Столпянский П. Н. Петербург : Как возник, основался и рос Санкт-Питербурх. — Петроград, 1918

  

 

 

 

 

 

 

Издание книги по истории Петербурга было задумано книгоиздательством „Революционная Мысль“ в феврале 1918 года, в то время, когда брестские переговоры поставили Россию в такое положение, что оккупация ее северной столицы была вполне вероятна, и дальнейшие судьбы Петербурга глубоко волновали все русское общество. Но и после заключения брестского договора, при эвакуации Петербурга, когда город все более и более разрушался и пустел, тревога за судьбу Петербурга, находящегося под постоянной угрозой занятия его немецкими войсками, нисколько не уменьшилась. Именно в это время стала проявляться та любовь к своему городу, которая до того времени в широких массах населения не замечалась. Пробудившееся национальное чувство подсказывало, что Петербург рос и строился не только волею царей и правящей бюрократии, но и трудами всего русского народа, за счет всего богатства России. Естественно, что в связи с опасениями за будущее города, у петербуржцев явился большой интерес и к прошлому города, и к его истории.

 

Идя навстречу этому, издательство решило в живой и популярной форме дать книгу по истории Петербурга. К счастью, издательству удалось сговориться по выполнению этой работы с таким знатоком истории Петербурга, как П. Н. Столпянский; он согласился в спешном порядке приготовить эту книгу, что и выполнил почти в двухмесячный срок.

 

Поэтому, пусть читатель не посетует на автора и издательство за неполноту и некоторую сжатость характера работы. С одной стороны, крайняя необходимость своевременного выпуска такой книги, а с другой — ограниченность в сроке и размерах работы, не позволили дать более обстоятельную и подробную историю нашей столицы.

 

Издание, начатое „Революционной Мыслью“, закончено книгоиздательским товариществом „Колос“.

 

---

 

 

Сравнительная молодость C.-Петербурга и отсутствие поэтому каких-либо особенных легенд, объясняющих возникновение Петербурга. — Поэма Пушкина „Медный Всадник“. — Стремление представить Петербург, как Петрово детище и как окно в Европу. — Истинная причина заложения Петропавловской крепости. — Удобное положение острова Енисари. — Краткая справка из истории дельты Невы. — Когда стали образовываться острова, находящиеся в устье Невы. — Былые землетрясения. — Вековое поднятие почвы Финского залива. — Переписная книга Вотьской пятины 1500 года. — Неправильность взгляда — „на берегу пустынных вод“. — Что играло главную роль в основании и первоначальном развитии Петербурга. — Юбилейная дата для Петербурга. — Планы Петра Великого об устройстве Петербурга.

 

 

Петербург, или, как его ныне именуют, Петроград, является вполне малолетком среди столиц мира — ему всего на всего 200 лет: он основан в 1703 году. Весьма понятно, что такое позднее возникновение Петербурга не позволяет объяснить его происхождение каким-нибудь сверхъестественным способом, помощью более или менее остроумно выдуманной легенды. Конечно, нельзя к основанию Петербурга присочинить новую волчицу, которая, как известно, играла главную роль при основании Рима; — волчица эта, по преданию, кормила Ромула и Рема своим молоком и тем спасла их от голодной смерти; нельзя утверждать, что на месте Петербурга был апостол Андрей Первозванный, которому обязан своим возникновением Киев; — Андрей Первозванный, по преданию, на месте будущего Киева воздвиг крест и тем самым показал, что здесь будет православный город. Повторяем, такими легендами нельзя изукрасить основание Петербурга.

 

Но все же появилась легенда, которую мы, петербуржцы, всасываем чуть ли не с молоком матери и которой мы верим всю нашу жизнь. Происходит такая упорная вера потому, что этою легендою воспользовался наш величайший поэт Пушкин и так поэтически изложил ее, что, раз прочитав поэму Пушкина „Медный Всадник“, навсегда запечатлеешь эту легенду в своем уме. В самом деле, вспомним:

 

 

Поэт этими строками связал неразрывно имя Петербурга с именем преобразователя России, с именем Петра Великого, — Петр, как дают объяснение, стремился к устью Невы, чтобы здесь заложить свою столицу, „прорубить окно в Европу“.

