Ярославль в его прошлом и настоящем : Исторический очерк-путеводитель. — Ярославль, 1913

 

 

 

 

 

Ярославль! При этом имени пред умственным взором вашим невольно восстает мощная, полулегендарная фигура мудрейшего князя, давшего родной земле „Русскую Правду“ и обратившего свои взоры на русский север как бы в предвидении того, что суровому, но бодрому духом и свободному северному краю суждено и собрать и устроить русскую землю. И мудрый князь не ошибся. Настоящий русский, промышленный, бойкий поволжский край был неоднократно оплотом русскому государству, в тяжкую годину лихолетья спас родину, дав ей Царя, и в будущем в этом краю, несомненно, процветет один из главнейших очагов русской культуры. Проезжайте на пароходе по среднему плесу Волги и посмотрите на кипучую жизнь этой северной водной артерии, с ее сотнями пароходов, бесчисленным множеством груженых барж, с множеством фабрик и заводов по берегам и сравните виденное с меланхолическими, пустынными берегами и мертвыми плесами Дона, Днепра или Десны, и вы ясно почувствуете всю мощь великой русской реки и живущего по берегам ее смышленого, трудолюбивого населения. Проведите несколько дней на любом пассажирском пароходе среднего или нижнего плеса Волги, на пароходе, дающем изобилие всевозможного комфорта и даже баловства, и сравните это с вонючими и грязными, допотопной конструкции пароходами Дона, Десны или среднего плеса Днепра и вы опять почувствуете живое биение пульса волжской жизни с ее привычками и запросами, с ее собственной, не искусственно привитой, но прочной, жизненной культурой.

 

Выйдите с парохода на берег на любой большой пристани среднего Поволжья и посмотрите сколько художественных памятников старины дает каждый город, каждое местечко! Всмотритесь повнимательнее в эти памятники; если вы хотя простой любитель старины, вы будете удивлены тем, что вы увидите; если же вы знаток ее, то вы будете поражены красотой и художественною оригинальностью удивительно сохранившихся памятников. Углубитесь с пристани внутрь страны и вы поразитесь сравнительным достатком и культурностью местного населения. Круглый год здесь кипит работа: летом в поле или на Волге и ее многочисленных притоках, зимой в избе за станком или на ближайшей фабрике и заводе. С особенною силой и весьма рельефно все это выделяется при обзоре Ярославля и Ярославской губернии. Эта рельефность становится особенно выпуклой при наблюдении целого ряда поразительных контрастов в природе и жизни этой части русского севера.

 

Ярославль! С одной стороны 58-я параллель северной широты, суровая, с трескучими морозами и жестокими ветрами зима, короткое лето, весна с майскими дождливыми днями, напоминающими собою конец октября, и с другой стороны удивительные художественные произведения в церковных фресках, произведения, поражающие иностранцев своею красочностью, разнообразным обилием содержания и пышностью фантазии, свойственной, казалось бы, скорее творческому гению солнечной, благодатной Италии, нежели бледному воображению угрюмого севера; и при этом — прихотливые формы церковного зодчества, создавшие в специальной литературе даже особый, „ярославский стиль“.

 

Ярославская губерния! С одной стороны угрюмый, суровый и нездоровый климат, обусловленный континентальным положением губернии на границе западных циклонов и сибирских антициклонов; количество осадков, уступающее одному лишь Сочи на черноморском побережьи, зима совершенно без солнца, и резкие переходы от холодных, дождливых весенних дней к жгучим, сухим дням лета, и с другой стороны, при всем том, бойкое, живое, трудолюбивое население, так непохожее на своего сородича и отчасти прародителя, угрюмого финна, население, создавшее у себя поразительное множество самых разнообразных промыслов, начиная с увековеченного в литературе промысла знаменитого ярославского полового, одетого во всем белом, с салфеткой под мышкой, несущегося стремглав по трактирной зале, с грудой тарелок или парой кипящего чаю на подносе, и до мало кому известного промысла ярославских толмачей при русских консульствах и миссиях за границей, промысла, столь поразившего одного из ярославских губернаторов, который, по его словам, никак не ожидал, что ему в глухой деревенской избе придется говорить с хозяином на чистейшем французском языке.

