И. Л. Маца. О природе и специфике архитектуры

William Clift. Reflection, Old St. Louis County Courthouse, St. Louis, Missouri. 1976

 

 

 

Автор статьи:	Иван Людвигович Ма́ца (венг. Mácza János; 1893—1974) — советский художественный критик, теоретик и историк искусства и архитектуры, автор многочисленных исследований, посвященных проблемам художественной культуры. Доктор искусствоведения (1936), профессор МГУ.
Текст публикуется по изданию:	О природе и специфике архитектуры / Доклад доктора искусствоведения И. Л. Маца // Вопросы теории архитектуры : [Выпуск] 2 : О природе и специфике архитектуры : Сокращенная стенограмма дискуссии 18—23 апреля 1955 г. / Под редакцией Н. Былинкина и Г. Минервина ; Академия архитектуры СССР, Институт теории и истории архитектуры. — Москва : Государственное издательство литературы по строительству и архитектуре, 1957. — 167 с. — С. 10—20.
Аннотация:	Доклад И. Л. Маца, советского искусствоведа и теоретика архитектуры, посвящен природе и специфике архитектуры как художественной и практической деятельности. Автор подчеркивает, что архитектура возникает из строительной практики, обогащенной идейно-художественными задачами, и становится особым видом искусства. Маца критикует устаревшие методы проектирования и призывает к использованию индустриальных методов строительства, сочетая функциональность с эстетикой. Он также обсуждает роль архитектуры в социалистическом обществе, где она должна служить не только практическим, но и духовным потребностям человека, отражая гуманистические идеалы.   The report by I. L. Matsa, a Soviet art critic and architectural theorist, explores the nature and specificity of architecture as both an artistic and practical endeavor. Matsa emphasizes that architecture emerges from construction practices enriched by ideological and artistic tasks, evolving into a distinct form of art. He critiques outdated design methods and advocates for the use of industrial construction techniques, combining functionality with aesthetics. Matsa also discusses the role of architecture in a socialist society, where it should serve not only practical but also spiritual human needs, reflecting humanistic ideals.   苏联艺术评论家和建筑理论家I. L. Matsa的报告探讨了建筑作为艺术和实践活动的本质和特殊性。Matsa强调，建筑源于通过意识形态和艺术任务丰富的建筑实践，并发展成为一种独特的艺术形式。他批评了过时的设计方法，并提倡使用工业化建筑技术，将功能性与美学相结合。Matsa还讨论了建筑在社会主义社会中的作用，认为它不仅应满足实际的，还应满足人类的精神需求，反映人文主义理想。   ソ連の美術評論家であり建築理論家であるI. L. Matsaの報告は、建築の本質と特殊性を芸術的かつ実践的な活動として探求しています。Matsaは、建築がイデオロギー的および芸術的な課題によって豊かになった建設実践から生まれ、独自の芸術形態に進化することを強調しています。彼は時代遅れの設計方法を批判し、機能性と美学を組み合わせた工業化された建設技術の使用を提唱しています。Matsaはまた、建築が社会主義社会において果たす役割についても議論し、実用的なだけでなく人間の精神的なニーズにも応え、人間主義的な理想を反映するべきだと述べています。
Факсимильный скан издания:	https://tehne.com/library/voprosy-teorii-arhitektury-vypusk-2-o-prirode-i-specifike-arhitektury-sokrashchennaya-stenogramma-diskussii-18-23-aprelya-1955-g-moskva-1957

 

 

 

 

Разрешите начать с некоторых предварительных замечаний. Я постараюсь говорить в первую очередь и главным образом об объективной, научной стороне всего комплекса вопросов. Рассматривая общетеоретические вопросы, следует исходить из самого предмета, в данном случае — из самой архитектуры, из ее исторической и современной практики, а не из философских понятий и аксиом.

 

Вопрос, который нужно обсуждать на нашей дискуссии, состоит не в том, служит ли архитектура практическим целям. Это бесспорно. Вопрос состоит в том, во-первых, каким практическим целям, историческим или современным, служит архитектура; во-вторых, каким образом она служит этим целям; в-третьих, в каком отношении находится служение этим практическим, утилитарным целям к одновременному служению морально-политическим, идейным задачам общества.

