Раннехристианская церковь как новый архитектурный тип

  

 

 

Всеобщая история архитектуры в 12 томах / Государственный комитет по гражданскому строительству и архитектуре при Госстрое СССР, Научно-исследовательский институт теории, истории и перспективных проблем советской архитектуры. — Ленинград ; Москва : Издательство литературы по строительству, 1966—1977.

 

Том 4 : Архитектура Западной Европы. Средние века / Под редакцией А. А. Губера (ответственный редактор), Н. Д. Колли, П. Н. Максимова, И. Л. Ма́ца, Ю. А. Нельговского, Г. А. Саркисиана. — 1966. — 694 с., ил.

 

 

 

—стр. 7—

 

Настоящий том посвящен истории зодчества Западной Европы V—XV вв. В эту богатую потрясениями тысячелетнюю эпоху возникновения, расцвета и упадка феодальных отношений, насыщенную острыми социально-экономическими и культурно-историческими противоречиями, складывались основные контуры современной политической карты Европы, создавались предпосылки для бурного развития национальных культур европейских народов.

 

Кризис рабовладельческого способа производства, восстания рабов и угнетенных Римом народов, вторжения в пределы расшатанной Римской империи германских и славянских племен привели в IV—V вв. к ее окончательному крушению и к возникновению на ее развалинах ряда «варварских» государственных образований, развивавшихся в условиях становления новых производственных отношений, в основе которых лежали крупное феодальное землевладение и труд крестьян, попавших в личную, крепостную зависимость от феодалов. Бурный процесс разрушения старого, рабовладельческого мира и зарождение нового, феодального, непосредственно и ярко отразился в надстроечной сфере материальной и духовной культуры. Кризис рабовладельческого строя уже в первые века нашей эры вызвал распад римской идеологии и быстрое распространение новых верований, в особенности раннего христианства, как религии рабов и обездоленных. Раздвоенность общественного сознания и тревожная неуверенность парализовали силы, питавшие некогда пышное искусство поздней античности.

 

Неуклонный упадок экономики и хронические войны совершенно приостановили строительство. С исчезновением политических и экономических предпосылок развития один за другим приходили в запустение благоустроенные римские города, на протяжении столетий служившие главными рассадниками римской цивилизации во всем бассейне Средиземного моря. Многие из римских городов оказались разрушенными вторжениями земледельческих племен германцев и славян. Это нанесло окончательный удар античной культуре. Но вместе с феодальным миром, возникавшим на развалинах рабовладельческого строя, нарождалась новая культура, оплодотворенная творческой энергией и вскормленная собственными традициями молодых народов. Развиваясь в процессе жестокой борьбы прогрессивных и реакционных сил, она распространялась на восток от Рейна и на север от Дуная, далеко за пределы бывшей Римской империи, в страны, никогда не знавшие ни римского ярма, ни римской цивилизации. Глубоко народные памятники этой культуры относятся к числу величайших достижений человечества.

 

Появление «варварских» государств (V—VI вв.), кратковременный расцвет (VIII в.) и последовавший за ним распад (IX в.) империи Каролингов, опустошительные набеги венгров и норманнов. (IX в.), завоевание Англии нормандскими баронами (XI в.), возникновение и развитие

 

 

—стр. 8—

 

государств Восточной Европы (IX—XI вв.), крестовые походы (XI—XIII вв.), испанская реконкиста (VIII—XV вв.), крестьянские восстания и борьба городских коммун за свои вольности (XI—XIII вв.), распри германских императоров и римских пап (XI—XIII вв.), бесконечные феодальные войны, на протяжении всего средневековья истощавшие народы, и без того подавленные гнетом господствовавших земельных отношений, как и все сложные социально-экономические процессы, вызванные постоянным столкновением центробежных и центростремительных сил и стремлением слагавшейся государственности преодолеть хаос феодальной раздробленности, — все это накладывало свой отпечаток на материальную и духовную культуру средневековой Европы.

 

Огромную роль в жизни средневекового общества играла церковь, служившая важнейшей опорой феодализму и, по определению Ф. Энгельса, выступавшая в качестве наиболее общего синтеза и наиболее общей санкции существующего феодального строя. Подчинив себе философию, науку, литературу и искусство, она опутала все стороны жизни средневекового человека, в массе невежественного и суеверного. За многие века католическая церковь разработала как самую систему своего вероучения применительно к требованиям феодальной эксплуатации масс, так и ритуал, обращенный к психике, подавленной суевериями. Но «с религией, которая подчинила себе римскую мировую империю и в течение 1800 лет господствовала над значительнейшей частью цивилизованного человечества, нельзя разделаться просто, объявив ее состряпанной обманщиками бессмыслицей. Чтобы разделаться с ней, необходимо прежде суметь объяснить ее происхождение и ее развитие, исходя из тех исторических условий, при которых она возникла и достигла господства»¹. Важное место, занимаемое церковью во всех сферах жизни средневекового общества и государства, обусловило определяющую роль церковных зданий в градостроительной структуре населенных мест и в общем развитии архитектуры. Именно это надо в первую очередь иметь в виду, изучая историю средневекового зодчества. Церковное здание явилось совершенно новым архитектурным типом, не знавшим типологических аналогий в прошлом.

____________

¹ Ф. Энгельс. Бруно Бауэр и первоначальное христианство. — К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., 2-е изд., т. 19, стр. 30.

 

Самая природа феодализма с его нескончаемой войной всех против всех и жестокой эксплуатацией крепостных, постоянно искавших выхода в восстаниях, вызвала к жизни другой новый архитектурный тип — феодальный замок. В дальнейшем в результате контактов с Востоком в период крестовых походов архитектура замков достигла очень высокого уровня как в стратегическом, так и в конструктивном отношении.

 

История архитектуры V—XV вв. довольно отчетливо делится на три периода. Типологические и стилистические особенности, отличавшие зодчество в каждый из этих периодов, имели строго историческую обусловленность, меняясь в зависимости от главнейших этапов социально-политического и культурно-исторического развития средневековой Европы.

 

1. Дороманский период (V—X вв.) охватывает время, когда строительство предпринималось спорадически возникавшей инициативой епископов, монастырей и крупных сеньоров преимущественно из числа «варваров» — завоевателей в условиях прогрессирующего упадка городов и быстрой феодализации «варварских» государств. За исключением Италии, для Европы в целом это было время глубокой варваризации римской строительной традиции, время поисков ощупью жизнеспособных композиционных формул для церковных зданий, в основном — базилик, выполненных в грубой каменной технике с деревянным (стропильным) перекрытием.

 

2. Период господства романского стиля (XI—XII вв.) отмечен резким ускорением формообразующего процесса в условиях созревшей феодальной государственности и появлением отработанного типа церковного здания, на пространственных и композиционных особенностях которого сказалось господство монастырской строительной инициативы. Выполненные сплошь в хорошо обработанном камне, с отчетливыми акцентами на восточном и западном концах, композиционно уравновешенные башней над средокрестием и нередко пышно украшенные тектонически обусловлен-

 

 

—стр. 9—

 

ной орнаментальной или фигурной резьбой, эти трехнефные базилики с трансептом воплощают законченный в себе романский стиль, для которого характерны массивность стен и башен, тяжесть опор, несущих цилиндрические и крестовые своды, полуциркульные арки и порталы, господство горизонтальных членений. Период укрепления феодализма (XI—XII вв.) вызвал к жизни не менее самобытный романский замок как тип укрепления, выполняющего в то же время функции жилища феодала.

 

3. Период господства готического стиля (XIII—XV вв.) связан с расцветом средневековых городов. В условиях дальнейшего укрепления феодальной государственности и центральной власти развитие ремесла и торговли вызвало повсеместный и бурный рост городов. Благодаря богатству, свободолюбию и энергии своего населения они скоро стали средоточием средневековой культуры, вытеснив монастыри, начавшие клониться к упадку. Мировоззрение горожан, светское по своей природе, сперва робко, затем смелее освобождалось от пут церковной догматики. Мрачное предчувствие худшего и внушавшееся массам сознание обреченности всего земного, характерные для времени господства романики, уступали место жизнеутверждающей энергии горожан, их жизнелюбивому оптимизму, готовившему переворот Возрождения. Городские коммуны предъявляли новые пространственные требования к соборам, в отличие от замкнутых в себе монастырских церквей — обширным и светлым, а новое мировоззрение искало декоративного обогащения, особенно западных фасадов, ныне обращенных к людным площадям. В то же время достижения строительной техники и виртуозное мастерство резчиков и скульпторов, развившиеся в процессе совершенствования цехового искусства, позволяли претворять в жизнь даже самые дерзкие архитектурные замыслы городов-заказчиков, соревновавшихся в величии и красоте своих соборов. Впервые осуществив в камне каркасную конструкцию, новая, «готическая» система не только с блеском разрешила поставленные перед городской архитектурой пространственные задачи, но и изменила как режим и характер освещения, так и принципы тектонического декора. Наряду с обилием скульптурного убранства для готики стали характерными сложные нервюрные своды, стрельчатые арки и проемы, господство вертикальных членений. Эпоха готики ознаменовалась новыми конструктивными и композиционными принципами не только в области культовой архитектуры: появляется ряд новых типов зданий светского назначения — ратуши, цеховые дома и др. Особо важное значение приобретают городские укрепления.

 

Так шаг за шагом сначала сложились типологические и конструктивные основы средневековой архитектуры, а затем возникли, сменив одна другую, две законченные в себе архитектурные системы — романики и готики. Этим трем периодам в истории европейского зодчества V—XV вв. и посвящены первые три раздела тома.

