|
Лопатин П. Москва. — Москва ; Ленинград, 1939Москва / П. Лопатин ; Научная консультация профессор К. В. Базилевич, Е. А. Звягинцев, П. Н. Миллер; Подбор и опись иллюстраций П. Н. Миллер. — Москва ; Ленинград : Детиздат ЦК ВЛКСМ, 1939. — 384 с., ил.ПЛАН НОВОГО ГОРОДА
Как перестроить старую Москву? Где взять примеры? У кого заимствовать опыт?
В столицах буржуазного мира не раз делались попытки перепланировки. Пробовали сносить старые, полуразвалившиеся хибарки, раздвигать узкие улицы, широкими проспектами прорезать города и на пустырях и свалках создавать дворцы и парки.
Может быть, взять пример с прославленных столиц капиталистического мира?
...Лондон.
Улицы старого города, расположенные вдоль набережной Темзы, задыхаются от зловония и грязи. Высокие средневековые дома от подвалов до чердаков заселены рабочими, мелкими торговыми служащими, ремесленниками. На узких мостовых — постоянная толчея проезжих и прохожих.
И вот правители города составляют смелый проект: снести старые дома, расчистить переулки и прорезать грязные кварталы широким и чистым проспектом.
«Этот план, требующий огромных затрат, — писал Карл Маркс, — одним махом убивает несколько мух: благоустройство Лондона, очищение Темзы, улучшение санитарных условий, великолепный проспект и, наконец, новое русло уличного движения, что освободило бы Стренд, Флит-стрит и другие параллельные Темзе улицы от перегруженности экипажами и т. п. — перегруженности, которая становится с каждым днем все более и более опасной и напоминает нам сатиру Ювенала о римлянине, пишущем перед выходом из дома свое завещание, потому что он имеет все шансы быть раздавленным или погибнуть от обвала».
Новая проектируемая магистраль должна пройти мимо владений герцога Беклей, срезав часть его сада.
Герцог возмущен. Как смеет Лондон рассчитывать, что он, герцог Беклей, согласится видеть из своих окон не старые липы и цветы любимого парка, а грубые лица черни, идущей на работу?
Герцог пускает в ход свои связи и деньги, и парламент отклоняет проект новой магистрали.
На узких улочках близ набережной Темзы — все та же теснота, болезни, вонь и грязь. Но под окнами дворца герцога Беклей по-прежнему цветут акации и липы старого парка...
...Париж.
Префект столицы Франции барон Жорж-Эжен Осман решительно и смело берется за перестройку города. Он чертит на плане Парижа прямые линии новых магистралей, которые должны будут прорезать узкие, кривые рабочие кварталы.
По этим линиям инженеры безжалостно сносят дома. На развалинах разбивают прекрасные широкие и зеленые проспекты — Большие Бульвары. Бульвары обходятся Парижу почти в миллиард франков.
Перестройка продолжается шестнадцать лет. Осману кажется, что он достиг своей цели. Он надеется: теперь французские рабочие не так легко построят баррикады, как строили их в былые годы. Широкие перспективы новых магистралей — не прежние кривые и узкие переулки. Осман думает, что теперь в случае уличных беспорядков их шутя очистит от бунтовщиков горсточка полицейских.
На Больших Бульварах быстро выросли дорогие гостиницы, роскошные рестораны, кафе, бары. Сюда переселился центр буржуазного Парижа.
Рабочие — жильцы снесенных домов — остались без крова: у города не было средств построить им новые дома. И в то же время в кассе Парижа нашлись миллионы франков, чтобы приобрести в собственность города никому не нужную «Безделушку» — усадьбу герцога Артуа со старинным дворцом и глубокими сырыми подвалами для слуг, вырытыми под кустами роз и белых акаций, чтобы жилища челяди не портили красивого вида из окон герцогского дворца...
Нет! Новой Москве нечему учиться у истории городов капитализма. Столицы мира никогда не излечивали и не могли излечить своих болезней. Потому что их главной заповедью была старая английская поговорка: «Мой дом — моя крепость».
Любой палисадник превращался в неприступную стену, если речь заходила об общем благе. Каждый думал о своем доме, и все вместе были равнодушны к городу...
Москва решила сама составить план перестройки.
* * *
Шли горячие споры о плане новой Москвы.
— Бросьте в мусорную кучу неразбериху московских домишек и церквей, тупиков, переулков, — говорили одни. — Взорвите и сройте до основания старую Москву. Сотрите, как резинкой, весь нынешний город. На развалинах Москвы постройте башни-небоскребы. Плоские крыши гигантских домов покройте толстыми стальными плитами для защиты от неприятельских воздушных атак. На широких площадях между башнями соорудите фонтаны. В страшные годы войны их водяная завеса спасет город от волн удушливых газов... Новая Москва должна быть городом башен, гигантских, невиданных небоскребов-крепостей.
— Город небоскребов — это город капитализма, — говорили другие. — Нет, новая Москва должна стать городом-садом. Она вытянется вдоль асфальтированных шоссе на сто километров, а одноэтажные домики-коттеджи затеряются среди зелени. Она перестанет быть городом в нашем смысле этого слова, а старую тесную каменную Москву мы превратим в музей: безлюдная, заброшенная, пусть она медленно доживает свой век.
— Значит, долой всю Москву без остатка? — спросили советчиков московские большевики. — А как же быть с добротными домами старой Москвы? Как поступить с громадным человеческим трудом, который вложен в хозяйство города — в его водопроводные трубы, в электрические провода, в скверы, наконец, в осушенную и выровненную площадь старого города? Или все это тоже можно выбросить в мусорную кучу?
Конечно, кое-что придется ломать. Москва — не музей. Но что означает снос Зарядья, Хитровки, Охотного ряда? Этот снос и перепланировка таких районов означает освобождение города от гнусной сутолоки домишек и лабазов, которые будто нарочно строились для того, чтобы было побольше подвалов, крыс, болезней и горя... Но памятники искусства, говорящие о прошлом великого народа, будут сохранены.
Нет, мы не будем разрушать Москвы. Мы поступим со старым городом так же, как поступает внимательный врач с больным человеком, или, вернее, как поступает строитель с рекой, создавая гидростанцию.
Инженер не срывает чрезмерно высоких берегов и не выравнивает течения реки. Он использует островки для плотины, опирает фундамент на скалу — он старается разрушать как можно меньше, старается взять от природы все, что она может дать для будущей станции...
Московские большевики не пожелали взрывать динамитом многомиллионный город. Они не захотели иметь столицей Союза груду башен-крепостей или гигантскую, стокилометровую деревню. Но они не желали почтительно мириться и со старыми московскими тупичками.
Московские большевики вместе с лучшими советскими архитекторами и инженерами засели за новый проект Большой Москвы.
Путь перестройки Москвы указал Сталин. И о чем бы он ни говорил — о будущих домах или новых магистралях, о набережных или парках, о школе или трамвае, — он заставлял всех понять одно:
Главное — забота о человеке, о том простом, честном советском человеке, который будет жить в новой Москве и для которого его столица должна быть прекрасным, солнечным городом, где радостно работать, легко учиться, весело отдыхать.
И заповедью строителей новой Москвы стало: «Наш город — наша гордость».
План реконструкции был грандиозен. Его создатели, московские большевики, говорили о нем:
— Мы вылечили старые московские заводы. Мы создали новые комбинаты, научились управлять ими, узнали нрав сложных механизмов. И теперь, опираясь на сотни новых заводов, мы построим себе новую столицу.
Мы расширим узкие, кривые переулки, выровняем ухабы улиц и проложим десятки широких магистралей. Некоторые из них пройдут через всю Москву, пересекаясь в центре. Другие замкнутыми кругами лягут вокруг Кремля.
Товарищи Сталин и Ворошилов в Кремле
Новые проспекты перережут город и пройдут по тем местам, где раньше лежали пустыри и свалки. Создавая магистрали, мы снесем ветхие, безобразные домишки старой Москвы и переселим их жильцов в новые и светлые здания. А если на пути магистрали встретятся дома, которые не стыдно оставить в новой Москве, мы переселим их в глубину улицы, во дворы соседних домов, в ближайшие переулки.
Мы переоденем булыжную, пыльную, грязную Москву в асфальт и брусчатку. Мы уложим под землей сотни километров труб и отправим по ним тепло в дома, на заводы, в бани и прачечные из новых районных теплоэлектроцентралей.
И в нашем городе не будет старого, веками освященного деления на грязные окраины и благоустроенный центр. Весь город, окруженный кольцом тенистых парков, будет одинаково залит блестящим асфальтом, и перспективы новых домов будут одинаково прекрасны и на бывшем Сукином болоте и на площади Свердлова, в Тюфелевой роще и на улице Горького.
* * *
В столице не хватает воды. Но как напоить Москву? Откуда взять воду?
Конечно, из Москва-реки!
Но тут запротестовали ученые. Они занялись арифметикой. Они сказали:
— Каждые сутки Москва-река проносит мимо Кремля шестьдесят миллионов ведер воды. Наша столица растет. И в 1937 году она потребует каждый день тоже шестьдесят миллионов ведер воды.
60 − 60 = 0.
Это значит: в 1937 году водопроводные станции до последнего ведра высосут Москва-реку. Водопроводу неоткуда будет брать нужную Москве воду. И на столицу надвинется городская засуха...
Разве можно допустить, чтобы Москва осталась без воды?..
Воду надо было достать немедленно и во что бы то ни стало, чтобы бесперебойно работали заводы, фабрики, столовые, больницы, электрические станции, чтобы быстро растущая Москва могла умываться, готовить обед, стирать белье.
Москве нужна была вода, чтобы новые машины могли мыть улицы, чтобы на площадях били красивые фонтаны, чтобы спокойные широкие озера появились в новых тенистых парках.
Столица требовала воды, чтобы напоить свою худосочную реку и у гранитных причалов принимать суда, идущие в Москву из союзных республик.
Вода была нужна Москве, чтобы сделать город богатым, культурным, благоустроенным — достойной столицей Страны Советов.
Но где взять этот мощный водяной поток, если в распоряжении города лишь жалкая речушка?
— Мы запрудим Истру, Рузу и Москва-реку, — предложил кое-кто из московских инженеров. — Мы создадим три водохранилища и водой этих водохранилищ напоим столицу.
Но это не решало основного вопроса: кое-как залатав в своем проекте явные дыры в водопроводном хозяйстве города, проектировщики забыли о главном — о Москва-реке. Единственная водяная магистраль столицы оставалась бы попрежнему жалкой речушкой. Облик сухой, безводной, пыльной Москвы сохранился бы неизменным.
И вот тогда-то товарищ Сталин предложил гениальную идею канала Москва—Волга: надо повернуть Волгу в Москву, влить в Москва-реку миллионы ведер новой воды и сделать из Москвы порт, у набережной которого будут швартоваться суда, идущие из Белого, Балтийского и Каспийского морей.
* * *
Тесно на улицах Москвы. Но как уничтожить транспортные пробки на старых и новых магистралях столицы? Как отрегулировать и направить миллиардные пассажирские потоки в будущей Москве?
— Самолеты! — решительно заявили те, кто стоял раньше за башни-небоскребы. — Десятки и сотни тысяч самолетов! Техника идет гигантскими шагами вперед. Когда закончится перестройка Москвы, в городах не останется другого сообщения, кроме воздушного...
Любители московских тупичков говорили иначе:
— Были в старой Москве тысячи извозчиков и сотни трамвайных вагонов. И ничего — хватало. Сейчас, правда, тесновато немного. Что же — пустим новую тысячу трамваев и автобусов. Авось справятся. В крайнем случае, пересядем на извозчичью пролетку.
И снова большевики не согласились с этими предложениями:
— Мы сделаем иначе. Мы расширим улицы прежней Москвы и по асфальтовым магистралям недавних окраин пустим быстрые трамвайные поезда, мощные автобусы, вместительные троллейбусы. Ленты центральных улиц мы освободим для автомобилей. Мы снимем с мостовой трамвайные пути, запретим лошадиной ноге ступать на асфальт центра — наши машины будут свободно мчаться по просторным асфальтовым проспектам.
— А миллиарды обычных, ежедневных массовых пассажиров — куда их деть? Посадить на автомобили? Но для этого пришлось бы пустить через центр десятки тысяч машин. А это снова создаст толчею на улицах, и снова пробки закупорят магистрали.
— Но разве мало простора под улицей? Разве не свободны московские недра? — сказали московские большевики. — Мы построим под землей новый город — город московского метрополитена. По улицам нашей подземки пойдут быстрые, вместительные электрические поезда. Они перевезут втрое больше пассажиров, чем московский трамвай. Пассажирский поток столицы мы спустим под землю, в просторные тоннели советского метрополитена...
Так родился грандиозный и величественный сталинский план реконструкции Москвы. Его докладывал Л. М. Каганович пленуму Центрального комитета большевиков в июле 1931 года. И этот план стал боевой программой работ московских большевиков.
СТАЛИНСКИЙ ПЛАН ВЫПОЛНЯЕТСЯ
Первыми вышли на разведку блестящие наконечники буровых инструментов. Наконечники были похожи на острие копья и на растопыренный рыбий хвост. Быстро и неуклонно они врезались в московскую землю.
Буры легко прошли первый метр. На их пути не встретилось ничего интересного — мусор, обломки кирпича, щепки, обрывки тряпок, мелкие кости, черепки разбитой посуды — все, что обычно накапливается около человеческого жилья за много лет.
Неожиданно среди мусора и щепок бур наткнулся на блестящую серебряную монету. На ней был выбит знакомый профиль императора Наполеона. Сто с лишним лет назад какой-нибудь французский офицер обронил ее на пожарище Москвы.
Буры неуклонно продолжали двигаться вперед. Они встретились с печными изразцами. Незнакомый затейливый розовый узор был разбросан по синему полю.
На пути попались старая махотка для молока из черной глины и узкогорлые пузырьки. По рецептам иностранных лекарей в такой посуде выдавал свои лекарства московский аптекарь Мейер, что жил в XVIII веке на Лубянской площади.
Глубже опускались буры, и все дальше уходили они в прошлое старой Москвы.
Вот маленькая чашечка из глины — в стародавние времена ее наполняли маслом и ставили в гроб покойнику... Старый серебряный светильник... Опять печные изразцы.
Рядом буровые инструменты наткнулись на склеп. В нем — две большие колоды, выдолбленные из лиственницы. В колодах лежали женские трупы. На ногах у них надеты остроносые зеленые замшевые туфли с высоким лакированным каблуком.
Буры на своем пути встречают толстые полусгнившие, старые бревна. Бревна уложены ровным рядом, вплотную одно к другому. Это мостовая древней Москвы. Сотни лет назад, стуча и громыхая, проезжали по ней неуклюжие боярские колымаги.
В щели между бревнами старинной мостовой застряла персидская печать. На ней вырезано двустишие:
Когда я изложу свое страстное стремление,
То загорится тростник моего пера.
Тут же, рядом, — поломанный клинок польской сабли. В смутные годы правления Дмитрия Самозванца ее потерял какой-то польский пан в битве с русскими войсками.
Наконечники буровых инструментов легко прошли трухлявую сердцевину бревен и спустились ниже. Здесь лежали старое каменное ядро, черепки древней глиняной посуды и старинный шлем. В битве с татарским ханом Тохтамышем он защищал русского воина.
Еще глубже уходили буры. Они встретили чистые, смоченные водой песчинки. В песке лежали рыбьи кости, украшения из пожелтевших звериных зубов и остатки обуглившихся веток. Много тысячелетий назад здесь горел костер доисторического человека.
