Музей-заповедник Царицыно : Дворцовый ансамбль, парк, коллекции. — Москва, 2005

  

 

 

 

 

В настоящем издании выдающийся памятник русской архитектуры XVIII — начала XIX в. — дворцово-парковый ансамбль «Царицыно» — впервые предстает как музейный объект вместе с находящимися в Государственном музее-заповеднике художественными коллекциями. Впервые с доступной ныне полнотой публикуются исторические графические материалы — планы и чертежи великих русских зодчих В. И. Баженова и М. Ф. Казакова, генеральные планы и архитектурная графика от момента приобретения усадьбы Екатериной II до начала XX в. Книга знакомит с уникальной историей, замечательным настоящим и огромными перспективами Царицынского ансамбля — единственной подмосковной резиденции Екатерины II.

 

Редактор: Е. К. Левина.

 

Фотографы: В. Л. Горбунов, Д. А. Репьев, Н. Е. и П. В. Шибаевы, Е. К. Левина.

 

 

 

 

Останься Царицыно живописной сельской местностью (как до XVI века), быть бы ему очередным спальным микрорайоном современной Москвы.

 

Сохранись Царицыно родовой вельможной усадьбой — бояр ли Стрешневых и Голицыных (как в XVII веке), князей ли Кантемиров (как в первой половине XVIII века), оно стало бы мемориалом русского дворянского быта вроде музеев-усадеб графов Шереметевых в Кускове и Останкине, князей Юсуповых в Архангельском...

 

Воплотись в Царицыне мечта императрицы Екатерины Великой о подмосковном Царском Селе, оно бы надменно соперничало по царской роскоши с императорскими и великокняжескими резиденциями под Санкт-Петербургом — Царским Селом, Петергофом, Павловском, Гатчиной и др.

 

Но судьба Царицына сложилась иначе. И она, эта судьба, с ее неразгаданными поныне тайнами и парадоксами, — главный герой музея-заповедника «Царицыно», его «брэнд».

 

***

 

Немецкая принцесса Софья-Фредерика-Августа Ангальт-Цербстская впервые увидела Россию в 15 лет. Но, преобразившись, по воле истории, в российскую императрицу Екатерину Вторую, она оказалась выдающимся знатоком и устроителем русской жизни.

 

Екатерина отчетливо поняла, какими опасностями для социальной стабильности и крепости самодержавия чреваты коренные проблемы общественного самосознания России, порожденные оглушительными реформами Петра Первого. Она увидела, сколь мучительно переживается в «этой» стране насильственный разрыв «связи времен», как тлеет конфликт между патриархальными устоями народной жизни и модернизационными амбициями правящей космополитической элиты. И как нервно эта «элита» реагирует на отчаянное отставание темпов российского «прогресса» от средних стандартов европейской цивилизации.

 

Будучи от Бога одареннейшим «политтехнологом» и «пиарщиком», Екатерина применяла множество приемов для преодоления болезненных комплексов русской ментальности. Полезный «психотерапевтический» ресурс она узрела и в новомодном для русской архитектуры XVIII века «готическом вкусе», занесенном к нам из Англии. Этот «вкус», при умелой творческой трактовке, позволял наглядно пропагандировать идеологемы «просвещенного» екатерининского царствования — необходимость комфортного единения исконных национальных традиций русской культуры и реформаторских порывов самовластья, «Востока» и «Запада», сердечного согласия между Москвой как символом многовековой православной Руси и Петербургом как тогдашним символом современной и устремленной в будущее мировой державы.

 

***

 

Екатерина, как правило, изумительно точно выбирала место, время и исполнителей своих дальновидных замыслов. Так вышло и на этот раз.

 

Время — 1775 год, период осмысления уроков пугачевского бунта, тщеславного празднования крупной военной победы России над Турцией, новаторских административных реформ и увлекательных законотворческих игр императрицы с разными слоями русского общества.

 

Место — Москва, первопрестольная «народная» столица России, прибежище оппозиционного русского дворянства, проигравшего в жестокой конкуренции с петербургским чиновничеством. Еще точнее — живописная усадьба князей Кантемиров Черная Грязь, близ знаменитого царского села Коломенского, которую Екатерина переименовывает в Царицыно и тем демонстрирует особую, общегосударственную значимость этой новой императорской резиденции.

