Н. Н. Семенов. Особенности планировки городов Узбекистана. 1937

Улица Мир-Араб : [открытка]. — Москва : Изд. Т-ва «Контрагент печати», [190-]. — 1 л. : фототипия. — (Бухара.; № 5).

 

 

 

Автор статьи:	архитектор Н. Н. Семенов
Статья публикуется по изданию:	Н. Н. Семенов. Особенности планировки городов Узбекистана // Проблемы архитектуры : Сборник материалов : Том II, книга 1 / Под редакцией Ю. К. Милонова ; Всесоюзная Академия архитектуры. — Москва : Издательство Всесоюзной Академии архитектуры, 1937. — С. 219—243.
Факсимильный скан издания:	http://tehne.com/library/problemy-arhitektury-sbornik-materialov-tom-ii-kniga-1-moskva-1937

 

 

 

 

 

 

Узбекистан представляет собой песчаную пустыню, лежащую между отрогами Памирского хребта и Каспийским морем. В этой пустыне расположен ряд населенных и плодородных оазисов, орошаемых сложными ирригационными системами, которые питаются водами горных рек. Основными оазисами являются Ташкентский, Бухарский, Хорезмский и Ферганский.

 

Так как на территории Узбекистана выпадает чрезвычайно мало атмосферных осадков, жизнь в оазисах находится в прямой зависимости от ирригации, которая, в сочетании с некоторыми другими естественными н социальными факторами, продиктовала основные формы и систему расселения в оазисах.

 

Оазисы с одной только ирригационной системой представляли один естественно ограниченный район, а оазисы, имевшие несколько ирригационных систем, распадались на ряд резко выраженных районов, как, например, Ферганский оазис.

 

Яркий пример такого районного расселения, подчиненного ирригационной системе, — это один из районов Ферганской долины, так называемый Сохский веер. Образуемый рекой Сох, выходящей из гор, этот «конус выноса» в вершине своей служит естественным водоразделом; в этом месте река Сох была разделена на множество мелких арыков, которые расходятся отсюда в форме совершенно правильного веера. Почва в верхней части конуса, ближайшей к горам, состоит из галечника, и поэтому эта часть не заселена; середина его состоит из более легких пород, а именно из плодородного лёсса. Нижняя часть переходит в пески, в которых теряются все водные магистрали и мелкие арыки; эта часть также непригодна для расселения.

 

В средней части конуса по полукругу, на арыках, расположились кишлаки, а в центре всего района, на самом крупном арыке, — город Коканд. Поскольку весь район одинаков по своей структуре, вполне логичным явилось расположение Коканда в геометрическом центре района.

 

Точно так же располагались и другие центры районов, например Беш-арык, Алты-арык, Ташкент, Самарканд, Маргелан, Хива. Иногда города располагались в головах ирригационных систем (Андижан, Ош, Наманган), но всегда они являлись хозяйственными фокусами своих районов и доминировали над ними.

 

 

Рис. 1. Ферганская долина. Ирригационная система реки Сох (Сохский веер), форма расселения. В фокусе района — город Коканд

 

 

 

История Средней Азии точно не знает времени зарождения своих городов и даже не всегда знает место их возникновения и историческое значение их названий. Объясняется это тем, что города часто меняли места, причем обычно эта перемена вызывалась войной и разрушением города. Восстанавливали его иногда на старом месте, иногда рядом с разрушенным, либо несколько поодаль: так, например, было с Самаркандом, рядом с которым расположено его старое место Афросиаб. Пожалуй, правильнее всего считать моментом возникновения города основание резиденции феодала, так как с этого времени начинается интенсивное строительство городского типа. Прежде всего, укрепляется возникшее около такой резиденции поселение, строятся городские стены, базар, дворец, мечети, медресе и т. д., словом, повторяется знакомая история развития феодального города. В качестве примера можно привести тот же Ташкент. Неизвестно, когда он возник и почему он так назван. В старинных описаниях он представлен как город, «окруженный стеной кирпичной на 4 угла, в него въезжих ворот с башнями 32, городская стена толстая, так что по ней верхами по два человека в ряд ездят... в средине города кремль, который также имеет особую стену крепкую, в него во все стороны шесть ворот... а рынок главный в кремле, где недавно сделаны городские амбары... прочих же мелких рынков в большом городе множество, а во всяком базаре один товар»¹. Если к этому описанию прибавить реку, получилась бы старая Москва. Реки не было, но социальная основа была аналогична, отсюда и аналогия городской структуры столь далеких друг от друга городов.

____________

¹ Выдержка из описания Ташкента, сделанного узбеком Нур-Мухаммедом 15 марта 1735 года.

 

К приведенному описанию Ташкента следует добавить, что план его радиален, как и план Москвы, причем радиальность эта подчинена рельефу и ирригации. Все радиальные направления сходятся к базару, где раньше находился и кремль. Кольцевых магистралей в плане нет. Сеть жилых улиц в центре города сильно развита, кварталы малы, изъедены тупиками, как червоточиной. По мере отдаления от центра уличная сеть редеет, кварталы увеличиваются в размерах.