Инструменты продолжали вскрывать все новые глубины. Наконечники легко входили в плывун — песок и глину, размоченные водой. Плывун был похож на кисель, на жидкую сметану. В плывуне бур наткнулся на камень. Поверхность камня была отполирована, и казалось — кто-то долго трудился, чтобы так искусно придать ему эту закругленную форму.
Кончился плывун, и началась черная глина. А в глине — позвонки незнакомого животного, острый, чуть изогнутый зуб давным-давно вымершей акулы, ствол обуглившегося дерева и груды раковин.
Наконец буровые инструменты миновали черную глину и врезались в твердый известняк.
Тяжело было инструментам итти в этом слое. Уже не два метра, а двадцать сантиметров в смену прогрызали наконечники в твердом известняке.
Буры прошли первый, второй, третий метр. Дальше им итти нечего: известняки иногда тянутся вглубь на десятки метров.
Буровые инструменты подняты на поверхность. Каждый из них прошел в среднем по двадцать пять метров.
За буровыми инструментами шли объемистые металлические ложки и длинные узкие желонки. Через каждые полметра, а иногда и чаще, они вытаскивали на поверхность образцы грунтов. Тут же, на месте, геологи определяли влажность грунта и его возраст, а затем грунт отправляли в Ветошный переулок.
Там во, дворе, в небольшом флигеле, были когда-то склады московских оптовиков. Теперь на воротах появилась скромная вывеска:
ГЕОЛОГИЧЕСКИЙ ОТДЕЛ МЕТРОСТРОЯ
Внутри, в длинных сводчатых комнатах, стояли на полках деревянные ящики. Низкие перегородки делили их на тысячи мелких сотов. В каждом отделении лежали щепотки земли — глина, песок, известняк. Все они были разных оттенков, разной влажности, и каждая имела свой порядковый номер, свою характеристику, свою фамилию: Q, I, C...
По этим щепоткам земли, будто перелистывая страницы замечательной книги, геологи читали древнюю историю московской земли.
* * *
Желтый известняк рассказывал...
Это было сотни миллионов лет назад.
Шумели морские волны над теперешней Москвой. В море жили маленькие корненожки. Скорлупки корненожек содержали в себе известь.
Крошечные существа умирали. Трупы падали на дно моря. Сверху их покрывали слои песка, глины, ила. За сотни тысячелетий под давлением верхних слоев скорлупки умерших корненожек превратились в желтый известняк.
В каждом килограмме московского известняка содержится пятьдесят миллионов таких скорлупок.
Потом море ушло. На его оголенном дне началась новая жизнь. Появились хвощи величиной с сосну, папоротники ростом с дуб и деревья с чешуйчатой корой и жесткими щетинистыми листьями, похожими на щетки для чистки стекол керосиновых ламп.
В лесу жил полуящер-полуптица — археоптерикс. Он был величиной с крупного голубя. Его длинные челюсти были усажены острыми зубами, глаза окружены кольцом из костяных пластинок, хвост походил на лист финиковой пальмы. На крыльях торчали три пальца с загнутыми когтями.
Умирали звери и деревья этого удивительного леса. Их заносило песками и глиной. Миллионы лет лежали они под землей...
Во второй раз пришло море. Снова зашумели волны над холмами теперешней Москвы. Об этом море рассказывала черная глина в сотах деревянных ящиков Геологического отдела.
Десятки миллионов лет назад эта глина была дном древнего моря.
Море покрывало бо́льшую половину Европейской части СССР, соединяя Ледовитый океан с Кавказом и Малой Азией.
В море жили каракатицы белемниты. Их окаменелые хвостовые образования — «чортовы пальцы» — разместились теперь в ящиках Ветошного переулка.
В море плавали рыбы — прапрадеды наших осетров. Страшные ихтиозавры вели между собой извечную борьбу. У них были морда дельфина, зубы крокодила, голова ящерицы, плавники кита и хвост рыбы.
Прошло много миллионов лет. Опять исчезло море. Прошли тысячелетия, и на Москву надвинулся ледник с далеких Скандинавских гор. Об этом гигантском леднике, покрывшем почти всю Европу, рассказывали валуны с гладко отполированной поверхностью.
Это было около двухсот пятидесяти тысяч лет назад. Ледник полз громадной лавиной толщиной в сотни метров и площадью в десятки и сотни тысяч квадратных километров. Он среза́л по дороге холмы и пригорки, отгрызая от них камни, и волочил их вместе с собой. Камни терлись друг о друга, их полировал своей тысячетонной тяжестью громадный ледник, и после далекого и долгого путешествия камни превратились в гладкие и аккуратные валуны.
Как гигантский утюг, ледник сглаживал поверхность земного шара, слизывал горы и тащил на своем горбу оторванные камни, песок, глину.
Наконец ледяное поле легло на Москву.
Этот ледяной покров был чудовищно толст. Его лазурно-голубая поверхность блестела на солнце, глубокие трещины рассекали ледяное тело.
Потом ледник начал таять. Он таял медленно, километр за километром отступая на север. Наконец ледник отошел за Москву и на московских холмах, как память о себе, оставил принесенную с далеких гор «морену» — отшлифованные валуны и размолотые в порошок песок и глину.
Далеко на севере стояла стена синеватого льда. Ледник таял, и многоводные реки, вытекая из ущелий тающего ледника, размывали плотную черную глину и заносили ее сыпучими песками.
За полосой песков тянулись леса. Сосна и ель постепенно поднимались на склоны холмов из красно-бурого валунного суглинка.
В лесу бродили мамонты, покрытые буро-рыжей шерстью, гигантские туры, шерстистые носороги.
Наконец на высоких песчаных берегах Москва-реки появился человек.
Здесь геологи поставили точку.
Они узнали происхождение, возраст, степень влажности и мощность земных слоев, глубоко лежащих под улицами и площадями Москвы. На основании десятков тысяч образцов московского грунта, собранных под московскими улицами, геологи начали чертить разноцветную карту подземной Москвы. И на карте отчетливо видно, где лежит известняк, как расположились на нем слои плотной черной глины и где водяные потоки, хлынувшие с отступающего ледника, размыли черную глину и прямо на известняк насыпали толстый слой желтого песка. На карте отмечены плывунные болота под улицами Москвы, подземные реки, ручейки, озера.
Так родился геологический разрез по направлению (по трассе) будущего метрополитена.
Для строителей метро было недостаточно одной геологической разведки. Ведь подземные коридоры пройдут на месте древнего города. В Москве протекла многовековая жизнь человека, и за эти столетия человек многое изменил в топографии подземной Москвы.
Много веков подряд человек строил дома, стены, крепости, колодцы. Старые постройки давно исчезли с поверхности. Но остатки древнего города продолжают жить в земле своими фундаментами, обломками, развалинами.
Кто может поручиться, что буровые инструменты не прошли мимо крепостных стен, глубоких рвов и остатков старых мостов, переброшенных через исчезнувшие реки? Кто может утверждать, что буровые инструменты заметили каждый колодец, каждую сваю, каждый бастион забытых укреплений?
Тогда принялись за работу историки. Они рылись в архивах, в старых, пожелтевших от времени документах и до мельчайших подробностей изучили историю тех мест, по которым должны были пройти тоннели метрополитена.
Историки тщательно нанесли свои заметки на карту подземной Москвы, отметив старые, не существующие ныне московские дома, стены, крепости, колодцы, еще живущие в недрах земли своими фундаментами, обломками, развалинами.
Товарищи И. В. Сталин и Л. М. Каганович в Кремле.
Затем карта попала к инженерам сегодняшней подземной Москвы. Инженеры начертили на карты расположение газовых труб, электрических и телефонных проводов, водопроводных и канализационных магистралей.
Наконец карта подземной Москвы была готова.
Длинные полосы пестро раскрашенных чертежей говорили о том, что еще ни разу, ни в одном городе мира строителям метрополитена не приходилось встречаться с такими трудностями, с какими приходится иметь дело москвичам.
При строительстве берлинского метро инженеры наткнулись на водоносные грунты, в Париже им мешала пересеченная поверхность, в Лондоне — хаос подземного хозяйства, в Мадриде — средневековая планировка и кривизна улиц.
В Москве все трудности соединились вместе: кривые улицы, густая сеть подземных сооружений, остатки древнего города, поверхность, изрезанная холмами и долинами подземных рек, и предательский водоносный грунт.
Предстояла тяжелая, жестокая, напряженная борьба.
* * *
Товарищ Л. М. Каганович звал смелых людей в забои московской подземки:
«Метрополитен столицы должна строить вся страна!»
Страна горячо откликнулась на призыв. В постройке метро приняли участие фабрики и заводы всей страны. В Москву пришли тысячи людей с необъятных просторов Союза, чтобы принять участие в невиданной стройке.
В забоях метро работали донецкие шахтеры и знаменитые юхновские землекопы, прославленные строители Магнитки, Днепрогэса, Турксиба и рабочие московских заводов.
Но квалифицированных рабочих — проходчиков, шахтеров, землекопов — не хватало. Тогда московские большевики позвали на стройку десять тысяч московских комсомольцев.
В те дни заводы и фабрики Москвы жили необычной жизнью. Комитеты комсомола превратились в мобилизационные пункты: здесь и медицинская и отборочная комиссии и техпропаганда метро...
С первой тысячей комсомольцев решила итти на метро Нина Маслова.
Она работала на игрушечной фабрике — изготовляла из целлулоида рыжеволосых голых пупсиков. В свободное время Нина занималась спортом. Прыгала с парашютом. Метко стреляла.
Весной, когда по асфальту московских улиц текли веселые ручейки и в воздухе пахло набухшими почками, Нина с белым подснежником в петлице пришла на шахту.
Нине дали метлу и пустое ведро.
— Я хочу вниз, в забой, под землю!
Нину не пустили. Коллективный договор запрещал использовать труд женщин на подземных работах. К тому же, начальник шахты, старый инженер-горняк, искренне верил, что женщина, под землей и на море приносит несчастье.
Что ж, если надо убирать пути, Нина будет убирать.
Но мимо шли проходчики. Они несли кирку, топор, отбойный молоток.
Нина слышала их разговоры.
Под землей плывун ломал крепи, каждую минуту угрожая прорывом. Не хватало рабочих. Нужна была спешная, неотложная помощь.
Нина решилась. В обеденный перерыв она собрала трех девушек, работавших с ней вместе на поверхности. Одна из них еще вчера была шоколадницей, вторая работала на текстильной фабрике, третья была машинисткой.
Комсомольцы-метростроевцы.
После перерыва девушки явились к начальнику шахты:
Мы пришли сюда строить метро. Сейчас главное — тоннель. Пустите нас под землю.
— Не пущу. Это вам не шоколадное тесто месить. Там плывун, девушки. Он, как спички, ломает толстые бревна. Внизу — по колено воды. Шахта — наше, мужское дело.
— Скажите, товарищ начальник, стрелять из винтовки тоже мужское дело? А я вчера в тире выбила девяносто восемь из ста возможных. Прыгать с парашютом— тоже, может быть, ваше, мужское дело? Этой зимой я прыгала три раза. Или, по-вашему, спуститься в шахту гораздо страшнее, чем лететь с самолета?
Начальник шахты никогда не прыгал с парашютом. Он даже ни разу не летал на самолете. Но шахту он знал тридцать лет и под землей чувствовал себя как дома: легко и просто.
Строго говоря, инженер не видел в шахте ничего страшного. Даже для девушки. Тем более, если она прыгала с парашютом.
К тому же, ему были нужны люди. Нужны именно такие — молодые и смелые.
— Хорошо. Ступайте вниз.
В широких штанах, спрятав волосы под кепи, с веселой песней спустились под землю машинистка, текстильщица, шоколадница и Нина Маслова, будущий бригадир метро.
* * *
Шестьдесят тысяч человек смело надели брезентовые комбинезоны и резиновые сапоги, взяли лопату, лом, отбойный молоток и спустились вниз, под землю.
Метростроевская армия широким фронтом перешла в наступление.
Деревянные вышки метростроевских шахт жались к стенам домов, уходили в переулки, прятались за высоким досчатым забором. Они казались тихими и безлюдными. Лишь изредка открывались большие, широкие ворота, пропуская внутрь грузовик. Иногда слышался глухой шум высыпаемой породы, и ручей холодной воды вырывался из-под деревянного забора. Ручей бежал десятки метров по асфальту мостовой и пропадал в решетке колодца. А потом снова наступали тишина и безлюдье.
Днем, в сутолоке московской улицы, казалось, что там, за высоким забором, все заглохло и замерло. Только поздно ночью, когда засыпал большой город, в ночной тишине отчетливо слышался шум под землей. Измазанные глиной грузовики быстро проносились по уснувшей Москве. Трамвайные поезда перевозили доски, бревна, металл и песок для Метростроя.
Юноши и девушки в резиновых сапогах и широкополых шляпах были настоящими хозяевами ночного города.
Завладев уснувшими улицами, они штурмовали в глубоких шахтах плывуны, известняк и подземные реки.
Надземный вестибюль станции метро первой очереди «Дворец Советов».
Особенно трудно пришлось метростроевцам на Комсомольской площади.
Наверху стояли три вокзала столицы — Октябрьский, Ярославский, Казанский. Каждый день вокзалы выбрасывали на площадь шестьдесят тысяч пассажиров, и шумный поток трамваев, автобусов, таксомоторов не затихал ни на минуту.
Внизу, в сплошном плывунном болоте, лежала запутанная сеть проводов, труб, электрических кабелей. Ниже, заключенный в ветхую трубу, протекал через болото подземный ручей Ольховец.
Под этой шумной вокзальной площадью предстояло построить одну из крупнейших подземных станций мира. Лишь тонкая прослойка должна была отделять потолок будущей станции от поверхности площади.
Метростроевцы заключили площадь в железную клетку. Семь тысяч квадратных метров они окружили железной стеной шпунта. Через разрытую площадь от вокзала к вокзалу перебросили прочные деревянные мосты. Поймали Ольховец и в гигантском деревянном коробе подвесили на металлических сваях. Ручей висел над головами метростроевцев.
Наверху, по новым деревянным мостам, попрежнему непрерывной лентой шли грузовики, трамваи, автобусы. Внизу, под мостовой, в деревянном коробе, послушно протекал Ольховец, а еще ниже сотни метростроевцев вели упорную борьбу с подземным болотом, запертым в железную клетку...
Авария произошла летом 1934 года.
Несколько дней подряд шел дождь. Он хлестал по крышам московских домов, вода шумным потоком неслась по улицам. В переулках мальчишки разъезжали на самодельных плотах. На низких площадях вода разливалась широкими озерами. На перекрестках беспомощно застревали автомобили. Пожарные машины откачивали воду из залитых подвалов.
Ночью в густой пелене ливня прожекторы на Комсомольской площади казались жалкими светляками. Слова команды терялись в шуме дождя.
Метростроевцы работали по колено в воде. Над ними в деревянном коробе грозно шумел набухший Ольховец. С каждым часом все тревожнее скрипели доски в пазах. Подземный ручей уже не помещался в искусственном ложе. Он рвался на волю, стараясь сломать свой тесный короб.
Неожиданно, покрывая шум дождя и гул широкой площади, жалобно треснула доска и шлепнулась в жидкое месиво котлована. За ней со страшным грохотом, неся обломки досок, балки, железные скобы, бурным водопадом рухнул в котлован победивший Ольховец.
В несколько мгновений он отбросил в сторону песок, бревна, камни — все, что лежало на его пути, — и всей своей многотонной тяжестью обрушился на железную стену шпунта.
Освобожденный ручей забурлил белой пеной у подножья стены, завертелся водоворотом и в несколько секунд вырыл глубокую воронку шириною в восемь метров.
