|
Первушина Е. В. Усадьбы и дачи петербургской интеллигенции XVIII — начала XX века. Владельцы, обитатели, гости. — С.-Петербург, 2012Усадьбы и дачи петербургской интеллигенции XVIII — начала XX века. Владельцы, обитатели, гости / Е. В. Первушина. — С.-Петербург : Издательство «Паритет», 2012. — 368 с., ил. — ISBN 978-5-93437-294-2
Книга посвящена загородным усадьбам и дачам, принадлежащим петербургским интеллигентам XVIII, XIX и XX веков. Именно в загородных усадьбах, а не на светских балах или на официальных приемах поэты, художники, ученые и государственные деятели могли без помех общаться между собой, спорить, плодотворно работать, наслаждаться красотой природы. Именно здесь складывался неповторимый облик русской культуры. Многие усадьбы и дачи, описанные в книге, сохранились до наших дней, во многих из них организованы музеи, поэтому книга станет для читателя надежным проводником в особый мир «усадебной культуры».
ПРЕДИСЛОВИЕ
Мы живем внутри истории. И оттого что мы редко об этом вспоминаем, ничего не меняется.
Мы живем в мире, который был построен людьми, жившими до нас. Мы поселяемся в домах, выстроенных людьми из прошлого, читаем книги, написанные ими, живем, в чем-то подражая им, а в чем-то яростно противореча. Мы — их наследники, пусть даже не по праву крови или по праву родства, но по праву одного города и единого потока истории, в котором мы находимся.
Из поколения в поколение мы передаем ритуалы праздничных трапез и будничных чаепитий, весеннего мытья окон, осенней засолки огурцов и... летних поездок на дачу. На первый взгляд кажется, что как раз на даче жизнь необыкновенно проста, спонтанна, лишена всяких условностей. Мы купаемся в речке, собираем малину и грибы, катаемся на лодках, качаемся в гамаках, устраиваем пикники на свежем воздухе с восторгом первооткрывателей. Но вот перед нами воспоминания людей, живших в иные времена и в ином государстве — в Российской империи. Казалось бы, эти люди бесконечно далеки от нас. Но посмотрите, как они проводили свое свободное время, и вы увидите, что с тех пор изменилось немногое.
Владимир Соллогуб, русский дворянин, современник Пушкина, рассказывает о том, как в детстве он жил на даче в Павловске. В своих мемуарах он вспоминает тенистые аллеи и роскошные цветники Павловского парка, накрытые столы, стоящие в Молочне и в других павильонах на тот случай, если гости проголодаются, эолову арфу и фортепиано в Розовом павильоне, библиотеку и альбом, где каждый посетитель мог записать свои мысли или пришедшие в голову стихи (среди посетителей Павловска было немало поэтов), и, что, разумеется, было гораздо интереснее для ребенка, деревянные горы для катания, качели, гимнастические аппараты, стоявшие у Розового павильона. Дети любили кататься с этих гор, но еще больше любили озорничать, например бегать по горкам вместо того, чтобы чинно скатываться с них в специальных колясках. «Однажды я даже вздумал сбежать с деревянной горы, и в то время как бежал, на меня налетел молодой князь Василий Репнин в колясочке, — вспоминает Владимир Соллогуб. — Но я всегда умел не терять присутствия духа в минуту опасности. На всем бегу я угораздился прыгнуть и, вместо того, чтоб переломить себе ноги, отделался ушибом в пятку».
Меж тем на даче, за оградой Павловского парка, течет своя неспешная и размеренная жизнь, полная нехитрых радостей и удовольствий.
«После нарышкинской дачи мы занимали дачу князя Волконского, близ крепости, — пишет Владимир Соллогуб. — Сад был большой, и ягод было в нем много... Для утренних прогулок у бабушки была низенькая тележка, или таратайка, без рессор и с сиденьем для кучера. Выкрашенная в желтую краску, она была похожа на длинное кресло, запрягалась в одну лошадь из вороной инвалидной четверни и, разумеется, следовала тихим шагом. Отец мой, всегда подшучивавший над бабушкой, за что она, впрочем, никогда не сердилась, прозвал эту диковинную таратайку „труфиньоном“. Труфиньон имел значение легендарное как принадлежность Павловска. И некоторые доживающие ныне мои современники, верно, вспомнят о нем с удовольствием. Труфиньон употреблялся не для одного катания... Он служил и другим целям. Во-первых, он направлялся к рощам, окружавшим Павловск, и в местах хороших останавливался. Старушка брала из предосторожности вожжи в руки, хотя опасности от клячи не предвиделось, а кучер Абрам слезал с козел и шел бродить, нагнувшись, в чаще деревьев. Вдруг раздавалось его радостное восклицание:
— Березовик, ваше превосходительство.
