Архитектура Новгорода и Пскова конца XIII — начала XVI веков

  

 

 

• Том 6 : Архитектура России, Украины и Белоруссии. XIV — первая половина XIX вв. / Под редакцией П. Н. Максимова (ответственный редактор), А. И. Власюка, А. А. Кипарисовой, Ю. А. Нельговского, М. И. Рзянина, А. Г. Чинякова. — 1968. — 568 с., ил.
  • Введение / П. Н. Максимов. — С. 7—8.
  • Часть первая. АРХИТЕКТУРА РОССИИ
    • Глава 1. Архитектура Новгорода и Пскова конца XIII — начала XVI в. / П. Н. Максимов. — С. 11—33.

 

 

—стр. 7—

 

VI том настоящего издания посвящен истории архитектуры России, Украины и Белоруссии XIV — начала XIX вв.

 

Составлявшие некогда Древнерусское государство, эти земли были в XIV—XV вв. местом формирования русской, украинской и белорусской народностей, их языка и культуры. Этот процесс, начавшийся еще в домонгольское время, протекал в исторических условиях, определивших разделение этих народностей, развивавшихся почти независимо друг от друга. Причиной этому были тяготевшее над Русью до конца XV в. татарское иго и присоединение Приднепровья и западнорусских земель к Литве и Польше. Это сказалось и на русской, украинской и белорусской архитектуре, долго развивавшейся также почти вне связи между собой, поэтому история их зодчества излагается в отдельных главах.

 

Для каждой из этих земель рассматриваемое время было временем господства феодализма: сначала феодальной раздробленности, затем сложения централизованных феодальных монархий и, наконец, зарождения и развития капитализма. В каждой из них развивалось крупное землевладение, закрепощались крестьяне, отвечавшие на это восстаниями и уходом в незаселенные тогда низовья Дона и Днепра и сохранившие относительную свободу лишь местами на севере России и востоке Украины.

 

В связи с развитием торговли и ремесел и зарождением крупной промышленности росли русские, украинские и белорусские города, увеличивалось их население и выделялась верхушка — городская буржуазия, роль которой в экономической жизни с течением веков все возрастала, тогда как политическая власть оставалась в руках феодалов. Возникновение и обострение (к XVIII — началу XIX в.) противоречий между капиталистическими формами производства и феодальным общественным и государственным строем было свойственно и России, и Украине, и Белоруссии.

 

С другой стороны, на Руси и в восточной части Украины, сильнее разоренных татарским нашествием, развитие капиталистических форм производства было замедленным. Здесь позже произошло окончательное закрепощение крестьян, медленнее развивались ремесла, торговля и города, сильнее были ослаблены былые связи с зарубежными странами, а в России дольше сохранялся устаревший государственный и бытовой уклад, что потребовало в начале XVIII в. его решительной ломки, неизвестной Украине и Белоруссии.

 

По-разному происходил на Руси, в Белоруссии и на Украине процесс сложения централизованного феодального государства. На Руси национальное государство складывалось в борьбе с внешними врагами при сравнительно слабых экономических связях между отдельными землями. Украина и Белоруссия входили в состав Польши и Литвы, в 1569 г. окончательно слившихся в одно государство. В XIV—XV вв. оно защищало украинские и белорусские земли от татарских набегов и давало им возможность развивать экономику, но затем все более ассимилировало верхи местного населения и эксплуатировало его широкие слои, до-

 

 

—стр. 8—

 

полняя социальный гнет национальным и религиозным. Это стало причиной начавшихся с конца XVI в. казацких восстаний, закончившихся свержением польской власти в Левобережной Украине, объединившейся в 1654 г. с Россией. Кроме того, на Руси центральная власть подчиняла себе и крупных феодалов, и города, а в Польско-Литовском государстве крупные феодалы обладали независимостью, имели свои войска и города, а с конца XVI в. выбирали королей. Более значительные города Украины и Белоруссии наряду с польскими уже с конца XIV в. получали право самоуправления.

 

В XVII и, особенно, в XVIII в. русская экономика и культура развивались быстрее, и правительство нередко заботилось о развитии не только дворянского землевладения, но и промышленности. Зарождение крупных промышленных предприятий, развитие товарно-денежных отношений, расширение внешней и внутренней торговли, укрепление экономического единства страны, оживление связей с Западом, рост городов, развитие научных знаний и усиление светского начала в мировоззрении характерны для России того времени. В Польше этого времени, наоборот, упадок экономики, обусловленный консерватизмом и своекорыстием магнатов, отразился на состоянии входивших в ее состав Белоруссии и частей Украины. Экономическому упадку сопутствовал и политический, приведший к разделам Польши между Россией, Пруссией и Австрией, к присоединению Белоруссии и большей части Украины к России и к распространению здесь общеимперских порядков.

 

Россия в XVIII—XIX вв. сильно расширила свои границы, а военные успехи подняли ее международный авторитет, но внутри страны уже намечался кризис феодально-крепостнической системы, все более мешавшей развитию производительных сил. Помещичье землевладение лишало промышленность рабочей силы и было источником крестьянских волнений, а рост привилегий дворянства (к, которому с 1780-х годов была приравнена украинская казацкая старшина и литовское шляхетство) вызывал даже среди передовых представителей этого класса не только протесты против паразитизма и роскоши, но и критическое отношение к государственному строю.

 

Сходство и различие исторического развития России, Украины и Белоруссии были причиной сходства и различия их архитектуры.

 

Возникла типичная для феодализма архитектура города — административного и торгово-ремесленного центра, резиденции феодала (включая и носителя верховной власти). Жилища зажиточных горожан, крепости, церкви и монастыри по своему богатству и монументальности резко отличались от жилищ городской бедноты. Но в ряде городов Белоруссии и Украины наряду с замком, заменившим древнерусский кремль, возник второй центр — ратуша с торговой площадью — неизвестный русским городам, где безраздельно господствовал кремль. Сильной центральной властью на Руси объясняется отсутствие укрепленных феодальных замков обычных для Польско-Литовского государства и входивших в его состав Белоруссии и Украины.

 

Русская культовая архитектура развивалась на основе традиционных приемов более раннего времени, изменяясь в соответствии с новыми условиями. В Белоруссии и на Украине значительно раньше создались условия, благоприятствовавшие проникновению западных черт в церковную архитектуру, а усиленное строительство католических храмов и монастырей после Брестской церковной унии 1596 г. влияло и на архитектуру православных храмов.

 

В России рост национального самосознания способствовал усилению национального характера архитектуры. То же былой в Левобережной и Слободской Украине после 1654 г. В других частях Украины и в Белоруссии архитектура католических храмов и дворцов польских и литовских магнатов была противопоставлена местной, тем более что частое привлечение к постройке этих зданий иностранных архитекторов рано привело к резкому различию между профессиональной и народной архитектурой. В России и Левобережной Украине это произошло лишь в XVIII в. в результате сближения профессиональной архитектуры с западными ее образцами.

 

 

 

 

—стр. 11—

 

В годы татарского ига, надолго прервавшего развитие каменной архитектуры многих русских земель, в Новгороде и Пскове строились каменные здания и развивались русские строительные и художественные традиции в соответствии с запросами этих вечевых республик, земли которых граничили со Швецией, Литвой и владениями Ливонского и Тевтонского орденов.

 

Из-за войн Новгорода и Пскова с их западными соседями в XIII и первой половине XIV в. даже крепости строились из дерева и лишь с конца XIII в. появляются новые каменные церкви. Зато вторая половина XIV в., когда Новгород расширял свои владения на Севере и Востоке и торговлю внешнюю и с другими русскими землями, была временем расцвета его каменной культовой и крепостной архитектуры. В XV в. в Новгороде, в то время богатейшем из русских городов, обостряются классовые противоречия и рознь между боярами московской и западной ориентации, а попытки экспансии в сторону Поволжья и Северной Двины и объединения с великим княжеством Литовским приводят к столкновениям с Москвой и к потере Новгородом независимости (1478 г.).

 

В Пскове, с 1348 г. ставшем самостоятельной вечевой республикой, внутренняя жизнь была спокойнее, чем в Новгороде, и уклад демократичнее. Здесь также строили крепости, защищавшие не только кремль, но и значительные части города, тем более что Псков, из-за его пограничного положения, вел постоянные войны с западными соседями и много раз подвергался осаде. При постройке церквей должны были учитываться запросы широких слоев растущего городского населения. Псков с его обширной торговлей с другими русскими и зарубежными землями старался сблизиться с Москвой, что в 1510 г. закончилось мирным включением его в Русское государство.