 

Исполнитель — Василий Иванович Баженов, европейски образованный и смолоду признанный современниками национальным гением русский зодчий.

 

Царицыно было, вне сомнения, вдохновеннейшим из «пиаровских» проектов Екатерины, придуманным ею в 1775 году не без влияния, как думается, ее тогдашнего фаворита и тайного супруга князя Г. А. Потемкина.

 

Тем увлекательнее и поучительнее дальнейшая история...

 

За десять лет строительства (1776—1785) Баженов возводит в Царицыне целый сказочный город из красного кирпича и белого камня с пятью царскими дворцами и дюжиной прочих построек. Воодушевленный «своеручными задачами» императрицы, он применяет всю свою ученость и артистическую изобретательность, чтобы оригинальной «говорящей архитектурой» угодить всем чувствительным натурам. Он дерзает, по сути, создать в Царицыне некий новый «национальный стиль» и добивается несомненного зрелищного успеха.

 

Всякий посетитель Царицына, с конца XVIII столетия и по сей день, находит в баженовских постройках что-то свое, родное и близкое, в зависимости от собственных мировоззренческих предпочтений, образованности и эстетических привычек. Одни с радостью видят в его творениях кровное родство с древнерусским зодчеством. Вторым слышатся приятные отголоски средневековой европейской готики — не то немецкой, не то английской. Третьим мерещатся акведуки Древнего Рима, четвертым — что-то «мавританское». Пятые опознают излюбленные приемы «барокко», шестые — «классицизма». Седьмые любуются веселым узорочьем белокаменного декора, а восьмые — разгадывают всякие интеллектуальные ребусы. Словом, «всем сестрам по серьгам» — чего, видимо, и хотелось Екатерине в «архитектурном театре» ее подмосковного «Царского Села»...

 

Одного Баженов фатально не умел и не сумел в Царицыне — найти «золотую середину» между зрелищной символикой архитектуры и ее функциональной целесообразностью. Он был скорее художником, нежели строителем. Мастером же комфортной архитектуры слыл другой знаменитый московский зодчий XVIII века — Матвей Федорович Казаков. Его «готический» Петровский дворец, строившийся одновременно с баженовским Царицыным, Екатерина оценила в 1785 году как «очень хорошенькую временную квартиру». А по поводу дворцового комплекса Баженова высказалась крайне сурово: «Внутри должен быть изменен, ибо так в нем было бы невозможно жить». Своды зданий она сочла «слишком тяжелыми, комнаты слишком низкими, будуары слишком тесными, залы темными, лестницы слишком узкими».

 

Ни современники, ни потомки не поверили собственным высказываниям лукавой Екатерины. Истинные причины державного гнева объясняют женской капризностью и изменчивостью вкусов императрицы, политиканскими интригами ее новых фаворитов, масонскими связями Баженова и его дружеской близостью к нелюбимому царицей сыну Павлу Петровичу, клеветой завистников славы зодчего. Легендам и версиям «несть числа»...

 

Как бы там ни было, но в 1785 году Баженов подвергается публичному унижению. Его предложения по «переправке» дворцов отклоняются, сам он увольняется в отставку, а для строительства нового Большого дворца призывается М. Ф. Казаков.

 

Во второе десятилетие царицынской строительной эпопеи (1786—1797) личная драма Баженова перерастает уже в трагедию всего дворцового ансамбля.

 

«Готика» нового Большого дворца Казакова оказалась стилистически чуждой «готике» Баженова. Но это еще полбеды. Главное другое — казаковский дворец оказался столь громоздким по габаритам, что катастрофически разрушил хрупкую гармонию всего баженовского замысла. Близлежащие здания Баженова обрекаются на снос, а уцелевшие, лишившись единой композиции, «разбегаются» в разные стороны и зрительно «съеживаются». Удар был бы еще сокрушительнее, если бы по ходу строительства Екатерина, из-за нехватки денег, не повелела уменьшить высотность дворца на один ярус...