— Смотри еще! — кричала бабушка. Находка белого гриба была торжеством. Жатва укладывалась в корзиночку, а при возвращении домой грибы отсылались на кухню с приказанием изжарить их к обеду в сметане на сковородке. За обедом возникал другой эпизод. Грибы казались заманчивыми и вкусными. Но как только бабушка за них принималась, вокруг стола поднимался семейный протест. Затем она, немного поспорив, уступала голосу рассудка и нехотя возвращала искусительную тарелку тоже встревоженному Дмитрию Степановичу. Прогулка в труфиньоне служила тоже и для визитов, визитов весьма оригинальных, ввиду приглашений или справок. Подъедет бабушка к знакомым и велит Абраму вызвать хозяев или, в случае их отсутствия, слугу.
— Скажи, что старуха Архарова сама заезжала спросить, что, дескать, вы старуху совсем позабыли, а у нее завтра будут ботвинья с свежей рыбой и жареный гусь, начиненный яблоками. Так не пожалуют ли откушать!
И труфиньон двигался далее...»*
____________
* Петербургские страницы воспоминаний графа Соллогуба с портретами его современников.— СПб.: ТОО «Афина», 1993.
Декорации конечно поменялись. Сейчас никто не ездит за грибами на двуколке, никто не записывает впечатления в альбомы, но образ жизни остался прежним. Летом мы по-прежнему при случае любим погулять в общественных парках, где есть качели и аттракционы, перекусываем в маленьких летних кафе, приглашаем соседей на обед, катаемся на лодках, ходим по грибы, собираем ягоды в саду. Жизнь меняется и... не меняется.
Теперь взгляните на воспоминания Александры Яковлевны Бруштейн, дочери небогатого врача, жившей в русской части Польши в начале XX века. Другое время, другое место, другой человек, другие обстоятельства, и тем не менее все, о чем она пишет, удивительно понятно и узнаваемо: «Как чудесно на даче! День здесь емкий, просторный. Он неторопливо поспевает, как малина на кусте. До самых сумерек день остается свежим, крепким. Не то что в городе, где день через несколько часов жухнет, становится мятым, как ягоды на лотках у разносчиков... Все мои подруги — Варя, Маня с Катей и Лида Карцева — собрались сегодня в гости ко мне, на дачу. Мы ушли далеко в лес, аукались, хохотали по всякому пустяку. Набрали много земляники, малины. Кузовка у нас с собой не было — забыли захватить из дому,— но мы нанизали ягоды на длинные, крепкие травинки. А когда переходили через ручей, осторожно переступая по каменному броду, и Катюша Кандаурова, сорвавшись с мокрых, осклизлых камней, попала обеими ногами в воду — тут уж нашему веселью, казалось, и конца не будет! Сейчас мы сидим на берегу реки, на золотом песочке. На ближней раките сохнут Катины мокрые чулки и туфли... Мы только что выкупались. Плавать никто из нас не умеет — от этого купанье еще веселее...»*
____________
* Бруштейн А. Весна.— М.: Детская литература, 1961.
Это уже совсем близко и понятно нам — мы такие же. Ну почти такие же.
Или вспомним гениальное (не побоюсь этого слова) четверостишие Пастернака:
Лист смородины груб и матерчат.
В доме хохот, и стекла звенят,
Там шинкуют, и квасят и перчат,
И гвоздику кладут в маринад.
Кто бы мог подумать, что даже такая малость, как гвоздика в маринаде, с легкостью может стать мостиком, соединяющим разные поколения?