 

Следовательно, материализм заключается не только в том, чтобы признать практические функции как основу содержания архитектуры, а в том, чтобы видеть в этих функциях конкретную, многообразную сторону общественного бытия.

 

Всесоюзное совещание строителей потребовало строить много, быстро, прочно, экономично и красиво.

 

Чтобы удовлетворить это требование, необходимо отказаться от устаревших методов проектирования и строительства и широко использовать типизацию, индустриальные методы строительства, развивая их дальше. Надо решительно отказаться от неверного, прикладнически-эстетского понимания архитектуры и круто повернуться к вопросам экономики строительства.

 

Вместе с тем совещание выдвинуло и ряд новых архитектурно-композиционных задач, которые должны быть решены под углом зрения нашего, советского, понимания функциональных задач архитектуры и широкого общественного значения ее в нашей жизни, притом решены в тесной связи с эстетическими принципами, выработанными теорией и практикой нашей социалистической культуры.

 

«Архитектор, — говорил в своем выступлении товарищ Хрущев, — если он хочет идти в ногу с жизнью, обязан знать и уметь применять не только архитектурные формы, орнаменты и различные декоративные элементы, он должен знать новые прогрессивные материалы, железобетонные конструкции и детали и, прежде всего, должен отлично разбираться в вопросах экономики строительства».

 

Значит, не или — или, а и то, и другое: и индустриализация, и механизация, и новые методы строительства, и архитектурная форма, и архитектурная композиция и т. д.

 

Архитектура не есть нечто такое, что прибавляется к строительству, что лишь украшает собой строительный объект. Архитектура — это качественная ступень строительной деятельности человека, возникшая на заре культуры человечества. Она и в те времена была основана на утилитарной стороне деятельности человека, его бытия в целом, и эту свою основу сохраняет до сих пор.

 

Если рассматривать вопрос генетически, становится совершенно ясно, что, именно с точки зрения диалектического и исторического материализма, не искусство как таковое породило архитектуру, а наоборот, строительная деятельность, обогащенная решением важных для общества идейно-художественных задач и эстетическим осмыслением употребляемых в строительстве средств, материалов и приемов, поднялась на более высокую ступень архитектурного творчества.

 

Не может быть другой постановки вопроса. Не может быть такой постановки вопроса, которая была бы желательна некоторым товарищам во имя «материализма»: будто архитектура родилась вместе с человеком, будто он уже занимался архитектурой, как только стал пользоваться своими руками, как только сложил первый шалаш из веток или заслон от порывов ветра.

 

Точно так же и другие области общественной деятельности — ремесла, искусства и т. д. — возникли в процессе развития практической деятельности, в процессе общественной практики, в процессе дифференциации этой общественной практики. Так зарождались на основе речи — поэзия, на основе пиктографических знаков — живопись и т. д. В этом отношении не может быть исключением и архитектура; она появилась на определенной ступени развития узко утилитарного строительства примитивного жилища.

 

Тесная взаимосвязь строительства и искусства сохранялась и в дальнейшем развитии, вплоть до нашего времени. Путь, следовательно, идет не от искусства к строительству, а от строительства к искусству; не «архитектура как искусство» выполняет, между прочим, те или другие функциональные задачи, а строительство становится искусством.

 

В этом плане нужно ставить и вопрос о специфике. Поэтому неверно полагать, что специфика архитектуры заключается в том, будто она «как искусство» служит удовлетворению определенных потребностей общества. Дело обстоит как раз наоборот: специфика архитектуры не в ее отличии от других видов искусства, а в ее особенностях как вида строительной практики. Целиком сохраняя значение своей строительной природы, архитектура выступает на новой качественной ступени художественного творчества, становится особым видом искусства.

 

Таким образом, все те показатели, которые свойственны строительству, свойственны и архитектуре как его художественно-творческой ступени; в первую очередь — служение человеку для его практических потребностей.

