Архитектура Новгородской земли XII — начала XIII веков

  

 

 

Всеобщая история архитектуры в 12 томах / Государственный комитет по гражданскому строительству и архитектуре при Госстрое СССР, Научно-исследовательский институт теории, истории и перспективных проблем советской архитектуры. — Ленинград ; Москва : Издательство литературы по строительству, 1966—1977.

 

 

 

 

—стр. 640—

 

В Новгороде, который раньше, чем какой-либо другой из русских городов, начал обособляться от Киева и приобретать самостоятельность, архитектура на протяжении XII в. развивалась в основном по тем же путям, что и в других частях Руси. Но это происходило в довольно своеобразной форме, что объяснялось особенностями исторического развития этого города.

 

В первой трети XII в. в Новгородской земле, подобно другим русским землям, сохранялась княжеская власть, но отношения между князьями и населением все более обострялись. Богатые бояре-землевладельцы тяготились властью князей и с завистью смотрели на их обширные земельные владения, а широкие слои городского и сельского населения обвиняли князей в поборах и в неумении или нежелании обуздать своеволие бояр. Постепенное усиление вражды между князьями и населением Новгородской земли закончилось народным восстанием 1136 г., свержением княжеской власти и превращением Новгорода в вечевую республику. Господствующим классом в ней были бояре, а князья были нередко только военачальниками, лишенными права владеть землями в пределах новгородских владений и приглашаемыми и смещаемыми вечем, а иногда и великими князьями.

 

Все эти изменения в общественном и политическом строе Новгорода сказались и на его общей структуре, и на архитектуре отдельных зданий. Потеря князьями уже в самом начале XII в. детинца, ставшего вместе с Софийским собором общегородским центром, привела к появлению на противоположном берегу Волхова нового княжеского центра — Ярославова дворища с княжескими хоромами и каменным пятиглавым Никольским собором при них. Произошли и дальнейшие изменения в общем облике республиканского Новгорода в связи с появлением в разных концах его местных композиционных центров — каменных приходских церквей и «кончанских» соборов. Планировочная схема города в это время не претерпела, видимо, значительных изменений, так как происшедшие события не внесли существенных перемен в экономическую жизнь города, по-прежнему тяготевшего к Волхову, как к основному торговому пути, и к нескольким сухопутным дорогам, ведшим в другие города.

 

Не произошло в течение XII в. заметных изменений и в архитектуре рядового жилого дома, насколько можно судить об этом на основании материалов археологических раскопок. По-прежнему строились рубленые квадратные или близкие к квадрату в плане здания с центральным очагом и сенями со стороны входа; конструкция стен сеней обычно, как и прежде, была облегченной. Как и раньше, строились дома с печью, расположенной в углу неподалеку

 

 

—стр. 641—

 

от входа; в отличие от первого типа они нередко имели в плане прямоугольную форму и были площадью примерно от 20 до 70 м². С каждым десятилетием зданий с центральным очагом становилось меньше, и последний дом такого типа, обнаруженный раскопками, относится примерно к 40-м годам XIII в. Более частыми стали трехчастные в плане дома, состоявшие из избы, клети и соединявших их сеней облегченной конструкции. Окончательное сложение такого типа зданий можно, основываясь на археологических материалах, отнести к середине XII в.

 

Хоромы знатных людей по-прежнему состояли из нескольких поставленных рядом зданий разной высоты, включавших, возможно, и башни и имевших подклеты и наружные крыльца и галереи на столбах. Так же как и раньше, более богатые из этих домов имели резные украшения на фасадах, о чем свидетельствуют остатки оконных наличников и крылечных столбов, обнаруженные и в слоях XII в. Прежними оставались размещение домов и хозяйственных построек на участках и их расположение по отношению к улице. Размеры дворовых участков рядовых жилых зданий, как и раньше, были по большей части незначительны.

 

 

 

Наибольшие изменения произошли в Новгороде на протяжении XII в. в архитектуре общественных зданий, функции которых в то время выполняли храмы. Многие из них, будучи построены в камне, сохранились до наших дней. В них, так же как и в других русских храмах XII в., уже не применялись пятинефные планы и размещение хор по трем сторонам здания. В то время строились более простые по композиции шестистолпные (рис. 1), а с последней четверти столетия — и четырехстолпные храмы, соответствовавшие новым экономическим возможностям и новым практическим требованиям.

 

Новые экономические возможности привели и к некоторым изменениям в строительной технике Новгорода XII в. Они сказались главным образом в более широком, чем раньше, применении кирпича, который стали применять не только для кладки арок и сводов, как в XI в., но и для внесения большей регулярности в кладку стен и столбов. В них, подобно тому, что можно было видеть в южнорусских постройках XI в., появились кирпичные прослойки, связывавшие лицевые ряды кладки с забуткой и выравнивавшие постели каменной кладки. Это давало возможность пускать в дело более мелкий и менее правильный по форме камень, чем прежде, и тем самым удешевляло стоимость кладки, несмотря на некоторое увеличение толщины стен (наружные стены Софийского собора при их высоте около 22 м имеют 1—1,05 м толщины, стены Николо-Дворищенского собора — 1,25 м и собора Юрьева монастыря — около 1,4 м).

 

В материалах и системе кладки сводов и арок новгородских построек XII в. не произошло сколько-нибудь заметных изменений по сравнению с тем, что можно было видеть в Софийском соборе, а количество применяемых видов сводов уменьшилось. На протяжении почти всего XII в. новгородские зодчие не применяли известных еще строителям Софийского собора полуцилиндрических и треугольных в поперечном разрезе сводов. Произошли некоторые упрощения и в форме столбов: если в первой половине и середине столетия еще применялись крестообразные, восьмиугольные и круглые в плане столбы, то в последней четверти века они уступили место самой простой форме столбов, квадратных в плане. Размеры и вес кирпича в Новгороде в XII в. несколько уменьшились по сравнению с предшествующим столетием, и хотя кирпич оставался таким же тонким, как и раньше, но уже чаще, чем в XI в., встречался прямоугольный, а не квадратный или близкий к квадрату кирпич. Прежним оста-

 

 

—стр. 642—

 

вался и раствор, на котором велась кладка стен и сводов, — известковый раствор с добавлением толченого кирпича, окрашивавшего его в розовато-оранжевый цвет. Таким раствором покрывалась и наружная поверхность стен. В отличие от южнорусских построек XI в. кирпичные прослойки теперь не имели уже такого регулярного характера, как раньше; иногда они обрывались по середине стены, имели только конструктивное значение и вместе с камнем покрывались цемяночным раствором, на фоне которого выделялся обнаженный кирпич арок.