 

Впрочем, в связи с Царицыным страдает и профессиональная репутация Казакова. Уже современники этого славного зодчего презрительно сравнивают его Большой дворец с «гробницей», «замком Черномора», «темницей», «катафалком», — словом, признают явной творческой неудачей. «Этот дворец стоит как мавзолей над гением Баженова», — утверждается в 1832 году в популярном тогда журнале «Телескоп». Уничижительные оценки ослабевают лишь к середине XIX века, когда здание утрачивает остатки крыш и окончательно превращается в исполинскую руину, «мрачную и грозную даже в полдень», как описывал ее И. С. Тургенев в романе «Накануне»...

 

Вот Вам ирония истории — только обратившись в руину, Большой дворец Казакова примиряется в своих пропорциях и массах с творениями Баженова и образует вместе с ними причудливо странный, но все же масштабно целостный архитектурный ансамбль...

 

***

 

Екатерине, если верить ее собственным словам, главные баженовские дворцы не понравились именно и только «внутри». Неужели прославленный Баженов не справился бы с переделкой интерьеров своих зданий? Зачем понадобился Казаков с его проектом совершенно нового Большого дворца? Рискну — простите, романтики! — высказать версию тех загадочных событий.

 

Строительство баженовского ансамбля было едва ли не единственным в тогдашней Москве крупномасштабным государственным проектом, который осуществлялся вне управления и, главное, вне финансового контроля царских строительных чиновников. Екатерина в 1775 году доверила Баженову быть единоличным руководителем работ и распорядителем финансов. Неоднократные попытки всяких «ревизоров» отыскать в его делах какие-то грубые нарушения к судебным разборкам не привели.

 

Недовольство Екатерины интерьерами баженовских дворцов давало строительным чиновникам великолепный шанс обратить столь «финансовоемкое» дело в свою пользу. Снос баженовских дворцов и новое грандиозное строительство открывали перспективу очередных (и громадных!) «капиталовложений» из государственной казны. А значит... и возможность, как издавна, по Н. М. Карамзину, водится на Руси, уворовать «свою долю». Для этого нужно было окончательно скомпрометировать творческие идеи прославленного Баженова в глазах императрицы, организовать, для красивого прикрытия, нечто вроде закрытого конкурса «на переправку дворца» с участием авторитетного Казакова, убедить Екатерину в целесообразности устранения Баженова, а в результате — взять «финансовые потоки» в свои руки. Эту «спецоперацию», судя по всему, блестяще организовал на рубеже 1785—1786 гг. давний враг Баженова и начальник Экспедиции Кремлевского строения М. М. Измайлов.

 

Неужели дела в XVIII веке делались столь же «элементарно просто», как и сегодня? Понимал ли свою роль в этой возможной чиновничьей интриге М. Ф. Казаков — этот, как считается, ученик, друг и соратник Баженова? И встречаюсь ли Баженов и Казаков после рокового для первого 1785 года? О чем бы, вспоминая Царицыно, они толковали?..

 

***

 

Вопреки распространенным легендам, императрица Екатерина Вторая не лицезрела казаковского дворца в его завершенном виде, а потому не могла «высочайше» оценить ни его зрелищных, ни житейских качеств. Во время своего последнего визита в Москву летом 1787 года она видела лишь фундаменты строившегося здания.

 

Впрочем, императрица могла бы тогда и вовсе не заезжать в Царицыно, поскольку давно уже потеряла к нему живой интерес. Каменное строительство в России было тогда делом неспешным (строительные сезоны длились лишь пять-шесть месяцев в зависимости от погоды). А всякая идеологическая конъюнктура власти требует быстрого воплощения, пока не превращается в дорогостоящую обузу на фоне новых государственных потребностей. Тем более в условиях России, где преемственность верховной власти отнюдь не гарантирована...

 

Уже летом 1785 года Екатерина, по ее словам, «весьма пожалела о потраченных впустую деньгах», поскольку «серебро нынче в цене, а хлеб дорог». Возведение же казаковского дворца неоднократно приостанавливалось из-за нехватки средств в связи с очередными военными расходами и прочими неотложными надобностями государства.