 

Материальная и техническая прочность, стремление к наибольшей целесообразности, к разумному и экономному использованию средств, т. е. в конечном итоге к максимальной жизненной оправданности, — все это — естественные предпосылки полноценности произведений архитектуры, вытекающие из ее строительной природы.

 

То, что об этом частично или даже полностью забыли некоторые архитекторы, является следствием путаницы в сложных вопросах природы архитектуры. Нужна принципиальная борьба за органическое, синтетическое понимание всего комплекса задач, стоящих перед архитектурой. Строительную задачу архитектор осуществляет как многосторонне обусловленную архитектурную задачу, как идейно, эстетически, художественно осмысленную строительную задачу.

 

Строитель создает свой объект, стремясь к тому, чтобы обеспечить техническую целесообразность и рациональность строительного процесса в соответствии с материальными возможностями заказчика, потребителя и т. д. Объект может получиться при этом и более и менее красивым. Но качество красоты для него не является ни обязательным, ни решающим, поскольку он остается объектом простого строительства, инженерным сооружением.

 

Архитектор создает свое произведение, стремясь к тому, чтобы удовлетворить все требования, вытекающие из строительной задачи, строительной основы, чтобы рационально решить свою строительную задачу. Учитывая вместе с тем роль, смысл, назначение строительного объекта в жизни данного общества, он ставит перед собой еще одну задачу: выразить в образно-художественной форме содержание своего объекта. Следовательно, решая строительную задачу на реальной и рациональной строительной основе, архитектор решает одновременно и задачу идейно-художественную.

 

Искусство не прибавляется к строительству — они выступают в единстве. Основа этого единства — строительство, а специфическая особенность — сила образного выражения.

 

Является ли тот или иной объект произведением архитектуры? Ответить на этот вопрос можно, основываясь на том факте, что данный объект не только удовлетворяет всем требованиям и задачам, стоящим перед строительством, но в то же время решает и идейно-художественную, идейно-эстетическую задачу.

 

Теперь я попытаюсь подробнее рассмотреть высказанные мною положения.

 

Начало этого единства заложено в том, что принято называть тектоникой. Конструктивная основа, техническая форма получает в архитектурном творчестве новое пластическое качество при помощи пропорции. масштабных соотношений, ритмической последовательности, использования контрастов или установления перехода между контрастами. Этим самым технико-конструктивная основа обогащается. Рожденная технической конструкцией форма перерастает в архитектурную форму.

 

Но ни тектоника, ни архитектурная форма не есть нечто такое, что выдумано где-то в иных сферах и перенесено на архитектуру в виде украшения технической формы. Нет, она вытекает из соответствующей эстетически осмысленной переработки конструктивной основы и технической формы.

 

Тектоника, таким образом, есть практически целесообразная и эстетически осмысленная ступень той или иной конструктивно-технической системы, ее художественная интерпретация.

 

В процессе этого эстетического осмысления техники и создаются основы тон красоты в архитектуре, которые не только не предполагают излишеств, но прямо враждебны излишествам, как это показывают лучшие примеры классических периодов, например, египетская пирамида. греческий храм и т. д. — до лучших произведений нашей эпохи.

 

Итак, на самой строительной основе образуется новое качество, которое можно обозначить словами красота, благородство или облагороженная простота и ясность.

 

Такова условно первая фаза процесса, когда строительство поднимается на художественную ступень — ступень архитектуры.

 

Этой ступенью, конечно, не исчерпывается характеристика природы и особенностей архитектуры. Но, прежде чем перейти к следующему вопросу — об удобстве, целесообразности, рассмотрим еще вопрос о тектонике в нашей, советской, архитектуре.

 

Из истории архитектуры известно, что новые тектонические системы создавались не так уж часто. Основы тектонических систем сохранялись столетиями. Тем большую радость и ответственность должен чувствовать советский архитектор, перед которым наша современность ставит совершенно новые тектонические задачи. Возьмем крупнопанельное строительство.