 

И, гласит легенда или предание, — „осматривая остров Енисари, Петр I взял у солдата башнет, вырезал два дерна и, положив их крестообразно, сказал: „здесь быть городу“; затем, взяв заступ, первый начал копать ров; в это время в воздухе появился орел и стал парить над царем. Когда ров был выкопан около двух аршин, в него — 16 мая 1703 года — в день святой Троицы поставили ящик, высеченный из камня; духовенство окропило этот ящик святою водою, государь поставил в него золотой ковчег с частью мощей святого апостола Андрея Первозванного; после того царь прикрыл ящик каменной доскою, на которой была вырезана следующая надпись; „от воплощения Иисуса Христа 1703, года мая 16, основан царствующий град Санкт-Петербург великим государем царем и великим князем Петром Алексеевичем, самодержцем всероссийским“.

 

К 200-летию существования Петербурга один из художников воспользовался этим сказанием и сочинил иллюстрацию, на которой изобразил сцену основания Петропавловской крепости: Петр Великий, окруженный свитою своих приближенных, стоит с заступом в руках на каком-то возвышении; рабочие копают рвы, начинают сыпать валы, несколько в боку картины виднеются две связанные верхушками березки —они должны представлять будущие ворота Петропавловской твердыни, наконец, над Петром реет орел, вестник славы и победы.

 

Художник, как мы видим, буквально следовал вышеприведенному преданию, но если в последнем недостоверность не так резко бросается в глаза, то она вполне ярко проявляется в иллюстрации. Иллюстрация прежде всего страдает излишнею театральностью; еще более скептически заставляет отнестись к картине „орел“; — как известно, орлы — более южные жители, к Петербургу они залетают очень и очень редко: вместо орлов здесь водятся вороны, копчики да ястреба.

 

И, действительно, если от фантазии поэта, написавшего вышеприведенные строчки, от легенды, с замечательною точностью передающей все детали события, наконец, от иллюстрации художника, мы перейдем к историческим документам, то окажется, что 16 мая 1703 года Петра Великого даже не было на месте нынешнего Петербурга, он был на Ладожском озере: из Сясьского устья он поехал дальше осматривать строющийся флот.

 

Таким образом, Петр не накладывал крестообразно дерн, не копал рва, не опускал в него ковчег с мощами св. Андрея Первозванного, над Петром не парил орел, — крепость на островке Енисари заложил в отсутствии Петра его любимец Меншиков. Фантазии поэта и художника не было, на самом деле все происходило гораздо проще и естественнее. Перед нами схематический план устья Невы. (Смотри в конце книги план № 1). В конце апреля месяца — 26 апреля 1703 года — русские войска обложили шведскую крепость Ниеншанц, которая была на месте нынешней Охты и на нашем плане указана под № 1. Пока войска готовились к осаде, Петр Великий, взяв с собою 7 рот гвардейцев, отправился вниз по Неве, на рекогносцировку. Как только лодки повернули из той луки, которую Нева делает около нынешнего Смольного монастыря (на плане эта лука обозначена буквою А), сейчас же должен был кинуться в глаза небольшой островок (на плане под № 2). Шведы и финны звали его Енисари, что значит Заячий остров. Узким проливом он был отделен от Петербургской Стороны, тогда носившей название Койвусари, что значит Березовый остров, — очевидно, на этом острове было много березы, в противоположность следующему, ныне Аптекарскому, а тогда Карписари, что означает еловый, т. е., заросший елкою.

 

Этот островок Енисари стоял и стоит при разделении Невы на Большую и Малую Неву. Петр Великий должен был пристать к этому островку, чтобы выяснить, по какому же рукаву идет фарватер, и оказалось, что Малая Нева не судоходна, а фарватер идет по Большой Неве, близко берега нынешнего Васильевского Острова, тогда Хирвисари, что значит Лосиный остров, — в изобилии водились лоси, — а затем от конца этого острова, от так называемой стрелки, круто переходит на противоположную сторону, к будущему Адмиралтейскому острову, тогда к острову „Усадбица“, — фарватер на нашем плане обозначен пунктирной линией.

 

Такое направление фарватера показало Петру, — не забудем, что Петр обладал замечательным глазомером, свойством, необходимым каждому хорошему инженеру, — что если на островке Енисари поставить батарею или еще лучше устроить крепость, то эта крепость закроет шведам вход в Неву, и русский флот на Ладожском озере можно будет строить с большею безопасностью, да и Ниеншанц и Нотенбург (т. е. Шлиссельбург) шведы не смогут взять обратно.

