Архитектура России второй половины XV — начала XVII в.

  

 

 

 

• Том 6 : Архитектура России, Украины и Белоруссии. XIV — первая половина XIX вв. / Под редакцией П. Н. Максимова (ответственный редактор), А. И. Власюка, А. А. Кипарисовой, Ю. А. Нельговского, М. И. Рзянина, А. Г. Чинякова. — 1968. — 568 с., ил.
  • Часть первая. АРХИТЕКТУРА РОССИИ
    • Глава 3. Архитектура второй половины XV — начала XVII в. / А. Г. Чиняков. — С. 43—93.

 

 

 

—стр. 43—

 

Жизненная потребность в организованной обороне от внешних вторжений, необходимость прекращения внутренних междоусобий, тормозивших экономическое развитие страны, способствовали ускорению процесса образования единого централизованного русского государства. Этот процесс совпадает по времени с аналогичным явлением в Западной Европе, где в это же время образуется ряд крупных государственных объединений. Государственная централизация особенно способствовала окончательному освобождению страны от татарского ига, расширению внутренних экономических связей и укреплению политического единства русского народа. Она разрушала консервативные тенденции замкнутости и культурной ограниченности отдельных земель, создавала условия для формирования основ общерусской национальной культуры. Большая роль в этом отношении принадлежала Москве.

 

В конце XV в. Москва становится общепризнанным политическим, религиозным и культурным центром страны, наследницей древней культуры Киева, Новгорода, Владимира. Историческая преемственность сказывается и в московской архитектуре, продолжающей в новых условиях развивать традиционные особенности древнерусского зодчества.

 

Дерево и белый камень-известняк продолжали оставаться господствующими строительными материалами в московском строительстве до конца XV в. С середины XV в. в гражданском и церковном строительстве начинает применяться кирпич.

 

С образованием централизованного государства постепенно восстанавливаются международные связи, нарушенные дроблением Руси на уделы и татарским нашествием. В новой исторической обстановке приобретало особенно важное значение строительство в самой Москве, так как архитектурный облик столицы должен был соответствовать могуществу и важному международному значению Русского государства. В этом отношении Москва значительно уступала западным столицам, и правительство намечает обширные мероприятия по перестройке центра города. В течение сравнительно короткого времени (1475—1509) с большой последовательностью и настойчивостью заново перестраиваются крепостные стены, башни и все важнейшие сооружения Кремля. К строительству в Москве привлекаются лучшие зодчие из Ростова, Новгорода, Пскова. По примеру других европейских столиц в Москву приглашаются для работы опытные итальянские зодчие из Болоньи, Милана, Венеции.

 

В последней четверти XV в., особенно после появления в Москве итальянских зодчих, наблюдается значительное улучшение организации и качества строительных работ. В московском строительстве появляется много конструктивно-технических новшеств. Строятся крупные государственные кирпичные заводы, повышается качество обжига кирпича и вводится некоторая стандартизация его размеров («аристотелев кирпич», «алевизов кирпич»). В кладке стен и сводов начинают применять более

 

 

—стр. 44—

 

крепкие вяжущие растворы. Вместо традиционных деревянных связей вводятся железные связи с анкерами. Увеличивается глубина заложения фундамента для крупных сооружений. Техническим новшеством было также применение циркуля и линейки для придания геометрической правильности планам и фасадам зданий.

 

Однако наиболее важным и новым явлением в русской архитектуре этого времени было решение крупных градостроительных задач, как, например, перепланировка и перестройка центра столицы, создание выдающегося архитектурного ансамбля Московского Кремля. Задача такого грандиозного масштаба была поставлена впервые не только в русской, но и в западноевропейской архитектуре. В архитектуре итальянского Кватроченто основное внимание зодчих было сосредоточено на углубленной разработке главным образом архитектуры отдельного сооружения, вопросы градостроительства и архитектурного ансамбля не приобрели еще того первостепенного значения, которое они получили в последующее время.

 

Градостроительство. В первой половине XVI в. — ко времени сложения централизованного Русского государства, на его территории насчитывалось примерно 160 городов, включая также и крепости, где не было торгово-ремесленных посадов. Со второй половины XVI в., когда были постепенно ликвидированы удельные тенденции крупных феодалов и стали складываться предпосылки для образования «всероссийского рынка», начинается интенсивный рост новых городов, особенно на северных и восточных окраинах страны. Строительство этих городов было связано с развитием заморской торговли через Северный морской путь и освоением новых обширных территорий на востоке и юге, ранее находившихся под властью Золотой орды.

 

Исторические условия, в которых возникали и развивались древнерусские города, отчетливо сказались в их своеобразной планировочной структуре и системе внутригородской застройки, отличной от западноевропейских городов средневековья, где наиболее важные и крупные по масштабу сооружения, такие, как городской замок, собор, ратуша, обычно являются самостоятельными архитектурными комплексами, расположенными в различных частях территории города, окруженного крепостными стенами. Замок, как правило, занимает подчеркнуто обособленное положение в структуре города, он имеет самостоятельные укрепления не только и даже не столько для защиты от нападения внешних врагов, сколько для защиты своего владельца от горожан и для военно-стратегического господства над городом.

 

Подобная структура, по-видимому, складывалась и в древнейших русских городах, но со второй половины XIII в. после татаро-монгольского нашествия, постепенно все важнейшие административные и культовые сооружения, так же как и официальные резиденции светских и церковных властей в русских городах, соединяются в одном месте, преимущественно в центре города, и окружаются специальными укреплениями. Этот архитектурный комплекс уже с XIV в. получает название кремля и обычно занимает господствующее положение в структуре города. Во время вражеских нападений или осады кремль являлся убежищем не только для феодальных верхов, но и для жителей городского посада. На обширной территории кремля располагались также монастыри, усадьбы знатных и богатых горожан. Таким образом, в отличие от западноевропейского городского замка кремль являлся, в сущности, внутренним кольцом городских укреплений, где феодальная верхушка и состоятельные горожане имели постоянные резиденции или так называемые «осадные дворы» и куда переселялись в период военной опасности жители посада и окрестных селений.

 

Архитектурный комплекс городского кремля сложился в условиях татаро-монгольского ига, когда длительная и упорная борьба за освобождение страны от иноземных поработителей стала общенародным делом. В этих исторических условиях характерный для западноевропейского средневекового города острый антагонизм между горожанами и феодалами, уже не являлся решающим фактором в развитии русского города XIV—XV вв. Такое положение было обусловлено не только общим упадком городского ремесла и торговли в результате татарского разорения, но и настоятельной потребностью сохранения внутреннего единства.

 

Общественная роль кремля, его органическая связь с городским посадом сказы-

 

 

—стр. 45—

 

вается в системе его внутренней застройки, непосредственно связанной с улицами окружающего торгово-ремесленного посада, которые ведут к проездным башням и продолжаются внутри кремля, сходясь, как в фокусе, на его центральной площади. Ворота кремлевских укреплений всегда соответствуют главным улицам посада, сходящимся к кремлю и образующим радиальную систему плана. В более крупных городах в связи с ростом территории посада и расширением его оборонительных сооружений постепенно складывалась характерная для многих древнерусских городов центрическая радиально-кольцевая структура плана (Псков, Ростов Великий, Нижний Новгород, Углич и др.). В рисунках планов Москвы, выполненных в XVI—XVII веках, отчетливо видна радиально-кольцевая структура города. Но вследствие сложного

 

 

1. Москва. План города конца XVI — начала XVII в. (по Олеарию)

 

 

—стр. 46—

 

рельефа местности и стихийности застройки появились изломанные и кривые улицы с обилием тупиков и случайным расположением площадей (рис. 1). В отличие от западноевропейских городских замков, изолированных и обособленных в структуре города, древнерусский кремль являлся центральным ядром планировочной структуры средневекового города.

 

Архитектурный комплекс кремлевских сооружений господствовал также и в силуэте городской застройки. В отличие от западного замка или восточной цитадели древнерусский кремль не имел специального внутреннего укрепления в виде башни-донжона. Главным сооружением кремлевского комплекса было здание городского собора, выполнявшего функцию донжона-крепости, так как собор был нередко единственным каменным сооружением среди деревянной застройки кремля и посада (рис. 2). Городской собор всегда располагался на главной площади кремля. Расположение культового здания на открытой площади — характерная особенность древнерусского градостроительства, правило, которое одинаково соблюдалось как в сельском, так и в городском строительстве независимо от величины или значения культовой постройки. Церковное здание, которое в то время являлось, пожалуй, единственным типом общественного сооружения, никогда не включалось в рядовую застройку улицы или квартала, оно оставалось свободно стоящим даже в условиях плотной городской застройки.

 

 

2. Город Торжок (по рисунку Герберштейна)

 

 

Скученность и теснота в застройке западноевропейского средневекового города, зажатого в каменном обруче городских укреплений, не свойственны русским городам того времени, в подавляющем большинстве не имевшим никаких укреплений, кроме деревянных стен кремля. Вместо тесной фасадной застройки улиц торцами высоких каменных или фахверковых домов, часто нависавших верхними этажами над узким проездом, характерной особенностью русского города была свободная усадебная застройка, когда жилой дом располагался в глубине участка, а не на красной линии улицы. Сад или огород, так же как и хозяйственный двор, были обычно составной частью городской усадьбы. Почти все иностранные путешественники XV—XVI вв. отмечают в своих записях «просторную» застройку Москвы.

 

Укрепленная территория западноевропейского средневекового города редко превышала 50—60 га, в то время как укрепленные посады с территорией 100—200 га не редки для русских городов того времени. Так, например, территория сравнительно небольшого Углича (в пределах земляного вала) занимала в XIV в. 150 га, такую же площадь имел внутри крепостных стен выстроенный в середине XVI в. новый город Свияжск. Значительно более обширную территорию внутри городских укреплений имели в XV в. такие древние города, как Псков (220 га без Завеличья), Нижний Новгород (310 га), Новгород Великий (410 га).

 

Первые каменные укрепления московского посада (притом только его торговой части) появляются в 30-х гг. XVI в. Герберштейн, два раза посетивший Москву в первой четверти XVI в., писал о Москве: «город деревянный и довольно обширный... обширности города способствует то, что он не заключен ни в какие определенные границы и не укреплен достаточно ни стеною, ни рвом, ни раскатами». «Просторный вид» средневекового русского города, поражавший приезжих иностранцев, свидетельствовал о том, что горожане были еще тесно связаны с сельским хозяйством и процесс отделения ремесла от сельского хозяйства еще только начинался. Даже в конце XVI в. Поссевин с удивлением отмечает, что деревянные жилые дома московского посада

 

 

—стр. 47—

 

окружены усадьбами, отделенными друг от друга заборами и плетнями, за которыми везде виден домашний скот, и это создает впечатление сельского пейзажа внутри города.

 

Не имея сплошной застройки по периметру, площади русских городов были более обширны и выглядели менее замкнутыми, и улицы — более просторными и широкими. Если обычная ширина улицы средневекового города на Западе редко превышала 3 м, то улицы русских городов обычно имели ширину не менее 5—6 м, что объясняется также и необходимостью противопожарных разрывов при наличии сплошной деревянной застройки города. Расширение узких улиц иногда проводилось административным путем; так, в начале XVI в. специальным правительственным распоряжением были указаны ширина главных улиц в Новгороде, не превышавшая 6 м, и увеличение их до ширины московских улиц. Указом 1585 г. установлена ширина для главных московских улиц около 24 м, а для второстепенных — 12 м. Главные радиальные улицы московского посада, как и других крупных городов, имели деревянные мостовые. Преобладание деревянной застройки способствовало тому, что городские пожары были обыденным явлением и часто носили опустошительный характер. Поэтому традиционный для древнерусского градостроительства прием расположения церковного здания на открытой площади, жилого дома среди участка, а не по красной линии улицы, стремление сохранить большие разрывы между отдельными постройками имели важное практическое значение для обеспечения пожарной безопасности.

 

В исторических условиях средневековья военно-оборонительный фактор имел важнейшее значение в градостроительстве. С развитием огнестрельного оружия потребовалась затрата значительных средств на возведение прочных каменных укреплений. С целью обеспечения наилучших условий обороны при максимальной экономии средств строители стремились к возможному сокращению периметра крепостных стен, что в конечном счете приводило к округлой конфигурации пояса городских укреплений.

 

Однако округлая конфигурация западноевропейского средневекового города имеет только внешнее сходство с аналогичной конфигурацией древнерусских городов, где округлая конфигурация плана города органически складывалась как следствие роста и расширения застройки посада вокруг центрального ядра города — его кремля. При изобилии строительного материала, сравнительной дешевизне и быстроте возведения деревянных укреплений в любое время года для русских городов стремление к максимальному сокращению периметра городских укреплений не имело такого важного значения. И если в древнерусских городах обычно наблюдается также округлая конфигурация городских укреплений, то в этом закономерно получила отражение стихийно сложившаяся центрическая структура города.

 

С образованием централизованного государства кремль как общественно-политический и административный центр города приобретает особенно важное значение, становится средоточием центральной власти, резиденцией ее представителей. Не случайно именно в это время — в конце XV и первой половине XVI в. — последовательно осуществляется грандиозная программа по реконструкции и строительству каменных кремлей в наиболее важных городах Московского государства, начало которой было положено коренной перестройкой архитектурного комплекса Московского Кремля. В этом первом, необычайном для своего времени по масштабу и темпам строительстве под руководством крупных итальянских зодчих наиболее примечательным является то, что в новом Кремле была полностью сохранена без каких-либо существенных изменений прежняя планировочная структура, сложившаяся еще в начале XIV в.

 

Несмотря на то что в строительстве нового комплекса архитектурных сооружений Московского Кремля руководящая роль принадлежала итальянским зодчим, в его общем плане и живописной, асимметричной объемной композиции воплощены традиционно-русские приемы. Ансамбль Кремля, свободно раскинувшийся на высоком холме у реки, не производит впечатления статичной замкнутости, присущей западноевропейским замкам и крепостям этого времени. Изменение в зависимости от рельефа высоты стен и башен, где каждая башня имеет неповторимо индивидуальный облик, придает архитектурному ансамблю живописный силуэт, одновременно и монументальный, и динамичный. Свободное сочетание архитектурных объемов, отсутствие какой-либо симметрии в архитектурной композиции

 

 

—стр. 48—

 

создает каждый раз все новые точки обозрения (рис. 3). Живописный ансамбль Кремля с его златоглавыми соборами, причудливыми теремами, разбросанными среди зелени садов, опоясанный зубчатыми стенами и башнями, был органически связан с посадом и в то же время контрастно выделялся на фоне мелкой, разбросанной деревянной застройки и своим величественным обликом наглядно выражал идею централизованной власти — «представительницы порядка в беспорядке» (Энгельс).