 

Крупнопанельное строительство не вмещается в рамки традиционных тектонических систем. Надо искать что-то новое, соответствующее новым представлениям о прочности, устойчивости, весе, пластических свойствах материалов, соответствующее новым методам строительства. Обойти эти проблемы путем навешивания на новую строительную основу старых архитектурно-декоративных «мотивов» — означает не только бессмысленное реставраторство, но полное искажение самой природы архитектуры, означает доказательство творческого бессилия.

 

Приведу только один пример. Первым к решению новой тектонической задачи крупнопанельного строительства подошел самый старый из-советских архитекторов — Жолтовский. Он не занялся маскировкой новой конструктивной основы, как некоторые архитекторы, а применил очень простой композиционный принцип контрастного сопоставления. Полностью сохранив гладкую стену панелей, Жолтовский обработал ордером цоколь здания, в котором запроектированы магазины, а сверху дал откровенно декоративный мотив. Я не собираюсь утверждать, что это — решение проблемы, но это тот путь, по которому можно идти дальше в поисках тектоники новой конструктивной основы, не втискивая ее в рамки чуждой тектонической системы.

 

Можно назвать еще целый ряд новых задач, выдвинутых перед нашими архитекторами успешным развитием строительной техники, вообще техническим развитием в нашей стране. Например, использование тюбинговых колец в строительстве метро сопровождается попытками, пока еще не очень удачными, найти тектоническую выразительность в тюбинговых конструкциях. Но это увело бы нас далеко.

 

Второй вопрос, на котором нужно остановиться, — это вопрос об удобстве или, еще более широко, вопрос о целесообразности.

 

Архитектура всегда служила и будет служить человеку. Она, как известно, создает защищенное, закрытое пространство, организует природную пространственную среду сообразно практическим требованиям общественного человека, при помощи средств и методов, доступных данному историческому этапу развития. В этом — объективная жизненная оправданность, смысл, цель и задачи архитектуры. Вместе с тем человек в соответствии со своими материальными и техническими возможностями всегда стремился к тому, чтобы создаваемая архитектурой пространственная среда максимально отвечала его потребностям, чтобы она была удобна для жизни человека, чтобы архитектурное произведение в целом было целесообразно.

 

Это элементарная истина, которая не нуждается в доказательстве. Здание, не удовлетворяющее требованиям хотя бы простейших удобств, превращается в отрицание архитектуры. Тем более важное значение имеет это общее положение в нашем, социалистическом, обществе, где подлинно гуманистическая забота о человеке является первым принципом архитектуры. Этой социалистической заботе о человеке подчинены и научно-техническая инженерная мысль, и архитектурное творчество.

 

Нужно, однако, сказать, что задача архитектурной теории заключается не в том, чтобы в общей форме только декларировать этот основной принцип архитектуры, а в том, чтобы попытаться выяснить и конкретизировать критерий принципа удобства и целесообразности в архитектуре в условиях нашего общества. Ни удобства «вообще», ни целесообразности «вообще» в архитектуре нет.

 

Мне рассказывали, как после окончания войны киевские архитекторы с энтузиазмом взялись построить одно разрушенное немцами село и сделали это как будто неплохо. Через год авторы убедились в том, что все домики перестроены колхозниками. Почему? Потому, что созданные архитекторами удобства оказались абстрактными, рассчитанными на человека «вообще», на его физические, биологические потребности вообще. Жилье оказалось неприемлемым для жизни конкретных людей колхоза, и они вынуждены были внести свои поправки.

 

Практическое значение здания и его роль в общественной жизни, его идейное значение, неотделимы.

 

В капиталистическом обществе степень удобства определяется главным образом имущественным положением заказчика или потребителя. В нашем, социалистическом, обществе, где уничтожены антагонистические классы, определяющим фактором являются материальные — экономические, технические — возможности не отдельного лица, а социалистического государства в целом.

 

Вместе с тем важнейшую роль у нас играет и другая — политическая, идейная — сторона реальных предпосылок удобства и целесообразности.

 

Социалистическая архитектура служит всему народу, является достоянием всего народа, и это означает, что понятие удобства не может ограничиваться нормальным или даже максимальным соответствием требованиям физических, биологических и санитарных норм. Это понятие должно соответствовать также и важному элементу духовной природы советского человека — его человеческому достоинству.