 

Архитектура средневековой Европы была народной архитектурой, создававшейся коллективами мастеров в значительной мере эмпирически. Она создавалась в ответ на постоянно усложнявшиеся пространственные и архитектурно-художественные задачи обеспечения той материальной среды, в которой развивалась жизнь феодальной Европы со всей совокупностью своих исторически необходимых особенностей. Строительное искусство каменщиков и плотников, неустанно совершенствуя систему сводчатых перекрытий, искало в то же время функционально наиболее оправданные пространственные построения и наиболее выразительные и уравновешенные объемные композиции. В своих поисках они обращались не только к опыту древних, к наследию римского инженерного искусства, но в не меньшей степени и к собственным традициям народного зодчества, в особенности деревянного, композиционные построения которого не раз в своеобразной интерпретации применялись и в каменной архитектуре. Отдельные народы вносили в формообразующий процесс свои коррективы применительно к собственным представлениям о монументальном в архитектуре. Настойчиво вторгалось народное творчество и в образный мир скульптурного декора.

 

Но при всех местных особенностях даже позднейших архитектурных систем (романики и готики) архитектура на территории важнейших государственных образований средневековой Европы была в сущ-

 

 

—стр. 10—

 

ности своей единой, пока относительно едиными оставались господствовавший в них феодализм и его идеология.

 

Как и многие другие явления феодальной культуры, архитектура средневековой Европы в своей первоначальной основе явилась, со всеми необходимыми оговорками, естественным результатом сочетания традиций древнеримского строительного искусства с собственными тектоническими навыками и архитектурно-художественными принципами новых народов. Однако далеко не все страны средневековой Европы входили в свое время в состав Римской империи, далеко не все европейские народы сталкивались непосредственно с римской цивилизацией, и чем дальше находились те или иные территории от берегов Средиземного моря, тем слабее чувствовалось влияние античного наследия. К востоку от Рейна и к северу от Дуная оставалось мало следов римского строительства. Более того, многие страны оказались вовлеченными в процесс феодализации сравнительно поздно, когда типологические и конструктивные основы романской архитектуры уже определились за их пределами, там, где процесс архитектурного развития шел последовательно и непрерывно со времени падения Римской империи и возникновения «варварских» государств. Так в страны Северной и Восточной Европы вместе с феодализмом и католической церковью проникала и раннесредневековая архитектура замков и церквей, к началу второго тысячелетия нашей эры уже сравнительно развитая в Италии, Франции, Англии, Германии, Испании. История средневековой архитектуры этих стран Северной и Восточной Европы, не переживших полного цикла развития романики и готики, изложена в четвертом разделе тома.

 

Пятый раздел посвящен некоторым важным этапам развития средневековых конструкций.

 

 

 

—стр. 13—

 

 

К концу III в. н. э. границы гигантского конгломерата разноплеменных территорий Римской империи простерлись далеко за пределы бассейна Средиземного моря. Многочисленные народы, обладавшие собственной высокой культурой, оказались один за другим покоренными превосходством римского оружия и соединенными в огромное государство. Права римского гражданства были в 212 г. распространены на все население империи. Все богатство многовекового культурного наследия Средиземноморья оказалось сосредоточенным в пределах римского мира.

 

Но в конце III в. н. э. грозная тень неотвратимой катастрофы уже нависла над всей социально-политической системой империи. Господство родовой знати сменилось преобладанием денежной аристократии, выросшей из сословия всадников или из удачливых вольноотпущенников, богатевших на грабеже провинций, на откупах и земельной спекуляции. В руках этой новой знати концентрировались обширные угодья, для эксплуатации которых применялся труд рабов. Но с переходом императорского Рима от завоеваний к обороне иссякли источники пополнения основной рабочей силы, результатом чего и явилось усиление эксплуатации наличных рабов. В провинциях все чаще вспыхивали восстания обездоленных. Надвигался кризис рабовладельческого способа производства. Непрерывное проникновение «варварских» племен создавало угрозу существованию римского государства. Формы древнеримских магистратур, номинально продолжавшие жить в учреждениях империи, выродились в громоздкий бюрократический аппарат. Апатия сковала интеллектуальные силы общества, развращенного хроническим пресмыкательством перед властями и потерявшего вкус к общественной деятельности.

 

Официальная религия Рима, представлявшая собой скорее юридическое установление, чем форму идеологии, всегда была одним из важнейших оплотов римской государственности. Римский пантеон, непрерывно пополнявшийся божествами, которым поклонялись покоренные народы, в конце концов оказался возглавленным божеством, олицетворявшим самую империю. При этом культ богини Рима сопровождался общеобязательным почитанием обожествленной особы очередного диктатора. Такая религия, ограниченная формами чисто внешнего вероотправления, и не пыталась ответить на те больные вопросы, которые в атмосфере социального распада, идеологического разброда и всеобщей неудовлетворенности неизбежно волновали многих. В этих условиях в городах и в армии стали быстро распространяться различные восточные верования и этические учения, проникнутые мистикой и овеянные привлекательной таинственностью своих замкнутых культов.

 

Положение резко изменилось, когда над всеми восточными культами возобладало христианство, корнями своими уходившее в иудейский монотеизм. Учение это объя-

 

 

—стр. 14—

 

вило империю Рима основным источником зла и нечестия и сделало борьбу с «языческой» римской государственностью одной из своих непосредственных задач. Единобожие непримиримо восставало против почитания каких-либо иных божеств, не исключая богини Рима или священной особы императора, воплощавшего идею империи. Этим наносился опасный удар одному из важнейших имперских установлений, созданных с целью консолидации разношерстного римского мира. Христианство тем более превращалось в его грозного противника, что, провозгласив идею любви и братства (а также равенства рабов и свободных), оно обращалось ко всем страждущим и обремененным, объединяя их в хорошо организованные общины. Выступая первоначально как «...религия рабов и вольноотпущенников, бедняков и бесправных, покоренных или рассеянных Римом народов»¹, раннее христианство оказалось прибежищем революционно настроенных сил.

____________

¹ Ф. Энгельс. К истории первоначального христианства. — К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., 2-е изд., т. 22, стр. 467.

 

Будучи не в силах противопоставить растущему влиянию христианства собственную идеологическую программу, власти прибегали к прямым репрессиям, карая мучительной смертью тех, кто отказывался хотя бы формально выполнить обряд, предписываемый ритуалом официальной религии. Не случайно наибольшей силы и организованности такие гонения достигали именно при тех императорах, которые с точки зрения интересов поздней империи стояли на высоте своих задач.

 

За предшествующие два столетия удельный вес восточных провинций в экономической, политической и культурной жизни империи неуклонно возрастал. На северо-восточном побережье Африки и в Малой Азии была сосредоточена не только основная масса населения, но и основные экономические ресурсы римского мира. Неисчислимы были богатства материальной и духовной культуры Востока, неисчерпаем источник его влияния на общественную и государственную жизнь империи. Завоевав Восток, Рим в конце концов оказался подавленным его могучей инерцией.

 

В результате очередной гражданской войны, последовавшей за отречением Диоклетиана, империю возглавил Константин (306—337 гг.), продолжавший политику своего предшественника, но за одним важным исключением. Убедившись в том, что лишенная мистической таинственности официальная религия Рима не импонировала Востоку, Константин в отличие от Диоклетиана узаконил (313 г.) популярное там христианство и стал готовить превращение его из врага государственной власти в ее союзника. Этим актом Константина, как и постройкой им собственной столицы на берегу Мраморного моря, открылась первая страница новой эпохи в истории европейской архитектуры. При этом если легализация христианства создавала предпосылки для возникновения церковного здания как архитектурного типа, эволюция которого надолго стала определяющей для развития архитектуры христианского мира, то основание Константинополя предопределяло раздвоенность этого развития.

 

Императорская власть нуждалась не только в унификации официальной идеологии, но и в идеологическом обосновании своих притязаний на божественное происхождение. В соответствии с этой задачей на всем протяжении IV и V вв. шаг за шагом формируется официальное правоверие. В результате неутомимой писательской деятельности богословов и директивных решений ряда «вселенских соборов», не без прямого вмешательства властей, именно в это время складываются основы церковной традиции, устанавливаются догматы христианского вероучения, организуется иерархия священнослужителей и разрабатывается пышный ритуал богослужения.

 

Процесс сложения христианского культа и его обрядов уже в конце IV в. зашел так далеко, что позволил императору Феодосию I (379—395 гг.) вовсе запретить язычество и объявить христианство государственной религией, обязательной для всех (380—382 гг.). В то же время обнаружилась тенденция рассматривать малейшие отклонения от предписанной системы воззрений как государственное преступление. Это лишило христианство его прежнего революционного содержания, и социальный протест поневоле приобрел характер преследуемой законом религиозной ереси.

 

На рубеже IV и V вв. на всей территории империи возникла потребность в ог-

 

 

—стр. 15—

 

ромном числе церковных зданий, не только готовых вместить всех обращенных в христианство язычников, но своей пространственной организацией и архитектурно-художественным обликом способных служить новым идеологическим задачам архитектуры.

 

Раздел Римской империи (395 г.) совпал с началом массового проникновения германских племен в ее плохо защищенные пределы. Феодосию I удавалось силой оружия и дипломатией отводить непосредственную угрозу от восточной половины государства, но его преемники были уже бессильны воспрепятствовать продвижению готов на запад. Там родственные готам племена, давно покинувшие свои становища и устремившиеся на юго-запад, образовали ряд «варварских» королевств. Новые земельные отношения, складывавшиеся в итоге «варварского» завоевания и замены римских правовых норм пестрой племенной традицией, неизбежно определяли и характер нового общества, возникавшего на обломках старого. Начинался сложный и долгий процесс феодализации Европы, завершившийся лишь в XI в. Этот процесс становления феодализма и определяет хронологические рамки раннего средневековья.

