Звонарев С. [Паламарчук П.]. Сорок Сороков : Альбом-указатель всех московских церквей в четырех томах : Том 1. Кремль и монастыри. — Paris, 1988

  

 

 

 

 

 

 

 

Альбом-указатель всех церквей Москвы, существовавших к 1917 году, говорит сам за себя. Кропотливый десятилетний единоличный подвижнический труд возвращает нам архитектурно-религиозную память разгромленного и изуродованного сердца России.

 

В первую очередь этот четырехтомный труд, насчитывающий 2160 иллюстраций — альбом, то есть прежде всего он смотрится. Снимки в комментариях не нуждаются: сопоставление прежнего и теперешнего вида, бывших памятников искусств и сегодняшних пустырей, красноречивее всяких слов. А при виде сохраненных, реставрированных или служащих своему назначению храмов, лишь острее выступают размеры невозвратимых потерь.

 

Но альбом одновременно и богатейший указатель-справочник, пересказывающий становление каждого храма, описывающий его внешний и внутренний вид: это живая история камней, осязательная летопись всенародного творчества и благочестия.

 

Альбом составлялся годами, с большим трудом переправлялся на Запад, издается теперь — поневоле — без присмотра автора. Не все погрешности самиздатской рукописи в 1800 страниц удалось исправить. Вероятно, в течение печатания допущены и новые. Скрупулезный автор поместил после каждого описанного храма ссылки на использованные им источники. Чтобы уменьшить объем издания и упростить читателю-неспециалисту смотрение альбома, мы решили все библиографические данные поместить в конце каждого тома.

 

Альбом-указатель составлен по концентрическим кругам: первый том посвящен Кремлю и монастырям; второй — центру Москвы; третий — периферии в пределах Москвы 1917 года; четвертый — окраинам теперешней Москвы, а также инославным и иноверческим храмам.

 

Посвященный автором 1000-летию Крещения Руси, альбом-указатель выходит в юбилейный год, знаменуя собой, среди прочих начинаний, незыблемость того камня, на котором было выстроено самостояние России. Издание осуществлено при щедрой помощи Русского Общественного Фонда (созданного А. И. Солженицыным), которому приносим здесь нашу искреннюю благодарность.

 

---

 

 

 

„Случалось ли вам, приближаясь с суши к какому-либо порту Ламанша или Бискайского залива, увидать мачты судов, стоящих за прибрежными дюнами? Песчаные валы скрывают город, пристани, набережные, даже самое море, и перед вами — только лес мачт с ослепительно белыми парусами, развевающимися вымпелами и пышными яркими орифламмами всех цветов радуги. Чудодейственное появление эскадры среди твердой земли вас несказанно поражает. И вот, точно такое же впечатление произвела на меня Москва, когда я впервые ее завидел. Огромное множество церковных глав, острых, как иглы, шпилей и причудливых башенок горело на солнце над облаками дорожной пыли, в то время как самый город и линия горизонта скрывались в дрожащем тумане, всегда окутывающем дали в этих широтах. Чтобы ясно представить себе все своеобразие открывшейся передо мной картины, надо напомнить, что православные церкви обязательно заканчиваются несколькими главами. Число их различно, но никогда не бывает меньше пяти, что имеет символическое значение: они служат наглядным выражением церковной иерархии. Прибавьте к этому, что главы церквей отличаются поразительным разнообразием форм и отделки и напоминают то епископскую митру, то минарет, то усыпанную каменьями тиару, то попросту грушу. Они то покрыты чешуей, то усеяны блестками, то позолочены, то раскрашены яркими полосами. Каждая глава увенчана крестом самой тонкой филигранной работы, а кресты, то позолоченные, то посеребренные, соединены такими же цепями друг с другом. Постарайтесь вообразить себе эту картину, которую даже нельзя передать красками, а не то что нашим бедным языком! Игра света, отраженного этим воздушным городом, — настоящая фантасмагория среди бела дня, которая делает Москву единственным городом, не имеющим себе подобного в Европе!“ (А. де Кюстин. Николаевская Россия. М., 1930, с. 208).

 

Это красноречивое и живописное, хотя и не во всем, конечно, точное описание, своего рода духовный образ-символ Москвы, принадлежит перу известного маркиза Астольфа де Кюстина, посетившего древнюю русскую столицу всего четверть века спустя после опустошительного пожара города, положившего конец попытке построить почти что уже всемирную империю, предпринятой его соотечественником Наполеоном. И то, что подобные слова сорвались с уст одного из язвительнейших „клеветников России“, едва ли не более убедительно свидетельствует, что Москва представляла собою сердце Православия, нежели бесчисленные старания сторонников идеи „Третьего Рима“.

 

Москва и поныне остается столицей самой многочисленной Православной церкви мира; но, как известно, не числом утверждается духовная крепость народа. „Москва это не город, это — принцип“, — метко определил в прошедшем столетии знаменитый писатель консервативного толка, редактор „Московских ведомостей“ Михаил Никифорович Катков.

 

Одним из самых заветных преданий о городе было поныне бытующее мнение, что на Москве стояло не много — не мало: сорок сороков церквей. Еще Владимир Даль в своем „Толковом словаре“ вносил поправку — на самом деле храмов было не 1600, а „только“ около тысячи, а разделены они были некогда на староства или благочиния, именовавшиеся образно „со́роками“, хотя в этих со́роках число церквей составляло менее 40.

 

Деление столицы в церковном отношении на со́роки (схожее с разделением древнего Новгорода в административном отношении на пять „концов“, а Новгородской земли в соответствии с концами на „пятины“) было впервые учреждено Стоглавым собором в 1551 году. Тогда сороков считалось всего семь — Кремлевский, Китайгородский, Замоскворецкий, Пречистенский, Сретенский, Никитский и Ивановский. В каждом из них одна церковь была назначена главной, как бы „соборной“, при ней пребывал глава сорока — поповский староста. По-видимому, тогда же впервые и возникла поговорка о „сорока со́роках“ — так именовался в ту пору торжественный всемосковский крестный ход, на который духовенство собиралось с хоругвями и чтимыми образами по сорокам, к которым было приписано. Такие „соборные“ выходы и стали зваться „сорок со́роков“ — ибо подобное удвоение титула для выражения превосходной степени было свойственно церковному сознанию, именующему самого Христа „Царем царствующих и Господом господствующих“. Позже деление на сороки уступило место благочинническим округам, но полюбившееся определение, превратившись в пословицу, сохранилось до сего дня.

 

Буквальный же смысл выражения действительно как будто не находит подтверждения в истории. Согласно нашим подсчетам, близким, как представляется, к исчерпывающей полноте, к 1917 году в Москве было всего 846 храмов и часовен всех исповеданий (подробнее см. таблицу).

 

 

Примечания к таблице:

 

Храмы и престолы, достроенные и доосвященные в 1920-х гг. условно сочтены существующими уже в 1917 г.

 

Часовни и храмы инославных христианских исповеданий условно сочтены как бы имеющими каждый один престол (если их не было несколько).

 

Храмы и престолы Даниловского монастыря, подготовленные в 1985 г. к освящению вновь, причислены условно к уже действующим ныне.

 

Православные часовни условно сочтены как бы имеющими один престол.

 

Иноверческие храмы (магометанские и иудейские) в число престолов, естественно, не включены.

 

Однако число 1600 и даже более можно все-таки получить, если сложить все престолы храмов христианских исповеданий и прибавить к ним часовни: тогда, как явствует из помещенной выше таблицы, количество их достигает к 1917 году 1670-ти. Для такого расчета есть, как представляется, основание: приделы, в которых обычно располагаются дополнительные престолы, по происхождению своему суть не что иное, как отдельные храмы, пристроенные к первоначальному. По древним канонам, постепенно забытым, они должны были даже наглухо отделяться от главной церкви и друг от друга; общими у них служили притвор, галерея и, позднее, трапезная. Таким образом, под одною кровлей объединялись на самом деле два и более самостоятельных храма. На приделах до сих пор ставится обычно своя главка с крестом. Необходимость в них возникла и распространилась в особенности со второй половины XVIII века, когда стали служить в одной церкви по две обедни в день (что вызывалось распорядком дня различных слоев населения) — а так как правила запрещают совершать таинство Евхаристии дважды в день на одном престоле, повсеместно начали к главным храмам присоединять еще и придельные. Кроме того, придел не только исторически, но и онтологически есть особая церковь — ибо престол в нем необходимо посвящается своему собственному Господскому празднику либо святому.