 

В капиталистическом обществе, во-первых, удобства, комфорт, для одних, полное отсутствие удобств для других. Во-вторых, даже те здания. которые строятся комфортабельными, например отели, особняки, проникнуты заботой не о человеческом достоинстве , а о выгоде, о потакании капризам избалованного потребителя. Такова принципиальная разница.

 

Только архитектура социалистического общества может создать удобства, неразрывно включающие в себя удовлетворение и физических, и духовных потребностей народа.

 

Удобство и целесообразность в наших зданиях измеряются не только количеством полезной площади, разумностью планировки помещении, наличием достаточного количества света, свежего воздуха, тепла, заботой о санитарии и гигиене и т. п. Наряду со всем этим нужно обеспечить то простое человеческое чувство удовлетворенности, которое трудно сформулировать словами, но которое в общем говорило бы мне, советскому человеку, что я являюсь полноправным членом большой семьи, семьи равных мне и близких людей. Это и есть социалистическое по содержанию чувство человеческого достоинства. Оно может проявляться по-разному — ровно, спокойно или взволнованно, радостно и т. п., как мы видим это и в других видах искусства, да и в самой жизни.

 

В то же время архитектура может не только поднять чувство человеческого достоинства, но и ущемить это чувство. Так, чтобы попасть в жилой дом на улице Горького, построенный по проекту архитектора Мордвинова, я должен обойти несколько сотен шагов вокруг корпуса, зайти в грязный двор, пройти между ящиками для магазина, между грохочущими грузовиками, наконец протиснуться в какую-то щель, которая называется парадным входом, и только тогда добраться до цели. Вот вам пример ущемления чувства человеческого достоинства.

 

Здание может быть серым, безразличным, оно меня не трогает и, следовательно, не выполняет своей функции как произведение архитектуры, а остается на уровне добросовестно выполненного, грамотного, практически целесообразного технического сооружения. А другое здание может вызывать положительную эмоциональную реакцию.

 

Произведение архитектуры создается не посредством навешивания на техническую основу взятых напрокат одежд. Именно благодаря своей практической функциональной, технической и экономической целесообразности архитектура должна отразить нашу действительность, глубже и шире выразить человеческие отношения как социальную функцию социалистического бытия, следовательно, и как практику, и как переживания, чувства, и как определенную грань духовной жизни общества. Это и есть основа художественно-образных возможностей архитектуры.

 

Любое произведение — массовое или уникальное — является произведением архитектуры в той мере, в какой оно воплощает (в материалах и конструкциях, но средствами художественной выразительности) идейную, политическую, моральную, эстетическую сущность нашей эпохи. Технико-экономическая целесообразность строительного объекта через тектоническую, идейно-эстетическую модификацию его конструктивной основы становится целесообразностью архитектурной. Узко функциональное удобство решения здания благодаря идейно-художественной продуманности композиции плана обогащается чертами подлинного гуманизма.

 

Получается, следовательно, не дополнение строительного объекта «архитектурой», а настоящее органическое единство «техники, пользы и красоты». Пользуясь философской терминологией, скажем: получается «тождественное самому себе» архитектурное произведение. Народ, для которого архитектура создается, имеет дело именно с этим «тождеством», с этой неделимой в общественной практике целостностью архитектурного произведения. И он может и не интересоваться вопросом о том, в каких формах происходит «разделение труда» между инженером, конструктором, архитектором, экономистом в процессе создания данного произведения.

 

На основе понимания природы архитектуры как качественной, художественной ступени строительства, или, что то же самое, архитектуры как особого вида искусства, возникающего на строительной основе, решаются и остальные проблемы: об идейном содержании в архитектуре, о красоте и о творческом методе.

 

Начнем с идейного содержания. Нет в области человеческого труда такой продукции, которая была бы полностью лишена идеи. В частности, было бы грубым недоразумением отказать в идейном содержании технической продукции. Начиная от простого молотка и кончая электровозом, все технические предметы несут в себе осуществление практической и технической идеи. Однако не следует смешивать наличие идей в человеческой продукции с понятием идейности в искусстве.