 

 

1. Новгород

1 — собор Антониева монастыря; 2 — собор Юрьева монастыря; 3 — Николо-Дворищенский собор. Планы

 

 

Последние постройки княжеского Новгорода — Николо-Дворищенский собор, начатый постройкой в 1113 г. (рис. 2), собор Антониева монастыря 1117—1119 гг. (рис. 3) и собор Юрьева монастыря, построенный мастером Петром в 1119—1130 гг. (рис. 4) — крупные шестистолпные храмы с позакомарными покрытиями, трехапсидными алтарями и пятью (первый) или тремя (последние два) куполами. Внутри мощные и высокие, крестообразные в плане столбы поддерживают своды и хоры, простирающиеся не только над крайней западной частью храма, но и над боковыми нефами на одно членение на восток. Крупные размеры зданий говорят о том, что заказчики их располагали очень значительными средствами и что они должны были обслуживать большое количество людей. Обширные хоры, хорошо освещенные, с высоко вздымающимися над ними сводами и пологими широкими лестницами в лестничных башнях, примыкающих к крайним западным пряслам северных стен (в обоих монастырских соборах), указывают на то, какое внимание уделяли зодчие этому месту, предназначенному для пребывания князей и бояр.

 

Все это свидетельствует о том, что практические функциональные задачи, стоявшие перед строителями каждого из этих зданий, оставались по существу такими же, как и те, которые приходилось решать строителям Новгородской Софии в 1045—1052 гг. Новые соборы также должны были вмещать большое количество богомольцев, стекавшихся сюда со всего города, и давать возможность князю и другим представителям аристократии проходить на хоры, не смешиваясь со стоявшим внизу простым народом и, находясь на хорах, присутствовать при богослужении. Понятно, что этой практической задаче, отвечавшей в первую очередь интересам аристократии, соответствовала и задача идейно-художественная.

 

Зодчие должны были создать такие постройки, которые всем своим внешним и внутренним обликом говорили бы о могуществе князя, на средства которого они возводились, и сообразно с этим были бы строгими, монументальными и торжественными. Для достижения этой цели зодчие использовали все то, что получилось у них при решении практических задач, т. е. большие размеры зданий, столбы внутри них и соответствующие им лопатки на фасадах, расчленение значительной части

 

 

—стр. 643—

 

внутреннего пространства храма на два яруса и многократное повторение мотива полуциркульной кривой, опирающейся на вертикальные опоры (арки и столбы, оконные проемы, закомары и лопатки, купола на барабанах и полукупола апсид). В процессе дальнейшей работы над проектом (в каких бы формах он ни выполнялся) и постройкой здания зодчие усиливали и углубляли то впечатление, которое производили на зрителя только что перечисленные особенности. Для этой цели новгородские зодчие XII в. пользовались в основном теми же средствами, что и строители Новгородской Софии. Этими средствами были пропорции зданий, их масштабная характеристика, увеличивавшая зрительно их размеры, особенно высоту, и немногочисленные скромные декоративные детали. Как и в Софии, кажущееся увеличение размеров достигается внутри наличием столбов, их крестообразной в плане формой, подчеркивающей их высоту, и наличием хор, а снаружи — членением фасадов на ряд высоких прясел и контрастом между большими плоскостями стен и относительно небольшими размерами окон. Усиливают это впечатление и значительное количество окон, их размещение в два яруса и большие расстояния между ними, а в свое время, когда стены и своды храма были покрыты несколькими ярусами многочисленных фресковых изображений, собор внутри казался еще больше.

 

 

2. Новгород. Николо-Дворищенский собор, начат в 1113 г.

Общий вид с юго-востока

 

 

Не довольствуясь большим количеством окон, их двухъярусным расположением и контрастом между большими размерами стен и малыми размерами окон, новгородские зодчие начала XII в. ввели снаружи еще два яруса ниш, подобных по форме и размерам окнам и как бы удваивающих их количество. Особенно близкими к окнам эти ниши были в то время, когда внутри их были фрески, причем небольшие размеры написанных в них фигур также подчеркивали грандиозный масштаб всего здания (остатки фресок были видны в некоторых нишах собора Юрьева монастыря после удаления с его фасадов поздней штукатурки в 1935 г.).

 

 

3. Новгород. Собор Антониева монастыря, 1117—1119 гг.

Общий вид с юго-запада

 

 

Основные членения фасадов подчеркивают и зрительно увеличивают высоту здания. Лопатки, членящие фасады, разбивают их

 

 

—стр. 644—

 

на узкие, высокие прясла, вертикальную направленность которых подчеркивают и завершающее каждое из них полукружие закомары, и вертикальный ряд четырех окон и ниш в пределах каждого прясла. Связи закомар с лопатками помогает и то, что профилировка их переходит на лопатки, спускаясь значительно ниже уровня пят закомар.

 

 

4. Юрьев монастырь близ Новгорода. Собор, 1119—1130 гг., мастер Петр. Общий вид с юго-востока

 

 

Кроме ниш декоративными деталями, украшавшими фасады этих домов, были простая профилировка закомар, их зубчатые карнизы, бровки над окнами барабанов, следы которых были обнаружены в соборе Юрьева монастыря после удаления с барабанов поздней штукатурки, и завершавшие барабаны маленькие полукружия кокошников (рис. 5). Все эти детали очень близки друг к другу по очертаниям и повторяют в разных размерах основные конструктивные линии арок, куполов и закомар здания или их подчеркивают (профилировка закомар, четверти, обрамляющие оконные проемы и ниши). Такое единообразие декоративных деталей и сходство их с основными конструктивными линиями зданий наделяют последние большим единством и цельностью.

 

 

5. Юрьев монастырь близ Новгорода. Собор. Реконструкция

 

 

Большие размеры зданий, подчеркиваемые обилием и сравнительно малыми размерами проемов и ниш, стройность пропорций, четкий ритм лопаток и закомар, вто-

 

 

—стр. 645—

 

рящий ему ритм более мелких элементов, вроде кокошников, венчавших барабаны, оконных проемов, ниш и зубчатых бровок над окнами, — все это содействовало производимому внешним и внутренним видом этих храмов впечатлению строгости, монументальности и торжественного величия. Внутри его усиливал многоцветный ковер фресок, покрывавших стены, столбы и своды, а снаружи для обогащения архитектуры был использован цвет строительных материалов — розоватого раствора, покрывавшего фасады, и красно-коричневого кирпича, оставленного обнаженным в арках, карнизах закомар, и, возможно, в бровках над окнами барабанов. Кроме того, внешняя архитектура зданий могла обогащаться и ритмически повторяющимися красочными пятнами наружных фресок.