 

В самой Италии к концу V в. нашествия вестготов, гуннов и вандалов сменяются завоеванием страны остготами, король которых, знакомый с византийской культурой, еще пытался сохранить старый порядок в управлении, восстановив некоторые римские учреждения. Однако Италия, возвращенная после смерти Теодориха Византии, со второй половины VI в. снова оказалась во власти германцев, на этот раз лангобардов, и надолго погрузилась в хаос кровопролитных усобищ анархии и упадка. Только Рим, Равенна и крайний юг страны избежали полного одичания. Над всей Западной Европой сгустились сумерки «темных веков», скудно освещаемые немногочисленными литературными источниками и редкими памятниками материальной культуры.

 

В несколько меньшей степени это относится к Галлии. В начале VI в. она оказалась захваченной германскими племенами франков, которые вторглись с низовьев Рейна и Мааса в долину Луары. Из всех «варварских» государств наибольшее значение приобрело именно государство франков, возникшее в самой романизованной провинции Запада. Оно унаследовало чрезвычайно развитую цивилизацию, в особенности к югу от Луары, — плод многовекового синтеза римских государственно-политических начал и культурной традиции галльских племен. Начавшаяся с приходом франков «варваризация» этой галло-римской цивилизации неизбежно сопровождалась, однако, и «романизацией» самих франков.

 

В экономической, общественной и культурной жизни завоеванной Галлии почти пять столетий (VI—X вв.) длился сложный процесс слияния древнегерманских форм хозяйствования и быта с угасавшей римской традицией. Процесс этот, шаг за шагом отражавшийся в эволюции материальной и духовной культуры раннесредневековой Франции, завершился именно в этой стране сложением феодализма в его наиболее законченных формах.

 

В эту эпоху становления феодализма обезлюдели лишенные своей экономической базы римские города, замерла их былая общественная жизнь, заглохли римские дороги и приостановился прежний хозяйственный и культурный обмен. Изолированные и рассеянные поместья превратились в замкнутые очаги натурального хозяйства, удовлетворявшие собственными ресурсами нехитрый спрос сельского населения. Мелкая монета совершенно исчезла из обращения. Только на юге Европы, где традиции античности были очень глубоки, кое-где возникала спорадическая торговля. Разгул безвластья, постоянные усобицы и жестокий произвол сильных наряду с крайне низким уровнем хозяйствования и культуры лишили общественную жизнь какой-либо устойчивости и надолго затормозили экономическое развитие Западной Европы. В IX в. к этим хроническим бедствиям добавились опустошительные набеги венгров и норманнов. Дым пожарищ, застлавший долины Европы, казалось, не развеется никогда. Почти сплошь деревянные поселения легко становились добычей пламени.

 

Упадок римского строительного искусства, вызванный отсутствием сколько-нибудь крупных строительных предприятий, привел уже в V в. к утрате прежних навыков обработки камня, к вырождению каменных конструкций, особенно сводостро-

 

 

—стр. 16—

 

ения. За исключением крайнего юга Галлии, деревянное зодчество с тем большей легкостью приходило на смену каменной архитектуре римской античности, что рядовое строительство велось почти исключительно в сельских местностях. Основная масса сельского населения, особенно там, где римские виллы были редки, возводила обычные для своего времени фахверковые сооружения с двумя рядами столбов, на которых покоилась покрытая соломой кровля. Раскопки обнаружили остатки множества таких построек, напоминавших сараи с открытым очагом, рассеянных от Ютландского полуострова и Скандинавии до Нормандии. Южнее встречались и рубленые сооружения. С ростом благосостояния отдельных хозяйств скот выводился в стойла. Возник ряд типов хозяйственных дворов, застроенных по периметру жилищем, конюшнями, амбарами и стойлами.

 

В отличие от Византии архитектура раннего средневековья на Западе не была продолжением античного зодчества. Перед лицом новых функциональных задач ей во многом пришлось начинать сызнова, буквально с развалин того, что некогда было триумфом римского строительного искусства. Тем не менее уже к середине XII в. она сумела прийти к гармонически уравновешенным архитектурным системам.

 

Едва ли не самым стойким источником вдохновения средневековых строителей на Западе было обращение к формам и приемам деревянного зодчества, к наследию северной строительной культуры, традиции которой в массовом строительстве никогда не угасали. Это влияние народного деревянного строительства на формообразующий процесс сказалось не только в привязанности к прямоугольным в плане, вытянутым в длину сооружениям и к вертикальным акцентам, не только в предпочтении композиции как бы сдвинутых один к другому отдельных объемов, но и в самом возникновении идеи применения принципа каркаса к каменной конструкции.

 

Этот процесс творческого слияния римских и германских строительных приемов в народном зодчестве раннего средневековья был последовательно отражен эволюцией здания церкви как архитектурного типа.

 

Характер производительных сил феодализма вызвал развитие в нем центробежных тенденций при хронической слабости центральной власти. Империя Каролингов не имела даже постоянной столицы. В беспорядочном мире раннего средневековья единственно церковь сохраняла некоторую стройность и устойчивость организации, казавшейся своеобразным продолжением римской системы. Римское административное деление, введенное Диоклетианом, продолжало жить в форме церковных епархий (диоцезов), возглавлявшихся епископами.

 

С падением в V в. Западной Римской империи Рим, утратив значение административной и политической метрополии, сразу же приобрел характер религиозного центра Европы, где сходились нити управления разветвленной и сравнительно дисциплинированной церковной организации. В качестве первосвященников западного христианства римские епископы (папы) уже в VI—VII вв. разработали целую систему догматических воззрений, которыми не только устанавливалась форма католического правоверия, но и предусматривалась структура церковной организации, ее иерархия. Церковь, будучи сама крупнейшим феодалом, земельные владения которого не распылялись завещаниями и не утрачивались в войнах, а умножались новыми дарениями и относительно прогрессивным хозяйствованием, употребляла все свое идеологическое влияние для укрепления феодальной системы.

 

На протяжении V—X вв. в орбиту феодализма и католической церкви, через завоевания и миссионерскую деятельность, вовлекались новые территории и племена, особенно на севере и на востоке, тогда как на юге и на западе официальная религия при энергичной поддержке светских властей окончательно вытеснила «еретическое» арианство большинства германцев.

 

Важнейшую роль в унификации складывавшейся культуры сыграла церковь, монополизировавшая образование в грубом и невежественном обществе. Грамотность была синонимом знания латинского языка, который один только открывал все замки средневековой учености. Латинский язык был единственным и общеобязательным языком богослужения и литературы, языком культурного наследия римской античности, языком текущей официальной переписки и документации. В таких условиях латынь сразу же превратилась в фактор

 

 

—стр. 17—

 

культурного единства раннесредневековой Европы, подобно тому как греческий язык объединил цивилизацию разноплеменной Византии.

 

Не менее важным фактором идеологической консолидации всего культурного многообразия «варваризованной» Европы с ее племенной и феодальной раздробленностью было единство догмы и слагавшегося предания, единство формы католического богослужения, особенностям которого и оказалась подчиненной довольно единообразная организация внутреннего пространства здания церкви. В раннем средневековье церковь проникала во все поры общественной и личной жизни человека. Все были обязаны регулярно посещать церковь. Системой священных формул и обрядов сопровождались все важнейшие события человеческой жизни: рождение, брак, болезнь, смерть. Верующего обязывали периодически исповедываться в своих грехах, что отдавало его подчас не вполне невинные тайны во власть церковной администрации. Все преступления, кроме государственных, даже убийство, сплошь да рядом были предметом церковного правосудия. Настолько безраздельной вплоть до конца XII в. была эта власть религиозно обусловленной идеологии, что даже выдающиеся прогрессивные мыслители средневековья говорили, писали и действовали на религиозных основах. Человек не мыслил себя вне церкви. Быть вне церкви — значило быть вне общества, вне закона.

 

Легко понять, какую огромную роль в подобных условиях должно было играть здание церкви. Ведь именно в нем осуществлялось все многообразие идеологических и социальных функций тогдашнего общества. Языческий храм был замкнутым жилищем божества, и богослужение происходило вне его стен. Напротив, религиозная жизнь христиан была сосредоточена именно в стенах церкви.

 

Непререкаемый авторитет церкви поддерживала самая форма вероотправления, которая была рассчитана на психику, скованную страхом и мятущуюся между отчаянием и надеждой. Этим была обусловлена театрализация ритуальных действий, превратившихся в воспринимаемые непосредственно и независимо от своего символического содержания магические формулы и таинственные обряды. На протяжении всего средневековья увеличивался репертуар впечатляющих инсценировок евангельских рассказов, которые разыгрывались духовенством в полумраке церковных интерьеров. Таинственные манипуляции, совершавшиеся в процессе литургии под аккомпанемент грегорианского пения, в дыму кадильниц и в мерцании свеч, на торжественном возвышении, притом в глазах новообращенных «варваров», просвещенными людьми, владевшими истиной и властью, в представлении завороженных зрителей магически обращали хлеб и вино в «плоть и кровь» христову, в «причастие», в котором наивное суеверие видело важнейшее средство спасения от «вечных мук».

 

Если к сказанному добавить, что церковное здание, как и тяготевшие к нему постройки, служило физическим и моральным убежищем в тревожные дни, было единственным залом общественных собраний и зрелищ, школой грамоты, больницей, привлекавшей толпы тех, кто в те времена искал чудесных исцелений, трибуной не только небесного правосудия, но и земного суда, то монопольная общественная роль этого универсального здания в раннесредневековый период станет еще более очевидной.

 

Постройка ранних церквей предпринималась епископами, как руководителями общины верующих. В самом Риме, резиденции главного епископа западного христианства, строительная инициатива пап продолжала господствовать на протяжении всего раннего средневековья. Но вне Италии, где даже сравнительно крупные римские города и колонии, служившие центрами епархий, в V—IX вв. обнищали и пришли в упадок, центр тяжести храмостроения лежал в монастырском строительстве.