 

К середине 1980-х годов, в канун празднования тысячелетия Крещения Руси, на Москве из „сорока со́роков“ престолов действующими остались четыре или, точнее, четыре сорока и еще четыре (166).

 

Православных храмов всего 54: 45 приходских, одна часовня Даниловского монастыря, один храм обращен в часовню, куда ставят на ночь покойников (Даниловское кладбище), три храма в Даниловском монастыре находятся накануне освящения вновь и, наконец, четыре церкви служат домовыми в различных учреждениях Патриархии (Крестовые храмы в резиденциях Патриарха в Чистом переулке, резиденции митрополита Крутицкого и Коломенского в Новодевичьем монастыре, на даче Отдела внешних церковных сношений в Серебряном бору и в издательском отделе Патриархии на Погодинской улице) — в них свободного входа верующим нет.

 

Действуют также: 7 храмов пяти старообрядческих согласий на поповском Рогожском и беспоповском Преображенском кладбищах; 1 армянская церковь на Армянском кладбище, 1 костел на Малой Лубянке, 1 молитвенный дом баптистов и адвентистов, 1 мечеть и несколько синагог.

 

* * *

 

Первою известной церковью на Москве почитается храм Рождества Иоанна Предтечи на Бору в Кремле, построенный деревянным в 1321 году. Вскоре после него были также воздвигнуты: первая каменная церковь в городе — древнее здание Успенского собора 1326—1327 годов, предшественник дошедшей до нас позднейшей постройки; собор Спаса Преображения на Бору 1330 года, старые здания Благовещенского (1330-е гг.) и Архангельского кремлевских соборов (1333 г.). В 1380 году выстроен впервые храм Всех святых на Кулишках в честь небесных покровителей павших на поле Куликовом воинов. От всех этих церквей XIV века доныне сохранилась только церковь Воскрешения Лазаря в подклете церкви Рождества Богородицы в Кремле, построенная в 1393 году, впоследствии постепенно заложенная кругом и лишь случайно обнаруженная при Императоре Николае I, который повелел ее восстановить заново (от XIV столетия дошли также части подклета старого Благовещенского собора в подвале нового его здания). Доступа посетителям в этот храм, однако, ныне нет.

 

В первой четверти XV века был возведен собор Спаса Нерукотворного в Андрониковом монастыре, в середине века — древнейшая часть церкви Космы и Дамиана в Старых Панех в Китай-городе; в последней четверти XV — начале XVI веков были выстроены нынешние здания кремлевских соборов Успения, Благовещения и Архангела Михаила.

 

От начала XVI века до наших дней дошли соборные храмы Рождественского и Новодевичьего монастырей, слободские церкви — Трифона в Напрудной, Илии пророка на Ильинке, Рождества Богородицы в Старом Симонове — и несколько построек создателя Архангельского собора Кремля Алевиза Нового, которых он, согласно летописи, всего поставил на посаде одиннадцать: это, значительно впоследствии обновленные, храмы Владимира в Старых Садех, Благовещения в Воронцове, Афанасия в Афанасьевском переулке на Арбате, Усекновения главы Иоанна Предтечи под Бором в Черниговском переулке Замоскворечья и, как недавно только выяснилось, почти совсем не искаженная переделками соборная церковь Высокопетровского монастыря.

 

В середине XVI века были созданы прославленные шатровые храмы — Вознесения в Коломенском, Иоанна Предтечи в Дьякове, собор Покрова на Рву. Со временем конца XVI — начала XVII веков, когда в несчастливо окончившееся правление Годунова по всей Руси ненадолго развернулось обширное строительство храмов и крепостей, связаны церкви Троицы в Хорошеве, старый собор Донского монастыря, церковь Никиты за Яузой, церковь Амвросия в Новодевичьем монастыре, верх колокольни Ивана Великого.

 

В целом, однако, к 1917 году сохранилось всего около сорока церквей, основанных до XVII века; впоследствии число их было ополовинено.

 

От времени, предшествовавшего восшествию на престол династии Романовых, в названиях храмов сохранились добавочные прозвища „обыденный“, „ружный“ и „проща“.

 

Обыденной церковь называлась потому, что строилась по обету — во время чумы, наводнения, безведрия, засухи и тому подобных бедствий — в один день, что именовалось словом „вобыдён“ или „обыденкой“, обычно из готовых деревянных деталей, какие легко можно было приобрести на рынке. Фундамент закладывался ранним утром, а поздно вечером воздвигнутый миром храм уже освящался. Множество таких церквей унесли частые пожары (например, лишь один пожар летом 1547 года спалил 250 храмов, 25.000 домов и погубил 2700 человек). К концу XVIII века оставалось уже совсем немного „обыденных“ церквей — св. Николая в Кленниках (Блинниках), Софии Премудрости Божией на Лубянке и другие, но все они уже были вновь воздвигнуты в камне и попросту удержали устойчивое прозвание своих прародительниц. До настоящего времени действует только церковь Илии пророка Обыденная близ Метростроевской улицы, дальний потомок храма, поставленного во единый день по обету в пору бездождия.

 

„Ружной“ (от слова „руга“, которое Владимир Даль производит от глагола „ружить“, то есть вооружать, снабжать) какая-либо церковь называлась, если ей выдавалось постоянное жалование из государственной казны, отпускавшееся первоначально отсыпным хлебом, а позже и деньгами. Со времен царя Василия Шуйского ругу от государевой казны вновь выстроенным храмам выдавать прекратили, поэтому дополнительное прозвание „ружная“ почти всегда может служить основанием для отнесения времени возникновения церкви к XVI и более древним векам. К XIX веку ружными оставались преимущественно храмы, выстроенные в бывших царских вотчинах (Преображения в Преображенском, Покрова в Рубцове) или состоявшие на содержании крупных владельцев (как, например, церковь св. Николая в богадельне князей Куракиных подле Красных ворот). К 1917 году, помимо только что перечисленных, ружными считались еще церковь Кира и Иоанна на Солянке, Константина и Елены в Кремле и Рождества Иоанна Предтечи за Золотой решеткой в кремлевском Теремном дворце.

 

„Прощею“ (от древнерусского „проща“, означающего „прощение грехов“, „чудесное исцеление“) храмы именовались по находившейся в них чудотворной иконе. К 1917 году такой титул носили всего три церкви: Похвалы Богоматери в Башмакове (по чудотворному образу св. Николая), Николы Явленного на Арбате (по явленной иконе того же святителя) и Параскевы Пятницы на Пятницкой улице Замоскворечья, по иконе тезоименитой церкви святой. Все три эти храма разрушены (менее убедительно произведение наименования „проща“ по тому обстоятельству, что рядом с такими церквами прощались с покидавшими город путниками — ибо „прощи“ располагаются неподалеку от центра города, вдали даже от древних его окраин, где по обычаю расставались с уходившими в дальнюю сторону родичами и знакомыми).

 

Тип московской пятиглавой посадской церкви определился во второй половине XVII века, когда их появилось в короткое время до полутора сотен — то был невиданный доселе размах столичного храмоздательства, размеры которого были перекрыты только единожды, в конце XIX — начале XX столетий. Образцовый пример такого храма представляет собою доныне действующая нарядная церковь св. Николая в Хамовниках.

 

В последней трети XVIII века Екатерина II при изъятии у монастырей и церквей земельных владений (к концу XIX в. храмам и обителям в России, согласно свидетельству Н. Карташева в статье „3емлевладение Европейской России“, энциклопедический словарь изд. Брокгауз-Эфрон, пт. 23, с. 401—402, принадлежало 1,7% общей площади земель, включая участки, занятые под кладбища) повелела также составить штаты и упорядочила таким образом количество священников на определенное число дворов (приход); кроме того, были составлены списки церквей и монастырей, на содержание которых денежный минимум отпускался из казны, а духовенству впервые было установлено жалование.

 

До 1748 года кладбища были почти при каждой приходской церкви, несмотря на попытки упразднить их в центре Москвы, предпринятые Петром I. Но указ 2 июля 1748, предписывавший закрыть их и основать взамен новые за городом, проводился в жизнь более успешно. Дело довершила чума 1771 года, когда наконец все приходские погосты Москвы были сделаны запретными для погребений, а вблизи столицы созданы современные кладбища Даниловское, Пятницкое, Миусское, Калитниковское, Ваганьковское, два впоследствии уничтоженных — Семеновское и Дорогомиловское, и два доселе являющихся всероссийскими центрами старообрядчества: поповское Рогожское и беспоповское Преображенское.