 

И как только пал Ниеншанц, нынешняя Охта, Петр и отдает приказание заложить на Енисари Петропавловскую крепость, быть может, первое время и не носящую этого названия. И эта крепость закладывается вовсе не как основание будущей столицы, — о столице здесь, на устье Невы, Петр стал думать, как увидит читатель, гораздо позже. Таким образом, причиною основания Петербурга было вовсе не стремление Петра Великого „прорубить окно в Европу“, — прорубать окно он стал гораздо позже, — а нахождение в устье Невы незначительного островка, который каким-то неизвестным для нас геологическим переворотом был оторван от нынешней Петербургской Стороны.

 

Для большей ясности нам необходимо сделать небольшую геологическую и историческую справку из эпохи, предшествовавшей заселению Петербурга. Мы уже указали, что Петербург должен считаться малолетком среди других столиц мира, точно также и та самая местность, где расположен Петербург, устье или дельта красавицы Невы, тоже не слишком раннего происхождения. Во всяком случае, образование реки Невы из довольно широкого пролива, достигающего местами 8—20 верст, произошло уже тогда, когда на побережье Ладожского озера поселился человек. В нашей, так называемой, Несторовой летописи очень подробно описан водный путь „из варяг в греки“, т. е., из Балтийского моря в Черное. Но в этом описании еще не упоминается река Нева, как река, есть только указание „на великое озеро Нево“, т. е., нынешнее Ладожское озеро, и „того озера вышло в устье моря Варяжского (т. е. Балтийского).

 

Конечно, нельзя вполне убежденно утверждать, что выражение Несторовой летописи показывает, что и во времена летописца Ладожское озеро непосредственно соединялось с Балтийским морем и вместо Невы был только широкий пролив. Надо полагать в этом выражении летописца отголосок старинных уже и для эпохи Нестора преданий, хотя нет никакого сомнения, что и во времена Нестора Нева была несравненно короче и шире настоящей, а потому еще и не получила настоящего прозвища, а именовалась просто на просто устьем великого озера Нево, чем она, без сомнения, и была в самом тесном смысле этого слова при первом появлении человека на берегах Ладожского и Финского бассейнов. Не забудем, что, по шведским источникам, а шведы уже со второй половины VII или с первой половины VIII веков господствовали по сю сторону Балтийского моря, река Нева носит название Ny (Нью), что значит „Новая река“, — этим названием как бы подчеркивается сравнительно новое происхождение Невы.

 

Те же летописи сохранили нам известия о каких то страшных геологических катастрофах, происходивших на берегах Балтийского моря в VIII—XII веках.

 

„В лето 6738 (от сотворения мира, конечно, или по нынешнему летосчислению, в 1230 году) тресеся земля по Велице дни (т. е., после пасхи) в пяток на 5 недели в обед, а иные отобедали“, — так заносит летописец во 2-ой новгородской летописи. В той же летописи под 1176 годом отмечено, что „река Волхов в это лето в течение пяти дней шла „на взвод“, т. е., имела обратное течение. Землетрясение отмечалось летописцами несколько раньше, например в 1107 году читаем: „стресеся земля месяца февраля в 5 день“.

 

Конечно, как-то странно читать в настоящее время о землетрясениях в Петербурге и Петербургском крае. Но, с одной стороны, точность, с которой летописец означает время землетрясения, не позволяет усомниться в правильности его известий, а, с другой стороны, у нас имеются сведения о землетрясении, бывшем в С.-Петербурге гораздо позднее. Это землетрясение — 14 октября 1802 года — отмечает и Пушкин в своих заметках. Правда, это землетрясение было едва заметно в Петербурге, но если землетрясение наблюдалось в Петербурге в начале XIX века то оно могло быть настолько значительным в VIII—XII веках, что вызвало не только громадное наводнение, но и общий подъем данной местности, вследствие чего должно было произойти некоторое спадение вод Ладожского озера и образование нынешнего русла Невы.

 

Если летописцы и другие писанные источники говорят нам, что происхождение и нынешнего русла, и нынешнего устья Невы нужно отнести к VIII—X веку, то точно такие же результаты получаются и от географических и геологических наблюдений.