 

Обязательный труд, хорошо организованный в условиях натурального хозяйства (монастыри первые перешли к многополью), обогащал монастырские хозяйства. Земельный фонд, а вместе с ним и число зависимых от монастырей крепостных росли благодаря частным дарениям и завещаниям. Число монахов пополнялось не только за счет знатных людей. Шли в монахи и люди скромного происхождения, причем многим из них удавалось добиться высокого положения. Однако простой народ уходил в монастыри далеко не по соображениям одного лишь благочестия: срав-

 

 

—стр. 18—

 

нительно спокойная атмосфера монастырской жизни, ее обеспеченность и безопасность казались заманчивыми, тем более, что строгости устава значительно смягчались самой жизнью, что и вызывало периодические реформы монастырского устава с целью восстановления его первоначальной строгости. Нищета, бесчеловечная эксплуатация, постоянный страх, призрак голода и смерти, неусыпно сопровождавшие дела и дни простого люда, — все это толкало многих искать в монастырях не столько «душевного спасения», сколько вполне реальной защиты от внешнего мира.

 

Со временем классовая дифференциация в монашеской среде обострилась, и выходцы из знати стали откровенно эксплуатировать монахов из народа. Презрев свои обеты, эта черная аристократия нередко предавалась буйным светским развлечениям— охоте, пьянству, разврату, а аббаты превращались в заурядных феодалов, от которых стонало не только зависимое крепостное население, но и сами монахи.

 

При всем этом в своей массе монастыри в течение всего средневековья оставались наиболее мощными хозяйственными объединениями. Правда, еще не вполне централизованный в раннее средневековье бенедиктинский орден не мог проводить единой экономической политики, но существовало положение, согласно которому не менее одной трети доходов каждого монастыря должно было расходоваться на храмостроение, которое наряду с благотворительностью, уходом за больными и перепиской текстов считалось делом наиболее богоугодным.

 

Королевская власть, заинтересованная в проникновении консолидирующего влияния церкви во все глухие углы своей «сельской» империи, поддерживала прежде всего не городское, а именно монастырское строительство, которое со временем и покрыло всю территорию средневековой Европы сетью монастырей, многочисленными зданиями монастырских филиалов (приорств) и часовен (ораториев).

 

Бенедиктинский устав не предписывал какого-либо определенного типа церковного здания. Не существовало первоначально и никакой символики в композиции христианского храма. Тем не менее уже в раннее средневековье опыт выработал не только типы таких утилитарных строений, как хозяйственные сооружения, госпитали, залы капитула, странноприимные дома, трапезные и дормитории, но и тип бенедиктинской церкви.

 

Хотя самое строительство церквей и осуществлялось главным образом мастерами из мирян, монастырское руководство сказывалось как на композиции плана церковного здания, так и на характере убранства. Так, в X в. сложилась традиционная схема трехнефной базилики с планом в форме латинского креста, с трансептом и тремя апсидами, из которых центральная достаточно удлинена, чтобы вместить хор монахов. Боковые апсиды отделялись от центральной аркадами. Западный конец церкви, где помещался вход для мирян, обычно фланкировался двумя башнями. Вход для монахов предусматривался в южном плече трансепта.

 

Важнейшее значение имел восточный конец, где почти непрерывно шло богослужение и монахи проводили большую часть своего времени.

 

С теми или иными отклонениями этот тип монастырской церкви, явившийся результатом сложной предшествующей эволюции и в то же время послуживший отправной точкой для дальнейшего развития, повторялся к концу первого тысячелетия н. э. во всей Западной Европе.

 

 

—стр. 19—

 

 

Со времени своего возникновения христианский культ подразумевал наличие особого помещения, в котором община верующих во главе со своим наставником (пресвитером) могла бы собираться для совместной молитвы и обсуждения своих нужд. Один из ранних богословов назвал основное помещение здания церкви «нефом», т. е. кораблем (navis, ναος), в котором «верующие, объединенные общностью своей судьбы, плывут по опасному морю действительности». Здание церкви было не жилищем божества, как языческий храм, а общим домом верующих, простейшим функциям которого и была первоначально подчинена организация ее внутреннего пространства. В соответствии с этим в христианских храмах, в отличие от языческих, на передний план выступала не объемно-пластическая, а пространственная характеристика.

 

Ранние источники хотя и упоминают о церковных зданиях, построенных до легализации христианства, но нигде их не описывают. Первой упоминается церковь в Арбеле (Двуречье), построенная местным епископом между 123 и 136 гг.; в VI в. она все еще стояла на месте. В 202 г. в Эдессе (Сирия), по словам местной хроники, наводнение разрушило городскую церковь. Церковный историк Евсевий Кесарийский рассказывает о постройке церквей во второй половине III в., после обнародования эдикта императора Галлиена о веротерпимости (260 г.). Но уже в 303—304 гг. все они были разрушены властями.

 

Там, где общины были менее многочисленны, а необходимость соблюдения тайны более настоятельной, верующие чаще всего сходились либо в помещениях, предоставлявшихся для благочестивых собраний богатыми членами общины в своих жилищах¹, либо в подземных некрополях (катакомбах), где у особо чтимых могил и происходило поминовение усопших. Этот заупокойный культ со временем оказал большое влияние на развитие христианского ритуала и его символики.

____________

¹ Древнейшей церковью Рима предание называет церковь св. Пуденцианы, якобы основанную самим Петром в доме сенатора-христианина Пуденция, гостеприимством которого будто бы пользовался апостол. На самом деле существующее здание, как и украшающие его мозаики, в своих древнейших частях относится к концу IV в. Здание реставрировалось много раз, особенно в XVI в. и в начале XX в.

 

Древнейшими остатками церковного здания из числа построенных в Западной Европе до легализации христианства пока являются фундаменты церкви в Паренцо (северо-восточный берег Адриатического моря), обнаруженные в конце XIX в. на участке существующего старинного собора. Найденные в Аквилее остатки трехнефного помещения без апсиды некоторые исследователи также считают остатками христианского молитвенного дома.

 

Есть все основания предполагать, что до узаконения новой религии не существовало предустановленного плана церковного здания, композиционная схема которого могла бы быть исходной для развития

 

 

—стр. 20—

 

архитектуры христианского храма. Учения о «таинствах» еще не существовало, а потому и не было ритуальных действий при совершении браков, погребений, крещений и т. д., которые потребовали бы особой организации пространства церкви. Видимо, первоначально сакраментальный характер носили только часовни, связанные с заупокойным культом мучеников.

 

 

Западная Европа в V в.

 

 

Не говоря уже о том, что усложнившийся позднее ритуал потребовал соответствующего изменения архитектурной среды, с IV в. облик храма, возводившегося при непосредственном участии правительства и призванного всей впечатляющей пышностью позднеантичного искусства утвердить в глазах масс триумф новой религии, был, конечно, прямо противоположен об-

 

 

—стр. 21—

 

лику скромного сооружения, предназначенного служить местом собраний узкого круга посвященных, склонных скорее таиться, чем торжествовать.

 

Несколько напоминает композицию раннехристианских базилик обнаруженное при раскопках в 1917 г. в Риме небольшое подземное помещение около Порта Маджоре. Это трехнефное сооружение в три пролета с апсидой в западном конце (рис. 1) датируется серединой I в. н. э. Установлено, что здесь происходило отправление одного из восточных мистериальных культов, оставшегося неизвестным, но, возможно, оказавшего влияние на христианство.

 

 

1. Рим. Базилика у Порта Маджоре,

I в. н. э.

 

 

Не менее отличны были функции христианской базилики и от функций гражданского общественного сооружения позднего Рима (рис. 2, 3).

 

 

2. Рим. Базилика Максенция, IV в.

 

 

Процессу замещения античных зданий Рима христианскими церквами особенно благоприятствовала широкая практика вторичного применения демонтируемых элементов античных зданий, и в первую очередь колонн, при возведении раннехристианских базилик, где мраморные колонны служили не столько украшением, сколько основой всей конструкции.

 

 

3. Рим. Базилика Максенция. Реконструкция

 

 

В провинциях нужда в большом числе церковных помещений, возникшая как следствие объявления христианства государственной религией, вызвала приспособление некоторых языческих храмов к особенностям христианского культа. В дорическом периптере храма Афины в Сиракузах (нынешний собор) интерколумнии были заполнены кладкой, а в боковых стенах целлы, превращенной в неф, пробили арочные проемы, чтобы обеспечить сообщение с перистилем и создать таким образом боковые нефы. В одном из малоазийских храмов Афродиты прибегли к другому приему: стены целлы были разобраны и сложены заново с отступом от периметра храма, таким образом, что колонны перистиля, оказавшись заключенными во внутреннем пространстве, разделили его на три нефа. Торцовые колонны были удалены и добавлены к боковым, что удлинило внутреннее пространство.

 

Обращение языческих храмов в христианские церкви практиковалось не только в провинциях, но и в самом Риме. В начале VII в. Пантеон был по примеру афинского Парфенона обращен в храм Богоматери и всех мучеников (Санта Мариа деи Мартири). Но и храмы менее значительные по размерам, а также и гражданские сооружения превращались в церкви. Так, одно из помещений библиотеки форума Мира превратилось в церковь Космы и Дамиана, а в базилике Юлия Цезаря возникла часовня.

 

Последние императоры настаивали на том, чтобы языческие памятники не уничтожались, а превращались в церкви.

 

 

—стр. 22—

 

 

4. Рим. Латеранская базилика, IV в.

