|
|
Дискуссия «О природе и специфике архитектуры». 2-е заседание. 19 апреля 1955 г.
Москва. Диспансер при заводе «Серп и молот» в Пролетарском районе. Открытка. 1930-е гг.
19 апреля
Выступления по докладам
ВТОРОЕ ЗАСЕДАНИЕ19 апреля 1955 г.ВЫСТУПЛЕНИЯ ПО ДОКЛАДАМД. Б. ХазановИнститут архитектуры общественных сооружений Академии архитектуры СССР
Прежде всего следует установить предмет спора между докладчиками.
К. А. Иванов справедливо считает, что основное назначение архитектуры — строительство жилых домов и других зданий — определяет ее специфику как деятельности (и как результата этой деятельности), направленной на создание определенной категории материальных и идейно-художественных ценностей. Поэтому нельзя отделять архитектуру от строительства, надо начинать историю архитектуры вместе с историей человеческого общества, надо охватывать ею все многогранные области архитектуры независимо от качества тех или иных сооружений, в том числе художественного качества.
Что касается И. Л. Ма́ца, то он также, исходя из утилитарно-строительной основы архитектуры, вместе с тем называет архитектуру качественно новой ступенью строительства, которое на этой ступени приобретает глубокое идейно-художественное содержание. Следовательно, специфика архитектуры заключается в ее отличии от «простого строительства», т. е. в том, что она является искусством.
Таким образом, И. Л. Ма́ца ограничивает область явлений архитектуры, во-первых, исторически, утверждая, что архитектура появляется на определенном этапе развития человеческого общества, непосредственно предшествующем современной цивилизации; во-вторых, социально, так как сооружения для угнетенных классов целиком или в значительной мере исключаются из понятия архитектуры; в-третьих, по идейно-художественному качеству и мастерству, поскольку, по мнению И. Л. Ма́ца, даже у нас, в социалистическом обществе, якобы сохраняется разделение строительства и архитектуры.
Оставляя в стороне вопрос о неизбежной субъективности, в определении таких границ архитектуры и «простого строительства», обратимся к фактам и доказательствам.
Исследуя исторические границы архитектуры, И. Л. Ма́ца опирается на Энгельса, который в «Происхождении семьи, частной собственности и государства» связывает зачатки архитектуры как искусства с высшей ступенью варварства. Но говоря о возникновении «архитектуры как искусства», Энгельс тем самым предполагает, что архитектура существовала и до этого, но не была искусством, т. е. не отделяет ее от строительной деятельности. Действительно, эта фраза относится к тем страницам книги Энгельса, где излагаются взгляды Моргана, применявшего термин «архитектура» в широком его значении.
В книге «Древнее общество» Морган говорит: «Жилищная архитектура, связанная с формой семьи и строем домашней жизни, дает почти полную картину прогресса от дикости до цивилизации. Ее развитие может быть прослежено от шалаша дикаря, через общинные дома варваров, вплоть до дома индивидуальной семьи цивилизованных народов, со всеми промежуточными звеньями, связывающими крайние формы».
Здесь Морган применяет термин «жилищная архитектура» ко всем ступеням ее развития, начиная от шалаша дикаря. В самом деле, постройка шалаша велась сознательно, по обдуманному плану, со стремлением к относительному удобству, прочности, к экономии труда и даже к красоте (например, вигвамы индейцев). Это — постройки человека, это — архитектура, качественно отличная от построек пчел или бобров.
Рассматривая период дикости (во избежание путаницы я пользуюсь терминологией автора), Морган указывает, что «...здесь были зачатки языка, управления, семьи, религии, жилищной архитектуры и собственности вместе с главнейшими зародышами производства...».
С варварством связываются следующие ступени развития архитектуры, высшую из которых Энгельс назвал зачатками архитектуры как искусства. При этом Энгельс основывается прежде всего на широко известном материале гомеровских поэм, о котором говорит и Морган. Но Энгельс, по его собственным словам (письмо к Ф. Зорге от 29 мая 189,9 г., т. е. через 6 лет после выхода в свет «Происхождения семьи, частной собственности и государства»), пользовался лишь четырьмя частями книги Моргана и не имел пятой части «Дома и домашняя жизнь американских туземцев», в которой приведены данные, показывающие, что архитектура являлась искусством уже на очень ранних ступенях своего развития.
«Архитектура индейских племен, — говорит Морган в пятой части своего труда, — дает нам огромный материал, по которому мы можем судить о постепенном развитии этого великого искусства у индейцев в течение трех периодов культуры...» (т. е. в высший период дикости, низший и средний периоды варварства). «Индейские постройки в Мексике и Центральной Америке... могут действительно вызывать удивление и восхищение огромными размерами, свойствами строительных материалов и мастерством архитектурной орнаментики».
Жилые дома оседлых индейцев Юкатана и Центральной Америки (племя майя) Морган относит к высшим достижениям американской архитектуры. «Эти постройки (пуэбло) могут вызывать удивление и восхищение вкусом, мастерством и трудолюбием». Действительно, известные нам по фотографиям или по фильму «От Аргентины до Мексики» огромные, монументальные жилые комплексы и храмы, великолепно построенные и украшенные, являются не предисторией архитектуры, а значительным этапом на пути ее развития. К этим сооружениям народов, стоявших на средней ступени варварства. Морган применил термин «усовершенствованная архитектура», принятый Марксом в его конспекте книги Моргана.
Как мы уже могли убедиться, нельзя канонизировать слова Энгельса о том, что зачатки архитектуры как искусства относятся к высшей ступени варварства. Наука неопровержимо устанавливает, что зарождение архитектуры как искусства отодвигается далеко вглубь человеческой истории.
Можно говорить лишь об этапах развития архитектуры, которая, помимо своего основного утилитарного назначения, постепенно превращается также в мощное средство выражения больших идей. Нельзя, следовательно, исторически противопоставлять «простое строительство» и архитектуру.
Формирование первобытно-общинного строя и переход от общины к рабовладельческой цивилизации были огромными качественными скачками в развитии человеческого общества. Но человек всегда оставался человеком, общественное производство оставалось общественным производством, искусство — искусством и архитектура — архитектурой независимо от тех качественных скачков, которые они претерпевали в своем развитии. Архитектура как строительство и как искусство — это две стороны единого целого, которые, начиная с примитивных строений дикаря, проходят ступени совместного развития.
Можно ли отрицать идейно-художественную выразительность менгира, дольмена, кромлеха? Ведь основное назначение этих сооружений заключается именно в их идейно-художественной выразительности. Что бы ни происходило в кромлехе, кольцо его мощных каменных столбов создавалось, конечно, не из утилитарных соображений.
Следовательно, как только человек научился ворочать и поднимать камни, он уже использовал это свое умение не только для защиты от холода, дождя и диких зверей, но и для иных, общественных, потребностей, в частности для искусства. Сторона искусства в архитектуре имеет такое же древнее происхождение, как музыка, танец, живопись, которые также в своем происхождении были непосредственно связаны с производственной деятельностью людей (например, охотничьи пляски, ритмические производственные песни).
Так, на наш взгляд, обстоит дело с историей возникновения архитектуры, которую надо начинать вместе с историей развития человеческого общества.
Противопоставление «простого строительства» и архитектуры применительно к последующим ступеням развития общества также не соответствует исторической действительности.
С развитием классового общества в Египте, Греции, Риме, в феодальных государствах Европы происходит разделение на архитектуру господствующих классов и на архитектуру угнетенных классов. Но это отнюдь нельзя отождествлять с разделением на архитектуру и «простое строительство».
Архитектура угнетенных классов далеко не лишена красоты и идейно-художественной выразительности. Наоборот, именно народное зодчество является неиссякаемым источником художественных ценностей, которые в прогрессивные эпохи используются и для архитектуры господствующего класса. Если народ имеет хотя бы самые минимальные возможности строить для себя, то все — дом, хлев, колодец, утварь — превращается в художественные ценности.
Даже в те периоды, когда архитектура подавленных эксплуатацией угнетенных классов теряет свои высокие качества и превращается в поселки рабов, в инсулы, в жалкие лачуги, мы не имеем права исключать их из области явлений архитектуры, сглаживая противоречия классового общества, как это делает буржуазное искусствоведение, и ограничиваться рассмотрением архитектуры дворцов, вилл и храмов.
Если архитектуре угнетенных классов нельзя отказать в высоких идейно-художественных качествах, то архитектура господствующих классов отличается ими далеко не всегда. Это особенно наглядно видно в периоды кризиса той или иной формации.
Например, в феодальной Средней Азии убогое жилище бедняка или сугубо утилитарная баня (словом, «простое строительство») имели в зародыше все черты большой архитектуры — соответствие климату, рациональную конструкцию, экономичность, а эклектические дворцы последних бухарских эмиров представляли собой антихудожественное явление.
Следовательно, классовое разделение общества и образование двух культур вовсе не означает деления на архитектуру и «простое строительство». Идея такого деления зародилась лишь в буржуазном искусствоведении, и то не в первые периоды становления капиталистического строя, когда были еще в ходу демагогические лозунги свободы, равенства и братства. Лишь постепенно господствующая школа буржуазного искусствоведения сужает область своих интересов, перестает замечать фабричные постройки и рабочие дома, относя их к «простому строительству», и возводит в ранг архитектуры безвкусную эклектику доходных домов.
Успехи классовой борьбы рабочего класса заставили капиталистов пойти на некоторые уступки и заняться проблемой архитектуры городов-садов и жилищ для рабочих. Но наряду с этим растут поселки «домов» из пустых бидонов и ящиков, из палок и одеял, множатся «пещерные» жилища в развалинах домов, знакомые нам по итальянским фильмам. Это перестало быть не только архитектурой, но и строительством, хотя бы даже простым.
Итак, разделение на архитектуру и «простое строительство» не может быть принято нами ни исторически, ни применительно к отдельным классовым формациям. Тем более неправомерно переносить это унаследованное от буржуазной теории понятие в нашу советскую архитектуру для того, по-видимому, чтобы оправдать отставание ряда отраслей нашего архитектурного творчества.
