Е. Д. Поленова. Сказки «Сорока-ворона», «Плутоватый мужик», «Козлихина семья», «Рыжий и красный», «За тридевять земель»

  

 

 

 

Художник:	Елена Дмитриевна Поленова (1850—1898) — русская художница, график, живописец, мастер декоративного дизайна, одна из первых художников-иллюстраторов детской книги в России, одна из основоположников стиля модерн в русском искусстве. Первые иллюстрации к сказкам Елена Дмитриевна сделала в 1886 году. Для иллюстрирования она брала не только уже опубликованные сказки из сборника А. Н. Афанасьева, но и активно собирала фольклор, ходя по окрестным деревням. За двенадцать лет Поленова сделала иллюстрации более чем к двадцати русским народным сказкам. Из 20 проиллюстрированных Поленовой сказок при её жизни была издана лишь одна — «Война грибов». Однако высокая художественность произведений Е. Д. Поленовой стала стимулом для её последователей — иллюстраторов книг. Такие мастера, как И. Билибин, С. Малютин, Г. Нарбут, Д. Митрохин, считали себя учениками Е. Д. Поленовой.
Сказки публикуются по изданию:	Русские народные сказки и прибаутки : [В 3-х книгах] : [Книга II.] Сорока-ворона; Плутоватый мужик; Козлихина семья; Рыжий и красный; За тридевять земель / Пересказанные для детей и иллюстрированные Е. Д. Поленовой. — Москва : Склад издания у И. Кнебель, [1906]. — 16 с. : ил.
Факсимильные сканы издания:	https://disk.yandex.ru/i/ttGt9suG23UQIA (скан РНБ)

 

 

 

 

---

 

 

 

 

 

Сорока-ворона

Кашку варила,

На крылечке поскакивала,

Гостей подманивала

— Приходите гости, —

— Приходите дорогие. —

Гости приходили,

Хлеб-соль хвалили.

Гостей она подчивала,

Дорогих угощала.

Кому дала плошку,

Кому на ложку,

Кому черепок,

Кому масляничек,

— А ты, горюнок, —

— Оскребай котелок. —

 

 

 

---

 

 

 

Шла по дороге Авдотья, встретился ей прохожий и говорит: «Ох ты, Доня, Доня, расхудая твоя доля! Выйдешь замуж за реку, родится у тебя Лутоня, он пойдет к бабушке и утонет». Побежала она домой, вошла в избу, завыла, заголосила. Сестра ей говорит: «О чем ты?» — «Встретился мне прохожий, сказал: ох ты, Доня, Доня, расхудая твоя доля, выйдешь замуж за реку, родится у тебя Лутоня, пойдет к бабушке и утонет». Услыхала сестра, завыла, заголосила. Пришел брат. «О чем вы тут воете?» Рассказала Авдотья про встречу, услыхал брат, тоже с ними завыл, заголосил. Пришел другой брат, и тому о прохожем рассказали, и он с ними завыл, заголосил. Вот собрались они все вчетвером в избе и воют. Пришел третий брат. «С чего вы тут развылись?» спрашивает. «Да как же не плакать? Встретился мне прохожий и сказал: ох ты, Доня, Доня, расхудая твоя доля, выйдешь замуж за реку, родится у тебя Лутоня, он пойдет к бабушке и утонет»». — «Глупые вы все!» говорит он, да долго не думал, вышел из избы, запер их на запор и крикнул на прощанье: «Если хоть одного дурака дурачее вас найду, тогда я вас отопру». Пошел искать дураков.

 

Идет, видит — изба стоит. Он вошел, а там мужик корове на шею веревку накрутил, в потолке дыру прорубил, сам влез на чердаке и хочет корову туда тащит. «Что это ты вздумал?» спрашивает он мужика. «У меня, — отвечает тот, — клок травы на крыше вырос, чтож добру зря пропадать: хочу, чтобы корова его съела». — «Глупый ты человек! Ты бы траву-то скосил да корову накормил, — это как будто бы вышло поскладнее». Пошел дальше.

 

Видит, хоромы богатые построены, всего много, должно быть, люди зажиточные живут. Подошел он к калитке, там свинка бродит с поросятками, из себя пегая. Он шапку снял, стал свинке в пояс кланяться да приговаривать: «Свинушка-пеструшка, моей матушке сестра, а мне тетушка, заводится у меня беседушка, иди ко мне в гости». Увидала из окошка хозяйка, как он свинке кланяется, велела работнице спросить у мужика, что это означает. Она пошла, говорит ему: «Что это ты, мужичок, нашей свинке в пояс кланяешься?» Он отвечает: «Свинка-пестра моей матушке сестра, а мне тетушка, заводится у меня беседушка, отпустите ее ко мне в гости». Приходит работница в дом, спрашивает ее хозяйка, что мужик говорит. «Уж такое-то говорит, что стыдно сказать и грех повторить». — «Сказывай! все равно, я хочу знать». — «Да он говорит: свинка-пестра моей матушке сестра, а мне тетушка, просит, чтобы свинку отпустить к нему на беседушку». — «Что же такое, — говорит хозяйка, — может быть, и в самом деле свинка ему сродни, она у нас купленная, не своего заводу, мы не знаем, какого она роду». Мужичок! — кличет хозяйка, — ты говоришь, тебе свинка тетушкой доводится?» — «Да, — говорит мужичок, — свинка-пестра моей матушке сестра, а мне тетушка. Заводится у меня беседушка, отпустите ее ко мне, да и деток тоже». — «Детки малы, уморятся пешие идти, — говорит хозяйка, — велите лошадку запречь, пусть мужичок нашу свинку с семейством к себе в гости в телеге везет». Запрягли лошадку.