 

Большая художественная выразительность новгородских храмов первой половины XII в. достигалась, таким образом, очень немногими и простыми средствами, по большей части не выходившими за пределы утилитарно необходимого. В этом отношении постройки рассматриваемого времени родственны Новгородской Софии с ее более лаконичным и сдержанным обликом, выразительность которого была создана такими же простыми художественными средствами и еще меньшим количеством декоративных элементов.

 

В соборе Софии, хотя там и были тонкие полуколонки на средней апсиде, не было ни бровок над окнами барабанов, ни ниш.

 

Зодчий Софии, чтобы усилить впечатление грандиозности здания, использовал прием уменьшения размеров оконных проемов снизу вверх. Строители Николо-Дворищенского и Юрьевского соборов, применившие для этой цели ниши, удваивающие кажущееся количество оконных проемов, уже не нуждались в этом и могли сделать все окна на фасадах основного объема храмов более или менее одинаковых размеров. Это давало возможность лучше осветить интерьеры этих зданий и упростить работу по кладке проемов и изготовлению и установке оконниц.

 

Мотив ниш с перспективным обрамлением не был новым для древнерусской архитектуры. Византийский по происхождению, он встречается уже в таких постройках первой половины XI в., как Софийский собор в Киеве и Спасо-Преображенский собор в Чернигове. Но строители Софии Новгородской не использовали этого мотива, не очень подходившего для кладки из крупных кусков отборного плитняка, из которого выведены стены этого здания. Зодчие начала XII в., возводившие стены своих построек из камня менее правильной формы и более мелких размеров с кирпичными прослойками, могли с успехом выкладывать ниши из кирпича. В то же время они отказались от украшения апсид тонкими полуколонками, которые в Новгородской Софии были сложены из тесаного плитняка. Это можно объяснить тем, что они не употребляли фасонного кирпича, подобного тому, из которого эти полуколонии были сложены в киевских и черниговских постройках XI в. Кроме того, такие детали казались, видимо, новгородцам XII в. лишающими сооружения их монументальности и силы.

 

 

 

Превращение Новгорода из княжества в вечевую республику не замедлило сказаться на его архитектуре. О том, какие изменения эти события вызвали в облике города в целом, уже было сказано выше. Что же касается храмов, то вместо больших соборов в это время строили небольшие, но многочисленные приходские церкви, возведение которых было по средствам отдельным боярам, богатым купцам, монастырям и коллективам горожан.

 

Первоначально новгородские зодчие

 

 

—стр. 646—

 

пытались решать возникавшие перед ними новые задачи при помощи привычных для них сложившихся к началу XII в. композиционных и конструктивных приемов. Первые каменные храмы, построенные после 1136 г., были, видимо, близки к таким предшествовавшим им постройкам, как церкви Иоанна Предтечи на Опоках 1127—1130 гг. или Успения на Торговище, начатая постройкой в 1135, но законченная лишь в 1144 г.

 

 

6. Новгород. Борисоглебская церковь в детинце 1167 г. План раскопок

 

 

7. Псков, Собор Ивановского монастыря, XII в. Общий вид с юго-запада

 

 

Тип шестистолпного крестовокупольного храма с тремя апсидами, позакомарным покрытием и хорами в западной части, но без лестничной башни продолжал применяться в новгородской архитектуре середины и третьей четверти XII в. Сохрани-

 

 

—стр. 647—

 

лись в это время и основные строительные приемы и формы, унаследованные у прошлого. Кладка стен осуществлялась из грубо отесанного камня с прослойками из тонкого плитного кирпича, кладка арок — из кирпича с заглубленными рядами. Раствор употреблялся известковый с добавлением большого количества толченого кирпича. Применялись цилиндрические, купольные и полукупольные своды и крестчатые, прямоугольные и восьмиугольные в плане, столбы. Об этом свидетельствуют остатки Борисоглебской церкви в Новгородском детинце, построенной в 1167 г. Сотко Сытинычем и разрушенной в начале XVII в. (рис. 6).

 

Еще более ясно видна связь между архитектурой первой и второй половины XII в. в хорошо сохранившемся соборе Ивановского монастыря в Пскове (рис. 7). Это здание обычно датировалось первой половиной XIII в. на основании единственного известного нам летописного упоминания о нем под 1243 г. Но в этом упоминании о нем говорится как об уже существующем здании, а все архитектурные особенности этого храма заставляют поставить его между сооружениями начала XII в. и постройками последней четверти столетия.

 

Действительно, шесть столбов, три купола, позакомарное покрытие и П-образные в плане, как в Николо-Дворищенском и Юрьевском соборах, хоры сближают храм Ивановского монастыря с постройками начала XII в. С другой стороны, меньшие по сравнению с этими постройками размеры рассматриваемого здания говорят о свойственных новой эпохе меньших материальных возможностях (рис. 8). Особенно это сказалось на высоте храма, которая почти вдвое меньше высоты Софийского или Юрьевского собора, что привело и к сильному уменьшению объема здания; на 1 м² площади пола в Ивановском соборе приходится лишь 10,6 м³ объема вместо 22,6 м³ в Софийском соборе.

 

 

8. Псков. Собор Ивановского монастыря: продольный разрез, план, южный фасад

 

 

Стремление к удешевлению строительства сказалось и на хорах Ивановского собора, которые имели вид простого деревянного настила, лежащего на таких же балках (рис. 9), а также на устройстве лестницы на хоры, узкой, крутой и проходящей в толще западной стены, а не в специальной пристройке. Та же причина привела к упрощению формы части столбов, ставших вместо крестчатых прямоугольными в плане, и верхов барабанов, которые увенчиваются не кокошничками, но горизонтальным свесом кровельного покрытия куполов, между тем как кокошнички превратились в арочный поясок под этим свесом.