 

Ярославский край! С одной стороны — земли „холодныя, неродимыя“, граничащие на севере с тундровыми болотами, неблагодарная почва, требующая массы удобрения и огромных трудов и не дающая взамен даже полугодового пропитания, и с другой стороны удивительное для русского севера процветание сельского хозяйства, дающего образцовый, ярославский молочный скот, знаменитых романовских овец, маслоделие, целые плантации цикория и всевозможных огородных овощей. Чуть ли не единственные в России ярославские курсы сельского хозяйства, специально для крестьян, привлекают множество слушателей. И при всем том бесконечное разнообразие кустарных и фабричных производств, перечисление которых заняло бы целые страницы; достаточно вспомнить о ярославском полотне, Дунаевских шведских спичках и вахрамеевской махорке, чтобы назвать вещи, всем и каждому в России давно известные.

 

Ярославское население! С одной стороны грубоватость, необщительность и даже кажущаяся дикость нравов, — с другой стороны у того же ярославца любовь и даже пристрастие к театральному искусству. Должно быть, с легкой руки Ф. Гр. Волкова, при котором

 

 

по всей губернии таких „сараев“ теперь настроено по деревням свыше 40, и подвизаются в них все свои же односельчане, вплетая все новые и новые лавры в венец русской Мельпомены.

 

И в заключение, любезный читатель, так как язык точных цифр, — язык всегда самый убедительный, то вот одна из самых красноречивых цифр, которую дает нам отчет государственных сберегательных касс за 1911 год. В этом отчете, в графе распределения губерний и областей по сумме денежных вкладов на одного жителя, узнаем, что Ярославская губерния из 91 губернии, вошедшей в отчет, занимает пятое место, представляя на одного жителя сумму вклада в 23 р. 69 к. Но если обратить внимание на то, что четыре губернии, опередившие Ярославль, суть Петербургская, Московская, Приморская область и Лифляндская, т. е. губернии, содержащие в себе такие города, как Петербург, Москва, Одесса и Рига, и потому такие губернии в сравнение идти не могут, то приходится придти к тому заключению, что Ярославская губерния является при всем вышесказанном самою зажиточною губерниею России!

 

---

 

 

Древние гражданские памятники сохранились в Ярославле в очень небольшом числе; из них более интересными являются два дома и две башни. Один из домов находится во дворе владения Ивановых на углу Любимской и Большой Рождественской улиц, близ церкви Николы-Мокрого. Это — двухэтажное каменное здание со сводами, разделенное внутренними — продольной и поперечными, взаимно перекрещивающимися стенами на несколько отделений, из которых нижнее, юго-западное, занято обширной палаткою с железными дверями или, точнее, воротами.

 

Прежних внутренних украшений и вообще отделки не сохранилось, часть свода даже выломана. Наружные украшения состоят из лопаток¹), кокошников над окнами и настенного подкровельного, довольно сложного городчатого карниза. Кроме того снаружи на восточной стене, вверху, на отштукатуренной ее части была красочная узорная роспись в духе XVIII века. Крылец не сохранилось, кровля также позднейшая. Между окон верхнего этажа идет зубчатый («гармонный») поясок за под-лицо с гладью стены. Обыкновенно такой поясок ограничивался с верха и низа выступающими из стены валиками и помещался ниже окон. Здесь валиков нет и поясок выше нижней линии окон.

____________

¹) На длинных стенах 4, на коротких 2 по углам.

 

Без тщательного исследования трудно сказать, всегда ли было так, но окна обведены, несомненно, позднейшею штукатурною тягою.

 

У нижних окон старые наличники представляли четырехугольную раму выступающего из стены валика, в которую втворялась железная ставня. Крыльцо было с северной стороны и, несомненно, каменное, так как средних лопаток на этой стороне нет. В верхнем этаже около крыльца в западной половине были два маленькие оконца, теперь заложенные. Есть и другие заложенные пролеты, а также и вновь пробитые.

 

Недалеко от этого дома, в северо-восточном углу ограды церкви Николо-Мокрого стоит также очень старый каменный одноэтажный дом, длинный и низкий, но он не представляет ничего любопытного.

 

Второй из упомянутых домов находится за Которостлью, недалеко от ее берега, в конце Зеленцовской улицы. Раньше он принадлежал мещанам Корытовым, но они продали его Ярославской Большой Мануфактуре, во владении которой он ныне и находится, занятый квартирами служащих. По отдаленности от центра города и по затруднительности получения разрешения на его внутренний осмотр, этот осмотр неособенно удобен. Между тем Корытовский дом заслуживает полного внимания. Правда, к настоящему времени он много утратил характерных черт своего первоначального вида, но тем не менее остается все-таки очень любопытным.

