Вишев И. В. Проблема жизни, смерти и бессмертия человека в истории русской философской мысли. — Москва, 2005

  

 

 

 

 

Рассмотрены подходы и взгляды на проблему жизни, смерти и бессмертия человека таких русских религиозных философов, как К. Н. Леонтьев, Н. Ф. Федоров, В. С. Соловьев, С. Н. Булгаков, Н. А. Бердяев и П. А. Флоренский, а также эволюция смертнического материализма, представленного воззрениями В. Г. Белинского, А. И. Герцена и Н. Г. Чернышевского, в материализм бессмертнический, представителями которого являются К. Э. Циолковский, биокосмисты, А. М. Горький и разработчики современной концепции практического бессмертия человека (В. Ф. Купревич, П. А. Ребиндер, Л. В. Комаров, Л. Е. Балашов, Г. Д. Бердышев и др.).

 

Предназначено для преподавателей философии, аспирантов и студентов гуманитарных и других факультетов, всем, кто интересуется этой темой.

 

 

 

 

 

 

Настоящая монография посвящена рассмотрению исключительно важной и интересной, но еще мало изученной темы — как решалась проблема личного бессмертия в истории русской философской мысли на протяжении последних двух столетий. При этом с самого начала нужно отдать себе ясный отчет в том, что эта проблема не является обособленной, изолированной, самодовлеющей. Напротив, она обретает подлинный смысл и ценность лишь при условии ее рассмотрения в неразрывной, органической связи и с проблемой жизни, и с проблемой смерти. Иными словами, каждый раз речь должна идти и идет, по существу, о триединой проблеме жизни, смерти и бессмертия человека, т. е. личного бессмертия. Автором этого пособия уже была предпринята ранее попытка рассмотреть это триединство по двум взаимосвязанным линиям: философия жизни, философия смерти и философия бессмертия, с одной стороны, и виталогия, танатология и иммортология — с другой [1, с. 26—124]. И все же главный интерес и основное назначение этой книги — рассмотрение именно такого аспекта данной проблемы, как человеческое бессмертие. Был предпринят первый подход и к рассмотрению данной темы в целом — эволюция взглядов русских мыслителей на проблему бессмертия человека [2; 3], которая настоятельно требует своего дальнейшего исследования, осмысления и освоения.

 

Пристальное внимание нашего времени к истории русской философской мысли, особенно XIX и XX вв., исключительно велико и вполне оправданно. Оно в немалой степени обусловлено тем, что до недавнего времени эта история была представлена далеко не в полном своем объеме и свойственных ей альтернативных концепций по самым разнообразным проблемам, которые всегда отличались глубоким мировоззренческим и смысложизненным значением. Отдельные философские учения в отечественной истории мысли, как и разрозненные сочинения того или иного его представителя, которые только и становятся поначалу доступными и известными, вызывают образ вершин необъятного архипелага. По ним можно лишь догадаться о существовании мощного донного массива. Путешествие от одной его вершины к другой, установление связей между ними, обоснованное воспроизведение по возможности целостной картины истории русской философской мысли и сегодня продолжает оставаться весьма актуальной задачей, причем до сих пор далеко не так уж и легко разрешимой.

 

Но отмеченное обстоятельство обусловлено, однако, не только ощущаемым еще определенным дефицитом информации и времени. Как известно, мало просто прочитать то или иное сочинение. Самое главное при этом — вникнуть в ход мыслей автора, понять значение и взаимосвязанность тех или иных его суждений, объять целостность данной концепции. Лишь в этом случае можно по-настоящему проникнуть в действительный замысел того или иного философа. Для достижения такой цели необходимо еще и должное знакомство с историческим контекстом его жизни и творчества. Нельзя вместе с тем не учитывать и то обстоятельство, что, например, терминология, в свое время распространенная и самоочевидная, сегодня может представляться странной и непонятной, а имена, тогда чуть ли не всем известные, находившиеся «на слуху», в наши дни оказываются уже давно забытыми и потому ни о чем не говорящими. Изыскания эти требуют приложения немалых усилий и особой скрупулезности. Поэтому и в данном отношении нужно отдавать себе ясный отчет в относительном характере нынешних выводов и оценок, кропотливо и терпеливо собирать зерна истины, всеми возможными способами актуализируя исследования такого рода. Ответы на эти и им подобные вопросы отнюдь не всегда могут претендовать на однозначность, а тем более — очевидность. Так что критичный настрой и в этом отношении безусловно также необходим.