 

Оживление в строительстве храмов связано с эпохой классицизма. В конце XVIII века общее число церквей в Москве, согласно „Исторической справке по всем церквам города и столицы Москвы“, вышедшей в 1796 году, определялось от 320 до 420 — разница объяснялась методами классификации, ибо вторая, большая цифра, включала также дополнительную сотню храмов, половина которой были церкви монастырские, а другая половина — домовые.

 

Нашествие „двунадесяти языков“ во главе с Наполеоном, окончившееся огромным пожаром, привело к разрушению множества святынь и гибели значительного числа памятников. Кроме того, москвичи впервые за много веков стали свидетелями поистине варварского отношения к христианским реликвиям со стороны наций, почитавшихся некогда столпами западной Церкви — достаточно красноречив уже тот факт, что во всей полуторамиллионной армии не было и одного-единого священника, хотя святотатцев и кощунников нашлось в преизбытке.

 

Пространный отчет о безобразиях, учиненных в московских церквах и монастырях, был составлен вскоре по освобождении столицы их настоятелями по требованию Императора Александра I; впоследствии его опубликовал Н. П. Розанов в части 3 второй книги своего исследования „История московского епархиального управления“ (М., 1870 г.). Свидетельства очевидцев, помещенные здесь, разительны: обители, из которых не поспели вывезти утварь в Вологду, подвергались поголовному опустошению, в поисках спрятанных „сокровищ“ истязали монахов, убивали священников, членов причта раздевали догола и заставляли нести на себе награбленное через всю Москву даже немощных стариков. В святых храмах помещали лошадей и прочий скот, от которого горе-воинство мало чем отличалось уже перед своим отступлением образом поведения — иконы употреблялись на растопку, из них составлялись мишени для стрельбы, лошадей покрывали священническими ризами, а поселившаяся, например, в Заиконоспасском монастыре маркитантка, торговавшая вином, постель свою застилала св. Плащаницею.

 

После пожара решено было для улучшения благосостояния малонаселенных приходов из 237 уцелевших храмов сохранить только 137, а остальные, требовавшие сложного и дорогого ремонта, разобрать. Однако благочестивые москвичи, восстанавливая церкви Божии вперед собственных домов, часто препятствовали разборке старинных намоленных храмов, добиваясь разрешения возобновить их на свои личные средства. И уже к 1817 году согласно напечатанной тем же Н. П. Розановым описи (“Чтения в Обществе истории и древностей Российских“, 1872, кн. 4) на Москве числилось 246 церквей помимо монастырских.

 

XIX столетие — в отличие от предшествовавшего, оказавшегося не слишком тароватым на строительство московских храмов: число тех, что были воздвигнуты в эпоху „нарышкинского барокко“, в правления Петра I, Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны, Екатерины II и Павла I, посвящавших преобладающее внимание северной столице Петербургу, относительно невелико — было эпохой бурного роста храмоздательства.

 

Кроме того, в особенности со второй половины XIX века, вскоре после 1861 года, прихожане принялись деятельно образовывать при своих храмах приходские братства и попечительства. К 1897 году они были основаны при семи десятках московских церквей. Членский взнос участника такого попечительства был не менее трех рублей в год. Врачи-прихожане соглашались принимать недостаточных больных из числа жителей своего прихода бесплатно. Вышедший в 1901 году „Сборник справочных сведений о благотворительности в Москве“ раскрывает широкую картину деятельности попечительств, которые к 1897 году открыли 101 благодельню (преимущественно для престарелых прихожанок) в церковных домах на 8–20 человек (некоторые из богаделен были основаны еще во второй половине XVIII столетия); 9 учреждений для престарелых лиц духовного звания; церковно-приходские школы числом несколько менее сотни, в которых бесплатно получали образование дети прихожан, для чего им также бесплатно выдавались учебники и прочие пособия. Попечительства помогали бедным, предоставляя им по два-пять рублей в месяц и добавочную сумму к Пасхе и Рождеству.

 

Стоит отметить, что вся жизнь горожанина или временно пребывающего в древней столице человека проходила как бы под сенью приходского храма. Поскольку нумерация домов с разделением на четную и нечетную стороны улицы введена была лишь после полицейской реформы 1882 года, вплоть до этого времени — и даже значительно позже, по старой памяти и душевной склонности — адрес свой москвичи писали следующим образом: „Город Москва, в приходе такой-то церкви в доме г. Иванова г. Сидорову“.

 

Последний взлет большого строительства церквей начался в конце XIX столетия и продолжался до войны 1914 года, стихнув только к 1917 году, — а некоторые храмы продолжали достраиваться даже до 1921 года. За неполных тридцать лет, с 1890-х по 1917-й, выстроено было до сотни новых церквей — частично еще в романтическом, историческом или русском стилях XIX века, а впоследствии и в стиле модерн или неоклассицизм, неизменно, впрочем, учитывавших вековые традиции российского православного зодчества.

 

На Москве было к 1917 году 77 значительных часовен (исключая надгробные кладбищенские памятники и просто иконы, помещенные на множестве зданий). Некоторые из них были основаны издревле — как сохраняющаяся еще часовня Андроникова монастыря на Вороньей, ныне Тулинской улице, основанная в XVI столетии на том месте, где по преданию прощался с основателем обители преп. Андроником его учитель преп. Сергий Радонежский (нынешнее здание воздвигнуто в конце XIX века). Много часовен принадлежало пригородным и подмосковным монастырям, служа недостаточным обителям для сбора средств: наиболее известная Иверская находилась, например, в ведении Николо-Перервинского монастыря. Неуемный Петр I, успевший в пору построения Петербурга запретить ставить каменные строения где бы то ни было в другом месте империи, впоследствии досягнул и до претивших ему часовенных зданий, десятками тысяч усеявших страну. Указом Синода от 28 марта 1722 г. большинство ветхих из них велено было разобрать, а крепкие каменные „употребить на иные потребы“. В них принялись продавать книги, хлеб, соль и прочь. Но уже в 1727 году при Петре II, возвратившемся из Петербурга с двором обратно на Москву, сохранившиеся от лихой напасти преобразований часовни было разрешено открыть вновь.

 

К 1980-м годам одна из бывших православных церквей (на Даниловском кладбище) была обращена по необходимости в часовню для отпевания и помещения на ночь накануне похорон покойников; в 1984 году кроме того была открыта в Даниловском монастыре новая часовня, а еще две находились в ведении старообрядцев-беспоповцев на Преображенском кладбище. 15 зданий бывших часовен сохранилось в закрытом состоянии, а 60 часовен были разрушены.

 

Как уже упоминалось выше, несчастьями чумы 1771 года умело воспользовались московские старообрядцы, сумевшие под видом карантинных богаделен основать Рогожское и Преображенское кладбища, по сути своей ставшие соответственно поповским и беспоповским монастырями и состоящие духовными центрами различных толков этих согласий по наши дни. После возникновения в 1801 году единоверия и в особенности с распространением его в середине XIX столетия строительство новых старообрядческих храмов на Москве пресеклось, а некоторые из них отошли к единоверцам. Хотя официально создавать новые церкви раскольники и могли, для осуществления своего права им приходилось преодолевать множество препятствий, так что в большинстве основанные тогда церкви были домовыми моленными богатых староверских купцов. Только начиная с выхода манифеста о веротерпимости 1905 года усиленное возведение храмов старообрядческих согласий возобновилось: в короткий срок всего в дюжину лет в разных концах города их выросло более полусотни.

 

(Ср. в этом отношении примечательный сохраненный свидетелями возглас Николая II — последнее возражение, произнесенное им накануне подписания вероломно вырванного у царя Шульгиным и Родзянко отречения: „А что скажут мне на это старообрядцы и казаки?!“).