 

 

Однако основная масса раннехристианских базилик была все же выстроена заново либо на участках разобранных для этого храмов или других зданий, либо в непосредственном соседстве с ними, как с источником снабжения строительными материалами. Новое строилось только из старого, а широкие масштабы такого строительства в Риме обеспечивались как обилием деталей и конструкций, призывавшихся ко второй жизни, так и конструктивной простотой раннехристианских базилик с их деревянным перекрытием. Легкие стены наружного ограждения (в Риме, как правило, кирпичные) и два параллельных ряда колонн, несущих верхние стены среднего нефа, снабженные проемами окон, — вот те простейшие технические средства, которыми достигалась пространственная организация раннехристианских базилик. Художественная характеристика их в значительной мере основывалась на ценности материала колонн, вымостки полов и облицовки стен, а также на великолепии мозаик, украшавших интерьеры.

 

 

5. Рим. Латеранский баптистерий (Сан Джованни ин Фонте), IV в.

 

 

В условиях спешного возведения первых больших базилик Рима сложившаяся таким образом строительная практика оказалась самой экономичной и простой, тем более, что в отличие от пластических форм языческих храмов функциональное назначение раннехристианских базилик требовало пространственных, а не пластических решений.

 

Организация внутреннего пространства была сразу же подчинена двум задачам: обширное помещение базилики должно было служить местом объединения верующих и в то же время средой, которая соответствовала бы впечатляющей торжественности нового богослужения.

 

Первой формой разработанного христианского ритуала был, видимо, культ памяти тех, кто предпочел смерть отступничеству. В глазах людей, приученных восточными верованиями к мысли о загробной жизни, символика, возникшая в связи с поминовением мучеников, рано приобрела мистический характер. Поэтому первыми церквами в полном смысле слова были не столько те помещения, где община верующих собиралась для совместной молитвы, сколько места, в которых совершались ритуальные действия, проникнутые символикой заупокойного культа. Это были «мартирии» (или мартирионы), возведенные на месте погребения верующих, погибших в период гонений. Складывавшаяся в первые века христианства «житийная» литература вносила элемент чудесного в легендарные биографии мучеников и внушала веру в чудотворную силу их останков. Небольшие по необходимости мемориальные часовни, иногда устроенные в катакомбах, где таинственный полумрак был как нельзя более созвучен магической символике ритуала, сознательно предназначались для сравнительно небольшого числа присутствующих и не соответствовали, конечно, практическим пространственным функциям церковного здания как дома общей молитвы.

 

Лишь после 313 г., когда возникли предпосылки для появления подлинно церковного здания, в котором совмещались бы обе функции, произошло слияние собственно культового (мемориального) помещения с церковно-утилитарным (т. е. домом соб-

 

 

—стр. 23—

 

раний и общей молитвы). Естественно, что если функции первого сказались на той части базилики, где происходило самое священнодействие, то функции общественного зала отразились на композиции ее нефа.

 

В Вифлееме сохранилась ранняя церковь Рождества. К пятинефному параллелепипеду основного пространства, построенному около 335 г., несколько позже было пристроено святилище с усложненным планом трилистника, заключавшее в себе алтарное пространство. Такая комбинация базилики и центрического сооружения, повторявшаяся в различных вариациях на протяжении всего средневековья и на Западе, отражает лежащее в основе христианского храма сочетание двух функций в одном здании, соединяющем в себе дом общей молитвы и поминальное святилище. Влиятельнейшим примером такой композиции в христианском храмостроении всегда оставалась так называемая церковь Гроба господня в Иерусалиме. Однако правилом все же стала более простая и удобная композиция базилики, где местом священнодействия служит ее пространство в части, непосредственно примыкающей к апсиде. Вытянутое в длину и разделенное двумя или четырьмя параллельными рядами колонн на центральный и боковые нефы, основное пространство базилики предоставлялось молящимся¹. Иногда зданию базилики предшествовал атрий, внутри обрамленный колоннадами. В конце, противоположном входу, нередко пристраивался поперечный объем трансепта, более или менее выступавший за стены нефа и заключавший в себе предназначенное для духовенства пространство по сторонам алтаря. Главный алтарь располагался непосредственно перед полукружием апсиды.

____________

¹ Первоначально левый боковой неф занимали женщины, а правый — мужчины. Средний неф резервировался для ритуальных процессий.

 

 

6. Рим. Базилика св. Петра, IV в.

 

 

Строились в то же время и небольшие однонефные церкви с двумя помещениями по сторонам апсиды.

 

Официальная традиция церкви связывает строительство первых раннехристианских базилик в Риме, как и на Востоке, с именем императора Константина.

 

Наиболее вероятна инициатива Константина в сооружении первой церкви римской общины — епископальной базилики в Латеране (рис. 4). Перестроенное, видимо, не ранее 430 г. из более древнего, соседнее здание баптистерия (крещальни) Сан Джованни ин Фонте (рис. 5), снабженное кольцевым обходом вокруг центрального пространства, где помещался ритуальный бассейн, послужило исходным типом для большинства баптистериев Италии. Последующие пристройки часовен и украшения интерьера сильно видоизменили его первоначальный облик.

 

 

7. Рим. Базилика св. Петра. Реконструкция

 

 

Возникшая как церковь римской общины, Латеранская базилика была церковью в смысле общего дома молитвы: здесь не было могилы какого-либо святого, заупокойному культу которого она была бы посвящена¹. В основном облик Латеранской базилики сложился вероятно не ранее конца V в. Разрушенная землетрясением в

____________

¹ С именем Иоанна Крестителя она была связана много позднее (904—911 гг.).

 

 

—стр. 24—

 

896 г. и восстановленная в 904—911 гг., эта базилика после пожара 1308 г. была снова восстановлена и снова сгорела (1361 г.). Существующее сооружение — плод капитальной перестройки в духе барокко (1560—1650 гг.). Помимо общей композиции, от раннего здания сохранилась его западная ориентация. В отличие от одновременных церквей восточного цикла, всегда ориентированных на восток, первые римские базилики имели западную ориентацию: священник при богослужении стоял за алтарем, обратившись лицом к востоку (т. е. к молящимся) и спиной к апсиде.

 

 

8. Рим. Базилика св. Павла «за стенами» (Сан Паоло фуори ле мура), IV—V вв.

 

 

Существует предположение, что первоначально принятая в Риме западная ориентация церквей была не более как отражением митраистской традиции (в храмах Митры вход располагался с восточной стороны). Возможно, что строители первых римских базилик стремились польстить Константину, который первоначально был, как и многие военные его времени, почитателем Митры. Такую ориентацию имела и римская базилика св. Петра, воздвигнутая на предполагаемой могиле апостола Петра в качестве мартирия и по важности своей уступавшая в этом отношении лишь церкви Гроба господня в Иерусалиме.

 

 

9. Рим. Базилика св. Павла

 

 

Когда именно было сооружено обширное здание базилики апостола Петра (рис. 6 и 7), уступившее в XV—XVI вв. место существующему ныне собору, в точности неизвестно, хотя самое основание церкви и приписывается Константину (325 г.). Облик старой базилики св. Петра, хорошо известный по многочисленным описаниям и схематически изображаемый в более или менее достоверных реконструкциях, — результат последующих улучшений и достроек. Тем не менее уже в начале V в., если не в конце IV в., общая композиция этой важной базилики уже сложилась, причем прежнее функциональное различие между мартирием и домом общей молитвы в условиях наступившей свободы культа исчезло: базилика св. Петра отличалась от Латеранской главным образом тем, что превосходила ее размерами. Это была тоже большая пятинефная базилика с трансептом в западном конце (Т-образный план).

 

С востока к базилике примыкал атрий с фонтаном для омовений. К трехпролетному входу в атрий, напоминавшему римскую триумфальную арку, вели широкие ступени парадной лестницы. За исключением апсиды, перекрытой конхой, здание, как и другие ранние базилики, имело стропильное перекрытие. В XII в. кровля была покрыта золоченой бронзовой черепицей, снятой с базилики Максенция — Константина и с храма Ромы и Венеры — лучшего творения времени Адриана. Здание возводилось спешно, частично из материалов соседнего цирка Нерона, и качество работ, судя по непрерывным доделкам, оставляло желать лучшего. Основой всей конструкции, помимо сравнительно тонких стен, были 96 античных колонн из полированного мрамора и гранита, поставленных довольно тесно. В качестве архитравов были использованы фрагменты античных построек. Рисунок коринфских капителей был, разумеется, различным.

 

Поверхность стен между колоннами и ярусом верхних окон, освещавших центральный неф, как и апсида, были покрыты мозаикой.

 

Главный алтарь помещался непосредственно перед апсидой, у предполагаемой

 

 

—стр. 25—

 

10. Рим

1 — базилика Сан Паоло фуори ле мура; 2 — базилика Санта Мариа Маджоре, V в.

 

 

11. Рим. Сан Лоренцо фуори ле мура

 

 

—стр. 26—

 

могилы апостола. Судя по данным недавних раскопок, уровень пола апсиды был в VII в. поднят до верха надгробия, над которым и был установлен главный алтарь. Вокруг надгробия, под новым уровнем апсиды, был устроен примыкавший к полукружию апсидальной стены кольцевой обход, снабженный коридором, обеспечивавшим доступ к могиле с западной стороны. Несомненно, что в подобном плане святилища важнейшей паломнической церкви Запада заключалась не только ранняя схема средневековой «крипты», но и принцип кольцевого обхода, обеспечивавшего непрерывную циркуляцию потока паломников.

 

 

12. Рим. Базилика Санта Агнесса, VII в.

 

 

Как обычно в раннехристианском Риме, грандиозные размеры центрального нефа еще не создавали впечатления вытянутости внутреннего пространства, которое благодаря мраморному замощению пола и отсутствию скамей все еще напоминало античные залы и термы. Боковые плоскости не подавлялись тем устремлением пространства к алтарю, которое позднее стало характерным для коридорообразных нефов за пределами Италии. В интерьере все стороны, если они и не казались равнозначными, то во всяком случае и не обезличивались господством алтарного конца. Внимание вчерашнего язычника привлекалось скорее содержанием изображений на стенах и великолепием мрамора колонн и облицовки, чем самым ходом богослужения. Прошли столетия, прежде чем изменившиеся вкусы, а также возраставший приток паломников из стран, не затронутых античной цивилизацией, потребовали таких существенных новшеств в организации внутреннего пространства церквей, как упомянутая выше перестройка, усилившая акцент на апсидальном конце.