 

В кварталах центральной части проживали ремесленники, об этом говорят и их названия; тут и «зигорат-фуруш» (хлебопродукты), «вазза-злик» (торговля материей), «бука-б» (цыновки), «булгарбаз» (кожи) и т. д. Эти названия опять-таки напрашиваются на аналогию с Москвой, с ее «хлебными», «ветошными», «скатертными» и прочими переулками. Центральные кварталы густо населены, и даже в настоящее время имеют плотность в среднем 300—350 жителей на 1 га, плотно застроены (до 70%) и размером не превышают 1—2 га; зелени в них никакой нет. Густая сеть дорог в центре — естественный результат интенсивного движения около базара и по ремесленным рядам.

 

Кварталы на периферии достигают размеров в 15—20 га, они имеют ярко выраженный сельскохозяйственный и дачный характер. Зимою они пустовали, а летом сюда перебиралось городское население либо просто на дачу, либо для обработки своего клочка земли. Строили тут мало, так как летом особой нужды в домах не было. Плотность населения колебалась по сезонам, не превышая 15—20 чел. на 1 га.

 

 

Рис. 2. Кишлаки, форма расселения в районе сельского населения

 

 

Застройка города в основном каркасная, под плоскими глиняными крышами, одноэтажная. Весьма интересный план жилой застройки сложился, вероятно, под влиянием бытовых и некоторых климатических особенностей.

 

Участок делился на две половины — мужскую и женскую. Мужская половина располагалась ближе к улице, и по периметру ее двора строилось жилье. От улицы участок отделялся либо высоким дувалом, либо хозяйственными постройками, причем окна никогда не выходили на улицу. Сообщение с внешним миром поддерживалось через ломаный проход, устроенный так, чтобы сквозь него нельзя было заглянуть с улицы внутрь двора; такой же проход вел из мужской половины в женскую. Во дворе устраивались хаузы (водоемы), маленькие цветники и айваны.

 

Весь город прорезан ирригационной сетью, которая разделяется на магистральные, оросительные и сбросные арыки и на мельчайшую сеть, подходящую к каждому дереву; эта ирригационная (арычная) сеть служила одновременно и водопроводом, а иногда и канализацией.

 

 

Рис. 3. План Ташкента. Слева — старая часть города

 

 

В некоторых случаях эта сеть оставила глубокие следы в плане города, как, например, в Ташкенте магистральные арыки прорыли в легко размываемом лёссе глубокие овраги, глубиною до 30—40 м. То же самое мы находим в Самарканде и в Намангане.

 

 

Рис. 4. Центральная и окраинная застройка старых городов. На фото видна резкая грань между застройками

 

 

План Ташкента с известным допущением можно назвать типовым; если другие города и отличаются от него своими планами, то это различие не носит принципиального характера, а является следствием частных условий. Бухара, например, имеет несколько городских центров, что явилось, быть может, результатом древнейших влияний на этот план другого города домусульманской эпохи, расположенного ранее на месте Бухары. Что же касается плана Самарканда, то следует отметить, что город был впервые подвергнут перепланировке при Тамерлане, который велел проложить в нем ряд широких улиц, изменивших первоначальный естественно сложившийся план; а затем и эти улицы были частью застроены, частью изменены, так что трудно восстановить естественно сложившийся план. Однако радиальность его плана довольно ярко выражена и до настоящего времени. Этот город, подобно Ташкенту, имеет всего один центр — Регистан, куда сходятся все магистральные дороги.

 

Почти аналогичную картину с Ташкентом дают планы Коканда, Намангана и Андижана, хотя планы этих городов менее развиты, чем план Ташкента.

 

Общими чертами большинства этих городов являются радиальность построения, наличие ирригационной системы, одинаковые принципы застройки, путаная сеть мелких уличек и тупиков. В большинстве случаев города обносились стенами и имели кремль. И, наконец, — а это самое основное, — социальная сущность этих городов была одинакова, частные же отступления не могли значительно изменить характер типичного плана феодальных городов.

 

 

 

Архитектурное построение городов Узбекистана, как и их планы, можно привести к одной схеме, но всё же следует заметить, что тут проявлено больше индивидуальности, что композиционные приемы здесь более разнообразны.

 

Основная схема архитектурного построения проста: она, по сути дела, повторяет композицию плана, сильно отмечая тем или иным приемом центр города. Основное тело города состоит из плотной распластанной застройки, представляющей архитектурно как бы одну массу, сильно раздробленную обработкой, в виде мелких призматических объемов. И в этой однородной массе архитектурно акцентируется центр путем контрастного, по отношению к жилью, построения центра в виде больших, спокойных, простых объемов и вертикалей минаретов.

 

Жилой массив представляется в виде чистых объемных прямоугольных конструкций, иногда перебитых зеленью. Примером оголенной застройки служит Бухара, отчасти Самарканд, где в центральных районах города зелени нет, а появляется она только на окраинах. В Коканде зелень занимает уже довольно значительное место, вступая полноправным элементом в панораму города¹.

____________

¹ Недаром Коканд (Хоканди-Латиф) означает в переводе «Коканд-очаровательный» или «Коканд-зеленый».