 

В Новгороде уже во второй половине XII в. был создан тип недорогой каменной церкви с приделом на хорах, но для дальнейшего удешевления зданий нужна была иная строительная техника.

 

Расширение связей с зарубежными странами новгородцев и псковичей, совершавших далекие путешествия, осваивавших земли на севере, занимавшихся ремеслами и торговлей, вело к изменению их мировоззрения, появлению первых на Руси рационалистических ересей (стригольников), усилению черт реализма в литературе и живописи, что влияло на появление новых форм в церковном зодчестве.

 

На крепостном строительстве отразился прогресс военной техники, в частности появление огнестрельного оружия, а рост строительства городских укреплений сказался и на планировке городов. В XII — начале XIII вв. архитектура Новгорода и Пскова была связана с архитектурой южной и западной Руси, а после татарского нашествия эти связи ослабели. Поэтому архитектура этих городов развивалась, опираясь главным образом на свое прошлое, на опыт западных соседей и на достижения архитектуры балканских стран, с которыми продолжали поддерживаться культурные связи.

 

 

—стр. 12—

 

Карта России

 

 

 

Новгород в XIII—XV вв. сохранял схему планировки с детинцем и Ярославовым дворищем— центрами Софийской и Торговой сторон, главными улицами, идущими параллельно Волхову, и второстепенными улицами, спускающимися к реке. Археологические раскопки последних лет на Неревском конце показали устойчивость направления улиц на протяжении XI—XV столетий.

 

Изменения в планировке Новгорода в описываемое время заключались в появлении новых улиц, идущих или к Волхову,

 

 

—стр. 13—

 

или (на Софийской стороне, в средней части Загородского конца) выходивших к детинцу и вместе со старыми улицами Гончарского конца усиливавших подобие радиальности в планировке этой части города. Постройка в XIV в. каменных стен Окольного города на месте старого вала не отразилась на планировке города, но сказалась на облике прилежащих улиц, замкнув башнями их перспективы.

 

Каменные церкви, разбросанные теперь по всему городу, также изменили его облик, став местными композиционными центрами, объединявшими вокруг себя деревянную застройку прилежащих районов. Особенно это было заметно, когда церкви стояли группами. Как и раньше, делались деревянные мостовые и дренажные устройства; летопись под 1469 г. сообщает об обсадке некоторых улиц деревьями.

 

О крепостном зодчестве Новгородской земли XII—XV вв. известно немного. Перестройки, разрушения, связанные с войнами, отсутствие поддержки в XVIII—XIX вв. были причиной того, что до наших дней сохранились лишь остатки этих сооружений.

 

 

1. Новгород. Схема плана XV—XVII вв.

1 — Детинец; 2 — Софийская сторона; 3 — Торговая сторона

 

 

В самом Новгороде сохранились укрепления детинца (рис. 1), получившего каменные стены в 1239, 1296, 1297 и 1305 гг., перестроенные в 1331—1334, 1400, 1437, 1484—1490 гг. Последняя перестройка не оставила почти ничего от более ранних стен и башен и наделила их чертами московского влияния. Только наружный фасад Владимирской башни (рис. 2) сохранил в своем убранстве сходство с деталями новгородских храмов XV в. и даже второй половины XIV в. Видимо, и в конце XV в. новгородские мастера пользовались привычными для них приемами.

 

 

2. Новгород. Владимирская башня (фото А. А. Александрова)

 

 

Таким образом, от стен детинца времени независимости Новгорода сохранился лишь их план, чего нельзя сказать о башнях, число и размещение которых изменилось при перестройках. Ко времени последней перестройки новгородских укреплений относится, судя по ее особенностям и системе кладки, и Белая (Алексеевская) башня Окольного города. О постройке деревянного Окольного города летописи сообщают под 1262 г.; о возведении каменного — с 1335 г. В 1391 г. строились его башни «у всякой улицы». Возле древней Ильиной улицы открыты нижние части крепостных стен из типичного для XIV в. розоватого известняка-ракушечника с лицевой кладкой из камня, обтесанного в виде прямоугольных блоков, и забуткой стены, имевшей толщину 4,4—4,6 м, из валунов и мелкого камня.

 

В построенном новгородцами в 1387 г. Порхове (рис. 3) стены, сложенные из бо-

 

 

—стр. 14—

 

лее твердого плитняка, имеют толщину от 1,2 до 1,8 м. Порховская крепость уже в 1430 г., после ее осады литовцами, была перестроена, и стены местами утолщены до 4—4,5 м. В первоначальном виде сохранилась часть стен возле Малой башни, да сама сильно выступающая башня, прямоугольная в плане с сужающимися кверху стенами и тремя ярусами узких бойниц; верхние части стен не сохранились. В 1387 г. выстроены Никольские ворота. Они состояли из трех ворот, расположенных под углом и соединенных узким проходом между основной стеной крепости и дополнительной наружной стеной. Проход мог обстреливаться со стен и башен, а двое ворот под башнями имели опускные решетки. Перестроенные Никольская и полукруглая в плане Средняя башни отличаются и более широкими бойницами. На фасаде Средней башни и на отдельных пряслах стен выложены из камня рельефные кресты, подчеркивающие суровую простоту стен и башен.

 

 

3. Порхов. Крепость. 1 — план; 2 — изометрия Никольских ворот (рисунок П. Н. Максимова)

 

 

4. Новгород. Жилая застройка XIV в. (реконструкция Г. Борисевича, П. Тюрина и Г. Чистякова)

 

 

 

О жилой архитектуре Новгорода второй половины XIII—XIV вв. судить еще труднее. Каменных жилых зданий в Новгороде этого времени было очень мало. Раскопками 1951—1955 гг. на Неревском конце обнаружены остатки 330 деревянных зданий, половина которых была жилыми, и одного каменного здания конца XIV в., перестроенного около середины XV в. Нижние венцы деревянных жилых построек позволяют судить о размерах (в плане) и типах новгородского рядового жилья до XVI в. Односрубные здания с печью в середине, квадратные или почти квадратные, были довольно обычными в XI — первой половине XII в. и служили, вероятно, пекарнями, коптильнями и т. п. Время постройки последнего дома со средней печью на раскопанном участке определяется стратиграфически как 40-е годы XIII в. (рис. 4, 5).

 

 

5. Новгород. Планы жилых домов XIV в. (по материалам Новгородской археологической экспедиции)

 

 

Дома с угловыми печами площадью от 20 до 40 кв. м нередко, подобно некоторым упомянутым домам, усложнялись пристройкой сеней, часто имевших стены из бревен, забранных в пазы вертикально поставленных столбов, как и стены сеней трехчастных домов, встречающихся с середины XII в. Сени отделяли теплое жилье от клети-кладовой, были самой малой частью здания и лишь изредка обладали значительной площадью. Так, в одном доме, относящемся к 10—40-м годам XIV в., сени располагались не только между избой и клетью, но и

 

 

—стр. 15—

 

сбоку, выходя вместе с избой на линию улицы. Возможно, что задняя половина сеней служила мастерской, а передняя, выходившая на улицу, — крыльцом. О существовании наружных крылец заставляет предполагать отсутствие в нижних венцах стен следов дверных проемов. Видимо, эти дома стояли на подызбицах или подклетах, входы в которые были устроены сверху.

 

Новгородские большие хоромы рассматриваемого времени состояли из ряда срубов разной высоты, связанных между собой непосредственно или переходами и имели башню и наружные крыльца и галереи на столбах.

 

Но точно судить о высоте новгородских деревянных жилых домов XII—XV вв., о характере их покрытий, о числе, размерах и размещении окон пока нельзя. Обломки резных оконных наличников и упомянутая в III томе настоящего издания деревянная резная колонка свидетельствуют о том, что внешний вид этих домов не был примитивным.

 

Единственный каменный дом, фундамент которого был обнаружен в слое конца XIV в., прямоугольный, разделенный поперечной стенкой надвое, похож по плану на первый этаж древнего дома на Торговой стороне в Вулковом переулке, полностью разрушенного в годы второй мировой войны. Этот дом, построенный целиком из кирпича, типичного для середины или второй половины XV в., сохранял своды и план первого этажа и обработку фасадов (рис. 6). Он отличался от предшествующего наличием дворовой пристройки со входом. Фасады, гладкие в первом этаже, во втором членились лопатками с килевидными арками: каждому помещению соответствовали две арки и два окна.