 

По лукавой иронии судьбы, подавляющее большинство „древлеправославных“ храмов выстроено в откровенном стиле „модерн“, наиболее выдающимся представителем которого в Москве по части проектирования старообрядческих церквей является архитектор И. Е. Бондаренко, чей доныне неопубликованный обширный архив лежит в хранилище ЦГАЛИ. Любопытно также, что москвичи в разных концах столицы, где еще стоят закрытые староверческие храмы, поставленные в начале XX века, настойчиво кличут их „немецкими“, „татарскими“ и даже „еврейскими“ и ни за что не соглашаются именовать „старообрядческими“. По всей видимости, это вызвано установкой самих старообрядцев на решительное отделение себя от „проклятого“ никонианского народа, за что их первоначально и стали окликать привившимся повсюду прозвищем „столоверы“, ну а уж нынешние потомки „никониан“ и подавно принимают за чужих, „не-русских“. Вообще же иностранные путешественники отмечали значительную веротерпимость „московитов“. Из иноверческих церквей еще при Иване Грозном существовали в Немецкой слободе на иноземных дворах „ропаты“ лютеран. Принято объяснять это тем, что для православного сознания протестанты были заведомыми и нисколько не привлекательными еретиками, в отличие от столь же отпетых, но соблазнительно близких во многих отношениях католиков и армян. Тем не менее, с середины XVIII века в городе все-таки стали появляться и армянские церкви, к которым ревнители чистоты веры относились по-прежнему отрицательно, требуя и порой добиваясь их опечатания. В делах Синода сохранились записи относительно обнаружения в 1740 году неразрешенной армянской церкви в приходе храма Покрова в Кудрине, а в 1748 году армянская церковь „оказалась“ и в самом центре города, в приходе церкви Иоанна Богослова под Вязом на Китае, в доме купца Василия Макарова (отмечалось, что „устроена она в 1740 г.“ — см. кн. Н. А. Скворцова „Материалы по Москве и Московской епархии за XVIII в.“ М., 1914 г.). Екатерина II особым указом от 1 ноября 1770 года подтвердила дозволение строить армянские церкви в Москве и Петербурге для отправления служб, данное еще Петром I.

 

В конце XVIII начале XIX вв. на Москве возникли также костелы, англиканский храм, реформаторская церковь, две мечети, синагога и более десятка моленных иудаистов (наиболее близкая к центру из которых стояла почти в ста метрах от Кремля, в Зарядье, где еще при Николае I было отведено подворье еврейским купцам, превратившееся с годами в район, в большинстве своем принадлежащий евреям). Еврейская община была единственным религиозным объединением, которому разрешили в 20-х годах строить новые храмовые здания: тогда была поставлена вторая, ныне действующая, синагога во 2 Вышеславцевом переулке близ Сущевского вала, и третья, снесенная при Хрущеве, в Черкизове. Наконец, с начала XX века деятельно взялись за дело „евангелисты“, первоначально собиравшиеся в студенческом кружке барона Николаи и вскоре возглавленные Марцинковским (см. подробнее в недавно опубликованных его воспоминаниях о 1910-х—1920-х гг.). Евангелисты впоследствии объединились с баптистами и имеют ныне в Москве чрезвычайно активную общину с молитвенным домом. Следует отметить также основание в начале XX века на Большой Никитской в доме кн. Шаховской-Глебовой-Стрешневой караимского храма-кенасы.

 

* * *

 

В то время, как некоторые заложенные и недоконченные возведением храмы достраивались в 1918—1921 годах, в Москве проходили заседания Поместного собора Русской Православной Церкви, избравшего первым послесинодальным Патриархом Святейшего Тихона. В марте 1918 года из Петрограда переехало в Москву новое правительство, разместившееся в Кремле. Последняя служба в Успенском соборе состоялась на Пасху 1918 года, после чего кремлевские храмы были частично обращены в музеи, частично закрыты для посетителей до сего дня как рабочие помещения государственных учреждений; более половины их, если считать с часовнями, разрушено.

 

В 1922 году с особенной силой разгорелся раскол обновленчества — и довольно знаменательно, что первый снос памятника церковной архитектуры, часовни Александра Невского на Моисеевской площади (ныне им. 50-летия Октября), также падает на этот год.

 

Тогда же во исполнение закона об отделении Церкви от государства были закрыты домовые церкви, общая доля которых в составе всех московских храмов была около четверти. 24 мая 1923 г. в газете „Известия“ появилось краткое выразительное уведомление: „Ввиду того, что учреждения религиозного культа не могут состоять при государственных учреждениях, отдел управления Моссовета в настоящее время проводит работу по ликвидации всех домовых церквей при больницах. Уже ликвидированы домовые церкви при Медведниковской, Первой и Второй градских больницах, школе сестер милосердия на Собачьей площадке. В ближайшее время будут ликвидированы еще свыше двадцати подобных церквей“.

 

В начале 1920-х годов раскольники-обновленцы часто пользовались тем новым установлением, что здания храмов стали считаться собственностью государства, только переданной в пользование „обществам верующих“: они всеми правдами, а чаще неправдами, добивались расторжения договоров об аренде с общинами, остававшимися верными Патриарху Тихону (на которого тогда было заведено особое „дело“) с целью последующего захвата древних святынь в свои руки. Примером тому служит история, изложенная 23 февраля, 2 и 22 марта 1922 г. в тех же „Известиях“, как чтимый храм Пимена „Старого“ был закрыт под предлогом обнаружения на его колокольне самогонного аппарата, заведенного там незаконно сторожем. Но хозяйствовать „живоцерковники“ не умели и так запускали дела, что становилось нечем платить налоги и церкви вообще закрывались, переходя к многочисленным мирским учреждениям: в том же старопименовском храме уже в 1923 году поместился сперва клуб, вскоре вытесненный комиссионным магазином; впоследствии церковь была разрушена. В соборе Никольского единоверческого монастыря, откуда обновленцы угораздились выжить монахов, после разорения они провернули еще более ловкое предприятие: главную часть храма продали (!) старообрядческой общине и отгородили от православных, втеснившихся в трапезную, кирпичной стеной. После ухода обновленцев церковь вернулась в Патриархию, но положение менять было уже поздно — так по сей день и пользуются коммунальным культовым зданием“ два различных прихода.

 

Между тем ревнителям отечественной старины удавалось еще в середине 1920-х годов проводить реставрацию наиболее древних храмов: при деятельнейшем участии П. Д. Барановского (ум. в 1984 г.) были восстановлены в древних формах Казанский собор на Красной площади, церкви Гребневской Богоматери на Лубянке, Рождества Богородицы в Столешниках, Космы и Дамиана в Старых Панех в Китай-городе, а также другие архитектурные памятники, такие как стена самого Китай-города, Красные ворота и другие. Но буквально в ближайшие же годы (конец 1920-х — начало 1930-х) все только что возрожденные памятники были поголовно снесены, чему особенно поспособствовало строительство первой очереди метро, ведшееся открытым способом. Единственным „счастливым“ исключением служит небольшой храм Космы и Дамиана в Старопанском переулке, с которого только срубили все архитектурные украшения, разрушили лишь на две трети и обратили в контору. До сих пор остаток его все еще не удалось даже поставить на государственную охрану: предложение об этом несколько лет ждет утверждения, хотя древнейшая сохранившаяся часть упоминается уже под 1468 годом и в списке Александровского, составленном в хронологическом порядке, имела в ряду всех московских церквей седьмой номер.

 

С развертыванием работ по реконструкции города снос храмовых зданий резко ускорился в конце 1920-х годов и продолжался с тем же охватом в 1930-е. Выразительный образчик обоснования подобных разрушений представляет собою статья некоего В. Блюма под названием „Пора убрать „исторический“ мусор с площадей“, напечатанная под рубрикой „На фронте искусств“ в газете „Вечерняя Москва“ 27 августа 1930 г. Возмущение автора вызывают следующие явления: „В Москве, напротив мавзолея Ленина, и не думают убираться восвояси „гражданин Минин и князь Пожарский“ — представители боярского торгового союза, заключенного 318 лет назад на предмет удушения крестьянской войны (курсив Блюма). По лицу СССР уцелело немало подобных истуканов. Если не ошибаемся, в Новгороде, как ни в чем не бывало, стоит художественно и политически оскорбительный микешинский памятник „тысячелетия России“ — все эти тонны цветного и черного металла давно просятся в утильсырье. Еще в прошлом году в Киеве стоял (а может быть — скорее всего, и по сей день стоит!) высоко над Днепром чугунный „святой“ Владимир с огромным, загорающимся ночью крестом. В Ленинграде, на проспект 25 Октября (так был тогда переименован Невский. — Сост.) выпялилась наглая юбка Екатерины II в окружении лейб-любовников этой Мессалины“ — и т. п. Чтобы выправить положение, В. Блюм предлагает: „Почему бы ленинградскую фигуру Николая I не перелить в группу повешенных им декабристов! А с фальконетовского Петра I сцарапать надпись „Петру I Екатерина II“ — и останется безобидно украшающий плац никому не известный стереотипный „римский всадник“...“