Металл не выдержал. Железная стена начала медленно расползаться по швам, прогибаясь внутрь котлована. В щели между сваями ворвалась вода, и по ту сторону шпунта, между котлованом и вокзалом, на мостовой появилась широкая трещина. Ревел Ольховец в завоеванном котловане, шумел ливень, все ниже опускалась побежденная стена, и трещина неуклонно ползла к вокзалу.
Пятьдесят метростроевцев бросились к прорыву. И в белую пену водоворота, в глубокую воронку у подножья поврежденной стены полетели сверху крупные бетонные камни.
Это был настоящий каменный град. Лавина камней сплошной серой массой обрушилась в котлован, и вдоль стены быстро начал расти каменный вал.
Шло состязание на скорость.
Ползла к вокзалу широкая трещина. Поднимался каменный вал. От исхода этого состязания зависела судьба подземной станции метро и Казанского вокзала.
В густой пелене ливня трудно было различить движения пятидесяти смельчаков. Их руки мелькали с какой-то кинематографической быстротой. Тяжелые камни ударялись друг о друга и с грохотом летели вниз.
Каменный вал поднимался все выше и выше.
Гибельная трещина извилистой змейкой попрежнему ползла к вокзалу. .
А рядом, по деревянному мосту, переброшенному через котлован, как ни в чем не бывало, бежали трамвайные вагоны. Их перегоняли автобусы, грузовики, таксомоторы. Милиционер невозмутимо руководил этим шумным потоком.
Борьба длилась десять минут. Три вагона серых камней легли в прорыв. Камни заткнули все щели в железной стене. И Ольховец наконец отступил. Как затравленный зверь, он беспомощно метался теперь по котловану, со всех сторон сжатый железными стенами.
Грозная трещина на мостовой остановилась в нескольких метрах от вокзальной стены...
К платформе Казанского вокзала подошел поезд. Пассажиры высыпали на площадь. Сквозь щели в заборе, окружавшем место работ, они видели, как метростроевцы приготовляли какой-то новый громадный деревянный короб. Мерно гудели моторы насосов, качавших воду из котлована. Юноши и девушки в серых, испачканных глиной комбинезонах деловито проходили через контрольную будку.
Начальник дистанции сообщал по телефону главному инженеру Метростроя о ликвидации аварии.
Шли обычные, рабочие метростроевские будни.
* * *
Все лучшее из того, чем гордилась советская техника, все было послано в шахты метро.
Громадные металлические щиты — подземные комбайны, — похожие на чудовищных допотопных животных и закованные в стальную броню, прогрызали широкие тоннели под улицами столицы. Пневматические отбойные молотки сотрясались от частых ударов. Метростроевцы мобилизовали искусственный мороз — и подземное плывунное болото превращалось в ледяной массив. Строители впрыскивали в грунт хлористый кальций — и жидкий песок становился прочной скалой...
На стене в кабинете главного инженера Метростроя висела большая карта СССР. На карте были вколоты флажки. Они пестрели в далекой холодной Сибири, на знойном Кавказе, по берегам Волги, в горах Урала, в Ленинграде, Карелии, на Украине.
Как главнокомандующий, сидящий в боевом штабе, главный инженер каждый день получал сводку: пятьсот сорок советских заводов сообщали ему, как идет выполнение заказов Метростроя.
Весь Советский Союз строил метро.
Кузнецкий завод имени Сталина в далекой Сибири делал рельсы — такие тяжелые и прочные, каких еще никогда не изготовляли советские заводы.
Карелия, Кавказ, Крым и Урал посылали мрамор. Чувашия и Северный край снабжали лесом. Волга и Северный Кавказ отправляли цемент, из Баку шел битум для изоляции. Москва, Харьков, Ленинград делали электрические моторы и невиданную раньше сложную аппаратуру.
А в тяжелые минуты, когда трещали крепи, рушились потолки штолен и неудержимой лавиной врывался в подземные коридоры жидкий плывун, когда самые отважные опускали руки, вниз, в шахты, в глубокие подземные штольни приходили руководители стройки. И впереди всех — Лазарь Моисеевич Каганович.
Сколько раз на самых трудных и тяжелых участках строительства он бродил по колено в воде, забираясь в недоступные, непроходимые, непролазные закоулки шахт и штолен! И метростроевцы часто спрашивали себя: когда же отдыхает Лазарь Моисеевич? Они его видели под землей и в девять часов утра, и в три часа дня, и в четыре часа ночи.
Под землей Кагановича знали все. И он тоже знал всех под землей. И не только ответственных работников, руководителей участков, начальников шахт и отделов. Он знал на метро сотни и тысячи рядовых работников, знал не только по фамилии, но знал все достоинства и недостатки каждого, участок его работы, чем он дышит и чем живет.
Эскалатор московского метро.
Товарища Кагановича интересовали не только основные вопросы строительства.
Очень часто его интересовали мелочи, детали, быт. Он заходил в рабочие столовые, проверяя, достаточно ли масла в каше, не дымят ли печи в бараках, хорошо ли снабжаются рабочие, нет ли каких-нибудь неполадок в семейной жизни работников. И когда на отдельных участках даже горячая, беззаветно храбрая метростроевская молодежь колебалась, во главе самых отважных неизменно шел вперед товарищ Каганович.
Так было и тогда, когда неожиданно поплыла площадь Дзержинского.
Карта подземной Москвы предупреждала строителей: под брусчаткой площади, под тонкой коркой плотного поверхностного грунта, лежит топкое болото.
Карта не обманула: древнее болото обрушилось на строителей. Оно сжимало широкие штольни, превращая их в узкие щели, и легко ломало толстые бревна.
Комсомольцы боролись, забывая о сменах, о времени, об усталости. Но с каждым днем крепчал натиск потревоженного болота. Подземная топь волновалась уже на громадном пространстве.
Посредине площади Дзержинского образовалась глубокая воронка. За ней появились вторая, третья, четвертая... В воронки проваливалась тяжелая гранитная брусчатка и прогибались трамвайные рельсы.
Площадь Дзержинского медленно сползала вниз, в глубокую долину Неглинки.
Невозможно было предугадать, где кончится движение грунта. Быть может, оно ограничится серединой площади и изуродует только проезжую часть. Но кто может поручиться, что ожившее болото не потащит за собой дома, обрамляющие площадь?
Надо срочно прекратить работы под площадью или, применив какой-то новый, еще неведомый способ, немедленно сдержать внизу натиск плывуна и спешно возвести под землей бетонные стены вокзала. Иначе каждый новый обвал грунта, каждая новая разрушенная штольня вызовут новую воронку на поверхности, новую передвижку площади.
В первую же ночь после катастрофы кабинет товарища Кагановича превратился в инженерный штаб.
До утра шли горячие споры.
На рассвете стало ясно: надо отступать. Техника не знает способа удержать штольни под страшным давлением разбунтовавшегося болота. Остается одно: спасая здание, отказаться от сооружения станции и обойти болото кружным путем.
Но товарищ Каганович не согласился.
Отступить — это значит переделать значительную часть тоннеля, на долгие месяцы отложить пуск метро, а главное — лишить москвичей удобной станции на одной из оживленнейших площадей столицы.
Лазарь Моисеевич просит комсомольцев продержаться хотя бы сутки в узких болотистых штольнях. Инженерам придется еще раз подумать и попытаться найти способ победить плывун.
Станция должна быть под площадью Дзержинского. Этого требуют интересы будущих пассажиров метро...
Вторую ночь шло совещание в кабинете товарища Кагановича.
Инженеры говорили, что плывун наступает с новой силой, что исковерканную штольню спасти невозможно, что ее надо немедленно заложить породой.
Решение должно быть принято немедленно.
Тогда поднялся товарищ Каганович. Он попросил инженеров обсудить его предложение.
— Старую штольню спасти невозможно. Но почему не проложить новую штольню, на два-три метра ниже первой? От этого будущая станция ляжет чуть глубже, чем мы предполагали до сих пор. Но разве это так уж существенно? Вы возражаете? Вы говорите, что плывун ворвется и в новую штольню и, как щепки, сломает ее деревянные крепи? Но почему мы должны крепить нашу новую штольню только деревом? Другого крепления, говорите, не знает мировая техника? Нельзя ли отказаться от старых традиций и укрепить нашу штольню... ну, хотя бы железобетоном?
Молодежь горячо подхватила мысль товарища Кагановича. С новыми силами комсомольцы повели наступление на глубокое болото.
Станция метро первой очереди «Киевский вокзал».
Вторая штольня легла под старым разрушенным коридором. Дерево заменил железобетон.
О железобетонное кольцо сломился натиск подземного болота. Воронки уже не корежили брусчатку площади. Движение грунта прекратилось.
Опираясь на новую крепь, комсомольцы смело возводили своды и стены станции.
Подземный вокзал вырастал именно там, где его ждали миллионы будущих пассажиров...
* * *
Молодой инженер предложил соорудить третий свод на станции «Красные ворота».
Это должен быть широкий, просторный вестибюль. Он встанет между двумя сводами-тоннелями, по которым пойдут поезда, и даст двенадцать выходов на перрон вместо обычных двух.
Иметь десять лишних выходов — громадное удобство для будущего пассажира.
Проект третьего свода очень смел. Станция должна быть глубоко под землей, на границе крутого спуска к Комсомольской площади, среди плывунов, речек и подземной топи.
Ознакомившись с проектом, американская консультация дала резкое заключение:
— Подобного сооружения не знает мировая техника. Американцы не ручаются за безопасность станции и соседних зданий во время ее сооружения. Тем более, что в этих условиях два свода — уже огромное богатство. Зачем ненужный риск и неизбежная авария?
Инженер боролся. Со своими товарищами он десятки раз проверял расчеты. Он уверен в успехе.
Однако окончательную судьбу третьего свода должно решить совещание в Московском комитете партии.
Когда инженер уехал защищать свой проект, вся шахта волновалась. Построить третий свод молодежь считала делом чести.
Инженер вернулся в три часа утра. Совещание отклонило проект. Третий свод строить не разрешили.
Ехать домой было поздно. Инженер остался в конторе. Надо было перестроить весь план работ и без особой ломки перейти на два свода.
Неожиданно в пять часов утра раздался телефонный звонок.
Звонил товарищ Каганович. Он просил инженера немедленно приехать в Московский комитет партии.
Разговор в кабинете был короток:
— Ночью я еще раз пересмотрел проект... Если молодежь настаивает и уверена, что не сорвет и третий свод построит, надо дать ей возможность работать...
Когда через несколько месяцев инженер укладывал мрамором стены готовой трехсводчатой станции, его вызвали к телефону.
Звонил американский консультант. Он поздравлял коллегу с блестящей победой. Американский консультант приветствовал энергию и дарование советского инженера, а также выражал свое восхищение умным, бережным и глубоким руководством такого исключительного политического деятеля, как мистер Каганович.
* * *
Строительство подходило к концу.
Мраморные плиты спускались под землю.
В высоких подземных залах шла последняя отделочная и монтажная работа.
Тысячи проходчиков одевали благородным камнем шершавое серое бетонное тело подземных вокзалов. Монтеры подвешивали к потолку молочные шары фонарей, похожие на какие-то фантастические фрукты. Черный полированный марблит обрамлял стены подземных вестибюлей. Розовый и серый гранит ложился на ступени лестниц. Голубые изразцы и фарфоровые шашки причудливым узором украшали стены вокзалов.
В тоннеле стоял грохот молотков и носилась серая каменная пыль. Часто приезжал Лазарь Моисеевич Каганович. Собственной рулеткой он проверял размеры, внимательно подбирая оттенки мрамора, гранита, метлахских плит, менял узоры бронзовой арматуры и не уставал повторять:
— Мы строим наше метро на века. Наши тоннели, наши станции должны быть безупречны!
Метростроевцы уверяли, что даже кусочки различных сортов мрамора Лазарь Моисеевич носил у себя в кармане...
Каждый день метр за метром из строительного хаоса возникали блестящие стены подземных станций.
Последние дни бригады мраморщиков не уходили с работы. Молодежь невозможно было прогнать домой. Каждому хотелось во что бы то ни стало увидеть готовой всю станцию...
На станции «Крымская площадь» оставалось доделать последние два мостика, переброшенные над путями и перроном вокзала.
Первый мостик кончили в час ночи.
Это показалось неожиданным, хотя этого ожидали с минуты на минуту. Перед комсомольцами стоял совершенно готовый прекрасный мост, и в гладкой, отполированной мраморной поверхности отражались матовые цилиндры люстр.
Полетели вверх. кепки, затрепетали в воздухе красные платочки. Комсомольцы плясали вокруг тяжелых четырехугольных мраморных колонн, у подножья гранитной лестницы, на гладком асфальте платформы, — плясали в прекрасном мраморном дворце, с боем отвоеванном у плывуна, болота, топкой подземной жижи.
Станция метро второй очереди «Площадь Маяковского».
— Итти домой?
Посмотрели на соседний мостик. Он был еще не готов. Его спешно доделывали. И он портил весь вид.
— Домой? Нет!
Молодежь кинулась помогать товарищам.
Вода хлестала из ведер, промывая пыльный мрамор. С сухим треском падали на пол доски лесов. Мелькали мокрые швабры. Электромонтер, переходя от выключателя к выключателю, зажигал молочные шары, шестигранники, цилиндры. И наконец появился на свет готовый мраморный дворец: золотисто-желтые колонны, блестящие плитки стен, молочные цилиндры лампионов и белый уральский мрамор на поручнях лестниц...
Над Москвой в розовой дымке поднималось солнце.
Итти спать было невозможно: важнее сна, важнее всего на свете было встретить первый поезд.
Комсомольцы стояли среди пустынного сияющего дворца.
На станцию приехал Лазарь Моисеевич.
Хозяйским шагом прошел он по перрону, поднялся на мостики, внимательно осмотрел мрамор, лестницы, арматуру. Потом подошел к комсомольцам и увидел красные, воспаленные, оживленно блестящие глаза.
— Что вы тут делаете? Вам больше нечего делать. Все сделано. Все замечательно сделано! Идите спать.
— Мы ждем поезда.
— Все-таки надо итти домой. Идите спать.
— Спать? Хорошо.
Комсомольцы сделали вид, что уходят. Потом по одному вернулись обратно...
* * *
Блестящий поезд начал медленно спускаться под землю. Из четырех вагонов три были пустыми. Только в переднем тесно уселись руководители стройки — инженеры Метростроя и директоры заводов, создавших вагоны, моторы, оборудование.
В вагоне было тихо. Первые пассажиры молчали. Но широко раскрытые сияющие глаза, порывистые движения и нетерпеливое постукивание ног выдавали волнение и радость.
Осторожно прощупывая путь, поезд вошел в тоннель. Люди внутри вагона, не говоря ни слова, подали друг другу руки. Кто-то перехваченным от волнения голосом еле слышно произнес: «Ура...» И этот шопот прозвучал громче оваций.
Станция метро второй очереди «Аэропорт».
В будке управления моторного вагона стоял Лазарь Моисеевич Каганович.
Из будки управления были ясно видны серая полутемная галлерея, бетонные стены, щебенка на полотне, темные рельсы. Потолок тоннеля скрывался в темноте: путевые фонари, затемненные сверху непроницаемыми абажурами, бросали свет только вниз — на полотно и рельсы. В сером полумраке черными змеиными телами висели на бетонной стене толстые электрические провода. Драгоценным изумрудом вспыхнул впереди зеленый огонь светофора...
На станционной платформе стояла толпа строителей. В подземном зале царила какая-то торжественная тишина.