 

Небольшая высота здания, его приземистые пропорции, упрощенные формы, меньшее количество окон, уже не располагающихся строгими ритмическими рядами, как раньше — все это сделало храм не таким строгим и величественным, как постройки начала столетия. Его более интимный характер подчеркивается и формой

 

 

—стр. 648—

 

двух пар западных столбов, свойственной малым столбам под хорами (круглые и восьмигранные), и малочисленностью ниш на фасадах, не отличающихся к тому же своими размерами и положением от окон.

 

 

9. Псков. Собор Ивановского монастыря.

Внутренний вид (реконструкция)

 

 

10. Старая Ладога. Церковь Георгия, не позднее 1180-х годов.

Общий вид с запада

 

 

Таким образом, то новое, что появилось в соборе Ивановского монастыря, было ответом на новые практические задачи. Изменение художественного облика этого здания в основном механически вытекало из них. Архитектурные формы здания оставались прежними, так же как и его строительные материалы и система кладки стен, столбов и сводов.

 

Выше указывалось что шестистолпие Ивановского собора сближает его с постройками первой половины XII в. Действительно, позднее, начиная с 1170-х годов, шестистолпные храмы уступают свое место меньшим по размерам четырехстолпным с одним куполом, тремя апсидами и позакомарным покрытием. Такие храмы, примерами которых могут служить не сохранившая своего верха церковь Благовещения на Мячине близ Новгорода (1179), церкви Георгия в Старой Ладоге (не позднее 1180-х годов), Успения там же (год постройки неизвестен), Петра и Павла на Синичьей горе (1185—1190), в Новгороде (рис. 10—12), церковь Спаса на Нередице (1198) близ Новгорода (рис. 13, 14), а также сохранившиеся лишь в своих нижних частях церкви апостола Фомы на Мячине там же (1195—1196), в Кирилловом монастыре на Нелезене там же (1196, мастер Коров Яковле-

 

 

—стр. 649—

 

вич), Преображения в Старой Руссе (1198) и стоящая на грани следующего столетия Ильинская церковь на Славне в Новгороде (1198—1202), также не дают ничего нового в отношении строительной техники. Уменьшение основного объема этих храмов на одно членение с запада заставило сдвинуть столбы и опирающийся на них купол к востоку. Этим достигалось, с одной стороны, правильное распределение площади между алтарем (апсиды и восточная треть основной части) и собственно церковью, а с другой, — уравновешенная композиция боковых фасадов, где узкая восточная треть вместе с апсидами уравновешивается широкой западной третью.

 

 

11. Церкви XII в.

1 — Старая Ладога. Церковь Георгия (план на уровне хор);

2 — Новгород. Церковь Петра и Павла на Синичьей горе (план)

 

 

Этот прием применялся и в других местных школах русской архитектуры XII в., в частности, во владимирской (церковь Покрова на Нерли). Точно так же и новое для новгородской архитектуры устройство хор в этих церквах повторяло то, что можно было видеть в некоторых постройках середины столетия в других русских городах (Петропавловская церковь в Смоленске, собор Евфросиньевского монастыря в Полоцке). Это новое, заключавшееся в превращении угловых частей хор в закрытые помещения, из которых одно, а иногда и оба, вмещали маленькие приделы — домашние церкви заказчиков, характерно для времени, когда строительство церквей все более и более велось на частные средства и когда заказчик — епископ, боярин или состоявший на жалованьи у Новгорода князь, строя церковь для сограждан, выделял в ней уголок для себя.

 

 

12. Новгород. Церковь Петра и Павла на Синичьей горе, 1185—1190 гг. Общий вид с юго-востока

 

 

13. Церковь Спаса на Нередице близ Новгорода: поперечный разрез, южный фасад, план

 

 

—стр. 650—

 

14. Церковь Спаса на Нередице близ Новгорода, 1198 г. Общий вид с юго-востока

 

 

В то же время превращение западной пары столбов выше уровня пола хор в углы внутренних стен, отделяющих приделы от церкви, сильно изменило внутренний вид церкви, казавшейся в силу этого гораздо меньше и более простой. В том же направлении, хотя в меньшей степени, изменился и внешний вид храмов. Уменьшение размеров зданий, сокращение числа повторяющихся элементов, разная ширина отдельных прясел стен, еще большая аритмичность размещения окон, отсутствие ниш на фасаде и самая простая форма проемов сделали их еще более простыми, безыскусственными и интимными, чем даже собор Ивановского монастыря, но композиция зданий и их формы остались, по существу, прежними.

 

До 1941 г. Спасо-Нередицкая церковь сохраняла свои фрески лучше, чем какая-либо другая средневековая постройка, и позволяла с наибольшей полнотой судить о свойственных древней Руси приемах синтеза архитектуры и монументальной живописи (рис. 15).

 

Фрески древнерусских церквей помимо их дидактической и художественной ценности были и важным элементом архитектуры интерьера, участвовавшим, наряду с архитектурными формами, пропорциями и особенностями освещения, в создании общего впечатления. Размещение фресок подчинялось осям внутреннего пространства и очертаниям отдельных участков стен и сводов. На главной оси Спасо-Нередицкой церкви размещались симметричные ком-

 

 

—стр. 651—

 

позиции: на западной стене — «Страшный суд», а в средней апсиде — фигура Богоматери (в конхе), «Евхаристия» и два ряда фигур святых (ниже). Поперечной оси здания были подчинены фрески средних третей боковых стен, включая и многофигурные композиции. При этом фрески на стенах церкви располагались такими же горизонтальными полосами (регистрами), как и фрески апсид, что связывало всю роспись в одно целое.

 

Одиночные стоячие фигуры, изображенные на столбах, как бы подчеркивали высоту последних, а подпружные арки были заполнены поясными изображениями в медальонах. В барабане и куполе размещалась композиция «Вознесение»; главная фигура ее вписывалась в окружность купола, нижние фигуры создавали один ритмический ряд с окнами барабана, а средние связывали верхнюю часть с низом. Относительная плоскостность изображений, отсутствие в них линейной и воздушной перспективы, пейзажных и архитектурных фонов, замененных темно-синей поверхностью стен, также способствовали связи живописи с архитектурой. Живопись не уничтожала зрительно стен и сводов, не превращала их в иллюзорное, написанное пространство, но смотрелась вместе с ними, как обработка их поверхности.

