средний неф одинаковой высоты с боковыми и простые круглые столбы, поддерживающие своды, делают интерьер просторным и ясным. Но наличие двух центров — апсиды с алтарем и хора (подобие второго алтаря), который по испанской традиции расположен в западной части центрального нефа, несколько усложняет композицию интерьера. Готицизм этой постройки не является анахронизмом не только для колоний, но и метрополии, где на
—стр. 515—
протяжении 1-й половины XVI в. строились подобные храмы. Архаизм собора Санто-Доминго в другом — в характере трактовки испанского образца. Приземистее становятся пропорции, менее смелой — конструкция. Ретроспективность концепции автора более всего заметна в наружном облике здания — толстые стены, прорезанные узкими как бойницы окнами, словно вросшие под собственной тяжестью в землю контрфорсы. Выдвинутая вперед подобно бастиону, квадратная, увенчанная звонницей башня ассоциируется с донжоном средневекового замка. Сходство усиливается асимметричностью композиции. Так, в далеких «Индиях» возрождается тип церкви-крепости, возникший в Испании в эпоху реконкисты (в XII—XIV вв.). И не случайно. Испанцы пришли на новые земли не трудиться, а покорять и властвовать.
Декор фасадов собора очень скуп и сконцентрирован на западном портале. Изящество и приветливость деталей в стиле платереско не в силах нейтрализовать впечатление крепостной мощи. Тонкая колонка в центре двухарочного как бы раскрывающегося наружу портала и скульптурный декор лишь подчеркивают неприступность этого храма-форта.
  
5. Санто-Доминго
1 — план города, XVI в.; 2 — собор, 1512—1541 гг., фасад и план
Та же идея положена в основу проекта дворца Д. Колумба (рис. 6). Выстроенное с использованием стен ацтекской постройки здание напоминает не городской дом, а жилые корпуса замков Испании XIV в. Та же крепостная мощь сочетается с приветливыми галереями на фасадах. Это первый шаг на пути создания неукрепленного жилья. Дань новому времени — спокойная полуциркульная, а не стрельчатая форма арок. Украшавшие фасады обоих этажей галереи не привились в жилой застройке испанских колоний, но стали обязательным элементом административных зданий.
 
6. Санто-Доминго. Дворец адмирала (дом Диего Колумба), начало XVI в. План и фасад
—стр. 516—
Другие постройки (госпиталь Сан-Мигель-де-Овандо, 1509—1549) развивают тенденцию, наметившуюся при строительстве основных сооружений Санто-Доминго.
Воспроизводя особенности зодчества метрополии, отстававшего в стилевом развитии от других стран Европы, архитекторы, работающие в колониях, обращаются к наиболее архаичной, уводящей в глубины средневековья традиции. Сооружения Санто-Доминго соединяют грандиозность с устрашавшей индейцев крепостной мощью. Они становятся эталоном, образцом, которому подражало последующее строительство в колониях и прежде всего его ближайший сосед — Мексика. Но в Центральной Америке — обширной, богатой и густозаселенной области с собственной архитектурной традицией — испанские образцы уже на самом раннем этапе начинают приобретать отличный от метрополии колорит.
Мексика, завоеванная в 1519—1526 гг., — ядро вице-королевства Новая Испания — была основной колонией Испании в Латинской Америке. Доходы, даваемые ею, составляли 2/3 дохода метрополии. Плотное оседлое население, высокая культура, недра, богатые золотом и серебром, близость к Европе по сравнению со второй ее важнейшей колонией — Перу — объясняют, почему Мексика стала объектом наиболее последовательной и тщательной колонизации. Этим же объясняются огромный размах строительства, многочисленность городов, высокий уровень архитектурного мастерства, отсутствие всякого налета провинциализма, наибольшая из всех колоний верность следования развитию архитектуры метрополии: зодчие, прибывавшие в Новый Свет из Испании, оседали главным образом в Мексике.
В истории нет другого примера, когда бы за период столь короткий — менее трех веков — было построено церквей больше, чем в Мексике. Общее число их достигает 13 тыс. В последние 100 лет испанского владычества на ее территории сооружалась в среднем одна церковь в неделю. Дороги, порты, ирригационные сооружения, школы и больницы колониальной Мексики не могут не только соперничать, но даже отдаленно сравниться с обилием и пышностью сооружений религиозного культа.
Экономическая отсталость, чисто средневековый контроль церкви над духовной жизнью страны обусловливают еще одну особенность, присущую всем латиноамериканским странам, но которую мексиканская архитектура колониального периода выражает наиболее четко. В ней получили развитие «иррациональные» начала, основывающиеся на эмпиризме, апеллирующие к эмоциям. И напротив, отсутствуют или слабо развиты начала, рожденные подъемом передовой мысли и аналитического мышления. Мексиканская архитектура практически не знала Ренессанса, почти не получил в ней распространения и классицизм.
Архитектура XVI в. развивается под знаком утверждения конкистадоров на завоеванной земле.
Основная масса существующих и поныне городов была основана в XVI в. в процессе покорения государства ацтеков. Некоторые из них (Веракрус, 1519) создавались у моря как крепости для защиты от набегов пиратов и форпосты для завоевания новых земель, другие — в районах, богатых драгоценными металлами (Сан-Луис-Потоси, Гуанахуато), но большинство их выросло на руинах разрушенных индейских городов.
В этом смысле характерна история столицы государства — Мехико. Главный город ацтеков Теночтитлан — крепость, расположенная на острове среди соленого озера, — был разрушен до основания, ряд его каналов — засыпан. Здравомыслящие люди советовали Кортесу перенести столицу на твердую землю. Но для вождя конкистадоров символический и политический смысл создания новой столицы на месте прежней оказался важнее практических соображений. Обуреваемый гордыней Кортес обещал императору, что «через 5 лет здесь будет более благородный город, чем те, которые имеются среди поселений мира и с лучшими зданиями». И город был построен, хотя проблема укрепления фундаментов от разрушительного действия грунтовых вод была и остается одной из самых трудных проблем Мехико.
Главная площадь Мехико заняла место бывшей храмовой площади ацтеков, собор занял место главного храма Теокальи. По другим сторонам площади выросли ряды лавок, дворцы вице-короля и губернатора
—стр. 517—
 
7. 1 — Мехико, дворец вице-короля на главной площади, начало XVI в.; 2 — Мерида, дом конкистадора Монтехо, 1549—1551 гг.
8. Мехико. Фонтан Сальто дель Агуа, 1779 г.
9. Отумба. Акведук, 1553—1568 гг.
и т. д. От площади к берегам озера (впоследствии полностью засыпанного) были проложены прямые улицы с домами конкистадоров, выстроенными из красного вулканического камня — тесонтле. Судя по рисункам 1-й половины XVI в., центр города был застроен домами (впоследствии перестроенными), которые не только соответствовали знатности завоевателей, но и великолепно защищали их. Одно из самых значительных сооружений главной площади — дворец вице-короля (рис. 7, 1). Его толстые стены, не имевшие внизу окон, увенчивались крепостными зубцами. Фасад украшали розетки и портал с диковинными колоннами, гербом и горделивой надписью: Filipus: rex Ispaniarum et Indiarum (Филипп: король Испании и Индий). Очевидно, рисунок довольно точно передает облик здания, сооруженного в стиле платереско. Как и собор Санто-Доминго он построен с учетом новейших образцов зодчества метрополии и тревожной обстановки завоевания, что и отразилось на его облике. Подражание архитектуре Испании в этой стране богатейшей художественной традиции имело тот же символический смысл, что и упорное желание Кортеса оставить столицу на прежнем месте, полностью из-
—стр. 518—
менив ее облик. Частично оно объяснялось и естественным для переселенцев желанием воссоздать на новом месте подобие покинутой родины. О том же свидетельствуют и немногие дошедшие до наших дней гражданские сооружения XVI в., лучшее из которых дом конкистадора Монтехо в Мериде является вариантом испанских дворцов в стиле платереско — те же горделивые мотивы декора, — щиты, гербы, тот же богато декорированный портал на фоне гладкой стены. Но его суровый облик свидетельствует, что это не только дворец, но и крепость (рис. 7, 2).
Наряду с жилыми домами важнейшими памятниками гражданской архитектуры и инженерного искусства XVI в. являются акведуки, снабжавшие водой расположенные высоко над уровнем моря города Мексиканского плоскогорья, и в частности столицу — Мехико. Это грандиозные трубопроводы, иногда проложенные под землей, иногда поднимавшиеся высоко на арках на манер древнеримских (рис. 8, 9).
Однако самые характерные, дошедшие до нас в наибольшем числе и наилучшей сохранности сооружения XVI в. — это монастырские ансамбли. Первый период развития мексиканской архитектуры протекает под знаком монастырского строительства, чрезвычайного по своему размаху. За 50 лет (1530—1580) в стране было сооружено око-
—стр. 519—
ло 250 монастырей. Порожденное необходимостью обратить в христианство многие миллионы индейцев, оно сосредоточивалось в областях, отведенных для аборигенов, в центрах древней индейской цивилизации — в Центральной Мексике и на Юкатане.
 
4 — Уэтхоцинго, капелла в атрио францисканского монастыря, 1550 гг.
 
5 — Уэтхотцинго, францисканский монастырь, 1529—1550 гг., план, интерьер церкви
Со времени реконкисты в Испании было принято возводить храмы на месте арабских мечетей. Эта традиция возродилась в Новом Свете. Подавляющее большинство монастырей не только выстроено на месте языческих святилищ, но даже из их материала под руководством монахов францисканского, доминиканского и августинского орденов, поделивших на сферы влияния территорию Центральной Америки.
Многочисленные монастыри Мексики не только крупные феодальные хозяйства, но и насаждающие христианство миссии. Это обусловило появление отличной от принятой в Европе планировочной схемы. Они состоят из двух частей — предмонастырской, предназначенной для крещения индейцев, служения им мессы, и собственно монастырской. Последняя в общем повторяла схему, сложившуюся в средние века. Ядром ее остается двор. Разница состоит в том, что монастырские постройки Новой Испании очень компактны; в них отсутствуют залы капитула, помещения для послушников и т. д. Несмотря на это, уже современников поражала диспропорция между числом монахов (не более 5, в среднем 2—3) и «такими великолепными зданиями, такими могучими, такими большими и такой великолепной архитектуры, в которых были сосредоточены такие большие ретабло, такое богатство в сакристиях, такие музыкальные инструменты на хорах, какие можно только представить в самых богатых и старых соборах».
Вместе с тем именно в монастырском строительстве, вся сила воздействия которого была рассчитана на индейцев, завоеватели впервые обратились к местной архитектурной традиции (рис. 10, 2—3). Таким неизвестным в Европе приемом было устройство перед монастырским комплексом огромного, окруженного зубчатыми стенами, прямоугольного в плане двора (атрио). Судя по указаниям испанских источников, их прообразом явились примыкавшие к подножию пирамид Мексики окруженные стенами дворы. В углах монастырских атрио располагались открытые во двор капеллы — посас (рис. 10, 4). В атрио выходили располагавшиеся близ западного фасада церкви, так называемые индейские или открытые капеллы, выполнявшие роль алтаря. Храмы, возведенные миссионерами, не могли в воскресения и праздники вместить всех молящихся. Устройство атрио и открытых капелл диктовалось быстротой и дешевизной их строительства, стремлением приспособиться к местным традициям туземцев, привыкших к отправлению своих религиозных обрядов на свежем воздухе, жарким
—стр. 520—
климатом. Кроме того, за стенами атрио в случае нападения индейцев могло укрыться испанское население. Традиция устройства атрио укоренилась в Мексике. В XVII—XVIII вв. они строятся не перед монастырями, а перед приходскими церквами индейцев.
11. Актопан. Монастырь Сан-Мигель, церковь, 1546—1574 гг., А. де Мата, М. де Асевейдо.
Фрагмент фасада
Комплекс монастыря Сан-Мигель в Актопане с особенной полнотой и выразительностью воплощает типичные черты монастырей XVI в. (рис. 11). Продуманность и логика его плана находят соответствие в построении объемов. Превосходящая по размерам все остальные постройки ансамбля церковь образует его композиционный и смысловой центр. Церковь является подлинной крепостью, соперничающей со средневековыми замками. Стены ее увенчаны крепостными зубцами, завершение массивных контрфорсов подобно башням замков, башня храма выдерживает сравнение с донжоном, по периметру стен церкви проходит обходная крытая галерея.
Возрождение в Новой Испании распространенного в метрополии в период реконкисты типа церкви-крепости происходит в Санто-Доминго. В условиях Мексики с ее многочисленным и враждебно настроенным индейским населением крепостной характер построек приобретает значение стилевого признака. Это же увеличивает анахронизм облика храмов. Он скорее романо-готический, чем ренессансный. И только портал, украшенный деталями в стиле платереско, его хрупкие колонны и изящная филигранность форм, контрастируя с суровыми объемами храма, придают ему черты изящества, гуманную и мягкую ноту. Однако контраст не настолько резок, чтобы нарушить цельность облика монастырей.
Портал монастыря в Актопане представляет образец «европейской» трактовки портала. Декор другой монастырской церкви — в Юрирьапундаро — является образцом туземной интерпретации европейских мотивов. Четкость ренессансной схемы портала здесь утрачена. И не потому, что цилиндрический объем колонны разбит на несколько частей. Это делали и в Испании. Но ордер, бывший в Европе основой композиции, включенный в качестве одной из частей в огромное декоративное панно, растворился в нем. Плоскостность резьбы и симметрия в расположении ее мотивов, дробность форм, особенно ощутимая с огромным объемом башни, подчеркивает накладной характер декора, возвращая нас к доиспанской традиции (рис. 10, 1).
Храмы миссионеров были большими по размерам, но простыми по конструкциям, по объемной и пространственной характеристике: сильно вытянутый прямоугольник с соотношением 1:3, 1:4, обычные на полуострове боковые капеллы и трансепт отсутствуют. Преобладают однонефные постройки из камня, перекрытые сводами даже не стрельчатыми, а полуциркульными, распор которых погашается толстыми стенами и контрфорсами. Больший по сравнению с обликом храмов архаизм конструкции, скорее не готической, а романской, объясняется, очевидно, отсутствием каменщиков должной квалификации. Индейцам приходилось осваивать новые для них приемы строительства сводов в процессе их возведения. Однако на примере церквей в Актопане и Уэтхоцинго (1529—1550) ясно, что архитекторы сделали все, чтобы преодолеть в интерьере ощущение тяжести конструкции (см. рис. 10, 5). Поверхность сводов расчленена декоративными нервюрами, высота стен увеличена за счет массивности их
—стр. 521—
и контрфорсов. Плоскости стен оставлены гладкими. Все это подчеркивает грандиозность, величие и простор интерьеров, самым ярким пятном которых является ретабло — заалтарная преграда, выполненная с великолепием, достойным метрополии.
В конце XVI в. начинается новый, более мирный этап в развитии мексиканской архитектуры, проходящий под знаком строительства соборов и замечательный распространением ренессансных форм. Как и на первом этапе развития, толчок был дан извне, из метрополии.
Интенсивная деятельность по возведению соборов, начатая в Испании в начале XVI в., как бы находит завершение по другую сторону Атлантического океана. 33 здания, построенные в столицах епархий после окончания завоевательных операций и создания административной системы католицизма, составляют комплекс мексиканских соборов, датируемых концом XVI — началом XVII столетия. Других построек белого духовенства от этого времени не сохранилось. Первые приходские церкви строились из временных материалов и впоследствии были полностью перестроены.
Соборы Мексики, которые повторяли схему испанского собора в Хаэне (начат в 1546 г.), — грандиозные трехнефные церкви (в среднем 50×100 м) с восьмигранной апсидой и двумя башнями на западном фасаде.
Наиболее характерными сооружениями этого периода являются соборы-близнецы: в Пуэбле (начат в 1555—1558, по проекту испанского арх. Ф. Бесерра) и в Мехико (начат в 1563, по проекту К. де Арсиньега). Их различия определяются размерами (собор в Мехико значительно грандиознее) и отделкой фасадов, затянувшейся в столице до начала XIX в. (рис. 12). Поэтому архитектурные новшества наиболее последовательно воплощены в соборе Пуэблы, законченном в 1649 г. (рис. 13).
 