 

 

Рис. 5. Тип жилья в старых городах (по материалам проф. Воронина)

 

 

Рис. 6. Тип жилья в старых городах (по материалам проф. Воронина)

 

 

Граница города отмечена либо городской стеной, либо началом густой природной садовой зелени, охватывающей город, либо унылым пустынным пейзажем, начинающимся сразу же за городом.

 

Площади и прямые улицы в городе отсутствуют, а поэтому широких перспектив в городе не бывает².

____________

² Отчасти это компенсируется наличием террас (балахан) на крышах домов, откуда открываются перспективы на весь город.

 

 

Рис. 7. Жилая застройка старых городов

 

 

Улицы городов — узкие, с многочисленными ответвлениями в виде тупиков — больше напоминают глиняные коридоры, так как ограничены без перерывов идущими высокими глухими задними стенами строений или дувалами (заборами), в которых только кое-где попадаются маленькие дверки. Иногда на перекрестках образуются микроскопические площади, никакой роли ни в архитектуре, ни в плане города не играющие.

 

Движения на улицах, за исключением основных артерий города, не бывает, что придает им особое очарование покоя и тишины.

 

 

Рис. 8. Ташкент. Жилая застройка и овраг, промытый магистральным арыком

 

 

Картины жилых кварталов среднеазиатских городов похожи одна на другую, и любую улицу Коканда можно принять за улицу Ташкента, Самарканда или Маргелана. Но на фоне жилых районов неожиданно вырастают мощные городские ансамбли, поражающие оригинальностью архитектурных образов. В этом отношении безусловно интереснее всего Самарканд («раю подобный город») и Бухара («благороднейшая»), самые крупные в прошлом и самые старые из существующих городов Узбекистана.

 

Самарканд имеет три архитектурных центра: Гур-Эмир (гробница Тимура), Регистан (группа медресе) и Биби-Ханым (соборная мечеть). Эти центры властвуют над всем городом, ориентируют в нем и отмечают его пространство. В плане они расположены по прямой линии, причем Гур-Эмир и Биби-Ханым лежат на окраинах города, а в центре находится Регистан, представляющий, по образному выражению арх. Массона, «форум города».

 

 

Рис. 9. План Самарканда. 1 — Гур-Эмир, 2 — Регистан, 3 — Биби-Ханым

 

 

Подошвы всех этих сооружений находятся приблизительно на одной и той же высоте, занимая возвышенности города, что еще более выделяет их над распластанными жилыми кварталами.

 

Действительным и архитектурным центром города является Регистан, этот мощный архитектурный аккорд, который особенно выразителен благодаря своему четкому пространственному построению. Четыре равных по своей высоте минарета, выходящих на площадь, возвещают о ней зрителю, находящемуся еще на краю города, а минареты или башни по углам здания дают представление об его масштабах. Менее развитые пространственно значительные объемы Гур-Эмира и Биби-Ханым еще больше подчеркивают доминирующую роль Регистана.

 

 

Рис. 10. Регистан в Самарканде

 

 

Более сложно архитектурное построение Бухары, которая имеет несколько главных центров и несколько второстепенных, причем все они, в конечном счете, подчинены крепости эмира (Арку). Из главных центров этого города особенно значительны ансамбли мечети Калян и Ляби-Хауза. Первый ансамбль отмечен высоким минаретом, известным под названием «минарета смерти», а второй оформляет наиболее жизненную точку города — «Хауз» (водоем города).

 

 

Рис. 11. План города Бухары

 

 

Интересной особенностью Бухары является оформление перекрестков главных улиц магазинами и куполами. Эти купола отмечают путь от крепости эмира до первого крупного архитектурного центра, возглавляемого мечетью Калян, и дальше до Ляби-Хауза. Надо отметить, что улицы эти с выходящими на них магазинами перекрывались «тимами» (навесами) от купола до купола и давали столь желанную в Бухаре тень и прохладу в самые жаркие часы дня.

 

В общем можно сказать, что идеологической разницы в архитектуре Бухары, Самарканда, а равно прочих городов, нет. В Бухаре, как и в Самарканде, все медресе и мечети выглядят как завершение города, как завершение всей общественной системы. Только стены крепости эмира в Бухаре ставят резкую грань между городом и пространством крепости; тут нет широких порталов, столь характерных для медресе, тут мягкости очертания куполов противопоставлена суровая власть восточной деспотии.

 

Мы не будем останавливаться на других городах, а укажем только, что все они аналогичны в смысле системы и разнятся лишь большим или меньшим ее развитием.

 

 

 

Покорение Узбекистана царским правительством в 1865 году ознаменовалось строительством «русских» городов, располагавшихся в большинстве случаев рядом со старыми азиатскими городами и принимавших их названия. Чуждые друг другу идеологически и планировочно, города эти даже в транспортном отношении были связаны друг с другом очень слабо. Ташкенты — русский и узбекский — до революции были соединены всего двумя мостами через арык Анхор, который служил естественной границей между ними.