 

Площадь островов, составляющих Невскую дельту, постепенно увеличивается, как это показывают топографические съемки. Сравнивая годовой прирост островов Невской дельты по съемкам 1718, 1828 и 1864 годов, составляющий от 9643 кв. саж. (если сравнивать 1828 и 1864 годы) до 9410 кв. саж. (если сравнивать 1718 и 1864 годы), оказывается, что для образования этих островов необходимо было около 900 лет, а отсюда видно, что острова, образующие дельту Невы, начали возникать приблизительно в X веке по Р. X. Тот же результат получим и из наблюдений над вековым поднятием берегов Финского залива, которое в Петербурге составляет от 0,93 до 1,16 фута в 100 лет. Из этих данных видно, что в X веке по Р. X. вся дельта Невы была приблизительно на 10—11 футов ниже нынешней. А между тем, при наводнениях в С.-Петербурге, несмотря на значительное искусственное возвышение города со времени Петра Великого, повышение воды до 10½ футов (наводнение 1777 года) и даже до 9½ футов (наводнение 1752 года) выше ординара заливает все петербургские острова. При наводнении 1824 года, когда вода поднялась свыше 13½ футов, залит был почти весь город, кроме Литейной, Рождественской и Каретной частей. Зная все это, должны заключить то же самое, к чему приходим и из других источников: образование Невской дельты началось в VIII—X веке по Р. X.

 

При возникновении из под уровня Финского залива дельта реки Невы в нынешнем ее районе представляла из себя, вероятно, один сплошной, сперва еще небольшой остров. Дальнейшее поднятие берегов залива, сужая устье реки, — тогда как количество воды, протекавшее из Ладожского озера через Неву, оставалось то же самое, а сила течения от подъема берегов даже увеличивалась, — повело к постепенному размыванию означенного острова на несколько меньших. Вообще же число островов Невской дельты постепенно увеличивается и довольно быстро, что можно ясно видеть из сравнения числа островов по известным в настоящее время картам Невской дельты. В 1676—1700 годах Невская дельта состояла всего из 24 островов, в 1705—1706 годах — из 31, в 1777 году — из 48, в 1848 году — из 80, а в 1808—1881 годах — уже более чем из 100 островов. Таким образом, на каждое из последних двух столетий число островов Невской дельты удваивалось, по этому расчету дельта Невы могла состоять из одного острова еще и в XII веке, — новое подтверждение, что дельта Невы стала образовываться в VIII—X веке.

 

Если физическая история Невской дельты начинается с VIII—X века по Р. X., то, оставляя без внимания летописные сказания (в связи с именем Александра Невского упоминается „муж старшина в земле Ижорской, именем Пельчусий“, который „стоявши у края моря и стерегуще обои пути“), шведские известия (о постройке Ландскрона, что по переводу русских летописей значило „Венец земли“), можем сказать, что гражданская и политическая история этой же дельты для нас становится более или менее ясной с самого начала XVI века. К этому времени относится документ чрезвычайной важности, известный под названием „переписная окладная книга Вотьской Пятины 6008 года“. Вся Новгородская область 6008 года (с сотворения мира или 1500 г. по Р. X.), уже утратившая свою самостоятельность и подпавшая под владычество Москвы, делилась на пять пятин, которые в свою очередь разделялись на уезды, последние — на погосты. Приведя „Великий Новгород во всю волю свою“, Иоанн III потребовал (в январе 1478 года) от новгородцев дани. Для определения размеров этой дани необходимо было сделать „переписи“, и вот на наше счастье сохранилась такая вторая по времени переписная окладная книга. Эта книга позволяет нам восстановить точное первоначальное название той местности, в которой находится С.-Петербург или, как его любили называть, Северная Пальмира:

 

„Санкт Петербург основан в Вотьской Пятине, в Ижорском погосте“.

 

Интересно, что, несмотря на всю подробность, с какою переписная книга 1500 года отмечает мельчайшие селения, даже „мхи“, т. е., болота, которые сдавались под охоту и приносили, таким образом, известный доход, в ней из островов Невской дельты указывается только три острова:

 

1) Васильев остров — нынешний Васильевский остров,

 

2) Фомин остров — нынешняя Петербургская Сторона,

 

3) неизвестный ныне остров Сандуй,

 

остальные же острова (Петровский, Крестовский, Елагин, не говоря уже о мелких, вроде Голодая, Гутуевского и т. п.), вовсе не упоминаются.