 

Вместе с тем, двадцатилетний царицынский «долгострой» можно интерпретировать и в свете личности самой Екатерины, как ее оценивал знаменитый историк В. О. Ключевский: «Что бы ни делала, она всегда чувствовала себя как будто на сцене, поэтому слишком много делала напоказ. Обстановка и впечатление были для нее важнее самого дела и его последствий. Она заботилась больше о популярности, чем о пользе. Что бы она ни задумывала, она больше думала о том, что скажут про нее, чем о том, что выйдет из задуманного дела. Отсюда ее любовь к рекламе, к шуму, слабость к лести, туманившей ее ясный ум и холодное сердце»...

 

***

 

Сын и наследник Екатерины — император Павел Первый — осмотрел Царицыно по восшествии на престол весной 1797 года. И вскоре распорядился: «В селе Царицыне никаких строений не производить». Именно к суждениям Павла, склонного к мрачно-мистическим ассоциациям, восходят, думается, все последующие колоритные очернения казаковского дворца в широком общественном мнении.

 

Импульсивный Павел волен был по-разному поступить с царицынским детищем ненавистной ему матушки. Он мог распродать все строения на кирпичи. Превратить дворцы в казармы. Подарить Царицыно кому-либо из своих фаворитов в качестве подмосковной «дачи». Повелеть снести дворец Казакова и вместо него восстановить заново дворцы Баженова, коему он издавна покровительствовал и, став императором, осыпал почестями...

 

Но вот очередной парадокс царицынской судьбы. В свете последующей истории оказалось, что приостанавливая царицынское строительство, Павел, этот безжалостный искоренитель деяний своей матушки, превращает, по сути, недостроенное Царицыно... в мемориал Екатерины Великой, в памятник политическим интригам и человеческим страстям ее эпохи...

 

***

 

Любимый внук Екатерины — император Александр Первый — не решился, однако, довершить бабушкин «долгострой». Именно при нем дворцы Баженова и Казакова обращаются в самые настоящие руины и живописно зарастают зеленью подобно античным развалинам. Более того, в 1803 году он разрешает открыть Царицыно для публичных летних загородных гуляний москвичей, чем, по сути — превращает дворцовый «недострой» XVIII века в привлекательное туристическое зрелище. И дополняет этот неформальный «музей архитектурных руин» новыми «экспонатами» — новомодными ампирными беседками, павильонами, мостиками, прочими парковыми «затеями».

 

К услугам тогдашних «туристов» открываются гостиницы, трактиры и летние буфеты, организуются лодочные катанья на прудах и конные прогулки по аллеям парка. По свидетельству знаменитого русского историка Н. М. Карамзина, к 1816 году Царицыно становится «любимым гульбищем московских купцов».

 

«Мелочная потребность человека обратила один корпус Баженова в плохую ресторацию!!!» — сокрушается в 1832 году журнал «Телескоп»...

 

***

 

Другой внук Екатерины — император Николай Первый — осматривает Царицыно в 1835 году. По свидетельству графа Бенкендорфа, ансамбль не понравился царю «ни местоположением, ни остатками полуразвалившегося дворца, почему он предложил выстроить вместо него казарму или какое-нибудь училище».

 

Спустя год император спрашивал у чиновников дворцового ведомства, «что будет выгоднее: продать ли на сломку большую часть каменных строений в Царицыне или, по сломке тех строений, перевезти материалы в Коломенское» для строительства там нового царского дворца. Ничто выгодным не показалось, а потому Царицыно продолжило свою парадоксальную историческую жизнь «Московского Колизея».

 

«Нелегко найти место для летнего жилища царей», — вновь вздохнул бы о несчастливой судьбе Царицына Н. М. Карамзин...

 

***

 

Чего больше в этой печальной царицынской эпопее — преходящих обстоятельств каждого нового мига русской истории или действия роковых закономерностей русской государственности и жизнеустройства?