 

Это четыреугольное продолговатое двухэтажное здание с четырьмя лопатками на длинных стенах и по углам на коротких.

 

По-верху идет настенный карниз, в средине зубчатый между валиками поясок. Цоколя не видно, — он заложен позднейшей толстой кирпичной облицовкой по цементу, которая прикрывает выступающий выше поверхности земли бут из докоря.

 

Окна нижнего этажа все дву-центро-арочные, с железными решетками, обведены простыми наличниками в виде четыреугольной валиковой рамы, в которую втворяется железная ставня. Верхние окна четыреугольные без перемычек, простенки между ними необыкновенно узки, а окна слишком часты, и их слишком много, — они все позднейшие, т. е. не только растесаны но, возможно, и облицованы заново.

 

На лицевом, ныне западном, фасаде средних лопаток внизу нет, зубчатый поясок в средней части его протяжения прерывается, переходя в простой гладкий: на тротуаре против этой части фасада выступают из земли два ряда булыг бута, словом, все говорит, что здесь пристройка, всего вероятнее, крыльцо, так как тут имеется входная дверь. В средине противоположной-восточной стороны и теперь имеется крыльцо, но позднейшее; крыша тоже новая.

 

Дом в обоих этажах перекрыт сводами (коробовыми) и строился на два жилья: с восточной стороны в обоих этажах имеются по две входные однопольные двери, разделенные друг от друга лишь нешироким простенком, т. е. находящиеся почти рядом.

 

В верхнем этаже они ведут в общие широкие сени, освещаемые двумя небольшими осьмиугольными окнами, расположенными над дверями. Все старые дверные пролеты сведены двуцентровыми арками, но наружные притолки верхних входных дверей обработаны вверху на четыре угла (отрезком осьмиугольника). В южной половине верхнего этажа сводчатые потолки разделены штукатурными тягами, а в средине украшены аляповатым лепным изображением двух амуров. Один них держит пальмовую ветвь, другой факел жизни, на пламя которого дует из облака Эол. Как тяги, так и изображение относятся к половине XVIII века, вероятно к Елизаветинскому времени, и сделаны едва ли одновременно с постройкою дома.

 

Другое украшение — роспись железной двери, ведущей видимо, в кладовую¹), помещающуюся в сенях у западной стены против двух входных дверей, относится к более раннему времени. Она исполнена масляными красками и изображает букеты нескольких стилизованных цветов и листьев.

____________

¹) Или отдельные сени, если вход в верхний этаж был и с запада из упомянутого выше сломанного крыльца.

 

Замена кривых арок ломаными появляется у нас с усилением голландского влияния, т. е. со времени водворения в городе голландцев и англичан, начавших обставлять свою жизнь своею привычною, родною обстановкою и устраивать свои дома и дворы по своему.

 

Эти иноземцы появляются в Ярославле во второй половине XVI века при Грозном, мелькают на фоне событий смутного времени начала XVII века уже как купцы, и ярославские обыватели, причем заносятся в церковные стенописи второй половины этого века, наполняя новыми фигурами в западных костюмах ряды грешников, и приобретают права гражданства и даже привилегии при Петре I.

 

К концу XVII века и нужно отнести Корытовский дом²). Нижний его этаж сохранился гораздо полнее и снаружи, и внутри, хотя и тут есть заделка одних пролетов и пробойка других, переделка и приспособления и пр. изменения. Однако в общем их легко выделить и восстановить первоначальный вид помещения.

____________

²) В Ярославском древлехранилище имеется очень любопытный шкафчик с такими же, как в Корытовском доме, дверцами расписанный цветами, с изображением Петра І-го.

 

Это помещение служило, надо думать, кладовыми, так как его окна были снабжены не только решетками и наружными, но еще и внутренними железными ставнями, для притвора которых в откосах сделаны особые выдающиеся из них притолоки, и весь нижний этаж с самого начала был углублен в землю, т. е. строен подвальным.

 

Это видно по тому, что подоконники его окон находящихся высоко от пола, хотя и низко над уровнем улицы, сделаны отливными, т. е. сильно покатыми внутрь. В подвальных же этажах русские в старину не жили.