 

Соратник В. Блюма известный журналист Давид Заславский публикует в газете „3а коммунистическое просвещение“ (№ от 12 апреля 1931 г.) форменный печатный донос на существующие поныне, всемирно признанные реставрационные мастерские Игоря Грабаря, озаглавленный „Преподобные отцы-художники“. Главное обвинение его состоит в следующем: „Что же сделали профессора? Они тайно слили снова церковь и искусство!“

 

Поскольку восемьдесят процентов дореволюционных школьных зданий было занято новыми учреждениями, в конце двадцатых годов в городе стало резко не хватать школ для увеличившегося населения: в имевшихся тогда в наличии детям приходилось заниматься в три смены. И вот Моссовет, не сумев придумать ничего лучшего, принимает решение — из сорока новых школ тридцать поставить на месте церквей в центре города (на деле план был несколько недовыполнен — снесли всего 23 храма). Кроме того, для жилищного и конторского строительства в центре было разрушено еще около восьмидесяти церковных зданий. А так как в середине 1920-х годов охранителям отечественной культуры удалось официально объявить ряд ценнейших храмов старой части города памятниками архитектуры, списки состоящих на государственном учете памятников были в 1934 году в течение нескольких дней сокращены более чем наполовину: с семи тысяч до трех с небольшим. Сокращение проводилось в основном за счет церквей — и вот сложилось такое нелепое положение, что из числа прежде признанных памятниками было впоследствии снесено больше — до 60% — храмов, чем тех, что не считались таковыми (их сломано около 40%).

 

Помимо этого, еще более бессмысленным было разрушение множества памятников, на месте которых и поныне зияют посреди Москвы пустыри и никак не используемые проплешины: из находившихся в центре назовем церкви Николая Чудотворца „Большой Крест“ на Ильинке, Успения на Покровке, Николая Чудотворца „Стрелецкого“ и Знамения на Знаменке, арх. Евпла на Мясницкой, Рождества Богородицы в Столешниках и главный собор государства, памятник победы в войне 1812 года — храм Христа Спасителя, чье место заступил никому не нужный и вредящий своему окружению открытый бассейн. Одних только туалетов, поставленных на костях снесенных церквей, было в первое время более двух десятков; ныне число их несколько сократилось, но и по сию пору там, где стоял выстроенный Пожарским храм-памятник победы над польско-шведским нашествием 1612 года во имя Казанской Богоматери, на самой Красной площади близ угла ее с Никольской улицей, действует общественный нужник и ничего более.

 

В 1930 году в городе был запрещен колокольный звон и с осени этого года колокола принялись свозить на электролитный завод в Верхних Котлах, где они переливались для треста Рудметаллторг. По воспоминаниям старожилов, с 1930-х годов до середины 1940-х колокольный звон даже на Пасху можно было слышать только издалека: он разносился от находившейся тогда вне черты Москвы церкви Троицы на Воробьевых горах и порою достигал даже Кремля. По неведомой прихоти судьбы именно на 1920-е годы приходится пора творчества поразительного московского звонаря-виртуоза Константина Сараджева; книга о нем была тогда же написана Анастасией Цветаевой, погибла в 1930-е гг. и частично по памяти восстановлена автором в 1970-е (см. „Сказ о звонаре московском“, журнал „Москва“, 1977, № 7).

 

Как явствует из воспоминаний М. Л. Богоявленского, позолота с куполов и крестов обдиралась вместе с металлической основой, свозилась на завод им. Менжинского и там химическим путем из доставленного лома „добывалось“ чистое золото.

 

Ныне колокольный звон вновь разрешен, но отнюдь не во всех церквах: примерно половина их доселе немотствует — колокола либо были изъяты, либо треснули. Местное население может потребовать запрещение звона, и в некоторых храмах приходится тогда убирать колокола внутрь и благовестить в них потихоньку в алтаре.

 

С конца 1920-х годов общую участь с православными храмами разделили и церкви старообрядцев, также в начале считавшихся „угнетенным при царском режиме сословием“.

 

Обновленцы постепенно заняли главные городские церкви — храм Христа Спасителя, церковь Воскресения в Сокольниках, большинство кладбищенских храмов, приносивших наибольший доход благодаря требам.

 

Патриаршим собором одно время служил храм Богоявления в Дорогомилове, где, подобно некоторым другим московским еще действующим храмам, в 1920-е годы были доосвящены новые престолы, перенесенные из закрытых для служб зданий. В 1930 году в этом соборе, ставшем тогда кафедрой Заместителя Патриаршего местоблюстителя митр. Сергия, был рукоположен в иеродиакона, а в 1931 году во иеромонаха ныне здравствующий Патриарх Московский и всея Руси Пимен. Как явствует из хроники, помещенной в выпускавшемся митр. Сергием в 1931—1935 гг. „Журнале Московской Патриархии“ (всего за пять лет вышло 24 номера, многие из которых сдвоенные, тираж 3000; тем, кто скор на обвинение митрополита, впоследствии Святейшего Патриарха Сергия, в попустительстве, полезно будет ознакомиться с этой тонкой подшивкой для того, чтобы понять — насколько тернистым и мучительным был путь его архипастырского служения, главным итогом которого было сохранение Русской Православной Церкви живою), собор еще действовал в 1932 году и не упоминается с 1934 года когда его место заступил храм Богоявления в Елохове — пока не именуемый, впрочем, кафедральным.

 

Последним из монастырей Москвы и едва ли не всей страны был закрыт в 1930 году Даниловский. С 1930 года по 1940 год монастырей на территории государства не было; затем, с вхождением в Союз западных земель Украины, Белоруссии и Молдавии, здесь вновь „оказались“ более сотни действующих обителей. К 1985 году в стране действуют 18 православных монастырей Русской Православной Церкви, включая возобновленный с 1983 года Данилов: три в России, девять на Украине, один в Белоруссии, два в Латвии (один из которых числится „пустынькой“ другого), один в Литве, один в Молдавии, и один в Эстонии; кроме того близ Иерусалима Русской Православной Церкви принадлежит женская Горненская обитель (в двух монастырях совместно „временно“ состоят по две братии — в Жировицком в Белоруссии помимо своей мужской еще переведенный из Гродно Рождество-Богородичный женский монастырь; в виленском мужском Свято-Духовском монастыре живет женская община закрытого виленского же Марие-Магдалининского монастыря). Грузинская православная и армянская григорианская имеют на территории СССР по две действующих обители.

 

Зимой 1941 года, как гласит современное московское предание, изрядно смутившийся Сталин вспомнил свое единственное незаконченное образование — тбилисскую духовную семинарию (откуда, как соответственно излагает предание кавказское, он был изгнан не столько за воровство, сколько за кощунственную проделку: нагадил в алтаре) и призывал к себе в Кремль духовенство для молебна о даровании победы; тогда же, продолжает легенда, чудотворная Тихвинская икона Богоматери из Тихвинской в Алексеевском церкви была на самолете обнесена кругом Москвы и Москву от врага спасла. А 9 декабря после первого успешного контрнаступления, предшествовавшего московскому, был освобожден г. Тихвин.

 

Местоблюститель Патриаршего престола митр. Сергий, возвратившийся из эвакуации в Ульяновске, был принят в 1943 году Сталиным в Кремле и вскоре собором архиереев избран Патриархом. Затем, в конце 1943 года возобновился выпуск поныне издающегося ежемесячника „Журнал Московской Патриархии“. В 1944 году в Новодевичьем монастыре были открыты Православно-Богословский институт и Богословско-пастырские курсы, переведенные несколько лет спустя в Троице-Сергиеву Лавру, где доселе действуют как Московские духовные академия и семинария. В 1944 году Патриарх Сергий скончался и был погребен в северном приделе Богоявленского собора в Елохове. Тогда же ради съехавшихся на собор с целью избрания его преемника иностранных архиереев был вновь открыт малый собор Донского монастыря, где погребен Патриарх Тихон (есть сведения, что в 1930-е годы останки Святителя переносились на Введенское Немецкое кладбище и в 1944 году возвращены обратно). Патриархам для резиденции передан особняк бывшего германского посольства в Чистом переулке, где освящена Крестовая церковь Владимирской Божией Матери (будущее её в связи с предполагаемым переносом резиденции в Данилов монастырь пока неясно).