 

 

3. Московский Кремль. Вид Соборной площади.

Фотография начала XX в.

 

 

Одновременно с возведением новых кремлевских стен и башен была освобождена от застройки значительная зона вокруг Кремля. В 1493 г. специальным указом была полностью снесена городская застройка против Кремля по правому берегу р. Неглинной на расстоянии более 200 м от берега, а через два года освобождена от застройки территория против Кремля за Москвой-рекой. Эти крупные градостроительные мероприятия имели важное оборонное значение, создавая открытое пространство вокруг крепости. Одновременно это имело также и противопожарное значение, изолируя Кремль от окружавшей его сплошной деревянной застройки посада, где пожары были обычным явлением, достигая при сухой и ветреной погоде катастрофических масштабов.

 

Таким образом, архитектурный ансамбль Кремля оказался еще более выделен среди городской застройки и тем самым было положено начало государственному регулированию застройки города. Массовый снос большого количества жилых домов, церквей и лавок вокруг Кремля вызвал сильное недовольство жителей посада и духовенства. Однако это не остановило дальнейшего регулирования правительством городской застройки. Было проведено выпрямление и расширение главных радиальных улиц московского посада и продолжавших их улиц Кремля. Вероятно, ни в одной другой европейской стране того времени градостроительная деятельность не была подчинена столь властно и решительно общегосударственным задачам. Успешному проведению таких мероприятий способствовали два обстоятельства: государственная собственность на все городские земли, а также преобладание в городе мелкой деревянной застройки, снос или передвижение которой не представляли больших материально-технических трудностей.

 

С ростом экономического значения торгово-ремесленного центра столицы — Великого посада, оборона его от вражеских нападений приобретала важнейшее значение. Здесь были сосредоточены ремесленные мастерские, лавки и обширный Гостиный двор для русских и иноземных купцов, а по соседству с Кремлем располагалась главная торговая площадь столицы. В 1535—1538 гг. под руководством зодчего Петрока Малого и при активном участии торгово-ремесленного населения были выстроены укрепления Великого посада, получившие название Китай-города.

 

Новые укрепления опоясали каменной стеной с башнями, сухим рвом и валом всю территорию Великого посада — более 60 га — и примкнули к восточной стене Кремля. Таким образом, правительственно-церковный и торгово-ремесленный центры столицы объединились в кольце каменных укреплений. Кремль выделялся высокими, стройными башнями и стенами, торжественным ансамблем церковных и дворцовых сооружений, расположенных на высоком холме. Примыкавший к Кремлю Китай-город занимал более низменную, но обширную территорию с наиболее плотной и скученной деревянной застройкой, окруженной невысокими, приземистыми стенами и башнями новой крепостной стены (рис. 4).

 

В середине XVI в. на обширной площади, отделявшей Кремль от посада, получившей позднее название Красной площади, было выстроено мемориальное сооружение в честь «казанской победы» — Покровский собор — одно из самых выдающихся, национально-своеобразных сооружений древнерусского зодчества, ставшее связующим звеном между архитектурными комплексами, расположенными в центре города и составляющими его сердцевину. На рубеже XVI

 

 

—стр. 49—

 

и XVII вв., когда была надстроена до современной ее высоты (около 80 м) колокольня Ивана Великого в Кремле, кремлевский ансамбль еще более выделился в силуэте города. Пятиярусная колокольня, возвышающаяся над уровнем Москвы-реки на 122 м, явилась величественной высотной композицией, объединившей в качестве основной вертикальной оси архитектурный ансамбль кремля и в продолжении нескольких столетий оставалась самым высоким сооружением Москвы, господствовавшим в силуэте города.

 

 

4. Москва. Схематический план города с монастырями. Северное кольцо монастырей: 1 — Зачатьевский; 2 — Алексеевский; 3 — Крестовоздвиженский; 4 — Никитский; 5 — Страстной; 6 — Высокопетровский; 7 — Рождественский; 8 — Сретенский; 9 — Ивановский; 10 — Спасо-Андроников монастырь; 11 — Новоспасский монастырь

 

 

В конце XVI в. городской посад столицы был обнесен каменными стенами Белого города по линии современного Бульварного кольца и одновременно было создано и третье, деревянное кольцо московских укреплений по линии современного Садового кольца, опоясавшее многочисленные ремесленные слободы за пределами Белого города. Три кольца укреплений сделали столицу Русского государства мощной крепостью, ее укрепленная территория занимала около двух тысяч гектаров. Огромные размеры города поражали иностранцев, посещавших Москву. Так, в начале XVI в. польский ученый Матвей Меховский писал, что Москва «вдвое больше чешского города Праги и Флоренции в Тоскане», англичанин Ченслер, дважды посетивший Москву в середине XVI в., утверждал, что Москва «больше Лондона с его предместьями», а француз Маржерет, бывший в Москве в самом начале XVII в., считал, что внешнее кольцо московских укреплений больше парижского. Укрепленная территория Парижа достигала в то время 500 га.

 

 

—стр. 50—

 

Ансамбль Кремля неотделим от города, он сливается с ним в одно органическое целое. Господствующая роль кремля в структуре средневекового русского города сказывается не только в плане, где он является центральным узлом городских магистралей, но и в общем силуэте города, где архитектурный ансамбль кремля всегда выделяется своими монументальными сооружениями среди рядовой застройки посада. Это характерно и для деревянных кремлей, которых всегда было несравненно больше, чем каменных. Каменные кремли строились только в наиболее значительных городах — в крупных экономических центрах или важных узловых пунктах обороны, в остальных городах строили укрепления кремлей из дерева вплоть до конца XVII в., когда военно-оборонительные и административно-политические функции кремля постепенно теряют свое значение.

 

Во второй половине XVI в., после покорения царства Казанского и несколько позднее — Астраханского, начинается освоение и заселение вновь приобретенных земель по среднему и нижнему течению Волги, где закладывается ряд новых, хорошо укрепленных городов. В конце XVI и начале XVII в. особенно широко градостроительная деятельность развертывается в Западной Сибири. После покорения Сибирского ханства (1582 г.) московское правительство начинает систематически отправлять за Урал своих посланцев для выбора подходящих мест и закладки новых городов с целью колонизации богатого пушниной края. Выбрав подходящее место, посланные должны были «город и острог на чертеж начертить и всякие крепости выписать, где станет город», после чего отправить в Москву, где эти проекты рассматривались и утверждались (рис. 5).

 

Место для закладки нового города выбиралось не только с учетом его географического расположения на водных и сухопутных путях, выгодных условий для его обороны, но также с учетом лучшего обеспечения хозяйственно-бытовых потребностей будущего населения. Кроме того, учитывалось также и красивое расположение города; так, например, о выборе места для закладки нового города — Красноярска в Москву сообщалось, что место выбрано «на реке Енисее, на яру; место угоже, высоко и красно и лес близко всякой есть, и пашенных мест, и сенных покосов много». В конце XVI — начале XVII в. в Западной Сибири был заложен ряд городов, таких, как Тобольск (1587), Тюмень (1586), Пелым (1592), Тара и Сургут (1594), Верхотурье (1598), Мангазея-Туруханск (1600), Томск (1604), Кузнецк (1618), Красноярск (1629) и др. Многие из них со временем стали крупными культурно-экономическими центрами этого обширного и богатого края.

 

В сибирских городах деревянное укрепление, которым обносился посад, иногда дополнялось внутренней крепостью, по своим функциям соответствовавшей древнерусскому кремлю. Но во многих новых городах внутренняя крепость отсутствует и появляется новая система прямолинейной планировки улиц и жилых кварталов (Тара, Тюмень, Пелым, Красноярск). Нередко эти новые черты регулярности городской застройки сочетаются с приемами свободной планировки, приспособленной к специфическим условиям местной топографии, как это можно видеть на плане Тобольска, относящемся к концу XVII в., или на чертеже того же времени, изображающем Красноярск. Система прямоугольной планировки кварталов в новых сибирских городах, не имеющих внутренней крепости, получит дальнейшее развитие в градостроительстве XVIII в. и постепенно вытеснит традиционную центрическую радиально-кольцевую систему планировки средневекового города.

 

Крепостное зодчество. Объединение отдельных земель в единое централизованное государство происходило в условиях почти непрерывной борьбы с внешними врагами — с Ливонским орденом, захватившим Прибалтику и закрывшим выходы к морю, с татарскими ханствами — Казанским, Астраханским, Крымским, совершавшими опустошительные набеги на южные и восточные окраины страны и даже на Москву.

 

С подчинением удельных княжеств Москве последняя берет на себя заботы по обеспечению безопасности всех государственных границ. Если в период феодальной раздробленности существовал ряд не связанных между собой местных оборонительных центров, то уже в конце XV в. как в строительстве новых, так и в реконструкции старых укрепленных пунктов наблюдается стремление к созданию единой общегосударственной системы обороны. В последней четверти XV в. и первой четверти XVI в. постепенно перестраиваются старые укрепления на северо-западной границе,

 

 

—стр. 51—

 

создается новый оборонительный пояс городских и монастырских крепостей вокруг Москвы, строится сложная система укреплений Засечной черты на юго-востоке.

 

 

5. Города Тара и Пелым (по рисункам Ремезова)

 

 

В строительстве деревянных укреплений помимо уже устаревших к этому времени фортификаций в виде глубоко врытых в землю и заостренных вверху бревен, плотно примыкающих одно к другому и называемых тыном «стоячим» или «косым», широко применяется система деревоземляных укреплений в виде «городней» и «Тарасов». Крепостная стена из городней представляла собой род срубов, приставленных друг к другу по периметру крепости, засыпанных землей и камнем внутри с деревянным настилом поверху. При рубке стены «тарасами» отдельные срубы заменялись двумя параллельными бревенчатыми стенами, соединенными внутри поперечными стенками примерно через каждые 6 м. Образованная таким образом внутренняя клетка-сруб засыпалась подобно городне землей и камнем, поверх стены устраивался «мост» с «заборолами», т. е. с бревенчатой стеной с бойницами. Устройство крепостной стены тарасами было более экономичным и совершенным, так как двойные поперечные стенки городней подвергались более быстрому гниению. Устройство стен тарасами впервые упоминается в середине XVI в. и постепенно вытесняет более древнюю систему городней.

 

В это же время в крепостном зодчестве начинает применяться в крупном масштабе сборное строительство из заранее заготов-

 

 

—стр. 52—

 

ленных элементов. В 1550 г. по стратегическим соображениям потребовалось быстро выстроить крепость Свияжск на ближних подступах к столице Казанского ханства. Новую крепость необходимо было строить на виду у противника, поэтому быстрота ее возведения имела чрезвычайно важное значение. В связи с этим строитель крепости Иван Выродков применил здесь, по-видимому впервые в таком крупном масштабе, предварительную заготовку всех строительных элементов и конструкций для крепостных стен, башен, а также и для жилых, административных и церковных построек внутри крепости. Все необходимые для новой крепости сооружения были полностью заготовлены зимой за тысячу километров от места постройки в богатом лесом районе Углича. Весной 1551 г. все это в разобранном и пронумерованном виде было сплавлено вниз по Волге к месту строительства, и потребовалось всего около 28 дней для того, чтобы почти на виду у противника неожиданно возник укрепленный город «нов и хитр строением».

 

Строительство нового города и его укреплений в такой поразительно короткий срок свидетельствует о большом мастерстве русских плотников и одновременно о прекрасной организации строительных работ. О том, что в деревянном крепостном строительстве русские плотники достигли большого совершенства, свидетельствует один из иностранцев, посетивший в конце XVI в. деревянную крепость Архангельска, бывшего в то время единственным морским портом Московского государства: «Постройка из бревен превосходна: нет ни гвоздей, ни железных скреп. Все так хорошо сделано, что нечего похулить. Ни один наш архитектор не сделает лучше того, как они делают». Деревянные укрепления Архангельска были выстроены в 1583—1584 гг. по чертежам, утвержденным в Москве (рис. 6).

 

 

6. Архангельск. Деревянная крепость (по рисунку XVII в.)

 

 

В то время как отдельные укрепления на северо-востоке и оборонительные линии укреплений на южных и восточных окраинах состояли из деревоземляных сооружений, дополненных в системе Засечной черты естественными препятствиями в виде рек, болот и лесных завалов, на северо-западных рубежах, учитывая значительно более высокую военную технику противника, возводились преимущественно каменные крепости. Участившиеся в середине XV в. нападения Ливонского ордена на пограничные русские города вынуждают московское правительство обратить особое внимание

 

 

—стр. 53—

 

на усиление северо-западного оборонительного пояса. В 1492 г. здесь, «на немецком рубеже» так же с необычайной быстротой, как и в Свияжске, в один строительный сезон была возведена каменная крепость Ивангород. Новая крепость на высоком берегу пограничной р. Нарвы, против крупной военной базы Ливонского ордена — Нарвского замка, стала важнейшим узлом обороны северо-западных рубежей Русского государства. Геометрически правильный квадратный план крепости с четырьмя также квадратными в плане башнями по углам был необычен для русского крепостного зодчества. В 1496 г. небольшая крепость была обстроена новыми стенами, но уже с круглыми башнями по углам. Однако и новая, значительно более обширная территория сохранила прямоугольный план, где свободно располагались жилые постройки для гарнизона, административные здания и церковь (рис. 7).

 

 

7. Крепость Ивангород, 1492—1507 гг. (реконструкция В. В. Косточкина)

 

 

Впервые примененный в Ивангороде прием строго симметричной, регулярной планировки не получил широкого распространения в русском крепостном зодчестве XVI в. В целом крепостное строительство XV—XVI вв. следует традиционным принципам свободной планировки, обусловленной рельефом местности, с использованием естественных препятствий, а в архитектурной композиции — живописной асимметрии, естественно возникающей в результате наиболее удобного расположения и целесообразной взаимосвязи отдельных сооружений. Все эти принципы получили наиболее блестящее завершение в строительстве нового Московского Кремля.

 

С превращением Москвы из обычного центра удельного княжества в столицу объединенного государства на первый план выдвигается задача создания нового архитектурного облика Московского Кремля — общерусского правительственного и церковного центра. Военная обстановка также требовала срочной перестройки сильно обветшавших кремлевских укреплений, возведенных еще до появления на Руси огнестрельного оружия. В XV в. развитие артиллерии изменяет старую тактику осады и обороны крепости и соответственно меняется крепостная архитектура — утолщаются стены, устраиваются мощные откосы в их нижней части, делаются специальные амбразуры, бойницы верхнего и нижнего боя.