12. Мехико. Собор, 1563—1813 гг. План (к собору примыкает ризница Саграрио Метрополитано, 1749—1768, арх. Л. Родригес), фасад
Уравновешенная ордерная композиция его западного фасада, строгий силуэт огромных, квадратных в плане башен, горизонтали боковых фасадов, спокойная гладь стен и грандиозность объемов обнаруживают родство с холодным, чопорным и величавым стилем X. Эрреры — создателя Эскориала, стилем, который в общем остался чужд мексиканской архитектуре. Столь же значительны изменения в интерьере. Его облик резко отличен от монастырских храмов, хотя конструкция практически не претерпела изменений. Вместо нервюрных сводов — полуциркульные своды с распалубками в главном нефе, купольные в боковых, опирающиеся на столбы с приставными каннелированными полуколоннами. Хотя высота колонн больше допускаемой каноническими пропорциями ордера, формы их отличаются ясностью и чистотой. И весь интерьер, несмотря на некоторую дробность, создаваемую подчеркнутыми цветом гранями распалубок, подпружных арок, декора-
—стр. 522—
тивной полосой в центре свода, полон благородства и человечности.
 
13. Пуэбла. Собор, 1555—1649 гг., Ф. Бесерра. Общий вид, интерьер
В XVII в. страна, обескровленная жестокостями колонистов, обезлюдевшая после нескольких эпидемий, почти ничего не строит. Лишь к концу века появляются симптомы экономического подъема и оживляется строительная деятельность.
XVIII век был великим веком мексиканской архитектуры и по эстетической ее ценности, и по размаху строительства. Продукция его огромна — 8000 вновь возведенных и перестроенных до неузнаваемости церквей, сотни дворцов, несколько коллегий и больниц. Бурно расцветает барокко, в котором гений мексиканского народа выразил себя с предельной мощью и самобытностью. В XVIII в. впервые в истории колониальной архитектуры достигает значительного размаха гражданское строительство. Впервые богатством своего декора жилые дома начинают приближаться к культовому зодчеству. И хотя оно по-прежнему остается ве-
—стр. 523—
дущим, увеличение значимости и удельного веса светских построек можно считать первыми ростками антиклерикализма и светской культуры.
Как и в предшествующие века, мексиканская архитектура развивается в постоянном и тесном контакте с испанской. В той и другой типология зданий и особенности их пространственной организации остаются неизменными: простые прямоугольные планы и объемные построения, плоскостная трактовка фасадов. Свойственный барокко динамизм затронул лишь декор, многообразие и сложность которого неизмеримо возрастает. В архитектурном убранстве конденсируется изобретательность и богатство фантазии испанских и мексиканских зодчих.
Вместе с тем в Мексике особенности испанского барокко, его контраст и декоративность, кажется, превосходят пределы человеческой фантазии. Ультра-барокко — так называют эту архитектуру мексиканцы. В чрезмерности ее скульптурного декора есть что-то восточное, родственное средневековым храмам Индии.
Впечатление богатства, пышности достигается за счет увеличения размеров и насыщенности декорируемых поверхностей, а благодаря этому и за счет усиления контраста между гладкими и насыщенными декором плоскостями. Этот прием, бывший основным в архитектуре испанского платереско и его готицизированном варианте в колониях, остался таковым и в барокко Нового Света. Декор на фасадах жилых домов концентрируется на порталах и чрезвычайно разнообразных по форме балконах, в храмах — на порталах, завершениях башен и куполах. Контраст между нижними, лишенными декора плоскостями башни и верхними, богато декорированными, как и контраст между центральной и боковыми частями западного фасада церкви, между сложным силуэтом и богатством декора главного фасада и спокойными горизонталями и гладкими плоскостями боковых, подчеркивает насыщенность декоративного убранства, разномасштабность архитектурных форм и гладких поверхностей — огромные размеры сооружений. Насыщенность орнаментикой и грандиозность, колоссальность — эти два качества постоянно подчеркиваются в архитектуре, отражавшей вкусы верхушки колониального общества, стремившейся превзойти метрополию роскошью своих построек.
Казалось бы, чисто количественные изменения: увеличение числа акцентов — живописных декоративных пятен, возросшая пластичность резьбы, усложнение ее форм, стирание грани между главными и второстепенными элементами — приводят к качественным изменениям в архитектурном образе зданий. Они же создают предпосылки для органичного включения местных мотивов в общую систему архитектурного убранства. Декоративный характер стиля приводит к тому, что именно в трактовке декора, в употреблении туземных мотивов дают о себе знать дух народа, доевропейские традиции и традиции, сложившиеся здесь после завоевания. Наряду с местными в Мексике получают распространение заимствованные из метрополии, но не встречающиеся в ее барокко, изысканные в своей нарядной красоте детали арабской архитектуры — восьмигранные, звездчатые, килевидные, многолопастные, фестончатые арки; арки и окна, форма которых образуется путем сложной и прихотливой комбинации перечисленных форм.
Декоративность мексиканского барокко воспринимается особенно остро потому, что обилие орнамента, сложность форм сочетаются с умелым и активным использованием фактурных контрастов и яркого цвета, применявшихся в Испании очень сдержанно. Фасады построек здесь облицовывались красным кирпичом, многоцветными изразцами, местными породами камня, отличными по фактуре и цвету, тесаным камнем и булыжником. В интерьерах храмов деревянная резьба сплошь покрывает стены и своды, создавая вибрирующую, сказочно мерцающую золотом поверхность, блеск которой оттеняется красным, белым, синим фоном, полихромной резьбой по гипсу, изразцами.
Архитектура XVIII в. замечательна многообразием местных школ. Их своеобразие сводится к своеобразию декора.
Одной из самых значительных является столичная школа, влияние которой распространяется на север — в районы, богатые серебряными рудниками.
Несмотря на размах дворцового строительства, основные достижения столичной школы сосредоточены в культовой архитектуре. Наибольший интерес представляет эволюция декоративного убранства порталов. Архитекторы 1-й половины и середины XVIII в. сосредоточили свои усилия на лик-
—стр. 524—
видации тектонического смысла ордерных форм. Стремясь нарушить статичность ордерной композиции портала, крупный столичный зодчий Мигель Кустодио Дуран придает пилястрам церкви Сан-Хуан-де-Диос (1729 год) волнообразную форму. Неустойчивые дрожащие очертания продолжаются в антаблементе и завершаются декоративными мотивами, напоминающими по виду колеблемые ветром языки пламени.
14. Мехико. Церковь Саграрио Метрополитано, 1749—1768 гг., Л. Родригес
В 40—70-е годы XVIII в. в архитектуре столичной школы ордер утрачивает всякое сходство с исходными формами. Этапным произведением этого периода является ризница собора Саграрио Метрополитано в Мехико, пристроенная к его южному фасаду. Уникальность назначения обусловила необычные для Мексики план и объемную композицию в виде греческого креста. Выходящие на главную площадь и улицу западный и южный фасады образуют декоративный щит, подобие гигантского фронтона, закрывающего концы креста и более низкие боковые части. Композиция здания, и это типично для барокко Латинской Америки, строится на острейших противопоставлениях. Это контраст между гладью боковых и насыщенностью дробным декором центральных частей двух главных фасадов, между тесаным камнем облицовки последних и булыжными стенами внутренних объемов, светлым мелкозернистым камнем, из которого выполнен декор, и пористым красноватым камнем тесонтле остальных частей здания (рис. 14).
Церковь Саграрио знаменует перерождение архитектурного декора, превращение его в декоративную скульптуру. Колонны и пилястры, некогда украшавшие портал, как бы распадаются на мелкие, декоративные, нарочито неустойчивые, нанизанные по вертикали формы, совокупность которых получила название эстипите (estipite). Оно состоит из высокой обильно орнаментированной базы, на которой вопреки законам статики установлена вершиной вниз усеченная пирамида, на ней возвышается куб или параллелепипед, потом еще одна усеченная пирамида, на этот раз установленная нормально, и, наконец, капитель, значительно более широкая, чем завершение пирамидки.
Эстипите, изобретенное в начале XVIII в. Чурригерой, применялось в метрополии в декоративном искусстве и мелких архитектурных формах. И лишь в Мексике оно стало определяющим элементом стиля монументальной архитектуры. Именно здесь, а не в Испании мотивы эстипите получили полное развитие, мощь и самобытность.
На фасадах Саграрио один ярус эстипите громоздится на другой. Каждый его элемент украшен медальонами, розетками, изломами, консолями, волютами, бюстами, скульптурами в нишах, растительным орнаментом. Такие же нити эстипите помещены и в «интерколумниях».
Автор церкви Саграрио Лоренсо Родригес был первым, кто перенес занесенные в Мексику формы эстипите в монументальную архитектуру. Важен не факт переноса форм деревянных ретабло на фасад, он не нов. Важно, что благодаря этому утвердился новый тип главного фасада, в котором окончательно исчезает тектоничность ордера. Раздробленные на мелкие, откровенно декоративные детали, его формы утрачивают какое бы то ни было сходство с прототипом.
15. Мехико. Церковь Сантисима Тринидад, 1755—1783 гг., Л. Родригес. План
—стр. 525—
 
16. Тепоцотлан. Церковь Сан-Мартин, 1760—1762 гг. Фасад и фрагмент фасада
Тождественность декоративного убранства фасадов и интерьеров, вернее порталов и ретабло, о чем свидетельствуют порталы церкви Саграрио и ретабло храма в Апам, говорит о своеобразном «поверхностном» характере приемов барокко Мексики (см. рис. 14). Его особенности сводятся к украшению зданий гигантскими декоративными щитами, где вновь изобретенные мотивы сочетаются с виртуозно вкомпонованными традиционными формами.
Для столичной школы середины XVIII в. характерны также церкви-близнецы — Сан-Мартин в Тепоцотлане и Сантисима Тринидад в Мехико. Церковь Сантисима (1755—1785) сохранила от XVI в. не только простейшую форму плана в виде латинского креста, но схему церкви-крепости с могучими контрфорсами, немногочисленными узкими проемами и одной башней (рис. 15). Единственное отличие — исчезновение крепостных зубцов и каскад вертикальных лент эстипите на западном фасаде, находящий продолжение в богатом декоре венчания башни. Асимметричная композиция подчеркнута нарочито неустойчивым расположением акцентов. Силуэт церкви вписывается в треугольник. Но его вершина, смещенная вбок, создает впечатление направленного вниз движения. Живописность размещения объемов и декоративных пятен сочетается со статичностью, законченностью и замкнутостью в себе всех элементов декоративного убранства: портала, завершения башни, эстипите. Формы самого эстипите близки церквам Саграрио и Сан-Мартин в Тепоцотлане (1760—1762), декор которой приписывается Л. Родригесу. Последняя является подлинной жемчужиной мексиканской архитектуры (рис. 16). Она замечательна не только богатством форм эстипите и интерэстипите, совершенством и гармоничностью их выполнения, но и единством декора портала и интерьеров. Многочисленные ретабло церкви (три в апсиде, шесть в трансепте и два в нефе), сосредоточенные в восточной части, сверканием богатой скульптуры и орнаментики, превращают ее в сказочный золотой грот.
Современница церквей с эстипите церковь Санта-Приска-и-Сан-Севастьян в Таско (1751—1758, архитекторы Диего Дуран Берруэкос и Хуан Кавальеро) представляет иную ветвь столичной школы (рис. 17). Композиция ее западного фасада строго симметрична, эстипите почти не применяется. Здесь как будто переосмыслены динамика и неустойчивость составляющих его
—стр. 526—
форм. Высокие башни придают облику храма стройность и даже хрупкость. Декор двух верхних ярусов создает впечатление вибрации силуэта. Его дрожащие формы удивительно гармонируют с неустойчивой композицией портала, где две фигурки в интерколумниях нижнего яруса принимают на себя всю тяжесть декора верхнего. Вибрирующее, лишенное четко очерченных граней пространство встречает нас и в интерьере церкви. Пилястры, арки, грани сводов, столбы с бесчисленными изломами как бы растворяются в пространстве.
17. Таско. Церковь Санта-Приска, 1751—1758 гг., Д. Дуран Берруэкос, X. Кавальеро
Эта тенденция приводит в конце XVIII в., с одной стороны, к утрате законченности деталей, еще сохранившейся в эстипите, а с другой — к увеличению весомости декора и возрождению цельности формы колонн. Творчество крупнейшего зодчего Мексики— Франсиско Антонио де Герреро-и-Торреса — воплощает обе тенденции. В интерьере церкви Ла Энсеньянса (1772—1778) эффект, создаваемый контрастом между низкой полутемной входной частью и центральной — высокой в высшей степени театрален. Светлое, перекрытое куполом пространство кажется бесконечным. Выразительности интерьера способствует живопись стен с легкими, как бы воздушными изображениями. Ретабло окончательно теряет самостоятельность, его легкие дрожащие формы становятся частью декоративного ансамбля, в формах которого есть что-то призрачное, нереальное.
Другое сооружение Герреро-и-Торреса — капелла Посито в Гуадалупе-Идальго (1779—1791) — также поражает декоративностью, но другого порядка (рис. 18). Ее композиция и декор подчеркнуто пластичны. И это достигается как необычно сложной для Мексики композицией в виде трех расположенных по одной оси овальных объемов (копия плана церкви из трактата зодчего итальянского ренессанса Себастьяно Серлио), так и обычным приемом — на фоне глади стен богатый портал, декор которого как бы уплотнился, формы приобрели весомость и приземистость. Каждый из трех объемов капеллы увенчан куполом, облицованным синими и белыми изразцами, образующими зигзагообразный узор. С красно-коричневыми стенами из вулканического камня тесонтле контрастируют высеченные из светлого камня звездообразные обрамления окон, волнообразные завершения парапетов.
Со столичной школой соперничает школа Пуэблы, формирование которой началось еще во 2-й половине XVII в. Основная ее особенность — полихромия. Она поражает сказочной яркостью, многокрасочностью церквей, дворцов, домов простых ремесленников. Храмы толтеков, населявших область Пуэблы до прихода испанцев, были ярко окрашены. В архитектуре барокко эта традиция возродилась с небывалой силой. Богатейший декоративный эффект создается в Пуэбле значительно меньшими затратами труда и с помощью более дешевых материалов, чем в столице. Для облицовки фасадов используется розовый кирпич разной формы — прямоугольной, квадратной, многогранной и восьмигранной; часто применяется кладка «в елочку». Рисунок кирпичной кладки усложняется вкраплением в нее зеленых, белых, красных, желтых и синих изразцов, создающих в сочетании с кирпичом яркий орнаментальный узор.
—стр. 527—
 