 

Известно вместе с тем, что монополии на истину не существует. Не менее верно и то, что каждый сколько-нибудь серьезный мыслитель, да и вообще любой человек, будучи в здравом уме и твердой памяти, не обладает и монополией на заблуждение. Никто не располагает абсолютной истиной, и никто не заблуждается абсолютно — те или иные рассуждения всегда содержат тот или иной рациональный смысл, в той или иной степени соответствующий действительности. Иначе говоря, и истина, и заблуждение относительны. Так что, как правило, любая мысль, любое суждение заслуживают должного внимания и вдумчивых размышлений.

 

Однако отсутствие монополизма и на истину, и на заблуждение отнюдь не устраняет, а, напротив, лишь утверждает реальное существование и того, и другого. И свидетельств тому не счесть [1, с. 17 и др.]. Но раз истина в принципе возможна и достижима, значит, есть и необходимость ее отыскания. Истина была и остается целью познания. Устремленность познающего субъекта к поиску истины предполагает неустанное контролирование соответствия человеческих знаний реальной действительности, поскольку и то, и другое, и третье (знание, действительность, соответствие между ними) исключительно динамично. Иными словами, непременно нужно помнить о том, что истина всегда конкретна, ее конкретность вытекает непосредственно из самого определения истины.

 

Но отказ от монополии на истину, оправданный духом и велением времени, вряд ли можно считать достаточным основанием для оправдания встречающегося стремления отказаться вообще от притязаний на истину, а значит и от ее поиска. Такой отказ представляется ничем иным, как еще одной крайностью. Другое дело, не дающий покоя вопрос — что есть истина? Более чем оправданное стремление обладать ею предполагает научный поиск, честный диалог, свободу дискуссий, плюрализм мнений, которые должны быть изложены и обдуманы, а также толерантность (лат. tolerantia — терпение), т. е. терпимость по отношению к любому из убеждений и корректность в общении дискутирующих сторон.

 

Какой бы ни была мировоззренческая концепция и ее составляющие, она, как правило, может успешно развиваться не только через реализацию своих собственных потенций, но и благодаря обогащению достижениями духовной культуры, которые накапливаются вне их заведомо ограниченных пределов. По свидетельству исторического опыта самоизоляция любого мировоззренческого учения и методологии чревата нарастанием серьезных негативных моментов вроде догматизации, схоластичности, формализма, дефицита новых идей и т. п. «Противоядием» этому является как раз открытость обсуждения, именно терпимость к чужим убеждениям и готовность к самосовершенствованию. Лишь в дискуссии, не усугубляемой и не омрачаемой привходящими обстоятельствами, может осуществиться поиск истины, снова и снова проверяемой и перепроверяемой на практике.

 

Принятие во внимание и выполнение такого рода требований необходимо при рассмотрении любой проблемы, любой темы исследования, в том числе и в особенности — личного бессмертия в неразрывном единстве, как уже подчеркивалось, с проблемами жизни и смерти. Но приходится с сожалением констатировать, что эта триединая проблема, эта тема в целом, как ни странно на первый, поверхностный взгляд, в отличие от многих других проблем и тем русской философии (например, свободы и т. п.), не обделенных вниманием исследователей, оказалась, действительно, вне поля их зрения и интересов. Она стала своего рода изгоем, вокруг которой сложился своеобразный заговор молчания. А между тем, несомненно, без позитивного решения проблемы личного бессмертия в принципе не могут быть должным образом решены ни та же проблема свободы, ни любая другая. Неудивительно, что сами русские философы отдавали себе в том вполне ясный отчет и высказали по этой проблеме немало интереснейших мыслей.