 

В результате получились весьма своеобразные двойные города, где обе части механически были поставлены рядом, но оставались в антагонизме друг к другу (в одной жили покоренные, в другой — покорители). Эта дикая картина колониальной политики царской России воплощена в плане этих двойных городов.

 

Русские города начинали строиться с крепости, которая располагалась с таким расчетом, чтобы постоянно держать под угрозой обстрела туземную часть города; она же служила защитой русскому городу, который вырастал у нее под боком. Так было почти во всех городах, имеющих русские части, прозванные «новыми городами» в отличие от туземных частей, которые с тех же пор стали называться «старыми городами».

 

Исключение представляли всего два города, Маргелан и Бухара, где по соображением, повидимому, стратегическим новые города были отодвинуты на несколько километров в сторону. Из-за этого эти новые города не усвоили названия старых городов. Город у Маргелана назывался Скобелевым (впоследствии был переименован в Фергану), а у Бухары — Каганом. Но город Скобелев, так же как и прочие города, имел свою крепость и «присматривал» за Маргеланом.

 

 

Рис. 12. Маргелан и Фергана

 

 

Почти все русские или «новые города» имеют радиальную систему планировки, так же как и старые, но в европейской транскрипции, и выполненную по заранее намеченному проекту. В центре системы находилась крепость, куда прежде всего устремлялось население города в случае опасности, и в этом весь секрет обязательного радиального веерообразного плана.

 

Исключение составляет Ташкент. Тут в центре вместо крепости находился сквер, а крепость стояла несколько в стороне. Но Ташкент был резиденцией генерал-губернатора и поэтому настолько хорошо охранялся, что ориентировать город целиком на крепость представлялось излишним. Зато Самарканд, Маргелан, Андижан, Наманган, Фергана — показательные примеры центрального расположения крепости.

 

Вначале все эти «новые города» носили сугубо военный характер и были населены гарнизоном города, чиновничьим аппаратом и солдатскими выселками. Впоследствии некоторые города развились в крупные торговые и биржевые центры, как, например, Коканд, который в свое время считался одним из мировых центров по торговле хлопком. С проведением в Средней Азии железной дороги, соединившей Россию с Ташкентом, Самаркандом, Бухарой и Ферганской долиной, в городах этих появились и первые намеки на промышленное развитие в виде хлопкоочистительных и маслоперегонных заводов; однако это не могло еще изменить их общего провинциального облика.

 

Застройка этих городов одноэтажная, в виде маленьких домиков с большими садами, и только в центре Ташкента кое-где встречаются двухэтажные дома; кроме того, центр отличается еще невероятно густой и беспорядочной застройкой. Материалом для застройки служили сырцовый кирпич, иногда обожженный, и завозные материалы: лес и железо. Типы домов, которыми застроены «новые города», ничем не отличаются от европейских маленьких индивидуальных домиков с большими претензиями на роскошь. Никакого благоустройства в этих городах, за исключением нескольких замощенных и озелененных улиц, да еще трамвая в Ташкенте, не было. В области архитектуры никакой индивидуальности, никакого творческого размаха, никакого своеобразия, за исключением, может быть, обилия зелени.

 

 

Рис. 13. Наманган. План города

 

 

 

В первые годы после революции среднеазиатские города с внешней стороны изменились мало, зато внутри них происходил бурный процесс становления новых социальных отношений, которые, постепенно оформляясь, начинают все больше и больше оказывать влияние на жизнь и облик городов.

 

Города приобретают новую базу для своего развития. Промышленность, требования новой жизни и нового социалистического быта настолько быстро развиваются и растут, что оказывается совершенно очевидной полная неприемлемость городских планов и исторически сложившегося архитектурного облика городов. Во всей остроте встает вопрос об их реконструкции, потому что в них или около них возникают новые жилые районы, потому что бурное жилищное и культурное строительство требуют водопроводов, канализации, реконструкции транспорта, наконец, общего благоустройства.

 

 

Рис. 14. Андижан. План города. Ясно видны старая и новая части города, а также магистраль, их соединяющая

 

 

А в процессе планировки открывается целый ряд сложностей, целый ряд нерешенных задач, присущих в основном лишь городам Средней Азии.

 

Ликвидация противоположности между городом и деревней путем подтягивания уровня условий быта последней до уровня города может пониматься в местных условиях как ликвидация противоположности между городом и районом (понимая под районом систему расселения), а также между старой и новой частями самого города. Таким образом, перед планировщиком встает вопрос об одновременной планировке всего района, связанного единой ирригационной системой, а иногда и нескольких районов, как, например, в Ферганской долине. Естественно, что в наших условиях, когда отдельный оазис рассматривается как частица хозяйственной системы всей страны, а город лишь как фокус этого оазиса, нельзя заниматься планировкой одного только города. Не говоря о том, что хозяйственное значение оазиса, его размеры, плотность и состав населения сильно влияют на экономические обоснования планировки, ряд чисто технических моментов также требует полной увязки города с районом; тут в первую очередь приходится назвать ирригацию, затем транспорт, как рельсовый, так и безрельсовый, канализацию, отчасти водопровод и электрификацию. Аналогично разрешается и второй вопрос о ликвидации противоположности между «старыми и новыми» городами путем объединения их в единую городскую систему.

