Чиняков А. Г. Ле Корбюзье и Веснины. 1969

Ле Корбюзье и Александр Веснин. 1928 г.

 

 

Ле Корбюзье несколько раз приезжал в СССР (при проектировании и строительстве дома Центросоюза и проектировании Дворца Советов). В Москве он был погружен в среду архитектурного авангарда: братья Веснины, Моисей Гинзбург, Константин Мельников, Андрей Буров, Николай Колли и др. Публикуем статью архитектора А. Г. Чинякова о взаимоотношениях Корбюзье и братьев Весниных, а также о личной встрече автора с Ле Корбюзье в Париже в 1934 году.

 

 

 

 

 

Трагическая смерть одного из самых выдающихся архитекторов современности Ле Корбюзье (1887—1965 гг.) вызвала запоздалое признание его огромных заслуг в развитии современной архитектуры и градостроительства даже со стороны тех, с кем ему пришлось долгие годы вести непримиримую борьбу за право на осуществление своих идей.

 

Государственный министр по делам культуры Франции Андре Мальро вынужден был признать, что ни один из современных мастеров-новаторов не был объектом столь ожесточенных и систематических нападок в продолжение всей своей творческой деятельности, как Корбюзье. В своем официальном выступлении на траурной церемонии в Лувре Мальро вспомнил с горечью и о том, что великий архитектор долгие годы вынужден был работать в коридоре бывшего монастыря. Можно было бы добавить также, что в этом коридоре в продолжение 12 лет были выполнены семь проектов нового Алжира, которые систематически, один за другим, отклонялись представителями того же французского правительства.

 

«Никогда, никакие внешние причины не могли заставить Корбюзье изменить своим творческим принципам», — справедливо писалось о нем в одном из некрологов. «Никогда соблазн получить выгодный заказ не вынуждал его сдать свои позиции. Никакой самый состоятельный или ответственный заказчик не волен был повлиять на решение вопросов, которые Корбюзье относил к компетенции архитектурной профессии».

 

Разумеется, далеко не все можно принять безоговорочно в огромном наследии — теоретическом и практическом, оставленном нам Корбюзье, но одно бесспорно: человек был для него основным мерилом, модулем современной архитектуры — и в этом заключается гуманистический характер всей его деятельности.

 

В одном из последних интервью он сказал: «Мы живем в нынешнюю эпоху, в нашу эпоху: быть современным — это не мода, это состояние. Каждый из нас должен принимать условия, в которых он живет, и приспосабливаться к ним — это долг, а не выбор. Я не знаю, что произойдет в будущем. Сейчас я знаю только, что мы живем в революционную эпоху, великая научная революция совершается на наших глазах, может быть она продлится еще многие годы. Мы можем пойти навстречу катастрофе точно так же, как мы можем пойти навстречу лучшему будущему. Долг человека — покорить события, подчинить их своим целям».

 

В свое время, подписав одним из первых Стокгольмское воззвание Всемирного Совета Мира, он как бы указал путь к этому лучшему будущему.

 

Тема отношений между известным французским архитектором и творческим содружеством братьев Весниных, влияние его идей на работы значительной группы советских архитекторов в 20-х годах, несомненно, заслуживают специального изучения. Но настоящие заметки, разумеется, не ставят перед собой такой сложной задачи и могут дать только некоторый материал для подобного исследования. В архиве Весниных сохранилось несколько писем Ле Корбюзье, относящихся к концу 20-х — началу 30-х годов и дающих возможность составить некоторое суждение по этому вопросу. Эти письма живо напомнили мне один эпизод личного характера, относящийся к тому же времени и в сущности к той же теме. Обо всем этом я и постараюсь кратко рассказать.

 

В декабре 1934 г., возвращаясь из США с только что полученным дипломом архитектора, я воспользовался остановкой в Париже, чтобы посетить мастерскую знаменитого французского «мэтра» — Ле Корбюзье, который по своей популярности в нашей студенческой архитектурной среде имел тогда только одного соперника — американца Франка Ллойда Райта.

 

Острые, четко сформулированные идеи Ле Корбюзье волновали нас не только своей новизной, но и необычайно широким кругом интересов: от организации элементарной жилой ячейки — «машины для жилья» до грандиозных градостроительных проектов, устремленных в будущее.

 

Оторванный в течение четырех лет учебы в американском архитектурном вузе от родных пенатов, я довольно смутно представлял себе нашу архитектурную действительность и ту обстановку, в которой мне предстояло работать. Поэтому, с большой долей наивности и самонадеянности, я решил познакомиться с последними произведениями французского мастера, а также «посоветоваться» с ним относительно перспектив своей дальнейшей работы. Мне было известно, что по проекту Ле Корбюзье в то время строилось здание Центросоюза в Москве, и я полагал, что он должен быть в курсе московской архитектурной жизни.