18. Мехико. Капелла Посито в Гуадалупе-Идальго, 1779—1791 гг., Ф. А. де Герреро-и-Торрес. План, фасад
Для школы Пуэблы, более известной под именем Поблано, т. е. народная, характерна церковь Санта-Мариа в Тонанцинтле (около 1700). Центральная часть ее западного фасада и смещенная вбок колокольня украшены поставленными на угол изразцами. Поверхность фасада церкви напоминает красочный орнаментальный ковер, наброшенный на стены без всякой заботы о соблюдении симметрии. Под его покровом исчезают ордерные формы портала и колокольни. Многоцветные изразцы образуют на поверхности фасада самостоятельный узор, не отвечающий тектоническому смыслу и разрушающий цельность архитектурной формы. Не менее типичен интерьер, в котором, как и на фасаде, поражает щедрое применение незамысловатых декоративных форм. Здесь нет тщательности и законченности столичной школы, но много фантазии, изобретательности, какого-то простодушного упоения обилием и интенсивностью цвета и декора (рис. 19). Извивающиеся наподобие мелких ручейков волнообразные завитки, волюты, растительные мотивы, головки ангелов — все эти мотивы, как бы вырастающие один из другого и покрывающие стены, своды, купола, выполнены из гипса, окрашенного в синевато-зеленые тона и окаймленные по контуру золотой полоской.
19. Тонанцинтла. Церковь Санта-Мариа, ок. 1700 г. Фрагмент купола
Наивное очарование церкви Санта-Мариа в Тонанцинтле представляет особенности индейского, подлинно народного зодчества Пуэблы. Церковь Сан-Франсиско (1743—1767), построенная в самом городе, — его «испанский» аристократический вариант. Облицованный розовым кирпичом
—стр. 528—
западный фасад имеет вид небольшой расширяющейся наружу ниши трапециевидной формы. Это создает физически ощутимый центр притяжения как бы гостеприимно раскрытого вовне фасада. В углублении помещен портал, украшенный характерным для столичной школы эстипите из серого камня. Филигранные формы рельефа и серая окраска камня выразительно оттеняются яркими по цвету изразцовыми панно с изображениями цветов и ваз, очень популярных в архитектурной орнаментике Пуэблы. Традиция облицовки наружных стен изразцами и изразцовыми панно сохраняется в Пуэбле вплоть до 30-х годов XIX в.
Небольшая церковь иезуитской коллегии Санта-Мариа де Окотлан в г. Тласкала (1745—1760) соединила в себе декоративную мощь двух основных архитектурных школ Новой Испании — Мехико и Пуэблы (рис. 20). Ее по праву можно считать самым значительным сооружением колониальной архитектуры континента и одним из самых изысканных и красочных в мировом зодчестве. Западный фасад храма (автор индеец Ф. Мигель) имеет вид белоснежной раковины — ниши, заполненной тончайшим узором эстипите с красивым окном звездчатой формы над проемом портала. Боковые части фасада совершенно гладкие. Они облицованы розовым кирпичом шестигранной формы. Их швы читаются очень ясно, и это создает впечатление легкой сетки, прозрачным узором покрывающей поверхность стен. Завершения башен тоже белого цвета, тоже покрыты сложным декором, как и центральная часть фасада.
20. Тласкала. Церковь Санта-Мариа де Окотлан, 1745—1760 гг., Ф. Мигель
Особенностями жилых домов Пуэблы являются ленточные балконы, козырьки на плоских арках над балконами, галереи и крытые коридоры внутренних дворов, опирающиеся не на колонны, а на арки, поддерживаемые консолями. Необычность этих форм, обилие и прихотливость волнообразных линий в сочетании с многоцветностью настолько экзотичны, что, кажется, переносят нас в волшебный мир восточных сказок (рис. 21).
21. Пуэбла. Жилой дом «Каса де Альфеньике», 1760—1790 гг., А. де Санта-Мариа Инчаурреги
—вклейка—
10. Тласкала. Санта Мариа де Окотлан, 1745—1760 гг.
—стр. 529—
22. Керетаро. Дом Ривера, XVIII в.
Та же фантастичность и волшебное богатство форм, но в иной интерпретации присущи архитектурной школе Керетаро. Она славится великолепными ретабло и особенно арочными галереями во дворах жилых домов. Форма их арок (многолопастных, фестончатых и т. д.) — самое причудливое в своей изобретательности порождение фантазии зодчих мексиканского барокко. В этом отношении Керетаро не знает соперников ни в Мексике, ни в метрополии (рис. 22).
23. Сакатекас. Собор. Фасад, 1734—1752 гг.
Еще вариант необычайно пышного барокко был создан в Сакатекасе — крупнейшем городе серебряных рудников. В XVIII в. город переживает подъем. Строятся великолепные церкви и лучшая среди них — собор (1734—1752), продолжающий традиции церквей-крепостей XVI в. (рис. 23). Своеобразие ему, как и всюду в Мексике, придает местный материал — плотный камень красноватого цвета и огромный портал — панно западного фасада. Вся его плоскость и детали — колонны, антаблемент, архивольты арок и обрамления окон — покрыты богатейшим скульптурным декором, расположенным симметрично и несколько статичным в своей тяжеловесности. Обилие индейских мотивов, сочность и грубоватость моделировки несвойственны остальным районам Мексики и напоминают
—стр. 530—
Перу. Однако исходный принцип проектирования сохраняется, как сохраняются насыщенность и горделивость архитектурного образа, создаваемые крупномасштабностью, гигантскими размерами, насыщенностью декора, словом пристрастием ко всему чрезмерному, что характерно для барокко Новой Испании.
 
24. Оахака
1 — церковь Ла Соледад, 1690 г.; 2 — церковь Санто-Доминго, интерьер, 1657 г.
Бесспорной индивидуальностью отличаются постройки Оахаки, расположенной близ Гватемалы — в районе высокой сейсмичности. Во избежание разрушений от бесчисленных землетрясений здесь строят особенно массивно. Башни церквей едва возвышаются над западным фасадом — и это очень отличает их от стройных башен Мехико и Пуэблы. Контрфорсы особенно могучи, и даже западный фасад укрепляется огромными башнеобразными контрфорсами. В церкви Ла Соледад (1682—1690) они включены в композицию портала, который трактован как огромная раскрывающаяся наружу ниша, украшенная четырьмя ярусами колонн (рис. 24, 1) Архитектурный декор фасадов и интерьеров (рис. 24, 2) соответствует статичности композиции церкви. Колонна не только не дробится на отдельные элементы эстипите, но, напротив, пластика ее объема подчеркнута, как подчеркнута крупность и энергичность формы капителей и круглой скульптуры. Этот тип церкви и декора остается неизменным на протяжении всего XVIII в., как в любой другой местности, где неизменно на протяжении столетия варьируются полюбившиеся мотивы.
Феодальная разобщенность обусловила и яркую индивидуальность архитектуры полуострова Юкатан. Его окраинное положение благоприятствовало более устойчивому, чем где бы то ни было, сохранению традиций монастырского строительства XVI в. Суровая простота и определенный провинциализм зодчества этой области представляет разительный контраст с роскошными храмами Мехико, Пуэблы, Сакатехаса, Оахаки. Здесь сохраняются все атрибуты крепостных сооружений — зубцы, внутренние ходы-галереи. Основной декоративной темой являются причудливые звонницы — фронтоны в форме вытянутой трехуступчатой плиты, прорезанной тремя ярусами арок звона.
—стр. 531—
На рубеже XVIII—XIX вв. в Мексике начинают появляться сооружения, которые можно отнести к классицизму. Однако ни по размаху, ни по оригинальности, ни по цельности классицизм не может соперничать с великим стилем мексиканской архитектуры — барокко.
Испанские владения в Америке (вицекоролевство Новая Испания) не кончались границами современной Мексики, а простирались дальше на север, захватывая земли, принадлежащие Соединенным Штатам — Калифорнию, Аризону, Нью-Мехико, Техас, Луизиану и Флориду. Эти районы сильно отличались от областей, бывших ядром вице-королевства. Бедные драгоценными металлами, пустынные, заселенные в основном воинственными кочевниками, они отпугивали испанцев. Решающая роль в их колонизации принадлежала церкви. Нищенствующие ордена, положившие начало обращению индейцев в христианство, создавшие систему и административный аппарат церковной власти на землях бывшего государства ацтеков, были в 70-х годах XVI в. оттеснены от руководства белым духовенством. Это побудило их начать колонизацию не привлекавших светские власти северных районов. Интенсивная миссионерская деятельность развернулась здесь в конце XVII и в XVIII в. Этим же временем датируются памятники архитектуры. Более ранние были разрушены индейцами, и их пришлось либо восстанавливать, либо возводить заново.
Из особенностей колонизации вытекает и основная особенность зодчества испанских колоний на территории США — преобладание миссий, определяющее значение монастырской архитектуры, сохранявшееся здесь вплоть до освобождения от испанского ига, т. е. до 20-х годов XIX в., крепостной характер монастырей. В этом смысле она не имеет прецедентов. Даже в Мексике, где роль нищенствующих орденов была особенно велика, эпоха монастырей-крепостей ограничивается XVI в.
Развивавшаяся вдали от культурных центров, не имевшая местных традиций эта архитектура создавалась под руководством и по проектам миссионеров. Она представляет собой упрощенный и провинциальный вариант мексиканского зодчества, лишена самобытности и довольно беспомощна в художественном отношении. Исключением является лишь архитектура Нью-Мехико.
Территория Нью-Мехико была населена индейцами пуэбло — единственными в Северной Америке племенами, владевшими навыками монументального строительства. Их грандиозные общинные дома из кирпича-сырца (адобы) и камня состояли из хижин, пристроенных друг к другу. Обычно П-образные в плане комплексы строились в несколько ярусов, с уступами со стороны двора. Между собой и с землей из соображений безопасности они сообщались с помощью приставных деревянных лестниц. Толстые стены, узкие входные отверстия, террасообразный силуэт, нерасчлененный объем, настолько пластичный и тяжеловесный, что при взгляде на него исключалась мысль о возможности существования там внутреннего пространства — такова традиция местного зодчества. Ее влияние на архитектуру колониального периода было особенно значительным из-за отсутствия достаточной профессиональной подготовки миссионеров.
Миссии Нью-Мехико представляют собой ансамбль массивных побеленных сооружений. Производственные и хозяйственные сооружения пристраивались к жилым домам, тип которых остался неизменным с доколониальных времен. Церковь подобно ритуальным зданиям и святилищам индейцев стояла отдельно. Обнесенный стеной ансамбль миссионерских построек был подлинной крепостью, в котором церковь с собственной оградой, монастырскими помещениями и двором являлась как бы крепостью в крепости, т. е. при строительстве миссий предусматривалась защита как от внешних, так и от внутренних врагов (рис. 25). И эти меры предосторожности не были излишними.
Церкви — основные постройки миссий — характеризуются ярко выраженным единством. Устойчивость традиции была одной из особенностей этого зодчества. Постоянная угроза восстаний индейцев, оторванность и невозможность следить за сменой архитектурных направлений, культурная отсталость, консерватизм монастырского хозяйства обусловили неизменность архитектурных приемов. Но это не помешало со-
—стр. 532—
зданию самобытной школы, лишенной какого бы то ни было сходства с блестящим, пышным мексиканским ультрабарокко.
Как и другие постройки, храмы Нью-Мехико возводились из адобы и едва обработанного камня без раствора, обмазывались глиной и белились. Архитектурные формы европейских зданий, приспособленные к выполнению в камне, перерождаются, упрощаются и огрубляются. Обломы, сложные профили, лепные украшения отсутствуют. Основной строительный материал — адоба — исключает и возможность возведения арок и куполов. Колониальная архитектура Нью-Мехико их не знает. В силуэте господствуют прямые линии.
В условиях крайнего дефицита квалифицированных строителей здесь получил распространение простейший вариант мексиканского храма — однонефный с прямоугольной или гранной апсидой, с трансептом, иногда выступающим за линию стен и возвышающимся над ними. Церкви перекрывались деревянными брусьями, укладывавшимися прямо на стены. Концы брусьев отчетливо выделяются на плоскости стен. Они не только конструктивный элемент, но и служат средством обогащения и моделировки нерасчлененной плоскости стен, подчеркивают их протяженность, создают выразительную игру светотени. Для того чтобы стены могли выдержать тяжесть перекрытия, строители увеличивали их толщину и сокращали до минимума число проемов, усиливали их устойчивость путем расширения книзу, укрепляли контрфорсами. В Нью-Мехико исчезает регулярность и точность линий мексиканских храмов, придававшая их облику определенный аристократизм. Напротив, храмы Нью-Мехико поражают грубой, стихийной, первозданной мощью.
Геометризм простейших, ясных по контуру и сочетанию, как бы вросших в землю объемов, резкие грани, террасообразный силуэт — эта характеристика приложима ко всем постройкам. Их массы до такой степени обобщены, сведены до такого абстрагированного сочетания простейших блоков, что напоминают увеличенные до гигантских размеров композиции современных скульпторов. Сравнение со скульптурой неслучайно. Храмы Нью-Мехико кажутся не выстроенными, а вылепленными — настолько убедительна их пластичность и неощутимо заключенное в толстых стенах внутреннее пространство.
25. План монастыря Або и конструкция храмов в миссиях Нью-Мехико
Одно из самых характерных сооружений церковь Сан-Эстебан в Акома (после 1664) замечательна четкостью согласования огромных объемов (рис. 26, 1). Вертикали расширяющихся книзу башен оттеняют величавую мощь церковного здания. Концы балок перекрытия кажутся особенно изящными на неровной поверхности стен. Очевидно, неровность проистекала не только от
—стр. 533—
недостаточной квалификации строителей, но была в какой-то степени сознательной. Именно благодаря ей так остро ощущается богатырская мощь зодчества Нью-Мехико.
   