Вдруг послышался гул. Гул рос, словно его несло ветром.
Толпа зашевелилась.
Гул нарастал, приближался.
Неожиданно, будто его вырвали из темноты, у платформы появился поезд.
Гулкое «ура» прокатилось по мраморному дворцу, мелькнули кепи, красные платки, серые спецовки, горящие восторженные глаза.
Поезд, не останавливаясь, шел дальше гладким, стремительным бегом.
Будто всегда существовал этот легкий, светлый и широкий путь. Будто не пробивали его с большевистским упорством эти удивительные люди в серых спецовках!
Поезд набирал скорость. Гудели рельсы под колесами вагонов. Гудели толстые бетонные стены.
Каганович жадно всматривался в освещенный путь. Он помнил, знал, чувствовал каждый метр пути. Здесь прорвалась вода, чуть дальше проходчики провалились по пояс в топкий серо-зеленый плывун, совсем рядом, за бетонной стеной, течет подземная река. Где-то здесь нашли человеческие кости и желтый острый зуб акулы...
Поезд плавно бежал по рельсам. Мелькали огни светофоров, мрамор колонн, серые, тусклые стены тоннеля.
Станция. Поезд остановился. На платформе — дежурный в красной фуражке, строгий, как изваяние. Чуть дальше — группа строителей. И снова радостный гул голосов, блестящие глаза, восхищенные лица.
Неожиданно от толпы отделилась девушка в брезентовом комбинезоне. Девушка подбежала к поезду и носовым платком начала вытирать сияющую поверхность зеркального окна.
Дежурный торжественно, как на параде, поднял зеленый диск. Поезд мягко тронулся с места.
Девушка, стиравшая платком несуществующую пыль, бросилась вслед за поездом. Девушка радостно кричала. С ней вместе бежали строители — инженеры, проходчики, мраморщики.
Дежурный попрежнему стоял невозмутимый и строгий. Потом углы его губ неожиданно дрогнули, глаза вспыхнули веселым блеском, он сорвал, свою красную шапку и, схватив девушку за руку, с ней вместе впереди всех побежал за поездом.
На секунду мелькнули два ярких красных огня последнего вагона. Из темного тоннеля донесся гул уходящего поезда. На платформе неожиданно грянула песня...
Так начал жить первый советский и лучший в мире метрополитен Москвы.
* * *
Партия большевиков приказала Волге явиться в столицу Советского Союза, наполнить водопроводные трубы миллионами ведер воды, взметнуться фонтанами на площадях и в скверах, лечь глубокими озерами в парках, превратить набережные Москва-реки в самые красивые магистрали города, проложить глубоководный путь из туманной Балтики и Белого моря в далекий Каспий, через самое сердце Советского Союза — Москву.
И вот тысячи инженеров засели за работу: надо было наметить на карте будущий путь Волги в Москву.
Это было совсем не просто. Между Москва-рекой и Волгой широкой полосой легли леса, поля, болота, холмы, овраги. Они тянутся, на десятки километров, а для повернутой Волги надо найти самую удобную и самую короткую дорогу.
Десятки раз инженеры чертили на карте красную линию — будущий путь миллионов ведер волжской воды. Десятки раз красная линия перемещалась с запада на восток и с востока на запад, огибала высокие холмы, пересекала болота, разрезала пополам встречные реки.
Наконец был найден кратчайший водный путь от Волги к столице. Но надо еще проверить эту карту, осмотреть каждый овражек, подробно познакомиться с каждой речушкой.
Летом 1931 года молодой инженер надевает высокие охотничьи сапоги и отправляется пешком искать дорогу для волжской воды.
Инженер берет с собой карту. На ней красной линией нарисован будущий путь Волги.
Старая карта обманывает. Там, где тонкой синей штриховкой помечено на ней болото, инженер вдруг находит густой сосновый лес. На месте указанной на карте зеленой лужайки лежит глубокий овраг. Многие речки и ручьи текут иначе, чем на карте.
Инженер кружит, возвращается обратно, проваливается в болото, с трудом пробираясь сквозь густую чащу. Чем дальше от Москвы, тем глуше места. С резким шумом из-под ног поднимаются тетерева. Испуганный лось, ломая ветки, торопливо уходит в густой орешник.
С каждым километром все труднее находить дорогу среди торфяных болот и глинистых оврагов. Но на помощь приходят пастухи. Они хорошо знают речные броды и еле заметными тропинками выводят инженера из лесной чащи.
Инженер любопытен. Он расспрашивает, широко ли разливаются веснами встречные речушки, не болеют ли малярией по деревням и нет ли поблизости подземных ключей, выходящих на поверхность.
Все это он аккуратно записывает в свою толстую тетрадь. А по вечерам, сидя у костра, рассказывает о том, что скоро Волга повернет и потечет по тому самому оврагу, где прошлой осенью волк задрал теленка тетки Анисьи. И у околицы соседней деревушки можно будет сесть на большой белый теплоход и плыть прямо в Москву...
Так проходит инженер десятки километров. Он проверяет карту, узнает тайны леса, знакомится с капризным нравом многочисленных мелких речушек и все время высматривает, как удобнее и легче проложить дорогу для повернутой Волги.
И снова красная линия на его карте переселяется с места на место.
Наконец инженер возвращается в Москву. Теперь по его пути отправляются уже целые группы топографов с точными инструментами и красно-белыми рейками. Топографы прорубают просеки, замеряют высоту холмов, ширину оврагов, глубину рек.
Красная линия будущей водной дороги наконец находит свое настоящее направление и уже уверенно ложится на точную, проверенную карту. Начинаясь на Волге, красная линия пересекает добрый десяток речушек, змейкой вьется по оврагам, перешагивает через высокие холмы, проходит через села и деревни и наконец спускается в Москва-реку.
По этой длинной извилистой дороге Волга должна будет явиться в столицу.
* * *
Прошел год с тех пор, как молодой инженер искал дорогу для волжской воды, и там, где еще недавно он вспугивал тетеревиные выводки, теперь гремела стройка.
На стройке канала Москва — Волга. Мощные экскаваторы прорезают гряду холмов.
Здесь работало около двухсот экскаваторов — ни одно строительство мира не имело такого экскаваторного парка. На железных дорогах канала поезда могли увезти за один раз почти пятьдесят тысяч тонн груза. Весь фронт работ из конца в конец опутала паутина телефонных и телеграфных проводов. От Волги до Москва-реки по новым дорогам носились тысячи грузовиков, и по ночам над стройкой в небе сияло электрическое зарево.
И все-таки победа давалась не легко.
Особенно трудным был штурм Глубокой выемки под Москвой. Здесь строителям предстояло перерезать гору.
Строители бросили на штурм Глубокой мощный механизированный отряд: экскаваторы, паровозы, вагоны, электричество, телефон, телеграф...
Осенью на Глубокую неожиданно налетел ураган. Ветер гнул вербы к земле, срывая железные крыши. При ослепительных вспышках молний хлынул неистовый ливень.
Откосы Глубокой начали ползти, железнодорожные пути покрылись наносным песком. Ураган рвал телефонные и электрические провода. От ударов молнии плавились изоляторы на столбах электролиний. Соседняя Клязьма вздулась и почернела.
Казалось, вокруг не было ни земли, ни неба, ни воздуха — один обезумевший ливень. Потоки воды били в лицо, мешали дышать.
Тяжелые экскаваторы проваливались в трясину. Они зарывались в кисельный плывун на полтора метра. Мосты для экскаваторов — переправы на клетках из шпал — сами не могли удержаться на поверхности. Клетки в двенадцать рядов шпал целиком исчезали в болоте.
И все-таки строители не отступили ни на шаг. Осеннее сражение было выиграно...
На стройке канала Москва — Волга. Сооружение гигантской железобетонной Волжской плотины.
Зимой мороз сковал жидкий плывун. Плывун приходилось рвать аммоналом, но под замерзшим плывуном лежал жидкий песок и поглощал силу взрыва, как подушка.
Тысячи взрывов гремели на Глубокой. Взрывы обрывали осветительные и телефонные провода, густой сетью окутавшие место работ. Аварийным бригадам электромонтеров приходилось дежурить, чтобы в случае необходимости быстро восстанавливать свет и связь.
В эти дни на Глубокой все руководящие работники района, все инженеры и техники, все коммунисты и комсомольцы были прикреплены к экскаваторам и паровозам и переехали жить непосредственно на канал — в палатки и вагоны...
Десятки паровозов и сотни железнодорожных платформ отвозили вынутый грунт на свалку, на низкую пойму Клязьмы. На прежней болотистой пойме вырастали горы земли. Свалочные пути беспрерывно переносились с места на место. Громадная рабочая армия была занята разгрузкой железнодорожных платформ и перекладкой пути.
...Поезд, груженный землей, подходил к деревянному помосту. На помосте стояла батарея из шести мониторов — орудий, стреляющих водяной струей. Жерла водяных пушек направлены на платформы.
Короткие слова команды — и батарея мониторов в упор расстреливала поезд. Несколько мгновений на платформе творился хаос — водяные брызги, взбаламученный грунт. Через полторы минуты платформа была пуста. Мониторы сбили землю на большой деревянный короб и по длинному жолобу погнали ее дальше, на свалку. Лязг буферов — и под разгрузку становилась вторая платформа. А тут же, рядом, водяные пушки били по грузовикам и грабаркам. Вода разгружала автомобиль в десять секунд. При ручной работе эта операция занимала десять минут...
В самый разгар работ, 4 июня 1934 года, на Глубокую приехал Сталин. Сорок минут наблюдал он за гигантской стройкой, стоя на ступеньках крутой деревянной лестницы, спускавшейся по откосу...
Белоснежные теплоходы плывут, теперь по каналу, и на зеленом откосе Глубокой пассажиры видят скромную деревянную «сталинскую» лестницу, бережно сохраненную строителями.
* * *
Знойное лето 1936 года было последним горячим летом строительства. Экскаваторы брали в котлованах последние тысячи кубических метров грунта. Ревели водяные пушки, и послушные струи воды разносили горы, намывали высокие плотины, разгружали железнодорожные платформы, автомобили, грабарки. Покрытые пылью, носились грузовики. Размеренно и деловито двигалась по транспортерам бетонная масса. Над стройкой летали самолеты, разбрасывая листовки. Вечерние выпуски газет сообщали итоги дневных трудов.
Катер «Слепнев» выходит из шлюза № 2.
Десятки заводов отправляли изготовленные ими механизмы на трассу канала. Огромные карты великой стройки висели в цехах этих заводов. Каждый рабочий мог подробно рассказать о канале. Рабочие считали за большую честь участие в строительстве сталинского канала. А когда случались заминки, не хватало материалов, когда чувствовалось, что кто-то пытается вредить и срывать сроки, на помощь тотчас же приходили Центральный комитет большевистской партии и лично товарищ Сталин.
Флотилия теплоходов, впервые пройдя канал Москва—Волга, пришвартовалась у Кремлевской набережной 2 мая 1937 года.
Каждый день на железнодорожных станциях строительства выгружались ящики и оборудование. На ящиках можно было прочесть адреса заводов, которые изготовляли эти машины: Москва, Ленинград, Харьков, Краматорск, Днепропетровск, Ковров, Вольск. И среди этих заводов не было ни одного иностранного.
Скоро на всем фронте работ — от Волги до Москвы — экскаваторщиков и бетонщиков сменили монтажники, архитекторы, художники, садоводы.
В архитектурной мастерской строительства на подоконниках, на столах, на диванах лежали образцы камня для облицовки сооружений канала, свезенные сюда со всех концов страны.
В оранжереях строительства уже зеленели растения, в теплицах выращивались тысячи красивых цветов.
В бывших помещичьих имениях садовники нашли туи и серебристые ели. Деревья были бережно выкопаны и направлены в питомники.
Художники работали над узорами чугунных решеток, над скульптурными: группами и формой дверных ручек...
Статистики подсчитывали проделанную работу: если бы весь грунт, вынутый из канала, и все строительные материалы, что пошли на его постройку, погрузить в железнодорожные вагоны, гигантский поезд мог бы пять раз опоясать земной шар по экватору.
...2 мая 1937 года флотилия теплоходов и катеров впервые прошла по готовому каналу от Волги до Химкинского речного вокзала в Москве. Волга явилась в столицу. Москва встала в центре величайшей водной дороги, соединяющей Белое, Балтийское и Каспийское моря.
Сталинский план переделки Москвы неуклонно выполнялся.
* * *
Москва менялась буквально в одну ночь...
Еще совсем недавно в центре старой Москвы, между Красной площадью и Большим театром, нелепо вылезала на середину булыжной пыльной улицы церковь Параскевы-Пятницы, покровительницы торговли. Напротив нее стояло длинное одноэтажное здание Охотного ряда.
Окрашенные в желтую краску — цвет царских казарм и сумасшедших домов — лавки были облеплены вывесками всех цветов и размеров, зияли провалами своих грязных дворов, воняли мусорными ямами.
Охотный ряд после реконструкции. Направо — гостиница «Москва», налево — дом Совнаркома СССР.
Летом 1932 года большевики взорвали грязные лавки Охотного ряда. В эти дни стаи разжиревших крыс в панике покидали свои насиженные норы, и тучи мелкой желтой пыли поднимались над разрушенными домами.
На развалинах Охотного ряда большевики построили великолепную гостиницу «Москва».
Против нее выросло строгое здание Совнаркома, отделанное белым камнем. А между ними лег новый широкий проспект, залитый асфальтом. В летние вечера на том месте, где когда-то стояла церковь Параскевы-Пятницы, на асфальте проспекта, как на глади тихого озера, отражаются залитые электрическим светом новые дома молодой столицы.
В октябре 1934 года исчезли северная и восточная части старой стены Китай-города.
Работы по сносу стены шли круглые сутки. По ночам лучи прожекторов освещали колонны пятитонных грузовиков и стальные ковши экскаваторов. Старая стена рушилась и исчезала на глазах.
За экскаваторами и грузовиками шли тяжелые катки́. И в несколько дней на месте старых крепостных укреплений боярской Москвы, над подвалами купеческих складов лег просторный асфальтовый проспект.
На новом проспекте стоят здания Центрального и Московского комитетов партии и Центрального комитета ленинского комсомола. Аллея тенистых лип тянется вдоль широких тротуаров. Гранитная лестница полого спускается к площади Ногина — к штабу тяжелой промышленности Союза.
* * *
Вся Москва оделась в строительные леса: стройка жилых домов шла и на прежних рабочих окраинах, и на далеких пустырях, и на центральных улицах столицы.
Рядом со старыми хибарками вырастали многоэтажные громады жилых корпусов. Они вытягивались в кварталы, кварталы строились в улицы, улицы обрастали школами, банями, клубами, яслями. А рядом ломались унылые коридоры и темные каморки старых рабочих казарм, и на их месте появлялись светлые, чистые квартиры.
Здание орденоносной Всесоюзной военной академии имени Фрунзе.
Москва строилась. Гудели грузовики, подвозя кирпич, цемент, доски. Землекопы рыли глубокие траншеи, подводя к еще не родившемуся дому телефонные кабели, водопроводные трубы, канализационные магистрали. Розовая пыль стояла в воздухе. На шатких деревянных настилах мелькали фигуры в измазанных глиной спецовках. И старый каменщик с треугольной лопаткой в руке быстро укладывал кирпичи, напевая какой-то простой, бесхитростный мотив.
Десятки домов строил он и в старой Москве. Строил, но никогда не жил в них. Ему приходилось ютиться в низком деревянном бараке рядом со свалкой, дырявом, холодном и тесном. И даже в парадный подъезд выстроенного им самим дома не смел войти старый каменщик: у дверей стоял толстый, важный, неумолимый швейцар.