 

Однако, когда на следующий день, туманным зимним утром, я с трудом разыскал мастерскую Ле Корбюзье, которая находилась тогда на рю де Севр в одном из сводчатых помещений старого, заброшенного монастыря, я чувствовал себя уже далеко не так самоуверенно, как накануне. Меня охватили сомнения — примет ли вообще меня, неведомого студента, такой занятой человек и будет ли со мной разговаривать и показывать свои работы? Меня искренне удивила и обрадовала любезность и какое-то необычайное дружелюбие со стороны хозяина мастерской. После краткого представления, он тут же попросил Пьера Жаннере заняться мной и показать их последние работы по Алжиру.

 

После рекламного лоска и солидной респектабельности предельно механизированных американских проектных контор, где мне приходилось работать на практике, мастерская Ле Корбюзье сначала показалась мне холодным, неуютным сараем. Довольно мрачное, узкое и длинное помещение с вымощенным каменными плитами полом и маленькой чугунной печкой посередине, несколько грубо сколоченных деревянных чертежных столов и груды подрамников, беспорядочно составленных вдоль стен — все это создавало беспокойную атмосферу неустроенности.

 

Но спустя некоторое время, рассматривая красочные и неповторимо оригинальные чертежи, я почувствовал какое-то внутреннее соответствие окружающей обстановки с индивидуальностью работавшего здесь мятежного, беспокойного человека — все вместе создавало атмосферу непринужденности, откровенности, начисто лишенную официальности. Скромная мастерская Ле Корбюзье казалась мне теперь прекрасной экспериментальной лабораторией, где увлеченно работают над разрешением проблем разумного, удобного и здорового устройства жизни людей, используя для этого все достижения науки и современной строительной техники.

 

Было уже далеко за полдень, когда любезный хозяин, усадив меня в свой старенький «рено», повез в какой-то ресторанчик, где по его словам «подают настоящее французское вино, которого нельзя найти ни в России, ни в Америке». Сухое белое вино было действительно отличное и, вероятно, немало способствовало оживленному разговору во время завтрака, тем более, что мой уважаемый собеседник в самом начале нашего знакомства заявил, что он рад возможности потренироваться в английском языке в связи с предстоящей поездкой в Америку.

 

Интересно и живо, время от времени делая быстрые наброски карандашом на бумажной салфетке, он рассказал мне о своей поездке в Италию, откуда только что вернулся.

 

О том, что делается в Москве он имел, по-видимому, довольно смутное представление. Его очень беспокоили какие-то изменения, которые вносились в процессе строительства в проект здания Центросоюза. Насколько я помню, эти изменения касались новой, специально придуманной, с учетом московского климата, системы отопления и вентиляции здания, которой он очень гордился. У нас ее почему-то не хотели или не могли выполнить. Ему очень хотелось бы поехать в Москву после возвращения из Америки, но он не знал, как его примут и примут ли его вообще. Волнуясь и с трудом подбирая английские слова, он говорил о том, что некоторые недостойные люди в Москве сознательно искажают его идеи и ставят под сомнение искренность его симпатий к Советскому Союзу, для которого он много и плодотворно работал.

 

Наконец, набравшись смелости, я решился спросить его и о том, в какой московской мастерской он рекомендовал бы работать начинающему архитектору. По правде говоря, я не ожидал какой-либо конкретной рекомендации, но мне было интересно услышать его мнение об отдельных творческих направлениях в советской архитектуре. Вместо этого я услышал быстрый и решительный ответ: «Постарайтесь попасть к братьям Весниным. Это лучшее, что я могу вам рекомендовать. Там вы встретите не только хороших, современных архитекторов, но и добрых, сердечных людей, а для начала это очень важно!».

 

Так я попал в архитектурную мастерскую братьев Весниных и, проработав с ними 25 лет, навсегда сохранил чувство искренней признательности к большому мастеру и душевному человеку Ле Корбюзье, вероятно, и не подозревавшему о том, что он дал мне столь необходимую и важную для молодого архитектора «путевку в жизнь».

 

* * *

 

Взаимные симпатии в вопросах архитектурного творчества между Весниными и Ле Корбюзье определились задолго до их личного знакомства, которое состоялось только в октябре 1928 г., когда французский архитектор приезжал в Москву, по-видимому, в связи с проектированием здания Центросоюза (теперь ЦСУ на ул. Кирова).