 

Этот пропуск можно объяснить двояко: или пропущенные острова были так низменны,, что на них не было даже ни сенокосов, ни охотничьих промыслов — на упомянутом острове Сандуе тоже не было жилья, но были сенокосы — и потому они не могли служить какой-нибудь арендной статьею и, следовательно, не подлежали никаким сборам, или ко времени переписной книги 1500 года вовсе не было рек Средней Невки, Малой Невки, Крестовки, Карповки и Ждановки, и дельта Невы состояла, действительно, из трех островов:

 

1) Сандуй — соединенные острова Крестовский, Елагин, Каменный,

 

2) Фомин остров — соединенные Аптекарский, Петровский острова и нынешняя Петербургская Сторона и

 

3) Васильев остров — нынешний Васильевский с Голодаем.

 

Все эти факты из истории самой дельты Невы подтверждают нашу догадку, что маленький Заячий островок, Енисари мог, действительно, быть оторванным каким-то геологическим переворотом от своей матери — Фомина острова.

 

Еще несколько слов о тех поэтических строках, которые Пушкин посвятил описанию возникновения Петербурга. Поэт сказал: „на берегу пустынных волн“ — и это утверждение, как ясно видно из приложенной карты (см. план № 1), вовсе не соответствует действительности: ко времени основания Петербурга его острова были в достаточной степени заселены. На главных из них мы можем указать 6 селений. На истоках Фонтанки находилось имение шведского майора Канау; приблизительно там, где теперь Инженерный замок, стояла самая усадьба майора, а на месте нынешнего Летнего сада майором был уже разбит по голландскому образцу довольно большой сад (на приложенном плане усадьба майора означена № 3). Далее, на месте нынешнего адмиралтейства была довольно большая безымянная деревня, в ней заключалось „пять дворов и семь душ мужского пола, сена косили 90 копен, а хлеба сеяли 18 коробей“ (на плане № 4); деревня Гавгуева была приблизительно на месте нынешней Благовещенской площади — при Петре здесь был каторжный двор (на плане № 5); на Васильевском Острове были охотничий домик Якова Делагарди, на самой стрелке Острова (на плане № 6), и селение лоцманов (на плане № 8), наконец, на Фомином острове при владении шведов находилось большое, — подчеркиваем это определение, — поместие Биркенгольм, здесь, по всему вероятию, король Густав Адольф хотел основать город Ниен, а в новгородское время здесь было большое село в 36 дворов, что соответствует населению около 180 душ, это село было самым крупным из поселений в устьях Невы и в нем находился „двор тиун на приезд, без пашни“, т. е. дом для приезда велико-княжеского судьи (на плане № 7). Значительное количество деревушек было раскинуто и по другим островам (на плане мы привели характерные финские названия этих островов), так что назвать эту местность „пустынною“ ни в коем случае нельзя. Большая Новгородская дорога шла приблизительно по нынешней Литовской улице и в конце современной Кирочной делилась на несколько троп, одна из них, около Пантелеймоновского моста, переходила через Фонтанку, огибала сад майора Канау, и вдоль берега Невы шла на взморье, другая через настоящие Пески направлялась к Охтенскому перевозу, тогда перевозу к Ниеншанцу.

 

И интересно отметить следующую любопытную подробность, к которой более обстоятельно мы вернемся впоследствии: почти все большие сооружения Петербурга Петровского времени сооружались на месте этих первоначальных финских деревушек — понятно, почему: на месте этих деревушек почва была более или менее обработана, укреплена, следовательно, требовалось менее подготовительной работы — а Петр Великий, несмотря на всю его жестокость, был очень экономен в средствах и щадил, насколько было возможно, и людскую, живую силу.

 

На маленьком островке Енисари возникла Петропавловская крепость и весьма естественно, что рядом с этой крепостью, на былом Фомином острове, там, где со времени Иоанна III существовало большое село — возник первоначальный старый Петербург. Здесь Петр Великий расположился как бы на бивуаке, построил для себя маленький домик, срубил небольшую деревянную церковь и велел строиться приближенным. Но все эти постройки были наспех, носили временный характер, не было уверенности, что не явится швед, и русским не придется удирать. Может быть, все дело и ограничилось бы крепостью на Енисари и небольшим поселком на Фомином острове, если бы на сцену не появился главный фактор в истории Петербурга — случайность.