А теперь старый каменщик живет в новом доме, построенном своими руками. Он — строитель новой Москвы, депутат Московского совета. И в центре Москвы, на Кропоткинской улице, в вестибюле новой, солнечной школы, он видел скульптуру: добродушно, по-свойски улыбающийся человек в кепке, в кургузом пиджачке, с маленькой треугольной лопаткой в правой руке. Это — статуя каменщика, чья бригада возвела просторную новую школу. Ее вылепил скульптор по просьбе ребят.
...Только за четыре года — с 1931 по 1934 — в Москве было выстроено две тысячи триста новых жилых домов. В них поселилось около полумиллиона человек.
* * *
Над Москвой стояла холодная дождливая осенняя ночь. На Новослободской улице шли асфальтовые работы. Тяжелые катки укатывали дымящийся асфальт. Лучи мощных прожекторов еле прорывались сквозь густую сетку дождя.
В этот глухой ночной час на широкой улице было тихо и пустынно. Только сердито урчали грузовики, подвозя асфальтовую массу, слышались отрывистые распоряжения прораба, и одинокие запоздалые пешеходы, высоко подняв воротники пальто, спешили домой...
У одного из прожекторов пешеходы неожиданно останавливаются: посредине улицы, среди тяжелых катков, под проливным дождем стоит Иосиф Виссарионович Сталин. Рядом с ним — группа инженеров.
Товарищ Сталин по-хозяйски осматривает работу, дает указания. Потом неторопливо садится в автомобиль и едет... но не домой, а на противоположный конец Москвы, на Калужскую улицу, чтобы лично осмотреть, как рождаются новые магистрали столицы, чтобы лично проверить, как выполняют строители решения большевистской партии...
Сталинский план перестройки Москвы неуклонно выполнялся. И за его выполнением зорко следил сам великий Сталин.
СТОЛИЦА МИРА
В Москве вошел в быт хороший обычай.
Каждый год в первых числах ноября преображаются витрины магазинов на улице Горького. Исчезают кексы и шелка, фрукты и музыкальные инструменты, книги и готовые костюмы. Вместо них появляются картины. Улица превращается в гигантскую картинную галлерею.
Все картины посвящены одной теме — будущий сказочный город: дома, похожие на дворцы, улицы, широкие, как площади, мраморные залы под землей, полноводная река, обрамленная гранитом, а над водой — величественные мосты.
Под картинами — лаконичные, простые, знакомые подписи:
Площадь Пушкина.
Улица Горького.
Дорогомиловская набережная.
Перед картинами останавливаются группы москвичей. Они смотрят на эти широкие магистрали незнакомого им города и подолгу не могут узнать улиц, с которыми сроднились с детства.
Наконец они находят какую-нибудь знакомую деталь — дом, Сквер, зелень бульвара. Тогда шаг за шагом они начинают отыскивать на красочном полотне свою старую улицу.
Обычно это бывает нелегко.
Площадь Коммуны, пожалуй, проще всего узнать: все тот же Центральный дом Красной армии, те же пушки у подъезда и старые тенистые липы Екатерининского парка. Но на листе ватмана вместо прежнего пустыря высится белая пятиконечная громада нового театра Красной армии. Кривые переулки неожиданно распрямились, улицы расширились. Старые деревянные дома превратились в новые высокие и красивые здания. Гладкий асфальт лег на сегодняшнюю булыгу. Белые статуи появились в аллеях Екатерининского парка.
Один за другим на больших разноцветных полотнах проходят перед глазами москвичей проспекты нового города. И этот сказочный город — Москва, которой предстоит родиться по сталинскому плану реконструкции, принятому Центральным комитетом большевистской партии в июле 1935 года.
* * *
Уже к 1935 году Москва стала неузнаваемой.
Под улицами и площадями столицы проносились сияющие поезда метро. Новые магистрали, залитые асфальтом, прорезали старую Москву. Советская столица уже потребляла столько же электрической энергии, сколько вся Российская империя в 1913 году. Асфальт, электричество, газ, телефон протянулись из центра на окраины. И товарищ Сталин говорил:
«Изменился облик наших крупных городов и промышленных центров. Неизбежным признаком крупных городов буржуазных стран являются трущобы, так называемые рабочие кварталы на окраинах города, представляющие груду темных, сырых, большей частью подвальных, полуразрушенных помещений, где обычно ютится неимущий люд, копошась в грязи и проклиная судьбу. Революция в СССР привела к тому, что эти трущобы исчезли у нас. Они заменены вновь отстроенными хорошими и светлыми рабочими кварталами, причем во многих случаях рабочие кварталы выглядят у нас лучше, чем центры города»,
План переделки Москвы, принятый в июне 1931 года пленумом Центрального комитета большевистской партии, был выполнен. Как же быть дальше? Где проводить новые магистрали? Какие строить дома? Куда вести новые линии метро? И какой должна быть будущая Москва? Ведь не могла же Советская страна предоставить свою столицу самой себе и дать ей развиваться стихийно, как растут столицы капиталистических стран. Нужен был новый план переделки Москвы, новая программа великой стройки.
И опять, как это было в 1931 году, вокруг плана будущей Москвы разгорелись горячие споры. Опять появились на свет нелепые предложения превратить Москву во второй Нью-Йорк или в гигантское разлапистое село. И снова московские большевики засели за разработку этого плана. И снова этой работой лично руководил товарищ Сталин.
* * *
Так родился в 1935 году генеральный план реконструкции Москвы, который получил имя своего гениального создателя — Сталина.
Большевики еще раз повторили: Москве никогда не быть ни городом небоскребов, ни гигантской деревней. И никто не позволит взрывать древнюю Москву динамитом, чтобы на ее развалинах создать какой-то другой, никому неведомый, чужой город.
За основу будет взята старая Москва — ее радиальные и кольцевые магистрали, но они будут перепланированы, упорядочены, расширены.
Новые дома на шоссе Энтузиастов, построенные для рабочих Прожекторного завода имени Л. М. Кагановича.
Москве тесно на ее площади в двадцать восемь тысяч гектаров. Ее придется расширить вдвое, заселив самые здоровые и красивые окрестности старой Москвы. Но это не значит, что на новой гигантской территории население города будет расти безгранично. Пять миллионов человек — вот тот предел, которого через десять лет достигнет население будущей Москвы: в советской столице не должно быть тесноты, скученности, сутолоки.
Железнодорожные линии, глубоко входя в город, разрезают его на части. Значит — надо вынести железнодорожные пути за город, а некоторые из них спрятать в просторные и светлые тоннели.
В Москве остались от старого мелкие мастерские, фабрички, заводики — грязные, закоптелые, дымные. Их надо убрать из нового города и запретить строить новые промышленные предприятия на территории будущей прекрасной столицы.
Москва скоро станет портом пяти морей. Москва-река, закованная в гранит, превратится в широкую полноводную магистраль. На ее берегах много простора, солнца, воздуха. И прекрасные набережные Москва-реки станут основным проспектом столицы.
На огромной юго-западной территории, за лесистыми склонами Ленинских гор, на пустынном и заброшенном месте вырастет самый красивый и самый здоровый район новой Москвы. По высоким холмам, среди дубовых рощ пройдут, широкие улицы. Кружевные фермы мостов повиснут над глубокими оврагами. Пологие гранитные лестницы поведут москвичей к пассажирским пристаням и водно-спортивным базам яхт-клубов. Внизу будет лежать глубокая Москва-река с ее мостами, украшенными бронзой, нержавеющей сталью и скульптурными группами. А дальше, за извилинами реки, раскинется помолодевший город: Красная площадь, расширенная вдвое, сотни новых школ, театров, клубов, новые асфальтовые магистрали, а на них — густой поток троллейбусов и автомобилей.
Рядом с тоннелями метрополитена под улицами и площадями столицы лягут тоннели коммунальных сооружений. Здесь будут газовые магистрали: в них каждый год потечет на заводы и фабрики, в дома и лаборатории шестьсот миллионов кубических метров газа Здесь будут водопроводные трубы; они дадут Москве ежедневно сто восемьдесят миллионов ведер чистой воды — сто восемьдесят миллионов вместо сорока восьми миллионов в 1934 году. Рядом расположатся телефонные и электрические кабели, канализационные трубы и магистрали теплоцентралей, несущие в предприятия и дома столицы горячую воду, пар и тепло.
Раньше старую Москву окружало кольцо грязных свалок. Теперь за чертой города встанет десятикилометровая полоса зеленых массивов, тенистых парков, искусственных озер, стадионов и водных станций.
Инженеры нанесли на план древней столицы направление новых магистралей. Стройный узор красных линий лег на карту старого города. И план Москвы преобразился. Это был план помолодевшего города — с широкими улицами и просторными площадями, с зелеными парками и гигантскими водными просторами.
Дополнением к этому плану должны были послужить перспективы новых зданий, спроектированных лучшими советскими архитекторами.
Архитекторы столицы трудились не покладая рук. Генеральный план намечал гигантскую программу жилищного строительства: надо было дать столице столько же жилой площади, сколько она имела в 1935 году. За десять лет в Москве, прожившей восемь столетий, предстояло построить вторую Москву.
Таков был размах сталинского плана.
* * *
Шли годы. В витринах улицы Горького попрежнему выставлялись проекты будущей Москвы. Но каждый год отдельные архитектурные фантазии сходили с витрин на землю, обрастали асфальтом, металлом, гранитом, розовым туфом, и в Москве с невиданной быстротой рождались новые улицы, новые набережные, мосты, подземные тоннели метрополитена...
Москвичи хорошо помнят строительство набережных.
Громыхая и урча, падала двухтонная «баба» на окованные металлом торцы деревянных свай. Вдоль набережной росла двойная цепь толстых столбов, глубоко вколоченных в землю. Бетонщики закрепляли на сваях железную арматуру. Тесаные плиты гранита осторожно ползли на канатах вниз по береговому откосу. Каменщики заглаживали цементом швы, мыли и протирали шершавый гранит.
Над излучинами Москва-реки медленно и низко летел самолет. В кабине самолета сидели архитекторы, художники, инженеры, скульпторы. Они изучали каждый поворот реки,. каждую неровность берегов. Фотограф, спустив вниз объектив аппарата, снимал извилистую серебряную ленту реки.
На Кремлевской набережной лег широкий асфальтовый проспект
Вечером пассажиры самолета собрались в кабинете секретаря Московского комитета большевиков.
На столах рядом с ещё не просохшими фотографиями реки лежали серые, голубые, золотистые, розовые гранитные плиты. На стенах висели проекты будущего города: гранитные набережные, фонтаны, парки, фасады высоких мраморных домов, смелые арки мостов и цветы, цветы без конца.
В просторном кабинете шли горячие споры о бронзе и нержавеющей стали новых мостов, о скульптуре фонтанов, о цвете гранита, об узоре чугунной решетки и об аллее красных роз вдоль асфальтовой магистрали.
Поздно ночью разъезжались по домам участники заседания. А на реке попрежнему тяжело ухали паровые молоты и в ярком свете прожекторов из темноты возникали строгие линии гранитной набережной.
...В тот год, когда пленум Центрального комитета большевистской партии утверждал генеральный план реконструкции столицы, в нескольких километрах от Москвы, за обочиной Ленинградского шоссе, на берегу маленькой речушки Химки, рос лопух и мирно паслись коровы.
Через два года здесь со сказочной быстротой вырос молодой парк. На клумбах зацвели тысячи цветов. А в глубине парка появилось прекрасное здание из гранита и мрамора невиданной архитектуры.
Издали оно напоминает гигантский двухпалубный пароход. В центре — капитанский мостик, увенчанный высоким шпилем из нержавеющей стали. На высоте восьмидесяти метров сияет на шпиле золотая пятиконечная звезда.
Главный вход украшен фарфоровыми дисками с изображениями Кремля, Дворца Советов, мавзолея Ленина, театра Красной армии, Днепрогэса. Со стороны Ленинградского шоссе на фарфоровых дисках изображены прославленные корабли: «Аврора», «Красин», «Товарищ», каравелла Колумба.
Пологая гранитная лестница ведет на бетонную пристань. У каменных причалов пристани плещутся воды широкого Химкинского озера.
Это здание называется Северным речным портом Москвы. На его фасаде можно было бы выбить надпись:
«Порт трех морей — Белого, Балтийского, Каспийского».
Отсюда корабли могут плыть в Сороку на Белом море, в Ленинград на Балтике, в Астрахань на Каспии.
Белоснежный двухпалубный теплоход «Иосиф Сталин», флагман нового флота канала Москва—Волга, отчалив от пристани порта, берет курс в столицу.
Флагман плывет по обновленной полноводной реке, мимо зеленых Ленинских гор, мимо Центрального парка культуры, мимо древнего Кремля. Гранитные набережные обрамляют реку. И многоэтажные громады новых зданий стоят на этой основной магистрали будущей Москвы.
«Иосиф Сталин» плывет под арками новых мостов, повисших над рекой.
Лишь немногие мосты земного шара могут поспорить с новыми московскими мостами по длине своих пролетов. И в мире нет ни одного городского моста, который был бы шире любого московского.
Подобно станциям метро, подобно шлюзам канала Москва—Волга, каждый из шести новых мостов прекрасен по-своему.
Краснохолмский мост, длиною в семьсот, пятьдесят пять метров, — самый крупный из всех мостов Москвы. Семь стальных арок повисли над рекой.
Двадцать восемь массивных колонн, облицованных снизу полированным гранитом и увенчанных бронзовыми капителями, поддерживают железобетонные балки, перекрывающие набережные.
Крымский мост — самый красивый мост столицы. Он висит над рекой на гигантских цепях, перекинутых через четыре высокие башни, отделанные нержавеющей сталью. Мост весит десять тысяч тонн, но ажурное плетение цепей делает его издали прозрачным и легким.
...Теплоход плывет по широкой реке. На берегах скрежещут экскаваторы, приготовляя фундаменты для новых домов, гигантские краны подают на леса строительные материалы, и глухой гул слышится там, где недавно стоял храм Христа-спасителя и где скоро вырастет гигантский Дворец Советов.
* * *
Тому, кто просматривал тысячи чертежей, собранных в московских планировочных мастерских, кому посчастливилось побывать в научных институтах, кто беседовал с архитекторами, строителями, учеными, тому из груды ватманов и ка́лек, из длинных таблиц и толстых докладных записок вырисовывается облик будущей Москвы.
Новая Москва, конечно, будет не совсем такой, какой мы ее представляем. Она, несомненно, будет ярче, прекраснее, величественнее, потому что в нашей Советской стране самые богатые фантазии обычно отстают от жизни.
Но все-таки давайте фантазировать.
Это будет через несколько лет...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Восточный экспресс миновал станцию Голутвин. Промелькнули гигантские корпуса Коломенского завода, залитая светом трансформаторная станция и высокие ажурные мачты электропередачи «Куйбышев—Москва». На запасных путях теснились десятки только что выпущенных советских электровозов «ВМ» — «Вячеслав Молотов».
Иван Артемьевич Герасимов, председатель колхоза «Красная поляна», ехал в Москву на съезд партии. Несколько лет он прожил в деревне. Последний раз он был в столице в 1939 году.
В купе все располагало к покою, но Ивану Артемьевичу не сиделось. Накинув на плечи шубу, он вышел на площадку, приоткрыл дверь и, взявшись за холодные поручни, выглянул наружу.
Ветер сердито рвал с него шубу. В мелькающей тьме носились, клочья снежной замети. Где-то вдали мелькнул и исчез огонек.