 

 

15. Церковь Спаса на Нередице близ Новгорода (внутренний вид)

 

 

Внутри западная часть Спасо-Нередицкой и других названных выше церквей напоминала аналогичную часть Спасского собора псковского Мирожского монастыря (построен до 1156 г.) — представителя менее распространенного в Новгородской земле типа бесстолпного крестообразного храма (рис. 16, 17). Эти храмы связывают с именем архиепископа Нифонта, построившего Мирожский собор и подобную ему Климентовскую церковь в Старой Ладоге (1153 г.), и считают этот тип принесенным в Новгородскую землю извне заказчиком-греком. Не отрицая возможности этого, следует отметить, однако, что такой тип здания был удобен для решения некоторых задач, возникших в это время перед новгородскими зодчими: структура этих зданий была простой, цилиндрические своды опирались непосредственно на стены без промежуточных элементов вроде подпружных арок,

 

 

—стр. 652—

 

объем таких не имеющих внутренних столбов построек невелик. В соборе Мирожского монастыря на 1 м² полезной площади пола приходится около 12 м³ объема т. е. меньше, чем в Спасо-Нередицкой и подобных ей церквах, строители которых, желая избежать приземистости внутренних пропорций собора Ивановского монастыря и устроить приделы на хорах, увеличили их высоту и довели указанный объемный коэффициент до 16 м³.

 

 

16. Псков. Собор Мирожского монастыря, до 1156 г.: план, поперечный разрез, западный фасад (реконструкция)

 

 

Не удивительно, что подобные постройки возводились в разных странах, особенно в христианских, где крестообразная композиция оправдывалась и религиозной символикой. На Руси, и в частности, в Новгороде, вероятно, строились крестообразные в плане деревянные храмы. С другой стороны, определенные недостатки таких зданий — недостаточно хорошая видимость и слышимость богослужения для посетителей, стоящих в концах поперечной ветви крестообразного объема, невозможность расширения полезной площади храма за счет западных угловых пристроек, занятых приделами, и неизбежность намокания стен крестообразной части возле примыкающих к ним кровель угловых пристроек — препятствовали распространению этого типа в древнерусской каменной архитектуре.

 

Внешний вид собора Мирожского монастыря (в его первоначальном состоянии) с разными высотами крестообразной части и угловых пристроек, различием западных, покрытых по закомарам, и восточных, являющихся боковыми апсидами, пристроек, с восточной ветвью креста, переходящей непосредственно в среднюю апсиду, казался более живописным, чем у построек типа Спаса на Нередице, менее строгим и более близким человеку, более интимным, чему особенно способствовала малая высота угловых пристроек.

 

Таким образом, на протяжении второй половины XII в. новгородские зодчие довольно успешно решили возникшие перед ними новые функциональные задачи, уменьшив размеры храмов, применив четырехстолпный тип их со сдвинутыми к востоку столбами, разместив лестницу на хоры в толще стен и устроив на хорах приделы. В то же время изменения конструктивной

 

 

—стр. 653—

 

стороны зданий были незначительны и сводились только к упрощению формы столбов и замене сводов хор деревянным настилом. Еще более отставали в своем развитии художественные формы зданий, остававшиеся прежними. Те изменения внешнего и внутреннего облика новгородских храмов, которые произошли к концу XII в., были, строго говоря, следствием не столько поисков нового художественного образа зданий, сколько сокращения экономических возможностей, заставлявшего зодчих уменьшать размеры своих построек и упрощать их формы, а также по-новому поставленных утилитарных задач.

 

Действительно, бо́льшие по сравнению с постройками начала XII столетия простота и интимность облика новгородских храмов второй его половины обусловливались их меньшими размерами и более простой композицией их внутреннего пространства и внешнего объема. Уменьшение числа внутренних столбов, одноглавие, отсутствие лестничной башни — все это вытекало из необходимости снизить стоимость зданий. Одновременно это способствовало изменению их художественного облика, соответствовавшего новым идеологическим задачам. То же относится и к упрощению формы столбов, проемов и верхов барабанов, а также к отказу от применения таких декоративных деталей, как ниши. Прямым следствием уменьшения размеров храмов было и уменьшение количества окон, которые уже не располагались, как раньше, строгими ритмическими рядами. Наконец, перемещение к востоку четырех столбов вызвало асимметрию боковых фасадов, что также способствовало большей живописности и меньшей строгости внешнего вида зданий.

 

Дальнейшая разработка нового, отвечавшего новым утилитарным и художественным требованиям типа храма привела к появлению на рубеже XII и XIII вв. построек, в которых соединялись поместительность четырехстолпного и компактность крестообразного типов предшествующего времени. Это достигалось тем, что угловые части зданий делались, хотя и ниже, чем средняя, крестообразная часть, но выше чем в соборе Мирожского монастыря, что позволяло размещать в западных угловых частях приделы на хорах и использовать пространство под ними для увеличения полезной площади основной части храма.

 

 

17. Псков. Собор Мирожского монастыря. Общий вид с севера

 

 

Вторым нововведением в новгородских храмах этого типа было покрытие угловых частей полуцилиндрическими сводами, аналогичными сводам над восточными концами крайних боковых нефов новгородского Софийского собора. Но теперь, при наличии только трех нефов, цилиндрические своды среднего нефа образовывали вместе с ними в поперечном разрезе трехлопастную кривую, которой соответствовало такое же завершение восточного и западного фасадов, повторенное и на боковых. Это позволяло покрыть все здание восьмискатной криволинейной кровлей, более удобной, чем покрытия не только собора Мирожского монастыря, но и построек типа Спаса на Нередице с длинными и пологими ендовами между сводами, особенно в западной части храма.

 

 

—стр. 654—

 

18. Новгород. Пятницкая церковь на Ярославовом дворище, 1207 г.: план, поперечный разрез, перспективный вид (реконструкция)

 

 

Такая композиция верха храма была известна и другим местным школам русской архитектуры рубежа XII и XIII вв. Об этом говорят такие постройки, как Пятницкая церковь в Чернигове и, возможно, Михаило-Архангельская церковь в Смоленске. Возможно, что именно связи Новгорода с другими русскими городами способствовали появлению в его архитектуре трехлопастных завершений фасадов, хотя все элементы таких завершений уже имелись в новгородском Софийском соборе. Во всяком случае, Пятницкая церковь на Ярославовом дворище в Новгороде (рис. 18), построенная в 1207 г. и имевшая, вероятно, трехлопастное завершение фасадов, во многом напоминает указанную выше смоленскую церковь. Прямоугольные снаружи, хотя и более высокие, чем там, боковые апсиды, северный, южный и западный притворы, обработка углов основного объема храма, притворов и боковых апсид пучками прямоугольных уступов, бровки порталов, миниатюрные нишки и арочные пояски одинаковы и в новгородской, и в смоленской постройках.