 

Осенью того же года, когда произошла закладка Петропавловской крепости, Петр Великий стал выводить из Ладожского озера только что построенный первый флот — сердитая Ладога сильно потрепала флот, много кораблей потерпело аварию. Для Петра стало ясным, что строить флот на Ладожском озере неудобно, нужно было отыскать для верфи другое место. Самым подходящим местом было устье реки Охты, где был Ниеншанц, а впоследствии возникла Охтенская верфь — место это находилось под защитою Петропавловской крепости, было удобно для построек... Но... но Петр Великий уже облюбовал для себя сад майора Конау, а верфь должна быть под непосредственным, постоянным надзором царя. Вот почему он решается устроить верфь, свое адмиралтейство, там же, на том же острове, на котором находится и полюбившийся ему сад. Местоположение бывшей безыменной деревни на берегу Невы (на плане № 4) как бы подсказывает, где должна основаться верфь, — кругом лес, болото, надо предварительно укреплять почву, а здесь можно воспользоваться готовым, прежнею работою финнов. И несмотря на то, что Нева здесь делает отмель, и что, следовательно, место неудобно для верфи, верфь закладывается. И при первом налете, шведов Адмиралтейство оказывается незащищенным — издается новое распоряжение: вместо прежней неукрепленной верфи построить новую крепость Адмиралтейскую.

 

Полтавская битва укрепляет положение Петербурга или, как пишет Петр Великий Апраксину 27 июня 1709 года: „ныне уже совершенно камень в основание Санкт-Питербурха положен с помощью Божией“, проходит немного времени, удачное сражение при Переволоцке, позволяет Петру I обрадовать своего кесаря, заместителя Петра, вследствие его частых отлучек, князя Ф. Ю. Ромодановского следующею весточкою: „Ныне уже без сумления желание вашего высочества еже резиденции вам иметь в Питербурхе, совершилось чрез сей упадок конечной неприятеля“ — как видим речь идет уже о резиденции страны, т. е. о столице. Но только после взятия Выборга — „устройства крепкой подушки“ для Петербурга по меткому образному выражению Петра — положение С.-Петербурга стало вполне устойчивым и он, с 1712 года, становится постоянною резиденциею не только царя, но и царского семейства, которое с этого года переселяется на постоянное пребывание, а с 1714 года начинаются действительные, регулярные заботы по устройству Петербурга.

 

Таким образом, если нам хочется отыскать юбилейную дату для былого Петербурга, как столицы Российского государства, то таковой безусловно должен считаться 1712 год, с этого года Петербург становится резиденциею.

 

При взгляде на дальнейшее устройство Петербурга в царствование Петра Великого мы сталкиваемся со следующим интересным обстоятельством: основною задачею при строительстве Петербурга было стремление устроить его так, чтобы он не походил на Москву.

 

Москва была деревянным городом, Петербург должен быть каменным и 20 сентября 1714 года появляется указ: „о воспрещении на несколько лет возводить во всем государстве каменное строение, так как в Петербурге трудно достать каменщиков и мастеров каменного дела“. Для того, чтобы Петербург мог застроиться каменными постройками прекращается на ряд лет, причем не указывается на сколько же лет, каменное строительство во всем государстве — принимается мера небывалая; но она все-таки не вполне достигает своей цели, в Петербурге много деревянных построек — тогда издаются два взаимно дополняющие распоряжения — первое о том, чтобы строились мазанки, т. е. особые постройки из глины, постройки, если и не каменные, то походящие на каменные, но мазанковые постройки пригодны к южному климату, а никак не к сырому петербургскому, это обстоятельство не принимается в расчет, важно сохранить руководящую идею — идею каменного строительства; далее приказывается деревянные постройки обшивать тесом, а последний раскрашивать под кирпич. Пусть хоть внешний вид будет каменный, пусть это будет маскарад, но все же не походить на старозаветную, узкую, с тысячами переулочков, закоулочков, бревенчатую Москву.