Экспресс, громыхая на рельсовых стыках, легко взял небольшой подъем, и вдруг за поворотом возникло бесконечное море огней. В самом центре этого мерцающего огненного половодья, далеко в высоте, над миллионами светящихся точек, рядом с тучами, вырисовывался туманный силуэт колоссальной человеческой фигуры. Гигантская рука статуи была простерта над мировым городом...
— Ленин... — прошептал Иван Артемьевич. — Дворец Советов...
В шесть часов вечера экспресс подошел к перрону Казанского вокзала.
Иван Артемьевич вышел на хорошо знакомую, ему Комсомольскую площадь и... не узнал ее.
Не было больше нависшей над площадью старой, безобразной эстакады. Близ вокзала высился грандиозный монумент. На пьедестале его горели слова: «Ленинскому комсомолу». По обеим сторонам площади, вдоль широких тротуаров, серебрились покрытые инеем ели.
Площадь была заполнена автомобилями. Два потока их, поблескивая лаком и никелем, безостановочно неслись вдоль площади, уходя на продолжающие ее просторные прямые магистрали.
«Туговато здесь приходится пешеходу», сокрушенно подумал Иван Артемьевич.
Впрочем, на площади не было видно ни единого пешехода. Иван Артемьевич заметил под небольшим навесом два бесшумно движущихся широких эскалатора. Один из них беспрерывно выбрасывал пешеходов на тротуар, другой уносил их под землю, чтобы доставить на противоположную сторону площади.
На темном фоне зимнего неба ярко горели бесчисленные световые рекламы:
«Лучший подарок — двухместный спортивный самолет «Воздушная блоха».
«Управление гражданского воздушного флота сообщает: с 1 марта воздушные экспрессы Москва — Лондон — Нью-Йорк и Москва — Сан-Франциско отправляются два раза в сутки: в 10 часов 15 минут и в 23 часа 30 минут».
Слева забавно гримасничала веселая физиономия клоуна. Из широко открытого рта его струилась по небу надпись:
«Иван Иванович Неунывающий приглашает всех московских ребят на детский карнавал на льду Химкинского водоема».
Следуя указанию светящейся стрелки, Иван Артемьевич направился к стоянке такси и уселся рядом с шофером в новенькой машине «ЗИС-117»:
— Магистраль Север—Юг, угол Добрынинской и Люсиновской.
Иван Артемьевич скоро заметил, что шофер везет его не по улице Кирова, как он ожидал, а по какой-то новой, значительно более широкой улице. Над воротами одного из домов Иван Артемьевич прочел: «Новокировская». Это была новая улица, прорубленная сквозь сутолоку старых домов.
Машина подошла к Садовой-Спасской. По ней в несколько рядов нескончаемым потоком неслись машины. Но «ЗИС-117» не остановился у светофора, потому что светофора не было.
На крыше Химкинского вокзала канала Москва—Волга.
За несколько десятков метров до Садовой «ЗИС-117» немного замедлил ход. и очутился в открытой пологой выемке. Опустившись метров на шесть, машина нырнула в ярко освещенный тоннель и, проехав под Садовой-Спасской, вышла на такую же плавно подымающуюся открытую выемку по другую сторону Садовой: в новой Москве оживленные магистрали пересекались в разных уровнях...
«ЗИС-117» несся по площади Дзержинского, и первое, что бросилось в глаза, — это ее небесно-голубой цвет: площадь была залита цветным асфальтом.
Перед зданием Народного комиссариата внутренних дел стоял гигантский памятник, поднятый на высоту пятиэтажного дома. В тонкой лепке лица сразу узнавался Феликс Эдмундович Дзержинский.
Новый Крымский мост через Москва-реку. Слева — гранитная лестница на мост со стороны набережной.
Справа от памятника стояло величественное четырнадцатиэтажное здание. Высоко поднятая арка соединяла его с таким же громадным соседним зданием. А по-другую сторону площади начиналась новая, широкая, прямая, как стрела, улица, прорубленная сквозь Китай-город. В конце ее виднелись мавзолей, зубчатые стены древнего Кремля и полощущийся по ветру красный флаг над зданием правительства.
Спускаясь по Театральному проезду, «ЗИС-117» свернул налево и неожиданно опять нырнул в тоннель, ловко обогнав перед въездом в него огромный двухэтажный автобус.
Тоннель казался бесконечным: он шел под всем Китай-городом, и длина его превышала километр.
Через полторы минуты машина вышла на Красную-площадь, позади храма Василия Блаженного. Вдаль тянулась дуга Москворецкого моста, залитого ярким светом молочно-белых фонарей. У въезда на мост, по сторонам, стояли две громадные скульптурные группы из нержавеющей стали. В одной из них во главе бешено мчащейся лавины конников несся Чапаев. В другой — окруженный своими боевыми товарищами, на приступ вражеских окопов шел Щорс. А позади все огромное пространство Красной площади было залито бледнорозовым асфальтом, и на месте тяжеловесного здания Верхних торговых рядов раскинулись высокие, обрамленные колоннадой трибуны, растянувшиеся во всю длину площади...
Машина шла по Москворецкому мосту. Навстречу ей бесшумно пронесся двухэтажный трамвай. В большом зеркальном окне вагона мелькнули двое военных, склонившихся над шахматной доской...
Новый кинотеатр «Родина».
Проехали Чугунный мост. Машина остановилась у подъезда десятиэтажного здания на углу Люсиновской и Добрынинской площади.
Оранжевая площадь была обрамлена темносиними тротуарами. В морозном воздухе мелькали хлопья пушистого снега. Но на площади не было заметно ни единой снежинки: при первом же прикосновении к асфальту они мгновенно таяли.
Расплачиваясь с шофером, Иван Артемьевич почувствовал под ногой тепло тротуара: под асфальтом была скрыта густая сеть теплофикационных труб.
Иван Артемьевич вошел в просторный вестибюль. Но не успел он сделать и двух-трех шагов, как неожиданное прикосновение заставило его опустить глаза: выскочившие неведомо откуда две пушистые щетки быстро проехались по его сапогам и. исчезли так же внезапно, как появились.
Мягкий отраженный свет лился с потолка. Широкая пологая лестница была покрыта ковровой дорожкой. На мраморной стене сияла неоновая надпись: «Лифт».
На площадке шестого этажа лифт остановился. На двери Иван Артемьевич увидал эмалированную дощечку: «Доктор медицинских наук С. И. Герасимов».
Сына дома не оказалось. Ивана Артемьевича встретил внук Юрий, десятилетний пионер. Он усадил деда в мягкое кресло у письменного стола и предупредительно осведомился, не курит ли дедушка.
Потянувшись за папиросой, Иван Артемьевич отодвинул маленький черный ящик. Но как только он коснулся его полированной крышки, из глубины ящика раздался укоризненный женский голос:
— Сережа, опять подвел! А я ждала... Разве можно так обманывать жену!
Три глухих гудка, и из ящика загрохотал веселый баритон:
— Сергей, говорит Михаил! Всякой волоките есть предел! Твой буер беру я. Идем с Павлом в Каширу.
Снова три гудка, и ящик официальным тоном сообщил:
— Товарищ Герасимов, ваш доклад «Итоги десятилетней работы над продлением человеческой жизни» назначается на двадцать пятое марта, в конференц-зале университета.
Говорящий ящик не на шутку смутил Ивана Артемьевича. Но Юрий обстоятельно разъяснил, что это не ящик, а телеграфон, что папе звонили, но его не было дома, и телеграфон записал, а дедушка неловко нажал кнопку, и телеграфон передал ему свои звуковые записи.
Потом Юрий серьезно спросил, какой климат предпочитает дедушка. Иван Артемьевич, думая о другом, опрометчиво ответил, что, мол, почти всю свою жизнь он прожил на Урале и потому предпочитает северный климат.
Юрий бросился в угол и с полминуты возился у какого-то аппарата, вделанного в стену.
Через некоторое время в комнате стало холодновато. Иван Артемьевич ежился, потирал руки и наконец осведомился, не открыто ли окошко в соседней комнате. И снова мальчик обстоятельно объяснил дедушке, что у них в квартире, как и почти во всех новых московских домах, работает кондиционная установка, что он, Юрий, заведует погодой и, желая удружить деду, устроил ему уральский климат. Но если дедушка недоволен, он тотчас же переведет стрелку на более умеренный...
В половине восьмого Иван Артемьевич заторопился. Вместе с внуком он спустился в вестибюль.
На голубом мраморе стены было расположено несколько кнопок. Над каждой кнопкой — две крошечные, величиной с горошину, электрические лампочки. Выше — матовый экран. И лампочки и экран были темны.
Юрий нажал одну из кнопок — и тотчас же вспыхнула зеленая лампочка, и на темном экране быстро пронесся яркий силуэт автомобиля.
— Все в порядке, — сказал Юрий. — Через минуту такси будет у подъезда.
Подъехав к Дворцу Советов, Иван Артемьевич убедился, что в его распоряжении еще добрых полчаса. И он решил обойти вокруг дворца.
Перед главным входом на небольшой высоте неподвижно покачивались в воздухе два серебристых привязных аэростата. Между ними, подвешенный на толстых тросах, спускался громадный экран телевизора. Перед ним уже собралась многотысячная толпа москвичей. Они ждали. Скоро на белом фоне экрана возникнет трибуна Большого зала, появятся знакомые лица вождей, и радиорупоры разнесут над Москвой речи ораторов.
Иван Артемьевич шел дальше...
Дворец Советов.
На фасаде дворца, окружая его со всех сторон, на три километра в длину растянулась высеченная из гранита лента барельефа. Перед Иваном Артемьевичем проходила история героической борьбы угнетенных всего мира за лучшее будущее, за счастье человечества. Он видел колонны рабов, восставших против гордого Рима, предводительствуемые мужественным Спартаком; толпы немецких крестьян, штурмующих мрачные замки феодалов под знаменем истоптанного башмака; русокудрого великана Ивана Болотникова, ведущего свою сермяжную рать на боярскую Москву; провозглашение Парижской коммуны и взятие Зимнего дворца...
Большой зал Дворца Советов.
За четверть часа до открытия съезда Иван Артемьевич через 38-й подъезд вошел во дворец и поднялся на лифт-экспрессе.
Перед ним раскрылась бесконечная анфилада огромных фойе: мрамор, цветы, картины, скульптура. В одном из фойе Иван Артемьевич долго стоял перед бронзовым бюстом своего старого друга, Героя социалистического труда агронома Митрофана Федоровича Завьялова. И снова шел дальше. И не было конца нарядным, торжественным залам.
В фойе царил свой особенный, присущий только ему климат. Знойный, сухой воздух казахских степей, аромат цветущих вишневых садов Украины, смоляной запах хвойного вологодского леса и теплый воздух залитого солнцем Черноморского побережья. И Ивану Артемьевичу чудилось, будто он совершает сказочное путешествие по необъятным просторам своей страны.
За несколько минут до начала заседания Иван Артемьевич занял свое депутатское место.
Много раз видел он фотографии Дворца Советов, но только сейчас по-настоящему ощутил, как грандиозен Большой зал. Казалось, он может вместить в себя добрую половину обитателей его старой родной Уфы.
Зал шумел, как морской прибой. Друзья обменивались веселыми приветствиями. Пневматическая почта принесла Ивану Артемьевичу записку от его друга из ложи Героев Советского Союза...
В девять часов из-за стола президиума поднялся человек, имя которого знали все без исключения люди на земле.
Товарищ Сталин начал свой доклад.
Сидевший справа от Ивана Артемьевича делегат-узбек, нагнувшись к ручке своего кресла, передвинул стрелку маленького циферблата на деление с надписью «узбекский» и приложил к уху трубку радиотелефона. На циферблате у соседа слева стрелка была установлена на делении «казахский».
В изолированных кабинах, скрытые от глаз присутствующих, десятки опытных переводчиков мгновенно переводили и транслировали, речь вождя. Слова товарища Сталина, родные и понятные всему трудящемуся человечеству, неслись над миром...
Через пять дней Иван Артемьевич уезжал домой. Восточный экспресс отходил поздно ночью.
Когда поезд отошел уже довольно далеко, Иван Артемьевич вышел на площадку.
На фоне морозного темного неба он различил смутный силуэт знакомой фигуры Ленина. Неожиданно вспыхнувшие лучи прожекторов зажгли благородную сталь памятника ярким серебристым блеском. И над Москвой, над Страной Советов засиял образ великого Ленина.
ОПИСЬ ИЛЛЮСТРАЦИЙ
Стр. 5 ... Москва Юрия Долгорукого. 1156 год. Акварель академика живописи А. М. Васнецова. 1929. Московский коммунальный музей.
7 ... Московский Кремль при Иване Калите, в XIV веке. Акварель академика живописи А. М. Васнецова. 1921. Московский коммунальный музей.
9 ... Московский Кремль при Дмитрии Донском. Акварель академика живописи А. М. Васнецова. 1922. Московский коммунальный музей.
10 ... Бой на Куликовом поле. Акварельная зарисовка с миниатюры из рукописи XVII века «Житие Сергия». 1937. Государственный Исторический музей.
11 ... Дмитрий Донской объезжает Куликово поле после битвы 8 сентября 1380 года. Рисунок художника А. Шарлеманя. Гравюра из журнала «Северное сияние», СПБ, 1863, т. II, стр. 529. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
14 ... Иван III разрывает ханскую басму. Картина художника Шустова. Гравюра из журнала «Северное сияние», СПБ, 1863, т. II, стр. 601. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
17 ... Московский Кремль при Иване III. Акварель академика живописи А. М. Васнецова. 1921. Московский коммунальный музей.
20 ... Пушечный двор в Москве. Акварель академика живописи А. М. Васнецова. 1918. Московский коммунальный музей.
21 ... Водяные мельницы на реке Неглинной. Фрагмент гравюры из книги барона Сигизмунда Герберштейна «Записки о московитских делах...», Базельское издание 1556 года. Государственный Исторический музей.
23 ... Езда на санях и на лыжах в России. Гравюра из книги барона Сигизмунда Герберштейна «Записки о московитских делах...», Базельское-издание 1556 года. Государственный Исторический музей.
27 ... Покровский собор (храм Василия Блаженного) и Лобное место. Из книг Адама Олеария «Описание путешествия в Московию». Шлезвиг, 1656. Гравюра, принадлежащая, вероятно, ему же, Олеарию. Московский коммунальный музей.
28 ... Русский купец. Рисунок неизвестного художника. Немецкая гравюра XVI века из собрания Дашкова. Государственный Исторический музей.
29 ... Русские воины и их вооружение. Гравюра из книги барона Сигизмунда Герберштейна «Записки о московитских делах...», Базельское издание 1556 года. Государственный Исторический музей.
30 ... Печатный двор. Автолитография академика живописи А. М. Васнецова. Москва, 1922. Альбом «Древняя Москва», издательство «Берендеи».
30—31 ... Страница из «Апостола», 1564 год. Неизвестные художники XVI века. Репродукция из книги И. Э. Грабаря «История русского искусства». Москва, 1898.
31 ... Поход москвитян. Картина художника С. В. Иванова (масло). 1903. Выставка исторической живописи в Государственной Третьяковской галлерее.
33 ... Летний экипаж и упряжка первой половины XVI века. Гравюра Гиршфогеля. 1547. Фрагмент из заглавного листа книги барона Сигизмунда Герберштейна «Записки о московитских делах...», Венское издание 1567 года. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
35 ... Иван Грозный. Скульптура М. М. Антокольского (мрамор). 1874. Государственная Третьяковская галлерея.
37 ... Граница Московского государства в 1584 году. Карта работы С. В. Прохорова.