 

В идейности искусства есть нечто специфическое. Подлинная идейность в искусстве предполагает, что каждое произведение не только несет в себе более или менее значимые общественные идеи, но и направлено к тому, чтобы эти идеи получили соответствующее выражение в художественно-образной форме специфическими средствами данного вида искусства.

 

Электровоз или самолет дают возможность почти безоговорочно судить о том, к какому периоду технического развития они относятся и какому практическому назначению они служат. Притом они могут быть и красивы, вызывать у нас эстетическое чувство. Но в то же время они не говорят нам, кому они служат, каковы общественные отношения людей, руками которых и для которых они были созданы. Они не призывают ни к миру, ни к войне, ни к счастью, ни к страданию.

 

Не так обстоит дело с произведениями искусства. Те из них, которые сохраняются и переходят из века в век, как раз и отражают глубоко человеческую заинтересованность в правильном познании действительности. в правдивом эстетическом освоении ее.

 

В какой же мере это относится к архитектуре? Вряд ли кто-нибудь усомнится в том, что произведения архитектуры всегда отражали и отражают породившую их действительность, что в них раскрывается социальный строй и характер общества. Когда не исследователь, не специалист, не архитектор, а простой человек смотрит, скажем, на храм Василия Блаженного или Парфенон, он видит не конструктивную структуру, думает не о религии, а ощущает жизнь, жизнепонимание той эпохи, красоту творческого порыва людей, для которых и которыми были созданы эти произведения. О том, что колонны Колонного зала Дома Союзов сделаны из дерева, знают только специалисты; в равной мере никого не трогает тот факт, что раньше здесь было Благородное собрание. Важно то, что этот замечательный зал превосходно служит нам и практически, и психологически: в нем удобно, он дает ощущение чего-то доброго, устойчивого, прекрасного; мы чувствуем себя в нем хозяевами нашей жизни.

 

Подобные переживания вызывают и лучшие произведения Московского метро, павильон СССР на Парижской международной выставке, здание Днепрогэса и многие другие произведения советской архитектуры.

 

Но мне могут сказать, что все это — уникальные произведения. А как быть с произведениями массовой архитектуры? Бесспорно, и они могут быть полноценными, несмотря на их, казалось бы, скромную роль в жизни общества.

 

Когда занимаешься наукой, теорией, критикой, то обязательно быть хорошо осведомленным в предмете исследования, а не выхватывать одну фразу и затем произвольно расшифровывать ее в скобках, как случилось, например, по отношению ко мне в произвольной расшифровке понятия «простое строительство»: «простое (массовое) строительство».

 

Я неоднократно подчеркивал и развивал мысль о том, что именно массовое строительство, массовая архитектура создают лицо города, что эту задачу выполняют не отдельные уникальные сооружения, а жилые дома, школы и другие объекты массовой архитектуры. Я говорил и говорю, что эти объекты могут и должны играть в принципе такую же большую общественную роль, как и уникальные произведения.

 

Ошибались и ошибаются те архитекторы, которые считают, что для того, чтобы массовый объект стал архитектурой, нужен обязательно мрамор, нужны обязательно ренессансные детали, перечерченные из Геймюллера, всякие башенки наподобие башенки дома Жолтовского на Смоленской площади и т. д. Ничего подобного.

 

Все наши жилые дома должны правдиво, скромными, простыми средствами архитектурной выразительности отражать социальную, типологическую и функциональную сущность своего содержания. Это же относится к школам, больницам, клубам. От них в наибольшей мере зависит общий облик наших городов, сел, поселков.

 

Задача теперь заключается в том, чтобы на базе новой техники и индустриальных методов строительства найти новые качества сущности зодчества, его критерии, которые не выдуманы, а сформулированы самой жизнью. Не надо сводить решение этой задачи к одному из звеньев — только к технике или только к утилитарным функциям. Это означало бы уйти от конкретных требований, предъявляемых нашей советской действительностью к архитектуре. Ведь и архитекторы капиталистических стран хорошо умеют использовать достижения строительной индустрии. И они умеют строить удобно, если этого требует от них заказчик. Кое-чему в этом отношении можно у них поучиться. Не отрицают они и красоты.