 

 

6. Новгород. Дом XV в. в Вулковом переулке

 

 

С этим домом был схож не существующий в настоящее время так называемый дом Марфы Посадницы на улице Рогатице на Торговой стороне (рис. 7). Остатки этого здания свидетельствуют, что оно было также кирпичным, а на рисунках первой половины XIX в. видны лопатки с килевидными арками на втором этаже и квадратные и пятиугольные или килевидные впадины на лопатках. Окна второго этажа, возможно, были парными с килевидными бровками, а между двумя помещениями второго этажа были сени, к которым должно было вести крыльцо. Можно отметить сходство каменных жилых домов Новгорода с монастырскими трапезными палатами XVI в., явно подражавшими фасадам более ранних боярских жилых палат. Появление в новгородской архитектуре килевидных арок, возможно, свидетельствует о влиянии среднерусской архитектуры или позднеготических мотивов в постройках архиепископа Евфимия.

 

 

7. Новгород. «Дом Марфы Посадницы», XV в. Рисунок Джеймса (ГРМ)

 

 

«Западничество» Евфимия, главного идеолога части новгородского боярства западной «литовской» ориентации, сказалось и в некоторых постройках Новгородского епископского двора, перестроенного в камне в 1430—1440-х годах, в частности в большой палате, где, возможно, заседал новгородский совет господ. Это квадратное в плане здание имеет посередине столб, на который опираются своды, цилиндрические в первых двух этажах и нервюрные, вспарушенно-крестовые — в верхнем этаже. Готический

 

 

—стр. 16—

 

характер этих сводов объясняется в летописи о постройке палаты в 1433 г. мастерами «новгородскими и немецкими из-за моря». Но композиция здания, аналогичная композиции русских дворцовых залов и трапезных второй половины XV—XVI вв., могла восходить и к ранним, не сохранившимся постройкам такого рода, и к одностолпным монастырским залам западных соседей Руси. Фасадам этой палаты, еще не изученным, также не были чужды элементы готики — сильно выступающие лопатки-контрфорсы и соединенные попарно и по три узкие стрельчатые окна западной пристройки. Окна верхнего этажа на восточном фасаде имели снаружи обработку из профильного кирпича.

 

 

  

8. Новгород. Владычный двор. Евфимиева палата, 1433 г. 1 — план верхнего этажа; 2 — разрез

 

 

Палата 1433 г. (рис. 8) входила в состав целого комплекса зданий, включающего епископский дворец 1442 г., часовую башню 1443 г. с Сергиевской церковью 1459 г. и хлебные склады 1439 г., вошедшие в состав нижнего этажа Никитского корпуса XVII в. Дворец 1442 г. и Сергиевская церковь перестроены в XVII в., часовая башня также перестраивалась и ее высокий восьмерик относится ко второй половине XVII в. Но башня 1443 г. в соответствии со своим назначением дозорной также была высокой и, подобно существующей, объединяла вокруг себя другие постройки архиепископского двора.

 

 

9. Церковь Николы на Липне близ Новгорода, 1292 г. Конструктивные особенности

(рисунок П. Н. Максимова)

 

 

Постройки Евфимия кажутся стоящими несколько в стороне от предшествовавшего развития новгородской архитектуры, но нельзя не отметить, что его зодчие создали целый ансамбль каменных светских зданий, органически связанный с более древними постройками кремля. Ко времени Евфимия относятся и первые для Новгорода попытки строить из одного кирпича, не вытеснив-

 

 

—стр. 17—

 

шего, правда, естественного камня, но применявшегося с этих пор новгородцами в большем количестве.

 

Как уже было сказано выше, в III томе настоящего издания, тип храма, отвечавший требованиям, предъявлявшимся к таким зданиям вечевой республикой, вырабатывался новгородскими зодчими уже во второй половине XII в. Но строительная техника оставалась такой же, как и в начале XII в., и изменения внешнего и внутреннего облика храмов были связаны больше с решением новых утилитарных задач, чем с поисками нового художественного образа. Дальнейшая разработка нового типа храма замедлилась из-за войн против немецких рыцарей и шведов и лишь в 1292 г. с постройки церкви Николо-Липненского монастыря близ Новгорода начинается новый этап истории новгородской архитектуры (рис. 9, 10).

 

 

   

10. Церковь Николы на Липне. Вид с юго-востока и интерьер (реконструкции П. Н. Максимова)

 

 

В церкви впервые встречаются ставшие обычными для новгородских сооружений система кладки стен и распределение камня и кирпича. Стараясь еще более удешевить стоимость зданий, новгородцы клали стены из местного, грубо обработанного камня различной породы и размеров без кирпичных прослоек, замененных теперь рядами плитняка, глубоко заходившего в толщу стены. Из кирпича выкладывались столбы и подпружные арки, а также своды (клавшиеся иногда и из отборного камня), барабаны куполов, проемы и декоративные детали. Николо-Липненская церковь была последней новгородской постройкой, в которой применялся квадратный кирпич (более толстый, чем раньше) наряду с брусковым, ставшим позднее единственным. В составе раствора уже не было толченого кирпича.

 

Николо-Липненская церковь, одноглавая и одноапсидная с трехлопастным завершением фасадов, напоминает Перынскую. Завершение фасадов здесь не вполне соответствует сводам, так как западные угловые части покрыты не полуцилиндрическими сводами, как восточные, а сомкнутыми сводами с нервюрами, разделяющими прямые лотки.

 

В Спасо-Нередицкой и Георгиевской в Старой Ладоге церквах многократное повторение вертикально вытянутых прясел стен и венчающих их закомар придавало зданиям строгое величие, лишь отчасти смягчавшееся их размерами, размещением окон, асимметрией боковых фасадов и фактурой

 

 

—стр. 18—

 

поверхности. В Николо-Липненской церкви каждый фасад имеет не три, а одну ось, что придает зданию более интимный характер и еще большую целостность. Эта ось подчеркивается треугольным размещением окон и расположением входов с нишами для фресок. Впечатление живописности усилено увеличением количества и уменьшением размеров полуциркульных кривых на фасадах снизу вверх (вход и ниша над ним, ниши и окна, арочки под карнизом, окна с бровками и арочный поясок на барабане) и разнообразием деталей, где наряду с четвертями проемов и арочным поясом барабана можно отметить зубчатые карнизы трехлопастных кривых и апсиды, такие же бровки окон барабана, круглые отверстия между ними и ниши с фресками и с крестами — резными, выпуклыми и углубленными, выложенными из кирпича (служившими в юго-западной части храма световыми проемами). Наконец, это впечатление усиливалось пятнами фресок над входами и краснокоричневыми линиями карнизов и бровок.

 

В Николо-Липненской церкви впервые была сделана попытка с помощью убранства фасадов (частью романского характера) придать законченность новому художественному образу храма, свойственному вечевому Новгороду и намечавшемуся в размерах и объемной композиции более ранних церквей.

 

 

11. Новгород. Церковь Спаса на Ковалеве, 1345 г.

 

 

Новгородские церкви конца XIII — середины XIV в. отличались разнообразием типов. Церковь Федора Стратилата на Софийской стороне (1294), замененная в конце XVII в. новой, могла иметь три апсиды. Церковь Успения на Волотовом поле (1352) следовала типу Николо-Липненской, но имела притворы с севера и запада; угловые части ее при трехлопастном завершении фасадов были покрыты цилиндрическими сводами. Такие своды были и в церкви Николы Белого на Неревском конце (1312—1313), однако ее фасады, как было установлено арх. Г. М. Штендером в процессе реставрации здания, завершались треугольными щипцами и членились лопатками, соединенными наверху трехлопастными и ползучими двухлопастными декоративными арочками.

 

 

12. Новгород. 1 — церковь Успения на Волотовом поле, 1352 г.; 2 — церковь Спаса на Ковалеве, 1345 г.