 

Новые кремлевские укрепления, впервые в русском крепостном зодчестве выстроенные из кирпича, были возведены в 1485—1495 гг. под руководством итальянских зодчих, из которых нам известны Марк Фрязин (1484—1491), Антонио Джиларди из Виченцы (Антон Фрязин, 1485—1488), миланцы — Пьетро Антонио Солари (Петр Фрязин, 1490—1493) и Алоизий ди Каркано (Алевиз, 1494—1508). Кроме перечисленных мастеров в строительстве кремлевских соборов участвовали болонец Аристотель Фиораванти (1475—1485) и венецианец Алоизий (Алевиз Новый, 1504—1508).

 

Строительство новых укреплений не внесло существенных изменений в общую планировку Кремля, за исключением некоторого расширения территории в северо-восточной части. План Кремля, площадь которого увеличилась до 27 га, сохранил старую форму треугольника, занимающего возвышенный мыс при впадении р. Неглинной в Москву-реку (рис. 8). Углы треугольника крепостных стен закреплены тремя круглы-

 

 

—стр. 54—

 

ми башнями, выступающими из плоскости стены. Каждая сторона кремлевского треугольника имеет пять башен, причем средняя башня каждой стены является проездной и дополняется наружной пристройкой — отводной стрельницей. Кремлевские стены имеют 18 башен, расстояние между которыми обусловлено взаимодействием фланкирующего огня двух соседних башен. В зависимости от меняющегося рельефа местности и соображений военно-оборонительного характера высота крепостных стен, выложенных с откосом в нижней части, изменялась от 6 до 17 м (с зубцами) при толщине от 3 до 5 м. С внутренней стороны стены имеют характерную для русских крепостных сооружений глухую аркаду с боевой площадкой вверху, ширина которой варьируется от 2 до 4 м. Кирпичные стены выложены на белокаменном цоколе с внутренней забуткой из булыжника и белокаменного лома на известковом растворе.

 

 

8. Москва. Генеральный план Кремля: 1 — церковь Рождества; 2 — церковь Спаса на Бору; 3 — Грановитая палата; 4 — церковь Ризположения; 5 — Благовещенский собор; 6 — Успенский собор; 7 — Архангельский собор; 8 — колокольня Ивана Великого; 9 — Приказы; 10 — Терема; 11 — Патриаршие палаты

 

 

В восточной стене Кремля, обращенной к Великому посаду, т. е. главной торгово-ремесленной части столицы, были выстроены три проездные башни, из которых главные, парадные ворота (Фроловские или Спасские) располагались в центре и завершались высокой деревянной надстройкой с часами. Современное каменное шатровое завершение Спасской башни, как и других кремлевских башен, относится к XVII в. До этого башни, как и стены, завершались двурогими зубцами и имели деревянную скатную кровлю. Южная стена кремля, обращенная к Москве-реке, имела только одни

 

 

—стр. 55—

 

проездные ворота — Тайницкие, где был устроен потайной ход к реке и колодезь для снабжения водой во время осады крепости. Двое ворот северной стены Кремля также имели специальное назначение. Троицкие ворота были связаны с двором митрополита, а Боровицкие служили хозяйственными воротами великокняжеского двора. К Троицким воротам вел каменный мост через р. Неглинную, построенный в 1516 г. одновременно с предмостным укреплением — Кутафьей башней.

 

При впадении в Москву-реку р. Неглинная отклонялась в сторону от кремлевского холма, образуя низменный мыс, который мог быть использован противником во время осады крепости. Поэтому вдоль крепостной стены в 1508 г. здесь был устроен ров, соединивший обе реки. Второй, еще более глубокий и широкий ров, выложенный белым камнем и кирпичом, был вырыт вдоль восточной стены кремля — со стороны «приступа». После устройства плотины на р. Неглинной ров наполнялся водой и вся территория кремлевского треугольника превращалась в укрепленный остров. Окруженный водой, с высокими стенами и башнями, снабженными навесными бойницами, с подъемными мостами в проездных башнях восточной стены, окованными железом дубовыми воротами и опускными железными решетками — «герсами» Московский Кремль стал неприступной крепостью — одной из самых обширных и мощных в Европе.

 

Оборонительная система Московского Кремля в целом отвечала требованиям фортификационного искусства XV в. Крепостная архитектура кремлевских стен и башен имеет несомненно общие черты с итальянским крепостным зодчеством того времени, и в частности с замком Сфорца в Милане, построенном в середине XV в. и хорошо знакомом ломбардским зодчим, работавшим в Москве. Однако архитектура уже отставала от быстрого развития фортификационной науки — почти одновременно с кремлевским строительством в Москве Леонардо да Винчи делает обмеры и исследования укреплений Миланского замка и в 1502 г. предлагает уже новую систему фортификаций, которая удержалась в европейском крепостном зодчестве вплоть до XVIII в.

 

 

9. Москва. Башни и стена Китай-города, 1535—1538 гг., зодчий Петрок Малый

 

 

Построенные несколько позднее под руководством зодчего Петрока Малого укрепления торгово-ремесленного центра столицы — Китай-города (1535—1538) в отношении фортификационной техники являлись шагом вперед по сравнению с кремлевскими укреплениями. Низкие и толстые стены Китай-города с 12 приземистыми гранеными башнями, завершенные мерлонами, с навесным и нижним боем, окруженные сухим рвом и земляными бастионами, были построены с учетом новых фортификационных требований, впервые предложенных Леонардо да Винчи и разработанных в трактатах Франческо ди Джорджо Мартини и Альбрехта Дюрера. Аналогичная система земляных бастионов применяется в это же время в строительстве новых крепостей на западных границах, таких, как Себеж (1535) и Стародуб (1536). Стены Китай-города протяженностью свыше 2,5 км в среднем не превышали 9 м в высоту, имея свыше 6 м толщины. С внутренней стороны в стенах были устроены глубокие ниши-печуры для установки пушек «нижнего боя», чего не имели кремлевские стены. По верху стены проходила боевая площадка шириной свыше 4 м, защищенная мерлонами с амбразурами для верхнего боя и навесными стрельницами (машикули) для

 

 

—стр. 56—

 

«косого» боя, чего также не было у ранее выстроенных кремлевских стен (рис. 9).

 

Следующим после Кремля и Китай-города кольцевым укреплением столицы были стены и башни Белого города, построенные в 1585—1593 гг. под руководством «городового мастера» Федора Коня. Не сохранившиеся до нашего времени стены Белого города были, по-видимому, кирпичные с белокаменной облицовкой. Они имели 27 башен при общей длине свыше 9 км. Как и укрепления Китай-города, стены были окружены сухим рвом шириной 15 м и глубиной 5 м. Стены были выложены с откосом, имея в основании ширину около 6 м и вверху 4,5 м. Павел Алеппский, видевший укрепления Белого города в середине XVII в., сообщает, что эта крепостная стена «изумительной постройки, от земли и до половины высоты сделана откосом, а с половины до верху имеет выступ и потому на нее не действуют пушки. Ее бойницы, в коих находится множество пушек, наклонены к низу... Ворота не прямые, а устроены с изгибами и поворотами и непременно имеют решетчатую железную дверь, которую опускают и поднимают посредством во́рота».

 

Стены Белого города имели 10 проездных башен на пересечении с главными радиальными улицами посада. Однако к этому времени городской посад слился уже с ремесленными слободами, ранее бывшими за чертой города. Укрепления Белого города не смогли охватить разросшуюся территорию московского посада и в 1591 г. — сразу же после одного из неожиданных татарских набегов, когда незащищенные слободы были разграблены и сожжены — было построено третье и самое большое кольцо городских укреплений протяженностью 15 км, получившее название Скородом. Его дубовые стены и 27 башен были срублены в течение года и были окружены снаружи сухим рвом и земляным валом.

 

Крепостное строительство занимает значительное место в каменном зодчестве XVI в. Развитие артиллерии вызывает необходимость коренной перестройки ряда старых крепостей на северо-западных границах. Начиная с реконструкции укреплений Новгорода и создания новой крепости Ивангорода, где работы ведутся одновременно со строительством Московского Кремля, позднее постепенно и последовательно подвергаются коренной реконструкции старые укрепления Ладоги, Копорья, Орехова, Яма, Пскова, Изборска, Острова и Великих Лук. Новая крепость Ивангород стала звеном, соединившим северный участок оборонительной линии с западным, и таким образом было создано мощное полукольцо боевых форпостов, защищавшее русские земли от агрессивных устремлений Ливонского ордена и Швеции, подобно тому как укрепления Засечной черты защищали юго-восточные рубежи от татар. Организация такой линейной системы военно-оборонительных сооружений, включающей отдельные крепости, укрепленные города, монастыри и различные естественные препятствия, была большим достижением русской фортификационной науки и архитектурно-строительной практики по сравнению с прежними изолированными центрами обороны отдельных феодальных владений, что было характерно для Руси периода феодальной раздробленности и для западноевропейских государств даже и в XV—XVI вв.

 

Сложная система оборонительных линий, созданных в XVI в. на северо-западных и юго-восточных окраинах страны и на ближних подступах к Москве, свидетельствует не только об энергичных действиях центрального правительства, но и о большой творческой работе русских зодчих «градодельцев», построивших в это время каменные укрепления кремлей в Нижнем Новгороде (1500—1511), Туле (1514—1521), Коломне (1525—1531), Зарайске (1531), Серпухове (1556), Казани (1555), Астрахани (1582—1589), Смоленске (1595—1602) (рис. 10, 11, 12, 13).

 

В государственной системе оборонительных линий важную роль играли также монастырские крепости, которые до XVI в. были в основном деревянными и только с этого времени в наиболее богатых монастырях их начинают заменять каменными. Возведение каменных укреплений вокруг монастырей приобретает широкий размах во второй половине XVI в., когда резко обостряются классовые противоречия в связи с усилением феодальной эксплуатации, облеченной в юридическую форму крепостного права, и это приводит к открытым крестьянским восстаниям против феодального гнета. Поэтому крепостные стены богатых монастырей возводились не только с целью обороны от внешних врагов, но и для защиты церковных богатств от стихийных крестьянских восстаний. Раньше других каменные укрепления возводят богатые под-

 

 

—стр. 57—

 

московные монастыри, имевшие важное стратегическое значение в обороне столицы, — Троице-Сергиев (1540—1550), Иосифов-Волоколамский (1543—1566), несколько позднее Симонов и Пафнутьев-Боровский (рис. 14).

 

 

10. Кремли: в Нижнем Новгороде, 1500—1511 гг. (реконструкция С. Л. Агафонова); в Коломне, 1525—1531 гг.; в Туле, 1514—1521 гг. (реконструкция А. М. Харламовой)

 

 

—стр. 58—

 

11. Серпухов. Кремль, 1556 г.

 

 

По своей архитектуре и оборонительному устройству крепостные сооружения монастырей мало отличались от аналогичных городских укреплений. Крепостные стены и башни монастырей, окружающие разнообразные хозяйственные и жилые постройки, сосредоточенные вокруг здания собора в центре, создают живописный архитектурный ансамбль, гармонично связанный с окружающим природным ландшафтом. Реки, озера и специально устроенные системы прудов использовались монастырями не только в хозяйственных целях — они имели также важное значение для обороны, дополняя ее естественными водными препятствиями. Некоторым своеобразием отличаются крепостные сооружения монастырей в более отдаленных от центра местах и в пограничных районах, как, например, в Борисоглебском (1545), Кирилловом—Белозерском (1580—1590), Псково-Печерском (1553—1565), Соловецком (1584—1594) и др. (рис. 15, 16, 17).

 

Огромный масштаб государственного крепостного строительства, развернувшегося в XVI в. не только в столице, но и на периферии, настоятельная необходимость централизации руководства этим строительством — все это вынуждает правительство создать в 1585 г. специальное строительное учреждение — Приказ каменных дел. Организация Приказа способствовала планированию крупных работ, централизованному учету квалифицированных строительных кадров, более планомерной заготовке строительных материалов и даже введению некоторой стандартизации основных строительных материалов. Создание центрального учреждения обеспечило оперативное руководство наиболее важными с государственной точки зрения объектами строительства.

 

Гражданская архитектура. В русской архитектуре, как и в архитектуре других народов, на всех этапах ее развития самым распространенным и массовым видом строительства было жилое. Основным строительным материалом было дерево, а коллективным зодчим — творческий труд поколений безымянных народных зодчих, создавших своеобразный тип жилого дома — крестьянскую избу.

 

На протяжении столетий народные плотники совершенствовали свои композиционные и конструктивные приемы, которые постепенно становятся типовыми.

 

 

—стр. 59—

 

12. Крепость Смоленска, 1595—1602 гг., зодчий Федор Конь

 

 

Как планировка жилых и хозяйственных построек, так и их объемная композиция отражали жизненный уклад крестьянина. В лаконичной художественной обработке архитектурных деталей умело сочетались специфические свойства дерева как строительного и декоративного материала. В силу консерватизма и замкнутости сельского быта в крестьянском зодчестве в течение столетий почти неизменно сохранялись ранее выработанные архитектурные приемы, вследствие чего точная датировка памятников деревянного зодчества довольно затруднительна. Народное зодчество развивалось наиболее самобытно, не испытывая каких-либо заметных внешних влияний, и если рубленые деревянные жилые постройки древней Руси имеют некоторые общие черты с аналогичными постройками соседних славянских народов и Скандинавии, то это объясняется в основном близостью жизненных условий — бытовых и климатических, а также применением аналогичного строительного материала.

 

 

13. Смоленск. Крепостные стены

 

 

К сожалению, о жилых постройках XV— XVI вв. мы можем составить некоторое

 

 

—стр. 60—

 

представление только на основании скудных данных археологических раскопок, старинных рисунков и отрывочных замечаний в записках современников, главным образом иноземных купцов и послов. Обычная крестьянская изба этого времени представляла в плане прямоугольный сруб со сторонами 5—6 м длины. По середине избы или у входа устраивалась большая печь с лежанкой, топившаяся по-черному, т. е. не имевшая специального дымохода. Вдоль стен стояли широкие деревянные скамьи со столом в переднем, или «красном», углу. Жилые дома более состоятельных крестьян представляли

 

 

  

14. Пафнутьев-Боровский монастырь, конец XVI в. (1 и фото), и Кириллов-Белозерский монастырь (2)

 

 

15. Борисоглебский монастырь, зодчий Григорий Борисов.

Крепостная стена, 1545 г., вид изнутри

 

 

—стр. 61—

 

несколько отдельных срубов, поставленных рядом и объединявшихся между собой холодными сенями. К ним примыкали хозяйственные постройки — в зависимости от достатка хозяев дома.