 

Однако, прежде чем перейти к вопросу об общих планировочных решениях, необходимо остановиться на некоторых технических вопросах и приемах планировки, специфичных для городов Узбекистана, ввиду резкого отличия естественных условий Узбекистана от других частей СССР.

 

 

Рис. 15. Ташкент. Центральная улица города. Зелень убивает архитектуру

 

 

Климат Узбекистана — резко континентальный, характеризующийся жарким, сухим и вдобавок пыльным летом и сравнительно холодной зимой, с резкими суточными и годовыми колебаниями температуры.

 

По данным Ташкентской обсерватории, летняя температура воздуха доходит там до 43° в тени, а температура почвы — до 70° (обнаженная лёссовая поверхность).

 

Далекое расположение городов от морей и близость песчаных пустынь обусловливают большую сухость воздуха и незначительную облачность, причем осадки в небольшом количестве выпадают главным образом в холодное время года.

 

Несмотря на кратковременность зимы, в отдельные годы зимняя температура падает до 25° и даже до 30° ниже ноля. Безморозный период длится около 7 месяцев, среднее число дней без оттепели равно примерно 22, зимним месяцем можно считать январь.

 

Естественно, возникает вопрос, как отразятся условия этого климата, тяжелого для пребывания в нем, на плане города. Пожалуй, за исключением ориентировки зданий, на общем плане города климат отражается мало.

 

 

Рис. 16. Ташкент. Застройка старого города. Квартал с плотностью 1020 жителей на гектар

 

 

Казалось бы, должен был наложить свой отпечаток на общий план ветер, в соответствии с господствующими направлениями которого располагаются элементы города, загрязняющие воздух, а также ориентируется наибольшее количество городских проездов с целью хорошей организации проветривания города. Но при детальном исследовании этого вопроса выяснилось, что на разных высотах направление ветра меняется, причем для Ташкента, например, это изменение идет снизу вверх по часовой стрелке.

 

Вследствие этого любая взвешенная в воздухе частица описывает кривую, поднимаясь более или менее круто вверх по спирали, и предсказать поэтому загрязнение какого-либо района города дымовыми частицами можно только грубо ориентировочно. Еще труднее разрешить здесь проблему проветривания города, так как ветер настолько изменяется в самом городе и под влиянием различных факторов (рельеф, температура, застройка, озеленение, открытые пространства, наконец, различная скорость ветра), что при недостаточной разработанности методов установления микроклимата города или его района ориентировать улицы по направлениям ветра вряд ли целесообразно.

 

 

Рис. 17. Климатограмма Ташкента, составленная М. С. Жуковым

 

 

Но если общий план города мало зависит от климата, то совершенно иначе обстоит дело при проектировке отдельных городских элементов; климатические особенности сильно влияют на профиль улиц и на систему озеленения их, на архитектуру города и на ориентацию зданий по странам света, на выбор этажности зданий, на планировку кварталов и даже на столь далекий, казалось бы, вопрос, как расчет физкультурных сооружений.

 

К сожалению, установление оптимального теневого режима, оптимальной ориентации по странам света, меры борьбы с чрезмерными перегревами внутренних помещений зданий, наконец, определение оптимальной этажности — все эти вопросы еще не разработаны с достаточной полнотой. Укажем, например, на ориентацию зданий. Не касаясь вопроса инсоляции, легко решаемого при минимальных разрывах, основную роль здесь играет гелиотермия, причем наилучшей ориентацией является южная, так как помещения, ориентированные на юг, летом получают тепла меньше, благодаря высокому стоянию солнца, а зимой, когда солнце освещает эти помещения прямыми лучами, больше. Западная же и восточная ориентация делает тяжелым пребывание в таких помещениях.

 

Как увязать необходимость южной ориентации с архитектурным оформлением города и его улиц? При планировке Ташкента предложено несколько вариантов решения этого вопроса. Было предложено запроектировать, где это возможно, жилые кварталы вытянутой формы, причем длинную ось их направить с востока на запад. В таком случае большинство домов (ориентируясь на периметральную застройку) придется расположить торцами на запад—восток, но при этом на одну сторону улицы — южную — будут выходить жилые помещения, а на другую — северную — подсобные.

 

Казалось бы более правильным затенять зеленью сильно нагревающиеся стороны здания, но этот прием неблагоприятен для архитектуры сооружения.

 

Остается еще одно решение вопроса, а именно применение жалюзи, маркиз или очень тонко посеребренных стекол, которые, представляя собой прозрачные зеркала, отражают тепловые лучи, падающие под некоторым углом, и в то же время пропускают известное количество рассеянного отражающего света. Однако если летом серебряные стекла могут дать большой эффект, то зимой они уже будут ухудшать условия пребывания в помещении, сильно снижая его освещенность.