Как только произошла Октябрьская революция, как только старая Россия стала Советской республикой, как только жители ее стали свободными гражданами социалистического государства, отпал какой бы то ни было повод для разделения на архитектуру и «простое строительство». Сейчас это означало бы разделение уже не по исторической ступени развития и не по классовому признаку, а по качеству, по мастерству. К плохим зданиям мы должны относиться со всей строгостью как к явлениям архитектуры, критикуя их и стремясь в дальнейшем преодолевать присущие им недостатки.
Мы должны принять широкое понятие архитектуры, не исключая из него даже самые утилитарные постройки — коровники или общественные уборные, несмотря на то, что они никогда, конечно, не будут отличаться тем высоким идейно-художественным содержанием, которое выставляется в качестве критерия архитектуры, отделяющего ее от «простого строительства».
Вместе с тем надо уточнить наши идейно-художественные требования к произведениям архитектуры. Стремление к тому, чтобы каждое здание своими архитектурными формами выражало величие и красоту нашего строя, привело к тому, что обычные дома перенасыщались эклектической декорацией; в результате они, пожалуй, и действительно теряли право называться архитектурой, хотя от подобных произведений И. Л. Ма́ца не предлагает отнять это наименование.
Мне представляется, что жилые дома на Усачевке, несмотря на их примитивность и все другие недостатки, построены для своего времени более разумно и могут быть названы более прогрессивным явлением архитектуры, чем «роскошный», насыщенный дорогостоящей, безвкусной бутафорией дом арх. Жукова на улице Горького.
Идейно-художественное содержание советской архитектуры должно отражать прежде всего заботу о людях, об их удобствах и эстетических потребностях. Такое содержание должно и может быть выражено формой любого дома, удобного и простого. Что же касается всей полноты идейно-художественного содержания архитектуры, включая отражение средствами архитектуры величия и красоты нашего строя, то оно может быть воплощено лишь в крупных городских ансамблях, в которых выразительные формы монументальных общественных сооружений сочетаются со скромной и изящной жилой застройкой.
Поэтому деление на архитектуру и «простое строительство» по признаку наличия большого идейно-художественного содержания в каждом здании дезориентирует нас, направляет архитектуру на украшательство, а вместе с тем оправдывает убожество и безыдейность в тех отраслях строительства, которые как бы ждут «своей очереди» для того, чтобы стать архитектурой.
В заключение вернемся к предмету спора. Может показаться, что спор идет о терминах. Но за терминами скрываются понятия. Разделение архитектуры и «простого строительства» методологически неправильно и ведет к ряду ошибок.
Во-первых, разделение по одному лишь идейно-художественному признаку смазывает значение других сторон архитектуры. Не менее обоснованным было бы разделение также по признакам удобства или экономичности.
Во-вторых, все сооружения, неполноценные в идейно-художественном отношении, сваливаются в одну кучу так называемого «простого строительства» независимо от того, объясняется ли эта неполноценность исторической ступенью развития человечества, особенностями классового разделения общества, недостатком мастерства архитектора или, наконец, назначением самого объекта.
В-третьих, путаница понятий архитектуры и «простого строительства» ведет к крайнему субъективизму оценок и подменяет конкретный и всесторонний анализ достоинств и недостатков сооружения наклейкой ярлыков, пустой игрой в понятия.
Разделение на архитектуру и «простое строительство» не соответствует ни истории развития архитектуры, ни высказываниям классиков марксизма-ленинизма, а также историков и теоретиков архитектуры (кроме современной школы буржуазного искусствоведения), ни задачам советской архитектуры.
Наше определение понятия архитектуры и ее специфики должно быть прогрессивным и полным. Оно должно включать все необходимые стороны — пользу, красоту, прочность и экономичность. Отсутствие любого из этих качеств, а не только красоты, например строительство зданий непрочных, не отвечающих своему назначению или неэкономичных, приводит к неполноценности, к ущербности архитектурного произведения.
Еще несколько слов об общем содержании докладов. В тезисах много общего, в самих докладах — еще больше. Подход к архитектуре современного сооружения, к крупнопанельному жилому дому, например, и к архитектуре в целом у обоих докладчиков довольно близок. Задача заключается в том, чтобы сформулировать понятие архитектуры, освободить его от рудиментов буржуазного искусствоведения и внедрить его в сознание архитекторов, начиная с воспитания в высшей школе.
Нужно ценить искренний, добросовестный и бескорыстный труд каждого советского ученого, уметь видеть в нем все ценное и стремиться совместными усилиями найти объективно правильное решение вопроса. Я уверен, что эта дискуссия положит хорошее начало большой работе в нашей архитектурной теории. (Аплодисменты.)
В. Ф. КринскийМосковский архитектурный институт
В вопросе о природе и специфике архитектуры следует отметить правильные в основном позиции К.. А. Иванова. Его доклад можно критиковать лишь в отдельных частях и деталях либо за слишком общую, либо за не совсем четкую трактовку отдельных вопросов. Позиции же И. Л. Ма́ца в основном ошибочны. Критика их приобретает немаловажное значение, поскольку т. Ма́ца неоднократно выступал в печати со своей точкой зрения на архитектуру, и этой точке зрения, которая была как бы монопольной, ничего не противопоставлялось.
Существо дела — в тех признаках, которые кладутся в основу определения архитектуры. В тезисах И. Л. Ма́ца изложена точка зрения на природу архитектуры, которая выдвигалась им в сборнике «Архитектурное творчество», изданном в 1953 г.*, и в газете «Советское искусство» от 13 июня 1953 г.
____________
* К вопросу о специфике архитектуры / И. Маца // Архитектурное творчество : Сборник. — Киев : Издательство Академии архитектуры Украинской ССР, 1953. — Прим. TEHNE
В этих тезисах мы читаем: «Генетически архитектура есть исторически возникшая качественно новая ступень строительной деятельности общественного человека. Зарождение этой ступени Энгельс относит ко времени перехода от варварства к цивилизации. Внутри общей строительной практики образовались две, существенно отличающиеся отрасли, в одной из которых ставились и решались только (или преимущественно) утилитарно-практические задачи, а в другой — эти же утилитарно-практические задачи решались вместе с тем и как идейно-художественные.
Наличие этих двух различных областей в строительной деятельности сохранилось на всем протяжении истории».
Это исторически неверно. Но т. Ма́ца на этом не останавливается: «Социалистический общественный строй создал и продолжает создавать такие материальные и духовные предпосылки, которые позволяют поднять до уровня архитектуры все более широкие отрасли строительства».
Социалистический общественный строй в корне преобразует архитектуру, но нам совершенно не нужно фальсифицировать историю. Мы знаем огромные, еще мало изученные ценности народной архитектуры различных наций и стран. Мы знаем, что архитектура охватывала в прошлом широкие отрасли строительства: Росси проектировал фабрики и заводы, как и массовые жилые дома, без колонн и портиков. В 1835 г. в России был издан специальный учебник по архитектуре промышленных зданий.
Все это промышленное и жилищное строительство — органическая часть истории архитектуры. Специфические художественные приемы зодчества возникают в массовой архитектуре в такой же, если не в большей степени, как и в уникальной архитектуре дворцов и храмов.
Тов. Ма́ца в своем докладе справедливо указал на неправильность абсолютного понимания удобства, на различные его степени. Почему же он не хочет это понимание распространить и на художественные качества? Минимальным удобствам обычно отвечают минимальные художественные качества, но бывает и наоборот — шедевры появляются среди хижин, а дворцы отличаются безвкусицей.
При определении архитектуры т. Ма́ца исходит не из первичных признаков, а из признаков вторичных. Его точка зрения приводит к ряду противоречий и вызывает много недоуменных вопросов. В ней ускользает существо, коренная задача архитектуры — удовлетворение практических потребностей людей, удобство. У т. Ма́ца эта коренная задача оказывается не специфичной для архитектуры и оторванной от задач идейно-художественных. Сама архитектура искусственно разделяется на две отрасли, из которых одна — «простое строительство», не являющееся архитектурой. Массовая архитектура тем самым исключается из понятия архитектуры. Если следовать логике, то это так.
Тов. Ма́ца говорит, что они, эти отрасли, существуют на всем протяжении истории. Но и т. Иванов тоже впадает в ошибку, когда говорит, что архитектура классового общества распадается на архитектуру, представляющую собой единство материальной культуры и искусства, с одной стороны, и на архитектуру, как голодную норму существования, т. е. так называемое «простое строительство», — с другой. Утверждать так — значит, не признавать народную архитектуру, которая даже при голодной норме существования несет в себе признаки архитектуры как искусства.
Вместе с тем в современном капиталистическом обществе архитектура характеризуется как раз отсутствием единства материальной культуры и искусства, ибо последнее там деградирует, теряет художественно-образное содержание.
Хранителем художественных традиций в капиталистическом обществе являются не господствующие классы, а народ и его идеологи.
Архитектура — это произведения (здания) и это деятельность (профессия). Не существовало и не существует профессии «просто строителя», отличной от профессии архитектора, как не существует и отрасли «простого строительства», отличной от архитектуры.
Такого рода искусственное деление по существу сужает архитектуру до декоративного искусства (как бы ни протестовал против этого И. Л. Ма́ца), а профессию архитектора — до декоратора-оформителя.
В противоположность той путанице, которую вносит искусственное, исторически и теоретически неправильное деление архитектуры на две отрасли, материалистическая постановка вопроса о природе и специфике архитектуры все ставит на свое место.
Если архитектура удовлетворяет утилитарно-практическим, т. е. материальным, потребностям общества (а эти потребности являются первичными) и если одновременно с этим архитектура — искусство и удовлетворяет, следовательно, духовным потребностям общества, то следует выяснить специфику как одной, так и другой стороны архитектуры.
Каким материальным потребностям общества удовлетворяет архитектура? Как она осуществляет свои функции искусства?
Для того чтобы общество могло жить и развиваться, необходимы материальные блага. Так учит исторический материализм. К этим материальным благам относятся: пища, одежда, обувь, жилище, топливо, орудия производства и т. п.