 

«Месье», как его звали Веснины, встретил самый теплый, дружеский прием в семье Весниных. Но особенно близкое взаимопонимание и дружба установились у него с младшим из Весниных — Александром Александровичем, которому адресованы все его письма. Видимо, этому способствовало и то обстоятельство, что оба они были не только архитекторами, но и талантливыми художниками так называемого «левого» направления. Александр Александрович Веснин бережно хранил присланную ему позднее серию рисунков Ле Корбюзье, датированных разными годами, начиная с 1923 и по 1929 г. О большой дружбе и глубоком уважении Ле Корбюзье к А. А. Веснину свидетельствуют также обращения в письмах: «дорогой друг», «брат Веснин», «Александру Веснину, его братьям и сестрам»; некоторые письма имеют более многозначительные обращения: «Александру Веснину — духовному отцу молодой русской архитектуры и московским коллегам». К этому же времени относится известное посвящение одной из печатных работ Ле Корбюзье «Александру Веснину — основоположнику конструктивизма».

 

 

Надпись на книге, которую Корбюзье подарил Веснину: «Александру Веснину — основателю конструктивизма»

 

 

В своих письмах Корбюзье проявляет в это время живой интерес к новым исканиям в советской архитектуре. Он принимает участие в конкурсе на здание Дворца Советов, работает над генеральным планом Москвы и пишет, что «в настоящий момент Москва является наиболее живым архитектурным центром» (письмо от 4 ноября 1929 г.). В том же письме, посланном из Буэнос-Айреса, он сообщает, что уже несколько месяцев находится в Аргентине, где «занят архитектурой, градостроительством и разными другими делами. Я имел возможность рассказать здесь много хорошего о вас и о ваших товарищах... Я ничего не знаю о моих делах в мастерской, в частности о Центросоюзе». Его сильно беспокоит недоверие, проявленное в Москве, к новой системе отопления и вентиляции, разработанной им в проекте Центросоюза. В связи с этим он пишет, что привлек к консультации крупную американскую фирму, директор которой «сказал мне, что моя концепция отопления и вентиляции — сама правда».

 

В следующей открытке, датированной январем 1930 г., Ле Корбюзье шлет привет архитекторам Днепрогэса и снова выражает горячее желание, чтобы начатая постройка здания Центросоюза «была закончена в соответствии с проектом».

 

Но уже в начале 30-х годов, в связи с результатами конкурсов на здание Дворца Советов, в советской архитектуре начинают отчетливо проявляться тенденции архитектурного ретроспективизма, которые не могли встретить одобрения ни у Ле Корбюзье, ни у Весниных.

 

1933 г. был особенно трудным для Весниных: тяжелая болезнь и смерть старшего брата Л. А. Веснина, скромного, обаятельного человека и крупного, разносторонне образованного архитектора, который благодаря своему большому практическому опыту и личным качествам занимал место самого уважаемого и любимого товарища в их творческом содружестве. На продолжительное время обрывается переписка с французским другом. И Ле Корбюзье, встревоженного резкой критикой конструктивизма и его работ в Москве, беспокоит мысль о том, что продолжительное молчание, возможно, объясняется изменением отношения к нему со стороны друзей. Поэтому в письме от 30 июня 1933 г. он считает нужным особо подчеркнуть: «...Я работал для СССР от всего сердца: Центросоюз, Дворец Советов, план Москвы. Я ни от кого не получаю известий. Вы забываете ваших друзей. Я уверен, что вы делаете большие дела...»

 

 

Рисунок А. Веснина

 

 

Эскиз костюма к спектаклю «Ромео и Джульетта» Шекспира в Камерном театре в Москве. 1921 г. А. Веснин

 

 

Рисунок Ле Корбюзье, присланный в подарок Весниным (публикуется впервые)

 

 

Рисунок Ле Корбюзье, присланный в подарок Весниным (публикуется впервые)

 

 

Эскиз декораций к спектаклю «Федра» Расина в Камерном театре в Москве 1923 г. А. Веснин

 

 

Следующее письмо представляет собой такой яркий документ, что я полагаю необходимым привести его полностью:

 

 

 

Последнее письмо датировано январем 1936 г. и было прислано вместе с его книгой «Лучезарный город». Ле Корбюзье снова пишет о своем «намерении возможно скорее приехать в Москву... но для этого мне необходимо точно знать, что я должен буду делать, в какую организацию обращаться, с кем говорить, для того чтобы моя поездка оказалась плодотворной. Прошу вас дать необходимые разъяснения по этому вопросу и предпринять нужные шаги для того, чтобы меня приняли, и мой приезд получил бы полезное завершение, другими словами, чтобы мне поручили какую-либо работу в области архитектуры или градостроительства».

 

Как известно, столь желанная поездка Ле Корбюзье в Москву так и не состоялась. Он так и не смог увидеть свое любимое детище — Центросоюз, выросшее в далекой Москве без его заботливого надзора.

 

 

---

 

Скачать скан статьи в формате pdf (прямая ссылка; 7,4 МБ)