 

 

13. Рим. Санта Марка ин Космедин, VI в., VIII в., XI в.

 

 

Довольно хаотичный ансамбль строений, вплотную окруживших базилику, — плод последующих добавлений. Из поколения в поколение, в результате дарений светских властителей, но прежде всего иждивением самих пап, базилика св. Петра не только

 

 

—стр. 27—

 

обстраивалась портиками, часовнями, странноприимными домами и монастырскими зданиями, но и украшалась. Ее первенствующее значение по сравнению с Латеранской базиликой становилось очевиднее по мере того, как папа из римского епископа превращался в «наместника апостола Петра».

 

 

  

14. Рим. Базилика Сан Пьетро ин Винколи, V в., VI в., XVI в.

 

 

15. Рим. Базилика Санта Сабина, V в.

 

 

Пространственная характеристика большой раннехристианской базилики Рима хорошо выражена в церкви Сан Паоло фуори ле мура (св. Павла «за стенами», рис. 8—10), заново восстановленной после пожара 1823 г.¹. В отличие от большинства других ранних базилик, колонны здесь соединялись арками, что придавало интерьеру торжественность и в то же время вносило некоторую динамичность в однообразие обычного ритма колонн. В противоположность предшествующим, эта базилика получила уже восточную ориентацию, которая с V в. становится правилом и на Западе².

____________

¹ Разобранный в 1876 г. кольцевой обход относился, видимо, к IX в.

² На Западе первой базиликой с восточной ориентацией считается разрушенный в XVIII в. собор в Равенне (370—372 гг.).

 

 

16. Рим. Базилика Сан Клементе, IV в., XII в.

 

 

Четвертая из больших базилик Рима, Санта Мариа Маджоре (рис. 10, 2) была построена, видимо, около 432—440 гг. на месте более раннего сооружения 352 г. В XII в. были произведены некоторые перестройки, а в XIII в. старая апсида, непосредственно открывавшаяся в неф своей триумфальной аркой, уступила место поперечному объему трансепта с новой апсидой. В XV—XVIII вв. внешние формы базилики были украшены в духе ренессанса и барокко.

 

 

—стр. 28—

 

В XVIII в. был «реставрирован» фасад.

 

В интерьере на сорока ионических колоннах античного происхождения покоится, как обычно в Риме того времени, архитрав и над ним стена, прорезанная рядом больших окон, освещающих торжественный и пышный центральный неф.

 

Пятая и последняя из главных церквей Рима, Сан Лоренцо фуори лемура (св. Лаврентия «за стенами») — сложное и нетипичное сооружение, возникшее в результате пристройки между 1216 и 1227 гг. существующего нефа к архаичной западной апсиде раннего мартирия (рис. 11). Мартирий был воздвигнут в виде двухъярусного балдахина¹ над могилой св. Лаврентия папой Пелагием II (около 580 г.). Таким образом, древняя часть служит хором новой церкви. Возникновение галерей над боковыми нефами нынешнего хора могло быть следствием византийских влияний, усилившихся в Риме в VI—VIII вв.

____________

¹ Это была перестройка более раннего мартирия 330 г. Базилика Сан Лоренцо была наполовину разрушена воздушной бомбардировкой летом 1943 г. и впоследствии восстановлена.

 

Такие же галереи были построены в римской церкви Санта Агнесса (625—638 гг., рис. 12).

 

Существующая церковь Санта Мариа ин Космедин (рис. 13) была предоставлена выросшей греческой колонии после основательной перестройки предшествующей однонефной церкви между 772 и 795 гг. в трехнефную базилику с хорами для женщин. Возможно, что тогда же была сооружена ее перестроенная в XI в. колокольня (кампанила) — одна из первых в Риме. Особенностью этой церкви были ниши, расположенные по сторонам апсиды, представлявшей собой глубокую нишу в толще восточной стены, снаружи, по восточной традиции, плоской. В конце XI в. хоры были снова устранены.

 

В римской трехнефной церкви Сан Пьетро ин Винколи (рис. 14) членение внутреннего пространства на три нефа двадцатью дорическими колоннами (по десяти с каждой стороны) продолжено и в трансепте, причем его плечи открываются в центральное пространство арками, добавленными возможно в VI—VII вв., т. е. значительно позднее постройки базилики (442 г.). Она также имеет три апсиды, но здесь они уже выступают своими полукружиями за поверхность восточной стены. Как это видно по характеру кладки, апсиды эти — позднейшее добавление (возможно, XV в.).

 

В противоположность Сан Пьетро ин Винколи базилика Санта Сабина (рис. 15), построенная в 425—430 гг. возможно на месте античного храма, несмотря на повторные реставрации сохранила свой первоначальный облик.

 

Древнейшая из хорошо сохранившихся церквей раннехристианского Рима — церковь Сан Клементе (рис. 16), обнаруженная в 1861 г. при раскопках непосредственно под существующей церковью того же наименования. Существующая церковь была построена около 1108 г. над засыпанной для этой цели более ранней базиликой, сожженной норманнами в 1084 г. Как выяснили раскопки, эта ранняя базилика, сооруженная не позднее 392 г., была в свою очередь построена над древнеримским святилищем Митры. Предполагают, что здесь же находился один из раннехристианских молитвенных домов.

 

Верхняя церковь (трехнефная базилика без трансепта, но с атрием) повторяет не только план и западную ориентацию церкви IV в., но и ее интерьер. Сюда уже в XII в. было перенесено все, что можно было перенести из засыпанного здания, включая резное мраморное ограждение хора для певчих, а также оба амвона и алтарный балдахин на четырех мраморных колоннах (IX в.). Пол, выложенный из пластинок разноцветного мрамора, — один из лучших примеров римских инкрустированных полов. Простое сравнение нижней и верхней базилик св. Климента, разделенных промежутком времени более чем в семьсот лет, подтверждает глубокую консервативность римского храмостроения, которое и в композиционном и в конструктивном отношении прогрессировало чрезвычайно медленно¹.

____________

¹ Вплоть до 1861 г., когда была обнаружена базилика IV в., существующую церковь принимали за нее.

 

Практически неисчерпаемый запас материалов античного происхождения, особенно колонн, наряду с властным обаянием великого прошлого не благоприятствовал

 

 

—стр. 29—

 

поискам новых форм и конструкций. Рим и в сфере архитектуры на протяжении всего средневековья жил эксплуатацией своего раннехристианского наследия.

 

Благодаря неутомимой строительной активности пап было построено или украшено много сравнительно однотипных базилик, интерьер которых представляет выдающуюся архитектурно-художественную ценность. Все они подверглись в дальнейшем серьезным перестройкам, которые, однако, не изменили первоначальных планов. Композиция раннехристианской базилики, сложившаяся в Риме в IV—V вв. и послужившая лишь исходной формулой для развития средневекового храмостроения на Западе, в самом Риме столетиями оставалась неизменной.

 

С древнейших времен центрический план отвечал тому впечатлению гармонически уравновешенного покоя, которое ожидается от объемно-пространственного строя сооружения, призванного служить вечной памяти усопших. Купол, перекрывающий центральное пространство усыпальницы IV в. дочерей Константина — Елены и Константины, имеет 22,5 м в диаметре и покоится на 24 сдвоенных колоннах из гранита, образующих кольцевой обход. Этот мавзолей был в 1256 г. переименован в церковь апокрифической «св. Констанцы». Эллинистические сюжеты мозаик, сохранившихся на цилиндрическом своде кольцевого обхода, — последний вздох умирающего языческого искусства.

 

Однако первая центрическая церковь, построенная в Риме, и притом крупнейшая из раннехристианских ротонд (общий диаметр ее равнялся 65 м) — Сан Стефано Ротондо (468—483 гг.) — имела уже сплошь деревянное перекрытие. Первоначально три концентрических колоннады окружали центральное пространство, богато убранное мрамором и мозаикой. Благодаря красивым пропорциям своего внутреннего пространства здание долго считалось бывшим античным храмом.

 

Из-за низкого качества строительства сооружения требовали постоянных починок и восстановлений. «Книга пап» пестрит сообщениями о реставрационной деятельности пап, которые заботились не только о восстановлении разрушавшихся римских церквей, но и о гражданском и фортификационном строительстве. Адриан I (772—795 гг.) восстановил водопроводы Рима и городские стены. Лев IV (847—855 гг.) окружил Ватикан особой стеной, изолировав весь комплекс базилики св. Петра; в дальнейшем эта мера повлекла за собой важные политические последствия. При всем этом строительство в Риме в VI—IX вв. отличалось отсутствием крупных начинаний и сводилось к перестройке, восстановлению и украшению зданий. Биограф Льва III (795—816 гг.) добросовестно перечислил 44 римских церкви, которые этот папа украсил или восстановил.

 

Архитектурно-художественное значение римских базилик заключается не в их объемной, но пространственной характеристике, а также в декоративной трактовке интерьеров, где мозаика сразу же стала играть важную роль.