В самом общем виде можно, следовательно, определить материальную сторону архитектуры как удовлетворяющую потребности общества в материальных благах — в жилых, промышленных и общественных зданиях, в населенных пунктах и городах. Этот признак является коренным и специфическим для материальной стороны архитектуры.
Как же подойти к определению специфики архитектуры как искусства? Искусство отражает действительность и воздействует на нее через художественные образы. Единственный научно обоснованный путь выяснения специфики художественной стороны архитектуры лежит, во-первых, в определении специфических черт художественного образа в архитектуре, и, во-вторых, в определении специфических выразительных ее средств. Вопросы эти очень обширны, и здесь можно говорить только об основных направлениях их разработки.
Укажем четыре специфических особенности художественного образа в реалистической архитектуре.
Первая особенность: жизнеутверждающий характер идей, которые воплощает в себе художественный образ, и передача этих идей в обобщенных формах, не имеющих в основном конкретно изобразительного характера.
Вторая особенность: тесная связь художественного образа с материальной стороной архитектуры, со спецификой удовлетворения ею материальных потребностей общества.
Третья особенность: тесная связь образа с материальной структурой здания, т. е. с его специфическими конструкциями, состоящими из опорных и ограждающих элементов.
Четвертая особенность: специфический, пространственный характер художественного образа. Поскольку архитектурное произведение всегда вмещает людей, будет ли это здание, улица или площадь, оно имеет специфическую масштабность, в которой проявляется художественный образ.
Все эти особенности художественного образа отличают архитектуру как от других изобразительных искусств, так и от прикладного искусства.
Остановлюсь кратко на вопросе о специфике архитектурного языка.
Коренные отличия речевого языка от архитектурного языка лежат в сфере специфики искусства в целом. Язык всякого искусства — художественно-образный. Определяя специфику архитектурного языка, мы должны отделить его от понятия художественной формы архитектурного произведения. Художественную форму мы не можем называть языком, поскольку она неразрывна с идейно-художественным содержанием данного произведения.
Подобно тому как речевой язык является средством передачи всего богатства человеческих мыслей, так и художественно-образный язык искусства является средством передачи многостороннего богатства действительности при помощи художественной формы. Художественно-образный язык искусства, его создание и развитие есть результат длительной работы в области художественно-образного мышления, т. е. результат длительной художественной практики человечества.
Специфика архитектурного языка в значительной мере определяется теми специфическими чертами архитектурного образа, о которых говорилось выше.
Укажем четыре специфических средства художественной выразительности архитектурного произведения: пространственный характер форм, тектоника, пропорции, масштабность. Я не сговаривался с К. А. Ивановым, но в этом повторяю его.
Помимо этих общих категорий, в арсенал архитектурного языка входят очень конкретные элементы: композиционные приемы и тектонические и иные архитектурные формы.
Исследование «корней» архитектурного языка — насущная и чрезвычайно актуальная научная задача. (Аплодисменты.)
В. Б. ЛойкоАкадемия архитектуры СССР
Отставание теории архитектуры тормозит развитие советской архитектурной практики. Обсуждаемый нами вопрос о природе и специфике архитектуры имеет не только философское, теоретическое, но и большое политическое и практическое значение. Правильное, материалистическое, решение этого вопроса поможет оградить архитектуру от дальнейших ошибок в теории и практике.
Еще древние греки и римляне понимали архитектуру как всю совокупность строительного дела, до производства и организации строительных работ включительно.
Наше, советское, понимание архитектуры как общественного явления также должно включать в себя всю совокупность строительного дела на современном этапе его развития, в диалектическом единстве экономики, политики, техники, науки, искусства.
Только связав архитектуру с экономикой и политикой как жизненной основой нашего общества, можно уяснить себе природу, специфику, задачи и пути развития советской архитектуры.
Нам кажется, что при определении понятия архитектуры невозможно исключить ни один из существенных элементов ее содержания, чтобы тем самым не исказить смысл этого понятия.
Определяя архитектуру как совокупность строительного дела в его диалектическом единстве, мы наряду с этим выделяем ту историческую стадию его развития, когда зодчество становится искусством. Это — та ступень в развитии строительного дела, когда оно из узко утилитарной деятельности развивается в художественное творчество, когда сооружениям придают эстетические, эмоционально насыщенные, образные идейно-художественные формы, выражающие органическими средствами социальное содержание произведения архитектуры.
Однако было бы неправильно ограничивать содержание понятия архитектуры только одной художественной (социально-идеологической) стороной строительного дела, как это представляют себе некоторые теоретики.
Архитектура неизмеримо больше и непосредственнее, чем любая иная отрасль искусства, связана с техникой, с производством. Чем точнее и тщательнее сделан конструктивный расчет, тем более технически совершенным и долговечным будет сооружение. Точно так же важен для нас любой другой расчет — функционально-технический, теплотехнический, звукоизоляционный, свето-электротехнический, экономический и т. д. Все они в конечном счете направлены на создание высоких материальных, биологических, физических и других условий для здоровой жизни человека. Таким образом, архитектура — это не только отрасль искусства, но и отрасль техники и науки.
В современной архитектурной теории мы наблюдаем борьбу двух направлений. Одно пытается полностью отрицать архитектуру как искусство. Например, конструктивизм трактует архитектуру лишь как социально-техническую категорию, выхолащивая и исключая ее социально-идеологическую роль, ее идейно-художественное начало. Тем самым архитектура низводится на ступень ее понимания в доклассовом обществе, из которого, по словам Энгельса, греки перенесли в эпоху цивилизации «зачатки архитектуры как искусства».
Нигилистическое отрицание архитектуры как искусства для нас было бы равносильно саморазоружению, отказу от познания действительности и активного воздействия на нее средствами архитектурного искусства. Мы не вправе отказываться от архитектуры, способной завоевывать и воспитывать массы в духе коммунизма.
Другое направление в теории архитектуры считает, что искусство является единственным ведущим началом и содержанием архитектуры, определяющим ее природу, специфику, задачи и развитие. Роль техники сводится исключительно к служебному, прикладному, вторичному значению. Сторонники такой точки зрения по существу отрицают значение техники как одного из существенных элементов содержания архитектуры и развития общественной идеологии. Однако из письма Энгельса к Штаркенбургу мы знаем, что «если у общества появляется техническая потребность, то она продвигает науку вперед больше, чем десятки университетов». Например, гидростатика в XVI и XVII вв. была вызвана к жизни потребностью регулировать горные потоки Италии. Астрономия, физика, химия и другие науки о природе начали развиваться с возникновением капиталистического способа производства.
Исходя из новых социальных требований, советская архитектура призвана по-новому удовлетворять многообразные потребности трудового человека, по-новому решать сложнейшие экономические, политические, научные, технические и художественные задачи в их органическом единстве. Выделять из этого синтеза искусство как единственно возможное содержание архитектуры — значит не понимать ее специфики.
В отличие от других видов искусств специфика архитектуры состоит в органическом единстве функционально-утилитарного, практического и идейно-художественного назначения. Вне этого единства и взаимопроникновения нет и не может быть произведения архитектуры. Архитектурно-художественная форма организует существенные элементы содержания и придает ему конкретность, выражая социальную сущность архитектурного произведения с присущими ему типологическими и идейными свойствами.
В условиях неуклонного роста потребностей советского человека утилитарно-функциональное назначение здания становится настолько многогранным, что возведение его требует сложнейшей техники, науки и высокого мастерства. Не только здание в целом, но и каждый его элемент, каждая техническая деталь должны быть способны наряду с несением утилитарных функций возбуждать в человеке определенные эстетические чувства.
Можно было бы привести много примеров, позволяющих судить о месте и роли общественной техники в современных произведениях архитектуры. В частности, хорошо спроектированную и по плану, и по объему квартиру, удобную для творчества, жизни и отдыха человека, с газом и ванной, телефоном и радио, с системой центрального отопления, обеспечивающей здоровый тепловой режим, с горячей водой, с хорошим естественным освещением всех комнат, с установкой «искусственного климата», автоматически поддерживающей заданную чистоту, свежесть, влажность и сухость, а также циркуляцию воздуха, — такую квартиру нельзя относить только к так называемой инженерной основе здания, как делают многие наши теоретики.
Этим теоретикам нужно было бы знать, что основной вопрос заключается не только в том, какие формы зданий рождаются из бетона, железа, мрамора, стекла или стали, а главным образом в том, с какой целью и для удовлетворения каких и чьих потребностей используются бетон, железо и сталь.
В статьях и тезисах И. Л. Ма́ца мы находим следующее определение архитектуры: «Архитектура представляет собой единство материально-технической основы, утилитарного назначения и идейно-художественного содержания». Как видите, в этой триаде И. Л. Ма́ца содержанием архитектуры считает лишь идейно-художественное начало, а материально-технической основе вместе с утилитарным назначением сооружения отводит как бы служебную, прикладную, вторичную роль.
А вот еще более убедительное определение: «...ведущим признаком архитектуры является создание идейно-художественного архитектурного образа сооружения. Следовательно, в синтезе «науки, техники и искусства» определяющим специфику архитектуры будет искусство» (газета «Советское искусство», 13 июня 1953 г.).
Таким образом, И. Л. Ма́ца разделяет понятия «содержание архитектуры» и «основа архитектуры», вкладывая в них разный смысл. Совершенно не случайно социальное содержание, жизненное назначение здания группируется с его технико-конструктивной структурой. Эти две стороны архитектуры относятся не к ее содержанию, а к так называемой основе архитектуры. Тем самым, ставя знак равенства между содержанием произведений архитектуры и содержанием произведений литературы, живописи, музыки и т. п., И. Л. Ма́ца стирает специфику архитектуры.
Следовательно, утилитарно-функциональное, практическое назначение жилого, общественного, промышленного сооружения является главным, ведущим содержанием произведения архитектуры, а не только чисто технической его функцией. Это социальное содержание архитектурного произведения выражается конструктивно-техническими, научными и художественно-архитектурными формами и средствами, которые составляют органическую ткань произведения. Поэтому нельзя считать ведущим признаком архитектуры только ее идейно-художественное начало, как это предлагает теория эстетствующего индивидуализма.