 

О связях архитектуры Новгородской земли с архитектурой западнорусских земель говорит и псковский Троицкий собор 1194—1197 гг., разобранный во второй половине XIV в. Судя по его изображениям на иконах, он, подобно смоленской Архангельской и новгородской Пятницкой церквам, имел три притвора, углы которых, как и в тех зданиях, были обработаны пучковыми пилястрами, членившими и стены самого собора (рис. 19). Фасады его, правда, завершались обычными закомарами, но в основании барабана у него мог быть пьедестал, увенчанный четырьмя трехлопастными кривыми, как в соборе полоцкого Спасо-Евфросиньевского монастыря, т. е. тоже западнорусской постройке.

 

Но в отличие от западнорусских соору-

 

 

—стр. 655—

 

жений, возводившихся целиком из кирпича, новгородская Пятницкая церковь возведена, как и постройки XII в., из камня с кирпичом. Такова же кладка стен и в церкви Перынского скита близ Новгорода, о времени постройки которой сведений не сохранилось, но которая во многом предвосхищает новгородские храмы конца XIII — первой половины XIV в. (см. рис. 20). Она имеет не только полуцилиндрические своды и трехлопастные завершения фасадов, но и одну апсиду (жертвенник и диаконник располагались уже в восточных угловых частях основного объема) и лопатки, которыми обработаны только углы здания. Небольшая высота апсиды, равная примерно половине высоты основного объема, и расположение окон на боковых фасадах треугольником также стали обычными для последующих новгородских храмов. В то же время декоративная обработка фасадов Перынской церкви так же проста, как и в постройках второй половины XII в., и состоит лишь из лопаток на ее углах, очень простой профилировки и зубчатых карнизов трехлопастных кривых да арочного пояска в верхней части барабана.

 

 

19. Псков. Троицкий собор, 1194—1197 гг.

Перспективный вид (реконструкция)

 

 

20. Церковь Перынского скита близ Новгорода: южный фасад (реконструкция), продольный разрез, план

 

 

Такая простота декоративного убранства соответствовала как малым размерам церкви Перынского скита, так и скромным средствам, какими располагал для ее постройки монастырь, в отличие от Пятницкой церкви, построенной на средства богатых «заморских», т. е. ведших заграничную торговлю, купцов, бывавших в других странах и видавших иные образцы архитектуры, помимо новгородских построек. Пучкообразные лопатки на фасадах Пятницкой церкви, бровки над ее окнами и ряды маленьких арочек в основании закомар роднят эту постройку не только с архитектурой Смоленска (как об этом было сказано выше), но и с романской архитектурой Западной Европы. Об усилении связей с романской архитектурой, естественном в годы оживления связей с Западом и упадка Византийской империи, завершившегося в 1204 г. взятием

 

 

—стр. 656—

 

Константинополя крестоносцами, говорит распространение в новгородской архитектуре таких особенностей, как одноапсидные алтари и неизвестные византийской архитектуре, но довольно обычные в романских постройках полуцилиндрические своды.

 

Эти черты сходства с архитектурой Запада сочетались в новгородских постройках с обычным для Восточной Европы четырехстолпным крестовокупольным типом храма и с кладкой из камня с кирпичными прослойками. В то же время в Новгороде такая кладка начала приобретать местные особенности, соответствовавшие как свойствам местного камня, так и экономическим возможностям Новгорода. В еще большей степени местные особенности сказались в общем внешнем и внутреннем облике храмов, отличавшихся от аналогичных построек в других русских землях почти предельной простотой декоративного убранства фасадов, лаконичностью пространственной и объемной композиции, безыскусственной и живописной непринужденностью в членении фасадов, размещении проемов, прорисовке всех линий и фактуре поверхности стен.

 

С одной стороны, это вытекало из экономических возможностей, какими располагали новгородские зодчие, обслуживавшие не только бояр, но главным образом купцов, монастыри и коллективы рядовых горожан. Эти сравнительно скромные возможности заставляли новгородцев искать путей удешевления каменных построек как в упрощении их композиции, так и в изменениях строительной техники. С другой стороны, многочисленные, но небольшие каменные храмы республиканского Новгорода, строившиеся большей частью на частные средства, уже не выражали, как раньше, идей могущества города и его князя. Их архитектура при сохранении известной монументальности, присущей общественным зданиям, стала более интимной и «домашней». Наконец, на новгородской архитектуре сказалось мировоззрение самих зодчих и других ремесленников, игравших видную роль в жизни Новгорода, людей, ценивших свой труд и его результаты, понимавших красоту мощных пропорций зданий, живописного расположения проемов на их фасадах и неровной поверхности стен, сложенных из грубо отесанного камня.

 

 

 

 

—стр. 657—

 

 

В средневековой архитектуре Восточной Европы, Малой Азии и Закавказья за более чем тысячелетний период ее существования сложился ряд национальных архитектурных школ, обладавших и большим разнообразием, и особенностями, роднящими их между собой. Первое было обусловлено своеобразием задач, которые ставила перед архитектурой каждая страна, ее природными условиями и влиянием национальной культуры предшествующего времени. Второе вытекало из сходства общественного и государственного строя и бытового уклада различных стран, находившихся на одинаковом уровне своего развития, и из тесных культурных, а иногда и политических связей между ними. Такие особенности, свойственные всей архитектуре указанных территорий, отличают ее от архитектуры Западной Европы.

 

Средневековые города как на Западе, так и на Востоке или развивались из старых, сохраняя во многом унаследованную от античности прямоугольную сетку улиц, или возникали на месте прежних родовых поселений, приобретая обычно радиально-кольцевую планировку с центром в виде замка. Но в ряде городов Восточной Европы, более подверженных нападениям врагов, чем западные, укрепленный городской центр получил вид кремля, вмещавшего не только жилище феодала и его слуг, но и жилища ряда его вассалов, а иногда и епископа, соборную церковь, несколько других церквей и монастырей и служившего убежищем для горожан при осаде города. Разнилась на Западе и Востоке и планировка таких типичных для средневековья архитектурных комплексов, как монастыри, нередко имевших на Востоке более свободное размещение зданий со стоящей изолированно посредине главной церковью и расположенными вокруг, ближе к ограде, жилыми и хозяйственными постройками. Более тесно, иногда соприкасаясь друг с другом, размещались постройки некоторых монастырей Армении и Грузии, но и здесь не было типичных для западных монастырей примыкающего к церкви двора с аркадами, дормитория и зала капитула.