 

Отправной пункт рассмотрения проблемы личного бессмертия отечественными философами принято связывать с именем А. Н. Радищева. Подобная точка зрения во многом справедлива и оправданна. Действительно, он был автором известного (и притом именно по данной теме) сочинения — «О человеке, о его смертности и бессмертии», которое было опубликовано сыновьями Радищева в 1809—1811 гг., т. е. уже после его трагической кончины в 1802 г. Но это только одна сторона дела. Существует еще и другая сторона. Дело в том, что в первых двух книгах этой работы были собраны, по словам самого же Радищева, «все возможные и употребительные доводы, смертность души утверждающие». Вместе с тем он старался дать им «возможную ясность и поставить их во всей их блистательности и прелестности, дабы тем яснее могла быть их слабая сторона, если она есть, и оказалось неправильное суждение, если где оно возгнездилось» [4, с. 97]. Содержание же двух последних книг составляет, как пишет Радищев, «все, что найти можем на подкрепление противного мнения», чтобы «восстановить человечество в ту истинную лучезарность, для коей оно кажется быть создано» [4, с. 97]. Но это еще не все.

 

Есть и более определенные его высказывания. Так, если первую часть своего сочинения он заканчивает призывом: «...верь, по смерти все для тебя минуется, и душа твоя исчезнет» [4, с. 117], то венчается оно прямо противоположным: «Верь, вечность не есть мечта» [4, с. 141]. Такого рода антиномичность является одной из самых характерных черт этого трактата. Тем не менее, в нем, с одной стороны, вполне однозначно предстают предпочтения самого Радищева, а с другой и вместе с тем, хотя он и остается в определенном смысле предтечей русских философов, в воззрениях которых проблема личного бессмертия заняла одно из центральных мест, его собственные взгляды по рассматриваемой проблеме, судя по всему, не обнаруживают сколько-нибудь значимой самостоятельности и оригинальности.

 

Вряд ли поэтому может вызвать удивление, что оценки воззрений Радищева, его книг и их влияния на развитие русской философской мысли оказались весьма разноречивыми, а нередко и диаметрально противоположными. Одни критики относят его к выдающимся мыслителям, считают ярким представителем последовательного материализма, внесшим заметный вклад в развитие этого философского направления, другие же высказывают совсем иные суждения.

 

Так, в «Философском энциклопедическом словаре» отмечается, что Радищев — «философ-материалист, родоначальник революционной традиции в России» [5, с. 560]. Подобные характеристики даются и в других изданиях того времени.

 

Уместно привести и мнение по данному поводу такого известного историка русской философии, как Н. О. Лосский, который оценивал роль Радищева весьма положительно. Он считал этого русского мыслителя и политического деятеля человеком высокой культуры, знаменитым критиком несправедливых порядков в жизни России, который выступал против самодержавия, у кого крепостное право вызывало негодование. Лосский признавал трактат Радищева как сочинение, имеющее философское значение. Однако взгляды его автора характеризуются им не вполне последовательно. С одной стороны, Лосский утверждает, что Радищев в первых двух частях трактата излагает «свои материалистические» воззрения на бессмертие, а с другой, что в двух последних он их опровергает, приходя, в конечном счете, к следующему итогу. «Итак, — заключает он, — Радищев ясно сознавал различие между чувственным опытом и нечувственным мышлением относительно объекта». И далее: «Придя к заключению, что душа проста и неразделима, Радищев делает вывод о ее бессмертии» [6, с. 23]. Понятно, что последнее никак не отнесешь к материализму. Так что вряд ли прав Лосский, когда он утверждает, будто вначале упомянутого трактата Радищев излагает «свои» материалистические убеждения. Скорее всего, это все же не так.