 

Прихожане стали подавать прошения об открытии вновь своих затворенных храмов, и некоторые из них удовлетворялись: так, удалось добиться возрождения церквей Всех Святых на Соколе, Всех Скорбящих на Ордынке, Гавриила Архангела (Меншикова башня) и Феодора Стратилата рядом с нею — тут поместилось Антиохийское подворье, Успения в Вешняках. Другие заявления остались без ответа — не выдано позволения возобновить службу в церквях Покрова в Филях, Спаса Преображения в СпасТушине и прочих. В 1940-е годы кроме Антиохийского, было открыто подворье Болгарской церкви при храме Успения в Гончарах, Александрийское в г. Одессе (ранее было в Москве), Сербское при церкви Петра и Павла на Кулишках в Москве (закрыто при разрыве отношений между Сталиным и Тито и более не возобновлялось) .

 

Война нанесла Москве и урон: в самом начале, в 1941 году под тем предлогом, что высокие колокольни послужат ориентиром для немецкой артиллерии и авиации, разрушили звонницы церквей Спаса на Сетуни и Рождества Богородицы в Крылатском, а Никольский храм в сельце Никольском снесли совсем.

 

С 1944 года начался быстрый распад обновленчества: практически все общины присоединились к Патриархии, а со смертью в 1946 году ересиарха А. И. Введенского, в ведении которого оставался лишь один храм Пимена в Новых Воротниках, этот причинивший огромный вред Русской Православной Церкви раскол окончательно прекратился.

 

Некоторые даже не действующие храмы принялись реставрировать (церковь Николая Чудотворца на Болвановке, конец 1940-х гг.).

 

Примечательно, что на самом пороге войны вместо восстановления отношений готовилось новое закрытие: на грани затворения стояла церковь Илии Обыденного, несколько месяцев не действовала Казанская в Коломенском, а Спасская в вошедшем ныне на территорию Москвы селе Гирееве была закрыта на Светлую неделю 1941 года и не действует по сей день — как вспоминают очевидцы, оставшаяся на ее фасаде надпись „Христос Воскресе“ провисела над входом вплоть до 1960-х годов.

 

Заседания Поместного собора, избравшего Патриархом Святейшего Алексия, проходили в недавно возвращенной от обновленцев церкви Воскресения в Сокольниках, о чем поныне рассказывает помещенная внутри нее памятная доска. В 1948 году в Москве широко праздновалось 500-летие автокефалии Русской Православной Церкви, совпавшее с 800-летним юбилеем города.

 

В начале 1950-х годов положение существенно не изменилось, кроме „ЖМП“ налажен был выпуск календарей и ежегодных богослужебных указаний, а также речей митрополита Крутицкого и Коломенского Николая (Ярушевича), вышедших, как и речи Патриарха Алексия, в нескольких томах. При многих его проповедях указывалось; „произнесено в кафедральном соборе Спаса Преображения в Преображенском“. Однако случилось досадное происшествие: сгорел деревянный храм в Бирюлёве и взамен его на основе другого церковного строения был создан нынешний деревянный храм св. Николая несколько меньшего размера.

 

В хрущевское гонение конца 1950-х — начала 1960-х годов кафедральный храм Преображения в Преображенском, памятник архитектуры, основанный при Петре I и перестроенный в 1768 году был взорван летом 1964 года вопреки множеству протестов — по той вздорной причине, что якобы здесь крайне нужно поставить будку новой станции метро. На самом деле будка впоследствии выросла ста метрами далее, а место, где стоял храм, поныне остается порожним. Как нарочно, и станция метрополитена и площадь, где располагалась эта церковь, удержали ее имя — Преображенские. Кроме того, сносились здания закрытых храмов — как церковь Николая Чудотворца на Николо-Ямской. Сам Хрущев был „освобожден“ от управления страной всего три месяца спустя после разрушения кафедрального собора московского митрополита, а впоследствии как бы в назидание погребен близ его новой кафедры — на Новодевичьем кладбище. С выбытием Никиты, не совладавшего с боровшим его бесом, гонение постепенно утихло.

 

С 1940-х годов до нынешних 1980-х не прекращается реставрация многих памятников храмового зодчества Москвы. Часто она сопровождается показухой — см. ряд прекрасных церквей на Варварке, попавших под окна безобразной коробки гостиницы „Россия“; часто длится десятилетиями — как посейчас не конченное восстановление церкви Спаса на Троекуровском кладбище, где ранее было село Спас-Сетунь. Но все же нельзя не назвать ее весьма отрадным явлением.

 

В 1960-х годах чрезвычайно деятельный митрополит Никодим (Ротов), возглавлявший Отдел внешних церковных сношений, освятил на даче этого отдела свою домовую церковь во имя Благовещения; дача находится в Серебряном Бору и храм поныне действует, но вход в него простым посетителям возбранен.

 

В 1969 году, вопреки возражениям общественности, в том числе опубликованной в газете „Комсомольская правда“ статье народного художника Павла Корина, носившей знаменательное заглавие: „Как гражданин России“, — был взорван один из замечательнейших храмов Замоскворечья — церковь Иоакима и Анны на Якиманке, семиглавое здание которой выстроено в 1684—1686 годах и дало имя Якиманской улице. Апрельской ночью 1972 года взлетел на воздух другой храм на той же улице — Казанский у Калужской, ныне Октябрьской площади. Старостой этой церкви состоял отец писателя Ивана Шмелева, и ее приходская жизнь запечатлена в прекрасной книге его сына „Лето Господне“. Здание церкви, перестроенной в XIX веке, было к тому времени занято кинотеатром „Авангард“ и изрядно запущено, а поскольку Москву намеревался посетить президент США Никсон, долженствовавший следовать по Якиманской, ныне Димитрова улице мимо, то „страха ради иудейска“ решено было храм взорвать (что перекликается со сносом в конце 1950-х годов остатков древнейшей церкви Благовещения на Бережках, простоявшей на высоком берегу Москва-реки у Ростовской набережной более пяти веков и снесенной „к приезду“ другого президента США, Эйзенхауэра, к тому же не состоявшемуся).

 

В 1976 году приступили к сносу огромной церкви Михаила Архангела при клиниках Московского университета на Девичьем поле. Его удалось остановить, но вот уже почти десятилетие, как на треть разрушенное здание не может найти себе хозяина и поэтому так и стоит в развалинах, разрушаясь само по себе далее (на что, возможно, и рассчитывают сторонники слома). В феврале 1978 года взорван старообрядческий храм на современной Электрозаводской улице, а летом того же года снесены церковь Рафаила Архангела и келии последнего по времени основания Всехскорбященского монастыря на Новослободской улице.

 

Даже к 600-летнему юбилею Куликовской битвы не удалось завершить победой борьбу за восстановление выстроенной в 1509 году церкви Рождества Богородицы в Старом Симонове, в которой погребены герои поля Куликова Пересвет и Ослябя. Храм оказался на территории завода „Динамо“, приведшего его в ужасающее состояние и никак не желающего отдать назад. Ни неоднократные выступления печати, в том числе академика Лихачева в газете „Правда“ и фоторепортаж в „Огоньке“, ни усилия общественности не вызволили московской святыни — из нее только убрали сотрясавшие остатки стен моторы.

 

Разрушители не перевелись, но они предпочитают теперь скрывать свое имя: так, под 1 мая 1984 г. „кто-то“ снес стоявшую на государственной охране богадельню при церкви Иоанна Воина, прямо напротив французского посольства, выстроенную в XVIII веке. Когда Общество охраны памятников и Государственная инспекция подняли вопрос о наказании виновных, оказалось, что производящий здесь работы по расширению улицы стройтрест никакого отношения к сносу как будто бы не имеет, и таким образом всего в версте от Кремля грубейшим образом был нарушен действующий „Закон об охране памятников“, да еще под праздник, — а кто совершил злодеяние, узнать невозможно. Поэтому бдительность охранителей древностей отечества должна быть сугубой.