 

 

  

16. Соловецкий монастырь 1 — Преображенский собор; 2 — Успенский собор и трапезная; 3 — Никольская церковь; 4 — Святые ворота; 5 — кельи; 6 — пороховые погреба; 7 и 8 — мастерские палаты; 9 и 10 — мельница; 11 — сушило; 12—17 — башни

 

 

Изба городского ремесленника мало отличалась от обычной крестьянской избы, так же как жилые постройки более состоятельных горожан от более богатого сельского жилья. Английский посол Флетчер так описывает русские жилые постройки конца XVI в.: «дома их деревянные, построены весьма прочно и тепло из сосновых бревен, которые кладутся одно на другое и скрепляются по углам связями. Между бревнами кладут мох (его собирают в большом изобилии в лесах) для предохранения от действия наружного воздуха. Каждый дом имеет лестницу, ведущую в комнаты со двора или с улицы. Деревянная постройка для русских, по-видимому, гораздо удобнее, нежели каменная или кирпичная, потому что в последних больше сырости и они холоднее, чем деревянные дома, особенно из сухого соснового леса, который дает больше тепла. Можно выстроить порядочный дом рублей за 20 или за 30 или немного более, даже там, где мало леса».

 

 

17. Соловецкий монастырь. Крепостная стена и угловая башня, 1584—1594 гг., зодчий Трифон

 

 

На рисунке Москвы (Герберштейна), относящемся к началу XVI в., видно много деревянных однотипных домов, состоящих из двух срубов, объединенных сенями, имеющих нижний — подклетный этаж, с наружной лестницей и крыльцом. На другом рисунке, изображающем Москву в конце XVI в. (так называемый «сигизмундовский

 

 

—стр. 62—

 

план» Москвы), можно видеть уже более разнообразные типы домов. Трехчастная композиция жилого дома (сруб — сени — сруб) преобладает, наряду с общей двускатной кровлей встречаются и самостоятельные четырехскатные покрытия каждого сруба, крытые крыльца и лестницы, ведущие во второй жилой этаж дома. Некоторые дома имели и третий этаж («чердак» или терем) с рублеными или каркасными стенами из брусьев, забранных тесом.

 

Хоромы богатых купцов Строгановых, построенные в Сольвычегодске в середине XVI в. и известные нам только по рисунку конца XVIII в. (рис. 18), дают некоторое представление об архитектуре жилых хором высших слоев общества. Это сложный комплекс примыкающих друг к другу трехэтажных срубов с высокой (около 30 м) башней на углу, покрытой «бочкой». Рядом с башней внутри хором располагались сени, куда со двора вела крытая лестница с крыльцом, покрытым нарядной шатровой кровлей. Над сенями, по-видимому, возвышался открытый бельведер, увенчанный также высоким шатром.

 

 

18. Сольвычегодск.

Хоромы Строгановых (рисунок 1793 г.), XVI в.

 

 

У нас нет достаточных данных для суждения о внутреннем устройстве древнерусских хором, обстановке и назначении различных помещений. Сохранившаяся опись (1577 г.) царских хором в Коломне дает некоторое представление о сложном комплексе отдельных помещений — срубов, имевших различное бытовое назначение: приемные комнаты, спальные, столовая и ряд других помещений, соединенных между собой сенями и крытыми переходами (рис. 19). Парадный архитектурный облик богатых хором, выделявший их среди однообразной рядовой жилой застройки, создавался причудливой формой кровель в виде шатров и бочек, нарядной отделкой крылец, башнями-«повалушами», высотой трехэтажных срубов, большим количеством оконных проемов со слюдяными «окончинами». В крестьянских избах, как и у городской бедноты, для сохранения тепла окна и двери делались небольших размеров, а вместо дорогой слюды узкие «волоковые» окна затягивались бычьим пузырем.

 

 

19. Коломна. Царские хоромы (реконструкция М. Г. Милославского)

 

 

Частые и опустошительные пожары, уничтожавшие деревянную застройку, способствовали каменному строительству. Однако каменные жилые палаты наиболее богатых горожан первоначально, по-видимому, возводились только как парадные покои — для приема гостей и семейных торжеств, а их подклеты использовались как кладовые. Обычные жилые помещения — даже в царском дворце — вплоть до конца XVII в. оставались деревянными. Наиболее ранние сведения о строительстве каменных жилых домов в Москве относятся к середине XV в.

 

Старый деревянный великокняжеский дворец в Кремле, представлявший сложный комплекс отдельных помещений-срубов, объединенных сенями и переходами, уже не соответствовал новым требованиям парадности и представительности в связи с появлением в Москве пышных посольств из различных европейских государств и женитьбой Ивана III на византийской принцессе, воспитанной в Италии. Строительство нового великокняжеского дворца в Кремле начинается с возведения здания для парадных приемов — Грановитой палаты, заложенной в 1487 г. итальянским зодчим Марком Фрязиным и законченной в 1491 г. известным ломбардским архитектором Пьетро-Антонио Солари (рис. 20).

 

Двухэтажное кубическое здание Грановитой палаты состоит внутри из двух помещений — сеней-вестибюля и парадного зала, расположенных на втором этаже,

 

 

—стр. 63—

 

20. Московский Кремль. Грановитая палата, 1487—1491 гг.,

Марк Фрязин и П. Солари (реконструкция)

 

 

21. Грановитая палата в Московском Кремле

 

 

с открытой наружной лестницей, ведущей в сени. Приемный зал Грановитой палаты представляет квадратное в плане помещение площадью около 500 м², перекрытое системой четырех крестовых сводов, опирающихся на стены и квадратный в плане каменный столб в центре зала. Архитектура Грановитой палаты не имеет каких-либо итальянских черт, если не считать отдельных деталей в отделке фасадов, порталов дверей и наличников окон. В противоположность западно-европейской готике итальянская архитектура XIV—XV вв. не знала одностолпных зальных помещений, в то время как в русской архитектуре XV в. это был, по-видимому, самый распространенный тип общественного зала гражданского назначения — таковы наиболее ранние известные нам одностолпные палаты в Новгороде (1433) и трапезные палаты в богатых подмосковных монастырях — Троице-Сергиевом (1469) и Симоновом (1485). С конструктивной стороны применение центральной внутренней опоры в квадратных помеще-

 

 

—стр. 64—

 

ниях давало возможность относительно легко перекрывать сравнительно большие площади. В продолжении двух столетий зал Грановитой палаты оставался самым большим залом в русской архитектуре.

 

Стены и своды Грановитой палаты были расписаны фресками, белокаменный пол покрыт плоской резьбой. Вдоль стен на две ступени выше пола стояли скамьи для гостей, а в «красном», правом углу от входа был устроен трон для великого князя. Асимметричное расположение трона в углу зала было данью древней традиции, считавшей «красный» угол главным, наиболее почетным местом в избе. Величественный и торжественный зал Грановитой палаты соответствовал своему назначению главного парадного зала дворца, предназначенного для торжественных придворных церемоний, приема иностранных посольств и важных государственных собраний (рис. 21).

 

Здание Грановитой палаты своим главным, восточным фасадом обращено на Соборную площадь Кремля. Основой архитектурной композиции площади является сравнительно небольшое, но монументальное здание Успенского собора, построенное А. Фиораванти в 1479 г. Все другие сооружения, окружающие площадь, выстроены несколько позднее и разными зодчими с учетом уже существовавшего собора, но в них отчетливо видно стремление подчеркнуть величие архитектурного облика главного собора более мелкими объемными членениями, деталировкой декоративного убранства фасадов окружающих зданий. Монолитный кубический объем Грановитой палаты, возведенной Марком Фрязиным по соседству с Успенским собором, не представлял каких-либо возможностей для более расчлененной объемной композиции, подобно только что построенному Благовещенскому собору, поэтому заканчивавший постройку Солари сосредоточил внимание на мелкой декоративной обработке главного фасада здания, контрастирующего с простыми, монументальными формами Успенского собора.

 

Свое название Грановитая палата получила от граненого руста, примененного для облицовки ее восточного фасада, обращенного к Соборной площади. Декоративный прием обработки фасада «бриллиантовым» рустом, возможно, навеян Солари угловыми башнями Миланского замка, в строительстве которого он принимал участие вместе со своим отцом, а также, вероятно, известным ему палаццо Бевильаква в Болонье (1480 г.). Главный фасад здания имел четкое горизонтальное членение на два яруса с гладкой обработкой цокольного этажа. Переделанные в конце XVII в. окна, так же как и форма кровли здания, не сохранили своего первоначального вида (рис. 22). Первоначально оконные проемы имели импосты-колонки посередине, и их декоративная обработка была близка аналогичным деталям итальянских палаццо того времени.

 

 

22. 1 — Грановитая палата (по рисунку XVII в.), 2 — Соловецкий монастырь. Трапезная палата

 

 

Огромный масштаб строительства новых стен и башен Кремля не давал возможности развернуть одновременную постройку сооружений нового великокняжеского дворца в Кремле, даже после того, как летом 1493 г. опустошительный пожар полностью уничтожил всю деревянную застройку на посаде и в Кремле, в том числе и великокняжеские хоромы. После смерти Солари в 1493 г. в Москву приглашается новый зодчий из Ломбардии Алоизий ди Каркано (Алевиз), закончивший строительство крем-

 

 

—стр. 65—

 

левской стены вдоль р. Неглинной, начатое его предшественниками. Только после этого он получает задание великого князя построить новый каменный дворец в Кремле наподобие Палаццо дукале Миланского замка. Однако дворцовое строительство было начато только в 1499 г.

 

В 1508 г. было закончено строительство Каменных палат, составлявших архитектурный комплекс нового дворца: Средней, Наугольной, Столовой, Набережной и т. д., в основном сохранивших наименования прежних деревянных палат старого дворца. Все дворцовые помещения, включая Грановитую палату, располагались на общей площадке, образующей букву П в плане и составлявшей нижний этаж (подклет) дворца, окруженный арочной галереей по периметру внутреннего двора. Таким образом, кроме П-образного плана, двухэтажного объема и аркады внутреннего двора, великокняжеский дворец, построенный ди Каркано в Кремле, пожалуй, не имел других аналогий с миланским палаццо. Использование древних традиций в архитектурной композиции хором как комплекса отдельных помещений — срубов отчетливо сказались в новом каменном дворце. Дворцовый комплекс состоял из отдельных самостоятельных приемных и служебных помещений — палат, поставленных на общем подклете с южной и восточной стороны внутреннего двора, в то время как с северной стороны на той же общей площадке располагались деревянные жилые помещения дворца. В расположении отдельных построек в дворцовом комплексе отсутствовала какая-либо симметрия, последовательность расположения отдельных построек была связана в основном с их практическим назначением.

 

Вместе с тем влияние итальянского Возрождения сказалось не только в архитектурных деталях, но и в плане прямоугольного внутреннего двора, окруженного с трех сторон аркадой, а с четвертой стороны — каменной стеной с парадными «Гербовыми» воротами, это заметно также и в отделке интерьеров приемных палат нового дворца.

 

 

  

23. Углич. Княжеский дворец (около 1492 г.)

 

 

С конца XV в. Москва начинает постепенно занимать ведущее место во всех областях архитектурно-строительной деятельности на обширной территории Русского государства. Укрепления Московского Кремля, новые культовые и гражданские сооружения кремлевского комплекса становятся в дальнейшем образцом для аналогичных построек за пределами столицы, где местные зодчие более прочно держались старых традиций в архитектурно-строительной деятельности. Архитектурный комплекс сооружений княжеских палат в Угличе, построенный местным удельным князем Андреем Большим в конце XV в., во многом напоминает московский дворцовый комплекс, отличаясь от него только более

 

 

—стр. 66—

 

скромным масштабом своих построек. Он также состоял из отдельных помещений, в основном деревянных срубов, поставленных на общем каменном подклете вдоль высокого берега Волги внутри углицкого кремля. Княжеские палаты окружали стрех сторон центральную — соборную площадь кремля, замыкаясь с одной стороны придворной церковью — Спасским собором (1485), а с другой — трехэтажным кирпичным зданием приемной палаты (1492, рис. 23).

 

Основной конструктивной системой перекрытия древнерусских одностолпных палат была система четырех перекрещивающихся цилиндрических сводов, образующих четыре крестовых свода. Так перекрыта Грановитая палата — самый большой одностолпный зал в русской архитектуре. Такая конструктивная система перекрытия давала возможность сосредоточить распорные усилия в нескольких опорных точках: в центральном столпе, углах здания и в середине стены против центрального столпа. Своды обычно выкладывались толщиной в один кирпич, из того же кирпича, что и стены здания, хотя иногда для кладки сводов применялся кирпич меньшего размера. В кирпичные своды включалась и белокаменная кладка — в местах, испытывающих максимальное напряжение, как, например, в опорных пятах сводов.

 

Помещения одностолпных палат, перекрытых такой системой сводов, даже в наиболее ранних постройках отличались крупными размерами. Так, площадь трапезной палаты Симонова монастыря (1485) — около 150 м², трапезная Андроникова монастыря (1504—1506) превышает 200 м², Пафнутьева-Боровского монастыря (1511) — 250 м², Соловецкого (1552—1557) — около 450 м². Обширный одностолпный зал площадью около 450 м² был выстроен в это же время в монастыре Иосифа Волоцкого — вождя и идеолога воинствующей церкви, автора нового монастырского «общежительного устава». Согласно этому уставу, официально принятому в начале XVI в., вводился общий стол-трапеза для всех живущих в монастыре монахов взамен существовавшего ранее самостоятельного индивидуального келейного питания, что вызвало почти повсеместное возведение в монастырях обширных трапезных помещений (рис. 24).

 

 

24. Трапезные палаты: Андроникова монастыря в Москве, 1504—1506 гг.; Пафнутьева-Боровского монастыря, 1511 г.; Макарьевского монастыря в Калязине, 1525—1530 гг.

 

 

—стр. 67—

 

Здание монастырской трапезной обычно было двухэтажным с залом-столовой на втором этаже. Кроме главного зала вверху находилось также два небольших помещения, служивших для хранения и раздачи готовой пищи и хлеба (хлебодарня). Внизу располагались помещения для приготовления пищи и кладовые. Обширный верхний зал имел воздушное отопление: нагретый воздух снизу подавался в верхний зал через специально устроенные каналы в междуэтажном перекрытии и центральном столпе. Первоначально трапезные палаты являлись чисто гражданскими зданиями и не имели внутри каких-либо церковных помещений. Наиболее ранняя каменная трапезная Троице-Сергиева монастыря (1469) была выстроена первоначально без церкви, которая «была прикладена к ней» только в 1621 г. Старая трапезная палата Симонова монастыря (1485 г.) также не имела помещения церковного назначения (рис. 25), а в трапезной Макарьева монастыря в Калязине (1525—1530) только позднее помещение «хлебодарни» перестраивается под церковь. С усилением церковной реакции во второй половине XVI в. новые трапезные палаты, как правило, возводятся с церковным помещением, примыкающим к главному залу, часто без алтарных апсид.