 

Древнейшие из римских мозаик еще отмечены печатью официального искусства империи (своды «мавзолея Констанцы»). В мозаиках первых базилик обнаруживается сплетение эллинистических мотивов с христианскими: евангельские персонажи изображены в динамических, выразительных позах на фоне архитектурного или сельского пейзажа (апсида церкви Санта Пуденциана, ранние мозаики в Санта Мариа Маджоре и Санта Сабина). Однако с угасанием античных традиций византийские образцы вскоре полностью видоизменили иконографические приемы римских мозаичистов. Самая техника мозаики склоняла к обобщенной трактовке рисунка и красок, что, впрочем, лучше соответствовало задачам монументальной живописи. Отсутствие светотени и глубоких планов вполне отвечало тем отвлеченным образам, которые, сменив идиллические, трогательные в своей наивной реалистичности раннехристианские композиции, теперь возникают как видения на золотом или синем фоне. Чаще всего — это сухие, натянутые фигуры церемонно шествующих святых, облаченных в златотканые одежды (церкви Космы и Дамиана VI в., Санта Агнесса «за стенами» VII в. и др.).

 

В Италии центр тяжести политической, общественной и художественной деятельности в конце V в. переместился в Равенну, откуда в основном и исходили византийские влияния на искусство римских мозаичистов.

 

 

—стр. 30—

 

 

В начале V в. материальная и духовная культура обеих частей империи, как и господствовавшая идеология, еще не разделялась, и тесные связи, установившиеся между Равенной и Константинополем, откуда был родом новый император, были тем более естественными, что географическое положение Равенны им благоприятствовало: болота, окружающие город, затрудняли его коммуникации с материком. Неудивительно, что в таких условиях передовая для своего времени византийская культура наложила свой отпечаток как на развернувшееся в Равенне строительство, так и на всю художественную жизнь новой столицы.

 

Раннесредневековые памятники Равенны возникли в сравнительно бедной архитектурной среде, не идущей ни в какое сравнение с той пышной и технически совершенной архитектурой императорского Рима, которая в значительной мере определяла если не конструктивную, то пространственную характеристику раннехристианских римских базилик.

 

Архитектура, развившаяся в Равенне в V—VIII вв., представляет тем больший интерес, что здесь не имелось ни величественных примеров, ни запаса античных колонн. Основным строительным материалом, как, за редким исключением, повсюду в Северной Италии, оставался местный кирпич. Мраморные конструкции и детали приходилось доставлять издалека по морю.

 

Историю этой архитектуры обычно делят на три периода: 1) строительство времени Гонория и его преемников (402—476 гг.); 2) строительная деятельность при остготах (493—539 гг.); 3) архитектура времени византийского наместничества (экзархата, 555—751 гг.).

 

Христианство, хотя оно и рано проникло в Равенну, не оставило здесь памятников старше фундаментов пятинефного собора, построенного в конце IV или начале V в. и замененного в 1734—1744 гг. существующим. Как предполагают, единственная апсида утраченной базилики имела снаружи полигональную форму.

 

Относившаяся к 417 г. церковь Санта Агата Маджоре, трехнефная базилика с одной апсидой и без трансепта, была в XV в. полностью перестроена, но аналогичная трехнефная базилика Сан Джованни Эванджелиста, несмотря на позднейшие перестройки и бомбардировку 1944 г., сохраняет свое первоначальное внутреннее пространство.

 

 

17. Равенна. Мавзолей Галлы Плакидии, начало V в.

 

 

Бесспорно важнейшими постройками этого первого периода являются, однако, так называемый мавзолей Галлы Плакидии (рис. 17) и «Баптистерий православных» (Сан Джованни ин фонте, рис. 18) — наиболее ранние из сохранившихся центрических зданий Равенны.

 

В противоположность Риму, в близкой византийскому Востоку Равенне центрические композиции по своему значению по меньшей мере равны базиликальным. По сравнению с деревянным перекрытием базилик возведение огнестойкого перекрытия

 

 

—стр. 31—

 

центрических зданий, в особенности при наличии кольцевых обходов, представляло значительные трудности, и поиски наиболее эффективных технических приемов осуществления такого перекрытия способствовали развитию строительного искусства Равенны.

 

 

    

18. Равенна. Баптистерий православных, около 450 г.

 

 

Так называемый «мавзолей Галлы Плакидии»¹, якобы воздвигнутый ею для себя еще при жизни (около 440 г.), в плане имеет форму укороченного латинского креста (12,75×10,25 м) и по строению приближается к центрическим зданиям. В центре он перекрыт куполом на парусах, на внутренней поверхности которого — мозаика, относящаяся к лучшим из ранних

____________

¹ На самом деле это не мавзолей Галлы Плакидии, которая умерла в Риме. Первое упоминание о помещенных здесь саркофагах относится к XIV в. Здание первоначально примыкало к церкви Санта Кроче, построенной Галлой Плакидией.

 

 

—стр. 32—

 

(V в.). Наружные стены, вероятно впервые в христианском храмостроении Запада, получили функциональный тектонический декор, придающий единство этой лаконичной и выразительной композиции: помимо просто и энергично профилированного венчающего карниза, поверхность стен имеет и вертикальные членения — плоские выступы (лопатки), соединенные между собой глухими арками.

 

 

19. Равенна. Дворец экзархов, VI—VIII вв. (?)

 

 

«Баптистерий православных» (около 450 г.) — октогон, перекрытый сравнительно плоским куполом из пустотелой керамики. Будучи оштукатурена, внутренняя поверхность таких легких куполов служила удобным основанием для монументального декора, но конструктивная слабость их скорлупы, в отличие от куполов восточного типа, вызывала необходимость в сооружении дополнительного (стропильного) перекрытия для защиты от разрушительных атмосферных воздействий. К достоинствам керамических куполов относится незначительность бокового распора.

 

 

  

20. Равенна. Мавзолей Теодориха, около 520 г.

 

 

Раскопки обнаружили пока только незначительные остатки гигантского дворцового комплекса, сооружение которого было, видимо, главным строительным предприятием Теодориха, предводителя остготов, в 493 г. завоевавшего Италию. Обширностью и великолепием своей отделки ансамбль значительно превосходил дворец Диоклетиана в Сплите, послуживший вероятным образцом Теодориху. Спускавшийся непосредственно к морю и утопавший в садах дворцовый комплекс, помимо большого перистильного двора, видимо, включал целый ряд отдельно стоящих помещений — триклиниев и парадных покоев, связанных между собой портиками и украшенных мраморной облицовкой и статуями. Одно из вытянутых в длину помещений, снабженное апсидой, служило, очевидно, дворцовой капеллой.

 

Дворец, законченный уже после смерти Теодориха, просуществовал, однако, недолго. Уже в 539 г. разграбленный византийцами, он был в 784 г. превращен Карлом Великим в каменоломню. Возможно, что некоторые элементы разрушавшегося

 

 

—стр. 33—

 

дворца были в период византийского экзархата использованы при сооружении расположенного неподалеку двухэтажного здания, назначение которого так и осталось пока невыясненным, хотя именно его до недавнего времени считали дворцом Теодориха, а иногда «дворцом экзархов» (рис. 19). Самый характер кирпичной кладки, мраморные колонки арочных проемов нижнего яруса и другие детали этого здания предвосхищают скорее архитектуру Ломбардии IX—X вв.¹

____________

¹ Некоторые исследователи считают даже, что это сооружение возникло, причем не ранее XII в., на старых фундаментах одного из дворцовых зданий и служило двухъярусным западным фасадом разрушенной ныне базилики. Другие с гораздо большим основанием видят в нем казарму или кордегардию VIII в. Во всяком случае, в текстах IX в. здание упоминается уже как «старое».

 

Как бы то ни было, но здание это, основательно реставрированное еще в 1897—1898 гг., — один из наиболее ранних, если не самый ранний из сохранившихся примеров художественной разработки фасада гражданского здания периода становления феодализма. Оно еще свободно от того влияния художественных приемов храмостроения, которое в дальнейшем будет чувствоваться не только в декоре, но и в структуре фасадов многих светских построек.

 

В отличие от других памятников Равенны, монументальный мавзолей Теодориха (около 520 г. н. э.) сложен не из кирпича, а из хорошо отесанных блоков привозного известняка без раствора (рис. 20). На массивные стены десятигранника как бы водружен полый цилиндр несколько меньшего диаметра, покрытый «крышкой» — монолитом в форме плоского купола. Возможно, что мавзолей был задуман как элемент ансамбля, оставшегося неосуществленным за смертью Теодориха (526 г.).

 

Октогон сильно перестроенного Баптистерия ариан (ныне церковь Санта Мариа ин Космедин) напоминает Баптистерий православных, включая мозаику купола, которой он был украшен в IV в., очевидно уже после падения государства остготов.

 

 

21. Равенна. Базилика Сант Аполлинаре Нуово, начало VI в.

 

 

Важнейшей культовой постройкой времени Теодориха был столичный собор остготов, уже во второй половине VI в. переименованный в базилику св. Мартина, а в середине IX в. в «новую церковь св. Аполлинария» (ныне Сант Аполлинаре Нуово, рис. 21). Эта сооруженная в начале VI в. и в 1950 г. реставрированная трехнефная базилика без трансепта, как и другие церкви Равенны, ориентирована на восток. Широкий и величественный средний неф сего соединенными арками 24 колоннами, доставленными из Константинополя, типичен для Равенны. Особенностью равеннских колонн с VI в. становится не только исчезновение энтазиса, но и введение между капителью и пятой арки особого промежуточного элемента — трапецеидальной «подушки». Эти «подушки» (пульваны), увеличившие площадь сопряжения, были византийского происхождения.

 

С особой силой, однако, византийские влияния сказались на характере украшающих базилику богатых, выполненных на золотом фоне, мозаик. Они разновременны, причем лишь расположенные в верхней зоне относятся к раннему периоду. Древнейшей частью этих мозаик являются фигуры волхвов, одежды которых напоминают германские, но фигуры еще полны жизни и движения. В остальном, однако, два монотонных ряда персонажей, составляющих обе процессии, уже проникнуты настроением, которое в VI в. не только сковало византийскую монументальную живопись господством потусторонней символики, но

 

 

—стр. 34—

 

и придало ей официально-придворный характер, подчеркнутый великолепием одежд и натянутостью поз. Такая живопись, обратившая образы «золотой легенды» раннего христианства в художественное выражение верноподданничества и чинопочитания, не могла импонировать беспокойному воображению северных племен.