 

Чем же в таком случае отличается советская архитектура от архитектуры капитализма? В первую очередь тем, что наша архитектура обслуживает нашу жизнь, принципиально отличную от жизни капиталистического общества. Она отличается новым, прогрессивным, подлинно гуманистическим идейно-художественным содержанием, художественно-образным выражением социальной сущности нашей жизни, а также своим творческим методом.

 

В свете понимания архитектуры не как конгломерата, а как органического единства ее сторон, становится совершенно непонятным высказывание некоторых критиков о том, будто бы социалистический реализм может относиться к архитектуре только частично, неполно. Такая постановка вопроса заранее санкционирует возможность прибавлять к строительной основе «архитектурное оформление», «облагораживать» техническую основу «архитектурными» украшениями.

 

Совершенно бесспорно, что творческий метод, в том числе и социалистический реализм, — категория эстетическая, она относится только к искусству. Ни самый красивый автомобиль, ни самолет не может создаваться методом социалистического реализма. И вообще ни реализма, ни формализма к технической области человеческой деятельности никак не применишь. Делать же из общеизвестного положения о неприменимости социалистического реализма к технике вывод об ущемлении характера архитектурного творчества и неправомерно, и опасно.

 

Никому не придет в голову спорить о том, может ли существовать социалистический реализм в художественной кинематографии. А между тем создание кинокартины проходит чрезвычайно сложные процессы, начиная с производства пленки и кончая демонстрацией этой пленки.

 

В то же время некоторые критики решили, что в архитектуре можно делать все отдельно. Сначала они говорят, что все задачи нужно решать комплексно, как нечто единое. Когда же дело доходит до вопроса о методе, то оказывается, видите ли, что архитектуру можно резать на куски, а социалистический реализм относится только к одному из этих кусков.

 

Наконец, относительно сложности процесса создания архитектурного произведения. На данном этапе развития архитектуры в этом процессе участвует большое количество представителей разных специальностей, из которых архитектор, инженер-конструктор, инженер-строитель являются основными. Подобная дифференциация трудового процесса в условиях сложности задачи, в условиях высокоразвитой техники. индустриализации строительства является вполне закономерной, и нечего спорить, кто здесь является главным — инженер или архитектор. Представители всех специальностей должны, не подменяя друг друга, взаимно обогащаться знаниями.

 

Инженер обязан учитывать в своей работе интересы архитектуры. Архитектор в свою очередь обязан досконально знать не только все конструктивные системы, но и возможности применения этих систем, бороться за совершенствование современных индустриальных методов строительства. Одна из этих специальностей может обгонять другую. На настоящем этапе развития нашей архитектуры архитектор безусловно отстал от развития строительной техники. Архитектурная мысль во многих случаях перестала быть творческой. Привычные представления об архитектуре, методах проектирования и т. д. пришли в противоречие с современными задачами и методами строительства. Об этом очень ярко сказал Н. С. Хрущев на Всесоюзном совещании строителей. Выводы, сделанные на совещании, звучат как требование всего советского народа, вытекающее из основных задач строительства коммунизма в целом.

 

Мы должны создавать произведения, созвучные нашей эпохе, эпохе коммунизма. Отсюда возникает еще один большой вопрос, который я освещу в двух словах. Он касается классификации архитектурной науки.

 

Старая классификация должна быть пересмотрена. Содержание общей теории следует понимать так же многосторонне, комплексно, как мы понимаем архитектуру.

 

Что касается эстетических вопросов, которыми я старался интересоваться (за что меня, мягко выражаясь, упрекают), то эстетические вопросы архитектурного творчества остаются и в условиях индустриализации строительства, но приобретают новый аспект.

 

Эти эстетические вопросы вытекают из требований, которые поставлены партией и народом перед архитектурой. Они прежде всего связаны с необходимостью творчески осваивать все то новое, что дает нам советская жизнь, советская эстетика, советская наука, советская техника. (Аплодисменты).