 

Как видим, стремление к новому строительству было сильно у Петра Великого, но в то же время были сильны и традиции прошлого. По этим традициям город составлялся из слободок, в которых жили люди, соединенные или по национальностям, или по роду занятий. Этот принцип Петр отчасти положил и в основание своего устройства Петербурга. В самом деле — где же должно было устроить Петербург?

 

Петербургская сторона для этого не годилась — она была низка, низменна, да и кроме того — пусть взят Выборг, пусть положена крепкая подушка в основание Петербурга, все же шведы, если они возобновят свои нападения на Петербург, легко смогут подойти к Петербургской стороне — здесь нет широкой Невы, естественными преградами служат лишь менее широкие, менее глубокие Невки. Адмиралтейский остров, нынешняя Адмиралтейская часть, нынешний центр Петербурга, уже занят Адмиралтейством, около которого могут и должны жить люди морского дела, здесь не место купцам, разночинцам, служилому люду, тут должна быть Морская Слободка. За речкою Мойкою, тогда сохранявшей еще финское название Мья, уже начиналось предместье, отводились участки под дачи богатых и знатных особ. Литейная сторона? Но она также была уже занята, здесь на том месте, где теперь начинается въезд на Литейный мост, предприимчивый Яков Вилимович Брюс, чернокнижник, могущий по звездам и другим знакам небесным узнавать грядущие события, построил деревянный Литейный амбар со шпицем, на верху которого красовался двуглавый орел, около этого амбара должны были расположиться артиллерийская и литейная слободки.

 

Таким образом, к 1714—16 годам, когда Петр Великий задумал серьезно и действительно заняться устройством своего парадиза, оказалось, что для этого „парадиза“ имеется лишь один Васильевский остров, да и тот с 1707 года числится во владении князя Меншикова, герцога ингерманландского, „либер-киндер-Саша“, как звал в хорошие минуты своего приближенного Петр. Но частная собственность не признавалась Петром, когда дело касалось государства, и дается приказ французскому архитектору Леблону, „рассудку вопреки, наперекор стихиям“, составить план устройства Петербурга таким образом, чтобы центр Петербурга, и главным образом торговый центр, был устроен на Васильевском острове.

 

Мы говорим — „рассудку вопреки, наперекор стихиям“. Безусловно так. Не забудем, что постоянного моста, соединявшего Васильевский остров с Адмиралтейским и вообще с Московскою стороною, не было и, следовательно, на все время ледохода и ледостава прекращалось всякое сообщение Петербурга, т. е. Васильевского Острова со всею Россиею. Нормально ли было это явление, когда столица должна была быть отрезанной от территории государства? Конечно, не нормально. Но Петр Великий, всю оставшуюся жизнь, целые девять лет, боролся за то, чтобы устроить центр своей столицы на Васильевском Острове, принимая всевозможные крутые меры, которые в конечном результате не привели ни к чему, и центр Петербурга, наперекор предначертаниям, образовался на Адмиралтейском Острове, там, где должна была быть всего на всего Морская Слободка.

 

Чуть мы развернули страницы интереснейшей книги, называемой „Город С.-Петербург“, как мы столкнулись с обычными для русской действительности обстоятельствами.

 

Не какой-либо продуманный, прочувствованный план был положен при основании российской столицы, нет и здесь играл первенствующую роль — случай, всесильный, всемогущий фактор российской жизни. Он же являлся главнейшим основанием и в дальнейшей истории северной Пальмиры, как любили называть Петербург в XVIII веке.

 

---

 

 

От издательства.. III—IV

Введение.. 5—22

 

Глава І. Петропавловская крепость.. 23—54

Глава II. Петербургская Сторона... 55—106

Глава III. Васильевский Остров.. 107—150

Глава IV. Адмиралтейская часть.. 151—184

Глава V. Адмиралтейский Остров.. 185—222

Глава VI. Вторая Адмиралтейская часть.. 223—259

Глава VII. Перузина.. 260—304

Глава VIII. Литейная часть.. 305—326

Глава IX. Александро-Невская часть... 327—345

Глава X. Рабочий Петербург.. 346—362

Глава XI. Жемчужины старого Петербурга.. 363—376

 

Приложения: Чертежи.. 377—394

Объявления.. 366—400

 

---

 

 

 

 

 

---

 

Скачать издание в формате pdf (яндексдиск; 112 МБ).