26. 1 — Акома, миссионерская церковь, после 1664 г., план и общий вид; 2 — Ранчо де Таос, миссионерская церковь, после 1779 г., план и общий вид со стороны главного фасада и аспиды
Справедливость этого предположения подтверждает еще один шедевр Нью-Мехико — храм в Ранчо де Таосе (после 1779). Его объем с выступающим трансептом и могучими глыбами контрфорсов приобретают трепетность одушевленного организма, а со стороны западного фасада устрашает иллюзией неуклонного движения. Высоко взметнувшиеся над башнями и фронтоном кресты, такие хрупкие по сравнению с массой храма, как бы плывут в воздухе. Точность прямой линии засушила бы всю композицию, не только лишила бы ее выразительности, но сделала бы очевидными архитектурные погрешности (рис. 26, 2).
Интерьеры храмов под стать их фасадам. В XVII и 1-й половине XVIII в. они поражают аскетизмом и экспрессией, создаваемой сопоставлением суровой поверхности стен и пластикой огромных балок перекрытия, энергичными линиями кронштейнов (интерьер церкви Сан-Хосе в Чаме). Позднее, как в церкви Сан-Хосе в Лагуне (1760—1846), начинают появляться росписи, почти исключительно орнаментальные. По стенам нефа проходит декоративная полоса, где улиткоподобные мотивы чередуются с чем-то вроде схематизированных человеческих фигурок. В алтарной части, подчеркивая ее значительность, роспись ковровым узором сплошь покрывает стены и служит фоном для образов иконостаса. Все вместе образует очаровательный своею непосредственностью ансамбль. Но нарядный декор не подменяет собой и не уничтожает четкость архитектурной композиции, как в Мехико или Пуэбле. Он всегда остается сдержанным и плоскостным.
Уникальным памятником гражданской, архитектуры является дворец губернатора в Санта-Фе (1609). Компактные объемы боковых частей, напоминающие жилые постройки индейцев-пуэбло, контрастируя с протяженностью провала лоджии, подчеркивают экспрессивность, которая так характерна для зодчества Нью-Мехико. Колоннада лоджии несет деревянное балочное перекрытие, характерное для местности, не
—стр. 534—
знавшей арочных конструкций. Как и в культовых постройках, конструкция обнажена и даже подчеркнута: массивные балки перекрытия отчетливо видны на фасаде, выделенные цветом и резьбой.
27. Миссия Санта-Барбара, рубеж XVIII—XIX вв. Генплан и фасад
Архитектура Калифорнии заслуживает рассмотрения лишь как наиболее типичный пример миссионерской деятельности в остальных штатах. Города здесь начали появляться лишь в XIX в., и монументальная архитектура колониального периода в буквальном смысле ограничивается постройками миссионеров.
Хотя этот район был открыт в 1542 г., фактически его колонизация началась после 1769 г., когда он после изгнания иезуитов попал под опеку францисканцев. Их миссионерская деятельность, отмечавшая собой последний и быть может самый успешный этап деятельности духовенства старой Испании, проводилась последовательно и планомерно. Миссии строились в прибрежной полосе, по которой проходила основная дорога, именовавшаяся современниками королевской. Располагались они на расстоянии одного дня пути друг от друга. Через каждые 2—3 года основывалась новая миссия. Первой в 1769 г. была основана миссия Сан-Карлос Борромео, в 1771 — миссии Сан-Габриель и Сан-Антонио и т. д., всего 21 миссия. Последняя из них — Сан-Франсиско-де-Солано была заложена в 1823 г., через 2 года после провозглашения независимости Мексики.
В отличие от Нью-Мехико здесь наряду с адобой широко применяются обожженный кирпич и камень, своды, арки, купола. Все сооружения миссий имеют вполне европейский облик — нечто среднее между провинциальным вариантом итальянского ренессанса и классицизма, смешанных с реминисценциями крепостной архитектуры. Вместе с тем, как и все постройки испанских колоний, они огромны по размерам. Храмы, подавлявшие своей грандиозностью, вмещали все индейское население миссий, а в случае необходимости служили защитой от него же (миссии Санта-Барбара, рис. 27, и Сан-Хуан-де-Капистрано).
28. Миссия Сан-Хосе-и-Сан-Мигель-де-Агуайо близ Сан-Антонио. конец XVIII в. Фрагмент фасада
—стр. 535—
В противоположность итальянизированной архитектуре миссий Калифорнии миссии Техаса сочетают в себе, несмотря на позднюю дату, черты мексиканского монастыря-крепости с подобием эстипите на западном фасаде церкви (миссия Сан-Хосе-и-Сан-Мигель-де-Агуайо, конец XVIII в., рис. 28).
Второй важнейшей колонией Испании в Новом Свете было вице-королевство Перу. Первоначально его территория в 18 раз превосходила размеры метрополии и во много раз — размеры Новой Испании. По природно-климатическим и экономическим условиям, традициям и особенностям быта оно сильно отличалось от обоих. На его территории жили индейские племена, достигшие разного уровня развития и игравшие различную роль в системе созданной испанцами огромной колониальной державы. Центром этой державы были земли нынешних Перу и Боливии — ядро второго могущественного государственного образования Древней Америки — империи инков. Только их архитектура могла соперничать с архитектурой Мексики высоким художественным уровнем и размахом строительных работ.
Области, входящие теперь в Перу и Боливию, делились на две части, отличные друг от друга и по архитектуре. Узкая прибрежная полоса с засушливым жарким климатом до прибытия европейцев оставалась почти пустынной. Относительно крупные населенные пункты существовали лишь у рек. После прихода испанцев положение в основном не изменилось. Но здесь выросло несколько важных портов и среди них крупнейший город Южной Америки, столица вице-королевства — Лима, «город королей», архитектура которой, равно как и архитектура находившихся под ее культурным протекторатом портовых городов, отмечена наибольшей в южной части материка близостью испанским образцам.
Основными строительными материалами в бедной естественным камнем прибрежной долине служили тростник и глина. Постройки здесь чаще всего бывали глинобитными (тапиаль) или выкладывались из адобы. Стремление уменьшить разрушительные последствия частых землетрясений привело к изобретению легких, устойчивых и дешевых сейсмостойких конструкций — «кинча», из которых возводились стены, купола и своды. Каркас из плетеного тростника служил арматурой для своеобразной бетонной массы, составленной из глины, гальки и известкового раствора. Иногда в качестве остова применялось дерево.
От архитектуры побережья значительно отличалось зодчество горных районов. Именно здесь находился второй очаг доколумбовой цивилизации — наиболее густо заселенные и освоенные на южном материке территории. Строили здесь в основном из естественного камня разных пород. Но архитектура области Анд не представляет собой однородного явления. Куско — столица империи инков — была полностью разрушена. На ее руинах, как и на руинах Мехико, частично с использованием материала старых зданий был выстроен новый испанский город — вторая столица вице-королевства. Так, в самом сердце бывшей «империи Солнца» возник город, в котором очень сильны элементы испанской архитектуры. Но искоренить местный дух, местные традиции испанцам не удалось. Постройки Куско замечательны туземной трактовкой и интерпретацией европейских образцов. Наряду с камнем здесь довольно широко, особенно для сводов, применялся кирпич.
Жители высокогорных плоскогорий Центральных Анд, как и жители Куско, пытались умерить роковые последствия землетрясений массивностью сложенных из камня, поистине циклопических стен. В горных районах в доиспанские времена была распространена резьба по камню, образцами которой служили орнаменты тканей и деревянная резьба. Эти особенности — мощь и приземистость построек, высокая культура обработки камня и орнаментальное богатство декоративной резьбы — определяют своеобразие архитектуры высокогорных районов Южной Америки, связь с доиспанским зодчеством. Недаром оно в пору своего расцвета — в XVIII в. — получило красноречивое название метиса Анд.
Однако даже самые крупные поселения и густонаселенные области Анд уступали мексиканским. Это обстоятельство наложило заметный отпечаток на архитектуру вице-королевства Перу. Оно сделало излишним аналогичное мексиканскому интенсивное строительство монастырей в XVI в.
—стр. 536—
Большинство монастырей Южной Америки возводилось в населенных испанцами и креолами городах. Их население оставалось стабильным, а все аспекты общественной жизни были ограниченными и взаимносвязанными. Размещение монастырских ансамблей в городах делает особенно очевидной их принадлежность к аристократической верхушке общества. Здесь они не столько миссионеры, сколько неотъемлемая часть городской элиты, которой принадлежат все привилегии, почести, власть. И потому монастыри Южной Америки более ярко, чем мексиканские, демонстрируют роль и значение церкви в социальной иерархии Нового Света. Храмы и монастыри здесь так же многочисленны и грандиозны, как в Мексике. Но жилые дома скромнее по размерам; однородней по декору, малочисленней и скромней общественные здания. По сути дела подлинными дворцово-общественными комплексами городов Южной Америки являются монастыри, бесчисленные помещения которых сгруппированы вокруг нескольких внутренних дворов. Особым великолепием отличался главный двор. Предмет гордости монастыря — двор — был украшен статуями и фонтанами и служил своего рода приемной, куда допускались все любопытные. Особенно заметна эта чисто светская суетность и гордыня, руководившая строителями монастырей, при рассмотрении генпланов. Церковь не занимает ведущего места, ее размеры сравнительно скромны и на чертежах она теряется среди огромных дворов и построек бытового назначения (рис. 30, 1, 2).
Вице-королевство Перу представляло по сравнению с Новой Испанией значительно более удаленный и менее связанный с метрополией район (связи между вице-королевствами почти полностью отсутствовали, каждое из них непосредственно подчинялось Испании). Поэтому его архитектура повторяет развитие испанской еще менее, точно, чем мексиканская. Кроме того, по сравнению с мексиканской она значительно более однородна. Начав развиваться лишь с конца XVI в., когда распри между приверженцами двух вождей конкисты — Писарро и Альмагро — были усмирены и установлен относительный порядок, она стала следовать образцам не готики и платереско, а более поздним — ренессансным. Но колониальная архитектура Перу и Боливии — это фактически архитектура барокко. Справедливость высказанного положения подтверждают малый объем строительства и немногочисленность построек рубежа XVI— XVII столетий, полное отсутствие сооружений в формах классицизма и, наконец, более длительный, чем в Мексике, период господства барокко. Он начинается в середине XVII в., и тогда же строительство в этом стиле приобретает размах, кажущийся особенно значительным на фоне застоя в Новой Испании.
Барокко Перу и Боливии неизвестны крайности декоративизма мексиканского ультрабарокко. Очевидно, наряду с менее тесными связями с метрополией немаловажную роль в этом сыграла и местная традиция. Инки были скорее инженерами, нежели архитекторами. Их постройки возведены из выложенных насухо, великолепно отесанных каменных глыб. Они выразительны своею суровой мощью, декор их скуп. Лишь широкая полоса барельефов, состоявших из многократно повторенных мотивов, украшала верхние части стен, так называемых ворот Солнца — ритуальных построек индейцев кечуа и аймара.
Характерная для испанских колоний феодальная разобщенность усугублялась в Перу и Боливии географической разобщенностью. Неприступные горные хребты делали полной изоляцию многих районов. Эта разобщенность, преобладание индейцев в горных поселениях и сохранение там племенных традиций, высокий процент испанского населения и определяющая роль его вкусов в крупных городах, связь столичных городов с метрополией и полная оторванность от нее затерянных в горах индейских деревень приводят к обилию, многочисленных даже по сравнению с Мексикой, местных «школ».
Как и в Мексике, архитектура вице-королевства Перу развивается по-разному в областях, заселенных испанцами и индейцами. В индейских областях изменениям подвергся лишь тип храма. Рубеж XVI—XVII вв. отмечен там строительством группы приходских церквей на берегу высокогорного озера Титикака. Корона, много занимавшаяся вопросами духовной конкисты в районах, богатых драгоценными металлами, пожертвовала храмы 16 самым значительным поселениям этой области. В 1590 г. был подписан контракт на их строительство с мастерами Хуаном Гомесом и Хуаном Лопесом. К 1613 г. эта на-
—стр. 537—
иболее типичная и многочисленная группа памятников раннего периода была закончена.
29. Чукито. Церковь Асунсьон, 1590—1613 гг. План
Все 16 храмов, лучшими из которых являются Асунсьон в Чукито, Сан-Мигель в Помата, Сан-Хуан в Акоре, ориентированы на главную площадь деревни боковым фасадом и отделены от нее оградой атрио (рис. 29). Хотя в индейских поселениях Перу и Боливии не строили монастырей, приходские церкви всегда возводились в глубине обширного атрио, происхождение и назначение которого аналогичны атриям монастырей Мексики. Все храмы сложены из адобы, углы зданий и контрфорсы — из необработанного, башни и порталы — из тесаного камня, покрытия — из дерева и черепицы. Все они состоят из единственного узкого длинного нефа с граненой апсидой, двух больших капелл в средокрестии и массивной, квадратной в плане башни у одного из боковых фасадов. Каждая из церквей характеризуется статичностью и четкостью композиции, лаконизмом линий и форм, выразительностью сопоставления протяженных гладких плоскостей и пластики массивных объемов. Все части храма — башня, капеллы, неф — воспринимаются как самостоятельный, приставленный к другому объем. При насильственном переносе европейских образцов в среду, чуждую символике и сложности понятий христианской религии, должно было произойти и произошло упрощение композиции христианских храмов.
 
30. 1 — Куско, монастырь Санто-Доминго, XVI—XVIII вв., план; 2 — Лима, монастырь Санто-Доминго, 1681 г., план
Традиционное для испанской архитектуры противопоставление насыщенных резным узорочьем декоративных пятен, гладких плоскостей стен простым объемам сливается с местным пониманием объема, пропорций, любовью к массивным постройкам, статичность которых подчеркивалась у инков трапециевидным силуэтом проемов и расширением стен книзу. В результате даже ранние сооружения колониальной поры приобретают местный колорит. Его не нарушают порталы в духе испанского платереско. Декоративная трактовка ордера и его откровенно прикладной характер оказались сродни местному пониманию декора. Кроме того, здесь, на окраине тогдашнего цивилизованного мира, традиционная схема портала, выполненная местными мастерами, неизбежно становилась примитивней. Но более всего роднит эти храмы с доиспанскими сооружениями незначительное, на первый взгляд, смещение
—стр. 538—
акцентов. Главным является не узкий торцовый фасад, завершенный щипцом фронтона, а боковой — продольный, поднятый на невысокий ступенчатый стилобат. Центр его подчеркнут портиком, отчетливо выступающим на фоне гладкой, почти лишенной проемов стены. В результате совершенно иное, чуждое европейскому глазу и мышлению восприятие храма не как компактной вертикальной композиции, а растянутой горизонтальной, спокойная протяженность которой подчеркнута линиями ограды атрия и ступеней подия. Торжествуют свойственные доиспанской архитектуре статичность и горизонтализм.
 