 

 

Наряду с такими строились церкви с позакомарным покрытием. Такова церковь Благовещения на Городище (1342), фасады которой членились пучковыми пилястрами, и церковь Спаса на Ковалеве (1345) с одноапсидным, как предыдущая, алтарем, но с нерасчлененными из-за наличия притворов фасадами (рис. 11). Ее западный притвор был обычным, северный имел второй ярус — звонницу, а южный, одной ширины с церковью, завершался тремя закомарами. Казалось, что для новгородцев это было временем исканий, когда они еще пробовали возводить различные типы храма, не уделяя внимания убранству фасадов, остававшемуся простым. Лишь церковь Николы Белого, кроме указанных деталей, имела зубчатый карниз апсиды и простейшие порталы, а в церкви Успения на Волотовом поле не было даже угловых лопаток (рис. 12).

 

 

—стр. 19—

 

Но со второй половины XIV в. в Новгороде стал господствующим тип храма с четырьмя столбами, одной главой, одной апсидой, пониженными угловыми частями с полуцилиндрическими сводами, трехлопастным завершением каждого фасада и каморками на хорах, вмещавшими приделы или ризницу. Малые размеры и скромное убранство новгородских храмов предшествующего времени отвечали эпохе непрерывных войн Новгорода с его соседями, и вполне естественно, что изменение исторических условий со второй половины XIV в. отразилось на новгородской архитектуре, особенно на архитектуре общественных зданий — храмов. В это время их строилось больше, чем раньше, и размеры этих зданий значительно увеличились.

 

Выработанный к этому времени новгородскими зодчими тип храма удовлетворял практическим задачам второй половины XIV в., и в общей композиции храмов этого времени нет чего-либо нового. То же относится и к не изменившейся строительной технике, если не считать новых приемов кладки купольных барабанов с забуткой из горшков между наружной и внутренней стенками. Основным достижением новгородских зодчих второй половины XIV в. было создание облика храма, соответствующего эпохе расцвета Новгорода и представленного церквами Федора Стратилата на Ручье и Спаса Преображения на Ильине улице (рис. 13, 14).

 

 

13. Новгород. Церковь Спаса Преображения на Ильине улице, 1374 г.

(фото А. А. Александрова)

 

 

Федоро-Стратилатская церковь, построенная в 1360—1361 гг. на средства посадника Семена Андреевича, значительно превосходит размерами более ранние церкви и выглядит более величественной. Рядом дополнительных средств строители усилили это впечатление. Они вернулись к расчленению фасадов лопатками, соответствующими внутренним столбам (что было уже сделано в церкви Николы Белого, 1312), и украсили апсиду подобием романской двухъярусной аркады. Кроме того, увеличилось количество окон, располагавшихся в два яруса даже в апсиде.

 

 

14. Новгород. Церкви: 1 — Федора Стратилата на Ручье; 2 — Спаса Преображения на Ильине; 3 — Иоанна Богослова на Витке, 1383 г.

 

 

В то же время здесь появляются декоративные мотивы, широко распространившиеся затем в архитектуре не только Новгорода, но и Пскова. Таковы ползучие кривые, украшающие вверху боковые прясла стен, или трехлопастные, повторяющие очертания завершения фасада, над средним пряслом. На барабане между бровками окон располагались круглые углубления — медальоны, а в основании арочного пояса проходила полоса углубленной узорной кирпичной

 

 

—стр. 20—

 

кладки. Каждая арочка этого пояса повторялась дважды вписанными в нее миниатюрными нитками. Тот же прием повторения был применен в оконных проемах, обрамленных четвертью, и в северном и южном перспективных порталах, стрельчатая форма которых, как и убранство апсиды, говорит о знакомстве новгородских зодчих с западной архитектурой.

 

Еще богаче убранство фасадов церкви Спаса Преображения на Ильине улице на Торговой стороне, построенной в 1374 г. «уличанами» Ильиной улицы и боярином Василием Даниловичем. Более крупная, чем Федоро-Стратилатская, эта церковь помимо аналогичных декоративных деталей имеет еще группы окон и ниш, объединенных трех- и пятилопастными бровками, рельефные кирпичные кресты, второй арочный поясок на барабане, полукруглые и треугольные бровки над отдельными окнами и полоски «бегунца», разбросанные местами на фасадах. Обычные для XIV в. резные «поклонные кресты» также рассматриваются как пластические архитектурные детали. Выступающие рельефные кирпичные детали — бровки, наружные обломы порталов, аркады апсид, образуя красно-коричневые линии на фоне стен, еще более усиливают впечатление живописности, так же как пятна наружных фресок. Известковая затирка, необходимая из-за гигроскопичности некоторых пород камня, не скрывает неровную живописную фактуру поверхности стен.

 

Таким образом, новгородские зодчие, сохраняя выработанную в XIII в. общую композицию храма, но увеличивая его размеры и наделяя внешним убранством, придающим зданию торжественный и величественный характер и делающим его живописнее, создали совершенно новый образ культового здания, соответствующий эпохе наивысшего расцвета Новгорода. Храмы, подобные Федоро-Стратилатскому или Спасскому на Ильиной улице, отличались и от строгих и могучих храмов начала XII в., и от скромных монастырских церквей XIII — начала XIV в. своим более светским, чуждым аскетизма характером.

 

Новгородская живопись также переживала в XIV в. пору своего расцвета. Фрески второй половины XIV в. (в церквах Болотовской, Ковалевской, в Сковородском монастыре, Федора Стратилата, Спаса Преображения на Ильине улице, Рождества на поле) говорят о вторжении реальной жизни в религиозную живопись. Большое значение приобретают сложные многофигурные композиции на фоне архитектурных сооружений или пейзажа, показывающие жизнь людей и их взаимоотношения. Пропорции человеческой фигуры становятся близкими к реальным, позы и лица изображаемых людей — разнообразными, движение — более быстрым и подчас стремительным. И в живописи, и в архитектуре в равной степени сказались изменения, происходившие в это время, как было сказано выше, в мировоззрении новгородцев. Усиление черт реализма в новгородской монументальной живописи не нарушило тесной связи с архитектурой. По-прежнему относительно плоскостная манера письма способствовала тому, что поверхности стен, столбов и сводов не разрушались зрительно живописью, а размещение фигур и композиций подчинялось внутреннему пространству здания и его осям.

 

Церкви Федора Стратилата на ручье и Спаса на Ильине улице — церкви богатых городских приходов, что объясняет и богатство убранства их фасадов и их высоту (в последней из них объем, приходящийся на 1 кв. м полезной площади, равный 25,6 куб. м, превысил аналогичный «объемный коэффициент» даже Софийского собора). В более бедных приходах и монастырях во второй половине XIV в. строились церкви, более скромные по убранству и по размерам. Таковы церкви Петра и Павла на Славне (1367) и монастырские церкви Рождества на поле (1381—1382), Иоанна Богослова на Витке (1383) и др. (рис. 15). Эти церкви следуют композиции рассмотренных выше построек, но более приземисты, иногда меньше по площади, и обработка их фасадов проще. Впрочем, возможно, что некоторые из них лишились части убранства своих фасадов при последующих ремонтах, как это было с церковью на Витке, южный фасад которой оказался не таким простым (что выяснилось в результате исследования и реставрации).

 

На этом фасаде над стрельчатым перспективным порталом обнаружена группа из пяти окон и ниш с пятилопастной бровкой; над нею ниша с полуциркульным верхом и такой же бровкой, а выше окно с треугольной бровкой. Все это близко к деталям Спасской церкви на Ильине улице. Но здесь при вдвое меньших ширине и высоте фасада

 

 

—стр. 21—

 

эти детали давали храму иную масштабную характеристику. Там между отдельными деталями были значительные участки стены, а здесь они соприкасались друг с другом, упирались в лопатки и подходили вплотную под трехлопастную кривую среднего прясла. Это подчеркивало миниатюрность постройки, равно как и почти полное отсутствие декоративных деталей на боковых пряслах, апсиде и барабане. Пример церкви на Витке говорит о том, что даже при постройке такого дешевого здания (на 1 кв. м полезной площади в ней приходится лишь 9,6 куб. м объема) новгородские зодчие старались украсить его.