Эта вредная теория на протяжении многих лет давала неправильные, немарксистские, ложные определения понятиям «содержание архитектуры», «природа архитектуры», «специфика архитектуры» и тем самым завела практику архитектуры в формалистическое болото пошлого украшательства и эклектики. Предав полному забвению благосостояние трудящихся масс, эта теория причинила неисчислимый ущерб массовому жилищному, культурно-бытовому, а также и промышленному строительству в нашей стране.
В. И. РабиновичКафедра марксизма-ленинизма Московского архитектурного института
Наиболее важным на нашей дискуссии является вопрос о верном применении марксистско-ленинской методологии в области архитектуры и, в частности, для выяснения специфики и сущности архитектуры.
Прежде всего несколько критических замечаний в отношении общей постановки вопроса на дискуссии и в отношении обоих докладов и тезисов к ним.
Первое общее замечание. Мне кажется не совсем правильным то, что и в тех, и в других тезисах основное внимание отведено процессу строительства, а не его продукции — архитектурным сооружениям. Мне хотелось бы поддержать сделанные здесь замечания о том, что архитектура — это не столько процесс строительства и даже не столько процесс потребления, сколько продукция строительства, предмет потребления.
Под термином «архитектура» обычно подразумевается продукт строительства — архитектурные сооружения. Когда мы говорим об архитектуре Парфенона, то имеем в виду не процесс его строительства, а по преимуществу самое здание; когда мы говорим об архитектуре ансамбля Кремля, то речь идет прежде всего не о создании или использовании Кремля, а о реальном комплексе зданий; то же самое относится к жилым, промышленным и другим сооружениям.
Нельзя отрицать, что архитекторы в основном занимаются проектированием и руководством строительством, что их деятельность неразрывно связана со строительством сооружений, их комплексов, ансамблей. Но если говорить о самой архитектуре, то это результат, продукт творчества архитекторов, деятельности строительных рабочих, инженеров и т. д. Строительство же — необходимое средство создания архитектурных сооружений. Строительство и архитектура неразрывно связаны.
Главная задача советских архитекторов — забота о максимальном удовлетворении ряда материальных и культурных потребностей общества. Поэтому та сторона архитектуры, которая удовлетворяет материальные и культурные потребности советского человека, и должна быть главной. Основным предметом теории архитектуры должны быть реальные архитектурные сооружения.
Необходимо, наконец, учитывать и исторически сложившуюся дифференциацию профессий строителей и архитекторов. Известно также, что раздельно существуют наука о строительстве и наука архитектурная, конечно, взаимно связанные между собой. Поскольку строительная наука свое главное внимание направляет на процесс создания архитектурных сооружений, вполне логично было бы сконцентрировать теорию архитектуры на проблемах самих архитектурных сооружений.
Второе общего порядка методологическое замечание. На мой взгляд, и в тех, и в других тезисах незаслуженно обойден вопрос о сущности архитектуры. Между тем вопрос этот является краеугольным камнем науки об архитектуре подобно тому, как это имеет место в любой другой науке.
Теория архитектуры должна ставить три вопроса: определение архитектуры (это определение обычно и называют вопросом о природе архитектуры), сущность архитектуры, специфика архитектуры. Нельзя правильно решить вопрос о природе архитектуры, не говоря о ее сущности.
Третье общее замечание. Мне кажется, что оба докладчика, в особенности т. Ма́ца, слишком большое внимание уделяли надуманному вопросу о разделении архитектуры на «простое строительство» и «высокую архитектуру». Наша же задача состоит в том, чтобы подчеркнуть связь строительства и архитектуры.
Обоснование своей точки зрения начну с определения архитектуры.
Конечно, это определение должно учитывать неразрывную связь архитектурного проектирования и строительства с архитектурой. Но прежде всего и главным образом мы обязаны иметь в виду материальное общественное назначение архитектурных сооружений.
Если говорить непосредственно о материальной природе архитектуры, то такой природой будет материальное назначение архитектурных сооружений. Архитектурные сооружения, согласно марксистскому пониманию, — это материальные и культурные блага. Энгельс в речи на могиле Маркса говорил о том, что наряду с питанием и одеждой жилище является таким необходимым материальным благом, без которого человеческое общество не может существовать. Общественные сооружения — это также особые материальные и культурные блага. Промышленные сооружения являются частью средств производства и уже поэтому являются частью необходимых для общества материальных благ.
Вместе с тем, характеризуя природу архитектуры, мы обязаны учитывать, что в архитектурных сооружениях материальные блага неразрывно связаны с особым видом искусства. Это искусство имеет определенное идейное содержание, выраженное в художественной форме. Поэтому следует различать архитектуру как материальные и культурные блага и архитектуру как искусство. Определять архитектуру, т. е. прежде всего архитектурные сооружения, надо, по-моему, как особые материальные и культурные блага, неразрывно связанные с особым искусством архитектуры.
Из анализа этого определения вытекает и характеристика сущности архитектуры. Известно, что сущность материальных и культурных благ заключается в их общественном назначении. Сущностью архитектуры является функциональное назначение сооружений в широком смысле этого слова или, лучше сказать, общественное назначение архитектурных сооружений.
В сущность архитектуры, несомненно, должно включаться и содержание архитектуры, как искусства, т. е. те общие, как правило, идеи, которые выражаются архитектурными сооружениями, а также принцип заботы об удобствах, об удовлетворении потребностей общества. Забота об удовлетворении потребностей данного общества выступает не только как функциональное назначение сооружения, но и как принцип заботы о человеке. Этот принцип и выражается в образах различных архитектурных сооружении. В этом смысле мы говорим об образе школы, театра, жилого здания.
Таким образом, сущностью архитектуры, сущностью возникших в результате строительства архитектурных сооружении мы можем считать их общественное назначение, а также принципы и идеи архитектуры как искусства.
Что касается специфики архитектуры, то мне кажется, что попытки свести специфику архитектуры к какому-то единственному признаку не выдерживают критики. Мы можем назвать две главные области специфических черт архитектуры.
Первая из них — область специфических черт архитектуры как материального и культурного блага. В отличие от иных видов материальных благ архитектура обслуживает общественные процессы путем формирования соответствующих помещений, объемов, создает условия для организации общественных процессов в отграниченном пространстве. Специфично для архитектуры также и то, что эти определенные материальные блага неразрывно связаны с архитектурой как искусством.
Вторая область — область специфических черт архитектуры как искусства.
Архитектура имеет ряд общих черт с так называемым прикладным искусством, хотя и отличается, конечно, от всех видов прикладного искусства. Общие черты архитектуры как искусства и прикладного искусства заключаются в том, что произведения этих видов искусства обслуживают как материальные и культурные потребности, так и идейно-эстетические потребности общества. Специфика архитектуры, строго говоря, выражается в том, что архитектура в отличие от прикладных искусств удовлетворяет особые материальные и идейно-эстетические потребности.
Специфические черты архитектуры как искусства нельзя сводить лишь к художественному образу. У архитектуры как искусства имеется определенное специфическое содержание. Оно заключается прежде всего в том, что архитектурные сооружения выражают средствами искусства свое определенное функциональное назначение — служить обществу, обслуживать общество пространственными помещениями; оно состоит также в том, что архитектурные произведения выражают, как правило, общие идеи. Эти и ряд других специфических черт (специфических особенностей средств архитектуры и т. п.) и составляют область специфики архитектуры как искусства.
Таким образом, специфика архитектуры характеризуется рядом специфических черт материального назначения архитектуры и рядом черт специфики архитектуры как искусства. Специфика архитектуры определяет и специфику строительства архитектурных сооружений.
Главная задача советских архитекторов заключается в том, что они должны заботиться о качественном подъеме уровня архитектурных сооружений и как материальных и культурных благ, и как произведений искусства.
В речи на Всесоюзном совещании строителей Н. С. Хрущев сказал, что когда дело касается функционального назначения сооружений, то обычно расхождений нет, споров не возникает. Все ли, однако, сделано нашими архитекторами, чтобы полностью удовлетворять те потребности общества, об удовлетворении которых они должны заботиться? Обоснованы ли научно все функциональные моменты в архитектуре? Разве не факт, что ряд архитекторов безразлично и беззаботно относится к проблеме функционального назначения архитектурных сооружений? По-видимому, мы должны более глубоко понимать сущность и специфику архитектуры, более деятельно разрабатывать ее теорию.
Коротко остановлюсь на некоторых замечаниях по тезисам докладов тт. Ма́ца и Иванова.
В основном в главном я не согласен с тезисами т. Ма́ца. Тезисы доклада т. Иванова содержат верные основные положения, но нуждаются в ряде уточнений и в конкретизации.
В чем неверность положений т. Ма́ца? Он теперь прямо не повторяет свою прежнюю установку о том, что «архитектура есть искусство, развивающееся на строительной основе». Если можно, я хотел бы спросить т. Ма́ца, отказался ли он от этого тезиса или не отказался?
Голос с места. Нет!
В. И. Рабинович. Почему же этот тезис, который является для Вас основным, Вы в докладе не развивали и не защищали? Ведь дискуссия идет именно по этому вопросу — о том, что такое архитектура, что такое сущность архитектуры и специфика архитектуры?
Выходит, что хотя т. Ма́ца в докладе этот тезис прямо не выразил, но (т. Ма́ца это сам подтверждает) он остается на своих ошибочных, идеалистических позициях. Отсюда и его разделение архитектуры на «простое строительство» и «высокую архитектуру».
Что является основным критерием для такого разделения? Тов. Ма́ца говорит, что критерием здесь должны быть такие художественные и материальные предпосылки, которые позволяют поднять до уровня архитектуры все более широкие области строительства. По сути же таким критерием т. Ма́ца считает только качества искусства, рассматривает архитектуру только или главным образом как искусство. Это неполно, а значит, и неверно.
Исходя из точки зрения на архитектуру только как на искусство, т. Ма́ца считает единственным методом советского архитектора метод социалистического реализма. Я не спорю — строительство и архитектура, заботясь о материальных и художественных потребностях человека, должны учитывать требования метода социалистического реализма. Метод социалистического реализма — основной метод для советской архитектуры как искусства. Но при решении инженерных и экономических задач основным методом должен быть научный метод.