43 ... Волоцкая дорога и река Пресня в XVII веке. Рисунок неизвестного художника в рукописи 1672 года. Литография из изданной в Москве в 1886 году рукописи 1672 года «Книга об избрании Михаила Федоровича на царство». Московский коммунальный музей.
45 ... Так называемый Сигизмундов план Москвы. Рисунок художника Иоганна-Готфрида-Абелина Филиппа. Гравюра Луки Килиана. 1610. Государственный Исторический музей.
51 ... Осада Троице-Сергиевской лавры. Картина художника К. В. Лебедева (масло). 1898. Государственная Третьяковская галлерея.
53 ... Сражение Козьмы Минина-Сухорука с поляками у Крымского брода. Картина художника Р. Штейна. Цинкография из журнала «Искры» за 1912 год.
55 ... Вступление князя Д. М. Пожарского в Кремль 25 октября 1612 года. Картина художника Р. Штейна. Гравюра на дереве из журнала «Нива» № 36 за 1885 год.
62 ... Подмосковные крестьяне приносят жалобу на притеснения бояр царю Алексею Михайловичу при возвращении его с богомолья от Троицы. Рисунок художника К. Лебедева. 1894. Гравюра на дереве из журнала «Нива» № 1 за 1895 год.
63 ... «Соляной бунт» 1648 года в Москве. Акварель художника Э. Лисснера. 1938. Московский коммунальный музей. . .
65 ... «Медный бунт» 1662 года. Макет археолога М. В. Городцова «Медный бунт» в селе Коломенском 25 июля 1662 г.». 1937. Государственный Исторический музей.
67 ... Степана Разина везут на казнь. Рисунок художника Г. Ньюкомба. Английская гравюра из книги «Рассказ о подробностях восстания, недавно поднятого Степаном Разиным в Московии...» Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
71 ... «Царь едетI» Гуашь художника С. В. Иванова. 1902. Государственная Третьяковская галлерея.
73 ... Красная площадь второй половины XVII века. Картина академика живописи А. М, Васнецова (масло). 1925. Московский коммунальный музей.
75 ... Обучение грамоте в середине XVII века. Рисунок неизвестного художника. Гравюра из книги «Азбуковник» (букварь) В. Бурцева. Москва, 1637. Государственный Исторический музей.
76 ... Внутренность посольского двора в Китай-городе. Рисунок художников Пюмана и Шторна, состоявших в свите австрийского посла Августина Мейерберга в 1661—1662 годах. Гравюра из «Альбома Мейерберга. Виды и бытовые картины России XVII века. Рисунки Дрезденского альбома, воспроизведенные с подлинника в натуральную величину». СПБ, 1903 Московский коммунальный музей.
77 ... Крестец в Китай-городе. Автолитография академика живописи А. М. Васнецова, 1922. Альбом «Древняя Москва», издательство «Берендеи».
78 ... Лавка московского ремесленника. Рисунок из книги Адама Олеария «Описание путешествия в Московию», изданной в 1647 году. Подлинный рисунок принадлежит, вероятно, ему же, Олеарию. Государственный Исторический музей.
79 ... Свадебный пир. Картина художника К. Маковского (масло). Государственная Третьяковская галлерея.
80 ... Старое устье реки Неглинки. Акварель академика живописи А. М. Васнецова. 1924. Московский коммунальный музей.
81 ... Мясницкие ворота Белого города. Акварель академика живописи А. М. Васнецова. 1926. Московский коммунальный музей.
83 ... Московская улица в первой половине XVII века. Рисунок из книги Адама Олеария «Описание путешествия в Московию», изданной в 1647 году. Подлинный рисунок принадлежит, вероятно, ему же, Олеарию. Государственный Исторический музей.
84 ... Стрелецкий голова. Рисунок из дневника шведского офицера Эрика Пальмквиста «Несколько замечаний о России, о ее дорогах, укреплениях, крепостях и границах во время последнего королевского посольства к московскому царю». Дневник составлен в 1674 году. Впервые издан в Стокгольме в 1898 году в виде факсимиле. Государственный Исторический музей.
85 ... Лубяной торг на Трубе. Акварель академика живописи А. М. Васнецова. 1926. Московский коммунальный музей.
87 ... Городской сторож. Рисунок художника Панова. Из книги М. И. Пыляева «Старая Москва». С.-Петербург, 1891.
93 ... Всехсвятский каменный мост и вид на Кремль в конце XVII века. Автолитография академика живописи А. М. Васнецова. 1922. Альбом «Древняя Москва», издательство «Берендеи».
95 ... Сухарева башня. Гравюра с рисунка художника Аркадьева. Первая половина XIX века. Московский коммунальный музей.
96 ... Головинский дворец. Гравюра Генриха де-Вита. Начало XVIII века. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
97 ... Ботик Петра I. Гравюра А. Зубова. Начало XVIII века. Собрание Д. А. Ровинского. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
99 ... Утро стрелецкой казни. Картина В. И. Сурикова (масло). 1881. Государственная Третьяковская галлерея.
101 ... Царевна Софья. Картина И. Е. Репина (масло). 1879. Государственная Третьяковская галлерея.
102 ... Преследование старорусской одежды при Петре I. Картина и гравюра голландского художника Т. К. Филипса. 1742. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
103 ... Бородовой знак. Рисунок из книги В. Н. «Из истории Москвы 1147—1703». Москва, 1896, стр. 250.
104 ... Школа петровского времени. Рисунок неизвестного художника. Гравюра из «Букваря» Федора Поликарпова. Москва, 1701. Государственный Исторический музей.
105 ... Вид на Кремль в начале XVIII века. Рисунок и гравюра амстердамского гравера и мастера рисовального и гравировального дела Петра Пикара. Москва, 1710—1711. Часть панорамы Москвы. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
107 ... Вид на Кремль в начале XVIII века. Рисунок и гравюра амстердамского гравера и мастера рисовального дела Петра Пикара. Москва, 1710—1711. Часть панорамы Москвы. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
108 ... Триумфальный въезд Петра I в Москву после Полтавской победы 21 декабря 1709 года. Рисунок и гравюра Алексея Зубова. С.-Петербург, 1711. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
109 ... Границы Российского государства в 1689 году. Карта работы С. В. Прохорова.
115 ... М. В. Ломоносов. Рисунок художника Морица Шрейера, Середина XVIII века. Гравюра И. Ф. Дейнингера. Собрание Д. А. Ровинского. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
119 ... Воскресенский мост в конце XVIII века. Акварель академика живописи А. М. Васнецова. 1926. Московский коммунальный музей.
120 ... Ф. Г. Волков, основатель русского театра. Рисунок неизвестного художника конца XVIII века. Гравюра из собрания Д. А. Ровинского. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
121 ... Красная площадь в конце XVIII века (южная часть). Акварель художника Н. Мартынова конца XIX века с картины Ф. Гильфердинга. 1781. Государственный Исторический музей.
123 ... Вид Театральной площади в начале XIX столетия. Акварель неизвестного художника. Фото-тинто-гравюра из книги «Старая Москва». Издание Комиссии по изучению старой Москвы при Московском археологическом обществе. Москва, 1912.
125 ... Вид Яузского моста и дома Шапкина в конце XVIII века. Рисунок художника Герарда Делабарта. 1797. Гравюра Ф. Лорье. 1799. Государственный Исторический музей.
127 ... Игры простолюдинов на улицах Москвы. Рисунок и гравюра художника Ф. Дюрфельда. Цветная гравюра конца XVIII века. Государственный Исторический музей.
129 ... Большой Каменный мост в начале XVIII века. Рисунок и гравюра амстердамского гравера и мастера рисовального и гравировального дела Петра Пикара. Москва, 1710—1711. Часть панорамы Москвы. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
131 ... Вид Подновинского предместья в Москве. Рисунок художника Герарда Делабарта. Москва. 1795. Гравюра Г. Гутенберга. Московский коммунальный музей.
132 ... Казнь Е. И. Пугачева. Рисунок художника А. Шарлеманя. Гравюра из журнала. «Северное сияние», т. III, СПБ, 1864.
133 ... Н. И. Новиков. Портрет работы неизвестного художника конца XVIII века (масло). Гравюра из собрания Д. А. Ровинского. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
135 ... Н. М. Карамзин. Портрет работы неизвестного художника. Литография К. Эргота. Москва. Собрание Д. А. Ровинского. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
136 ... В. И. Баженов, архитектор. Рисунок неизвестного художника середины XVIII века. Гравюра из собрания Д. А. Ровинского. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
137 ... М. Ф. Казаков, архитектор. Портрет работы неизвестного художника (масло). Конец XVIII века. Гравюра из собрания Д. А. Ровинского. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
139 ... Вид Моховой и дома г-на Пашкова в Москве. Рисунок художника Герарда Делабарта. Конец XVIII века. Гравюра Ф. Б. Лорье. Московский коммунальный музей.
141 ... Вид Старой (Красной) площади в Москве конца XVIII века. Рисунок художника Герарда Делабарта. 1795. Гравюра Г. Гутенберга, 1799. Государственный Исторический музей.
143 ... Вид ледяных тор в Москве на масленой неделе. Рисунок художника Герарда Делабарта. 1794. Гравюра Оберкоттера. Московский коммунальный музей.
144 ... Российская империя в 1796 году. Карта работы С. В. Прохорова.
145 ... А. В. Суворов. Писал с натуры художник Шмидт в 1800 году в Праге, гравировал Н. Уткин в 1818 году в С.-Петербурге. Собрание Д. А. Ровинского. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
147 ... Вид Каменного моста и его окрестностей в Москве с деревянного мостика, что у Наугольной башни. Рисунок художника Герарда Делабарта. Москва, 1796. Гравюра М. Г. Эйхлера. Московский коммунальный музей.
150 ... М. И. Голенищев-Кутузов. Рисунок художника Карделли, гравировал Е. И. В. 1812. Собрание Д. А. Ровинского. Государственный музей изобразительных искусств .имени А. С. Пушкина.
151 ... Бородинская битва. Атака кавалерией большого редута. С картины неизвестного художника. Литография Белланже. Государственный Исторический музей.
153 ... Сражение при Бородине 26 августа 1812 года. Рисунок художника Д. Скотти. Гравюра С. Карделли, 1814. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
155 ... Военный совет в Филях в 1812 году. Картина художника А. Кившенко (масло); 1882. Государственная Третьяковская галлерея.
156 ... 1812 год. Москвичи покидают город. Рисунок художника Н. Е. Сверчкова. Начало XIX века. Цинкография 1912 года. Государственный Исторический музей.
157 ... Вид Кремля или цитадели Москвы с частью горящего города в 1812 году. Рисунок неизвестного художника. Цветная гравюра, печатано в начале XIX века у Кармина в Аугсбурге. Государственный музей изобразительных искусств имени. А. С. Пушкина.
158 ... Пожар Москвы в сентябре 1812 года. Гравюра С. Карделли. 1848. Копия с гравюры Л. Ручендаса. 1813. Государственный Исторический музей.
159 ... Расстрел русских пленных французскими солдатами у Кремлевской стены. Гравюра с рисунка неизвестного художника начала XIX века. Государственный Исторический музей.
162 ... Французский вороний суп. Карикатура. Рисунок художника Ивана Теребенева. Крашеная гравюра. 1813. Государственный Исторический музей.
163 ... Пленные французы. Картина художника И. М. Прянишникова (масло). 1874. Государственная Третьяковская галлерея.
166 ... Тверской бульвар в Москве. Рисунок художника Львова. 1839. Литография Чишкова. Государственный Исторический музей.
167 ... Рождественский бульвар. Акварель художника Кадоля. 1824. Государственный Исторический музей.
168 ... Вид Москвы с птичьего полета. Акварель художника А. Шарлеманя. 50-е годы XIX века. Государственный Исторический музей.
169 ... Монумент Минина и Пожарского в Москве. Рисунок художника П. Бенуа. Литография из альбома Дациаро. 50-е годы XIX века. Московский коммунальный музей.
170 ... Театральная площадь в начале XIX века. Акварель художника Бронина. 30-е годы XIX века. Государственный Исторический музей.
170 ... Александровский сад в 1824 году. Гравюра художника А. Курятникова. 1824. Государственный Исторический музей.
171 ... Театральная площадь в Москве. Рисунок художника Кадоля. 1825. Литография. Государственный Исторический музей.
171 ... Фонтан и водоразборный бассейн на Сухаревской площади. Акварель академика живописи А. М. Васнецова. 1926. Московский коммунальный музей.
172 ... «Гитара» — летний экипаж середины XIX века. Рисунок неизвестного художника. Середина XIX века. Государственный Исторический музей.
173 ... Санки, запряженные по-московски. Рисунок неизвестного художника. Литография Беггрова. Середина XIX века. Из частного собрания.
174 ... Толкучка (у Проломных ворот Китай-города). Обед. Картина художника В. Маковского (масло). 1875. Государственная Третьяковская галлерея.
176 ... Закладка каменного Москворецкого моста в 1832 году. Акварель художника Гампельна. 30-е годы XIX века. Московский коммунальный музей.
177 ... Вид Почтамта на углу Мясницкой улицы. Акварель художника А. Шарлеманя. 50-е годы XIX века. Государственный Исторический музей.
178 ... Будочник 30-40-х годов XIX века. Рисунок художника Гагена. Начало XIX века. Литография 30-40-х годов XIX века. Государственный Исторический музей.
179 ... Кузнецкий мост в Москве. Рисунок художника Кадоля. Литография. 1825. Государственный Исторический музей.
179 ... Выезд пожарных Пречистенской части в Москве. Неизвестный художник (масло). Середина XIX века. Государственный Исторический музей.
180 ... Московские моды в начале XIX века. Мужской костюм. Гравюра из модного журнала конца 20-х годов XIX века. Государственный Исторический музей.
180 ... Московские моды в начале XIX века. Женский костюм. Гравюра из модного журнала конца 20-х годов XIX века. Там же.
181 ... Дом Благородного собрания и Охотный ряд в Москве начала XIX столетия. Рисунок художника Дица. Начало XIX века. Литография Г. Гесдана, 50-е годы XIX века. Московский коммунальный музей.
181 ... Гулянье в Марьиной роще. Картина художника А. Страхова (масло). 1852. Государственный Исторический музей.
182 ... Вид на Кремль из Замоскворечья, от Большого Каменного моста. Картина художника Голицына (масло). 50-е годы XIX века. Государственный Исторический музей.
183 ... Тверская застава в Москве. Акварель художника Соколова. 1840. Государственный Исторический музей.
184 ... А. И. Герцен. Рисунок художника-архитектора А. Витберга. Вятка, 1830. Литография. Государственный Исторический музей.
185 ... В. Г. Белинский. Рисунок с натуры академика живописи К. А. Горбунова. 1843. Литография. Собрание Д. А. Ровинского. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
186 ... М. Ю. Лермонтов. Миниатюра на дереве маслом художника П. Заболотского. 1831. Институт литературы Академии наук СССР в Ленинграде.
187 ... А. С. Грибоедов. Портрет работы неизвестного художника начала XIX века (масло). Гравюра из собрания Д. А. Ровинского. Государственный музей изобразительных искусств имени А. С. Пушкина.
188 ... Катанье на Красной площади в Москве. Рисунок неизвестного художника 40-х годов XIX века. Литография. Государственный Исторический музей.
189 ... А. С. Пушкин. Портрет работы Тропинина (масло). 1827. Москва. Государственный Пушкинский музей.
190 ... Вид Кремля из-за Москва-реки, от Каменного моста. Рисунок неизвестного художника. Литография Андрэ Дюран. 1843. Московский коммунальный музей.