 

Уже интеллектуалы пушкинской эпохи понимали, что, по мере своего разрушения, царицынский дворцовый ансамбль все больше обретает некие новые важные смыслы и значения во времени и пространстве русской истории. «Для меня этот дворец красноречивее всех развалин Гишпании и Рима», — писал в 1828 г. в новелле «Царицынская ночь» известный литератор и философ А. В. Киреевский, раздумывая в связи с исторической судьбой Царицына «о будущем, о назначении человека, о таинствах искусства и жизни, о любви, о собственной судьбе и, наконец, о судьбе России».

 

Такой философский взгляд на царицынские руины стал не только распространенным, но даже вполне официозным к середине XIX столетия, когда царский двор вознамерился превратить Царицыно в дачный поселок с целью извлечения дополнительных доходов от казенного имущества. «Развалины дворца составляют существенную привлекательность Царицына и служат лучшим украшением его живописной местности, куда в летнее время московская публика любит приезжать для гулянья, — докладывал императору Александру Второму мудрый московский чиновник. — При отдаче участков под выстройку дач цена бы на них значительно повысилась. С уничтожением развалин значение Царицына как лучшего загородного гулянья потеряется и тогда на развитие в нем дачной жизни нельзя надеяться».

 

Уже к концу XIX века Царицыно превращается в популярную и престижную дачную местность. Здесь проживали или бывали в гостях многие выдающиеся деятели русской истории и культуры. Среди них — председатель первой Государственной Думы С. А. Муромцев, ученые И. Е. Забелин и К. А. Тимирязев, композитор П. И. Чайковский, литераторы И. А. Бунин, А. П. Чехов, А. Н. Плещеев, Л. Н. Андреев, А. Белый, Н. А. Телешов и многие другие.

 

* * *

 

Именно Царицыно (еще одна ирония истории!) в числе первых из многочисленных поселений России, переименованных большевиками во славу вождя мировой революции, становится осенью 1918 года поселком «Ленино». Несостоявшееся подмосковное «Царское Село» превращается... в заурядный рабоче-крестьянский поселок районного масштаба, животрепещущие проблемы коего подробно освещает местная газета «В бой за коллективизацию» («Ленинский путь»).

 

На месте разоренного старинного кладбища, где упокоен, в частности, Френсис Рид — английский садовник, «выписанный» Екатериной для устроения в Царицыне пейзажного парка («аглицкого сада»), возводится к 60-летию Великого Октября обелиск «Первым борцам за Советы» — тем самым, кто с упоением переименовывал «Царицыно» в «Ленино» и искренне верил в коммунистическое счастье новых хозяев бывшего царского владения...

 

В 1980-е годы в новостроечный московский микрорайон «Ленино» проводится линия метрополитена, одноименная станция которого, естественно, оформляется в патетическом «революционном стиле». После крушения СССР эта станция (вместе со всем микрорайоном) обретает стародавнее название «Царицыно». И современная молодежь недоумевает теперь, какое же отношение к русским царям-императорам имеют «серпы-молоты», красные знамена и прочие атрибуты коммунизма на ее мраморных стенах...

 

Прав-таки остается поклонник царицынских достопримечательностей Андрей Раевский, восклицавший в 1816 году: «Все найдете Вы в Царицыне!..»

 

***

 

В 1927 году, по инициативе историка В. В. Казанцева, сына священника царицынской церкви, образовывается Царицынский историко-краеведческий музей, разместившийся в Третьем Кавалерском корпусе. Директор увлеченно популяризирует многовековую историю Царицына, творчество В. И. Баженова и М. Ф. Казакова.

 

Через десять лет и, мало того, на фоне шумных официальных празднований двухсотлетних юбилеев Баженова и Казакова, местные партийно-советские власти закрывают музей ради кинотеатра, танцевального зала и библиотеки партийной литературы. Незачем, мол, дорогие товарищи, оглядываться на проклятое прошлое. Только вперед, по ленинскому пути к светлому будущему всего человечества...