 

Другой известный представитель русской философии — Г. Г. Шпет, в отличие от Лосского, характеризовал взгляды Радищева и его книгу резко отрицательно. «Если мы предъявим к его произведению высокие требования, — считал он, — оно окажется ниже критики — ученический реферат о четырех-пяти прочтенных книгах. Как произведение писателя, обращающегося к широкой публике, оно — будь оно закончено и своевременно выпущено в свет — могло бы иметь свое, даже философское, значение и влияние» [7, с. 78]. Однако, как представляется все же, — не только «могло», но и имело. Что же касается философской ориентированности воззрений Радищева, то Шпет по этому поводу утверждает: «Радищев — не материалист, не сенсуалист, и бессмертие души он отстаивает недвусмысленно» [7, с. 80]. С такого рода выводом, пожалуй, трудно не согласиться.

 

Что же касается историко-философских работ последнего времени, в которых затрагивается этот вопрос, то в одной из них, оценивающей трактат Радищева как основное его философское сочинение, вместе с тем отмечается: «Если основным источником рассуждений Радищева в первых трех были произведения И. Гердера, Ш. Бонне, Г. Лейбница и М. Мендельсона, то в четвертой книге он предпринял попытку самостоятельного исследования и решения основных вопросов человеческого бытия, его сущности и существования, смертности и бессмертия» [8, с. 394]. Таким образом, наличие указанных источников констатируется вполне сдержанно, а собственные взгляды автора связываются главным образом с четвертой частью его трактата, в которой как раз обосновывается посмертное существование человека. В общем же сегодня в основном продолжает превалировать скорее традиционно положительное отношение к этому сочинению Радищева и воззрениям его автора. Такого рода расхождения в оценках лишний раз подчеркивают и сложность, и необходимость дальнейшего исследования жизни и творчества Радищева. Но, как бы там ни было, пока что вряд ли его взгляды относительно проблемы личного бессмертия стоит выделять в самостоятельную главу или даже параграф.

 

Дальнейшее развитие идеи реального личного бессмертия было неразрывно связано главным образом с историей русского космизма, которая органически вплелась в его канву. Так, С. Г. Семенова во вступительной статье к сборнику как раз под названием — «Русский космизм» вполне обоснованно отмечает тот знаменательный факт, что «именно в России, ставшей родиной научного учения о биосфере и переходе ее в ноосферу и открывшей реальный путь в космос, уже начиная с середины прошлого столетия вызревает уникальное космическое направление научно-философской мысли, широко развернувшееся в XX в.» [9, с. 3]. Ею в этой связи особо отмечены такие, в частности, имена, как Н. Ф. Федоров, А. В. Сухово-Кобылин, Н. А. Умов, К. Э. Циолковский, В. И. Вернадский, А. Л. Чижевский, В. Н. Муравьев, А. К. Горский, Н. А. Сетницкий, Н. Г. Холодный, В. Ф. Купревич, А. К. Манеев. Но, разумеется, приведенный ряд имен неправильно было бы считать исчерпывающим, что подчеркивает и сама Семенова. Действительно, XIX и XX столетия породили немало выдающихся мыслителей и деятелей, которые открыли новые грандиозные перспективы прогресса человечества и на нашей родной планете, и в космосе.

 

Только что перейдя грань между XX и XXI вв., став уже современниками последнего, мы нередко бываем склонными смотреть на век XIX, ставший для нас позапрошлым, как бы свысока. Между тем люди того времени воспринимали и оценивали его существенно иначе, имея для этого вполне объективные основания. Так, например, известный журналист М. Меньшиков утверждал по этому поводу еще в декабре 1900 г.: «Это был великий век, и в ряду веков будет сверкать великолепием несказанным» [10, с. 135]. Вместе с тем, к его чести, он относился к своей эпохе весьма критично. И при всем при том нельзя не вспомнить и не запомнить, что именно в XIX в. зародилась философия общего дела Н. Ф. Федорова, бросившая дерзновенный вызов смерти не только грядущих времен, но и уже свершившейся, устранение которой из бытия людей должно стать их общей заботой [11]. Об этом подробнее речь пойдет в специальной главе настоящего учебного пособия.