191 ... М. С. Щепкин. Рисунок Тараса Григорьевича Шевченко. Москва, 1858. Литография. Из частного собрания.
194 ... Москва. Старые Торговые ряды после обновления фасада (после пожара 1812 года). Фототипия Шерера и Набгольца. 1886. Московский коммунальный музей.
195 ... Москва. Часть фасада Старого Гостиного двора (после обновления фасада после пожара 1812 года). Фототипия Шерера и Набгольца. 1886. Московский коммунальный музей.
196 ... Большой суконный ряд в Старых Торговых рядах на Красной площади. Фототипия Шерера и Набгольца из альбома Н. А. Найденова «Москва. Снимки с видов местностей, храмов, зданий и других сооружений», Москва, 1886. Из частного собрания.
197 ... Шутники. Картина художника И. М. Прянишникова (масло). 1865. Государственная Третьяковская галлерея.
198 ... У Ильинских ворот в Москве. Картина художника П. И. Моисеева (масло). Без даты. Государственная Третьяковская галлерея.
199 ... Зоологический сад в Москве. Рисунок неизвестного художника. Цинкография из иллюстрированного журнала начала 70-х годов XIX века. Государственный Исторический музей.
200 ... Собачий рынок на Трубе в Москве. Рисунок художницы Елизаветы Краснушкиной. Гравюра на дереве. Конец XIX века. Московский коммунальный музей.
200 ... Собиратель картин. Акварель художника В. Маковского. 1869. Государственная Третьяковская галлерея.
201 ... Купеческое семейство в театре (типы Москвы). Рисунок неизвестного художника середины XIX века. Гравюра на дереве.
201 ... Петушиный бой. Рисунок неизвестного художника начала XIX века. Из книги М. И. Пыляева «Старая Москва». С.-Петербург, 1890.
203 ... Прием приданого по описи. Картина художника В. В. Пукирева (масло). 1873. Государственная Третьяковская галлерея.
204 ... Яуза у Тессинского моста. Фототипия Шерера и Набгольца. Из альбома Н. А. Найденова «Москва. Снимки с видов местностей, храмов, зданий и других сооружений». Москва. 1886. Из частного собрания.
205 ... Московский дворик. Картина В. Д. Поленова (масло). 1874. Государственная Третьяковская галлерея.
206 ... К сыну. Картина художника К. Лебедева (масло). 1894. Государственная Третьяковская галлерея.
207 ... Ночлежники. Акварель художника В. Маковского. 1860. Государственная Третьяковская галлерея.
208 ... Уличный адвокат. Рисунок неизвестного художника середины XIX века. Гравюра на дереве, из иллюстрированного журнала.
209 ... Московские типы. Акварель художника В. Маковского. 1879. Государственная Третьяковская галлерея.
210 ... Дом генерал-губернатора на Тверской в Москве. Рисунок неизвестного художника середины XIX века. Литография Арну-отца, издание 50-х годов XIX века. Государственный Исторический музей.
211 ... Летний вагон конки в Москве. Фотография. Начало XX века. Московский коммунальный музей.
212 ... Лубянская площадь. Фототипия Шерера и Набгольца из альбома Н. А. Найденова «Москва. Снимки с видов местностей, храмов, зданий и других сооружений». Москва, 1886. Из частного собрания.
213 ... На Пятницкой улице в наводнение в апреле 1908 года. Фотография. Открытое письмо. Московский коммунальный музей.
214 ... Постоялый двор в Москве. Картина художника С. И. Светославского (масло). 1892. Государственная Третьяковская галлерея.
215 ... Извозчик. Рисунок неизвестного художника середины XIX века. Гравюра на дереве из иллюстрированного журнала. Из частного собрания.
216 ... Арбатская площадь в Москве. Фототипия П. П. Павлова. 1901. Московский коммунальный музей.
217 ... Газовый уличный фонарь. Фотография.
218 ... Старый университет. Фототипия Шерера и Набгольца из альбома Н. А. Найденова «Москва. Снимки с видов местностей, храмов, зданий и других сооружений». Москва, 1886. Из частного собрания.
218 ... «Хомяковская роща» на Кузнецком мосту в Москве. Фотография Отдела планировки Моссовета. Московский коммунальный музей.
219 ... П. И. Чайковский. Фотография. 1885. Государственный театральный музей имени Бахрушина в Москве.
220 ... Приезд гувернантки в купеческий дом. Картина художника Перова (масло). 1866. Государственная Третьяковская галлерея.
221 ... Ходынка (катастрофа на коронационных торжествах). Рисунок с натуры художника Кортес-Скотта. Репродукция из французского журнала «Illustration» за 1896 год.
222 ... Профессор Н. Е. Жуковский. Фотография. 1918.
223 ... Профессор К. А. Тимирязев. Фотография. 1918.
224 ... А. П. Чехов. Фотография. 1899. Музей Государственного Московского Художественного Академического театра имени А. М. Горького.
225 ... К. С. Станиславский: Фотография. 1900. Музей Государственного Московского Художественного Академического театра имени А. М. Горького.
231 ... Н. Э. Бауман. Фотография. 1904. Музей Революции СССР.
235 ... На баррикадах 1905 года. Картина художника И. А. Владимирова (масло). 1925. Центральный музей В. И. Ленина.
236 ... Боевик (дружинник.). Картина художника Н. А. Касаткина (масло). 1905. Музей Революции СССР.
237 ... «Порядок восстановлен» (1905 год). Картина художника Н. Я. Белянина (масло). 1925. Музей Революции СССР.
238 ... На усмиренной Пресне в 1905 году. Акварель художника И. А. Владимирова. 1936. Центральный музей В. И. Ленина.
239 ... Семеновцы в Люберцах. Декабрь 1905 года. Картина художника В. Лещинского (масло). 1906. Музей Революции СССР.
251 ... Расстрел войсками Временного правительства солдат в Кремле. Рисунок художника Острова. 1934. Музей Революции СССР.
265 ... Бой на Кудринской площади. Картина художника Г. К. Савицкого (масло). 1931. Музей Революции СССР.
257 ... Бой под Кремлем (Октябрьские бои у Кремля). Картина художника В. В. Мешкова (масло). Без даты. Музей Революции СССР.
259 ... Перед взятием Кремля. Картина художника К. Ф. Юона (масло). 1920. Музей Революции СССР.
261 ... Взятие Кремля. Картина художника В. В. Мешкова (масло). Без даты. Музей Революции СССР.
267 ... Выступление В. И. Ленина на заводе б. Михельсона. Картина художника Б. Владимирского (масло). 1935. Центральный музей В. И. Ленина.
268 ... Покушение на В. И. Ленина в 1918 году. Картина художника М. Соколова (масло). 1930. Центральный музей В. И. Ленина.
269 ... 1919 год. Картина художника Э. Лисенера (масло). Без даты. Музей Революции СССР.
271 ... В. И. Ленин на субботнике. Картина художника М. Соколова (масло). 1927. Центральный музей В. И. Ленина.
273 ... В. В. Маяковский. Фотография. 1930. Музей В. В. Маяковского. Москва.
277 ... Торг на Сухаревке. Фотография Н. Н. Лебедева. 1923. Московский коммунальный музей.
279 ... Дом в Горках, в котором умер В. И. Ленин. Фотография.
280—281 ... У Дома союзов. Картина художника С. С. Боим (масло). 1938. Центральный музей В. И. Ленина.
283 ... Товарищ Сталин выступает на заводе «Динамо» я 1924 году. Художник Морозов (масло). 1938. Выставка «Индустрия социализма». Москва.
285 ... А. М. Горький. Фотография. 1934. Государственный музей А. М. Горького. Москва.
286 ... Новая Усачевка с самолета. Фотография. 1932. Из частного собрания.
290—291 ... Товарищи Сталин и Ворошилов в Кремле. Картина художника А. М. Герасимова (масло). 1937. Выставка «Индустрия социализма». Москва.
297 ... Товарищи Сталин и Каганович в Кремле. Фотография. 1937. Музей Революции СССР.
299 ... Комсомольцы-метростроевцы. Фотография. 1934.
300 ... Надземный вестибюль станции метро «Дворец Советов». Фотография. 1936.
303 ... Эскалатор (ночью). Фотография. 1936.
305 ... Станция метро «Киевский вокзал». Фотография А. Тартаковского. 1938.
307 ... Станция метро «Площадь Маяковского». Фотография А. Тартаковского. 1938.
309 ... Станция метро «Аэропорт». Фотография А. Тартаковского. 1938.
311 ... Экскаваторы на канале Москва — Волга. Фотография Болдырева. 1937. Фотохроника ТАСС.
312 ... Бетонировка шлюза на канале Москва — Волга. Фотография. 1937. Фотохроника ТАСС.
313 ... Волжская бетонная плотина на канале Москва — Волга. Фотография Болдырева. 1937. Фотохроника ТАСС.
314 ... Шлюз № 2. Канал Москва — Волга. Фотография. 1937. Фотохроника ТАСС.
315 ... Теплоход «Иосиф Сталин» у стен Кремля. Фотография. 1937. Фотохроника ТАСС.
316 ... Охотный ряд после реконструкции. Фотография Соколова. 1936. Фотохроника ТАСС.
317 ... Военная ордена Ленина академия имени Фрунзе. Фотография А. Тартаковского. 1937.
321 ... Колонны демонстрантов на Красной площади в Москве. Фотография. 1938. Фотохроника ТАСС.
323 ... Части артиллерии во время парада войск на Красной площади в Москве в празднование 21-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции 7 ноября 1938 года. Фотография Н. Кубеева. 1938. Союзфото.
324—325 ... Всесоюзный физкультурный парад на Красной площади в Москве. Картина художника С. В. Глаголева (масло). Москва. 1938.
325 ... Фузкультурницы в «ренском колесе» на Всесоюзном физкультурном параде на Красной площади в Москве 24 июля 1938 года. Фотография Л. Великжанина. 1938. Союзфото.
327 ... Колонна физкультурников спортивного ордена Ленина общества «Динамо» на Всесоюзном физкультурном параде на Красной площади в Москве 24 июля 1938 года. Фотография С. Лоскутова. 1938. Союзфото.
329 ... На празднике авиации. Картина художника Евстигнеева (масло). 1938. Выставка «Индустрия социализма». Москва.
331 ... На съезде колхозников-ударников в московском Кремле. Художник Васильев (масло). 1938. Выставка «Индустрия социализма». Москва.
332 ... Ложа ударников Большого театра. Картина художника Яновской (масло). 1937. Выставка «Индустрия социализма». Москва.
333 ... Новая Москва. Картина художника Ю. Пименова (масло). 1937. Выставка «Индустрия социализма». Москва.
334 ... Общий вид супового и соусного цеха комбината питания при заводе имени Фрунзе в Москве. Фотография О. Игнатович. 1939. Фотохроника. ТАСС.
335 ... Уголок кафетерия комбината питания при заводе имени Фрунзе в Москве. Фотография О. Игнатович. 1939. Фотохроника ТАСС.
336 ... На маневрах Красной армии. Танк ломает дерево. Фотография И. Шатина. 1938. Фотохроника ТАСС.
337 ... Подготовка стратостата к полету. Фотография И. Шагина. 1938. Фотохроника ТАСС.
338 ... Атака на маневрах. Фотография И. Шагина. 1938. Фотохроника ТАСС.
339 ... Парашютистка. Картина художника К. Ф. Юона (масло). 1938. Выставка «Индустрия социализма». Москва.
340 ... Экскурсия школьников в музее Ленина у скульптуры «Ленин четырех лет». Фотография. 1939. Фотохроника ТАСС.
341 ... Школьники в новой школе. Фотография. 1938. Фотохроника ТАСС.
342 ... Экскурсия на выставку Е. И. Репина в Третьяковской галлерее. Художник Горелов (масло). 1938. Выставка «Индустрия социализма». Москва.
342 ... Здание Музея Революции на улице Горького. Фотография Лоскутова и Грибовского. 1937. Фотохроника ТАСС.
343 ... В главном читальном зале библиотеки имени Ленина. Фотография О. Лоскутова. 1939. Фотохроника ТАСС.
344 ... Московский центральный дом пионеров и октябрят. Фотография М. Маркова. 1936. Союзфото.
345 ... В «комнате путешествий» Московского центрального дома пионеров и октябрят. Фотография Великжанина. 1936. Союзфото.
346 ... Московские школьники-конькобежцы в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького в Москве. Фотография Н. Кубеева. 1938. Фотохроника ТАСС.
347 ... Герой Советского Союза полковник В. П. Чкалов среди испанских пионеров. Фотография Доренского. 1938. Фотохроника ТАСС.
348 ... В Художественном театре («Горе от ума»). Фотография. 1938. Фотохроника ТАСС.
349 ... Пьерро на карнавальном гулянье молодежи в Центральном парке культуры и отдыха имени Горького в Москве. Фотография А. Грибовского и Э. Евзерихина. 1938. Союзфото.
350 ... Иллюминация над Москва-рекой. Фотография. 1938.
351 ... Красная площадь ночью. Фотография Э. Евзерихина. 1938. Фотохроника ТАСС.
352 ... Новогодняя елка на площади Свердлова в Москве. Фотография Э. Евзерихина. 1937. Фотохроника ТАСС.
353 ... В Центральном парке культуры и отдыха имени Горького. Фотографии А. Тартаковского. 1937.
353 ... Зимний, сад в детском городке Московского Сокольнического парка. Фотография Маркова. 1937. Фотохроника ТАСС.
357 ... Новые дома на шоссе Энтузиастов. Фотография А. Тартаковского. 1938.
359 ... Реконструированная Кремлевская набережная. Фотография И. Ганюшкина. 1938. Фотохроника ТАСС.
360 ... Шлюз № 3 на канале Москва — Волга. Фотография Болдырева. 1937. Фотохроника ТАСС.
361 ... Водная станция на Химкинском водохранилище канала Москва — Волга. Фотография. 1938. Фотохроника ТАСС.
363 ... На крыше Химкинского вокзала канала Москва — Волга. Фотография Болдырева. 1937. Фотохроника ТАСС.
364 ... Новый Москворецкий мост. Фотография А. Тартаковского. 1938.
365 ... Новый Крымский мост. Фотография А. Тартаковского. 1938.
366 ... Кино «Родина». Фотография А. Тартаковского. 1938.
367 ... Комбинат «Правды». Фотография. 1938. Фотохроника ТАСС.
368 ... Новое здание библиотеки имени В. И. Ленина. Фотография Н. Кубеева. 1937. Фотохроника ТАСС.
368—369 ... Дворец Советов. Картина художника С. В. Глаголева (масло). 1938. Москва.
369 ... Большой зал Дворца Советов (перспектива). Чертеж архитекторов Иофана и Гельфрейха. 1935. Постоянная Всесоюзная строительная выставка в Москве.
СОДЕРЖАНИЕ
Москва собирает русскую землю ... 3
Столица великого государства ... 19
Борьба с польскими интервентами ... 39
Бунташное время ... 57
Боярская Москва ... 69
Москва при Петре I ... 89
Дворянская столица ... 111
Нашествие Наполеона ... 149
На переломе ... 165
Купеческий город ... 193
1905 год ... 227
Москва в Октябре ... 247
Москва — столица Страны Советов ... 263
План нового города ... 288
Сталинский план выполняется ... 293
Московские сутки ... 319
Столица мира ... 355
Хроника основных московских событий ... 371
Опись иллюстраций ... 376
Примеры страниц
Скачать издание в формате pdf (яндексдиск; 489 МБ).
1 июня 2022, 11:44
0 комментариев
|
|
Комментарии
Добавить комментарий