 

 

  

25. Москва. Старая трапезная палата Симонова монастыря, 1485 г. (реконструкция)

 

 

Как интерьеры, так и фасады трапезных палат XVI в. отличаются простотой и лаконизмом архитектурных деталей. Гладкая поверхность стены, иногда расчлененная лопатками, служит фоном для скромных обрамлений оконных проемов, имеет обычно междуэтажное членение в виде профилированной тяги и декоративного кирпичного пояса. В здании трапезной Пафнутьева-Боровского монастыря фасад завершается декоративным фризом из «бегунцов», в московском Андроникове монастыре — нарядным карнизом и поясом из красных изразцовых плиток. Трапезная палата являлась одним из главных сооружений монастырского комплекса и располагалась на центральной площади монастыря, поблизости от собора.

 

За исключением трапезных палат, почти не сохранилось других памятников гражданской архитектуры XV—XVI вв. Не сохранились до нашего времени построенные в Москве в 1595—1596 гг. Каменные ряды (Гостиный двор) в Китай-городе и Посольская палата в Кремле (1562). О здании Посольской палаты можно иметь некоторое представление только по рисункам Пальмквиста, сделанным в 1674 г. (рис. 26). В конце XVI в. к Посольской палате было пристроено большое с П-образным планом здание Посольского приказа, которое нам известно также только по схематическим рисункам XVII в.

 

К концу XVI в., вероятно, относится также строительство московского Посольского двора на Ильинке (впервые упоминается в 1601 г.), который известен по рисунку Мейерберга (1662) и описаниям иностранных послов, резиденцией которых он являлся. Посольский двор представлял ком-

 

 

—стр. 68—

 

плекс, состоявший из нескольких отдельных зданий, объединенных крытыми переходами и галереями. Главное здание было двухэтажным с деревянным «чердаком» наверху и стояло среди обширного двора, окруженного многочисленными деревянными хозяйственными постройками: кухнями, конюшнями, каретными сараями и т. д. Жилые комнаты для послов находились на втором этаже, куда вели со двора две симметрично поставленные крытые лестницы с нарядными шатровыми крыльцами.

 

 

26. Московский Кремль. Посольская палата (по рисунку Пальмквиста)

 

 

Есть основания предполагать, что к гражданским постройкам XVI в. относятся некоторые каменные палаты в Москве, частично сохранившиеся до нашего времени (рис. 27), а также нижние этажи настоятельского корпуса в Борисоглебском монастыре, казенной палаты в Кирилловом-Белозерском монастыре, здание Больничной палаты в том же монастыре.

 

 

27. Москва. Палаты XVI в. 1 — (ул. Карла Маркса, д. 15); 2 — палаты М. Д. Волконского (ул. Волхонка, д. 8) (исследования Г. В. Алферовой)

 

 

Почти все эти сооружения позднее неоднократно перестраивались и надстраивались, вследствие чего довольно трудно судить об их первоначальном архитектурном облике.

 

Здание Больничной палаты в Кирилловом-Белозерском монастыре, вероятно, было построено в конце XVI в. или в самом начале XVII в. (рис. 28). Опись 1588 г. называет ее «мирской» больницей, но не указывает, была ли она уже каменной. Здание больницы состоит из двух просторных и светлых помещений — сеней (50 м²) и одностолпного зала (120 м²), имеющих с трех сторон 12 оконных проемов. Фасады больницы лишены каких-либо декоративных деталей, кроме нарядного карниза из нескольких рядов выступающих под углом кирпичей и простых лопаток, обрамляющих углы здания в одной плоскости с выступом цоколя. Небольшие окна не имеют обрамлений, и только глубокие откосы их проемов оживляют фасады игрой света и тени. На главном, южном фасаде введен более сложный ритм симметрично расположенных больших оконных проемов и небольших ниш, создающих глубокие контрасты света и тени. Ряд архитектурно-конструктивных деталей, как, например, карниз и цоколь, свидетельствует о московских архитектурных приемах.

 

Вероятно, уже к началу XVII в. относится здание водяной мельницы в Соловецком монастыре — древнейшей из сохранившихся построек производственного характера (рис. 29). Кирпичное здание мельницы, расположенное на хозяйственном дворе, имеет внутри деревянный настил, членящий его на два яруса. Верхний ярус, где находились мельничные постава, через пристроенную к зданию несколько позднее двухэтажную крытую аркаду галереи соединялся с помещениями сушильни, где сушилось перед помолом зерно, и сукновальней, которую также обслуживало водяное колесо мельницы. Фасады мельницы членятся широкими лопатками и завершаются под карнизом декоративным фризом — богатым на освещенном фасаде и более скромным на фасаде, затененном галереей. Торцовые фасады завершались щипцами, и линия карниза здесь соответство-

 

 

—стр. 69—

 

вала наклонным линиям двускатной кровли. Таким образом, декоративный пояс карниза изменялся в зависимости от линии кровли и условий освещения при одних и тех же декоративных элементах. Этот своеобразный архитектурный прием и асимметричное построение фасадов придают живописный характер небольшому по масштабу сооружению, где наглядно органическое единство декоративного убранства фасадов здания и его функциональных и конструктивных особенностей (рис. 30).

 

Здесь также уместно отметить еще одну черту, характерную для древнерусского зодчества, — стремление к высокому художественному совершенству в архитектуре скромного хозяйственного сооружения, имеющего узко утилитарное назначение и расположенного на скрытом от посторонних взоров хозяйственном дворе. Эта весьма интересная черта, свидетельствующая о тонком художественном чутье народных мастеров, может быть прослежена и в дальнейшем развитии архитектуры производственных и торговых сооружений, которые с XVII в. начинают занимать все более значительное место в архитектурном облике русского города.

 

 

  

28. Кириллов-Белозерский монастырь. Больничная палата, конец XVI в.

 

 

Культовое зодчество. В конце XV в., когда в столице все внимание было сосредоточено на возведении новых кремлевских укреплений, строительство каменных храмов продолжается главным образом в монастырях и некоторых удельных городах. В это время построены соборы в Волоколамске (1480-е гг.), Угличе (1485), Можайске (1481—1491). Это кубические, одноглавые сооружения, следующие традициям ранне-московского зодчества по плану, архитектурной композиции и декоративному убранству.

 

В строительстве монастырских соборов используется преимущественно кирпич и притом не только в столичных монастырях, где в это время строятся соборы Богоявленского (1480—1481) и Новоспасского (1491—1496) монастырей, но и в более отдаленных, как, например, Покровском в Угличе (1479—1483), Спасо-Каменном на Кубенском озере (1481), Иосифовом близ Волоколамска (1484—1486), Ферапонтовом (1491) и Кирилловом (1497) в Белозерье.

 

Строители монастырских соборов, следуя в основном традициям раннемосковского зодчества, создают более сложные объемные композиции. К основному зданию иногда пристраиваются самостоятельные приделы и звонница, соединенные с основным зданием открытой галереей-гульбищем. Богаче становится декоративное убранство фасадов из кирпича и красных изразцов (рис. 31).

 

 

—стр. 70—

 

29. Соловецкий монастырь. Сушило и мельница (до 1585 г.), хозяйственная постройка (исследования Г. В. Алферовой)

 

 

30. Соловецкий монастырь. Общий вид сушила и фрагмент декора мельницы

 

 

—стр. 71—

 

Новое здание московского Успенского собора, заложенное в 1472 г., строилось «по образцу» владимирского Успенского собора (XII в.), который московские мастера предварительно обмерили и хотели «превзойти» в новом сооружении, увеличив на полторы сажени в длину и ширину. Весной 1474 г. почти законченное здание рухнуло, и срочно вызванные из Пскова опытные мастера указали на плохой раствор белокаменной кладки как на главную причину катастрофы. Однако даже наиболее квалифицированные псковские мастера, которые, по словам летописи, «навыкше от немец каменосечной хитрости», решительно отказались от строительства такого крупного сооружения. Тогда московскому правительству не оставалось другого выхода, как пригласить опытных мастеров из-за рубежа.

 

 

31. Ферапонтов монастырь. Рождественский собор, 1490-е годы (реконструкция К. К. Романова)

 

 

Итальянские мастера эпохи Возрождения славились своим искусством далеко за пределами родины и приглашались почти во все европейские страны, от Испании до Турции и от Венгрии до Скандинавии. Вполне естественно, что специальное посольство с этой целью было направлено именно в Италию.

 

Таким образом, весной 1475 г. в Москву прибыл известный инженер и зодчий, работавший до того в Болонье, Милане и Риме, Аристотель Фиораванти.

 

В задуманной перестройке архитектурного ансамбля кремлевской Соборной площади здание Успенского собора занимало центральное место и было наиболее значительным общественным сооружением, предназначенным для совершения важнейших религиозных и государственных церемоний, как, например, «посажения на стол» (коронации) великого князя (ранее совершавшейся по традиции во владимирском Успенском соборе). Поэтому естественно было стремление сохранить в новом сооружении черты преемственности и Успенский собор во Владимире, построенный в конце XII в., был указан как образец для новой постройки.

 

Новый итальянский мастер, подобно его предшественникам, был направлен во Владимир для изучения этого образца, который произвел на него, по словам летописи, сильное впечатление.

 

В строительстве Успенского собора (1475—1479) было впервые применено глубокое заложение фундамента (свыше 4 м), под который предварительно были забиты дубовые сваи. Последнее, видимо, было данью древней традиции, не являясь технически необходимым. Применение системы крестовых сводов в перекрытии здания, выложенных в один кирпич и стянутых железными связями, позволило сделать не только стены, но и круглые столпы-колонны внутри здания тонкими и стройными, «подобно древам» (рис. 32).

 

Трехнефный план собора состоит из 12 одинаковых квадратов по четыре в каждом нефе, что обусловлено применением однотипных крестовых сводов, для которых характерно средоточие распорных усилий в отдельных местах стены, дополненных снаружи здания пилястрами — контрфорсами. По сравнению с более ранними московскими постройками стены, своды и столбы здесь значительно тоньше, пролеты сводов больше, внутреннее пространство здания просторнее. В новом соборе отка-

 

 

—стр. 72—

 

зались от устройства хор, как это первоначально предполагалось, и таким образом удалось создать обширное и хорошо освещенное внутреннее пространство. Современники отметили наиболее важную, новую черту в интерьере церковного здания, говоря, что собор построен «палатным образом», т. е. по образцу гражданских палат, и замечателен «величеством и высотою, и светлостью, и звонностью, и пространством». В 1514 г. собор был расписан фресками (которые позднее неоднократно переписывались, рис. 33).

 

 

32. Московский Кремль. Успенский собор, 1475—1479 гг., зодчий Аристотель Фиораванти. Интерьер

 

 

33. Успенский собор в Московском Кремле. План и продольный разрез

 

 

Новаторский характер архитектуры Успенского собора по сравнению с аналогичными сооружениями более раннего периода сказался в геометрически правильном членении плана и фасадов здания. Традиционный трехнефный шестистолпный план храма своими пропорциями несколько напоминает итальянскую базилику, не подчеркивает и не выделяет центрального подкупольного пространства и дает новый вариант старой крестовокупольной системы. Для того чтобы выделить центральную главу в объемной композиции здания, Фиораванти сделал диаметр центрального барабана на 3 м больше угловых, поставив его тонкие, выложенные в два кирпича стены на внешний периметр столпов, на которые он опирается. Вследствие членения плана на равные квадраты все вертикальные членения фасада стали одинаковыми по ширине и главный фасад, выходящий на Соборную площадь Кремля, имеет четыре членения одинакового размера, завершенных полуциркульными закомарами равной высоты. Новым в архитектурной композиции Успенского собора было также применение пяти низких и плоских апсид при трехнефном

 

 

—стр. 73—

 

плане, вследствие чего алтарная часть слабо выявлена снаружи здания и со стороны Соборной площади скрыта за угловым контрфорсом. Такой прием создает композиционную уравновешенность асимметричного южного фасада, обращенного к площади.

 

Архитектурные членения фасадов подчинены правилам «золотого сечения», полукружия закомар сделаны по циркулю, пилястры фасадов — строго вертикальны, белокаменная облицовка фасадов выполнена с безупречной тщательностью. Вместе с тем в архитектурной композиции сооружения отсутствует сухой математический расчет и сохраняется характерная для русской архитектуры асимметрия: пятиглавие, так же как и у Софии новгородской, смещено на восток, несимметрично расположены и боковые порталы входов. Здание не имеет венчающего карниза, а фасады членятся аркатурным поясом, что также придает известное своеобразие архитектурному облику собора (рис. 34).

 

 

34. Успенский собор и Соборная площадь

 

 

В Успенском соборе нет прямого повторения каких-либо архитектурных деталей и приемов, характерных для архитектуры итальянского Возрождения, хотя его строителем был один из выдающихся зодчих Кватроченто. Это свидетельствует о том, что на Фиораванти произвели большое впечатление произведения древнерусского зодчества во Владимире и Новгороде, с которыми

 

 

—стр. 74—

 

Фиораванти также ознакомился и по образцу которых ему было указано выстроить новый собор. Русские мастера также внесли свой вклад в архитектурный облик сооружения, которое, по словам летописи, «делаша наши мастера по его (Фиораванти) указу». Работая в творческом содружестве с русскими мастерами, Фиораванти создал произведение, проникнутое духом раннего Возрождения, своей композиционной ясностью, строгостью и лаконизмом архитектурных форм близкое Брунеллески, новаторское для своего времени и выдающееся по своим художественным и техническим качествам, в котором традиционные особенности древнерусского культового зодчества получили свое дальнейшее развитие в новых исторических условиях.

 

Торжественный и строгий, полный внутреннего величия главный собор объединенного Русского государства отличается статичной объемной композицией и суровым лаконизмом художественных средств. Его простой и вместе с тем величественный образ соответствует создавшей его исторической эпохе сложения централизованного государства, когда «церковь являлась наивысшим обобщением и санкцией существующего феодального строя» (Энгельс).

 

 

35. Московский Кремль. 1 — Благовещенский собор, 1484—1489 гг.; 2 — церковь Ризположения, 1485—1486 гг.

