Парланд А. А. К истории архитектурной декорации в Италии : Том первый. — С.-Петербург, 1913

 

 

 

 

 

 

Врожденное чувство религии в человеке породило эту отрасль искусства, как и все искусства вообще.

 

Неясные и неопределенные отношения между Божеством и неразвитым, почти что диким, человеком, понимавший существо, характер оного только в действиях сил природы и преимущественно враждебных ему, пробудили сначала в полуспящей душе человека не любовь, явившуюся лишь позже с более точным пониманием Его существа, а строгое уважение, доходящее до боязни, до трепетного страха.

 

Склонить столь грозную, всемощно разрушающую в его глазах, силу в свою и своего рода пользу, задобрить насколько он в состоянии ее ярые страсти, столь гибельные для его крова, для его скромного жилища, напуганный человек сооружает обители, помещая в них выродки своей фантазии и робкою, дрожащею рукою старается украсить стены помещения, назначенного жилищем своего грозного властелина.

 

Египтяне дали нам пример в своих храмах и надгробных памятниках подобной декорации, процветавшей, как утверждают, за 6.000 лет до Рождества Христова. Влияние их на весь остальной мир, в деле наук и искусств, неоспоримо. Искусство древних вавилонян и ассирийцев, процветавшее с 2.000—606 года до Р. Хр., следует сюда же причислить. Через посредство финикийцев, а в особенности торгового населения Тира и Сидона оно было перенесено за пределы Азии в Европу.

 

Поэтому предположение, что архитектурная декорация греков побудилась существующими до нее примерами египетских, вавилонских и ассирийских памятников, не покажется слишком невероятным. До нас дошли незначительные остатки декорационной живописи доисторического периода в Тиринте (начало 2-го тысячелетия до Р. Хр.) и в Кнозосе на острове Крите (1.400 до Р. Хр.) и едва заметные следы наружной окраски греческих храмов в самой Греции и в колониях, а именно в Пестуме, Селинунте, Гимере и Джирдженти. Греки, повидимому, употребляли окраску различными способами, из которых два дошли до нас: налагая ее прямо на камень без посредства штукатурки, как мы это видим в остатках Селинунтского храма (в Палермитанском музее) и в храме Юноны Лачинии в Джирдженти (Girgenti, Агригент, Акрагас древних) и применяя ее к штукатурке al fresco, как нам показывают остатки храма в Гимере (в Палермитанском музее), храма Леды в Джирдженти и храма Посейдона в Пестуме. Штукатурка у греков, судя по вышеупомянутым остаткам, была наипревосходнейшая; она до того мелкозерниста, плотна и бела, что похожа скорее на тонкую облицовку из белого мрамора. Сцепляясь весьма крепко с камнем, составляя, таким образом, с ним одно целое, она в то же время, приняв окраску, удерживает ее как нельзя лучше, сохраняя колера в их первобытной свежести. Пестумские остатки в Неаполитанском музее (Museo Nazionale), единственные в этом роде, первейшей важности, ибо дают нам, хотя и не полную, но близкую картину о греческой декорации в ее рисунке, колерах и орнаментистике.

 

Хотя у Гомера нет прямого указания на существование внутренней декорации, мы с полнейшею уверенностью можем предположить ее существование и всеобщее применение. Трудно представить себе, чтобы нация, одаренная в те века столь верным чувством прекрасного, не пыталась бы украсить надлежащим и ее достойным образом свои изящные храмы, а потом и дворцы и более скромные жилища. Трудно себе представить, чтобы нация, применявшая с таким успехом разноцветные мраморы при постройке своих храмов, как, напр., в храме Афины Полиас в Афинах и др., покрывая даже иной раз белый мрамор краскою за неимением пестрого, — чтобы нация, применявшая даже к скульптуре разнородные составные части, слоновую кость, золото, мрамор и т. д., для достижения большего впечатления, украшая ее нередко живописью, как, напр., расписанный Пархазием (Parrhasius) щит Афины в Афинах, о котором нам рассказывает Павзаний (Pausanias Attic. 28) и другие примеры, — трудно предположить, чтобы нация, применявшая все выше перечисленное, пренебрегала бы архитектурною декорациею, декорационною живописью, поприще, на котором она могла показать с успехом свой тонкий, изящный вкус и художественное чутье.