 

Что же касается тогда еще грядущего для М. Меньшикова и его современников XX столетия, то он писал о нем так: «Наконец, вот он, таинственный XX в., неведомый, загадочный и, во всяком случае, еще чужой нам, надвигающийся как бледное привидение с закрытыми глазами» [10, с. 135]. Для нас же этот век стал минувшим, «своим». Однако сегодня, вряд ли, ему можно дать сколько-нибудь окончательную оценку. Это был век позорных для человеческого разума двух мировых войн, многочисленных социальных потрясений, возникновения и обострения различных кризисных ситуаций. Но он же во многих отношениях был и веком торжества разума, о чем неоспоримо свидетельствует развитие человечества во всех основных направлениях. Не забудем, что одно из них — как раз дальнейший прогресс идеи борьбы со смертью, в том числе естественной, с целью достижения реального бессмертия людей.

 

Возвращаясь к теме русского космизма, вполне уместно и оправданно напомнить также и суждения С. Г. Семеновой по еще одному немаловажному вопросу. Она вполне правомерно придает принципиальное значение идее, по ее словам, «активной эволюции, т. е. необходимости нового сознательного этапа развития мира, когда человечество направляет его в ту сторону, в какую диктует ему разум и нравственное чувство, берет, так сказать, штурвал эволюции в свои руки» [9, с. 4]. И Семенова делает такой вывод: «Поэтому возможно точнее будет определить это направление не столько как космическое, а как активно-эволюционное». И еще одно принципиально важное суждение: «Человек для активно-эволюционных мыслителей — существо еще промежуточное, находящееся в процессе роста, далеко не совершенное, но вместе сознательно-творческое, призванное преобразить не только внешний мир, но и собственную природу». Последнее утверждение сегодня особо значимо.

 

А затем ею делается следующий гуманистическо-ценностный акцент в рассматриваемой теме. «Космическая экспансия, — справедливо считает Семенова, — одна из частей этой грандиозной программы. Космисты сумели соединить заботу о большом целом — Земле, биосфере, космосе, с глубочайшими запросами высшей ценности — конкретного человека». И, наконец, самое главное для нас в этом случае. «Недаром, — резюмирует она, — такое важное место здесь занимают проблемы, связанные с преодолением болезни и смерти и достижением бессмертия» [9, с. 4]. Такова изначальная связь идеи космического будущего человечества с последовательно гуманистической убежденностью об обязательности решения триединой задачи укрепления здоровья человека, сохранения его молодости, точнее — оптимальных характеристик телесной и духовной жизнедеятельности человеческой личности, и достижения реального личного бессмертия.

 

В этом плане правомерный и несомненный интерес вызывают воззрения классика русской драматургии А. В. Сухово-Кобылина, скончавшегося в тот же самый год, что и Н. Ф. Федоров — творец философии общего дела. Между тем главным делом своей жизни сам Сухово-Кобылин считал именно философию. Его философское учение, которое основывалось, прежде всего, на гегельянстве и дарвинизме, было названо «Всемиром». Он отдал ему не один десяток лет и много сил. Однако это учение, к сожалению, так и не стало достоянием ни его современников, ни наших — с одной стороны, оно было еще далеко от завершения, с другой, — как раз в канун двадцатого столетия значительная часть его рукописей, к сожалению, сгорела во время пожара. Так что любые сведения относительно философских идей этого русского мыслителя и фрагменты его рукописи [9, с. 10, 49—63; 12, с. 105—109; и др.] заслуживают самого пристального внимания и дальнейшего исследования.

 

Главная идея Всемира Сухово-Кобылина — человечество должно пройти через теллурическую (земную), солярную (солнечную) и сидеральную (звездную) стадии своего развития. На первой стадии человечество находится в настоящее время. Вторая будет достигнута, когда люди своими собственными усилиями освоят околосолнечное пространство и расселятся по нему. Начало этой стадии, т. е. практическое освоение космоса, относится к середине XX столетия. Для Сухово-Кобылина это было еще довольно отдаленное будущее. Теперь же многие из нас являются свидетелями и даже непосредственными участниками этого выдающегося достижения человечества. Наконец, третья стадия, согласно учению Всемира, должна быть ознаменована проникновением человечества в глубины космоса, достижением других звезд. Тогда человечество и станет поистине всемирным. Тем самым дерзновенный полет мысли Сухово-Кобылина знаменовал переход от геоцентрического к космоцентрическому мышлению, которое стало столь характерным для XX в.