31. Куско. Собор, проект 1582—1598 гг., Ф. Бесерра; портал, 1651—1658 гг. План, разрез, фасад
Наибольший интерес в архитектуре испанских областей конца XVI — 1-й половины XVII в. представляет застройка Куско. Это один из немногих городов Латинской Америки, по сооружениям которого можно судить о том, как выглядели вскоре после завоевания города для испанцев. Но главное он единственный, где доколумбово зодчество органично вошло в новую застройку. Нижние части некоторых монастырских и жилых зданий, а иногда и целые улицы сохранили кладку из насухо пригнанных друг к другу глыб времени инков с выразительно обработанной лицевой поверхностью. В доме конкистадора Диего де Сильва (XVI в.) циклопический характер древней кладки подчеркивает крепостной облик здания.
Главным украшением фасада, прорезанного немногочисленными окнами, служит портал, где мотивы платереско соседствуют с квадратными и круглыми медальонами — любимым мотивом доколумбовой архитектуры. В остальном застройка Куско следует канонам, обязательным для всех испанских колоний.
В общем зодчество «испанских областей» Перу в конце XVI — 1-й половине XVII в., как и в Мексике, развивается под знаком строительства соборов. Но в отличие от нее соборы двух столиц вице-королевства Перу — Куско и Лимы — имели основополагающее значение и оказали непосредственное влияние на архитектуру барокко. История обоих зданий типична для Латинской Америки. Близки они и по композиции, но собору в Куско посчастливилось сохранить в неприкосновенности первоначальный облик.
Зданию, заложенному в 1598 г. по проекту испанского архитектора Франсиско Бесерра, предшествовали три постройки, так как каждая из них не удовлетворяла последующее поколение скромностью своих размеров и облика. Строительством последнего, четвертого по счету сооружения, законченного лишь в 1668 г., последовательно руководили мастера Хуан Родригес де Ривера, Хуан де Карденас, Хуан Толедо, Хуан де ла Кеба, Мигель Гутьерес Сенсио (рис. 31).
Как и мексиканские, собор в Куско, повторяет тип испанского ренессанского собора — три нефа равной высоты, два ряда капелл по бокам, хор в центре главного нефа. Интерьер здания и его фасад производят неодинаковое впечатление, как бы олицетворяя две тенденции — устремленность в прошлое и будущее. Этот своеобразный
—стр. 539—
эклектизм колониальной архитектуры свидетельствует о свободе в обращении с формами разных эпох и стилей. Интерьер здания — великолепная интерпретация ренессансных соборов метрополии с отзвуками готики. Звездообразные стрельчатые своды на нервюрах, соседствующие с ордерной обработкой столбов, были, очевидно, вызваны стремлением повысить устойчивость сооружения. Собор оказался единственным крупным зданием, пережившим страшное землетрясение 1650 г. И это обусловило популярность нервюрных сводов в барочной архитектуре Куско.
В отличие от интерьеров главный фасад (1651—1658), выполненный сразу после землетрясения, ставшего рубежом двух больших периодов в истории зодчества Перу, — не только первоклассный, но и первый оригинальный памятник местного барокко. Он весь пронизан свойственным ему духом суровой грандиозности. В здании господствуют гигантские нерасчлененные плоскости. Его композиция подчеркнуто фронтальна и симметрична. Даже на главном фасаде преобладают горизонтальные членения. Он вытянут вширь, и расставленные далеко друг от друга невысокие башни усиливают впечатление незыблемой устойчивости здания. Оно воспринимается как гигантский монолит, расширяющиеся книзу объемы которого прочно вросли в землю. И резким контрастом выглядит на их фоне портал со смещенными уровнями горизонтальных членений, с живописными группами колонн, сложной игрой светотени, обилием кривых линий.
На протяжении 2-й половины XVII в., после землетрясения, Куско был фактически отстроен заново. Барочные постройки 2-й половины XVII в. и по сей день определяют колорит города.
Церкви Куско 2-й половины XVII в., наиболее значительная из которых иезуитская Ла Компаниа (1651—1668), повторяют особенности собора. Однонефное здание, имеющее в плане форму латинского креста, перекрыто стрельчатыми сводами на нервюрах. Как и в соборе, они сочетаются с ордерными формами несущих их столбов и куполом в средокрестии. Но смешение элементов разных стилей не лишает здание единства, так как использование каждого из них подчинено единой цели. Интерьер церкви величав и строг. Поскольку конструктивные формы являются одновременно декоративными, его выразительность в отличие от мексиканских собратьев определяется выразительностью основных архитектурных элементов, их крупной масштабностью и соотношением частей. Фасад церкви, возведенной на одной площади с собором, более декоративен. Честолюбивое стремление рыцарей Христа превзойти по пышности собор, расположенный на одной с нею площади, приводит к усложнению портала. Он приобретает трехлопастное завершение, как бы стягивающее и объединяющее его разнородные и сложные формы. Новшеством, получившим впоследствии широкое распространение, является заглубление портала в нишу, полуциркульное завершение центральной части фасада, овальные окна. Но композиция здания в целом по-прежнему остается уравновешенной и статичной, силуэт — грузным, боковые фасады сохраняют крепостную мощь.
К числу шедевров школы Куско принадлежит и главный двор монастыря Ла Мерсед (рис. 32). Характерная для нее величавая грандиозность, полная внутреннего напряжения и драматизма, получила здесь едва ли не лучшее воплощение. Вид двора необычен. Это самый пышный из всех монастырских дворов вице-королевства. Арки и столбы его двухъярусной галереи покрыты рустовкой, а стволы приставленных к ним колонн — геометрическим узором. Ювелирная тонкость и суховатая точность рисунка изобличают руку резчика по дереву. Однако декор, несмотря на свое обилие, находится в чудесной гармонии с величавостью общей композиции.
Особенности школы Куско дают почувствовать специфику барокко Перу. Изощренности декора мексиканского барокко отвечает звонкость цветовой гаммы фасадов и интерьеров. Суровая мощь и ощущение весомости перуанских храмов подчеркивается монохромностью плоскостей, выложенных из камня или оштукатуренных. Обильный декор мексиканского барокко разрушает ордерные формы, трансформирует их до неузнаваемости. В перуанских постройках колонна всегда сохраняет цельность и пластичность. Даже в тех случаях, когда декор оплетает ствол колонны и покрывает интерколумнии, он не разрушает ее формы и объема. То же различие наблюдается в убранстве интерьеров церквей. Если в ряде сооружений Мексики декор уничтожает всякое представление о реаль-
—стр. 540—
ной конструкции, то в Перу стены и своды храмов сохраняют свою конструктивную выразительность.
32. Куско. Главный двор монастыря Ла Мерсед, 1669—1670 гг., М. де Торрес, X. Толедано
Сооружения, отмеченные наибольшей динамикой и пластичностью декора, создавались в Лиме и Кахамарке, располагавшихся на окраинах бывшей империи инков и относительно слабо затронутых влиянием доиспанской архитектуры.
В Лиме — втором крупнейшем архитектурном центре Перу — в противоположность Куско наиболее интенсивная строительная деятельность приходится на XVIII в. Однако основным памятником барокко этой школы является церковь монастыря Сан-Франсиско, построенная на месте разрушенной землетрясением в 1657—1674 гг. арх. Константином Васконсельос. В ней, как в фокусе, сконцентрированы особенности школы Лимы. Они представлены так полно, что все последующие постройки не дали ничего принципиально нового. Это здание является классическим образцом барокко Лимы — роскошного придворного искусства (рис. 33).
Пространственная организация и конструкция трехнефной кирпичной церкви с более высоким средним нефом традиционна. Иное дело колокольни — первый в Лиме пример антисейсмичных гибких каркасных построек «кинча». Каркасом для стен здесь служат деревянные балки, для сводов — тростник. После этого опыта, оказавшегося очень удачным, все сооружения стали возводиться в подобной технике. Лима, расположенная в районе высокой сейсмичности и бедная строительным камнем, была единственным местом Латинской Америки, где защитой от разрушительных землетрясений служили не массивные и толстые стены, а напротив, легкие и эластичные конструкции.
Эта техника оказала определенное влияние и на облик сооружений Лимы. Они всегда штукатурились. Штукатурка — мягкий и легко поддающийся разнообразной обработке материал — позволяла применять самые различные формы декора в любом количестве и, в частности, имитировать рустику.
Главный фасад церкви Сан-Франсиско покрыт рустовкой. Широкие выступающие полосы тянутся во всю ширину фасада, не прерываясь и на пилястрах. На таком активном, хотя и основанном на повторе простейшего геометрического мотива, фоне расположен портал. Его значение подчеркнуто цветом — полихромия в Южной Америке распространена только в Лиме и Колумбии. Как и в Новой Испании, чаще всего она достигается не раскраской, а применением разных материалов — в данном случае камня для портала и черного кедра для балюстрад, которые подобно кружеву окаймляют побеленные фасады.
Портал воспроизводит деревянные ретабло. Его различно моделированные колонны расположены в двух плоскостях. Линия антаблемента в каждом ярусе прерывиста и представляет сложное сочетание кривых линий. Обычные в барокко Перу полуциркульные фронтоны, овальные окна и ниши, пилястры, завершающиеся не капителью, а кронштейном, образуют на порталах церквей Лимы особенно прихотливую и насыщенную композицию. Она не теряется на фоне мелкого руста стен только потому, что в портале господствуют вертикальные линии, а в рустовке — горизонтальные; портал построен на сочетании сложных криволинейных форм, а рустовка — на сочетании прямых линий.
—стр. 541—
Интерьер огромной церкви — его стены, своды, арки — также сплошь украшены рустовкой, ромбовидными узорами, плетенкой и другими орнаментальными мотивами, заимствованными из арабской архитектуры. Они как бы стелются по плоскости и, не нарушая ясности архитектурных линий, вносят в его облик богатство и многословность.
Лима — один из немногих городов Южной Америки, чьи дворцы XVIII в. (времени наибольшего подъема гражданского строительства) своею пышностью могут конкурировать с храмами.
Лучшим образцом жилой архитектуры Лимы является дворец маркизов Торре-Тагле (закончен в 1735, рис. 34). Каноничный в своей основе, он интересен декоративным убранством, представляющим экзотическую смесь европейских и арабских мотивов. Крытые деревянные балконы из темного дерева, украшенные плоской орнаментальной резьбой восточного рисунка, соседствуют на фасадах с сочной пластикой барочного портала. В отделке внутреннего двора и интерьеров тот же контраст арабских и европейских мотивов: ажурная галерея с многолопастными арками и тяжеловесный портал европейского рисунка, ослепительно белый цвет штукатурки и темный цвет дерева.
Это сооружение, как и церковь Ла Компаниа, привлекает внимание обильным применением форм арабской архитектуры. Ее традиции, обусловившие во многом своеобразие испанского зодчества, не получили распространения в Центральной Америке, но привились на Кубе. Не всюду они укоренились и в Южной Америке. Арабские влияния сильнее всего в Лиме, в Трухильо, т. е. в областях, где немногочисленное коренное население не имело навыка монументального строительства и куда для руководства работами выписывали арабов — искусных и трудолюбивых ремесленников. Напротив, эти влияния совершенно неощутимы в Куско, на плоскогорьях Кольао и Алтиплано.
Центром Анд, соперником столичных школ Куско и Лимы был г. Арекипа, архитектура которого — наиболее совершенное выражение так называемого стиля метисо, где испанские и туземные особенности сливались в самобытное искусство. Сооружения ее построены из плит вулканического легко поддающегося обработке светлого камня. Они поражают необычной, даже для Анд, мощью грузных стен, усиленных контрфорсами, которые ступенями утолщаются книзу. Боязнь землетрясений сказалась и на статичности силуэта храмов Арекипы. Купола на ⅓ утоплены в квадратный в плане подий, углы которого закреплены невысокими двойными пинаклями-пирамидами.
 
33. Лима. Церковь Сан-Франсиско, 1657—1674 гг. План, портал
—стр. 542—
 
34. Лима. Дворец маркизов Торре-Тагле, 1735 г. Фасад и дворик
Постройки Арекипы замечательны также своим декором. Порталы дворцов и храмов, наличники окон жилых домов, столбы монастырских клуатров покрыты резьбой, отличающейся пластичностью и сочностью. Рельеф здесь глубокий, но грани четкие. Крупный и даже грубоватый рисунок рельефа, освещенный ослепительным солнцем, великолепно гармонировал с приземистыми пропорциями и грузным силуэтом построек.
 
35. Арекипа. Церковь Компания, 1690-е годы. План и фасад.
Для культового зодчества Арекипы характерна церковь Ла Компаниа (1690, рис. 35). Нерасчлененный план церкви, ее толстые стены напоминают романские храмы. Под скульптурным декором, покрывающим почти весь западный фасад, легко воспринимаются образующие его костяк колонны. Пропорции колонн укорочены. Изящный лист аканта в трактовке местных мастеров превратился в мясистый отросток. Некогда стройная капитель стала тяжеловесной и неуклюжей, ствол колонны приобрел подчеркнутую напряженность формы,
—стр. 543—
усиленную энергичными врезами внизу. Рисунок скульптурных деталей, несмотря на примитивность, полон экспрессии.
В резном убранстве преобладают мотивы, заимствованные из местной флоры и фауны — кукуруза, гвоздика, сосновые шишки. Они скомпонованы с фигурами святых, херувимами, фантастическими существами доиспанской мифологии в симметричные композиции, где мотивы по древней традиции как бы вырастают один из другого или расположены рядом.
До конца колониального периода Арекипа оставалась верна формам, родственным европейскому барокко лишь любовью к обильному декору. Нерасчлененный террасообразный силуэт церкви Сан-Августин (XVIII в.), грузные стены, толщина которых подчеркнута раскосами окон, приземистость пропорций, крутая наружная лестница, похожая на лестницы пирамид Древней Америки, свидетельствуют о неевропейском происхождении этого здания.
Местные влияния видоизменили послужившую прототипом схему композиции. Формы и объемы церкви Сан-Августин, лишенной купола и колоколен — характерных атрибутов католических храмов — трактованы в соответствии с традицией инков.
Жилые дома Арекипы, обычно одноэтажные, производят внушительное впечатление (рис. 36). На фоне их гладких фасадов рельефно выступают украшенные плотной резьбой тимпаны оконных и дверных проемов. Их крупные размеры и четкий ритм придают ясность и монументальность всей композиции.
36. Арекипа. Жилой дом (Каса дель Мораль), XVIII в. Портал
Зодчеству Арекипы близка архитектура плоскогорья Кольяо и высокогорных областей Боливии. Здесь много крупных центров, сохранивших первоклассные памятники.
На высоте 4000 м над уровнем моря на склонах огромной, лишенной растительности горы, в мрачном, овеваемом ледяными ветрами и страдающем от недостатка воды месте вырос крупнейший в Америке центр по добыче серебра — г. Потоси. Он был основан в 1548 г., а в начале XVII в. численность его населения достигла небывало высокой для Латинской Америки цифры — 120 тыс. человек. Неподалеку находится и другой крупный город — современная столица Боливии Ла-Пас. Лишь в этих городах жило много привлеченных звоном серебра испанцев и сохранились их дворцовые постройки, а в предместьях Потоси, как в Серро де Паско в Перу, располагались шахты по добыче серебра со скромными наземными постройками (рис. 37). В Потоси был выстроен уникальный памятник гражданской архитектуры — Монетный двор (1759—1773) — огромное здание с несколькими внутренними дворами (рис. 38). Его пышный портал, великолепные фасады из отесанного камня, величественные галереи дворов и прозрачный узор решеток вызывают ассоциации с дворцовыми постройками. По грандиозности же он превосходит дворцы колониальной эпохи. Но в его внутренних помещениях, за величавыми аркадами размещались мастерские, где под могучими сводами дробилось и плавилось серебро и чеканилась монета.
Монетный двор — самое «европейское» сооружение Потоси.
Местные влияния в дворцовых постройках города проявляются в необычной трактовке европейских мотивов (входы в зда-
—стр. 544—
ния обрамляются огромными, частично заглубленными в стены волютами), в туземном характере резьбы украшающей пилястры.
37. Шахта по добыче серебра близ Серро де Паско
Жилые дома Ла-Паса отличаются грандиозностью размеров, великолепием аркад и парадных лестниц во внутренних дворах. В этих постройках сфокусировались европейский блеск и размах, свойственные новой архитектуре Нового Света (рис. 39).
В архитектуре Монетного двора, дворцов Ла-Паса и Потоси, предназначенных для испанцев, преобладает европейское начало. Напротив, храмы этих городов и индейских поселений глубинных районов Анд — яркие образцы стиля метисо.
В церквах, выстроенных из адобы и почти лишенных декора, доиспанская традиция сказывается в несвойственной европейским прототипам могучей пластике объемов, геометризме и оголенности крупных форм, образующих выразительные композиции (рис. 40). Своеобразны храмы Боливии с парными колокольнями, водруженными над глухой оградой двора.
38. Потоси. Монетный двор, 1759—1773 гг.
От храмов из адобы сильно отличаются, но не образной характеристикой, а обилием декора церкви, выстроенные из твердого мелкозернистого камня: розового в Помате и Хули, коричневого в Ла-Пасе и Потоси, чаще всего тщательно отесанного, реже необработанного — церкви Сан-Ласаро в Потоси, Сан-Франсиско в Ла-Пасе, бесчисленные храмы плоскогорья Кольао (рис. 41). Как и церкви из адобы, по тради-
—стр. 545—
39. Ла-Пас. Дом Диес де Медина, 1775 г. Двор
40. Потоси. Церковь Сан-Бенито, 1708—1727 гг. Общий вид
 
41. Пуно. Собор, XVIII в. Фрагменты фасадов
—стр. 546—
ции, идущей от XVI в., они возводились внутри атрия, их пропорции также приземисты, композиция статична, пристроенные к башням лестницы своей крутизной соперничают с лестницами индейских пирамид.
Богатая резьба порталов по характеру близка резьбе Арекипы. Наивная сказочность и архаизм манеры роднят ее, несмотря на разницу более чем в 500 лет, с рельефами Владимиро-Суздальской Руси. Мастер-индеец изображает диковинных львов, из пасти которых растут чудесные растения, играющих на гитаре русалок, странные маски, кривящиеся в зловещих гримасах, святых в напряженных скованных позах. В облике храмов (статика их объемов и застылость рельефов) нет никакого сходства с европейским барокко (рис. 42).
   