 

Итак, принимая существование архитектурной декорации у греков за неоспоримый факт, можно смело утверждать, что она, как и вообще все греческое искусство, повлиявшее сильнейшим образом на развитие и направление художественных инстинктов Италии, дала новую жизнь, новый элемент развития италианской декорации, существовавшей и прежде в памятниках этрусского искусства.

 

Если верить сказаниям Плиния, то столетия до основания Рима существовали в Санвиуме (Sannvium), Чере (Caere) и Ардее¹) (Ardea) расписанные живописью храмы, что, однако, не подтверждается ни малейшими данными разысканий и потому подлежат не малому сомнению.

____________

¹) C. Plinii Secundi, Historiarum Mundi. Exstant certe hodieque antiquiores urbe picturae ardeae in aedibus sacris, quibus equidem nullas aeque demiror tam longo aevo durantes in orbitate tecti, veluti recentes... Durant et Caere, antiquiores ipsae. — Liber XXXV, de pictura et coloribus, Caput VI.

 

Первые более положительные известия о существовании архитектурной декорации в Италии относятся ко времени Тарквиниев (616—507). Отцу короля Тарквиния Ириска (616—578) Демаратусу¹) приписывается в этом деле не малое значение, так как по его приглашению греческие живописцы-художники впервые посетили Италию, оставаясь в Риме по просьбе короля, дав этим этрусскому искусству новое направление, новую силу. Начало более художественной декорации можно отнести, следовательно, не без основания в царствование королей из рода Тарквиниев, хотя первый памятник ее проявления, о существовании которого есть данные, а именно храм богини здравия относится к 450 году, почти что 200 лет спустя. Второй памятник декорационной живописи, о котором упоминает Плиний, был произведением поэта Пакувия (Pacuvius²), расписавшего храм Геркулеса (Forum Boarium) около 300 года.

____________

¹) Hunc aut eodem nomine alium fuisse, quem tradit Cornelius Nepos secutum in italiam Demaratum, Tarquinii Prisci romani regis patrem, fugientem a Corintho injurias Cupseli tyranni, mox docebimus. Liber XXXV, caput V.

²) Proxime celebrata est, in foro Boario aede Herculis, Pacuvii poetae pictura. — Liber XXXV, caput VII.

 

Определить характер декорации этого раннего периода по отсутствию памятников невозможно, но, правда, будет, по всей вероятности, не далека, предполагая, что она состояла в убранстве стен различными мраморами и в подражании этому расписанною штукатуркою или же в простой разбивке стен разноцветно расписанными отделами, оживленные местами более или менее богатыми орнаментами.

 

То, что мы чаще всего видим в декорациях Помпеи и Геркуланума и привыкли называть помпейским стилем, или, по крайней мере, нечто в этом роде, упоминается впервые в последнем столетии до Рождества Христова, а именно в царствование Августа (27 до Р. Хр. — 14 по Р. Хр.). Некий живописец Людий (Ludius³) по показаниям Плиния (L. 35, сар. 37) изобрел этот род декорационной живописи, разработав орнаментацию до более роскошных приемов и применив впервые искусство живописи, т. е. картины, пейзажи, фигуры в общем деле стенной декорации.

 

По мнению Витрувия, однако, этот прием существовал и до Людия, заслуга которого состоит лишь в том, что, работая этою манерою почти что исключительно, приучил к ней публику, которой она до того понравилась, что вскоре вошла повсеместно в употребление, раздражая не мало строгого Витрувия, сетовавшего против вычурности современного вкуса следующими словами: «Однако эти картины, скопированные древними с действительно существующих вещей, ныне, по причине испорченности вкуса, не употребляются. Теперь расписывают стены охотнее небывальщинами, нежели изображениями настоящих предметов. Вместо колонн подставляют камышевые тросточки, вместо фронтонов — частые гребешки, т. е. фронтоны дугообразно-крючковато-изогнутых линий, разыгранные желобками, отвечающие канелюрам колонн, украшенные кудрявою зеленью, завитками и другими вычурными орнаментами; или святильники, носящие храмики, над фронтонами которых подымаются, выходя из корешков завитков, тончайшие стебельки, с посаженными на них крошечными фигурками, против всякого здравого смысла, а также на стебельках расцветшие цветы с полуфигурами, выходящими из оных, снабженные то человеческими, то звериными головами: когда известно, что подобные вещи не только не существуют, но и не могут быть, да и никогда не существовали. Несмотря на это, сей новый обычай преобладает в такой силе, что для этих лживых суждений пренебрегается истинное искусство. Каким образом может в действительности трость поддерживать крышу или святильник дома с украшениями крыши или веточка, до того тонкая и нежная, сидящую фигуру или, наконец, из корней и стебельков рождаться полу-цветы и полу-фигуры. И все-таки несмотря на то», продолжает он в своей воркотне, «что подобные нелепости всеми замечаются, они далеко не порицаются, доставляя, напротив, удовольствие — и никому и в голову не приходит рассудить, возможно ли в действительности нечто подобное или нет. Зараженный испорченным вкусом ум не в состоянии уже более сам от себя находить хорошим то, что предписывают ему здравый смысл и законы приличия. Никогда не следует одобрять картины, не подходящие к действительности: будь они даже написаны превосходно, все-таки не следует обращать на них внимания, если, поверив их рассудком, не найдем в них без труда здравого смысла» (Книга VII, глава 5).