 

 

В создании нового архитектурного ансамбля Соборной площади Московского Кремля приняли участие также и московские мастера, построившие вскоре после возведения Успенского собора придворную церковь Благовещения и Церковь Ризположения — домовую церковь московских митрополитов, расположенную по соседству с Успенским собором (рис. 35). Скромное здание Благовещенского собора (1484—1489) было построено в юго-западном углу площади, на месте старой придворной церкви, поблизости от деревянных великокняжеских хором и было связано с ними переходами. Четырехстолпная в плане церковь выстроена из кирпича и поставлена на высоком белокаменном подклете, сохранившемся от предшествующего здания, служившем кладовой для хранения ценностей и окруженном галереей-гульбищем, которая в 1564 г. была надстроена четырьмя небольшими квадратными в плане приделами по углам. Эти пристройки совершенно изменили внешний вид храма, первоначально имевшего три главы с дополнительным ярусом кокошников вокруг нарядно обработанного центрального барабана, возвышавшегося на восьмигранном постаменте. Здание отличалось стройностью наружного облика благодаря высокому подклету, динамике заостренных полукружий закомар и кокошников, а также

 

 

—стр. 75—

 

благодаря легкому, воздушному завершению тремя стройными главами, отличному от монументального, статичного пятиглавия Успенского собора.

 

Еще большей миниатюрностью отличалась построенная теми же мастерами одноглавая церковь Ризположения (1485—1486), особенно по контрасту с возвышающимся рядом мощным кубом Успенского собора. Своеобразно завершение храма, перекрытого по-псковски цилиндрическими сводиками без подпружных арок, на которых покоится восьмигранный в плане постамент со световым барабаном главы. Здание было окружено с трех сторон открытой галереей, его фасады имеют нарядную обработку, во многом аналогичную Благовещенскому собору и Духовской церкви Троице-Сергиева монастыря, построенной несколько ранее теми же мастерами.

 

Духовская (Троицкая) церковь (1476—1477) была, по-видимому, одним из первых кирпичных сооружений в московском зодчестве (рис. 36). Небольшое четырехстолпное в плане здание с приподнятыми подпружными арками завершается вышкой — звонницей с открытыми арочными проемами, служившей одновременно и дозорной башней монастырской крепости. Оригинальная по композиции Духовская церковь является наиболее древней из сохранившихся построек типа «церкви под колоколы», но отнюдь не первой, так как этот архитектурный тип известен уже с XIV в. (Ивановская церковь в Московском Кремле, 1329). Известно, что в XV в. центрические в плане церкви этого типа были построены в новгородском Хутынском монастыре (1445) и подмосковном Пешношском монастыре (1469).

 

Архитектурный ансамбль Соборной площади Московского Кремля завершается уже в начале XVI в., когда одновременно возводятся еще два церковных сооружения на южной и восточной сторонах площади. В 1505 г. на месте старого собора начала XIV в. итальянским архитектором Алевизом Новым, по-видимому венецианцем, прибывшим в Москву в конце 1504 г., закладывается новый собор Михаила Архангела. Законченный строительством в 1508 г. собор служил усыпальницей великих князей, а позднее — царей в продолжение двух столетий, пока Москва была столицей Русского государства.

 

Перед Алевизом несомненно стояла трудная задача — построить монументальное сооружение великокняжеской усыпальницы против Успенского собора и подчиненное ему в архитектурном ансамбле площади. Само назначение здания требовало, с одной стороны, пышности архитектурных форм, соответствующих царской усыпальнице, и с другой — строгого соблюдения древних, традиционных черт православного храма. Поэтому архитектурный образ Архангельского собора не отличается, подобно Успенскому собору, органическим единством внешней формы и внутреннего содержания. Богатый и торжественный внешний облик здания собора, выдержанный в формах позднего венецианского кватроченто, мало соответствует традиционному для православного храма шестистолпному интерьеру с применением древних цилиндрических сводов и крещатых в плане внутренних столпов, лишивших его «светлости и пространства», характерных для Успенского собора, но придавших ему сумрачную торжественность усыпальницы.

 

Архангельский собор — второе по значению после Успенского собора здание в ансамбле Соборной площади — по своей высоте мало разнится от последнего (высота основного куба с закомарами Успенского собора 22,5 м, Архангельского — 21 м), однако более мелкие вертикальные и горизонтальные членения фасадов Архангельского собора, богатое декоративное убранство с обилием архитектурных деталей создает контраст лаконичным формам Успенского собора, и этим архитектурным приемом подчеркивается господствующее положение последнего в ансамбле площади. Обращенный к дворцу западный фасад Архангельского собора выдержан в более простых и монументальных формах. Композиция западного фасада с выразительной лоджией центрального входа напоминает церковь Сант-Андреа в Мантуе (1470—1472), возможно, послужившую в данном случае образцом для Алевиза. Особенностью Архангельского собора является широкое применение ордерных форм в декоративном убранстве фасадов, выполненных в нижнем ярусе из камня, в то время как в верхнем, кроме капителей пилястр и карниза, они, как и все здание, кирпичные. Однако применение деталей в стиле пышной венецианской архитектуры конца XV в. не лишает русского характера архитектурный облик здания, которое даже

 

 

—стр. 76—

 

36. Троице-Сергиевский монастырь. Духовская церковь, 1476—1477 гг. (реставрация В. И. Балдина и И. В. Трофимова)

 

 

—стр. 77—

 

облаченное в пышные одежды итальянского Возрождения остается традиционным русским крестовокупольным пятиглавым храмом. Вместе с тем, новым и необычным было появление в центральном ансамбле Кремля здания с ордерной декорацией фасадов, и этот важный факт в истории русского зодчества наглядно отразил новые веяния в развитии русской культуры. Русские зодчие в дальнейшем все более широко применяли и своеобразно перерабатывали новые элементы ордерной архитектуры, впервые в таком законченном виде появившиеся в архитектуре Архангельского собора (рис. 37).

 

 

  

37. Московский Кремль. Архангельский собор, 1505—1508 гг.

 

 

Одновременно с Архангельским собором в 1505—1508 гг. архитектором Боном Фрязином была построена церковь «под колоколы» Ивана Лествичника — также на месте старой церкви времени Калиты. Трехъярусная, восьмигранная в плане башня Ивановской колокольни, первоначальная высота которой была около 60 м, одновременно выполняла функции сторожевой, наблюдательной башни кремлевской крепости. Возведение такого высокого сооружения было крупным техническим достижением для своего времени. Фундамент башни, заложенный на глубину более 10 м, представляет собой ступенчатую усеченную пирамиду, сложенную из тщательно отесанных плит белого камня на известковом растворе. Цоколь и карнизы восьмигранника выложены из белого камня, стены — из большемерного кирпича и в нижнем ярусе имеют более 5 м толщины, поэтому площадь внутренних помещений невелика и сама башня больше походит на донжон средневекового замка, чем на церковное сооружение. Стены и внутренние пролеты тщательно укреплены железными связями, все сооружение представляет прочно связанный монолит. Верхний цилиндрический ярус башни, окруженный в основании кокошниками, был надстроен Борисом Годуновым (1600). В 30-х гг. XVI в. с севера к основной башне была пристроена архитектором Петроком Малым церковь и звонница, а в 1624 г. к ней была добавлена шатровая пристройка (рис. 38).

 

Архитектурная композиция колокольни построена по принципу постепенного перехода от тяжелых, массивных объемов к бо-

 

 

—стр. 78—

 

лее легким и стройным. Каждый следующий ярус уменьшается в диаметре и одновременно убывает по высоте, благодаря чему ярусная композиция башни как бы растет ввысь. Такому зрительному впечатлению способствует примененный здесь прием конического построения каждого яруса восьмигранника. Эти композиционные приемы придают массивному, прочному сооружению необычную легкость и стройность.

 

 

38. Колокольня Ивана Великого. Планы

 

 

Возведением этой башни, получившей популярное название Ивана Великого, завершается строительство архитектурного ансамбля центра Кремля на рубеже XV и XVI вв. Если в ансамбле площади господствующим было здание Успенского собора, то в ансамбле Кремля в целом, который можно было видеть только на некотором расстоянии, господствовала вертикаль колокольни Ивана Великого. Композиционный принцип доминирующей в ансамбле стройной вертикальной оси является одной из типичных черт древнерусского зодчества, получившей блестящее развитие в городских и, особенно, монастырских ансамблях XVI—XVII вв. (рис. 39).

 

С ростом экономических возможностей торгово-ремесленного посада скромные деревянные посадские церкви постепенно начинают заменяться каменными, и в московском зодчестве появляется новый тип храма с единым не расчлененным столпами внутренним пространством, например церковь Трифона в Напрудной слободе. В небольших приходских и монастырских храмах зодчие стремятся избежать внутренних столпов, сужающих и без того тесное церковное помещение, и применяют новые системы бесстолпных перекрытий. Отойдя от традиционной в каменном зодчестве крестовокупольной системы, в новом типе бесстолпного храма московские зодчие применили оригинальную систему перекрытия крещатым сводом. Последний представляет собой систему сводчатого перекрытия, основанную на принципе работы двух пар перекрещивающихся у основания световой главы, но внешне не выявленных арок, составляющих внутренний каркас системы сводов.

 

Небольшие бесстолпные храмы с крещатым сводом строились вместо деревянных церквей на посадах и в слободах (московские церкви Благовещения на Ваганькове, 1514, Анны в Китай-городе и Трифона в Напрудной слободе, начало XVI в., рис. 40, Николы в Мясниках, середина XVI в., и др.), в монастырях (церковь Никиты Столпника в Никитском-Переславском монастыре, 1523, и др.), а также в помещичьих усадьбах, как, например, в подмосковном селе Юркине (конец XV в.). Все эти церкви имеют близкие к квадрату планы с одной апсидой, их фасады членятся пилястрами и завершены трехлопастными кривыми, обрамленными профилированными тягами и отделенными от плоскости стены нарядным поясом — карнизом. В церкви Антипия в Москве (вторая половина XVI в.) появляется небольшой придел, храм завершается пирамидальной группой кокошников, напоминающих московские храмы начала XV в.

 

В конце XVI в. небольшие бесстолпные церкви иногда дополняют двумя симметрично поставленными приделами, их архитектурный облик приобретает более парадный, представительный характер, что особенно свойственно архитектуре конца XVI в. — времени правления Бориса Годунова. Пирамидальная композиция архитектурных объемов приобретает известную торжественность, завершаясь декоративными кокошниками вокруг центрального барабана. Таковы храмы в подмосковных усадьбах, принадлежавших Годунову — Хорошеве (1584—1586) и Михневе (1593), и в некоторых других подмосковных усадьбах. В Донском монастыре на месте, где было успешно отбито последнее нападение крымских татар на Москву, в 1593 г. был построен бесстолпный храм с крещатым сводом. Здание имеет два пристроенных позднее и симметрично расположенных придела по сторонам и завершается тройным поясом декоративных кокошников, придающих торжественный облик этому скромному по масштабу мемориальному сооружению.

 

Среди немногочисленных построек «смутного времени» церковь Покрова в под-

 

 

—стр. 79—

 

39. Колокольня Ивана Великого, 1505—1600 гг.

 

 

—стр. 80—

 

московной царской усадьбе Рубцово, заложенная в 1619 г. в память победы над польско-литовскими интервентами, продолжает архитектурные традиции бесстолпных храмов XVI в. (рис. 41). Архитектурная композиция Покровской церкви в целом повторяет собор Донского монастыря, но крещатый свод здесь перекрывает уже вдвое большее пространство. Рубцовская церковь кажется приземистой и тяжеловесной, расплывшейся вширь благодаря окружающей здание двухъярусной галерее. Хотя церковь стоит на высоком подклете, ее приземистый и грузный объем не соответствует торжественно-мемориальному характеру памятника, что свидетельствует об ослаблении идейной насыщенности и образной выразительности в культовом зодчестве начала XVII в. по сравнению с предшествующим столетием.

 

Но для того чтобы иметь правильное представление об архитектуре культовых построек XV—XVI вв., следует помнить, что подавляющее большинство их было деревянными и каменные церковные сооружения возводились преимущественно представителями господствующих классов, богатыми горожанами и монастырями.

 

 

40. Москва. Церковь Трифона в Напрудной (XVI в.)

 

 

Крестьянское церковное зодчество, особенно в отдаленных местах северных районов страны, развивалось вне повседневного влияния официальных светских и церковных властей, в нем длительное время удерживались древние традиции, уже забытые или изжившие себя в городах. Вследствие некоторой обособленности и самобытности развития крестьянского деревянного зодчества здесь постепенно сложились своеобразные типы церковных сооружений, отличные от господствовавшего в городском и монастырском каменном зодчестве канонического типа крестовокупольного храма. В отличие от камня дерево не является долговечным строительным материалом, и немногие наиболее древние сохранившиеся до нашего времени деревянные церковные постройки с большой долей достоверности можно датировать едва-ли ранее XVI—XVII вв. Общепринятая датировка некоторых деревянных церковных построек XIV—XV веками не является вполне достоверной, так как основана на устных преданиях и легендах. Вместе с тем композиционные и технические приемы, разработанные сельскими строителями, неизменно повторялись и совершенствовались в течение длительного времени. Так, например, аналогичные композиционные и конструктивные приемы можно наблюдать в таких отдаленных по времени и месту постройках, как клетские церкви в с. Бородава в Белозерье (конец XV в.) и в с. Чухчерьме на Северной Двине (начало XIX в.); как шатровая церковь Ледского погоста, датируемая обычно серединой XV в., и аналогичного типа церкви в Верхней Тойме или Белой Слуде, построенные в середине XVII в. Композиционно сложный вариант

 

 

—вклейка—

 

2. Село Коломенское. Церковь Вознесения, 1532 г. Вид с юго-востока.

 

 

—стр. 81—

 

шатрового храма с бочками на прирубах — церковь в Уне, датируемая 1501 г., — повторяется в церкви с. Суланда спустя полтораста лет (1667), а пятишатровая церковь, построенная Строгановыми в Сольвычегодске в самом начале XVII в. (рис. 42), явилась предшественницей аналогичной церкви в Неноксе, построенной в 1727 г.

 

 

41. Церковь Покрова в Рубцове, 1619 г.

 

 

Немногие сохранившиеся церковные постройки XV—XVI вв., как и некоторые данные письменных источников этого времени, дают возможность кратко охарактеризовать два наиболее распространенных для того времени типа церковных деревянных построек: «клетские» церкви, представлявшие обычный, прямоугольный в плане сруб с двускатной кровлей и «круглые» церкви — восьмиугольные или крестообразные в плане срубные постройки с шатровым покрытием основного помещения.

 

 

42. «Строгановские» деревянные церкви (по чертежу начала XVIII в.)

 

 

Клетские церкви, как наиболее простые, дешевые и более приспособленные к эксплуатации в холодное время года, продолжающееся в северных районах страны от 8 до 9 месяцев, были, по-видимому, наиболее распространенным типом церкви в массовом строительстве. Письменные источ-

 

 

—стр. 82—

 

ники упоминают клетские церкви с XIV в., и древнейшие из сохранившихся деревянных церковных построек относятся именно к этому типу культового здания.