 

В 1970-е годы, в связи с тем, что резко возросли приходы действующих церквей и появилась необходимость совершать по две обедни на праздники и в воскресенья в главном храме, был найден следующий выход: рядом с престолом главной церкви ставился и освящался второй, приставной (церкви Всех Святых на Соколе, Знамения в Переяславской слободе, Троицы на Воробьевых горах, Покрова на Лыщиковой горе, Воздвижения Креста в Алтуфьеве). В первой половине 1980-х годов был освящен новый домовый храм во имя преп. Иосифа Волоцкого во вновь выстроенном здании Издательского отдела Патриархии на Погодинской улице. После сбора средств по всей Крутицкой и Коломенской епархии был освящен крестовый храм ее митрополита — ныне Ювеналия (Пояркова) — в надвратной Преображенской церкви Новодевичьего монастыря. Храм этот некоторое время действовал в бытность тут Богословского института в середине 1940-х годов, а затем вновь закрывался. Условием при открытии его для „келейного“ пользования было поставлено — отреставрировать помещенный здесь иконостас разрушенной церкви Успения на Покровке в находящихся рядом реставрационных мастерских Исторического музея, на что потребовалась сумма в несколько десятков тысяч рублей. Когда восстановленный иконостас был передан Патриархии, его оказалось некуда девать — в Преображенской церкви сохранился свой, а в соседней Успенской он не помещается; так и лежит доныне сокровище под спудом.

 

Кстати, в административном отношении собственно городские храмы Москвы подчинены непосредственно Патриарху, кроме храмов подворий и Успенского с Преображенским в Новодевичьем. Последние два относятся к ведомству архиерея Крутицкого и Коломенского (дореволюционный титул московских архиереев был „Московский и Коломенский“). Он в свою очередь ведает 132 православными церквами Московской области. Еще один храм — на ст. Переделкино, в бывшем с. Лукино, ранее относившийся к Патриаршей резиденции там, передан недавно для подворья Афонского Пантелеймоновского монастыря. (Кроме того, в области действуют — десять бело-криницких и один федосеевский — старообрядческие храмы).

 

Нынешний митр. Крутицкий и Коломенский Ювеналий при вступлении на кафедру дал обет посетить все храмы епархии и спустя несколько лет обет этот выполнил, о чем сообщалось в обзоре епархиальной жизни „Журнала Московской Патриархии“. В 1984 году к Москве были „прирезаны“ в административном отношении несколько подмосковных районов, где и прописка сделалась единой с московскою. Из-за этого некоторые храмы перешли в ведение Патриарха.

 

И, наконец, самым отрадным событием было восстановление на Москве к 1000-летию Крещения Руси православного монастыря. Вопрос этот долго решался с начала 1980-х годов. Выбирали между Новоспасским, Донским, Даниловым монастырями и Крутицким подворьем. История принятия окончательного решения будет когда-нибудь написана по подлинным документам, ныне о ней можно судить лишь по слухам. Считается, что в последний год правления Брежнева дело склонялось к Донскому и приказ о передаче его чуть ли не накануне смерти был все-таки подписан. Как бы то ни было (см. „ЖМП“, 1983, № 8), в опубликованном сообщении говорится, что 17 мая 1983 года в короткий срок пребывания у власти Андропова, Патриарх с митрополитами Алексием и Филаретом посетили Совет по делам религий и им было сообщено, что возвращается для восстановления Даниловская обитель. В том, что именно она, первой основанная на Москве ее святым покровителем преп. князем Даниилом Московским, первой возрождена к жизни, нельзя не видеть покрывающего все человеческое разумение Промысла Божия. К 1985 году в обители подготовлены Покровский и Даниила пророка нижние храмы в подклете собора во имя Св. Отец семи Вселенских соборов; деятельно восстанавливается верхний храм с приделами в том же здании, ждущие росписи и иконостаса. Троицкий собор расчищается от побелки, покрывающей сохранившуюся роспись стен XIX века. Надвратный храм восстановлен внешне, на нем водружен крест; иконостас привезен недавно из Псково-Печерской обители. В восточной части монастыря отделан четырехэтажный корпус для Отдела внешних церковных сношений, готовящегося переехать туда с улицы Рылеева. А с 1983 года, при входе с востока, действует для всех православных часовня, где ежедневно читается акафист св. кн. Даниилу. Грядущее освящение первого престола в Даниловском монастыре обещает стать истинным Торжеством Православия в Москве, которое будет во многом обязано мудрости Патриарха Пимена, в правление коего гонений на Русскую Православную Церковь не было и она получила возможность даже открыть новую обитель в самой столице государства.

 

... Поскольку наш справочник претендует на полноту, нужно оговорить также, что исчерпывающее описание в данной области все-таки вряд ли достижимо. Так, у нас есть известия, что в 1929 году в Тестовском поселке была освящена в частном доме домовая церковь, которое ни проверить, ни уточнить невозможно; поэтому такого рода сведения в основной корпус описания не вошли.

 

Кроме того, как сообщалось в 1980 году в том же „Журнале Московской Патриархии“ (см. № 10, с. 2), когда с 19 июля по 3 августа в Москве проходила XXII Олимпиада, 2 июля в культурном центре Олимпийской деревни (на Мичуринском просп.) состоялось освящение часовни в честь Владимирской иконы Божией Матери, которое совершил о. Димитрий Нецветаев в присутствии представителей Римско-Католической и Евангелическо-Лютеранской церквей, а также Всесоюзного центра евангельских христиан-баптистов. Все они по очереди во время игр проводили в часовне свои службы. 21 июля здесь состоялось экуменическое моление. — Впоследствии часовенное имущество было разобрано, а часовня превратилась в обычное помещение культурного центра. Это описание у нас также не поднялась рука включить в основную часть работы.

 

* * *

 

Изучение истории московских храмов началось еще в XVIII веке. Основные посвященные ей издания описаны ниже в библиографическом разделе. Своего рода вершинами среди прочих исследований являются указатель М. И. Александровского и альбомы Н. А. Найденова.

 

Ровно сто лет назад, в 1880-е годы по почину известного московского деятеля, гласного городской думы, купца и ревнителя отечественной старины Н. А. Найденова (кстати, дяди писателя А. М. Ремизова) было выпущено четыре тома (в 5 кн.) роскошных альбомов „Москва. Соборы, монастыри и церкви“. Вскоре они были дополнены еще восемью: 1 томом с двумя Приложениями „Видов“ Москвы и отдельных замечательных строений, в том числе иноверческих храмов, 4 томами „Снимков с видов“ древних, не сохранившихся ко времени выхода издания церквей и сооружений, а также панорамой „Вид Москвы в 1867 г. с храма Христа Спасителя“, которая в последнее время несколько раз воспроизводилась в книгах и даже отдельно, но качество переизданий оказалось крайне низким. Во всех 13 книгах имя того, кому они были обязаны появлением в свет, указано всего один раз и то в сокращении — „Н. А. Н.—в“. Им подписано „Предуведомление“ к первому выпуску, в котором сказано следующее: „Цель настоящего издания состоит в сохранении на память будущему вида существующих в Москве храмов, не касаясь нисколько того, какое значение последние имеют в отношении историческом, археологическом и архитектурном“. Найденовский свод представляет собою, таким образом, наглядное пособие о московских церквах объемом примерно в тысячу снимков.

 

Наиболее полным литературным источником является рукопись „Указатель московских церквей“, составленная в 1917 году и дополнявшаяся вплоть до самой смерти Михаилом Ивановичем Александровским (1865—1942), сыном магистра богословия и наилучшим знатоком московской церковной архитектуры, которую он изучал, работая в различных учреждениях, весь отпущенный ему век. Сокращенный печатный вариант его труда — это изданная в 1915 году брошюра: „М. Александровский. Указатель московских церквей“. К сожалению, после выхода в 1979—1980 годах на Западе двух книг о московских храмах — „Москва златоглавая“ и „Разрушенные и оскверненные храмы“, доступ к подлинной рукописи Александровского, находящейся в Государственном историческом музее и ранее использовавшейся множеством исследователей, затруднен. Однако еще в 1960-е годы безымянным старателем была сделана исправная копия с нее, экземпляры которой обращаются среди книгочеев и любителей древностей.

 

* * *

 

Мечта составить список „всех московских церквей“ владела не одним десятком душ на протяжении десятилетий. Нам известно полдюжины более или менее завершенных попыток такого предприятия и множество оставленных без окончания. Тем не менее, данная работа сделана самостоятельно и лишь после того сверена со всеми существующими печатными и рукописными аналогами, что дало возможность при сопоставлении более точно выверить данные.

 

Первый повод к началу собирательского труда дал составителю его добрый приятель А. Б., подаривший в 1975 году ксерокопию перечня храмов с адресами из справочника „Вся Москва на 1916 г.“ Подоспевшим Великим Постом ему захотелось обойти хотя бы все монастыри, и примерно на половине их он встретился в Алексеевской обители с замечательным двенадцатилетним мальчиком, удивительно много неизвестного доселе поведавшим о московской церковной старине.