 

Поскольку человеческий разум, вероятнее всего, не одинок в космосе, вполне логично и естественно, что в будущем человечество, по логике учения о Всемире, и само заселит Вселенную, и встретится с обитающими в ней другими бессмертными существами, которые представляются ему существенно отличающимися от нынешних землян. Однако, пожалуй, это уже не имеет в данном контексте сколько-нибудь принципиального значения, как и религиозный компонент философского учения Сухово-Кобылина. Без такого рода компонента и это учение, как и любое другое, становится только более оправданным, логичным и последовательным. Но, как бы там ни было, рассмотренные воззрения Сухово-Кобылина также вряд ли следует выносить в отдельный параграф, а тем более в особую главу.

 

Но и концепция Всемира Сухово-Кобылина, и другие космоцентричные философские учения отечественных мыслителей практически независимо от конкретных форм их построения и проявления обнаруживают специфику именно русского космизма. «Русский космизм, — отмечает Ф. И. Гиренок, — потому и называется русским (в отличие от всех других космизмов), что космос в нем предстает в изначальном смысле слова как «вселенная», т. е. как дом, в который еще надо вселиться. Но не поодиночке, а всем миром» [13, с. 10]. Становится при этом совершенно очевидным, что в такой вселенской обители с ее безграничными просторами достойно сможет жить только человек, ставший практически бессмертным.

 

Тот же автор вполне оправданно различает в русском космизме две основные тенденции: естественно-научную и религиозную [14, с. 168]. Вместе с тем надо принимать во внимание, что реальная картина мира более сложна и колоритна. В ней эти тенденции, при всей их полярности, могут сочетаться в самых различных, а порой даже причудливых пропорциях. Отмеченная особенность наглядно проявилась и в подходах к решению проблемы личного бессмертия, как в прошлом, так и в настоящем.

 

Следует также отметить, что разработке проблемы личного бессмертия весьма большое внимание уделялось в сочинениях философски мыслящих русских литераторов (Ф. М. Достоевского, Л. Н Толстого, А. М. Горького и др.). «Проблема смерти и бессмертия — это, — справедливо замечает в данной связи И. И. Евлампиев, — одна из самых притягательных и самых мучительных тем русской культуры» [15, с. 18]. И несколько ниже: «Все русские мыслители в той или иной мере прикоснулись к этой проблеме, но наиболее глубокую разработку той концепции смерти и бессмертия, которая стала одним из главных достижений русской философии, мы находим у Достоевского». Последнее суждение представляется дискуссионным, но само исследование этого вопроса, предложенное в статье Евлампиева, вызывает несомненный интерес. Специальное и к тому же немалое внимание уделил этому аспекту темы И. Т. Фролов [16, с. 509—523; и др.] и ряд других исследователей.

 

История русской философской мысли поистине неисчерпаема идеями и выдающимися личностями, в том числе и в отношении рассматриваемой здесь проблемы. Изучение ее всегда обещает с большей или меньшей степенью духовное обогащение человека и потому ознакомление с историей рассмотрения этой проблемы, а также ее дальнейшее исследование вполне заслуживает самого заинтересованного, вдумчивого и ответственного отношения. Это справедливо особенно относительно тех философских учений, которые до последнего времени были либо вообще неизвестны, либо известны очень мало, к тому же вызывали не всегда и не во всем объективную интерпретацию. Недостаточная адекватность, субъективность оценки нередко проявляется и в том смысле, что первоначальное безоговорочное принятие какого-то учения или, напротив, столь же безоговорочное его отвержение, сменяется более критичным отношением — какие-то отдельные стороны учения, а то и оно в целом утрачивают свои прежде привлекательные и негативные черты, или, наоборот, обретают их. От этого адекватность их понимания только выигрывает.