____________

³) Non fraudando et Ludio, divi Augusti aetate, qui primus instituit amoenissimam parietam picturam, villas et porticus, ac topiaria opera, lucos, nemora, colles, piscinas, euripos, amnes, litora, qualia quis optaret, varias ibi obambulantium species, aut navigantium, terraque villae adeunticum asellis aut vehiculis. Jam piscantes aucupantesque, aut venantes, aut etiam vindeminantes sunt in ejus exemplaribus: nobiles, palustri accessu villae suecollatis sponsione mulieribus, labantes trepidisque feruntur: plurimae praeterea tales argutiae facetissimi salis. Idemque subdialibus maritimas urbes pingere instituit, blandissimo aspectu, mimque impendir. Liber XXXV, caput XXXVII, de generibus picturae.

 

Тот же Витрувий, критику которого разберу впоследствии, при определении одного из видов IV-го стиля, различал 4 периода или рода архитектурной декорации¹), следовавшие последовательно один за другим. Первый состоял в подражании простой инкрустации различными мраморами; второй также в подражании инкрустации, но более сложной, с карнизами и другими архитектурными деталями и в разбивке стен на обрамленные красными или желтыми каймами отделы; третий в воспроизведении живописью целых зданий, с колоннами, фронтонами и т. д., с применением пейзажей и картин из вседневной жизни, исторических или же мифологического содержания. Между другими перечислениями декоративных приемов, относящихся к этому 3-му роду декорации, он рассказывает нам, что «в открытых местах, а также и в экседрах, имея большие плоскости стен, рисовались фасады театров трагических, комических или сатирических. Коридоры по их длине украшались разнообразными пейзажами, скопированные с натуры, подходящие к характеру места. Наконец, четвертый род архитектурной декорации состоял в употреблении той фантастической архитектуры, невозможной в действительности, против которой строгий и положительный архитектор так горячо восстает.

____________

¹) Nanque pictura imago fit ejus quod est, seu potest esse, uti hominis, aedificii, navis, reliquarumque, verum, e quarum formis certisque corporum finibus, figurata simililudine, sumuntur exempla: ex eo antiqui, qui initia expolitionibus instituerunt, imitati sunt primum crustarum marmorearum varietates et collocationes: deinde coronarum, et silaceorum, miniaceorunque cuneorum inter se varias distributiones: postea ingressi sunt, ut etiam aedificiorum figuras, columnarumque et fastigiorum eminentes projecturas imitarentur: patentibus autem locis, uti exedris, propter amplitudinem parietum scenarum frontes tragico more, aut comico, seu satyrico designarent: ambulationibus vero propter spatia longitudinis varietatibus topiorum ornarent ab certis Iocorum proprietatibus imagines exprimentes: pinguntur enim portus, promontoria, littora, flumina, fontes, euripi, fana, luci, montes, pecora, pastores: nonnullis locis item signorum megalographiam, habentem Deorum simulacra, seu fabularum dispositas explicationes, non minus Trojanas pugnas seu Ullyssis errationes per topia, caeteraque, quae sant eorum similibus rationibus ab verum natura procreata. — Liber VII, caput V.

 

Итак, мы видим, что сами древние признавали существование 4-х различных родов стенной декорации, многочисленные образчики которых можно найти без труда в развалинах Помпеи, Геркуланума и в других местах Италии.

 

<...>

 

---

 

 

 

 

 

---

 

Скачать издание в формате pdf (яндексдиск; 125 МБ).