 

 

   

15. Новгород. Церкви Иоанна Богослова на Витке и Иоанна Предтечи на Опоках, 1453 г. (фото А. А. Александрова)

 

 

В дальнейшем, на протяжении первой половины XV в., предпочтение отдается более простой обработке фасадов церквей, своей общей композицией мало отличающихся от построек XIII—XIV вв. Новгородское боярство, становящееся все более консервативным и реакционным, не выдвигало новых задач перед архитектурой церквей. В Новгороде в XV в. было построено несколько храмов в формах построек XII в., на месте которых они возводились. Иногда это было связано с планом старой шестистолпной постройки (церковь Иоанна Предтечи на Опоках — 1127 и 1453, Мироносицкая церковь на Ярославовом дворище, существовавшая в 1229 г., возведенная вновь в 1445 г. и перестроенная в 1510 г.). Но и четырехстолпные храмы получали при их восстановлении архаичное позакомарное покрытие (Ильинская церковь на Славне, 1198—1202 и 1455, и Воскресенская церковь на Мячине, 1195—1196 и 1465). Возведение новых зданий в древних формах должно было, подобно литературе (жития новгородских святых) и живописи (иконы на тему «битвы новгородцев с суздальцами»), привлекать интерес к прошлому Новгорода, возбуждать местный патриотизм, противостоящий объединительной политике Москвы.

 

Главное новшество в новгородской церковной архитектуре XV в. заключалось в устройстве за счет уменьшения внутренней высоты церкви низкого подцерковья, служившего для хранения ценного имущества прихожан. Некоторые из старых церквей подверглись в это время внутренней перестройке для устройства таких кладовых, а новые уже строились с ними, что повлекло за собой появление наружных крылец или папертей, ведших в церковь. Устройство в церквах подклетов-кладовых указывало на господство в архитектуре церквей частновладельческого начала, интересов бо-

 

 

—стр. 22—

 

гатых горожан, обладавших ценностями, которые должны были оберегать не только каменные стены и железные двери, но и «святость» здания (из летописей видно, что при конфискации имущества какого-либо лица по приговору веча имущество, хранимое в церкви, не отбиралось).

 

 

16. Новгород. Церковь Петра и Павла в Кожевниках, 1406 г. Вид с запада

(фото А. А. Александрова)

 

 

Внешний вид церковных зданий становится проще, что заметно даже в таких крупных постройках, как церковь Петра и Павла в Кожевниках (1406, рис. 16). В этой прекрасной по пропорциям церкви боковые прясла основного объема не имеют декоративной обработки. Она сосредоточена на средних пряслах и близка деталям церкви Спаса на Ильиной улице. Этому соответствует и упрощенная обработка апсиды с одноярусной аркадой и полоской «бегунца» над ней и барабана, украшенного такой же полоской и простейшим арочным пояском. Другие новгородские церкви XV столетия были еще проще, а иногда и более приземисты. Такова занимавшая положение собора Гончарского конца церковь Власия (1407) или церковь Двенадцати апостолов в Пропастех (1454).

 

 

17. Новгород. Церковь Димитрия Солунского, 1463 г. (фото П. Н. Максимова)

 

 

Новгородские церкви XV в. быстро утрачивали величественный и праздничный характер, свойственный Федоро-Стратилатской церкви или Спасской на Ильине улице, и становились скромными и по-домашнему уютными. Внутри этому впечатлению способствовало уменьшение высоты зданий, а снаружи — приземистые пропорции, несмотря на наличие подцерковья, крыльца и паперти, по высоте не отличавшиеся от одноэтажного жилого дома на подклете. Окна новгородских церквей XV в. сблизились с окнами светских построек: стали ниже и шире с наружной прямоугольной впадиной для ставней. Новгородские зодчие выработали и приемы убранства фасадов церквей, соответствующие их более скромному характеру. Вместо сравнительно крупных хорошо обозреваемых издали деталей в XV в. получили широкое распространение полосы, а затем и крупные пятна узорной кирпичной кладки.

 

Такие полосы украшают поле трехлопастного завершения средней трети север-

 

 

—стр. 23—

 

ного фасада церкви Симеона Богоприимца в Зверине монастыре (1468). Так же были украшены верхи фасадов, барабана и апсиды церкви Лазаревского монастыря, построенной в 1462 г. и известной лишь по рисункам и чертежам XIX в., изображающим ее сильно обветшавшей, без кровель и с полуразрушенными верхними частями стен.

 

Наиболее интересное убранство фасадов имеют построенная в 1463 г. на старом (1382 г.) основании церковь Димитрия Солунского на Славкове на Торговой стороне Новгорода (рис. 17) и упомянутая уже церковь Воскресения на Мячине (1465). Димитриевская церковь, одноглавая и одноапсидная с трехлопастным завершением фасадов, отличается от более ранних построек наличием подцерковья и крылец, из которых сохранилось частично только южное. В ней полосы узорной кирпичной кладки не только шире, чем обычно, но и превратились в крупные пятна, заполняющие целиком трехлопастные кривые над средними частями южного и восточного фасадов. Эти пятна из чередующихся в различных сочетаниях рядов стоячего и лежачего поребрика и бегунца кажутся настоящим кружевом на фоне стен, выбеленных, как и эти украшения, известью. В церкви Воскресения на Мячине такой узор, заполняющий поля закомар северного фасада, обращенного в сторону города, был обнаружен арх. Л. Е. Красноречьевым при ее реставрации.

 

В развитии новгородского зодчества Димитриевская на Славкове церковь была последней яркой вспышкой. В дальнейшем или повторялись старые образцы (Климентовская церковь на Иворовой улице в Новгороде, 1520, и Никольская церковь в Папоротском монастыре, 1522), или строились здания, в которых сказалось московское влияние.

 

 

 

 

Отмеченные выше отличия Псковской вечевой республики от Новгородской сказались и на литературе и живописи Пскова, где народные черты еще более явны, чем в Новгороде. В псковской архитектуре более последовательно решались задачи увеличения вместимости храмов и удешевления их.

 

В то же время одинаковые задачи, стоявшие перед зодчими этих городов, тесно связанных между собой, обусловили сходство между постройками Новгорода и Пскова. Поэтому процесс обособления псковской архитектуры от новгородской был длительным. В псковских постройках XII в. еще нет каких-либо специфически псковских особенностей, не известных Новгороду и получивших дальнейшее развитие лишь в Пскове.

 

 

18. Псков. 1 — схема плана города: а — Кром; б — Средний город; в — Окольный город; г — Запсковье; д — Завеличье; 2 — план Изборской крепости; 3 — план крепости Острова

 

 

Войны XIII в., еще более тяжелые для Пскова, чем для Новгорода, задержали развитие каменной архитектуры, и лишь в начале XIV в. появляются первые местные особенности, заключающиеся в том, что псковские здания строились целиком из местного плитняка на известковом растворе. Обильные залежи плитняка в Пскове и его окрестностях и легкость добычи и обработки этого камня были причиной его дешевизны, а его постелистость сама вносила регулярность в кладку. К тому же псковский плитняк пережигался на известь, почему псковские зодчие решили задачу удешевления стоимости каменной кладки по-своему, отказавшись от употребления кирпича и цемяночного раствора.

 

Изменения планировки Пскова в XIV— XVI вв. сказались на дальнейшем развитии сложившейся ранее композиции города. По-прежнему центром продолжал оставаться Кром, на юго-восток от него расстилался посад, улицы которого сходились радиально к Крому, подобно древним Великой и Новгородской улицам, превращавшимся за городом в дороги на Смоленск и Новгород (рис. 18, 1). Их дополнил средний радиус — Кузнецкая улица, а на юго-восток от Крома возникли Довмон-

 

 

—стр. 24—

 

тов город (1266), Старое Застенье (каменные стены 1309 г.) и Новое Застенье. (деревянные стены 1375 г., каменные башни начаты постройкой с 1387 г.). Речка Зрачка, вдоль которой шли стены 1375 г., была соединена с рекой Псковой и превращена в ров.

 

 

19. Псков. Гремячая башня, 1525 г. (фото О. И. Брайцевой)

 

 

Главной улицей оставалась Великая, шедшая параллельно реке того же названия. За Псковой продолжением этой улицы была улица Мощенка, превращавшаяся за городом в дорогу на Гдов и к Балтийскому морю. На Великой улице в пределах Старого Застенья располагался Торг. После 1510 г. московскими властями часть псковичей была переселена за пределы Среднего города (Старого и Нового Застенья) в Окольный город. С 1465 г. Новгородская, Кузнецкая и Великая улицы прошли по Окольному городу, и сюда, на территорию между двумя улицами, после 1510 г. был переведен и Торг. Тогда же деревянные стены этой части города и Запсковья начали заменяться каменными. Увеличение числа каменных церквей изменило облик Пскова, причем наибольшее градостроительное значение имели главные церкви шести «концов» Пскова, что обусловливалось не только размерами этих церквей, но и наличием перед ними площади для «кончанского» веча. В Пскове улицы имели деревянные мостовые, как и Торг, о замощении которого летописи сообщают под 1308-м годом.