 

Необходимо заметить, что концепции русских философов относительно проблемы личного бессмертия далеко неравнозначны. Действительно, одни разработали оригинальные и ценнейшие концепции в этой области, другие высказали лишь некоторые интересные мысли по данному вопросу, а были и такие, кто, не мудрствуя лукаво, не стал искать ничего лучше, кроме традиционных религиозных верований в посмертное существование и воздаяние, вполне удовлетворившись ими. Тем не менее, они все, несомненно, заслуживают внимательного и вдумчивого рассмотрения и притом по возможности документированного. Важны любые крупицы, даже со знаком минус, поскольку они резче оттеняют и подчеркивают положительные достижения поиска философской мыслью решения проблемы, важнее которой ничего нет.

 

Настоящая монография представляет собой попытку специального рассмотрения именно проблемы личного бессмертия в истории русской философской мысли главным образом за минувшие полтора столетия — вторую половину XIX и XX столетий.

 

Автор выражает искреннюю благодарность и признательность ректору Южно-Уральского государственного университета Г. П. Вяткину, первому проректору ЮУрГУ Г. Г. Михайлову и другим руководителям университета, заведующему кафедрой философии ЮУрГУ Ф. М. Землянскому и коллегам по работе на этой кафедре, непосредственным помощникам — жене О. А. Вишевой и штатному секретарю В. И. Марушкиной, всем, без чьей поддержки и помощи данная работа вряд ли увидела бы свет и стала Вашим достоянием, уважаемый читатель.

 

---

 

 

Введение.. 3

 

РАЗДЕЛ I. Русские религиозные философы о триединой проблеме жизни, смерти и бессмертия человека

 

ГЛАВА 1

К. Н. Леонтьев: «Страх божий (за себя, за свою вечность) есть начало премудрости религиозной».. 18

§ 1. Жизнь и творчество К. Н. Леонтьева (биографическая справка).. 18

§ 2. Основные идеи и установки мировоззрения К. Н. Леонтьева.. 32

§ 3. Страх смерти и вера в посмертное бытие личности — характерная черта миросозерцания К. Н. Леонтьева.. 41

Выводы.. 54

 

ГЛАВА 2

Н. Ф. Федоров: «Смерть есть свойство, состояние, обусловленное причинами, но не качество, без коего человек перестает быть тем, что он есть и чем должен быть».. 55

§ 1. Жизнь и творчество Н. Ф. Федорова (биографическая справка).. 57

§ 2. Философия общего дела под огнем сомнительной критики.. 66

§ 3. Дерзновенный проект бессмертия.. 82

Выводы.. 101

 

ГЛАВА 3

B. С. Соловьев: «Сверхчеловек» должен быть прежде всего и в особенности победителем смерти».. 103

§ 1. Жизнь и творчество В. С. Соловьева (биографическая справка).. 103

§ 2. Учение В. С. Соловьева о всеединстве.. 114

§ 3. В. С. Соловьев о человеке и его бессмертии.. 120

Выводы.. 133

 

ГЛАВА 4

C. Н. Булгаков: Хозяйство — «форма борьбы жизни со смертью и орудие самоутверждающейся жизни».. 134

§ 1. Жизнь и творчество С. Н. Булгакова (биографическая справка).. 134

§ 2. Основные черты мировоззрения С. Н. Булгакова и его отношение к философии общего дела Н. Ф. Федорова.. 141

§ 3. Философия хозяйства С. Н. Булгакова — мировоззренческий приговор технократизму.. 148

Выводы.. 163

 

ГЛАВА 5

Н. А. Бердяев: «Но самая идея вечных адских мук, безобразная и садичная».. 164

§ 1. Жизнь и творчество Н. А. Бердяева (биографическая справка).. 164

§ 2. Главные особенности религиозно-философских взглядов Н. А. Бердяева.. 170

§ 3. Критика Н. А. Бердяевым христианского вероучения о вечности адских мучений.. 179

§ 4. Н. А. Бердяев о философии общего дела Н. Ф. Федорова и философии хозяйства С. Н. Булгакова.. 183

Выводы.. 191

 