У т. Ма́ца получается, что строительство перерастает в искусство на определенной стадии. Известно, однако, что надстройка непосредственно не связана с производством. Искусство по своему содержанию в основном — явление надстроечное. И архитектура как искусство по своему идейному содержанию может быть отнесена к надстроечным явлениям. А т. Ма́ца искусство непосредственно выводит из производства — производство у него перерастает в искусство. Это странная, немарксистская точка зрения.
Я не буду подробно останавливаться на других высказываниях т. Ма́ца, но хочу сказать, что основной пафос его доклада заключается в том, чтобы разделить «простое строительство» и архитектуру.
Не могу не привести еще ряд аргументов против такого неправильного, вредного разделения архитектуры на два разряда. Я согласен с товарищами, которые говорили, что нельзя за основу исследования архитектуры брать искусство, что такой основой должно служить функциональное назначение архитектуры. Ведь это факт, что все произведения строительства удовлетворяют материальные и культурные потребности. Это факт, что за немногими исключениями архитектурные сооружения в той или иной мере в художественном образе выражают свое функциональное назначение. Как бы ни был плох жилой дом, мы знаем, что это жилой дом.
Можно было бы сослаться, к примеру, на высказывания Короленко, Горького и Маяковского об американском архитектурном творчестве. Американские города производили на этих крупных художников глубоко отрицательное впечатление. Но почему произведения искусства должны производить только положительное впечатление? Мы знаем произведения буржуазного искусства, которые выражают реакционные идеи в упадочной художественной форме и продолжают быть все-таки произведениями искусства.
Нет особого типа «простого строительства» — об этом говорят факты. Тов. Иванов напрасно пытался гальванизировать тезис о «простом строительстве» тем, что старался подобрать более солидную основу для такого разделения. Если даже взять за основу материальное назначение, нельзя делить архитектуру на «высокую архитектуру» господствующих классов и на будто бы всегда до социализма прозябавшую архитектуру угнетенных классов. Если я неправильно понял т. Иванова, значит, ему надо продумать эту свою аргументацию.
Еще одна интересная деталь. Тов. Хазанов ссылался на цитаты из Энгельса по поводу того, что в эпоху варварства зарождается архитектура как искусство в отличие от «простого строительства». Не надо употреблять терминологию, уже не принятую в науке, — «дикость», «варварство», «цивилизация». Мы должны творчески использовать то, что говорили Маркс и Энгельс, но, цитируя их, надо быть на высоте уровня современной науки. Известно, что «Происхождение семьи, частной собственности и государства» написано на основе периодизации Моргана за неимением лучшей. Сейчас советская наука дает лучшую периодизацию, зачем же во имя буквы работ Маркса или Энгельса отказываться от творческого понимания существа вопроса?
Голос с места. Правильно.
В. И. Рабинович. Морган давал периодизацию на основе единичных признаков развития производства, а советская наука дает ее на основе исследования всего комплекса вопросов развития производства. Если познакомиться с работами советских историков Косвена, Арциховского и др., то вы увидите, что архитектура существовала не всегда. Архитектура — это, конечно, явление историческое, она возникает в эпоху палеолита — довольно ранний период развития человеческого общества — и, в частности (как это доказано археологами), в эпоху Ориньяко-солютрейской культуры (конец палеолита). До этого люди жили в естественных пещерах, на деревьях, архитектурные сооружения не возводились, и, что очень интересно, все археологи подчеркивают, что первые же архитектурные сооружения были довольно высоко эстетически осмыслены.
Что же получается? Тов. Ма́ца говорит, что «высокая архитектура» является «новым этапом», а оказывается — это старый этап. Вместе с тем оказывается, что так называемое «простое строительство» — это явление более позднего этапа, оно возникает в классовом обществе. И это возникновение «простого строительства» обусловлено не самой природой архитектуры, а влиянием классовых причин.
О практическом вреде деления архитектуры на два типа здесь уже говорили. Особенно много останавливались на этом тт. Кринский, Иванов, Хазанов. Эта теория ведет к украшательству, оправдывает украшательство и не служит задачам социалистического строительства. Я надеюсь, что т. Ма́ца откажется от этой ошибочной и вредной точки зрения.
Доклад т. Иванова в целом по своей направленности верен. Он подчеркивает единство материального назначения и искусства, подчеркивает, что материальное есть главное в архитектуре, указывает на главную специфическую черту архитектуры — то, что она служит материально-пространственной сферой для ряда общественных процессов, правильно критикует обособление так называемого «простого строительства».
Определение архитектуры как единства материального и культурного верно, но слишком обще, приложимо ко всем явлениям общественной жизни, ко всем произведениям рук человеческих. То, что архитектура является единством материального и искусства, тоже верно, но также довольно обще, поскольку такое единство является специфическим признаком и архитектуры, и прикладного искусства.
Я думаю, что задача т. Иванова состоит в том, чтобы использовать материалы дискуссии и основное внимание уделить конкретному анализу архитектуры, показать, в чем конкретная сущность и специфика архитектуры. Направление его работы в основном верно и дает базу и материал для такого анализа.
В заключение хочу выразить, что наша дискуссия поможет товарищам, занимающимся теорией архитектуры, глубоко осмыслить сущность и специфику архитектуры. Это необходимо для того, чтобы выполнить те высокие задачи, которые поставлены перед архитектурой и архитекторами партией и правительством. (Аплодисменты.)
Голос с места. Разрешите вопрос. Вы сейчас очень резко критиковали точку зрения т. Ма́ца, о том, что архитектура — это искусство. Но вы сами считаете, что в понятие архитектуры входит понятие искусства.
В. И. Рабинович. Я считаю, что одна из сторон архитектуры, несомненно, является искусством, и в этом отношении ничуть не полемизирую с т. Ма́ца. Но ведь логика его рассуждений приводит к утверждению, что искусство в архитектуре является главным критерием, и в этом я абсолютно не согласен с мнением т. Ма́ца. На мой взгляд, в архитектуре главное — ее материальное и культурное назначение, а содержание архитектуры как искусства обычно не главное, хотя и весьма существенно.
В. Ю. ЦиркуновАрхитектор
Природа архитектуры определяется тем, что она выросла из строительной деятельности людей. Первоначально эта деятельность удовлетворяла лишь их материальные (точнее — утилитарные) потребности; значительно позднее на этой основе, как известно, человек пришел к понятию о красоте. Например, дикарь, увидев пользу татуировки (допустим, в целях мимикрии или психического воздействия на своего противника в бою), стал получать также и эстетическое наслаждение при виде ее, нанося подобные украшения на свое оружие, одежду и другие предметы быта, в том числе и жилища (в форме орнамента).
Так возникали наряду с материальными потребностями первые ростки потребностей духовных.
По мере постепенного развития строительной деятельности людей появляются и два основных вида ее — воздействие жилья и его украшение; разделение предмета труда неизбежно ведет к разделению и самого труда.
Параллельно с ростом материального производства развивались и духовные потребности людей. Простые строительные формы приобретали художественные черты и эстетическое содержание. Человек стал творить по законам красоты. Строительная практика превратилась в инженерное искусство, основанное на интуиции законов статики и свойств строительных материалов, а умение художественно оформить сооружение — в строительную эстетику, художественное строительство, т. е. в архитектуру.
Как инженерное дело, так и архитектура имеют свою специфику. В основе строительной техники лежит расчет, а в основе строительного искусства (архитектуры) — эмоция. Искусство идет дальше расчета даже тогда, когда имеет под собой базу научного обоснования своих произведений. Пользуясь расчетом, например, при установлении формул золотого сечения различных канонов, искусство опирается не столько на цифры, сколько на ощущение и впечатление, т. е. прежде всего на эмоциональное (а не логическое) основание.
Такой подход к делу не исключает наличия рационального решения как технических, так и эстетических задач, а поэтому архитектура неотделима от науки. Она представляет собой диалектическое единство науки, строительной техники и искусства, в котором последний элемент (искусство) играет ведущую роль.
Нам могут возразить, как это делает проф. Ма́ца в своей статье «К вопросу о специфике архитектуры»: «С таким же правом инженер (как и архитектор) может сказать, что машина, созданная им, также представляет собою синтез материальной и духовной культуры. Кинорежиссер вправе утверждать, что кинофильм в такой же мере представляет собою синтез науки, техники и искусства» (сборник «Архитектурное творчество». Киев, 1953, стр. 13).
Это возражение не выдерживает критики. Во-первых, когда речь идет об инженере, то в указанном синтезе ведущую роль играет уже не искусство. а техника, т. е. не образное, а логическое мышление. Отождествить образное мышление с логическим — значит, лишить искусство его специфики. Во-вторых, когда мы говорим о кино, где ведущая роль остается также за искусством, то самый характер этой роли в отличие от архитектуры иной, поскольку кино создает не только реальные, но и чисто иллюзорные образы.
Во всяком искусстве обычно имеется своя техническая основа, которая выступает как инструмент или даже как целая система, различных механизмов и технических средств, но не она сама по себе является решающей стороной дела, а умение использовать эту технику для создания образа, вызывающего ту или иную эмоцию и ощущения.
В искусстве техника выступает в двух видах: во-первых, как орудие труда, инструмент или механизм, которым пользуется мастер, и, во-вторых, в виде самого мастерства, т. е. умения в совершенстве использовать данный инструмент или механизм. Поэтому чем совершеннее эта техническая основа, взятая в совокупности указанных элементов, тем данное произведение искусства дальше отходит от ремесла.
Однако лишь немногие из архитекторов увековечили свои произведения и свое имя, хотя арсенал техники, которой они пользовались в ту или иную эпоху, был равен для всех. Как показывает практика, сила отдельных произведений зависит от индивидуальности мастера, от его способностей и таланта, который прежде всего выражается в умении чувствовать и объективно отражать природу вещей и явлений и в совершенстве владеть техникой своего мастерства.