42. Ла-Пас. Церковь Сан-Франсиско, 1743—1784 гг. План, купол и детали фасадов
Фасадам храмов соответствуют и их интерьеры. В интерьерах церквей Сантьяго в
—стр. 547—
Помате (1763—1794) и Сан-Франсиско в Ла-Пасе стены из великолепно отесанных и тщательно пригнанных плит оживлены аппликацией тончайшей плоской резьбы. Резьба, основной мотив которой составляют вьющиеся стебли растений в вазах, ковром покрывает откосы окон, порталы сакристий и баптистериев, хоры, паруса. Купол украшен поясами резьбы, между которыми в ритме народных танцев в хороводе соединились стилизованные фигурки, образованные из тех же растительных мотивов. Подпружные арки украшены прямоугольными панно. Выразительность интерьера, ощущение его богатства и грандиозности неизмеримо возрастает благодаря контрасту резьбы с большими гладкими плоскостями стен.
Северо-западные области Южной Америки — современные Эквадор, Колумбия и Венесуэла — вошли в начале XVIII в. в состав вице-королевства Новая Гранада. Колонизация этих районов осуществлялась монашескими орденами, главным образом францисканцами. Порабощая экономически и духовно местное население, они насаждали новые формы быта, новое искусство. Францисканский монастырь в Кито, основанный в 1535 г., стал первой на материке художественной школой, где метисов и индейцев обучали искусствам и ремеслам, европейским приемам мастерства. Благодаря этому к концу XVI в. столица Эквадора превратилась в подлинный центр художественной жизни будущего вице-королевства, влияние и первенство которого сохранялось на протяжении всего колониального периода.
Среди разноплеменных основателей художественной школы преобладали выходцы из Италии и Фландрии, получившие образование в католической столице мира — Риме. Академическая подготовка учителей определила характер начавшей создаваться под их руководством новой архитектурной традиции. В Эквадоре, Колумбии, Венесуэле в отличие от других испанских колоний сильно влияние итальянской архитектуры, в основном итальянского ренессанса, в значительно меньшей степени — барокко, в которых совершенно растворились отдельные мотивы индейского искусства.
Культура индейцев оказала слабое влияние на зодчество вице-королевства Новая Гранада. На землях Эквадора, незадолго до прихода испанцев, вошедших в империю инков, строительные традиции последних не успели укорениться. До Колумбии инки не дошли; какие бы то ни было формы монументальной архитектуры там отсутствовали. Колумбия, Эквадор и Венесуэла, удаленные от основных культурных и экономических центров Южной Америки — Лимы и Куско, поддерживали значительно менее тесные контакты с метрополией. Сюда редко заезжали испанские мастера.
Наибольший размах строительной деятельности приходится здесь на 2-ю половину XVI — 1-ю половину XVII в. В конце XVI в. были возведены, а в 1-й половине XVII в. декорированы основные сооружения вице-королевства.
Как только спали порожденные конкистой подъем и воодушевление, жизнь в этих районах, специализировавшихся на занятиях сельским хозяйством и потому мало интересовавших испанскую корону, как бы остановилась. Добыча золота в Западной Колумбии не требовала такой концентрации рабочей силы, как добыча серебра. Это обусловило относительную малочисленность городов, редкое коренное население — концентрацию монастырей в городах. Установленные во время захватов порядки оставались здесь незыблемыми на протяжении трех веков. Всем этими объясняются слабая выраженность индейских влияний, устойчивость однажды завезенных типов зданий и их художественной характеристики, замедленность развития и консерватизм архитектуры 2-й половины XVII — начала XIX в. Она так и не смогла достигнуть уровня XVI в. За немногими исключениями (Компания в Кито), постройки конца XVII и XVIII столетия повторяют обычно в упрощенной, провинциальной интерпретации более ранние образцы.
И еще особенность. Детали итальянского ренессанса и ордерные формы здесь широко и свободно сочетаются с формами и приемами арабской архитектуры. Вовремя завоевания в страну прибыло около 200 мастеров-арабов, принявших христианство, сражавшихся в отрядах конкистадоров и затем осевших в Кито. Частые землетрясения и отсутствие у местного населения на-
—стр. 548—
выков каменной кладки, бедность этих земель строительным камнем благоприятствовали распространению легких и простых в изготовлении деревянных покрытий муде-хара. Законы построения арабского орнамента оказались родственными орнаментике аборигенов. Основным мотивом местного орнамента является геометрический, состоящий из прямых линий и спиралей, из сочетаний которых создавалось множество узоров. Этим и объясняется несравнимая с другими районами Латинской Америки интенсивность восточных влияний, сохранявшихся в культовой архитектуре до начала XIX в., а в жилище вплоть до сегодняшнего дня. Сочетание арабских мотивов с ренессансными (в Испании они соседствовали с готическими) составляет неповторимую особенность архитектуры вице-королевства Новая Гранада.
43. Кито. Церковь Сан-Франсиско, фасад — 1580-е годы
Самым ранним, характерным и отлично сохранившимся памятником Кито является монастырь Сан-Франсиско — первый из созданных орденом в Южной Америке. Он был заложен через несколько дней после основания испанского города на руинах столицы инков. Грандиозный монастырский комплекс, насчитывавший до 15 дворов, украшался на протяжении всего колониального периода с пышностью и размахом, оставляющим далеко позади дворцовые постройки Куско. Главным его сооружением является трехнефная церковь с повышенной центральной частью и деревянным покрытием из кедра в стиле мудехар, от которого уцелело до наших дней только средокрестие.
Полный великолепия фасад, законченный в 1580-е гг., напоминает итальянизированный вариант испанского ренессанса, в частности церковь Эскориала, а сложное построение лестницы, подчеркнутость осевой композиции — виллу Капраролла (рис. 43). Традиционный двухбашенный фасад приобретает неожиданное своеобразие и монументальность благодаря широкому и эффектному использованию рустовки. Между широкими, слабо выступающими над плоскостью фасада полосами расположены узкие полосы, выполненные более рельефно. Беспокойная, создающая выразительные светотеневые контрасты поверхность, служит фоном для гладких колонн портала.
Обилие горизонтальных линий усиливает массивность и без того приземистых объемов храма. А детализация и многообразие рустовки, воспринимающейся как богатый орнаментальный узор, подчеркивает впечатление тяжеловесной роскоши, которое отличает это задание. Несмотря на применение только европейских деталей, здесь происходит как бы переоценка ценностей. Важнейший элемент композиции фасада — колонны — при всей крупности форм, каноничности ордерных соотношений теряются на фоне языческой по декоративному богатству и мощи стены.
Самым выдающимся памятником XVII—XVIII вв. является церковь Ла Компаниа в Кито (1605—1689, рис. 44). Ее план обычен для иезуитской церкви: один неф и два ряда капелл по бокам, соединенные проходами и образующие анфиладу, перекрыты сводами. В подражание церкви Компаниа в Кито наряду с деревянными покрытиями начинается строительство храмов с кирпичными полуциркульными сводами. Характерный для арабской архитектуры и распространенный в зодчестве Кито XVI в.
—стр. 549—
прием сплошного декорирования стен путем бесчисленных вариаций несложных мотивов не исчезает.
Строители церкви были великолепными декораторами, сохранившими верность арабским мотивам и технике. Плоская вязь мавританских узоров, где геометрический орнамент и растительные формы соседствуют с куфическими надписями, вырезанными в гипсе и на деревянных панелях, покрывает внутри стены, своды, пилястры.
Богатству декоративных форм вторит интенсивность цветовой гаммы. Золото скульптур и орнаменты, обрамленные полосой интенсивного синего цвета, выступают на белом и сверкают на красном фоне. Однако яркость и обилие декора нигде не переходит в чрезмерность. Его композиция всегда уравновешена и симметрична, формы строго очерчены, мелки и не нарушают чистоты основных архитектурных линий.
Фасад церкви Ла Компаниа (1722—1765) отмечает новый этап в развитии декоративного стиля Кито, его «европеизацию». Динамичность сложной композиции главного фасада достигается контрастным движением противоположно направленных витков парных колонн, многообразием раскрепованных, разорванных, криволинейных наличников и фронтонов, резкостью сопоставления могучей пластики колонн и мелкой беспокойной креповки как бы дрожащих пилястр, украшенных плоской прозрачной резьбой.
Европеизация архитектуры Кито сказалась и в декоре интерьеров церквей, восстанавливавшихся после разрушительного землетрясения 1755 г. Принцип сплошного декорирования поверхностей интерьера остается прежним, но обогащается мотивами, заимствованными из арсенала итальянского ренессанса. В общем эти формы консервативны и повторяют запоздалое по сравнению с Европой убранство церквей 2-й половины XVII в. в Тунхе и Боготе в Колумбии. Однако последние никогда не достигали пышности и размеров храмов Кито, которые производят впечатление поистине царственного великолепия.
44. Кито. Церковь Ла Компаниа, XVII—XVIII вв.
Под влиянием фасада церкви Ла Компаниа в Кито получают распространение новые формы ретабло. Повторение композиции ее фасада в деревянных ретабло, как это имеет место в Кито, и, наоборот, характерное для Мексики воспроизведение форм ретабло на фасадах (в камне), не представляло никаких трудностей и было естественным в декоративных по природе стилях колониальной эпохи. Ретабло церкви Ла Компаниа являются копией фасада иезуитской церкви. В некоторых случаях ретабло церквей Кито копируют ретабло Лимы, приобретая еще более динамичную и беспокойную композицию. Общие для всех типов ретабло черты — несовпадание горизонтальных членений, противопоставление прямых линий круглым и многолопастным, расположенные на разных уровнях ниши разной глубины, провалы и выступающие за плоскость ретабло колонны, построенное на причудливом сочетании сегментных форм завершение алтарей, резьба, словно чеканка по золоту, покрывающая эти сложные композиции — пальмовые листья, пальметы, реальные и фантастические животные и растения, — все превращает ретабло 2-й половины XVIII в. в апофеоз де-
—стр. 550—
коративного убранства интерьера. В неуемной пышности, нагроможденности декоративных мотивов, драматизме светотеневого контраста дают о себе знать художественные вкусы местного населения.
Архитектура земель, вошедших в 1776 г. в вице-королевство Рио-де-ла-Плата, как и вице-королевства Новая Гранада, не может соперничать с Мексикой и Центральными Андами ни обилием, ни разнообразием, ни совершенством сооружений. Удаленная от великих центров индейской цивилизации и художественных центров колониальной империи юго-восточная часть Южной Америки, населенная кочевниками, привлекала испанцев лишь потому, что через нее проходили пути, по которым добытое в Верхнем Перу серебро отправлялось в метрополию и возникала необходимость в создании перевалочных пунктов, складов и т. д. Архитектура вице-королевства, бывшего истинным краем света, развивалась на территориях, не знавших до прихода испанцев монументального зодчества, в условиях острой нехватки архитектурных кадров. Первоначально во главе строительства стояли иезуиты, и только во 2-й половине XVII в. появляются профессионалы из числа тех же иезуитов. Это зодчество отмечено провинциализмом и безликостью. Бедность далеких, слабо обжитых окраин предопределила малый объем строительства, небольшие размеры жилых домов, применение дешевых материалов и простейших конструкций.
Из всех областей вице-королевства Рио-де-ла-Плата наибольший интерес представляет архитектура Парагвая.
Индифферентность испанцев к освоению территорий вице-королевства привела к созданию уникального в мировой истории организма — государства иезуитов. Добившись в конце XVI в. невмешательства испанцев в дела ордена, они развернули энергичную миссионерскую деятельность среди племен гуарани, населявших территорию современного Парагвая и примыкавших к нему районов. Иезуитам удалось собрать индейцев в специальные поселения — редукции. Здесь и на близлежащих территориях Аргентины, Бразилии, Чили и Уругвая было основано 30 редукций с населением 150 тыс. человек.
Иезуитские редукции неспецифичны для Парагвая. Их было много и в других областях: в Боливии 13, у истоков Амазонки 18, в Мексике 40, в Нижней Калифорнии 16. Однако в Латинской Америке не было другой области, где господство иезуитов было бы таким абсолютным и распространялось бы на такой большой район.
Суровый дух порядка и железная дисциплина, царившие в ордене иезуитов, нашли отражение в планировке и архитектуре редукций, тип которых, сложившийся к середине XVII в., воспроизводился впоследствии неукоснительно и точно.
Обнесенные высокой оградой и окруженные рвами миссии были чем-то вроде огромного загона для рабов. Жизнь индейцев, полностью изолированных от внешнего мира, регламентировалась столь же строго, как планировка и типы зданий, населяемых ими миссий. Центром миссий была окруженная крытой галереей прямоугольная в плане площадь. На ее главной стороне строились церковь, коллегия, мастерские и склады, зал собраний, госпиталь и тюрьма, группировавшееся вокруг нескольких дворов по сторонам церкви. Три другие стороны площади и примыкавшие к ним улицы были застроены однотипными домами для индейцев. Позади располагались монастырские сады и кладбище, за городской чертой — гостиницы и промышленные предприятия (кирпичные заводы, печи для обжига извести, красильни, фабрики по литью колоколов, свечные, прядильные, кожевенные мастерские, мельницы). За ними простирались обширные полевые угодья (рис. 45, 1).
Планировка центральной площади редукций напоминает обрамленные галереями монастырские дворы и, очевидно, от них ведет свое происхождение. Подтверждением этой гипотезы может служить тот факт, что общественные здания в Европе появляются вначале как часть монастырского ансамбля и постепенно, на исходе средних веков, начинают обособляться от него. Очевидно, с чем-то подобным мы сталкиваемся при определении генезиса главной площади миссий. В остальном их планировка — прямоугольная сетка улиц, кварталы равной величины — не отличается от планировки городов испанских колоний.
—стр. 551—
Самыми большими и пышными постройками миссий были церкви, вмещавшие 4—5 тыс. человек. Характерным примерам ранних храмов является церковь миссии Сан-Игнасио в Гуасу (1682) — прямоугольное здание площадью более 1000 м² (55,4×27,7 м). Таких размеров сооружения удалось добиться применением конструкции, развивавшей местную традицию каркасного строительства. Схема ее такова. Два ряда тонких столбов, которые образуют подобие трех нефов, поддерживают навес крыши здания. На наружный ряд столбов, окружающих здание по периметру, опираются свесы кровли. Стены из кирпича и адобы служат лишь ограждением. Эта конструкция, весьма рациональная для страны, изобиловавшей великолепным строительным лесом, оказала влияние и на архитектуру Парагвая вне района миссий, обусловив ее логичность, функциональность и своеобразие вклада в наследие колониального периода.
Интерьеры церкви Гуасу кажутся особенно богатыми по сравнению с простотой конструкции, бедностью материала, строгостью фасадов. Потолки были украшены резьбой, иконостасы сверкали золотом и серебром. Призрачное мерцание покрытых слюдяными пластинками стен подчеркивало пространственность и простор огромного зала для молящихся.
  
45. 1 — миссия Сан-Борха, XVIII в., генплан; 2 — миссия Сан-Игнасио, XVIII в., дверь сакристии; 3 — миссия Тринидад, дом для индейцев, XVIII в., аркада
Прибывшие в вице-королевство на рубеже XVII—XVIII вв. архитекторы-профессионалы, в основном итальянцы и немцы, сохранив прежнюю конструкцию, ввели в практику строительства храмов каменные стены и богатые скульптурные украшения. И только в 20—30-х годах XVIII в. архитекторы, также иезуиты, крупнейшими из которых были Хуан Батиста Примоли и Андрес Бланки, начинают строить перекрытые сводами каменные храмы. Не законченные ко времени изгнания иезуи-
—стр. 552—
тов, они остались эпизодом в истории архитектуры Парагвая, не оказав влияния на ее дальнейшее развитие.
46. 1 — Каакупе; 2 — Вильярике, схема планировки
Жилые дома индейцев в миссиях состояли из 6—7 каморок и предназначались для такого же числа семей. Каждая из них имела два выхода на галереи, расположенные вдоль двух продольных фасадов. Родственные храмам облик и конструкция жилых домов претерпели ту же эволюцию: адобы и кирпич для стен вытесняются камнем и, наконец, в миссии Тринидад из камня строится здание целиком (даже его галереи, рис. 45, 3).
Наивысший успех иезуитов в колонизации обнаружил одновременно ее бесплодность. Миссии и насаждаемая извне культура имели чисто внешний, искусственный, а не органический характер. Регламентация быта, организованного наподобие огромной казармы, исключавшая всякую инициативу и самодеятельность, отрицательно сказалась на искусстве. Иезуиты изобретали и думали за индейцев, требуя от них только повиновения, что заметно в архитектуре, и особенно в декоративном убранстве. В них отсутствует элемент творческого беспокойства и вдохновения, обогащающих искусство.
В XVI в. Парагвай был объектом многочисленных военных экспедиций — здесь, по мнению конкистадоров, находилось легендарное Эльдорадо. Но богатства не были найдены. Это охладило интерес испанцев к Парагваю, возросший лишь во 2-й половине XVIII в. в связи с развитием плантационного хозяйства. Поэтому наибольшее число основанных испанцами городов и поселений приходится на 1-ю половину XVI и 2-ю половину XVIII в., а основные памятники датируются концом XVIII столетия.
 