 

 

20. Схема захабов псковских стен

1 — Свинузские ворота; 2 — Образский захаб; 3 — Сокольские ворота; 4 — Великие ворота

 

 

В Пскове, пограничном городе, ведшем много войн против своих западных соседей и часто подвергавшемся осадам, крепостное зодчество должно было иметь большое значение. С другой стороны, обилие и дешевизна местного камня облегчали и возведение каменных крепостных стен, как в самом Пскове, так и в пограничных крепостях Псковской земли. Конечно, и здесь разрушения во время войн и отсутствие ремонта стен в XVIII—XIX вв. сделали свое дело. Многие из крепостей Псковской земли исчезли совсем, а другие сохранились лишь частично. К началу XVI в. каменные стены с башнями несколькими поясами охватывали большую часть территории Пскова, сильно отличая его от большинства русских городов, где каменными стенами обносился обычно только кремль.

 

Каменные стены имели такие города Псковской земли, защищавшие границы и подступы к Пскову, как Изборск, Остров, Гдов, Кобыла, Воронач и другие, возведенные в XIV—XV столетиях и видоизменявшиеся позднее. Планировка их соответствовала естественным границам — обрывистым склонам холмов (Изборск) или берегам рек (Остров, рис. 18, 2, 3). Башни располагались по углам и делили на части длинные участки стен; наиболее часто они ставились на участках, менее защищенных природными условиями. Башни, круглые или квадратные в плане, были выше стен, сужались кверху и имели широкие прямоугольные зубцы. Внутри деревянные накаты

 

 

—стр. 25—

 

делили их на ярусы, каждому из которых соответствовал ряд бойниц, расширяющихся внутрь и расположенных по оси простенков бойниц, находящихся выше и ниже (рис. 21). Входы в крепости защищались дополнительными укреплениями — «захабами» в виде стены, полукруглой или прямоугольной в плане, закрывавшей ворота в основной стене или башне (рис. 20). Нередко внешние и внутренние ворота соединялись между собой длинным проходом между двумя стенами (ворота у Талавской и Темной башен в Изборске, Никольские ворота в Острове).

 

Стены, с широкими прямыми зубцами и небольшим числом бойниц, обладали такой же суровой внешностью, как и башни (рис. 21). Это впечатление усиливалось серым цветом плитняка, который лишь в XVI—XVII вв. стали покрывать известковой побелкой, защищая его от выветривания. Побелка несколько смягчала впечатление суровости, как иногда и пояски узорной углубленной кладки, остатки которых видны в Изборске на башне Вышка и рядом с ней. Кроме того, на стене между башнями Вышка и Рябиновка выложены из плитняка три больших рельефных креста, похожих на кресты на стенах Порховской крепости, появившиеся, вероятно, при перестройке XV — начала XVI в. Такие кресты новгородцы и псковичи считали не столько украшением, сколько средством защиты от врагов, и располагали их на западных стенах, обращенных в сторону орденских земель, подобно тому как в немецких орденских замках такие же украшения делались на восточных стенах.

 

 

21. Крепостные башни. 1 — Изборск (фото А. Г. Чинякова); 2 — Псков. Покровская башня (XVI в.), вид изнутри (фото П. Н. Максимова)

 

 

Жилая архитектура Пскова XIV — начала XVI в. изучена плохо, и о ней невозможно сказать даже того, что было сказано о жилой архитектуре Новгорода. Невозможно пока определить, когда появились в Пскове каменные жилые дома, хотя расцвет каменной жилой архитектуры в Пскове XVII в. был бы невозможен, если бы ему не предшествовал более ранний опыт.

 

Наиболее полное представление о псковской архитектуре XIV—XV вв. дают культовые постройки.

 

Они показывают, как псковская архитектура с XIV в. начала обособляться от новгородской и в соборе Снетогорского монастыря близ Пскова (1310) появились местные отличия в строительной технике. Он похож на перестроенный к этому времени собор Мирожского монастыря, уже имевший надстроенные западные утлы. В Снетогорском соборе угловые надстройки были заняты приделами, куда вела лестница в толще западной стены. Западный фасад Снетогорского собора, на востоке не отличавшегося от Мирожского, был

 

 

—стр. 26—

 

увенчан тремя расположенными на одном уровне закомарами. Фасады были выбелены известью, с севера и юга над входами были ниши для наружных фресок, а верх барабана первоначально был украшен выложенными из плитняка подобиями маленьких треугольных фронтончиков (рис. 22).

 

 

  

22. Псков. Собор Снетогорского монастыря, 1310 г. План, продольный разрез и вид с северо-запада

(реконструкция П. Н. Максимова)

 

 

23. Псков. Троицкий собор, 1365—1367 гг. Рисунок XVII в. (ГИМ)

 

 

Псковские зодчие начала XIV в. знали, конечно, о последних новгородских постройках, но предпочитали следовать не им, а более ранним сооружениям своего города. Это относится к Троицкому собору, сменившему в 1365—1367 гг. упоминавшуюся ранее постройку 1190-х гг. Он также уступил в конце XVII в. свое место существующему собору, но детальный рисунок XVII в. дает представление о постройке XIV столетия, уже подвергшейся пристройкам и переделкам покрытий. Собор XIV в. был четырехстолпным с тремя притворами, небольшими боковыми и широким и высоким западным, вмещавшим хоры с приделами. Западный фасад притвора увенчивался тремя фронтонами, и пучкообразные пилястры членили его фасад, как и фасад самого храма; средние трети фасадов были покрыты на два ската, а боковые — на один скат. Барабан главы стоял на постаменте, квадратном внизу и восьмигранном с треугольными фронтончиками вверху (рис. 23). На рисунке XVII в. добросовестно показаны тесовые кровли, заменившие первоначаль-

 

 

—стр. 27—

 

ную свинцовую кровлю в 1465 г. Применение свинца говорит о том, что сначала собор имел криволинейные позакомарные покрытия и западный притвор был увенчан тремя закомарами, на каждом фасаде основного объема средняя закомара была расположена выше боковых, а основание барабана украшалось восемью кокошниками.

 

Три притвора, пучкообразные пилястры и постамент под барабаном напоминают о соборе 1190-х гг. Расположение закомар на разных уровнях идет от Мирожского собора, и только в поясе барабана и в бровках над его окнами отразились некоторые новгородские мотивы. Чередование окон и ниш на барабане и ниша с двумя круглыми медальонами по бокам на западном фасаде аналогичны тому, что можно видеть в новгородской церкви Федора Стратилата на Ручье, законченной за четыре года до начала постройки Троицкого собора.

 

Кокошники в основании барабана, обычные и в московских храмах начала XV в., отвечали подпружным аркам, приподнятым выше сводов, и возможно, что такие арки были применены и в Троицком соборе 1365—1367 гг. Псковские зодчие редко прибегали к расположению подпружных арок ниже примыкающих к ним сводов (церкви Космы и Дамиана с Примостья, 1462, и Варлаама Хутынского со Званицы, 1495). Иногда подпружные арки сливались со сводами (церкви Георгия со Взвоза, 1494, Воскресения со Стадища начала 1530-х гг. и церкви сел Кобылье городище, 1462, и Выбуты неизвестного времени), но чаще всего в псковских церквах XV — начала XVI в. встречались приподнятые подпружные арки.

 

 

24—25. Псков. Церкви Василия с Горки, 1413 г., и Николы со Усохи, 1536 г. (фото А. А. Александрова);

Кобылье городище, Церковь Михаила Архангела, 1462 г. (фото А. И. Целикова)

 

 

Эти арки применялись и в сравнительно редких в псковской архитектуре четырехстолпных церквах с позакомарным покрытием, как в построенной в 1413 г. церкви Василия с Горки, обладающей рядом особенностей, ставших почти обязательными для позднейших псковских церквей (рис. 24, 26).Такова композиция ее алтаря с тремя апсидами, средняя из которых чуть выше половины высоты основного объема, а боковые — еще ниже. Таково же и убранство апсид полосой узорной кладки, проходящей по верху каждой из них, и валиками с арочками, украшающими среднюю апсиду. Внутри Васильевская церковь также обладает некоторыми особенностями, получившими распространение позднее. Таковы круглые в плане западные столбы и восточные столбы, закругленные со стороны алтаря. Хор эта церковь не имеет, а ее придел, расположенный на одном уровне с самим храмом в северной пристройке, не был лич-

 

 

—стр. 28—

 

ной церковью какого-либо богатого прихожанина (как приделы на хорах), так как вмещал несколько десятков человек. Такие приделы и невысокие галереи, охватывающие церковь с трех сторон, позднее также стали обычными в псковских церквах.