Вот еще строки, написанные сто с лишним лет назад, но совершенно понятные и близкие нам. «Солнце уже зашло. Нежная, золотисто-алая ткань света, одевшая небосклон на месте заката, производила неизъяснимо чарующее впечатление. С озера потянуло легкою свежестью. Все казалось таким мирным, радостным, все звало жить и наслаждаться жизнью...
— Жалко уезжать,— говорит Нина, высказывая и мою мысль.— Точно мы оставили здесь что-либо дорогое, родное.
Ах, она права: мы оставили здесь самое дорогое, что может быть у человека: минуту счастья»**.
____________
** Холодный Н. Н. Борьба миров (астрономический, физический и фантастический роман). — СПб.: Типолитогр. Н. Евстифеева, 1900.
Наверно каждому из нас, уезжая с дачи или просто из-за города, приходилось чувствовать то же, что чувствовал автор этих строк.
В этой книге я расскажу вам о петербургских усадьбах и дачах. И если вы, вооружившись моей книгой, посетите их, вы увидите, что за последние 200 лет изменилось немногое. Люди по-прежнему уезжают летом «на природу», чтобы отдыхать от городской жизни, общаться с друзьями, наслаждаться свежим воздухом и парным молоком, а главное — творить.
Герои этой книги — интеллигенты: писатели, поэты, художники, ученые. Взгляните на них среди городской суеты: в их фраках, мундирах и цилиндрах, разъезжающих в экипажах с «визитами», представленных «ко двору», вальсирующих на балах, и они покажутся вам бесконечно далекими и чужими. Но здесь, в усадьбах и на дачах, вы сможете увидеть их без чинов, без регалий и привычных масок и наверняка поймете, что расстояние, разделяющее вас, не так велико.
Но прежде чем перейти непосредственно к петербургским дачам и их хозяевам, зададимся двумя на первый взгляд весьма странными вопросами: «Что такое дача?» и «Кто такие интеллигенты?».
ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие ... 3
Глава первая. Интеллигенты — кто они?.. 9
Глава вторая. Усадьба и дача в потоке истории.. 17
Глава третья. Русские усадьбы и дачи петровского времени ... 49
Дворцы и парки «на голландский манер». 49
Усадьба «царева токаря»... 59
Усадьба неугомонного инженера... 61
Глава четвертая. Усадьбы елизаветинских времен. 67
Елизаветинское барокко. 67
Усть-Рудица: портрет ученого. 77
Шереметевский дворец: портрет мецената... 85
Глава пятая. Усадьбы екатерининских времен. 101
Кумирни просвещенной монархини. 101
Усадьба Кирьяново и ее хозяйка. Первая в России женщина-президент .. 110
Усадьба Державина на Фонтанке. Между Пленирой, Миленой и Фелицей. 119
Глава шестая. Усадьбы пушкинских времен. 139
Империя пытается быть романтичной. 139
Усадьба Монрепо. Камень Людвига... 161
Усадьба Олениных Приютино. Память сердца.168
Дача А. С. Пушкина в Царском Селе. Поэт и его муза, или Пир во время холеры... 198
Дачи меценатов, поэтов и художников на Черной речке..207
Дом-музей Римского-Корсакова в Тихвине. У истоков новой эстетики..222
Глава седьмая. Усадьбы и дачи конца XIX — начала XX века.. 231
Усадебная и дачная жизнь на переломе эпохи..231
Рождествено. Детство писателя...260
Дача Бенуа в Петергофе. Детство художника...273
Извара. Юность художника..284
Дача Чистякова в Царском Селе. Художник и его ученики...292
Усадьба Щербова в Гатчине. Художник в кругу друзей...298
«Пенаты». Старость художника.311
Замок Стенбок-Ферморов в Лахте и дача Виттенбургов...331
Литературный хутор. В преддверии рая..350
Послесловие...361
Адреса петербургских усадеб..363
Примеры страниц
Скачать издание в формате pdf (яндексдиск; 185 МБ).
Скачать издание в формате djvu (яндексдиск; 154 МБ).
Все авторские права на данный материал сохраняются за правообладателем. Электронная версия публикуется исключительно для использования в информационных, научных, учебных или культурных целях. Любое коммерческое использование запрещено. В случае возникновения вопросов в сфере авторских прав пишите по адресу [email protected].
29 июля 2016, 1:32
0 комментариев
|
|
Комментарии
Добавить комментарий