 

Тем не менее в базилике Сант Аполлинаре Нуово, как, впрочем, и во всей архитектуре Равенны времени остготов, еще нет ничего, что указывало бы на проникновение германских влияний в позднеримское строительное искусство. Лишь изредка в деталях декора заметны отголоски народной художественной традиции пришельцев.

 

Правление императора Юстиниана I (527—565 гг.) ознаменовалось расцветом Византии, непосредственно отразившимся и на архитектуре Восточной империи. С другой стороны, смерть Теодориха, совпавшая с воцарением Юстиниана, повлекла за собой ослабление государства остготов. Долгие войны, предпринятые Византией ради возвращения Италии, привели к захвату Равенны (539 г.), а затем и к окончательному падению королевства преемников Теодориха (555 г.).

 

В качестве резиденции имперского наместника (экзарха) Равенна вплоть до 751 г. оставалась в руках Византии, хотя основная территория Италии уже в 568 г. оказалась снова под властью германцев — лангобардов, — вторгшихся в ослабевшую страну с северо-востока.

 

Несмотря на все злоключения «готской» войны, вторая четверть VI в. была и в Равенне отмечена большой строительной активностью византийцев. «Арианство» готов настолько мало сказалось в общей композиции их главного собора, что большая базилика Сант Аполлинаре ин Классе, начатая строительством около 536 г. и освященная в 549 г., в основном повторила базилику св. Мартина.

 

 

22. Равенна. Базилика Сант Аполлинаре ин Классе, VI в.

 

 

Сант Аполлинаре ин Классе — один из лучших сохранившихся примеров развитой раннехристианской базилики вообще (рис. 22). Великолепное трехнефное соору-

 

 

—стр. 35—

 

жение, как обычно в Равенне — без трансепта, но с довольно сложным по композиции нартексом, реставрированным и перестроенным (его асимметрия объясняется утратой северного пилонообразного выступа), с входом по оси и открытой аркадой на беломраморных колоннах, имеет многогранную снаружи апсиду, по сторонам которой — две небольшие апсидиолы. Кирпичные стены оживлены плоскими контрфорсами — лопатками с пристенными арками. Таким образом, получив известное тектоническое единство и ритмические членения, наружные формы базилики приобрели, в отличие от римских базилик, архитектурно-художественную выразительность.

 

Внутреннее пространство Сант Аполлинаре ин Классе, как это обычно для ранних базилик, состоит из залитого светом широкого среднего нефа и сравнительно узких и слабо освещенных боковых. Двадцать четыре колонны из серого мрамора с белыми прожилками, снабженные своеобразными капителями с кружевным рисунком, были уже специально изготовлены для этого здания.

 

Однако и в этой равеннской базилике отсутствуют галереи над боковыми нефами. Убранство интерьера много беднее интерьера Сант Аполлинаре Нуово: мраморная облицовка стен была еще в середине XV в. похищена, а медальоны над главными аркадами, изображающие всех архиепископов Равенны, маловыразительны и к тому же относятся к XVIII в. и позднейшему времени. Только реставрированные мозаики апсидальной части — первоначальные.

 

Постройку Сант Аполлинаре ин Классе иногда приписывают Юлиану Аргентарию, который, как предполагают, был строителем и другой важнейшей постройки Равенны.

 

Октогон Сан Витале (рис. 23—25), построенный, очевидно, между 526 и 547 гг., снабжен в интерьере двухъярусным кольцевым обходом, открывающимся в центральное пространство семью полуциркульными в плане экседрами со сквозными аркадами на обоих уровнях; место восьмой, восточной экседры занято хором и его апсидой. Центральное пространство, также восьмиугольное в плане, пролетом 16 м, перекрыто высоко расположенным куполом (из керамических сосудов) на барабане, прорезанном большими окнами, которые наряду с двумя ярусами окон кольцевого обхода обеспечивают царственно пышному интерьеру сравнительно обильное освещение. При всем богатстве своих форм центральное пространство кажется удивительно легким, и сложная конструкция основного перекрытия остается неощутимой. Хор, украшенный мозаиками на золотом и синем фоне, перекрыт вспарушенным крестовым сводом.

 

 

  

23. Равенна. Сан Витале, 526—547 гг.

 

 

Византийские капители нижнего яруса колонн имеют уже кубическую форму и кружевную резьбу.

 

Некоторые мозаики Сан Витале, относящиеся к середине VI в., говорят о том, что, независимо от его первоначального назначения, это сооружение, мемориальное по своему типу, сразу же превратилось в дворцовую церковь. В сюжетах, изображенных на золотом и синем фоне, совершенно исчезла динамика повествования. В числе

 

 

—стр. 36—

 

24. Равенна. Сан Витале. Интерьер, мозаики купола, обходная галерея

 

 

—стр. 37—

 

почитателей Христа фронтально изображены Юстиниан и его жена Феодора в окружении придворных. Так место наивного рассказа прочно заняла окостеневшая символика теократии. Экзарх представлял императора в Равенне, и дворцовая церковь августейшего наместника не могла не отразить монархической идеи. Такой тип дворцовой церкви был вовсе чужд архитектуре Рима того времени, и дальнейшее развитие этого типа на Западе оказалось связанным с возрождением имперских тенденций при Карле Великом.

 

В противоположность интерьеру, сложные наружные формы памятника довольно суровы. Кирпичные стены октогона расчленены плоскими контрфорсами без пристенных аркад. Место восточной стены занято многогранной апсидой и фланкирующими ее узкими пилонами. Центричность всей композиции нарушена смещением оси узкого, вытянутого нартекса, пристроенного продольной стороной наискось к северо-западным стенам октогона. Из двух лестничных башен одна была в 910 г. превращена в цилиндрическую колокольню, реставрированную в 1688 г.

 

Древний собор в Градо, построенный в 543—554 гг. и реставрированный в 1937 и 1946 гг., — обычная для Равенны трехнефная базилика без трансепта. В интерьере — византийские колонны и инкрустированный мрамором пол.

 

Относящийся к тому же времени собор в Паренцо, где сохранился первоначальный атрий, повторяет в камне церковь Сант Аполлинаре ин Классе (трехнефная базилика с тремя апсидами).

 

Многочисленные приходские церкви, возводившиеся в сельских местностях Италии в VI—IX вв., за редким исключением не сохранились, хотя это были кирпичные или каменные здания. Небольшие, как правило, трехнефные базилики без трансепта, скудно освещенные узкими проемами, напоминавшими бойницы, они имели деревянное перекрытие, причем роль опор играли обычно не колонны, а прямоугольные столбы.

 

 

25. Равенна. Сан Витале. Капитель

 

 

Наряду со стойкой привязанностью к отдельно поставленным башням, появившимся, кстати, не ранее VIII в. (более ранние тексты их не упоминают), в Италии продолжали строить баптистерии и тогда, когда нужда в них, в связи с отказом от старой практики погружения в бассейн при крещении, давно миновала. За пределами Италии постройка баптистериев после X в. — явление крайне редкое. Но этот архаический тип октогональных или цилиндрических сооружений, возникший в период массовых крещений новообращенного взрослого населения, в Италии продолжали возводить и в XIV в. (октогон в Пистойе, 1316—1339 гг.).

 

Любопытным отклонением от принятого в Италии типа центрических сооружений явилась одна из старейших церквей Милана — Сан Лоренцо Маджоре, построенная на фундаментах античного здания (возможно, дворца императора Максимилиана). Основанная в IV—V вв., эта миланская церковь была, по всей видимости, уже в VI в. перестроена. Квадрат плана был первоначально перекрыт сводом (ныне перестроенным). По сторонам квадрата выступают полукружия экседр (апсид), что образует план четырехлистника (тетраконх), наряду с планом трилистника довольно популярный на Востоке. Экседры открываются в центральное пространство ажурными двухъярусными аркадами. С трех сторон к внешним полукружиям экседр пристроены центрические мемориальные капеллы. Самые древние из них, V—VI вв., — восточная (Сант

 

 

—стр. 38—

 

Ипполито), имеющая в плане форму равноконечного креста, и южная (Сант Аквилино), представляющая собой октогон с чередующимися прямоугольными и полукруглыми нишами.

 

* * *

 

Вторжение лангобардов на долгие годы погрузило страну в хаос безвременья, и эпоха становления феодализма отмечена в Италии общим упадком архитектуры. Сколько-нибудь значительное строительство, за редким исключением, практически прекратилось вплоть до IX—X вв., когда в Ломбардии и на юге страны наметилось возрождение строительного мастерства.

 

Тем не менее в архитектуре раннехристианского Рима и Равенны были к концу VI в. фактически созданы все те отдельные композиционные приемы и тектонические элементы церковного здания, которые составили в дальнейшем тип средневекового храма. Трехнефная базилика с нартексоми трансептом, трехапсидное завершение ее восточного конца, кольцевой обход вокруг главного алтаря, самый план в форме латинского креста (мавзолей Галлы Плакидии), двухъярусный разрез (базилики с галереями и некоторые центрические церкви), симметричность западного фасада (Сан Витале) с трехпролетным порталом (базилика св. Петра в Риме), аркатурная галерея (так называемый «дворец Теодориха»), башни Равенны, тектонический декор, членящий каменные стены и пластически моделированные наружные формы апсидального конца (Сант Аполлинаре ин Классе), не говоря уже о сводчатых и купольных перекрытиях, — все это в отдельности хотя бы в зачатке уже имелось в VII в. в архитектуре Италии, когда за Альпами, в условиях слияния античных и «варварских» приемов, стал складываться тип раннего здания церкви, монастырской по преимуществу.