Когда мы говорим о природе архитектуры, то для нас должно быть ясно, что ее не существует вне определенного уровня строительной техники, науки, а также вне политических и экономических требований своего времени. Вот почему, говоря об удобстве, прочности и красоте наших архитектурных сооружений, мы не должны забывать того, что наши эстетические требования тесно связаны с общим уровнем материальной культуры в стране. Не чуждаясь понятия красоты, мы должны уметь правильно ее трактовать, к чему нас и призывает наша партия.
Мы имеем возможность превратить любой жилой дом, клуб или даже склад (как это сделал, например, с Провиантскими складами в Москве арх. Стасов) в подлинное произведение строительного искусства — в произведение архитектуры.
Итак, по нашему мнению, архитектура возникает там, где сооружение чисто конструктивного характера приобретает образно-художественную форму и начинает создаваться по законам красоты.
При наличии конструктивной основы, которая не отвечает элементарным эстетическим, а следовательно, и идейно-художественным требованиям (даже если эта основа отвечает всем утилитарным требованиям), понятие архитектуры снимается. В этом случае мы будем иметь дело с простой строительной техникой, а не со строительным искусством.
Г. Б. ПУ3ИСДоцент
На дискуссии о специфике и природе архитектуры можно наблюдать путаницу в ряде вопросов и понятий. Это объясняется отсутствием договоренности по терминологии и по некоторым общетеоретическим проблемам эстетики и теории искусства. В частности, отождествляются понятия «эстетический» и «художественный», «экономика» и «экономический базис», «искусство» и «надстройка» и т. д.
В решении проблем общей теории искусства, как и общей теории эстетики, ведущее положение занимают синтетические искусства — архитектура и театр. Состояние вопросов теории театра еще более безнадежно, ибо там нет даже необходимой организационной формы, подобной Академии архитектуры. Но и этот научный центр пока что использован не очень удачно. Например, дискутируемую сегодня проблему можно было обсуждать еще до войны, когда была закончена диссертация К. А. Иванова «Архитектура как вид материальной культуры и как искусство», или по крайней мере вскоре после войны. Однако работники Академии архитектуры явно избегали свободной дискуссии, чтобы не выявлялись серьезные недостатки в их работе.
Параллель архитектуры и театра неслучайна, поскольку развитие архитектуры было тесно связано с теми ранними формами творчества человека, различными «действами» коллектива, племени и т. д., из которых впоследствии развилось и театральное искусство.
Одним из таких «действ» был процесс «возделывания камней», создания сооружений. Будучи важной материально-культурной функцией общества, этот процесс одновременно служил и функцией духовной, воспитательной, политической. В этом процессе общество выражало, материализовало свое существование как коллектив. Так рождались дольмены, кромлехи, каменные процессионные аллеи, циклопические сооружения, а равно стены, гидротехнические постройки и т. д.
По-видимому, в самобытном архитектурном творчестве ранних общин, таком же бессознательном, как весь фольклор или религиозные культы, содержавшие театральные элементы, были обнаружены такие свойства, которые особенным образом воздействуют на чувственную идеальную сферу, на воображение людей (помимо того, о чем думали строители, начиная свою работу). Овладение этими свойствами архитектуры и сознательное их применение для идеологического воздействия на массы — это и есть искусство в том смысле, какой имел в виду Энгельс, говоря о «зачатках архитектуры как искусства».
В той же работе Энгельс отмечает: «Недаром высятся грозные стены вокруг новых укрепленных городов, в их рвах зияет могила родового строя, а их башни упираются в цивилизацию». Но разве строители Трои, возводя свои стены и башни, думали об этом историческом образе? Нет, они создавали его бессознательно, заботясь лишь о своей безопасности. У них были лишь зачатки стремления создать грозное впечатление, решить идейно-политическую, художественную задачу.
Когда архитектор делает стены не только прочные, но и грозные, кажущиеся более грозными, чем они есть на самом деле, он выступает как художник в том смысле, как об этом говорят в живописи, поэзии и т. п.
Однако и без таких зрительных эффектов архитектурное сооружение, мастерски выполненное, будет произведением искусства. В отличие от других искусств архитектура — не только декорация, а постройка с реальным назначением. Она в первую очередь явление материальной культуры, которое вместе с жизненными функциями людей обслуживает и их духовные потребности в красоте.
Вопрос о законах красоты нельзя смешивать с вопросом создания сложного архитектурного образа, а тем более иллюзии. Законы красоты соблюдаются и в тех случаях, когда создают какие-нибудь керзовые сапоги, а не только модельную обувь. Между тем, говоря об изящном искусстве, мы имеем в виду отнюдь не красоту как украшение, а особого рода идейное содержание, органически вплетенное в сооружение. При этом создается не только художественно-образное восприятие самого здания, его красоты, но и достигаемое особыми приемами представление то ли вечности или бесконечности, то ли величия и мощи и т. п.
После Всесоюзного совещания строителей, на котором архитектурная практика и вдохновляющая ее «теория архитектуры как искусства» получили, наконец, должную оценку, закономерно обращение к настоящей теории, начиная со сказанного Марксом и Энгельсом об архитектуре, искусстве и эстетике 100 лег назад.
Мы знаем, что архитектура — единство политики, культуры, техники, науки, искусства, единство утилитарного, экономического, конструктивного, эстетического, гигиенического, а также идейно-художественного содержания. Вместе с тем архитектура — сложный комплекс наук, взаимосвязь архитектурной практической науки с критикой, историей и теорией архитектуры и градостроительства, наконец, с историей и теорией архитектурного проектирования.
Современный архитектор — не просто главный строитель (таково значение термина), руководящий всеми звеньями строительного процесса. Заводское изготовление типовых индустриальных элементов на склад усилило значение архитектурного проектирования, которое стало самостоятельной областью архитектурной творческой практики. Архитектурное проектирование связано теперь не только с площадкой, но и с заводами сборных конструкций и деталей. Процесс строительства зданий расчленяется на проектирование, предусматривающее производство индустриальных элементов, и на строительно-монтажные работы на индивидуальных площадках, для завода обезличенных.
Вот почему так возрастает значение архитектурного проектирования как синтеза науки и искусства, как научного обобщения особенностей назначения здания, техники конструирования, технологии заводского производства сборных деталей, технологии строительно-монтажных работ, экономики и организации работ на строительной площадке, эстетики реального облика будущего здания.
Не так давно органическое единство науки, техники, экономики, эстетики, гигиены, комфорта и искусства в архитектуре извращалось, затушевывалось в архитектурном проектировании. Бумажное проектирование нередко превращалось в самоцель. Теоретики и критики позволяли себе писать, что самое главное — запроектировать образ, а дело техники, как служанки, осуществить его. Можно было не думать об экономической и производственной стороне дела, не принимать ее в расчет, если для силуэта ансамбля нужны «неоправданные» объемы и купола. Все это покрывалось терминами «художественные проблемы архитектуры».
Теперь очевидно, что критерием архитектурного проекта является выстроенное здание, его художественность во всестороннем материалистическом понимании архитектуры, обслуживающей материальные нужды и духовные запросы общества. Неосуществимым или забракованный проект имеет весьма ограниченное отношение к архитектуре — не больше, чем вирши стихоплета-графомана к поэзии.
Проектирование поверяется жизнью, а не наоборот. В этом свете полезны были бы хрестоматия из произведений теоретиков прошлого и серьезный труд с анализом этих теорий. Но после седьмой сессии Академии архитектуры, где был поставлен вопрос о таких работах, прошло уже 9 лет, а работы еще не составлены.
И. Л. Маца. Президиум снял эти поручения...
Г. Б. Пузис. Само собой разумеется, что каждый вопрос теории архитектуры надо рассматривать исторически, как и в истории архитектуры каждый вопрос должен быть рассмотрен теоретично. Мы обязаны помнить это важное методологическое указание Чернышевского.
Однако в докладе И. Л. Ма́ца ничего похожего пет, хотя он этот вопрос разрабатывал, очевидно, по поручению президиума академии. Только во втором докладе, который был заслушан вчера, мы увидели исторический подход, без которого нельзя решать теоретические вопросы, увидели, несмотря на то, что президиум не поручал этого второму докладчику.
Здесь следует вспомнить выступление проф. Кринского, который говорил примерно следующее: в теории архитектуры не давали ничего противопоставить тому, что делалось в академии. Наоборот, предпринималось все для того, чтобы другие точки зрения на архитектурные проблемы не появлялись на страницах печатных органов, тем более, что и неакадемические издания почти всегда редактировались работниками академии. Короче говоря, подлинно научных дискуссий, борьбы мнений не допускалось. Создавалась видимость того, что концепция теории архитектуры, исходившая из академии, есть единственно правильная, научно признанная.
И только сейчас, после декабрьского совещания, появилась возможность организовать свободную дискуссию, которая показала, что накопилось много важных узловых вопросов теории, нуждающихся в неотложном творческом обсуждении.
Естественно было ждать, что в нынешнем своем докладе И. Л. Ма́ца выступит примерно таким образом: да, я долго ошибался, неправильно определяя архитектуру как в первую очередь вид художественного творчества, осложненный практическими и техническими функциональными задачами. Но вместо этого И. Л. Ма́ца стал говорить, что архитектура — искусство, развивающееся на строительной основе.
Эти две формулы И. Л. Ма́ца идут от Гегеля, у которого есть определение, что в архитектуре дух «творит в оковах материи». Сначала И. Л. Ма́ца писал, что архитектура творит, осложненная практическими и техническими функциональными задачами, а потом, как бы исправляясь, говорил: творит «на строительной основе». Но по сути это то же самое, что писал Гегель, только вместо «оков материи» фигурируют «оковы» строительной основы.
Некоторые недостатки имеются и в докладе К. А. Иванова. Так, он правильно указал, что архитектура — одновременно и деятельность, и совокупность произведений. Но этого мало. У Маркса есть прямое указание, что процесс производства и потребления в архитектуре завершается с выходом здания в амортизацию. Теоретически важно понимать, что строительный процесс в архитектуре продолжается в процессе всей жизни здания.