 

Наиболее явно различия между архитектурой христианского Востока и архитектурой Запада сказались в главных общественных зданиях средних веков — храмах. На Востоке господствовал центрический тип храма, преимущественно крестовокупольный, обладавший рядом вариантов, различавшихся числом нефов, опор и куполов, наличием или отсутствием хор и расположением последних, композицией алтарной части и притворов; распространен там был и более ранний тип купольной базилики. В таких центрических храмах особое значение получила вертикальная ось, совпадавшая с вершиной купола, часто стоявшего на высоком барабане; она подчиняла себе группировавшиеся вокруг части здания. Поэтому здесь объем здания имел большее значение, чем отдельные фасады, нередко более или менее равнозначащие. Такая «многофасадность» составляет еще одну отличительную особенность христианских храмов средневекового Востока.

 

В интерьерах этих храмов также главной была средняя часть, наиболее высокая и ярко освещенная светом, лившимся из окон барабана. Еще одной отличительной чертой большинства восточнохристианских храмов было малое применение в их внешнем и внутреннем убранстве скульптурных изображений и особое значение, которое имела в нем живопись. Именно здесь средневековое искусство выработало характерные для него приемы синтеза архитектуры и монументальной живописи, основанные на подчинении размещения и композиции жи-

 

 

—стр. 658—

 

вописных изображений осям внутреннего пространства здания и на относительной плоскостности этих изображений, не имевших линейной и воздушной перспективы, зрительно «разрушавших» поверхности стен и сводов.

 

С центрическим типом храма связаны и такие достижения строительной техники средневекового Востока, как купол на подпружных арках и парусах, перекрывающий квадратное в плане помещение, и купол на световом барабане. Широкое применение и развитие сводчатых перекрытий, применявшихся не только в культовых, но часто и в жилых зданиях, также было характерной особенностью средневековой архитектуры этих мест, опиравшейся на опыт не только античного Рима, но и Сирии, Месопотамии, сасанидского Ирана — стран, где своды применялись давно, в разнообразных формах и крупных масштабах.

 

Унаследованный от античной архитектуры ордер изменился в связи с тем, что колонны несли теперь не прямые архитравы, но арки, отчего изменились и пропорции колонн, и форма их капителей. Пропорции колонн, применявшихся в качестве украшения стены, нередко подчеркивали их декоративное назначение, а стена уже не трактовалась как заполнение между колоннами, но имела вид, соответствовавший ее значению несущей части здания. Самая кладка — смешанная из чередующихся рядов камня и кирпича, кирпичная и каменная — использовалась как средство повышения художественной выразительности зданий. Наружное убранство таких стен выполнялось из тех же материалов; в кирпичных и смешанных зданиях оно представляло собой узорную кладку, работавшую вместе с массивом стены. Часто в декоративной обработке стен применялся мотив арки в виде больших глухих арок на фасадах, либо меньших арочек, образовавших пояски, либо бровок над окнами, либо полукружий, окружавших основания куполов и венчавших их барабаны. Такие декоративные детали повторяли очертания конструктивных элементов зданий— арок и закомар, подобно тому, как ниши на фасадах повторяли очертания оконных проемов. Все это, а также соответствие форм и размеров декоративных элементов свойствам и размерам строительных материалов наблюдается и в каменных, и в кирпичных, и в смешанных постройках.

 

На Балканском полуострове, в Закавказье и, особенно, на Руси в качестве основного строительного материала находило широкое применение и дерево. При этом стены и перекрытия возводились из горизонтально уложенных бревен, что в средневековой Западной и Центральной Европе практиковалось лишь в жилых и хозяйственных постройках скандинавских и западнославянских стран.

 

В Закавказье такой конструктивный прием привел к появлению своеобразных видов перекрытий, употреблявшихся и в каменных зданиях, а на Руси он повлиял и на планировку жилых зданий, которые строители, будучи связаны длиной бревна, составляли из ряда срубов, соприкасавшихся непосредственно или связанных между собой переходами, причем такой прием их композиции перешел позднее и в каменные постройки.

 

Такие композиционные, конструктивные и художественные особенности были в той или иной степени свойственны архитектуре различных стран Восточной Европы, Малой Азии и Закавказья. Отличительные особенности каждой национальной архитектуры были охарактеризованы выше, в соответствующих главах, причем они отмечались и в тех странах, где архитектура развивалась в значительной степени на основе местных традиций, восходивших еще к поздней античности, и в странах более молодых, где зодчество исходило сначала из византийских образцов, а затем, в соответствии с местными задачами и возможностями, выработало свой национальный характер. Здесь же нужно отметить наличие общих черт в архитектуре территориально близких стран, что было обусловлено и культурными связями между ними, и сходством социальных и природных условий, и общностью внешних влияний.

 

В архитектуре Армении и Грузии, где строительство из камня было известно еще до сложения феодализма, первые каменные постройки феодальной эпохи, и в частности христианские храмы, обнаруживают сходство с постройками не Византии, но Центральной и Южной Сирии, с которыми Закавказье было связано не только сирийским

 

 

—стр. 659—

 

происхождением первых проповедников христианства, но и сходством местных природных строительных материалов. В процессе дальнейшего развития в архитектуре Армении и Грузии скоро появились свои особенности, отличавшие ее от архитектуры других стран христианского Востока. Таковы планы храмов, имеющие в основе не равносторонний «греческий» и не «латинский» с вытянутой западной ветвью крест, но крест с короткими поперечными и длинными, равными между собой продольными ветвями. Таков же и своеобразный прием вписывания сложного по композиции внутреннего пространства, иногда с обилием криволинейных плоскостей, в простой и лаконичный объем, где отсутствуют даже апсиды и лишь врезающиеся в гладкую поверхность стены двугранные ниши отмечают границу между ними. Характерны как для армянских, так и для грузинских храмов прямоскатные крыши над сводами и конические покрытия куполов. В то же время наличие этих общих для армянской и грузинской архитектуры черт не лишает каждую из них большого национального своеобразия.