 

 

26. Псков. Церкви: 1 — Василия с Горки; 2 — Михаила Архангела в Кобыльем городище; 3 — Успения в с. Мелетово, 1462—1463 гг.

 

 

Постамент в основании барабана, отвечавший снаружи приподнятым подпружным аркам и повторявший аналогичную деталь Троицкого собора, был в Успенской церкви села Мелетово (1462—1463, рис. 26, 3).Она относится к типу четырехстолпных церквей с пониженными угловыми частями. Псковичи наделили это здание особенностями, свойственными только псковским постройкам. Это трехапсидный алтарь, хотя в Мелетовской и псковской Космодамианской с Примостья церквах боковые апсиды были прямоугольными в плане. Затем, псковичи покрывали угловые части не полуцилиндрическими, а цилиндрическими сводами и никогда не завершали фасады трехлопастными кривыми, храмы строили с прямоскатными тесовыми крышами с соответствующим завершением фасадов. В Мелетовской церкви было применено завершение средней части каждого фасада треугольным щипцом и покрытие боковых частей на один скат. Приподнятые подпружные арки вызвали появление восьмигранного с фронтончиками постамента под барабаном. Лишь хоры устроены в Мелетовской церкви, как в новгородских церквах, и лопатки на ее фасадах по-новгородски соединены вверху трехлопастными и ползучими декоративными кривыми.

 

Построенная также в 1462 г. церковь Космы и Дамиана с Примостья была окружена с трех сторон невысокой галереей, позволявшей увеличить полезную площадь храма без больших затрат. О том, что эта галерея даже в случае ее более поздней постройки была второй очередью строительства, предусмотренной с самого начала, говорит устройство ее западного крыльца. Стенка с дверным проемом на западном фасаде была построена в перевязь с круглыми столбами и аркой, а на боковых фасадах были сделаны открытые проемы, чтобы превратить крыльцо в часть галереи, пристройка которой была намечена заранее.

 

Таковы же крыльца и других псковских церквей второй половины XV — начала XVI в. (Богоявления с Запсковья, 1494, Успения с Пароменья, 1521, Николы со Усохи, 1536, рис. 24, и др.). Ясно, что псковские зодчие в интересах растущего населения города заранее предусматривали возможность расширения церквей пристройкой невысоких и недорогих галерей, особенно если они покрывались деревянными потолками. Нередко фасады псковских церквей членились лопатками только в верхней части в расчете на то, что низ будет закрыт пристройками. Завершение фасадов церкви Космы и Дамиана с Примостья было таким же, как и в Меле-

 

 

—стр. 29—

 

товской церкви, но постамента под барабаном она не имела, как не имела она и приподнятых подпружных арок. Поэтому ее верх, как и верх более поздней (1540) церкви Петра и Павла «на брезе» (рис. 27), был проще, чем у Мелетовской церкви. Такие церкви с тесовыми крышами, похожими на крыши жилых зданий, и низкими пристройками казались уютнее и приветливее церквей, покрытых по закомарам или даже по трехлопастным кривым.

 

В 1462 г. в пограничной крепости Кобыла (ныне с. Кобылье городище) была построена церковь, покрытая простой восьмискатной крышей с завершением каждого фасада треугольным шипцом, уничтожающим даже то подобие трехчастности, которое можно было видеть в церквах в Мелетове (рис. 26, 3) и Космы и Дамиана с Примостья. Асимметрия боковых фасадов с узкими восточными третями, непринужденность в размещении соединяющих лопатки трехлопастных и ползучих кривых, треугольные бровки окон барабана, «кружево» узорных дорожек барабана и апсид и простое восьмискатное покрытие повторялись во второй половине XV и в XVI столетии почти во всех псковских церквах. Типичными деталями интерьеров псковских церквей стали столбы, закругленные снизу на высоту 2—2,5 м, и многочисленные голосники, горшки-резонаторы, открытые внутрь церкви и образующие узор ниже пят сводов апсид, в люнетах цилиндрических сводов и в простенках барабанов.

 

Обилие голосников возможно в церквах, не имеющих фресок. В Пскове XV—XVI вв. стены и своды таких церквей обычно белились известью, и большое значение в их интерьерах получили иконы. Судя по летописным упоминаниям, многоярусные иконостасы существовали в Пскове уже в XIV в. Белизна стен и сводов делала церковь светлее, особенно при приподнятых подпружных арках, позволявших освещать окнами барабана и боковые части. Сравнивая интерьеры псковских и новгородских церквей, можно видеть, насколько приветливее и уютнее должны были казаться первые, тогда как в новгородских церквах XIV—XV вв. фрески делают их интерьеры более торжественными, а контраст между освещенным подкупольным пространством и погруженными в полумрак угловыми частями скрадывает действительные размеры здания, заставляя его казаться большим. К тому же фрески в известной степени лишают покрываемые ими поверхности ощущения материальности, сохраняемой выбеленными стенами и сводами псковских церквей. Еще уютнее и ближе к светским зданиям интерьеры псковских церквей, имевших пристройки, не превышавшие своей высотой жилого помещения и схожие с последними расположением и пропорциями окон.

 

 

27. Псков. Церковь Петра и Павла, 1540 г. Вид с юго-запада

(фото О. И. Брайцевой)

 

 

К галереям псковских церквей примыкали нередко один или два придела, позволявшие служить в один день раннюю и позднюю обедни (чего по церковным правилам нельзя делать в церкви с одним престолом). Галереи, приделы и звонницы псковских церквей XV—XVI вв. придавали живописность их внешнему виду, тем более что эти пристройки располагались большей частью не вполне симметрично. Симметричное расположение пристроек, как в псковских церквах Космы и Дамиана с Примостья и Иоакима и Анны или в церкви села Доможирка с ее двумя одинаковыми приделами, встречалось редко. Чаще симметрия нарушалась разными размерами приделов (церковь Успения с Пароменья, где пристройка третьего придела еще более усилила асимметрию), пристройкой звон-

 

 

—стр. 30—

 

ницы (церковь Богоявления с Запсковья, рис. 28) или надстройкой ее над боковым фасадом церкви (церкви Сергия с Залужья, Николы со Усохи). Были храмы с приделом с одной стороны (церкви Василия с Горки, Варлаама Хутынского на Званице, Воскресенья со Стадища и др.).

 

 

28. Псков. Церковь Богоявления в Запсковье, 1490-е годы. Вид с востока

 

 

Благодаря пристройкам, ширина здания стала большей, чем высота, высота галерей и приделов была невелика, а высота главного храма скрадывалась окружающими его пристройками (включая апсиды), что изменяло соотношение между размерами основного объема и его главы. Последнее изменяло масштабную характеристику здания, которое казалось меньшего размера. Одинаковый наклон крыш храма, приделов, апсид, галереи и фронтончиков над звонницами придавал цельность всему комплексу, как и одинаковая для всех его частей простота обработки фасадов, белизна стен и слабый рельеф деталей. Контраст между гладью белых стен и узорными дорожками апсид и барабана усиливал впечатление приветливости, производимое этими зданиями.

 

Характерной особенностью псковских церквей являются звонницы, распространенные в Пскове больше, чем в других русских городах. Видимо, псковичи не располагали средствами для возведения колоколен-башен, а с другой стороны, этому способствовала распространенная в Пскове западная манера звонить, раскачивая весь колокол, а не язык его. Псковские звонницы, стоящие возле церквей, имели до пяти пролетов для колоколов и обширную сводчатую пристройку, способствовавшую устойчивости звонницы и служившую кладовой. Пролеты для колоколов были различной ширины, столбы, круглые посередине и прямоугольные вверху и внизу, также имели различную толщину. Вверху они соединялись арочками, украшенными четвертью, как в звонницах церквей Богоявления с Запсковья и Успения с Пароменья (рис. 29), относящихся к первой четверти XVI в. Увенчивались звонницы рядом фронтончиков, по числу пролетов.