 

При расчете физкультурной сети надо иметь в виду, что работа на открытых площадках (теннис, футбол и т. д.) может производиться только после спадения дневной жары, т. е. в часы зоны комфорта (незадолго до наступления темноты или утром в рабочее время). Это значительно снижает полезный коэффициент работы спортивных площадок и требует увеличения их общего числа или опять-таки применения каких-то искусственных приемов, обеспечивающих более полное их использование.

 

Требует проверки также и вопрос об ориентации спортплощадок, так как в последние часы дня, когда солнце близко к горизонту, небольшая защита зеленью или даже местный рельеф могут сделать совершенно ненужной ориентацию площадок на север—юг. Стадион им. Икрамова, построенный недавно в Ташкенте по проекту арх. Райхина, блестяще подтвердил это положение. Стадион расположен длинной осью с востока на запад, в расчете как раз на то, что большая часть горизонта закрыта местным рельефом и зеленью; на практике оказалось, что принятая ориентация стадиона никак не влияет на происходящие на нем состязания, а время игры устанавливается в зависимости от жарких часов дня. Можно было бы привести еще ряд примеров влияния климата на отдельные городские элементы, но это заняло бы слишком много места.

 

В заключение отметим, что решение всех этих вопросов надо искать не по линии подчинения климату, а по линии изыскания способов сведения на-нет его вредностей. Однако не следует вдаваться в область фантастики, как, например, случилось при планировке Самарканда; там предлагалось установить на улицах мощные вентиляторы для проветривания их, а также построить станции искусственного дождевания.

 

 

 

Грунты городов Узбекистана в большинстве имеют лёссовые покровы, на массивах мергелей или глин с песчаными и галечниковыми прослойками. Естественно, что для каждого города соотношение пород, толщина, направление и порядок расположения их слоев различны. Но не только этим осложняется планировка города и его строительство; дело в том, что «старые города», особенно такие, как, например, Бухара, имеют сильно развитый, так называемый «культурный слой»; он высоко ценится археологами, но весьма неприятен для планировщика, так как наличие его чревато многими последствиями. Доходя в Бухаре до 15 м глубины, в Самарканде до 4—5 м, в Ташкенте до 6—8 м, этот слой состоит из вековых наслоений пыли, мусора, нечистот, остатков многочисленных перманентных разрушений города. Помимо его низкой оценки с санитарной точки зрения, «культурный» слой не может служить достаточным основанием для возводимых на нем капитальных сооружений, что приводит к удорожанию строительства в районах старого города, требуя более глубокой закладки фундаментов, чем это нужно при нормальных условиях. Скверные строительные качества этого слоя заставляют весьма осмотрительно подходить к вопросам реконструкции «старых городов» и требуют тщательного исследования верхнего покрова почвы, так как никогда не исключена возможность попасть на забытое старое кладбище, где на весьма значительной площади, глубиной в 5—6 м, захоронение происходило в несколько слоев. Иногда даже в здоровом грунте на глубине нескольких метров попадаются глубокие колодцы старых помойных ям, особенно их много в «старых городах». Лёсс под действием воды быстро теряет свою плотность, превращаясь в жидкую массу, неспособную нести никакой нагрузки, а грунтовые воды на территории Узбекистана почти всегда недалеки от поверхности; например в Коканде и во всем его районе они заложены не глубже 2 м и часто выходят на поверхность. Так же неблагополучно обстоит дело с грунтовыми водами в центральной части Ташкента. Грунтовые воды большей частью имеют несколько горизонтов залегания, из которых ближайший к поверхности, самый существенный при планировке, питается главным образом за счет фильтрации ирригационной сети.

 

 

 

Ирригационные системы состоят из головных сооружений на мощных горных реках, откуда берут начало основные магистральные арыки, проводящие воду по всему району и одновременно обслуживающие города. Магистральные оросительные арыки разделяются затем на все более и более мелкие, доходя до размеров небольших канавок, по которым вода подходит к каждому дереву или к грядкам с хлопком. Магистральные арыки служат одновременно и сбросными трактами, куда возвращается обратно излишек воды из мелкой сети и сбрасываются атмосферные воды. В некоторых случаях магистральные арыки зарываются в глубокие овраги, например в Ташкенте, и тогда они же играют роль естественных дренажей, снижая отчасти горизонт грунтовых вод; в этих условиях ответвление разводящих арыков от магистральных происходит далеко за городом, так как ирригационные системы в большинстве самотечные¹.

____________

¹ Иногда, как исключение, применяются чигири, т. е. водоподъемные колеса.