47. Ягуарон. Церковь. 1761—1784 гг. План, декоративное убранство интерьера
Города здесь, как и всюду, планировались по установленной «Законами Индии» шахматной сетке. Но Парагвай — единственная страна, где вопреки этим законам и как символ небывалой мощи католицизма церкви занимали центр, а не одну из сторон главной площади. К ней примыкала обычно еще одна, изредка две площади, предназначавшиеся для торговли и застроенные общественными зданиями (рис. 46, 1, 2). В противоположность храмам других испанских колоний и их прототипам в Европе парагвайские церкви воспринимаются как единый объем и окруженные со всех сторон галереями отдаленно напоминают
—стр. 553—
греческие периптеры (церковь в Ягуарон, 1761—1784, габариты в плане 70×30 м, рис. 47). В туземных поселениях центр второй, торговой площади отводился рынку — огромному, крытому черепицей навесу на деревянных столбах, но без стен.
Из-за отсталости страны и слабого роста городов жилая застройка и по сей день преимущественно одноэтажная. Характерный для Испании тип дома с внутренним двором здесь несколько видоизменяется. Свойственные жилым домам миссий галереи обрамляют не только двор, но и уличный фасад.
К наиболее выдающимся сооружениям Аргентины и Уругвая колониального периода относится группа церквей 2-й половины XVII — 1-й половины XVIII в., перекрытых деревянными сводами и куполами. Одна из лучших построек — церковь Компаниа, входящая в огромный ансамбль иезуитской миссии в Кордове (1646—1690), насчитывающий множество дворов, окруженных кельями, классами семинарий, помещениями для общежитий и т. д. Деревянные своды этой церкви представляют собой уникальную конструкцию, созданную корабельным инженером иезуитом Фелипе Лемером по схеме корабельного остова. Сооруженные из гнутого кедра, эти своды подобны кораблям, перевернутым кверху килем и положенным на стены нефов. Появление этой экзотической постройки, как и не сохранившихся до наших дней церквей в Сальте, Санта-Фэ и Асунсьоне, объясняется сравнительной легкостью воспроизведения в дереве форм, традиционных для европейского зодчества. Воспроизведение их в камне не представлялось возможным из-за отсутствия мастеров, владевших техникой возведения сводов, и общего недостатка каменщиков.
II. АРХИТЕКТУРА ПОРТУГАЛЬСКИХ КОЛОНИЙ В ЛАТИНСКОЙ АМЕРИКЕ (БРАЗИЛИИ)
Португальские владения в Латинской Америке ограничивались единственной, но чрезвычайно обширной колонией — Бразилией. Несмотря на сходство с колониальной системой испанцев, в Бразилии существовали особенности, обусловленные специфичностью политики, проводимой метрополией, и экономико-географическим своеобразием захваченных земель. Это нашло отражение и в архитектуре.
Искусство Бразилии развивалось изолированно от Европы и других стран американского континента, испытывая влияние одной лишь Португалии. Отсутствие традиций монументального зодчества у аборигенов, культура которых никак не повлияла на колониальную, привело к созданию здесь самой «европейской» в Латинской Америке архитектуры.
В соответствии с двумя основными периодами колонизации зодчество Бразилии также распадается на два периода. Первый из них охватывает XVI и XVII столетия, второй — XVIII и 1-ю четверть XIX в. — до завоевания независимости.
Бразилия, открытая португальцами в 1500 г., начала заселяться европейцами в 30—40-е годы XVI в. Однако колонизация продвигалась медленно. Средства Португалии, более ограниченные, чем у соседа по Пиренейскому полуострову, были к тому же раздвоены. Основной задачей Португалии в то время оставался захват Ост-Индии. Португальское завоевание, не имевшее централизованного характера испанского, было в значительной мере делом частных лиц. Если в течение XVI в. испанцы овладели основными золотоносными районами Америки, то в Бразилию колонистов привлекали бескрайние пространства плодородных земель. Ее колонизация развивалась под знаком создания крупного плантационного хозяйства, условия для возникновения которого были чрезвычайно благоприятны. На пустынных землях вырастали усадьбы, перешедшие затем в потомственное владение помещиков-фазендейро. На протяжении XVI и XVII столетий они непрерывно исследовали и захватывали новые земли, превращаясь в царьков, безраздельно властвовавших в своих владениях, удаленных иногда друг от друга на сотни верст.
Колонизация Бразилии шла одновременно с разных пунктов побережья в глубь материка. Это обусловило создание отдельных, не связанных друг с другом, освоенных португальцами оазисов, сконцентрированных, однако, в северо-восточной части страны, где условия были особенно благо-
—стр. 554—
приятны для произрастания и удобны для вывоза главной экономической культуры Бразилии — сахарного тростника.
 
48. 1 — помещичий дом в усадьбе Дос Боис (Норуэга), XVIII в., план; 2 — фазенда Колумбаиде, 1-я половина XIX в., план и фасад
Немногочисленное коренное население, состоявшее из кочевых племен, находившихся на разных стадиях первобытно-родового строя, португальцы частично оттеснили в глубь материка, наиболее рьяно сопротивлявшихся истребили, остальных обратили в рабов.
Особенности колонизации Бразилии — преимущественно частная, а не государственная инициатива, сельский характер экономики — сказались в архитектуре стихийностью развития городов, огромным размахом строительства плантаций, сравнительной однородностью и скромностью городской застройки: верхушка бразильского общества — плантаторы, живя преимущественно в огромных поместьях и редко наезжая в города, не строила там пышных дворцов.
Тип бразильской усадьбы сложился к середине XVII в. Владельцы фазенд сами осваивали новые территории, защищали их от набегов индейцев, от притязаний соседей. Поэтому помещичий дом (каза гранди) — представлял собой подлинную крепость. Обязательной частью ансамбля была домовая церковь. Вокруг площади перед барским домом группировались производственные и хозяйственные постройки, жилища рабов. Последние строились из ветвей, создававших двойной каркас, заполнявшийся кирпичами из высушенной на солнце глины. Рассчитанные на 80—100 человек, они повторяли тип жилого дома индейцев — гуарани.
На рубеже XVII—XVIII вв., после того как сопротивление индейцев было сломлено, усадьбы утрачивают крепостной облик (рис. 48). Второй этаж помещичьего дома, как и прежде возведенного на холме, с трех сторон огибает крытая галерея. Широко расставленные колонны поддерживают сильный вынос черепичной кровли, подчеркивая раскрытость здания.
Главные города Бразилии — Салвадор (Баия), Олинда, Ресифи и т. д., возникшие в 1-й половине XVI в., — беспорядочно росли вокруг монастыря или церкви, поставленных в самой высокой точке города. Лишь с конца XVII в. после издания в Салвадоре, тогда столице Бразилии, законов регулирующих постройку домов и прокладку улиц, облик городов приобретает определенную регулярность. Их застройка начинает воспроизводить застройку городов Португалии. Дома в 2—4 этажа из кирпича и камня, возводившиеся на узких и длинных участках, получили название «собрадо» (чердак, рис. 49). Они не имели обычных для Испании и ее колоний внутренних дворов. Арабский тип жилого дома остался чуждым Бразилии, как и большей части метрополии. Бразильские города по сравнению с городами испанских колоний выглядят более европейскими. Фасады их до-
—стр. 555—
мов прорезывают 2—3 больших, близко расположенных окна и двери, одна из которых вела в лавку, другая — на лестницу, поднимавшуюся к жилым этажам. Это в сочетании с окраской стен в яркие светлые тона — розовый, голубой, зеленый — придает облику улиц жизнерадостность и приветливость. Именно так выглядят старые кварталы Ресифи и Оуру-Прету XVIII — начала XIX в., повторявшие более ранние образцы (рис. 50).
 
49. Олинда. Жилой дом, XVII в. План, фасад
От первых двух веков колонизации до нас дошли только культовые сооружения XVII столетия, в более раннее время капитальных зданий не строили.
Бразильская архитектура XVI—XVII вв. сильно отставала от зодчества испанских колоний. Замедленность ее развития сказывается в консервативности стилевой характеристики, провинциализме и примитивности трактовки форм обезличенного итальянского Ренессанса, принесенного сюда иезуитами. Часто его формы соседствуют с португальскими. Хотя отдельные детали барокко — волюты и т. д. — появляются на рубеже XVII—XVIII вв., архитектура барокко всецело связывается со вторым этапом развития колониального зодчества Бразилии.
 
50. 1 — Оуру-Прету, улица Диреита; 2 — Оуру-Прету, дворовые фасады жилых домов
Из-за разбросанности поместий, в строительстве которых, особенно первое время, не участвовали зодчие-профессионалы, и почти полного отсутствия дворцовых и общественных построек в городах в Бразилии более определенно, чем в архитектуре испанских владений, чувствуется ведущее зна-
—стр. 556—
чение культового зодчества. Там уже в конце XVI в. монашество было оттеснено от власти белым духовенством. Здесь же иезуиты и францисканцы, разделив монополию в колонизации новых земель с новоявленными феодалами, сохраняли контроль за духовной жизнью общества вплоть до начала XVIII в. Это нашло отражение в господстве монастырского строительства в XVII столетии.
51. Салвадор. План иезуитской коллегии с церковью, 1657—1694 гг.
Общей чертой бразильских храмов XVII в., сохранившейся и в последующий период, является унаследованный от метрополии светский характер главного фасада. Дворцовая композиция с поэтажно расположенными большими окнами, которым соответствовали 3 или 5 порталов входа, дополнялась атрибутами церковного здания — башнями и фронтоном. Этот тип фасада возник в Португалии под влиянием обычая освещать хоры, расположенные над входом в церковь. Мирской облик ей придают обычная для гражданских построек двускатная кровля, отсутствие куполов.
В Бразилии, на протяжении всего колониального периода испытывавшей нехватку квалифицированных архитекторов, не была освоена кладка каменных сводов, и перекрытия церквей делались деревянными, хотя с помощью штукатурки, росписи, резьбы они имитировали формы каменных конструкций.
Один из важнейших комплексов XVII в. — иезуитская коллегия в Салвадоре (1657—1694, рис. 51). Коллегии были непременной принадлежностью бразильских городов, основанных ранее XVIII в., образуя его ядро. Иезуитская коллегия в Салвадоре интересна своим планом, представляющим упрощенную и видоизмененную интерпретацию Эскориала — дань испанским влияниям времени их владычества. Церковь делит все постройки на два части — собственно монастырь и коллегию; помещения каждого комплекса сгруппированы вокруг отдельного двора. План церкви — обычная для иезуитов копия их первого храма Иль Джезу в Риме — однонефный с двумя рядами капелл по бокам, связанных между собой проходами. Строгая уравновешенная композиция члененного тосканскими пилястрами фасада составляет выразительный контраст с богатой резьбой интерьеров. При всем обилии резьбы она, имея плоский рельеф, подчиненный архитектурным формам, не нарушает строгости интерьера. Замечателен алтарь главной капеллы, где два яруса стройных, украшенных филигранной позолоченной резьбой колонн образуют законченную и замкнутую в себе архитектурную композицию — нечто вроде триумфальной арки.
В XVII в. иезуитами была возведена группа сооружений, близких португальским образцам. Примером такого рода зданий может служить церковь монастыря Сан-Бенту в Рио-де-Жанейро (1617—1618), однонефная, к одной из продольных сторон которой примыкает сакристия с коридором (рис. 52). Симметрию фасада церкви подчеркивают спокойные завершения башен в виде невысоких пирамидок. Основные элементы западного фасада — трехпролетная аркада входа, пилястры, карниз, наличники окон, угловые части башен — выложены из темного камня. Ярко выделяясь на светлом фоне, они придают аскетически простым формам церкви праздничную нарядность.
Как и иезуитские коллеги, францисканские монастыри были возведены во всех городах Бразилии. Но сооружения францисканцев более однородны. Среди них преобладают здания, близкие к «португальскому» направлению строительства иезуитов.
Характерный пример — церковь францисканского монастыря в Ипухука (рис. 52, 2). Несколько неожиданная для XVII в. живописная композиция с одной башней не меняет стилевых особенностей постройки. Единственным декоративным мотивом является кладка из темного камня, отвечающая основным линиям фасада. Лаконизм, приветливость и четкость форм церкви близки гражданским постройкам, имеющим аналогичные наличники и кровли.
Второй этап в развитии бразильской архитектуры, наступивший с началом нового XVIII в., и ее подъем были самым
—стр. 557—
непосредственным образом связаны с изменениями в экономике страны. К традиционному источнику доходов — возделыванию тростника — добавляются новые и значительно более важные. В 1692 г. во внутренних районах Бразилии были обнаружены месторождения золота, а спустя 30 лет и алмазные россыпи. Она превратилась в основного поставщика золота — 85% мировой добычи давал штат Минас-Жераис (Главные Рудники). Это вызвало усиленную колонизацию пустынных южных районов. Возникшие у шахт горняцкие поселки на протяжении XVIII в. выросли в большие города, застроенные капитальными зданиями и красивыми церквами. Порты, откуда вывозился драгоценный груз, обстраивались и расширялись. Особенно благотворно отразилась золотая и алмазная лихорадка на росте и благосостоянии Рио-де-Жанейро, ставшего основным портом, а с 1763 г. — и столицей страны.
Подъем экономики, развитие горнорудной промышленности, рост городских центров привели к ослаблению монашеских орденов. Естественным завершением этого процесса явилось изгнание иезуитов в 1759 г. И хотя все это не отразилось на тематике строительства, ведущим типом зданий остаются церкви: они теперь в основном строятся братствами — организациями, подобными цехам позднего средневековья в Европе. Братства существовали и в других колониях Латинской Америки. Но нигде их действия не были столь активными, нигде они не достигли такой степени процветания, как в Бразилии. Рожденные ростом антиклерикальных настроений, они служили мирскому населению средством противопоставления себя духовной аристократии.
  