 

 

29. Псков. Церковь Успения с Пароменья, 1521 г. Вид с востока

(фото А. А. Александрова)

 

 

Изредка звонницы надстраивались над церквами, и единственная сохранившаяся, например, звонница в церкви Сергия с Залужья относится, вероятно, лишь ко второй половине XVI века. Чаще небольшие звонницы надстраивались над притвором или с запада над главным входом (церкви Варлаама Хутынского, Иоакима и Анны, Преполовения, Никиты мученика, Спаса с Жабьей лавицы), или в стороне от него (церковь Воскресения со Стадища). Эти звонницы увенчивались или одним фронтоном (церкви Преполовения, Спаса с Жабьей лавицы и Никитская), или двумя или тремя, по числу пролетов. Столбы и арочки звонниц, повторяя в меньших размерах столбы и арки крылец, усиливали целостность и единство всего здания, что видно на примере церквей Иоакима и Анны и Преполовения.

 

Приделы, столь же характерные для псковских церквей, как и звонницы, пере-

 

 

—стр. 31—

 

крывались сводами, опирающимися на боковые стены. Простейшие из них, с цилиндрическими сводами, покрыты на один или на два ската (в церкви Успения с Пароменья). В других случаях (церкви Богоявления с Запсковья, Николы со Усохи и церковь села Доможирка) приделы имеют такое же восьмискатное покрытие, как и сами церкви, полукруглую апсиду и главу на световом барабане. Имеют они и лопатки, членящие фасады, но перекрыты системой арок, опирающихся на боковые стены и друг на друга и поднимающихся ступенями к середине здания.

 

Применение таких перекрытий увеличивало вместимость небольших церквей, освобождая их интерьеры от столбов. Такие церкви, квадратные в плане или слегка вытянутые, площадью около 25—30 кв. м, покрывались или описанными выше ступенчатыми сводами (церковь Успения в Гдове, вероятно второй половины XVI в., церковь Середкина монастыря близ Пскова, неизвестного времени) или двумя пересекающимися цилиндрическими сводами — широким, опирающимся на боковые стены, и узким (Николо-Каменноградская церковь в Пскове неизвестного времени). Своими фасадами, расчлененными лопатками на три части, псковские бесстолпные церкви подражали большим четырехстолпным церквам, так же как и декором барабана главы и единственной апсиды. Такой внешний вид малых церквей не вполне соответствовал их интерьеру. Но в приделах это оправдывалось необходимостью художественной увязки с главной церковью, а в самостоятельных церквах — желанием наделить их представительностью.

 

Архитектура севернорусских вольных городов Новгорода и Пскова развивалась самостоятельно, но в сходных условиях, обусловивших, вместе с общностью их происхождения от архитектуры Новгородской земли домонгольского времени, их внутреннее родство.

 

 

30. Эволюция новгородских и псковских церквей. 1 — Спас Нередица, 1198 г.; 2 — Никола на Липне, 1292 г.; 3 — Федор Стратилат на Ручье, 1360—1361 гг.; 4 — Дмитрий на Славкове улице, 1463 г.; 5 — Климент на Иворове улице, 1520 г.; 6 — Собор Мирожского монастыря, до 1156 г.; 7 — Собор Снетогорского монастыря, 1310 г.; 8 — Троицкий собор, 1365—1367 гг.; 9 — Косма и Дамиан с Примостья, 1462—1463 гг.; 10 — в Кобыльем городище, 1462 г.; 11 — Богоявление с Запсковья, 1490-е годы — нач. XVI в. Чертеж П. Н. Максимова

 

 

Архитектура этих городов в XIV—XV вв. представлена главным образом церквами, приходскими или монастырскими, строившимися на частные средства и совмещав-

 

 

—стр. 32—

 

шими в своем облике монументальность с уютом и приветливостью. Как в Новгороде, так и в Пскове господствовал тип четырехстолпной крестовокупольной церкви с одной главой и пониженными угловыми частями: в Новгороде с одной апсидой и отвечавшими форме сводов трехлопастными верхами фасадов, в Пскове — с тремя апсидами и прямоскатными восьмискатными крышами. Дальнейшая эволюция этого типа проходила в каждом городе по-своему: в Новгороде — от небольших с простым убранством храмов времени войн XIII — первой половины XIV в. к крупным и нарядным постройкам времени расцвета и к более скромным и уютным церквам XV в. При этом композиция зданий и их конструктивные особенности оставались неизменными (если не считать устройства в церквах XV в. подцерковий-кладовых), а изменялись размеры церквей и убранство их фасадов (рис. 30, 1—5). В Пскове, наоборот, при скромном и почти не изменявшемся убранстве фасадов изменялись композиция церквей — пристройка галерей и приделов — и конструкции — различные варианты расположения подпружных арок по отношению к сводам и разные виды покрытий без промежуточных опор. Это объясняется различием общественной жизни Новгорода, где бояре, все более усиливавшие свою власть над городом, заботились о представительном облике возводимых ими церквей, и более демократического Пскова, зодчие которого больше думали об удовлетворении запросов широких слоев растущего населения города (рис. 30, 6—11).

 

 

31. Разрезы и фасады церквей. 1 — в Кане (Франция); 2 — в Новгороде

 

 

32. Ступенчатые своды балканских и русских построек (чертеж П. Н. Максимова). 1 — Чернигов; 2 — Псков; 3 — Гдов; 4 — Бояна; 5 — Байя; 6 — Добровац (чертеж П. Н. Максимова)

 

 

Общими для архитектуры обоих городов являются присущее народному искусству умение понимать художественные возможности, заложенные в свойствах строительных материалов, и достигать большой выразительности простыми средствами. Своим живописным и праздничным характером храмы Новгорода и Пскова XIV—XV вв. отличаются от своих суровых предшественников XI—XII вв. примерно в такой же степени, как готика от романской архитектуры. Это не говорит, конечно, о стилистической близости построек Новгорода и Пскова к западной архитектуре: отдельные частности, родственные романским или готическим, подчинялись в них традиционно-русской основе.

 

 

—вклейка—

 

1. Новгород. Церковь Федора Стратилата на Ручье, 1361 г. Вид с юго-востока. Фото П. Н. Максимова.

 

 

—стр. 33—

 

Такими частностями являются одноапсидные алтари, появившиеся еще в домонгольское время не только в Новгороде, Витебске и Полоцке, но и в Киеве, и близкие к таким же алтарям романских церквей на Рейне и в Англии, или полуцилиндрические своды, известные уже в XI—XII вв. как Новгороду, так и другим русским городам (Смоленск, Чернигов), а также известные романским церквам XII в., преимущественно французским — в Нормандии, Аквитании, Провансе и, особенно, в Оверни, но там эти своды скрыты под крышами базилик и внешне не выражены (рис. 31, 1), а в Новгороде им отвечали трехлопастные верхи фасадов, породившие, в свою очередь, подобные декоративные арки, соединявшие лопатки (рис. 31, 2) и перешедшие потом на фасады жилых домов Восточной Прибалтики. Таковы же и аркады апсид новгородских храмов и их перспективные стрельчатые порталы, тогда как «бровки», особенно трех- и пятилопастные, скорее напоминают такие же детали византийских и южнославянских построек. С ближним Востоком сходны и некоторые особенности архитектуры Пскова. Это относится к «ступенчатым» сводам псковских бесстолпных церквей и приделов, встречавшихся в XVI в. и в других местах на Руси (Белозерье и Подмосковье) и на Украине (Новгород-Северский), но особенно частых в Молдавии. Однако в молдавских церквах второй половины XV—XVI вв. такие своды покрывают не основные части их, а притворы, не имеют световых барабанов и по-иному ориентированы по странам света (рис. 32).

 

С каменной архитектурой других русских городов, в XIV—XV вв. развивавшейся слабо, архитектура Новгорода имела немного связей. Лишь появившиеся здесь во второй половине XV в. широкие полосы узорной кирпичной кладки имеют сходство с такими же мотивами среднерусских (Верхнее Поволжье, Белозерье) построек того же и позднейшего времени, обладающих, однако, большим разнообразием приемов узорной кладки, включающей и терракотовые детали, возможно, местного происхождения. Псковские храмы своими приподнятыми подпружными арками схожи с храмами великого княжества Московского конца XIV—XV вв., но в Пскове эта конструкция реже влияла на внешний вид зданий.