 

 

43. Церковь в с. Бородава, 1486 г.

 

 

Лазаревскую церковь Муромского монастыря на Онежском озере принято считать древнейшей сохранившейся постройкой клетского типа (конец XIV в.). Церкви того же типа в с. Бородава (Вологодская обл., 1486, рис. 43) и с. Юксовичи (Ленинградской обл., 1493) имеют более высокие и вместительные срубы. Их высокие и крутые двускатные крыши с полицами и уступами выделяли церкви из общей рядовой сельской застройки. Обе церкви с трех сторон окружены галереями, что еще более подчеркивало их общественный характер в отличие от крестьянских изб.

 

В то время как крестьянскому двору на всем протяжении его многовекового развития свойственна рациональная асимметрия в архитектурной композиции и плане, которая закономерно отражала разнообразное назначение его жилых и хозяйственных построек, в сельских церковных сооружениях всегда преобладала строго симметричная композиция. Это было также закономерно, так как в данном случае здание имело одно основное назначение места общественно-религиозных собраний, и поэтому включало одно главное помещение, являвшееся центром архитектурной композиции.

 

Для того чтобы выделить церковное здание, являвшееся в то время единственным общественным сооружением среди рядовой застройки городского посада или села, существенное значение имела высота сооружения и его отличная от жилой застройки объемная композиция. Скромный размер внутреннего помещения в клетской церкви зависел от длины бревна сруба, обычно не превышавшей 5—6 м (наращивание длины бревен в древнерусском зодчестве не применялось). Поэтому наряду с клетским типом церкви с древнего времени был распространен также и тип «круглой» церкви, имеющей многоугольный в плане сруб. При таком плане значительно увеличивалась внутренняя площадь храма, который получал уже иное — шатровое покрытие, в данном случае конструктивно наиболее целесообразное и наиболее выразительное с архитектурно-художественной стороны. Как один из вариантов этого типа, следует рассматривать деревянные шатровые церкви «с крещатым» планом, которые назывались современниками церковью «о двенадцати», «о двадцати» и более стенах.

 

Одним из наиболее ранних известных нам вариантов типа «круглого» храма является высокий восьмиугольный увенчанный шатром сруб, к которому с запада и востока примыкали низкие квадратные прирубы притвора и алтаря с крышей, имеющей форму заостренной бочки. К этому типу относится ряд деревянных церквей Архангельской области, как, например, в Ледском погосте (1456), в селе Лявля (1589) и в Выйском погосте (1600). Они отличаются друг от друга различными пропорциями основного восьмерика сруба и шатра, создающими приземистый внешний облик церкви в Лявле и более стройный силуэт церкви Выйского погоста.

 

Никольская церковь в с. Панилове (Архангельской обл., 1600) может быть отнесена к классическим сооружениям этого типа. Она обладала рядом пропорциональных закономерностей: высота ее вось-

 

 

—стр. 83—

 

мерика относилась к его ширине как диагональ квадрата к его стороне, а высота шатра равнялась высоте восьмерика или диагонали квадрата, в который может быть вписан восьмерик сруба. Аналогичные закономерности можно обнаружить и в ряде других сооружений деревянного церковного зодчества, что свидетельствует о широком применении приемов пропорционального построения в практике древнерусского зодчего (рис. 44, 45).

 

 

44. Деревянные церкви: 1 — в селе Панилове; 2 — в Муромском монастыре

 

 

Своеобразные композиционные приемы, разработанные поколениями народных мастеров в деревянном церковном зодчестве, оказали свое влияние на развитие монументальной каменной архитектуры господствующих классов, особенно заметное в эпоху сложения централизованного государства и общего подъема национального самосознания. Об этом свидетельствует появление в XVI в. нового типа каменных шатровых храмов, где некоторые специфические особенности деревянного зодчества получили отражение в архитектуре каменных храмов. Вероятно, в деревянном зодчестве следует искать также истоки и таких распространенных деталей каменных храмов, как плоские резные белокаменные пояса на фасадах, резные дыньки порталов, заостренная форма закомар и архивольтов порталов, повторяющих в камне излюбленную в деревянном зодчестве форму «бочки».

 

 

45. Церковь в селе Панилове, 1600 г.

 

 

Ведущее значение крепостной архитектуры в XVI в. также сказалось и в церковном зодчестве. Так, сам башнеобразный характер шатровых храмов обнаруживает их родство с крепостными башнями, с дозорными вышками. Возможно, что некоторые из них выполняли одновременно и функции сторожевых башен.

 

Церковь Вознесения в Коломенском, построенная в подмосковной царской усадьбе на берегу Москвы-реки, была одним из первых каменных шатровых сооружений. По

 

 

—стр. 84—

 

своей высоте (около 60 м) церковь в Коломенском превосходила предшествующие ей высотные сооружения в русской архитектуре. Высотная архитектурная композиция коломенской церкви несомненно связана с народными традициями деревянного зодчества, что подтверждает летопись, отмечая, что она построена «вверх на деревянное дело».

 

 

46. Село Коломенское близ Москвы. Церковь Вознесения, 1532 г.

 

 

Церковь Вознесения в Коломенском была построена в 1532 г., как предполагают, в честь рождения долгожданного наследника Василия III — будущего царя Ивана Грозного и, следовательно, носила мемориальный характер. Особенность плана храма составляет строгая центричность и отсутствие в нем существенного признака культового здания — апсид. Он напоминает план «крещатых» деревянных церквей (рис. 46).

 

Здание выстроено из кирпича, но архитектурные детали выполнены из белого камня. Вертикальный объем расчленен по высоте на три части: стоящий на подклете четверик, над ним восьмерик и, наконец, шатер с плоской главкой на небольшом барабане. Конструктивный прием перехода от четверика к восьмерику отличается своеобразием конструкции: в углах четверика устроены разгрузочные арки, переброшенные с опоры на опору и стянутые кольцом железных связей. Шатер выложен из кирпича с незначительным выступом каждого последующего ряда по отношению к предыдущему. Устройство светового шатра, восьмерика и двойных угловых оконных проемов в четверике создает равномерную освещенность внутреннего пространства церкви. Внутреннее помещение храма вследствие большой толщины стен, занимающих около ⅔ площади застройки, незначительно. Внутри здания каменный шатер примерно на ⅔ его высоты завершен сомкнутым сводом. Отсутствие росписей подчеркивает простоту и скромность отделки интерьера. Большая высота и обилие света, падающего сверху, создают впечатление необычайной воздушности небольшого внутреннего помещения храма-памятника.

 

«Скульптурность» и динамичность архитектуры сооружения достигнуты благодаря тому, что отдельные объемы башни не имеют явно выраженных горизонталей, не членятся резко друг от друга, а плавно переходят один в другой при посредстве промежуточных композиционных звеньев в виде уступов, имеющих форму кокошников. Архитектурный облик сооружения, простой и ясный, стремительный и монументальный, резко отличается от статичной композиции культовых построек более раннего времени.

 

Культовое назначение здания не определяло в данном случае планировку и архитектурную композицию сооружения: об этом свидетельствуют незначительная площадь внутреннего помещения церкви, не соответствующая огромной массе всего сооружения и обширным наружным террасам-гульбищам, а также отсутствие апсид. Расположение церкви Вознесения в ансамбле усадьбы подчеркивает ее значение как монумента: она не связана с дворцом и, следовательно, не была интимной дворцовой церковью, так как вынесена за ворота усадьбы на открытое, видное отовсюду место. Стройная башня церкви в Коломенском, поставленная на высоком и крутом берегу Москвы-реки, господствует над окружающей природой; она словно вырастает из высокого холма над рекой, с которым связана гульбищем и открытыми лестницами. Широкая наружная терраса-гульбище вокруг церкви была в XVI в. открытой: верхняя площадка ее была ограждена только парапетом. С гульбища, на котором устроено «царское место» в виде белокаменного трона, откры-

 

 

—стр. 85—

 

вался исключительный по живописности вид на Москву-реку, далекие леса, поля и луга заречья.

 

В архитектуре церкви Вознесения можно наглядно видеть, как древнерусские мастера творчески перерабатывали ордерные архитектурные формы, впервые появившиеся на Руси в архитектурном убранстве кремлевского Архангельского собора. Интерьер и углы фасадов здания обработаны пилястрами различной ширины, напоминающими классический ордер подобием антаблемента, капителями и базами.

 

Необычайная архитектура церкви в Коломенском была высоко оценена современниками. Летопись пишет о ней: «бе же церковь та велми чюдна высотою и красотою и светлостию, такова не бывала преже того в Руси». Художественная выразительность, конструктивная смелость, динамичность архитектурного образа до сих пор поражают в этом величайшем памятнике древнерусского искусства. В церкви Вознесения сочетаются лучшие достижения древнерусской архитектуры. Цельность и органичность форм, связанных с глубокой идейной насыщенностью архитектурного образа, отразившего народную, патриотическую идею независимости и торжества русской государственности, огромная сила эмоционального воздействия и гармоничная связь с окружающей природой позволяют отнести это сооружение к числу величайших памятников мирового зодчества.

 

Архитектура церкви Вознесения оказала огромное влияние на последующее развитие русского зодчества. Тип стройной высотной композиции в ансамбле стал с этого времени характерным для городской, сельской и монастырской архитектуры.

 

После постройки кремлевского Успенского собора в архитектуре городских и монастырских соборов отчетливо заметно стремление зодчих подражать его величавому и торжественному архитектурному облику. Это можно видеть в соборах Хутынского монастыря в Новгороде (1515), Новодевичьего монастыря в Москве (1524—1525), Данилова монастыря в Переславле-Залесском (1532), в городском Софийском соборе в Вологде (рис. 47, 1568—1570) и в Успенском соборе Троице-Сергиева монастыря (1585), так же как и в других монастырских и городских соборах. В монастырских соборах впервые появляется более сложная архитектурная композиция с добавлением двух самостоятельных приделов, симметрично поставленных по отношению к главному зданию и объединенных открытой папертью-галереей (соборы Новодевичьего монастыря в Москве, Никитского монастыря в Переславле-Залесском, 1561—1564). Такой прием в архитектурной композиции культового здания получает особенно широкое распространение со второй половины XVI в. Но одновременно со стремлением сохранить традиционный тип пятиглавого соборного храма, дополнив его симметричными объемами приделов, в XVI в. шел процесс творческой переработки архитектурной композиции и крестовокупольной системы не только приходских церквей, но и традиционного архитектурного облика соборного, т. е. главного монастырского или городского храма.

 

 

47. Вологда. Софийский собор, 1568—1570 гг.

 

 

Собор Рождественского монастыря в Москве, построенный в начале XVI в., сохраняет обычный четырехстолпный план, но в его объемной композиции с по-

 

 

—стр. 86—

 

ниженными угловыми частями выделяется центральная часть, увенчанная главой, как это имело место ранее в соборе Андроникова монастыря. На уступах постамента располагаются два ряда кокошников, поставленных «вперебежку». Угловые части кубического объема здания перекрываются крестовыми сводами, пониженными по отношению к центральной части, что создает пирамидальность композиции наружного объема (рис. 48).

 

 

48. Соборы Рождественского и Старицкого Успенского монастырей (реконструкция А. С. Фуфаева)

 

 

Новые черты в архитектурной композиции здания монастырского собора получают дальнейшее развитие в белокаменном соборе Успенского монастыря в Старице, построенном в 30-х гг. XVI в. Хотя старицкий собор сохранил еще традиционное пятиглавие и четырехстолпный трехапсидный план, а в его декоративном убранстве заметно влияние московского Успенского собора (аркатурный пояс с оконными проемами между колонками, обработка порталов и барабанов глав), в целом его сложная пирамидальная архитектурная композиция принципиально отлична от массивного и статичного объема кремлевского собора. Зодчий старицкого собора развивал, по существу, новый композиционный принцип, подчеркнуто выделив центральную главу, поставленную на высоком постаменте, при пониженных угловых частях здания. Этот композиционный прием, вследствие постановки четырех дополнительных глав на пониженных угловых частях здания ведет к усложнению и некоторому расчленению единого архитектурного объема на группу из пяти соподчиненных объемов, создающих богатую и динамичную композицию целого. Этот прием, который только наметился в соборе Успенского монастыря в Старице, получил дальнейшее развитие в храме Иоанна Предтечи в селе Дьякове и нашел блестящее завершение в архитектурной композиции собора Покрова на Рву (Василия Блаженного) в Москве.

 

Основной элемент архитектурной композиции церкви в селе Дьякове, расположенном рядом с Коломенским и бывшем также подмосковной царской усадьбой, составляет восьмигранная башня в центре, увенчанная плоским куполом (вероятно, не сохранившим своей первоначальной формы) на высоком окруженном кокошниками барабане. Группировка пяти отдельных башен по диагоналям плана составляет существенное композиционное новшество плана дьяковской церкви и предвосхищает будущую группировку башен Покровского собора в Москве. Центральная башня дьяковской церкви господствует над четырьмя меньшими, ее окружающими, вследствие чего композиция здания имеет несомненную связь с архитектурной композицией старицкого собора и является данью каноническому пятиглавию. Благодаря контрастному сопоставлению величественной центральной башни и четырех малых башен достигнуто впечат-

 

 

—стр. 87—

 

ление большой монументальности. Преобладание средней башни подчеркнуто и тем, что ее нарядный и массивный барабан окружен восемью мощными полуцилиндрами, возможно, первоначально завершавшимися самостоятельными главками вокруг центральной главы (рис. 49).

 

 

  

49—50. Село Дьяково. Церковь Иоанна Предтечи, 1547 г.

 

 

Внутри здания переход от верхнего барабана в стене восьмерика представляет собой воспроизведение навесных бойниц-машикулей крепостной архитектуры. Формы крепостного зодчества нашли свое отражение и во внешней архитектуре здания, где те же декоративные машикули обрамляют верхнюю часть и полукруглые контрфорсы барабана. Кроме элементов крепостного зодчества здесь можно видеть также переработку в камне некоторых форм, свойственных деревянному зодчеству (прямые остроконечные фронтоны вместо обычных кокошников, восьмигранная форма башен, обработанных снаружи прямоугольными впадинами, напоминающими деревянные филенки). Интересно также отметить, что пропорции средней башни церкви с. Дьякова повторяют пропорции деревянной церкви с. Панилова. В обоих сооружениях высота восьмерика относится к его ширине, как диагональ квадрата к его стороне, и равна высоте верхней части здания.