Второе важное замечание содержится в работе Маркса о формах, предшествовавших капиталистическому способу производства, в указании, что город, архитектурный комплекс есть «особого рода организм». Как это надо понимать? Маркс подчеркивает в этом высказывании, что рассматривать человека или общество вне архитектуры, вне его строительной деятельности невозможно. Как улитка, формируясь, обязательно должна сделать свой домик, к которому она прирастает, так и общество должно сделать ряд построек, чтобы в них существовать.
Человек — единство материального и духовного. А это значит, что всякий продукт, который производится человеком, должен удовлетворять и материальные, и идеальные его потребности. Поэтому совершенно неприемлемо утверждение, что «простое строительство» якобы не удовлетворяет идеальных потребностей. Надо лишь в каждом отдельном случае выяснять, в большей или в меньшей степени протекает это удовлетворение.
Специфика архитектуры как раз и состоит в том, что человеческие постройки в отличие от построек бобра удовлетворяют и материальные, и идеальные потребности. Более того, когда мы строим птичники и коровники, то удовлетворяем не только свои материальные потребности и потребности существования нужных нам птиц и коров; и в этих сооружениях мы удовлетворяем наши идеальные потребности, в первую очередь нашу идеальную потребность строить — строить всякий раз по-человечески, строить целесообразно, индустриально, экономично, красиво, ибо это отрасль архитектуры.
К специфике архитектуры относится и то, что в ряде построек в классовом обществе наслаждение и труд выпадают на долю разных индивидуумов.
В заключение следует сказать, что архитектура, конечно, не надстройка над экономическим базисом, а важнейшая часть экономической, хозяйственной и т. п. базы общества. Эта база — не то же самое, что экономический базис, т. е. производственные отношения, экономический строй общества, в условиях которого эта база развивается. Архитектура большинства наших городов создана при трех базисах — феодальном, буржуазном и социалистическом. Базисы и их надстройки отмирали, а архитектура оставалась. Сносы зданий происходят не потому, что это феодальные или буржуазные здания, а по градостроительным соображениям.
Нельзя смешивать идеи надстройки экономического базиса с сооружениями, в которых можно отразить и эти идеи. Маркс отметил, что Прудон путал идеи и вещи, т. е. что это грубая ошибка. Произведение архитектуры — это вещь, при воплощении которой отражены идеи, но путать идеи и отражения идей в вещах также нельзя. Вопрос об отношении архитектуры к надстройке является важным теоретическим вопросом.
А. И. МихайловАкадемия архитектуры СССР
Своеобразие нашей дискуссии заключается в том, что она происходит в период, когда перед архитектурой встали новые, очень большие задачи, когда приходится очень серьезно пересмотреть целый ряд вопросов архитектурного творчества. Теория не может остаться равнодушной к движению практики. Теория должна осознать это движение в свете новых фактов и обстоятельств, выдвинутых самой жизнью.
Мне кажется, это не в полной мере учитывается в ходе дискуссии, да и в докладах. В частности, т. Ма́ца не понял, по-видимому, что постановка вопроса о специфике и природе архитектуры не случайно приобрела сейчас такую остроту и что всякое определение архитектуры, которое мы даем, неразрывно связано с переломом в архитектурной практике.
Так, если архитекторам-практикам говорят, что специфика архитектуры заключается в том, что она разрешает художественные задачи, что в этом — главное, то на этом они и будут сосредоточивать все свои творческие усилия, а разрешение материальных задач архитектуры будут считать не принципиальным, второстепенным для своей деятельности.
Не случайна поэтому та резкая критика, которой подверглась точка зрения т. Ма́ца. В целом ряде высказываний последнего времени т. Ма́ца повторяет в разных вариантах одну и ту же мысль о том, что решающим для определения специфики архитектуры является наличие в ней элементов искусства.
Но разве можно исключать из специфики архитектуры ее материально-практическое назначение, ради которого архитектура собственно и существует? В тезисах доклада И. Л. Ма́ца есть два характерных места. В одном говорится, что утилитарно-строительная основа архитектуры является важнейшей основополагающей чертой природы зодчества, в другом — что наличие элементов искусства является определяющим для специфики архитектуры.
Если основополагающее — материально-техническое содержание, значит, оно определяет и специфику архитектуры. Мне думается, что глубоко неправильное противопоставление двух важнейших черт природы и специфики архитектуры и привело И. Л. Ма́ца к разделению архитектуры и «простого строительства». А отсюда — по существу пренебрежительное отношение к массовому строительству.
Острота постановки вопроса сейчас объясняется еще и тем, что взгляды т. Ма́ца получили за последнее время довольно значительное распространение. В ряде статей и докладов утверждалось, что главной задачей архитектуры является удовлетворение эстетических потребностей, а это неизбежно оправдывало практику эстетско-формалистического направления в нашей архитектуре.
Доклад К. А. Иванова правильно подчеркивает приоритет материального назначения в архитектуре. Большинство людей, занимающихся теорией, с этим согласно.
В исследованиях мы разграничиваем материальную и идейно-художественную стороны архитектуры. Но на практике они образуют диалектическое единство. Если забыть об этом единстве, то неминуем механический разрыв архитектуры: сначала разрешается ее материально-техническая сторона, а затем к ней прибавляется художественная. Это и есть украшательство. Даже в проектах крупнопанельных зданий мы нередко видим, как конструктивный костяк здания украшается орнаментом, не имеющим никакого отношения к конструктивной и тектонической основе этого сооружения.
Украшательство имеет свои глубокие корни в неправильном, не монистическом, следовательно, дуалистическом понимании архитектуры. Некоторые из выступавших товарищей противопоставляют идеализму домарксовский материализм, причем точка зрения последнего также не совсем правильно раскрывается.
В идеалистической философии Гегеля архитектура считалась искусством, стоящим на низшей ступени художественной иерархии именно вследствие своей связи с материальной практикой, в силу чего это искусство якобы не могло быть «свободным». С этой точки зрения материально-практическое назначение архитектуры рассматривалось как ограничивающее начало архитектуры.
Домарксовский материализм в лице Чернышевского отвергает идеалистическое положение о том, будто бы архитектурное произведение создается под преобладающим влиянием эстетической идеи. В ответ на это Чернышевский спрашивает: разве Парфенон и Альгамбра не имели практического назначения?
Самые высокие произведения архитектуры возникали из практического назначения — это храм, крепость, цирк, термы и т. д. В этом смысле Чернышевский прав. Но в то же время, пытаясь раскрыть природу архитектуры, он приходит к выводу, что архитектура ничем не отличается от так называемого прикладного искусства. Чернышевский говорит, что произведения архитектуры не могут быть названы произведениями искусства, поскольку архитектура является одной из областей практической деятельности человека. Ей не чуждо стремление к красивости формы, и она отличается от мебельного мастерства не существенным характером, а лишь размерами своих произведений. Это определение часто запутывает нас. Архитектуру начинают относить к прикладному искусству, и становится непонятным, почему ее 2000 лет называли «матерью всех искусств».
Однако нельзя рассматривать приведенное высказывание Чернышевского в отрыве от других его высказываний.
В частности, он считал, что произведения архитектуры возводят в разряд искусств благодаря их важности, дороговизне и массивности, бросающейся в глаза. В другом случае он подчеркивает большее значение архитектуры в жизни человека по сравнению с мебелью, текстилем и другими прикладными искусствами. Наконец, если мы от ранней работы Чернышевского «Эстетические отношения искусства к действительности» обратимся к «Очеркам гоголевского периода русской литературы», то здесь он уже ясно определяет идейно-художественное значение архитектуры.
В этой работе Чернышевский подчеркивает, что развитие живописи, скульптуры и архитектуры обусловливается общими требованиями эпохи. «...Готическая архитектура создала дивные памятники только потому, что была служительницей и выразительницей средневековых стремлений». Здесь идеологическое значение архитектуры ставится в ряд с аналогичной ролью живописи и скульптуры.
Но на этом нельзя останавливаться — нужно понять материально-художественное значение архитектуры в свете ленинской теории отношения познания и практики, диалектически их связавшей, указавшей, что познание служит материальной практике, а материальная практика определяет развитие познания, что нет непроходимой границы между познанием и практикой и что истинность всякого познания проверяется практикой.
Искусство — это художественное познание мира, т. е. специфическая область познания. Отражая действительность в образах, художественное познание также неразрывно связано с практикой, а именно с практическим формированием всего того мира вещей, который создает человек, так как он создает их и по законам красоты.
Установление диалектической взаимосвязи материальной практики и искусства очень важно для понимания архитектуры. Без этого наука все время будет скатываться к дуализму, отрывая материальную практику от архитектуры как искусства, нарушая их органическое сочетание. Познавая действительность, искусство в то же время формирует эстетические идеалы человека, общества, класса. Эти эстетические идеалы становятся руководящими в процессе формирования всей материальной сферы деятельности человека. В этом отношении архитектура играет особенно значительную роль в жизни общества, и ее нельзя сравнивать ни с мебелью, ни с текстилем, ни с какой-либо другой областью производства.
Велико значение архитектуры как средства организации материальной жизни человека, как того жизненного блага, о котором здесь многие правильно говорили. Вместе с тем архитектура больше всех других искусств способна выразить идеалы своего времени. Достаточно посмотреть на египетские храмы — и вы получаете конкретное представление о жизни древнего общества, об истории этой страны, об ее религии и т. д. Архитектура прибегает и к помощи других искусств, но она может и без них рассказать о своей эпохе.
Единство практического и художественного может быть выражено или не выражено, выражено больше или меньше, но в природе архитектуры оно присутствует, поскольку архитектура обращается к человеку в целом — и к его материальным потребностям, и к его духовным запросам. Здесь искусство переходит в материальную практику, а материальная практика поднимается до уровня искусства. Лучшие произведения архитектуры тем и замечательны, что в них это единство нерасторжимо.