52. 1 — Рио-де-Жанейро. Церковь Сан-Бенту, 1617—1618 гг., план, фасад; 2 — Ипухука. Церковь францисканского монастыря, 1660-е годы
Бразилия в XVIII в. жила еще как бы в средние века, в эпохе, давно уже ставшей историей для большинства европейских стран. Земельная аристократия, расселенная в огромных поместьях и разобщенная, не могла создать архитектуру, способную конкурировать с сооружениями орденов, бывших до тех пор самой могучей экономической и духовной силой страны. Поэтому первыми проявлениями мирской культуры были храмы, возведенные на средства братств. Естественно, что в этих условиях не было реальной почвы не только для возникновения, но и восприятия просветительной философии, вдохновлявшей архитектуру классицизма. Он остался чужд Бразилии. Напротив, традиции барочной архитектуры, нашедшие здесь благоприятную почву для распространения, оказались живучими и сохранялись вплоть до середины XIX в.
От XVIII в. в Бразилии сохранился ряд общественных зданий — архиепископ-
—стр. 558—
ский дворец в Салвадоре (1701—1722) и трибунал (здание органов городского управления) в Оуру-Прету (1784) — скромные постройки с рядами больших окон, украшенные железными решетками балконов; они замечательны рационалистичностью и изяществом своего облика. На фоне равномерного ритма окон четко выделяются парадная лестница и портал (рис. 53).
53. Салвадор. Архиепископский дворец, 1701—1722 гг.
Золотая и алмазная лихорадка привлекла в Бразилию много ремесленников из Португалии. Это благотворно сказалось на архитектуре: повысилось художественное качество построек, исчезли провинциализм и налет космополитизма, заметные в постройках иезуитов. Усиление влияния метрополии сказывается в прекращении строительства храмов с планом иезуитского типа и распространении обычного для метрополии типа церкви с двумя коридорами, обрамляющими единственный, сильно вытянутый неф и соединяющимися позади алтарной части сакристией. Изящные и жизнерадостные сооружения этого времени далеки от исступленной, тяжеловесной и несколько навязчивой пышности храмов Мексики и Перу. Однако архитектура Бразилии — неоднородное явление. Она распадается на две школы, первая из которых развивается, опираясь на традиции предшествующих веков в прибрежных районах, вторая — во вновь освоенных горнодобывающих.
Одно из характерных сооружений старых районов Бразилии — церковь Сан-Педру дус Клеригус в Ресифи (1729, М. Ферейра-и-Жакоме, Н. Надзони) — показывает, в каком направлении эволюционирует архитектура этих мест. Храм сохраняет строгость и упорядоченность композиции — прямые линии объемов и башен, плоские фасады, члененные пилястрами. Хотя интерьеру церкви, как и ее португальскому прототипу, придана восьмигранная форма, снаружи она не выявлена. Архитектор не нарушает строгую красоту лаконичного объема церкви. Неведомая ее предшественникам элегантность достигается сугубо архитектурными средствами — вытянутостью пропорций, строгим соблюдением вертикальных осей.
54. Пенедо. Церковь Санта Мариа дос Анкос во францисканском монастыре, 1759 г.
Вторую группу сооружений старых районов Бразилии составляют постройки, продолжающие традиции францисканцев. В церкви монастыря Пенедо (1759) традиционная схема композиции обогащается сочными и крупными декоративными деталями (рис. 54). Здание увенчивает громоздкий фронтон со сложной линией силуэта, образованной многообразными завитками волют. Будучи частью растительного орнамента, украшающего поле фронтона, они
—стр. 559—
сливаются с ним в красочное, немного наивное и провинциальное по трактовке, но очень декоративное панно.
Фасад монастырской церкви в Пессоа (XVIII в.), близкий своими особенностями фасаду храма в Пенедо, является композиционным центром эффектного архитектурного ансамбля — одного из лучших в Бразилии. На площади перед церковью водружен гигантский крест — символ «страстей Христовых». Вплотную к ее краям примыкают стенки, облицованные изразцами и увенчанные парапетом из волют. Ограничивая этот ансамбль, стенки расширяются по мере удаления от храма, тем самым усиливая эффект перспективного сокращения и зрительно увеличивая грандиозность комплекса. Холм, на котором расположен храм, обработан в виде пологой лестницы, создающей торжественный подход к церкви. У последнего марша, как на подии, возвышается храм.
Самым выдающимся сооружением XVIII в. старых районов Бразилии является церковь Сан-Франсиско в Салвадоре. За ее ничем не примечательным фасадом скрывается один из самых фантастических по роскоши интерьеров Латинской Америки. По контрасту с фасадом он кажется еще богаче, еще насыщенней. Позолоченная резьба, основным мотивом которой являются листья аканта, головки херувимов и фигурки ангелов, украшает алтари, покрывает плоскости стен, столбы и своды, тяги и пилястры. В отличие от плотной массы декора мексиканских церквей здесь он обладает определенной прозрачностью и организован в композиции, соответствующей особенностям частей интерьера, которые он украшает. Несмотря на архаизм плана, система убранства интерьера характерна для Бразилии XVIII в. Алтари, расположенные по бокам единственного нефа и похожие на перспективные порталы романских храмов, двумя рядами протянулись к главному алтарю, декорированному особенно пышно. Стены и потолки как бы покрыты волнующейся золотой пеной, и весь интерьер кажется наполненным золотом, особенно ярко блестящим на красном и белом фоне, на фоне многоцветных росписей и сине-белых изразцов в цокольной части стен.
Португальский обычай покрывать изразцами стены зданий привился в Бразилии. Примыкающий к церкви монастырский двор, украшенный изразцами с изображением религиозных сцен, образует грандиозный декоративный ансамбль. Иногда, как в церкви монастыря Сан-Франсиско в Олинде, изразцовые панно, изображавшие жития святых, украшали стены храма снаружи и внутри (рис. 55).
Наиболее своеобразно развивалась в XVIII в. архитектура штата Минас-Жераис. Здесь сформировалась собственная архитектурная школа, не связанная с зодчеством других областей Бразилии, основывавшаяся на образцах барокко Северной Португалии, но приобретшая самобытность в интерпретации местных мастеров.
55. Олинда. Церковь францисканского монастыря, XVIII в. Панно из изразцов в интерьере
Тип церкви в штате Минас-Жераис сформировался быстро. Все сохранившиеся до наших дней постройки начаты строительством не ранее 30-х годов XVIII в. и не позднее первых десятилетий XIX в. Распространенный в барокко Северной Португалии прием выделения цветом основных элементов композиции зодчие Минас-Жераиса превратили во всеобщий. Карнизы,
—стр. 560—
пилястры и колонны из мыльного оранжевого камня подчеркивали нарядность облика храмов, выложенных из светло-серого камня. Возможно эта двуцветность произошла от естественной окраски ранних сооружений — глинобитных стен и никогда не белившегося деревянного каркаса. Утратив конструктивную оправданность, этот прием не утратил логики и декоративности.
Симметричной и уравновешенной композиции западного фасада храмов Минас-Жераиса отвечает пропорциональный строй самих зданий. Они сохраняют величину и соразмерности, унаследованные от более ранних построек, возводившихся из дерева и глины. Ширина западного фасада обычно колеблется в пределах 10—15 м (без башен), высота — 10—12 м. Пропорции фасадов близки квадрату либо представляют соотношение стороны квадрата к его диагонали. В тех же пропорциях решаются и башни.
Сохраняя единство замысла, архитекторы избегают всего, что могло бы нарушить целостность плоскости фасада. Они применяют чаще всего пилястры, а не колонны. Немногочисленные декоративные мотивы тщательно прорисованы и украшают строго определенные части фасада — портал, наличники, фронтон. Большое значение придается карнизам. Они имеют значительный вынос, хорошо защищая от дождей стены. Сочная профилировка придает им легкость и изящество.
Архитектура Португалии не знала столь отработанной композиционной схемы, соединявшей в себе компактность, гармоничность, уравновешенность, рационализм и изящество. Своеобразие облика ее храмов достигается вытянутостью форм и преобладанием вертикальных параметров над горизонтальными, эффектность — внушительными размерами. Напротив, церкви Минас-Жераиса замечательны гармонической ясностью, соразмерностью элементов композиции и человечностью масштаба. Рационализм и мирской характер зодчества горнодобывающих штатов, выделяющие его из всей латиноамериканской архитектуры, неслучайны. Эта область — единственная, не знавшая монастырского строительства. Во имя прекращения распрей между орденами за владение и опеку над шахтами специальным королевским указом их деятельность была здесь запрещена и были изгнаны все священники, за исключением тех, кто обслуживал приходы и братства. Благодаря некоторому ослаблению позиций церкви ведущее значение в деле развития архитектуры перешло к братствам — носителям светского начала в проникнутой клерикальными настроениями и религиозной по форме культуре Латинской Америке. Однако нельзя переоценивать это явление. Архитектура Минас-Жераиса — лишь робкая, начальная, неосознанная попытка создания светской культуры. Ее стилевая характеристика связана не с передовыми, а с реакционными течениями философской и политической мысли. Поэтому она не знала классицизма, ограничившись рационализмом в формах барочной архитектуры (как ни странно звучит слово рационализм в применении к барокко).
Если схема композиции западного фасада храмов Минас-Жераиса оставалась неизменной на протяжении XVIII — 1-й четверти XIX в., то планы и трактовка их объемов претерпели за этот период значительные изменения. Первоначально громоздкие постройки с двумя широкими коридорами по сторонам нефа приобретают изящество благодаря сужению, а затем и упразднению примыкающих к нему коридоров. В знаменитой паломнической церкви Бон-Жезус-ди-Матозиньюс в Конгоньяс-ду-Кампу (1757—1777, мастера Антонио Роис Фелкато и Антонио Гонсальвес Роса) коридор начинается лишь у алтаря. Прямоугольные в плане, слегка выступающие за линию главного фасада башни сильно выдаются за плоскости боковых фасадов, почти отрываясь от них. Эти изменения — упразднение коридоров и выделение башен в самостоятельный объем — заметно видоизменили композицию западного фасада — он стал у́же, стройнее (рис. 56).
Церковь Бон-Жезус-ди-Матозиньюс замечательна и в другом отношении. В подражание крупнейшей паломнической церкви Португалии она возведена на господствующем над местностью холме. Как и в одноименной церкви в Браге, ее окружает священный сад, а подходы к ней оформлены в виде великолепно скомпонованных лестниц и эспланад, обрамленных небольшими капеллами, в которых были установлены статуи на темы «страстей Христовых». Впечатление грандиозности и общий эффект, производимый ансамблем, в значительной степени возрастают от умелого
—стр. 561—
использования рельефа местности и красоты гористого пейзажа.
  
56. Конгоньянс-ду-Кампу. Церковь Бон-Жезус-ди-Матозиньюс. 1757—1777 гг., А. Р. Фелкато и А. Г. Роса.
Скульптура и лестница по проекту Алейжадинью закончены в 1805 г. План, главный фасад и статуи апостолов
57. Оуру-Прету. Церковь Богоматери Пилар. Интерьер, А. Ф. Помбал, после 1736 г.
Терраса и величественная лестница были начаты строительством после завершения церкви в 1780 г. Для ее украшения величайший скульптор и зодчий Бразилии колониального периода — Антониу Франси-
—стр. 562—
ску Лисбоа (1730—1814), прозванный Алейжадинью (калечкой) за увечья, полученные от заболевания проказой, — изваял статуи 12 апостолов и скульптуры в капеллах. Гений этого человека и героическая, полная страданий жизнь окружили его имя романтическим ореолом и сделали легендарным еще при жизни. Ему, сыну португальского архитектора Мануэла Франсиску ди Лисбоа и рабыни-негритянки, уроженцу Оуру-Прету, зодчество Минас-Жераиса во многом обязано своим своеобразием. Фигуры, изваянные для храма Бон-Жезус-ди-Матозиньюс, сочетают барочную пластичность, сложность и многообразие ракурсов со статуарной замкнутостью, законченностью в себе каждого движения, философской самоуглубленностью, сосредоточенностью, неведомыми скульптуре европейского барокко. Им чужды экзальтация, порывистость. Их движения плавны, величавы и соответствуют значительности образов.
Проект церкви Богоматери Пилар в Оуру-Прету, созданный в 1720 г. инж. Педро Гомисом Шависом, был видоизменен в 1736 г. Антонио Франсиску Помбалом. Сохранив прямые линии наружного объема, он полностью переделал интерьер, придав ему форму вытянутого восьмигранника, приближающегося к эллипсу (рис. 57). Величавость интерьера подчеркнута крупномасштабностью основных членений — арок, гигантского ордера пилястр, непрерывной линией карниза, обегающего все помещение, огромной поверхностью почти плоского деревянного потолка. Позолоченные резные детали алтарей, кажущиеся еще мельче при сопоставлении с крупными размерами основных элементов интерьера, внося в него ощущение богатства и роскоши, одновременно усиливают грандиозность общей картины. Хотя план церкви Богоматери Пилар еще вполне португальский, это сооружение является этапным в эволюции храмов Минас-Жераиса.
В период своего формирования зодчество Минас-Жераис не избежало влияния метрополии. Но с середины XVIII в. его развитие приобрело самостоятельный характер. Объем храма постепенно утрачивает простоту геометрической формы. В церкви Кармелиток в Оуру-Прету (1766—1770, арх. Мануэл Франсиску ди Лисбоа) плоскость западного фасада плавной кривой слегка выступает вперед. Башни, уже не прямоугольные, а круглые, превратились в самостоятельный элемент композиции. Сооруженная по такому плану церковь приобрела невиданные в Португалии пластичность и изящество (рис. 58, 1). Постановка башен с отступом от линии главного фасада меняет его пропорции, делает более стройным. Одновременно архитектурные детали приобретают сложные криволинейные очертания, увеличивается динамизм композиции. На западном фасаде сталкиваются и уравновешиваются два противоположных движения — одно к центру, другое от него. Второе, подчеркнутое отступом башен от главного фасада, порождено стремлением преодолеть фасадность, свойственную португальской и бразильской архитектуре. И хотя западный фасад по-
—стр. 563—
прежнему доминирует — это подчеркивает и терраса с лестницей, ведущей к порталу, и строго осевая композиция, здесь налицо попытка объединить его с боковыми в единое целое.
 
58. 3 — Сан-Жуан-дел-Рей, церковь Франциска Ассизского, Алейжадинью,
1774—1810 гг., план и фасад
Ученик и последователь Помбала — Алейжадинью — отказывается от традиционной оболочки храма в виде параллелепипеда. Объемы церквей Сан-Франсиско в Сан-Жуан-дел-Рей (1774—1810) и Оуру-Прету (1766—1794) представляют собой сочетание овального нефа с прямоугольной алтарной частью, усложненных пристроенными к продольным фасадам круглыми в плане башнями. Это беспрецедентный факт в португальской и бразильской архитектуре. Даже в церкви Сан-Педру-дус-Клеригус в Порту восьмигранный объем нефа не связан с традиционно нерасчлененной поверхностью главного фасада. Только в постройках Алейжадинью оригинальная схема главного фасада дополняется родственным ей объемно-пространственным решением (рис. 58, 2, 3).
—стр. 564—
Церковь Сан-Франсиско в Оуру-Прету, спроектированная и украшенная Алейжадинью, является шедевром бразильского зодчества. Это одна из самых последовательных попыток отрешиться от фронтальности. Архитектор широко применяет кривые и вогнутые поверхности, стремясь придать объемную трактовку главному фасаду и направить взгляд на боковые. И хотя западный фасад по-прежнему остается главным, архитектурному решению продольных уделено большое внимание. Каждая часть храма подчеркнута пилястрами, алтарная часть — трехпролетной аркадой. Фронтон и весь фасад проникнуты движением по принципу контрапоста.
В этой церкви ярче, чем во всех остальных, выражена особенность, определяющая своеобразие барокко Минас-Жераиса — четкость композиционного и усложненность пластического решения, динамичность деталей и уравновешенность целого. Уникальные в Минас-Жераисе ионические приставные колонны поддерживают угловые части архитрава, изогнувшиеся в виде латинской буквы S. Массивный облом антаблемента служит основанием креста. И хотя декоративные детали весьма немногочисленны, церковь поражает великолепием и изысканностью.
59. Оуру-Прету. Церковь Носса сеньора ду Розариу, 1785 г.,
М. Ф. ди Араужу План
Убранство интерьера также отмечено новаторством. Стены нефа оставлены гладкими. Декор сконцентрирован крупными сочными пятнами на фоне белых стен. Это позолоченные и украшенные резьбой ретабло боковых алтарей и апсиды. Как и на фасаде, изысканность, прихотливость отдельных декоративных мотивов сочетается с богатством и ясностью общей композиции.
Сооружениями, возведенными по проектам Алейжадинью, архитектурная школа Минас-Жераиса исчерпала себя.
Однако достижения ее еще долго сохраняют обаяние в глазах бразильцев. Все постройки конца XVIII — начала XIX в. (церкви Сан-Педру в Марианне и Розариу в Оуру-Прету, рис. 59) воспроизводят с теми или иными вариациями тип церкви, сформировавшейся в 60—70-е годы XVIII в.
* * *
Архитектура Латинской Америки начала XVI — 1-й четверти XIX в. отличается большим разнообразием и не представляет единой картины. Историческое значение этого периода состоит в том, что на всем его протяжении происходит приобщение американской культуры к культуре европейских стран. Но этот процесс, протекавший по-своему в разных частях огромного материка, не ограничивается элементами подражания европейским образцам. Главное заключается в другом. На протяжении рассматриваемого периода здесь формируются нации и закладываются основы национальных культур. Это период переосмысления и трансформации традиций европейской архитектуры под воздействием местных социально-экономических и климатических условий. В ряде испанских колоний к этим факторам присоединяется мощное влияние художественной традиции аборигенов, возрастающее по мере ассимиляции европейцев и ослабления дискриминации индейцев.
Особенностью архитектуры испанских колоний, объясняемой не только ранней датой завоевания, но и специфичностью создававшейся здесь системы общественных отношений, являются ощутимые реминисценции средневекового зодчества. Господствующий вид строительства и ведущий архитектурный тип — храмы. Культовое зодчество подчиняет и объединяет в себе все виды изобразительных искусств.
Вместе с тем благоприятное стечение обстоятельств — потребность в огромном количестве новых населенных пунктов, строгий контроль и регламентация строительства, достижимые лишь в условиях абсолютной монархии, — способствовали разма-
—стр. 565—
ху градостроительных работ, равных которым еще не знала история. Лишь архитектура основных центров испанских колоний развивается под влиянием местных традиций. Именно традиции доколумбова искусства определяют самобытность и колорит зодчества Мексики, Перу, Боливии.
Быть может с точки зрения европейца во многих постройках Латинской Америки отсутствует чувство меры, во многом выразительность их нарочита и подчеркнута, декор чрезмерен. Но к этим сооружениям нельзя подходить с европейскими мерками. В Америке европейские образцы стали основой, материалом, который в местной интерпретации изменился до неузнаваемости, приобрел самобытность и оригинальность. Синтез видоизмененной европейской и туземной архитектурной традиции привел к созданию ни с чем не сопоставимых сооружений мексиканского, перуанского, боливийского и бразильского барокко. Без них наше представление о творениях этого стиля было бы неточным и неполным.
10 января 2016, 15:29
0 комментариев
|
|
| tehne.com © 2011—2024 Все права защищены. |
Если у вас есть интересная для нас
информация – пишите на почту [email protected] |
|
Сайт разработан
Лабораторией дизайна «Pixel»© 2012 |
Комментарии
Добавить комментарий