 

Как и в храме Вознесения в Коломенском, в архитектурном образе дьяковской церкви мы видим смелое нарушение древних традиций культового зодчества, создание новой архитектурной композиции, резко отличающейся от композиции кубических одноглавых и пятиглавых храмов, вызванное стремлением сильнее подчеркнуть мемориальный, светский характер сооружения. Хотя точная дата постройки церкви неизвестна, есть основание полагать, что храм Иоанна Предтечи в Дьякове построен в ознаменование принятия в 1547 г. Иваном IV Грозным царского титула. Пышный и торжественный архитектурный образ храма-памятника вполне соответствует величию исторического события в жизни Русского государства, которое он призван был увековечить (рис. 50).

 

Торжество русского народа, сумевшего без посторонней помощи освободиться от иноземного порабощения и подчинившего

 

 

—стр. 88—

 

себе Казанское ханство, получило художественное выражение в полном праздничного ликования архитектурном образе Покровского собора на Красной площади в Москве. Новое мемориальное сооружение, воздвигнутое, однако, не в Кремле, а на территории Великого посада, должно было ознаменовать исключительное по своей важности для народа событие, не имевшее аналогий в истории древней Руси. В необычайно живописной и динамичной композиции здания, в красочном богатстве и разнообразии его декоративного убранства с особой силой сказались народные черты русской архитектуры XVI в.

 

 

51. Москва. Покровский собор на Рву (храм Василия Блаженного), 1555—1560 гг., зодчие Барма и Посник

 

 

Покровский собор на Рву был построен русскими зодчими Бармой и Посником в 1555—1560 гг. Первоначально здание не имело яркой наружной окраски, и его строго симметричная композиция не нарушалась пристроенными в конце XVI в. приделом Василия Блаженного (по имени которого стал позднее именоваться собор) и шатровой колокольней с юго-востока, заменившей старую звонницу. Галерея, обходящая здание вокруг, была открытой и являлась как бы постаментом в его скульптурной композиции. Без пристроек и яркой окраски фасадов, сделанной позднее, здание собора выглядело несколько проще и строже. Вместе с тем пристройки не нарушают гармонии целого и в новом сочетании усиливают живописность и динамичность архитектурного образа.

 

Сложная композиция Покровского собора не случайна. По заданию, полученному архитекторами, требовалось построить восемь церквей, посвященных праздникам и святым, дни почитания которых совпадали с днями решающих боев за Казань.

 

Но Барма и Посник внесли изменение в полученное задание, прибавив девятую церковь-башню, что можно объяснить стремлением зодчих создать симметричную архитектурную композицию. Здание выстроено из кирпича; фундаменты, цоколь и некоторые архитектурные детали выполнены из белого камня. В построении плана и пирамидальной композиции отдельных башен вокруг центральной, в конструкции перехода от стен к шатру световой главы центральной башни, в машикулях, примененных для наружной декорации, в системе кокошников и восьмигранной форме башен «столпов», в устройстве открытой галереи, объединяющей отдельные башни, — во всем этом имеется близкое сходство с архитектурой церкви в Дьякове; вместе с тем все эти приемы получили в новом памятнике дальнейшее развитие (рис. 51, 52).

 

В архитектуре Покровского собора можно отчетливо видеть основные источники, послужившие прообразами отдельных частей этого сложного по композиции здания.

 

 

—стр. 89—

 

52. Покровский собор на Рву

 

 

—стр. 90—

 

Несомненна глубокая и внутренняя связь его архитектуры с деревянным зодчеством, об этом свидетельствуют план и многие детали здания, например трехгранная форма апсиды центральной башни, восьмигранная форма башен типичная для деревянных церквей, или характерное украшение рельефными кругами углов четырех больших башен, сделанное, по-видимому, в подражание деревянному срубу. Имеются сведения о том, что до строительства каменного храма был выстроен деревянный, который, возможно, послужил для него моделью.

 

 

53. Каменные шатровые храмы. 1 — в Переславле-Залесском; 2 — в с. Острове

 

 

Скромные по архитектурной отделке и тесные внутренние помещения Покровского собора, так же как и других русских башнеобразных храмов-памятников, не соответствуют величию их монументального наружного объема. Центральная башня Покровского собора имеет внутреннюю площадь 8×8 м и высоту 46 м. Внутреннее помещение храма не было, как обычно, расписано фресками, но украшено орнаментальной росписью и мемориальной надписью в основании шатра, а также простыми архитектурными деталями — профилированными тягами, поясками, ширинками. Небольшое внутреннее пространство, скромная отделка интерьера, резко контрастирующая с нарядностью внешнего облика здания, составляют характерную черту всех трех храмов-памятников (церковь Вознесения в Коломенском, храм в Дьякове, Покровский собор). Эта особенность наряду с отсутствием ясно выраженного главного фасада здания сближает их со скульптурными монументами, рассчитанными на всестороннее обозрение.

 

Как уже отмечалось ранее, деревянный шатровый тип храма был издревле распространен в сельской архитектуре, где высокие шатровые церкви, легко обозримые на большом расстоянии, служили своеобразными ориентирами для отдельных селений и погостов. Во второй половине XVI в. каменный шатровый тип храма можно нередко встретить также в посадском и усадебном строительстве. Каменные шатровые храмы XVI в. послужили прообразом для создания нового типа высотного сооружения — шатровой колокольни. Старые звонницы, прекрасные образцы которых сохранились в Пскове, начинают уступать место высоким, стройным колокольням, призванным играть важную организующую роль в ансамбле городов, монастырей и сел, разбросанных на необъятных пространствах русской равнины. Для XV—XVI вв. характерно соединение церкви и колокольни в едином архитектурном объеме, как это имело место в Духовской церкви Троице-Сергиева монастыря (1476), Ивановской колокольне Московского Кремля (1505—1508), церкви Григория в Хутынском монастыре в Новгороде (1535—1538) и шатровой церкви колокольни в Александровой слободе (1560-е гг.).

 

Чтобы правильно оценить значение церквей в Коломенском, в Дьякове и собора Покрова на Рву в Москве в развитии русской архитектуры, необходимо помнить, что это были только наиболее выдающиеся произве-

 

 

—стр. 91—

 

дения среди многих других, составлявших общий фон, на котором они ярко выделялись. Скромные шатровые храмы — Успенская церковь в Коломенском кремле (1552), церковь Косьмы и Демьяна (1565) в Муроме, церковь Никиты в Елизарове (1552) близ Переславля и в подмосковном селе Беседах наряду с более крупными сооружениями этого типа, как, например, церковь Петра Митрополита в Переславле-Залесском (1585) или церковь Преображения в подмосковном селе Острове, дают представление о художественном разнообразии каменных шатровых храмов второй половины XVI в. (рис. 53, 54).

 

 

54. Церковь Преображения в с. Острове (вторая половина XVI в.)

 

 

В шатровых сооружениях начала XVII в. заметно утрачивается композиционное единство, монолитность и монументальность, свойственные шатровой архитектуре XVI в. Так, например, в Дивной церкви Алексеевскою монастыря в Угличе (1628) центральный шатер симметрично дополняется двумя боковыми шатрами меньшей высоты, чем создается образ легкого воздушного сооружения, более нарядного и праздничного по сравнению с более строгими, монументальными композициями предшествующего столетия. Шатер приобретает подчеркнуто декоративный характер как во внешнем облике здания, так и внутри его, где он уже не составляет единого пространства с интерьером, но поставленный на своды становится только декоративным украшением в наружном облике здания. Архитектура церкви Покрова в с. Медведкове, построенной, вероятно, в 20-х гг. XVII в., хотя имеет открытый внутрь шатер, но уже не отличается монолитностью и лаконичностью композиционных объемов, характерных для построек XVI в. Здесь, как и в Дивной церкви в Угличе, отчетливо намечается новая тенденция к дробной, нарядной, декоративной композиции, где шатер является одним из элементов в декоративном убранстве здания (рис. 55).

 

Таким образом, заимствованная из народного зодчества архитектурная композиция шатрового храма постепенно вырождается и превращается в разновидность архитектурной декорации. Одновременно в деревянном народном зодчестве строгий и величественный тип шатрового храма продолжает длительное время сохранять лаконизм и монументальность архитектурной композиции — об этом свидетельствуют такие выдающиеся сооружения конца XVIII в., как церкви в Кондопоге на Онежском озере и в Верхней Уфтюге на Северной Двине.

 

* * *

 

Объединение разрозненных русских земель вокруг Москвы и сложение централизованного государства создали условия для дальнейшего развития общерусской национальной культуры, способствовавшие рож-

 

 

—стр. 92—

 

дению новых архитектурных типов, новых композиционных приемов, широкому размаху градостроительной деятельности.

 

 

55. Углич. «Дивная» церковь Алексеевского монастыря, 1628 г.

 

 

Наиболее важным явлением в развитии русской архитектуры этого времени было широкое распространение художественно-стилистических и конструктивно-технических особенностей московской архитектуры далеко за пределы бывшего Московского княжества. Москва постепенно становится общерусским национальным культурным и архитектурным центром. Различные местные архитектурные школы (владимиро-суздальская, новгородская, псковская, ростовская и др.), сложившиеся в период феодальной раздробленности Руси, все более и более утрачивают свои специфические локальные особенности. Некоторые из них медленно, другие быстрее становятся только местными вариантами московской архитектурной школы, которая, творчески используя это богатое и разнообразное наследие, начинает оказывать решающее влияние на создание общерусской архитектуры.

 

Появление в московском зодчестве новых типов каменных храмов, свободных от внутренних столбов и перекрытых крещатым сводом или шатром, знаменовало не только решительный отход от старой, канонической системы крестовокупольного храма, но и создание новой архитектурной композиции общественно-культового сооружения, отличающейся необычайной простотой и цельностью, органическим единством конструктивной и художественной системы.

 

Политический и культурный подъем, характерный для эпохи формирования общерусского государства, ломает старые, застывшие традиции, создает условия для развития новых явлений в архитектуре. В последней четверти XV в. начинается решительная переработка традиционной крестовокупольной системы, в продолжение столетий неизменно господствовавшей в культовом зодчестве. Одним из ранних примеров изменения прочно установившихся канонов в церковном зодчестве был выстроенный «палатным образом» Успенский собор в Московском Кремле. В его архитектуре удачно сочетались традиции древней архитектуры Владимира и Новгорода с передовой европейской строительной техникой и высокой художественной культурой раннего итальянского Возрождения.

 

Обширное кремлевское строительство на рубеже XV—XVI столетий — выдающееся прогрессивное явление в истории русской архитектуры — привело к сложению московской школы архитектурного мастерства, наследовавшей и развивавшей лучшие традиции древнерусской архитектуры. Создание в центре столицы крупного архитектурного ансамбля сделало Москву ведущим архитектурным центром страны. В плане Москвы, сложившемся в конце XVI в., с постройкой кольцевых укреплений Белого города и Скородома древнерусские градостроительные традиции получили наиболее четкое и законченное выражение. Укрепленная территория города приобрела конфигурацию, близкую по форме к кругу, с тремя кольцевыми линиями укреплений и сетью радиальных улиц, сходившихся к центру города. По своей законченности радиально-кольцевая система плана Москвы с четко выраженным центром не имеет близких аналогий среди других крупных средневековых городов Европы и является следствием важной роли Кремля как ядра планировочной структуры древнерусского города.

 

 

—стр. 93—

 

Знаменательно, что уже с конца XV в. архитектурно-строительная деятельность перестает быть безымянной или связанной только с именем заказчика, как это было раньше. На страницах летописей, отмечающих важнейшие события своего времени, все чаще начинают появляться сообщения о строительстве тех или иных сооружений с указанием имен зодчих-строителей. Последние приобретают профессиональную специализацию, как, например, «церковный мастер», «палатный мастер», «городовой мастер». Постройки отдельных мастеров отличаются большой художественной индивидуальностью. Впервые в летописях появляются известия о своеобразных архитектурных конкурсах на строительство особо важных сооружений и сообщения о смерти наиболее известных мастеров-строителей.

 

Архитектурно-строительное дело приобретает большое государственное и общественное значение. Древнерусская архитектура не знала скульптурных монументов в память выдающихся событий и лиц, их заменяли архитектурные сооружения. В силу исторических условий эти памятники в честь важнейших событий в жизни Русского государства имели церковно-культовый характер. Вместе с тем сам факт создания монументальных церковных зданий, в которых главенствовала идея мемориального сооружения в честь важного исторического события, а культовое назначение имело уже второстепенное значение и не являлось определяющим для его объемной и плановой композиции, был прогрессивным явлением, так как свидетельствовал об укреплении реалистических черт в архитектуре и освобождении ее от безраздельного влияния церковно-религиозной идеологии.

 

Для блестящего развития русской архитектуры в XV—XVI вв. огромное значение имела ее глубокая, органическая связь с истоками народного зодчества. Это была одна из причин того, что русская архитектура этого времени могла с такой удивительной полнотой выразить в художественной форме и конструктивных приемах присущие ей своеобразные национальные особенности. Наиболее примечательной особенностью народного деревянного зодчества является постоянное стремление к комплексному решению утилитарных и художественно-идейных задач. Органическая связь между функциональным решением сооружения и его архитектурным обликом сказывается здесь во всем, начиная с плана и композиции объемов, вплоть до отдельных архитектурных деталей, которые имеют наряду с художественным также определенное конструктивное значение.

 

Вышедшие из народных низов древнерусские зодчие-профессионалы обращались в своем творчестве к сокровищнице народного деревянного зодчества, творчески перерабатывая его приемы в монументальной каменной архитектуре. На этой основе русские зодчие в XVI в. разработали новые композиционные приемы, архитектурные типы и формы, оказавшие глубокое влияние на развитие национальной архитектуры.

 

Образование централизованного государства и сопутствовавший этому подъем национального самосознания русского народа после освобождения от татарской зависимости создали предпосылки для дальнейшего развития русской культуры и развертывания обширного государственного строительства. В этих условиях естественно возникновение нового архитектурного типа — высотного храма-памятника, ярко отразившего новый этап в развитии Руси, во многом созвучный эпохе Возрождения на Западе.

 

Русская архитектура XV—XVI вв. — уже вполне сложившееся национальное искусство. После длительного периода сравнительно изолированного развития от архитектуры европейских народов начинается новый период постепенного восстановления нарушенных связей, появляются конструктивные приемы и архитектурные детали, характерные для западноевропейской ордерной архитектуры. Но у русских мастеров они получают глубокую творческую переработку и органически входят в русскую архитектуру как ее составные элементы, подобно тому как это было у всех народов, связанных взаимным общением.

 

Для этого времени характерен подъем в области строительной техники, что сказалось в разработке новых, смелых конструктивных приемов, в массовом изготовлении стандартных архитектурных элементов и деревянных сборных домов.

 

Русские зодчие XVI в. блестяще показали органическую связь, единство всех сторон архитектуры — идейной, художественной и функционально-технической. В этом единстве заключается высокое совершенство лучших произведений русского зодчества этой эпохи.