 

Все разводящие арыки трассированы по наивысшим отметкам города — по его естественным водоразделам; когда же они переходят в тальвеги, то становятся сбросными. Главный питающий арык Ташкента Боз-Су разделяется на территории города на ряд более мелких разводящих арыков: Калькауз, Гадраган, Анхор, Кара-Камыш, которые, пройдя по городу, вновь сливаются вместе, образуя Нижний Боз-Су; последний превращается здесь в сбросной арык, но не теряет роли оросителя для нижележащего района. Все вопросы ирригации, геологии и гидрогеологии неразрывно связаны один с другим; сюда следует отнести также рельеф города, который, являясь основой самотечной ирригационной сети при планировке среднеазиатских городов, заставляет больше считаться с собой, чем где бы то ни было. Сложность вопроса ирригации города заключается в необходимости уничтожить заболачивание его территорий, предупреждать малярийную зараженность почвы и распространение всякого рода болезнетворных бацилл из какого-либо случайного очага. Необходимость разрешения ряда технических вопросов делает совершенно необходимым при выработке проекта реконструкции города одновременно составить хотя бы схематический проект реконструкции его ирригационной системы. Осложняют этот вопрос еще два обстоятельства: во-первых, необходимость предусмотреть при составлении такого проекта увеличение расхода воды в связи с увеличением площади зеленых насаждений и с использованием воды арыков для поливки мостовых и тротуаров города; во-вторых, при проектировке арычной сети необходимо увязать ее с рядом сооружаемых в городе гидростанций. Если раньше в зимний сезон почти вся ирригационная сеть не работала, то гидростанции, естественно, потребуют ее круглогодового использования. А это, в свою очередь, связано с необходимостью устройства шугосбросов¹ и детальной проработки вопроса зимнего режима системы.

____________

¹ Шуга́ — мелкий лед, в изобилии появляющийся при известных условиях в арыках.

 

В заключение отметим еще важность вопросов, связанных с городской ирригацией. Прежде всего это относится к вертикальной планировке города, так как неверно взятый уклон улицы может в результате оставить без воды целый район города. И вообще следует включать в планировку города ирригацию, как основу для больших архитектурных начинаний. Соответствующее оформление водных трактов, организация озер, перепадов, оформление улиц арыками открывают перед архитектором ряд исключительно интересных возможностей.

 

 

 

Весьма дискуссионным представляется вопрос о выборе этажности для среднеазиатских городов. Сторонники низкой этажности в качестве доводов приводят климат, сейсмику, отсутствие водопровода и канализации, дефицит завозных материалов и, что нелепее всего, «национальные особенности».

 

Остановимся на этих доводах. Как мы уже указывали, основным злом климатических влияний является перегрев внутренних помещений здания. Борьба с этим злом ведется главным образом путем ориентации зданий по странам света и разведением около дома зеленых насаждений, которые служат защитой от проникновения в здание солнечных лучей. Что касается ориентации по странам света, она одинаково влияет на любое количество этажей, но зелень, как защита, действительна только до четвертого этажа; выше ее значение отпадает. Исследования температуры, проведенные внутри помещений, одинаково ориентированных, но разной этажности, показали, что для зданий, не имеющих зеленой защиты, температура в верхних этажах ниже, чем в нижних, что объясняется влиянием на первые этажи отраженных от поверхности почвы тепловых лучей. Таким образом, этот довод в защиту низкой этажности оказывается несостоятельным. Принимая же во внимание бо́льшую чистоту воздуха на уровне третьего, четвертого и вышележащих этажей и лучшее их проветривание, мы должны высказаться за высокую этажность.

 

Сейсмический фактор более убедителен. Однако если для городов, лежащих в зоне землетрясений с силой до 8—9 баллов (Андижан, Наманган, Маргелан и некоторые другие) вполне приемлемы два этажа, а с принятием соответствующих конструкций даже три этажа, то, например, для Ташкента или Коканда, где сила землетрясений не более 7 баллов, сейсмичность лимитирует этажность, даже при нормальных конструкциях, до четырех этажей. И только при более высокой этажности приходится вводить ряд дополнительных антисейсмических конструкций, резко повышающих стоимость здания.

 

 

Рис. 18. Эффективные температуры

 

 

Наглядным доказательством преувеличения сейсмической опасности являются минареты, самые неподходящие с сейсмической точки зрения сооружения. Однако от землетрясений они не страдали. При этом фактор сейсмичности больше связан с экономическими соображениями, чем с техническими, и вопрос здесь полностью решает соответствующая конструкция здания.

 

Дефицит завозных материалов также не может служить серьезным доводом, так как, во-первых, нельзя из-за временных затруднений с материалами окончательно решать такой серьезный вопрос, как этажность, а во-вторых, при равной жилой площади для высокоэтажных зданий этих материалов требуется меньше.

 

Наконец, отсутствие водопровода и канализации, как довод в пользу мелкой этажности, также несущественен, так как именно в низкой этажности (распластанность города) заключается трудность сооружения водопровода и канализации.

 

Что же касается «национальных особенностей» или «навыков населения», как их иногда называют, то под этим доводом скрываются либо шовинистические тенденции, либо просто пренебрежительное отношение к бурному росту культуры местных национальностей.

 

Перейдем теперь к доводам за высокую этажность (3—4 этажа). Помимо уже приведенных соображений (лучшее проветривание этажей, меньшая перегреваемость их, более чистый воздух и др.), можно указать еще на следующие моменты.

 

Прежде всего, за высокую этажность говорит «культурный» слой почвы «старых городов» и чрезмерная плотность их населения (в среднем 300—350 чел. на гектар). При одноэтажной застройке глубина «культурного» слоя вынуждает делать подвальные помещения, которые являются бременем при мелкой этажности и очень полезны при высокой.