 

***

 

«Правда истории требует, чтобы Царицыно осталось незавершенным капризом XVIII века, — убежденно заявлял в 1912 году Ю. Н. Шамурин в своей известной книге «Подмосковные». — Доделанное, включенное в число памятников своего времени, оно бы ложно свидетельствовало об его творчестве, его вкусах.» Этого же мнения придерживался выдающийся историк искусства В. В. Згура: «Царицыно в ряду подмосковных усадеб занимает особое место. Это музей архитектурных руин, никогда не обитавшихся, никогда не завершенных в своем устроении. И вместе с тем, это прекрасная иллюстрация психологии русского XVIII века с его безудержным размахом, бестолковыми затеями, недолговечными начинаниями».

 

После всех катаклизмов XX столетия руины Большого дворца выглядят еще «красноречивее», еще поучительнее в глазах каждого интеллектуала и патриота России, чем казались современникам А. С. Пушкина. Это памятник-символ многих волнующих драм, трагедий и парадоксов нашего национального жизнеустройства с петровских времен до сегодняшнего дня. Это памятник-мемориал горечи и печали по всему желанному, но, увы, не сбывшемуся в нашем историческом прошлом. Это памятник-урок тем гениям русского искусства, кто романтически увлекается утопическим прожектерством русского самовластья, но рискует стать очередной жертвой его изменчивой идеологической конъюнктуры. Это памятник-размышление о мере возможного и невозможного, реально доступного и заведомо утопического в перспективах русской истории и культуры...

 

Других таких символических руин нет более ни в Москве, ни в России. И место этому «Московскому Колизею» — в ряду великих руин мира вместе со знаменитыми памятниками-руинами Древней Греции и Древнего Рима, средневековой Европы и доколумбовой Америки...

 

***

 

В 1953 году газета «Московский строитель» грозно вопрошала: «Почему не восстанавливается царицынский ансамбль? Советский человек не может долго любоваться руинами! Он деловито осматривает сохранившиеся фундаменты и готовит руки к работе».

 

Суть, конечно, не в нашей «советскости», а в нашей «русскости». Сколь бы не мечтала императрица Екатерина Великая о примирении в нашем национальном самосознании «прошлого» и «настоящего», «Востока» и «Запада», этого явно не случилось.

 

Нас, русских, в большинстве своем, не устраивает жестокая правда национального прошлого с ее темными и светлыми страницами. С XVIII века и по сей день нам хочется исправить историю, забыть о печальных событиях, стереть горькие напоминания. Мы, увы, не приемлем мирного сосуществования достоверного прошлого и авангардного настоящего в едином жизненном пространстве. Подлинные памятники истории мы любим превращать в «новоделы», а новейшие архитектурные формы, напротив, подделывать под ту «старину», какая нас радует в данный момент...

 

И зачем нам, действительно, архитектурные руины? Повседневная жизнь русского человека, в общем, и без того трудна, чтобы думать, глядя на них, о злоключениях судьбы. Горьки, к тому же, воспоминания о недавних войнах и разных катастрофах. Хочется гармонии и счастья, хочется простодушной веры в грядущее, а не новых поводов для тяжелых раздумий о разочаровывающем прошлом и непредсказуемом будущем...

 

***

 

Еще в 1861 году московская газета «Время» писала: «Кто из посетителей Царицына, расставаясь, не пожелал ему лучшего будущего?.. Сохраним же приятную надежду снова увидеть Царицыно в счастливую эпоху его возрождения...»

 

С XIX века и по 1970-е годы разрабатывалось множество фантазийных проектов восстановления царицынских руин под самые разные нужды — сначала аристократические дворцовые резиденции, потом — пролетарские дома отдыха, дипломатические виллы, учебные заведения и даже завод шампанских вин и шипучих напитков. Научная реставрация началась лишь в 1980-е годы для размещения созданного тогда Государственного музея декоративно-прикладного искусства народов СССР, ныне — Государственного историко-архитектурного, художественного и ландшафтного музея-заповедника «Царицыно».

 

В трудные для постсоветской России 1990-е годы, благодаря энергии и авторитету директора музея-заповедника В. И. Аниковича, удалось восстановить все постройки В. И. Баженова, за исключением Хлебного дома. В отреставрированных баженовских зданиях теперь проводятся музейные выставки, а в Среднем дворце (Оперном доме) — еще и концерты классической музыки.