 

Затем начались те друг за другом обычно следующие счастливые совпадения, когда как нарочно впору попадается нужная книга или кто-то будто невзначай рассказывает точно ложащуюся в строку историю, откуда-то сами собою появляются тщетно разыскивавшиеся прежде сведения либо просто выдается свободное время для поисков в городе на местности. О них уже не раз говорили и писали те, кто долговременно и с любовью занимался каким-либо исследовательским трудом. И тогда, попав в самое средоточие всех названных выше скрещений, составитель почувствовал себя попросту обязанным оставить все прочие занятия и вплотную приступить к изучению истории московских святынь, итог которого десять лет спустя лежит перед читателем.

 

 

ОСНОВЫ РАСПОЛОЖЕНИЯ МАТЕРИАЛА

 

Указатель предваряется настоящей вводной частью, содержащей предисловие ко всему труду. Собственно Указатель разбит на восемь частей, соответствующих исторически сложившимся частям города. Издателем эти части распределены на четыре тома.

 

Том I — 1. Кремль и монастыри (Условное обозначение: КР и М )

Том II — 2. Китай-город ( К )

Том III — 6. Город в границах 1917 года (по Окружную железную дорогу) ( С )

Том IV — 7. Окраины (согласно границе 1960 года по кольцевой автодороге) ( О )

 

Участки местности с храмами, которые с 1984 года были включены в Большую Москву, хотя и располагаются за кольцевой автодорогой на территории Московской области, в наш Указатель не вошли, поскольку кроме административной прихоти это расширение столицы, и так уже до безобразия распространенной, не имеет ни исторических, ни вообще разумных оснований.

 

В конце тома IV приводятся азбучные указатели названий и современных адресов храмов и часовен (старые названия улиц легко перевести в новые и обратно, пользуясь любым адресным справочником Москвы).

 

В начале каждой из частей положено свое краткое введение, счет храмов внутри части и оглавление. Порядок описания следующий: сначала описываются поныне действующие церкви, затем закрытые и наконец разрушенные. Расположены они в такой последовательности, чтобы сделать удобным их связный осмотр на местности.

 

Часовни описаны наравне с храмами. Поскольку порой трудно было ограничить их круг, в качестве руководства для выбора использованы правила, которых придерживался в своем печатном справочнике М. Александровский, который писал:

 

„Перечисляются те часовни, которые постоянно посещаются молящимися, а также те, которые по своему внешнему виду очень заметны для всякого проходящего и проезжающего по улицам и площадям. Опущены.

 

У Александровского описано всего 42, а в данном Указателе — 78 часовен, что вызвано, в основном, включением в город района бывшего Московского уезда.

 

Описание каждого храма строится так:

 

1. Название храма.

 

2. Старый и новый его адреса.

 

3. Краткая история, извлеченная из различных источников. Границы цитат означены кавычками, сразу за которыми, в круглых скобках, следует номер источника в „Специальной библиографии“. Нужно оговорить, что ради связности и краткости изложения у коротких цитат кавычки сняты (кроме тех случаев, когда цитата — часть текста составителя), в иных цитатах употреблялись сокращения, стилистическая правка и иногда вместо прямой цитации помещен пересказ исходного материала. Все эти изменения касались исключительно внешнего вида и никогда не вторгались в область содержания, хотя бы в нем имелись ошибки. Наиболее явные ошибки оговорены в скобках за подписью „Сост.“, то есть „составитель“. Текст вне кавычек (без номера в круглых скобках) также принадлежит составителю, всегда стремившемуся свести его к минимуму.

 

4. Раздел „Литература“, содержит в конце каждого тома „Основную аннотированную библиографию“, относящуюся ко всему труду, и „Специальную библиографию“, относящуюся к каждому описанному храму или монастырю. Во избежание повторений, сквозные источники, находящиеся и пронумерованные в Основной библиографии, в Специальной библиографии указаны только фамилией автора или общим заглавием с номером в косых скобках, который отсылает к Основной библиографии и позволяет по ней восстановить полное название источника.

 

5. Иллюстрации, помещенные при описаниях церквей, — с указанием дат. Фотографии, извлеченные из книг и журналов, обозначены номерком при подписи; в конце каждого тома, после „Специальной библиографии“, дан перечень этих фотографий с указанием их источников. Как и в разделе „Литература“, здесь применены косые скобки, отсылающие к „Основной аннотированной библиографии“. Сокращенное упоминание при фотографиях „Альбомов Найденова“ также раскрывается в основной библиографии.

 

Следует также иметь в виду:

 

1. Расхождения в датировке часто вызваны указанием в одном источнике даты первого основания храма, в другом — его последней перестройки, а в третьем — времени освящения, которое могло последовать намного позднее собственно возведения стен и крыши.

 

2. Многие церкви назывались в народе не по главному престолу, но — как в случае доброй половины „Никольских“ храмов — по приделу в честь св. Николая, а главный престол, коий посвящался обычно Господскому празднику согласно канонам и соответственно должен был бы передать свое имя всему храму, известностью в народе не пользовался.

 

3. Слова „церковь обновлена в таком-то году“ означали довольно широкий спектр переделок: от ремонта до построения новой церкви на месте старой. Степень перестройки, подразумеваемую под словом „обновление“, не всегда возможно определить с точностью.

 

* * *

 

В заключение составитель считает долгом выразить благодарность собственному созданию, получающему отныне свое самостоятельное бытие. Пусть это не кажется странным: десятилетние усилия по составлению настоящей работы незаметно и как бы мимоходом воспитали в нем знатоцкую страсть к отечественной истории и глубокое убеждение в постоянном существовании поверх всех самых жестоких невзгод промыслительного попечения о нашем народе и государстве Софии Премудрости Божией.

 

В позднюю, зрелую пору своего творчества А. С. Пушкин набросал неоконченное восьмистишие без заглавия, дух и смысл которого, как кажется, наиболее близки тому настроению, какое составитель желал бы всем сердцем передать своему читателю. Первые четыре строки гласят:

 

 

По счастью, не одни только гроба и пепелище достались нам в наследство от прошлого, и именно любовь есть то чувство, которое способно воскресить дело предков, лежащее в развалинах и даже спящее во гробе. Недаром во второй половине стихотворения оставлено свободное место:

 

 

Недостающее слово не произнесено, и пустыня алчет воплощения — но на пути ее встал дружный строй сынов отечества. Буквально за год почти что из праха возник Данилов монастырь, воскрешенный молитвенным тщанием первых его насельников и множества трудников, сошедшихся со всей страны восстанавливать стены своей святыни. Быть может, с вышней точки зрения вся наконец завершенная наша работа являлась не исполненным изгибов и закавык странствием в лабиринте улиц и бесчисленных строк, печатных и рукописных, — а всего лишь коротким прямым путем к той минуте, когда, дописав последнее предложение, составитель ее оказался в нижнем храме Данилова на всенощном бдении накануне дня памяти преп. Даниила князя Московского. Здесь вместе с ликом пришедших от иконописных и прочих послушаний иноков и спустившихся с лесов рабочих и его грешным устам довелось пропеть всем миром возглашаемый тропарь преподобному основателю монастыря — который ныне завершает богослужение во всех московских церквах, а сочинен был взамен древнего здесь же в обители как раз вскоре после 1917 года:

 

„Явился еси в стране нашей яко звезда пресветлая, святый благоверный княже Данииле, лучами света озаряя град твой и обитель твою, людем православным поборник еси, пленным свободитель и нищим защититель, моли Христа Бога державе Российстей даровати мир и спасти души наша“.

 

Москва, Великий Пост 1985 г.

 

---

 

 

 

СОРОК СОРОКОВ

 

Том I

КРЕМЛЬ И МОНАСТЫРИ

 

От издательства 5

Предисловие 7

Московский Кремль 27

Монастыри 127

Основная аннотированная библиография 395

Специальная библиография 403

Перечень иллюстраций из различных источников 415

 

---

 

 

 

  

 

---

 

 

Скачать издание в формате pdf (яндексдиск; 32,2 МБ)

 

 

 

Скачать 1-й том издания 1992 года:

 

 

Все авторские права на данный материал сохраняются за правообладателем. Электронная версия публикуется исключительно для использования в информационных, научных, учебных или культурных целях. Любое коммерческое использование запрещено. В случае возникновения вопросов в сфере авторских прав пишите по адресу [email protected].