ГЛАВА 6

П. А. Флоренский: «Философия высока и ценна не сама в себе, а как указующий перст на Христа и для жизни во Христе».. 192

§ 1. Начало жизни и творчества П. А. Флоренского.. 192

§ 2. Выбор П. А. Флоренского в пользу религии и церкви.. 202

§ 3. Трагический финал жизни и творчества П. А. Флоренского.. 208

§ 4. П. А. Флоренский о жизни, смерти и бессмертии человека под углом зрения религиозно-церковной ортодоксии.. 215

Выводы.. 218

 

РАЗДЕЛ II. Русские философы-материалисты о проблеме жизни, смерти и бессмертия человека: от смертнического материализма к материализму бессмертническому

 

ГЛАВА 7

В. Г. Белинский: «Человек смертен, подвержен болезни, голоду, должен отстаивать с бою жизнь свою — это его несовершенство, но им-то и велик он, им-то и мила, и дорога ему жизнь его».. 224

§ 1. Жизнь и творчество В. Г Белинского (биографическая справка).. 224

§ 2. Эволюция мировоззрения В. Г. Белинского.. 233

§ 3. В. Г. Белинский о проблеме жизни, смерти и бессмертия.. 239

Выводы.. 242

 

ГЛАВА 8

А. И. Герцен: «Будучи продуктом необходимости физиологической и необходимости исторической, индивидуум стремится утвердить свое бытие между двумя небытиями своего существования — небытием до рождения и небытием после смерти».. 244

§ 1. Жизнь и творчество А. И. Герцена (биографическая справка).. 245

§ 2. Эволюция мировоззрения А. И. Герцена.. 251

§ 3. Проблема жизни, смерти и бессмертия человека в системе мировоззрения А. И. Герцена.. 255

Выводы.. 262

 

ГЛАВА 9

Н. Г. Чернышевский: «Дважды молод не будешь».. 263

§ 1. Жизнь и творчество Н. Г. Чернышевского (биографическая справка).. 264

§ 2. Н. Г. Чернышевский о проблеме жизни, смерти и бессмертия человека.. 274

Выводы.. 280

 

ГЛАВА 10

К. Э. Циолковский: «Субъективно смерти нет».. 281

§ 1. Жизнь и творчество К. Э. Циолковского (биографическая справка).. 282

§ 2. Проблема бессмертия в контексте космической философии К. Э. Циолковского.. 300

Выводы.. 316

 

ГЛАВА 11

А. Святогор: Человеческая личность «растет в своих творческих силах до утверждения себя в бессмертии и в космосе».

А. Горький: «Мое внутреннее убеждение таково, что рано или поздно, может быть, через 200 лет, а может быть через 1000, но человек достигнет действительного бессмертия».. 317

§ 1. Иммортализм и интерпланетаризм — устремление человека и человечества.. 317

§ 2. А. М. Горький о проблеме жизни, смерти и бессмертия человека.. 341

Выводы.. 353

 

ГЛАВА 12

П. А. Ребиндер: «Ведь биология вокруг нас и внутри нас — это океан, полный тайн. Первоочередная задача в этой области — сделать человека бессмертным. Да, практически бессмертным!».. 355

§ 1. Современная постановка проблемы.. 355

§ 2. Философско-социальные и нравственно-гуманистические аспекты проблемы жизни, смерти и бессмертия человека.. 357

§ 3. Естественнонаучные и научно-технические предпосылки научно-оптимистического решения триединой проблемы укрепления здоровья человека, сохранения его молодости и достижения практического бессмертия.. 363

Выводы.. 381

 

Заключение.. 383

Литература.. 386

Именной указатель.. 401

Тест (Контрольные вопросы).. 423

 

---

 

  

 

---

 

Скачать издание в формате pdf (яндексдиск; 159 МБ)

 

 

Все авторские права на данный материал сохраняются за правообладателем. Электронная версия публикуется исключительно для использования в информационных, научных, учебных или культурных целях. Любое коммерческое использование запрещено. В случае возникновения вопросов в сфере авторских прав пишите по адресу [email protected].