 

По решению Мэра Москвы Ю. М. Лужкова весь царицынский ансамбль, включая Большой дворец М. Ф. Казакова и Хлебный дом В. И. Баженова, должен быть восстановлен уже к 2007—2008 годам для создания крупнейшего на юге Москвы историко-культурного, музейно-выставочного, природоохранного, досугово-рекреационного и туристического комплекса.

 

Прощай, печальная руина?! Здравствуй, возрождение Царицына!?

 

***

 

История возникновения и развития музея-заповедника «Царицыно» столь же парадоксальна и иронична, как и все остальное в царицынской судьбе.

 

Прародителями музея, по сути их царицынских деяний, можно считать императоров Павла Первого и Александра Первого. Именно они, сами того не ведая, превратили недостроенную Екатериной Второй императорскую резиденцию — подмосковное «Царское Село» — в общедоступный парк-«заповедник» дворцовых руин XVIII века и шедевров садово-паркового искусства XIX века. При таком взгляде наш музей оказывается одним из старейших в России.

 

И вместе с тем, это один из самых юных российских музеев. Его «отцами-основателями» следует признать народного художника СССР И. С. Глазунова и первого секретаря Московского горкома КПСС В. В. Гришина. Первый по поручению Министра культуры СССР П. Н. Демичева создавал в 1981—1983 годах Государственный музей декоративно-прикладного искусства народов СССР. Второй — предложил в 1983 г. разместить этот новый советский музей в «бесхозном» тогда архитектурно-парковом ансамбле «Царицыно». Это неожиданное «бракосочетание» истории и современности привело, в конечном итоге, к образованию ныне существующего музея.

 

Именно в музее-заповеднике «Царицыно» сбережены шедевры декоративного искусства бывшей советской империи — произведения мастеров традиционного и профессионального декоративно-прикладного искусства народов Украины, Белоруссии, Молдавии, Балтии (Литвы, Латвии, Эстонии), Закавказья (Азербайджана, Армении, Грузии), Казахстана и Средней Азии (Узбекистана, Киргизии, Туркменистана). Эти художественные сокровища ждут своего часа, чтобы именно здесь, в отреставрированных «готических» зданиях Царицына, раскрыть все свои духовные смыслы и эстетические богатства для нынешних и будущих поколений россиян...

 

Смею полагать, что императрица Екатерина Вторая нашла бы вполне забавной такую встречу политической конъюнктуры советской эпохи с ее идеологическими играми. Идеи «дружбы народов», равноправного процветания и взаимодействия национальных культур России сомасштабны ее собственным идеологемам во благо великой российской империи...

 

***

 

Осенью 1989 года, как раз на подъеме «горбачевской перестройки», Ученый совет Государственного музея декоративно-прикладного искусства народов СССР одобрил концепцию его преобразования в Государственный музей-заповедник «Царицыно». Тогдашний Министр культуры СССР Н. Н. Губенко ответствовал примерно так: «Может, вы и правы. Но куда же девать слово «СССР»?

 

История рассудила сама: в декабре 1991 года не стало СССР, а спустя короткое время, по решению нового Правительства России, образовался и Государственный историко-архитектурный, художественный и ландшафтный музей-заповедник «Царицыно».

 

Екатерина одобрила бы, уверен, развитие Царицына как музея-заповедника, где навсегда увековечено ее величественное имя и где каждый, подобно И. В. Киреевскому, сможет с пользой для себя задуматься «о будущем, о назначении человека, о таинствах искусства и жизни, о любви, о собственной судьбе и, наконец, о судьбе России».

 

Не знаю, правда, как бы она отнеслась сейчас к решению воссоздать Большой дворец. Скорее всего, поддержала...

 

***

 

У Царицына — печальное прошлое, но, уверен, великое музейное будущее.

 

Только в Царицыне Вы воочию увидите творения великого русского зодчего XVIII века Василия Баженова, все другие проекты которого известны ныне только по чертежам и макетам, либо с трудом опознаются в капитальных перестройках.