Рассматривая язык архитектуры с точки зрения этой специфики, нельзя считать правильным обычное утверждение, что язык архитектуры — это язык только абстрактных категорий и что поэтому архитектура якобы лишена художественного значения в смысле образного выражения идеи. В связи с этим приведу слова И. В. Жолтовского: «Пожалуй, ни в одном искусстве художественный образ не обладает в такой степени конкретной насыщенностью и жизненной полнотой, как в архитектуре, несмотря на видимую отвлеченность ее форм». Это вывод мастера, который глубоко познал архитектуру.
Любое здание строится в своих общих чертах как определенная законченная геометрическая форма: куб, пирамида, призма и т. д. Архитектура оперирует этими абстрактными формами и, следовательно, развивается в сфере научных понятий, но не остается на этой ступени. Пирамиду или античный храм вы никогда не сведете к голой геометрической форме. Обогащенная конкретной пластической выразительностью, отвлеченная геометрическая форма превращается в художественную форму, воспринимается как архитектурный образ. Процесс архитектурного творчества и есть процесс восхождения к научному понятию и от понятия к конкретным художественно-выразительным формам, которые в живых образах передают свою эпоху.
Один из узловых признаков специфики архитектуры заключается в сочетании научного и художественного мышления. Поэтому очень важную роль в архитектуре наряду с числовыми расчетами играет вкус, поэзия. В этом смысле очень интересно высказывание Белинского, который говорит, что «прежде чем определить, к зодчеству какого народа, какой эпохи, какого стиля принадлежит здание такого-то архитектора и великий ли он архитектор, должно показать — есть ли в его зданиях творчество, полет фантазии, словом поэзия, или эти здания только груда камней, складенных по правилам архитектуры трудолюбивым ремесленником, тщательно изучившим техническую сторону искусства, или, пожалуй, опытным академиком». Эти слова звучат очень современно; у нас тоже немало опытных академиков, в чьих произведениях нет никакого полета, никакой фантазии.
Делакруа говорил, что архитектор, выполняющий требования своего искусства, встречается еще реже, чем великий художник или великий музыкант. Это объясняется тем, что в творчестве архитектора должны сочетаться большой здравый смысл и творческое вдохновение. Только, единство их создает подлинно великую архитектуру.
Совершенно ясно, что художественная выразительность архитектуры должна быть обязательно связана с практическим назначением каждого элемента сооружения, и ни один архитектор не может игнорировать эту практическую целесообразность. В классической архитектуре мы видим величайшею целесообразность, архитектурный образ в ее произведениях решается пластическим развитием строительных элементов. И наша архитектура должна подойти к тому, чтобы из самой структуры здания, из самой его тектоники создавать органическую его пластику. Если же навешать украшения, то никакой архитектуры не получится.
Приоритет материально-технического назначения сооружения, необходимость в первую очередь разрешать материальные вопросы в архитектуре — это великая истина, которую подтверждает вся история архитектуры. Но трудность, по словам Маркса, заключается не в том, чтобы понять, что определенные формы искусства связаны с породившими их материальными условиями и формами производства; гораздо сложнее понять, почему эти формы продолжают сохранять значение недосягаемых образцов, почему они продолжают на нас воздействовать.
Мы должны наиболее полно и совершенно удовлетворять материальные, бытовые потребности человека, но в то же время обязаны создавать большие произведения архитектурного искусства.
На основе органического единства всех сторон архитектуры, при ведущем значении ее жизненного и материального содержания и при глубоком внимании к выразительности и идейному значению архитектуры у нас будут созданы действительно великие произведения, с которыми мы сможем стать в веках рядом с Парфеноном, с египетскими пирамидами, с замечательными памятниками нашего русского зодчества. (Аплодисменты.)
В. Ф. ШилковЛенинградский филиал Академии архитектуры СССР
Определяя понятие и природу архитектуры научно, мы должны исходить из корней, образующих это слово, означающее в переводе «высшее строительство». Здесь чувствуется ведущее начало — целесообразность. Это понятие является для нас первичным.
Основной предпосылкой для создания архитектурных сооружении явилась утилитарная потребность улучшать условия жизни людей. Это по существу воздействует и на формирование понятия красоты.
Как часть материальной культуры сооружения отражают типические черты и стороны действительности, бытия в общем виде. Несмотря на то, что архитектура в основном «не изображает», она дает достаточно ясное и глубокое представление о быте, организации производства, общественной жизни, культуре и идеалах человечества в различные исторические периоды. Поэтому архитектуру считают ценным источником для изучения истории общества.
Архитектурные сооружения, создавая новые условия жизни, самой своей полезностью действуют на человека эмоционально. Эти эмоциональные чувства индивидуальны и конкретны, со временем они видоизменяются. Вскоре после постройки, если сооружения значительно улучшают жизнь, эти чувства положительны. С ростом потребностей человека они переходят в отрицательные, и это стимулирует творческую деятельность по усовершенствованию и созданию новых произведений.
Считать, что только зрительное восприятие играет значительную роль в определении эстетических достоинств архитектурного сооружения, было бы неверно. Материальная среда также влияет на все наши чувства. В этом и заключается специфическое отличие архитектуры от других искусств. Правда, в первой стадии своего развития эти другие искусства, например живопись и скульптура, имели магическое значение и также были связаны с материальными потребностями человека.
Здесь уместно поговорить о «вещизме» — новом термине, введенном в теорию архитектуры т. Ма́ца. Автор этого нового «изма» сравнивает по существу несравнимые по своему назначению элементы — вещи прикладного искусства и произведения архитектуры. Функция вещи узка, локальна и мало связана с социально-классовым процессом, отраженным в архитектуре. Вещи прикладного искусства, выделившиеся в самостоятельную область искусства, по сути дела и сейчас являются в какой-то степени деталью архитектуры.
Сложное эстетическое чувство от восприятия архитектуры является плодом длительного развития; на формирование этого чувства влияли и социальная структура общества, и способность человека к мышлению, и рост его потребностей, и природные условия и т. д. Но и здесь главную роль играло функциональное назначение сооружения, которое определяло, видоизменяло и конкретизировало эстетическое чувство в зависимости от времени и от социальной принадлежности человека. Можно, например, с уверенностью сказать, что Колизей вызывал разные эмоции у свободных римлян и гладиаторов. У свободных это сооружение ассоциировалось с удовольствиями от грандиозных зрелищ, а у рабов с кровью, которую они там проливали.
Несмотря на обусловленность эстетического чувства назначением здания, имеют место тенденциозные поиски дополнительных средств и приемов, органически не связанных с назначением, но способствующих усилению воздействия на человека.
Одни из этих средств заимствуются непосредственно из природы, таковы растительные формы, цвет, пропорции; другие создаются мышлением; в частности, тектонические приемы, применение дорогостоящих материалов возникают как результат использования знаний человека о трудоемкости работы — величине, обработке поверхности и т. д.
Эти дополнительные средства обычно органически объединяются с основным назначением сооружения, способствуя повышению выразительности архитектуры. Но иногда, в определенных социальных условиях, они становятся самодовлеющими и уводят от реальных потребностей жизни. Наглядным примером служат египетские пирамиды как жилища фараонов, храмы как жилища богов.
Нас должно прежде всего интересовать развитие прогрессивных типов архитектурных сооружений, способствующих улучшению условий жизни людей. В свете современных задач рассмотрим прогресс в архитектуре жилья.
Однообразие условий жизни и производственной деятельности людей первобытного общества (в конкретной географической среде) обусловливает однотипность сооружений. На основе сложившихся представлений об образе жилого дома создаются также производственные, общественные, культовые здания, выделившиеся затем в самостоятельные сооружения.
В классовом обществе жилье дифференцируется: одни его типы предназначаются для эксплуатируемых масс, другие — для привилегированного класса эксплуататоров. Идеология господ является доминирующей силой, поэтому их жилье становится в какой-то степени эталоном лучшего, к которому стремится приблизиться и жилье угнетенных масс.
В каждую эпоху либо возникают новые типы зданий, вызванные практической необходимостью (различного рода жилища, промышленные здания разного назначения), либо, наоборот, количество типов уменьшается за счет объединения их разновидностей (соединение крепости и жилья в замке, жилья и церкви во дворце, торгового помещения и жилья и т. д.). Многообразие типов, объединение их, приспособление к другому функциональному назначению завершается утратой яркого ощущения типологических особенностей. Способность же человека к абстрагированию приводит его к обобщенной стилизации в отрыве от назначения здания.
Историческая обусловленность эстетических чувств назначением архитектурного сооружения должна явиться ключом к раскрытию путей в творчестве советского архитектора и к выявлению прогрессивных сторон в наследии, которые должны быть использованы. Следует вместе с тем помнить, что, помимо господствующей идеологии, в каждой общественно-экономической формации проявляется в какой-то степени и идеология масс. В каждой формации возникают новые социально-экономические образования, которые накладывают свой отпечаток на архитектуру.
Мы должны стремиться к максимальному улучшению жизни трудящихся с учетом экономических возможностей и эстетических запросов масс, искоренять пережитки чуждой идеологии, целеустремленно развивать эстетические вкусы на здоровой основе, связанной с назначением здания, добиваться простоты форм, правдивого выявления основных элементов конструкций, материалов, деталей, высокого качества строительных работ.
Насаждение устаревших форм, погоня за образом только из эстетических соображений в ущерб удобству вызывают у трудящихся только протесты и недовольство. Таков пример реконструкции дома политкаторжан в Ленинграде, где в угоду абстрактному пониманию ансамбля авторы проекта не захотели считаться с экономией средств и назначением сооружения и предложили украсить фасад колоннами, затемняющими помещение. Вдобавок для осуществления проекта требовалось всех живущих в доме выселить на 2 года. В результате принятых общественностью мер удалось добиться решения не ставить эти колонны.
В основном мы идем по правильному пути. И чем больше наши советские люди получат удобных жилищ при высоком качестве строительства, тем радостнее будет их жизнь, тем выше с их стороны будет оценка работы архитекторов.
24 сентября 2025, 23:13
0 комментариев
|
Партнёры
|
| tehne.com © 2011—2025 Все права защищены. |
Если у вас есть интересная для нас
информация – пишите на почту [email protected] |
|
Сайт разработан
Лабораторией дизайна «Pixel»© 2012 |
Комментарии
Добавить комментарий