 

В архитектуре славянских стран и тесно связанных с ними в культурном отношении Молдавии и Валахии, наряду с национальным своеобразием каждой из них, также можно обнаружить и некоторые объединяющие их между собой черты. Так, болгарские храмы эпохи Второго Болгарского царства, однонефные, с квадратной в плане башней над притвором, находят аналогию в некоторых сербских церквах Моравской школы, а узорное каменно-кирпичное декоративное убранство фасадов сходно в церквах XIV в. в Сербии, Македонии и Болгарии. Трехконховые планы четырехстолпных или однонефных церквей Сербии и Македонии XIV — первой половины XV в. распространились с конца XIV в. в Молдавии и Валахии, где они применялись и позднее вместе с некоторыми декоративными мотивами, родственными болгарским. Наконец, ступенчатая композиция перехода от основного объема храмов к барабанам их куполов свойственна и некоторым русским постройкам, и сербским церквам Косовско-Метохийской и Моравской школ, и молдавским церквам XV—XVII вв., хотя в каждой стране такой переход имел свою конструктивную основу и свой внешний вид.

 

Сходство общей композиции славянских и византийских церквей легко объясняется преемственной связью первых с последними, служившими на раннем этапе развития архитектуры славянских народов образцами для их зодчих. Ряд конструктивных приемов и форм также перешел из Византии в славянские страны, где каменная монументальная архитектура зарождалась в то время, когда византийская уже достигла расцвета. Но поздневизантийская архитектура сама испытала на себе некоторое влияние архитектуры славян: влиянием русской архитектуры может быть объяснено появление в некоторых греческих церквах XIII—XV вв. завершения стен закомарами и позакомарных покрытий, а в редких случаях и подобия ступенчатого расположения закомар. Узорная кладка, украшающая фасады болгарских, македонских и сербских построек, вызвала появление аналогичных украшений на фасадах не только греческих церквей, но и константинопольских дворцов. Еще раньше на византийской архитектуре начали сказываться связи с архитектурой Закавказья, в которой, например, раньше, чем где-либо еще, появились высокие барабаны куполов.

 

Архитектура отдельных стран Восточной Европы, Малой Азии и Закавказья, не только развивалась в тесной связи с архитектурой соседних земель, но имела также точки соприкосновения с архитектурой Западной Европы, Ирана, арабских и тюркских народов. О связях с романской архитектурой Запада говорит ряд деталей фасадного убранства сербских построек школы Рашки, где эти связи осуществлялись через единоплеменную Сербии Далмацию; об этом же говорит и наличие башен у западных фасадов некоторых из этих построек а также и у части храмов древней Руси. О родстве с романской архитектурой свидетельствует и применение в некоторых русских храмах XI — начала XIII в. полуцилиндрических сводов и одиночных апсид, а также декоративная обработка фасадов кирпичных храмов Приднепровья XII — начала XIII в. и каменных храмов Галицкой и Владимирской земель.

 

В архитектуре Молдавии уступчатые

 

 

—стр. 660—

 

контрфорсы и стрельчатые арки и наличники окон и дверей родственны готике, с которой молдавская архитектура соприкасалась через соседнюю с Молдавией Трансильванию. Некоторые романские и готические формы появились в отдельных постройках греческой школы византийской архитектуры XIII—XV вв., в эпоху господства над частью ее «латинян». Конические покрытия куполов армянских и грузинских храмов схожи с коническими и многогранными покрытиями некоторых сооружений Азербайджана, Ирана и Средней Азии, а в позднейших постройках христианского Закавказья встречаются иногда и четырехцентровые стрельчатые арки и ниши, перекрытые сталактитами.

 

В то же время в средневековой архитектуре Западной Европы встречаются композиционные приемы и формы явно восточноевропейского происхождения. Это относится не только к куполам и центрическим планам некоторых храмов Италии и Аквитании, но и к типичному для западноевропейских храмов приему композиции их западных фасадов с двумя башнями по сторонам, ранние примеры чего дает сирийская архитектура уже в V—VI вв. Такая характерная особенность готической архитектуры, как стрельчатая арка, также раньше появилась на Востоке, и в армянских храмах IX—Х вв. ей сопутствовала и трактовка столбов в виде пучка тонких уступов. Нельзя не отметить и сходства венецианских дворцов с их двухэтажными арками-лоджиями посредине и башнеобразными боковыми частями фасадов с отдельными частями императорских дворцов Константинополя, восходящими, в свою очередь, к позднеантичным виллам Сирии.

 

Здесь, как и в культовой архитектуре, в средневековой Восточной Европе на основе античного наследия создался тип здания, отвечавший новым условиям и перешедший затем в другие страны и другие эпохи: в Венеции такие же по композиции дворцы строились и в XVI—XVII вв. В области культовой архитектуры таким типом здания, позднее получившим развитие и в других странах, был центрический храм с куполом на световом барабане, стоящем над квадратной в плане средней частью. Он применялся даже для храмов других религий, и если купольные мечети Ирана и арабских стран могут быть связаны и с купольными сооружениями того же Ирана времен Сасанидов, то преимущественное влияние византийских образцов, и в частности Софии Константинопольской, на турецкие мечети XVI—XVII вв. не подлежит сомнению.

 

То же следует сказать и о новом типе храма, получившем распространение в Италии в эпоху Возрождения, также центрическом и с куполом на световом барабане, подпружных арках и парусах, опирающихся на четыре пилона или на углы бесстолпного помещения. Этот тип храма, перешедший затем в архитектуру барокко и классицизма и распространившийся по всей Европе, был дальнейшим развитием восточноевропейского крестовокупольного храма. В храмах итальянского Возрождения композиция, созданная в средневековой Восточной Европе, приобрела новый характер, проникнутый несредневековым спиритуализмом, но гуманистическим духом нового времени. Нечто подобное происходило с начала XVIII по начало XIX в. и с типами древнерусских храмов, и с базиликами и крестовокупольными церквами в руках зодчих Болгарского Возрождения (конец XVIII в. — 1870-е годы): все эти типы при сохранении своих основных композиционных особенностей приобрели совершенно иной характер, соответствовавший новому мировоззрению.

 

Так средневековая архитектура Восточной Европы, Малой Азии и Закавказья, использовавшая в своем развитии некоторые особенности предшествовавшей ей позднеантичной архитектуры, создала не только новые, свойственные ее времени типы зданий и соответствовавшие развитию строительной техники конструктивные приемы, но и новые художественные образы, раскрывавшие возможности, заложенные в новых типах и конструкциях зданий и отражавшие мировоззрение и идеологию феодальной эпохи. В то же время она сделала значительный вклад в архитектуру последующего времени, наделив ее рядом конструктивных и композиционных приемов, пригодных и для решения новых задач.