 

В сводах укреплены железные кольца, в стенах сделаны печуры (ниши). Дом сложен из крупного, хорошо обожженного, прекрасного кирпича по толстой известковой подстилке (швам) и не был ни штукатурен, ни белен. Он представляет много общего с романовским Дергаловским домом, современным ему, что позволяет восстановить первоначальную форму кровли на Корытовском доме.

 

Башни составляют собственно не гражданские, а военные памятники.

 

Этих башен уцелело три. Они представляют остатки бывших ярославских укреплений и принадлежат к так называемым «воротным» или проезжим; их так и звали и теперь еще зовут воротами.

 

Две из них: Угличская — на северо-восточном углу Спасского монастыря — и Знаменская, или Власьевская, — на Власьевской улице близ Власьевской церкви, — находились в валу бывшего земляного города, защищавшего посад; третья — Подволожская, или арсенал, стоит на берегу Волги, около церкви Тихона чудотворца. Она составляла один из опорных пунктов укреплений собственно города, называвшегося Малым или Рубленым, — древнейшей части Ярославля, по преданию основанной и населенной новгородским князем Ярославом-Мудрым, всего вероятнее, в 1024 году. Прежде эта башня стояла во рву, шедшем от Волги к Которостли и охранявшем Рубленый город с северо-западной стороны; теперь она отделена от рва каменным мостом или Подволжскими воротами. За рвом по его берегу тянулся вал с «рубленою» стеною на нем. Остатки рва сохранились до настоящего времени.

 

Они расположены по обе стороны плац-парада Ильинской площади, заняты городскими амбарами, сдаваемыми в наймы, и известны у населения больше под названием «оврагов» или «врагов».

 

За волгским оврагом еще держится название Медведицы, но это название забывается все более и более и теперь уже мало кому известно. К названию бывшего рва оврагом есть полное основание.

 

До постройки города он представлял два оврага, промытые весенними водами и выходившие один на Волгу, другой на Которостль. Когда построился город, тогда разъединявшую овраги перемычку прорыли, и получился ров. Он до позднейшего времени был неправилен и не обделан, каковым изображен и на плане города конца XVIII века. Особой неправильностью, а именно широтой отличалась волгская половина, т. е. Медведица, в которой, по преданию, содержался «в клети» тот медведь, которого, как своего тотема, чтили доисторические ярославцы и по которому их селенье называлось «Медвежий угол».

 

Его то, выпущенного жителями на Ярослава, и убил этот князь.

 

В XVII—XVIII веке в Медведице были обывательские дворы.

 

Волгская или арсенальная башня сохранилась хуже всех.

 

«Отворотную» башню, примыкавшую к ней со стороны Волги, сломали прежде всего. Затем, приспособляя главную для арсенала, в ней заложили ворота, выходившие одни в ров, другие на Волгу, прорубили окна и двери, разделили на два этажа, бойницы между верхними зубцами и средние бои заложили и покрыли башню низкою железною четырехскатною кровлею, а в 1905 году, кроме того, нижний этаж приспособили еще под сторожку для солдат. Таким образом, от древнего вида башни остался всего лишь один образ, бывший над воротами, выходившими в ров, и помещающийся под мостиком, ведущим с набережной в верхний этаж арсенала, (где стоит часовой). Прежде перед образом в субботы и кануны праздников светилась лампада (от Тихоновской церкви), приветливо мерцая запоздалому прохожему своим примиряющим огоньком. Но и этот глухой отголосок седой старины уже давно забыт.

 

Лучше других сохранилась Угличская башня. В ней заделаны только ворота, но и то лишь деревом, да обложили низ башни цоколем; прочее остается в прежнем виде. В старину она, как и все другие, была покрыта деревянным высоким шатром с вышкою на подобие московских кремлевских, но уже в первой трети XVIII века, стояла без покрытия. Отворотной башни у нее никогда не было. Знаменская башня («Знамение») сама по себе сохранилась не дурно, но она с трех сторон застроена, а наверху ее сделана накладка под водонапорный бак: кроме того, внутренно она приспособлена под жилье. На восточной стороне башни, закрытой церковью, сохранилось окно с наличником; любопытная подробность, расширяющая взгляд на крепостные сооружения, вообще мало украшавшиеся.