 

Все эти доводы, однако, в наших условиях окончательно не решают вопроса, так как здесь упущены два основных и решающих момента, а именно: комфорт и масштаб города. Ясно, что оптимальная этажность для города в целом или для отдельных его районов будет та, которая при прочих равных условиях создаст максимум комфорта. Например, газ и центральное отопление делают четырехэтажный дом более комфортабельным по сравнению с одноэтажным домиком-коттеджем, не имеющим этих устройств. Наоборот, мучительно жить в четырехэтажном доме, не имеющем водопровода и канализации, в то время как это вполне приемлемо в одноэтажном здании, непосредственно граничащем с природой. Поэтому, если тип жилой ячейки будет одинаков при разных высотах здания, преимущество остается за низкой застройкой до тех пор, пока не выступит на сцену масштаб города, который, допуская мелкую застройку в маленьком городе, делает ее неприемлемой в экономическом, техническом и архитектурном отношениях в большом городе.

 

 

 

В вопросе озеленения среднеазиатских городов также имеется ряд характерных особенностей, которые в основном сводятся к следующему. Зеленые насаждения находятся в прямой зависимости от ирригационной сети, так как к каждому дереву, к каждой цветочной клумбе должен быть подведен арык с водой. Но не всегда удается эту арычную сеть провести по нужным направлениям. Иногда этого нельзя сделать из-за рельефа или из-за опасений ослабить грунт, иногда же для проектируемой сети просто не хватает воды. Оголенная застройка Бухары или Красноводска объясняется именно последним обстоятельством. Поэтому перед озеленителями встает вопрос о выборе для озеленения специальных засухоустойчивых пород. Далее, необходимо подчинять зелень требованиям микроклимата, в частности создавать при ее помощи соответствующий теневой режим для улиц, парков и, наконец, для отдельных домов.

 

Характерен также конфликт, возникающий между зеленью и архитектурой. С одной стороны, наличие густой зелени кругом здания весьма желательно, так как такой зеленый футляр защищает его помещения от чрезмерного перегрева, а с другой, он совершенно убивает архитектуру здания и улицы. Ликвидировать этот конфликт можно только путем умелого сочетания зелени и архитектуры.

 

Не проработан также вопрос о нормировании зеленых насаждений городов. Прежде всего, не установлено, что следует принимать за основу при нормировании зелени. Пробуют исходить из свойства зелени поглощать углекислоту и на основании этого выводят 50 м² на человека. При этом забывают о проветривании города, об естественном разжижении угольной кислоты и о многочисленных других факторах. Ясно, что базироваться на таких шатких основаниях при определении норм нельзя, да к тому же, что значит 50 м²? Ведь многое зависит от того, какая это будет зелень.

 

Нам кажется более правильным придерживаться в этом вопросе следующих принципов. За минимум зелени нужно принимать количество ее, обусловленное техническими соображениями, как теневой режим, пылевые фильтры, берегоукрепительные работы, а в остальном руководствоваться чисто архитектурными требованиями. В подтверждение этих предложений приведем пример.

 

Ташкент считается одним из самых зеленых городов СССР; между тем, принятые за единицу измерения нормы в квадратных метрах показывают для Ленинграда 1,3 м², а для Ташкента всего 1,2 м² на жителя. Секрет кроется в расположении зелени и в ее характере. Разве можно сравнивать общее впечатление от какой-нибудь чахлой липы и от пирамидального тополя вышиною в 35—40 м или карагача, имеющего шарообразную крону диаметров в 30 м? А ведь по «площади озеленения» они занимают одинаковое количество метров. Немаловажное значение имеет и выбор ассортимента посадок. Имеющиеся в Средней Азии некоторые породы экзотов при умелом их подборе могут создать исключительно эффектные картины. Например, сочетание в уличной посадке джиды, дающей сильный приятный аромат и обладающей серебристо-стального цвета кроной, и дикого миндаля, цветы которого темнорозовые, а листья осенью бордово-красного цвета, создает картину, невиданную по красоте в европейских условиях.

 

* * *

 

Помимо вопросов чисто технических и чисто планировочных, нам бы хотелось сказать несколько слов об актуальном в наших условиях вопросе — о национальной архитектуре, о поисках нового архитектурного образа среднеазиатского города.

 

Как должен решать эти задачи архитектор или планировщик? Ответить на это возможно только после глубокой и детальной проработки этого вопроса и теоретически и практически, а у нас в Узбекистане над этим работают очень мало.

 

Я полагаю, что здесь прежде всего должны быть учтены все местные особенности: климат, зелень, вода, солнце и т. д. Этот учет сам по себе может подсказать нам новые формы и новые решения. Затем надо глубоко изучить наше архитектурное наследие, понимая под этим не только медресе, мечети и дворцы, но и образцы гражданской архитектуры (жилье, чай-ханэ, каравансараи, мосты и т. д.). В этой архитектуре можно найти свежие интересные формы народного искусства, но не следует увлекаться экзотикой, пышностью красок, не следует впадать в эклектику и рабское копирование. Надо искать и найти простые хорошие решения, социально-правдивые и социалистические по существу.