 

Только в Царицыне, обозревая постройки В. И. Баженова и М. Ф. Казакова, Вы поймете, что такое «готический вкус» в русской архитектуре XVIII столетия.

 

Только в Царицыне Вы можете полюбоваться крупнейшим и старейшим в современной Москве каскадом прудов XVI—XVII веков.

 

Только в Царицыне, путешествуя по его великолепному парку, Вы проникнетесь романтическими тайнами минувших эпох русской истории.

 

Только в Царицыне, в выставочных залах его дворцовых сооружений, Вы увидите художественные сокровища «советской Атлантиды» — шедевры декоративного искусства СССР эпохи его расцвета и заката.

 

Только в Царицыне... Впрочем, приезжайте и увидите сами! От Московского Кремля до Царицына всего лишь двадцать минут на метро.

 

 

---

 

 

В.В. Егорычев. СУДЬБА ЦАРИЦЫНА ИЛИ ПАРАДОКСЫ РУССКОЙ ИСТОРИИ: ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ.. 6

 

Л. В. Андреева. ЦАРИЦЫНСКИЙ ДВОРЦОВЫЙ АНСАМБЛЬ И ЕГО СОЗДАТЕЛИ. ЗАМЫСЛЫ И РЕАЛЬНОСТЬ.. 12

 

Часть I. ДВА ВЕКА ИСТОРИИ ЦАРИЦЫНА

ГОД 1775. РОЖДЕНИЕ ЦАРИЦЫНА. А.А. Баранова.. 18

1775—1785. АРХИТЕКТУРНЫЙ АНСАМБЛЬ В. И. БАЖЕНОВА. А. А. Баранова, Л. В. Андреева.. 22

1785—1796. БОЛЬШОЙ ДВОРЕЦ М. Ф. КАЗАКОВА. А. А. Баранова, Л. В. Андреева.. 40

ПЕЙЗАЖНЫЙ ПАРК. СОЗДАНИЕ И РАСЦВЕТ. О. В. Докучаева, А. А. Баранова.. 46

ЦАРИЦЫНО-ДАЧНОЕ. А. А. Баранова.. 56

ПОСЕЛОК ЛЕНИНО. А. А. Баранова.. 66

МУЗЕЙ-ЗАПОВЕДНИК «ЦАРИЦЫНО». ОТ ПРОШЛОГО К БУДУЩЕМУ. О. В. Докучаева.. 68

 

Часть II. ПАМЯТНИКИ ЦАРИЦЫНА

ДВОРЦОВЫЙ АНСАМБЛЬ. Л. В. Андреева.. 72

ПЕЙЗАЖНЫЙ ПАРК. О. В. Докучаева.. 128

 

Часть III. МУЗЕЙНЫЕ КОЛЛЕКЦИИ

РУССКОЕ И ЗАПАДНОЕВРОПЕЙСКОЕ ИСКУССТВО XVIII — НАЧАЛА XX ВВ.  152

ТРАДИЦИОННОЕ, НАРОДНОЕ И НАИВНОЕ ИСКУССТВО НАРОДОВ РОССИИ И СССР XIX—XX ВВ.  178

ДЕКОРАТИВНОЕ ИСКУССТВО СССР.. 208

ЦАРИЦЫНСКАЯ АРХЕОЛОГИЯ.. 236

О. В. Докучаева (вводный текст), Л. В. Андреева при участии Т. Е. Бердниковой, О. А. Габуевой, Е. М. Горожанкиной, Л. Н. Губернаторовой, Н. Ю. Ивановой, Д. В. Кавериной, Т. Д. Карякиной, Ю. М. Максимова, Л. П. Монаховой, В. А. Помещикова, Л. Ф. Романовой, Д. В. Солдатенковой, А. С. Теселкина.

 

---

 

  

 

  

 

---

 

Скачать издание в формате pdf (яндексдиск; 136 МБ).

 

 

Все авторские права на данный материал сохраняются за правообладателем. Электронная версия публикуется исключительно для использования в информационных, научных, учебных или культурных целях. Любое коммерческое использование запрещено. В случае возникновения вопросов в сфере авторских прав пишите по адресу [email protected].