 

Старых памятников нового Ярославля, т. е. Ярославля XVIII века и первой половины XIX веков сохранилось много, но так как над зодчеством этого времени тяготело не только рабское ярмо западного влияния, но и безапелляционная опека правительства, не допускавшая проявления частного почина и начинания, и так как произведения зодчества указанного времени являются памятниками не народных способностей, а временных условных вкусов, моды тонкого общественного слоя, в смысле народности наиболее безразличного и неустойчивого, то я упомяну здесь лишь о некоторых из таких памятников.

 

Из храмов наиболее типичным и ранним является теплая Сретенская церковь Вознесенского прихода у перекрестка Власьевской и Любинской улиц.

 

Она заложена в 1789 году, а освящена в 1791 г.; строилась на средства купца Григория Феодоровича Гурьева, шелковая фабрика которого была близ этой церкви (Вознесенские казармы), и поручицы Александры Егоровны Умской. На их же средства и тогда же возведена и колокольня, достигающая 19 саж. высоты. Оба здания выстроены в стиле ампир.

 

Среди гражданских зданий можно отметить Спасские казармы на углу Воскресенской и Екатерининской улиц. Этот дом заложен в 1788 году и окончен в 1793 году; строил его приказ общественного призрения, а предназначался он для губернаторов. С 1793 года и до 1795 года в нем и жил генерал-губернатор, а затем приказ сдал дом в наймы содержателям питейных сборов для покрытия расходов по его постройке. В сентябре 1812 года в бывший губернаторский дом перешла Ярославская гимназия, занимавшая его до 1853 года. С этого года до 1880 г. он обветшалый — стоял пустым и заброшенным: в 1880 его основательно поправил город под казармы, открытые в 1886 году.

 

Строительный пошиб Спасских казарм тот же, что и Сретенской церкви, — ампир (псевдо-классика), но менее сухой, менее бесцветный и безжизненный, чем, например, зданий присутственных мест на Ильинской площади, дома на углу Духовской и Романовской улиц, по стилю тождественных с ними, дома Призрения ближнего и пр. зданий того же времени.

 

В духе той же псевдо-классики, но более чистой, возведены ряды гостинного двора на Большой линии (1813—1818 года) и у северной стены Спасского монастыря, казенное реальное училище на Ильинской площади, колонный портик которого сломан в 1910 году и пр. Из более мелких сооружений укажем мосты, перекинутые на набережной через спуски к Волге. Иначе их зовут воротами, но в виде ворот сделаны только два — Волжский и Семеновский, а третий Воздвиженский был выстроен на высоких массивных столбах.

 

В 1910 году он перестроен и утратил свой прежний вид, нелишенный некоторой своеобразной красоты.

 

Все три моста сооружены в 20 годах XIX столетия. К тому же времени относятся беседки набережной: «Губернаторская» и «Круглая».

 

Первая находится против губернаторского дома и представляет беседку, соединенную с террасой, очень красивую с Волги.

 

В заключение о памятниках нового Ярославля укажу еще на памятник П. Г. Демидова. Он поставлен Демидову ярославским дворянством на Ильинской площади против Воскресенской улицы и открыт в марте 1829 года. Кто составлял проект этого памятника, неизвестно, но видимо хорошо подготовленный художник, так как он выдержал свой проект в стиле чистого ампира.

 

На сооружение Демидовского памятника было собрано по подписке 60000 руб. Самая колонна в 17 арш. высотою отлита в Ярославле на колокольном заводе Ивана Чарышникова из колокольной бронзы.

 

Средства завода не позволили отлить ее всю целиком: ее отлили в двух отдельных частях, стык которых ясно виден.

 

Гранитный пьедестал доставлен из Петербурга; там же делался (художником Крыловым) и небесный бронзовый глобус с гербовым орлом на нем.

 

До 80 годов XIX столетия около памятника не было бульвара, и он одиноко возвышался на огромной, совсем пустынной площади, заросшей травою.

 

Не осталось без влияния на ярославское, как и вообще русское зодчество, также Николаевское царствование Памятниками этого времени в Ярославле являются каменные полицейские будки (в Подзеленьи, у Глазной лечебницы, близ Воздвиженского моста) и заставные столбы или «заставы».

 

---

 

СОДЕРЖАНИЕ.

 

---

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

---

 

 

Скачать издание в формате pdf (яндексдиск; 98,9 МБ).