 

 

 

 

Мужичок забрал свинью с поросятами, уложил, увязал и уехал. Приезжает из города хозяин; хозяйка встречает его такая веселая, радостная; рассказывает, как свинке родня нашлась, как мужичок приходил, свинку на беседу к себе отпустить просил, сам такие слова говорил: свинка-пестра моей матушке сестра, а мне тетушка; заводится у меня беседушка, отпустите ее ко мне в гости. Я отпустила и телегу дала, лошадку запречь велела, чтобы детки, идучи, не уморились». — «Ах ты, глупая баба! Вот, не даром говорят: у бабы волос долог, да ум короток; может ли быть, чтобы свинка крещеному роднею доводилась?!» Велел он скорее оседлать своего лучшего коня и поскакал в погоню.

 

А мужик едет да оглядывается. Издали завидел верхового, в лес своротил, лошадь к дереву привязал, сам на дорогу вышел, назад побежал к тому месту, где у перекрестка лужа была, в шапку грязи набрал, опрокинул на дорогу, сел и шапку руками держит. Едет мимо верхом свинкин хозяин, до перекрестка доехал и не знает, куда ему дальше ехать, прямо ли, или своротить, — и в какую сторону. Видит мужика, остановил коня, спрашивает: «Мужичок, не видал ли ты тут, не вез ли кто свинки?» — «Как не видать, видал». — «А куда он поехал, в какую сторону, не приметил ли?» — «И это приметил. Хочешь, догоню и к тебе приведу?» — «Сделай милость; он у моей хозяйки свинку выпросил и увез ее с поросятками вместе». — «Только вот какое дело: я тут соколиную матку в шапку поймал; если ты согласен заместо меня ее покараулить, пока я не вернусь, то я тебе мужика того приведу». — «Хорошо, я покараулю». — «Ну-ка, скинь свой кафтан да шапку, я их надену, а то в рваной одежде никто мне не поверит, что я свинкин хозяин; да и коня мне дай: пешему мне не догнать того мужика». Слез хозяин с коня, кафтан и шапку снял, сел на дорогу около мужиковой шапки. Мужик хороший кафтан и шапку надел, свой рваный сбросил, на коня вскочил и уехал.

 

 

 

 

А хозяин свинкин сидит, шапку руками придерживает, дожидается, пока мужик вернется. Сидел, сидел — мужика все нет, надоело ему. Он потихоньку, бережно руку под шапку сунул, хотел птицу ощупать, да всю руку в грязи и вымазал. Тут догадался он, что и его провел плутоватый мужик, что и он попался не хуже своей хозяйки. Плюнул с досады и поплелся домой пешком в рваной мужиковой одежде. А мужик доскакал до того места, где телега была, лошадь отвязал, сам в телегу сел, коня сзади привязал и поехал домой.

 

Ушел он из дому пешком в лохмотьях и с пустыми руками, а назад вернулся в телеге с добром и богато разодетый. «Ну, — говорит, — видел я троих дураков еще вас всех дурачее!» и на радостях отпер своих и выпустил из избы на волю.

 

 

 

---

 

 

 

Жили-были козел да козлиха, был у них свой дом, хозяйство и всякого добра много. Жили дружно, сыто и весело. Было у них семь деточек—козляточек: шесть здоровых, крепких, а седьмой похилее других и кривой — одним глазом только глядел — зато он был всех хитрее, всех шустрее. Умер козел, а козлиха одна с детьми осталась. Стала она горе горевать, как ей пищу добывать: нужно в лес идти за кормом, а детей страшно одних оставить. Однако делать нечего, собралась коза уходить, начала козляточек учить да уговаривать, чтобы без нее не баловались, а главное, чтобы дверь хорошенько заперли и никому чужому не отпирали, никого к себе не впускали. Ушла коза в лес, весь день проходила корму насбирала, к вечеру домой пришла, у дверей встала и запела:

 

 

Козляточки узнали ее голос и отворили дверь.

 

На другой день опять козлиха пошла в лес; уходя, снова наказала детям запереться и не впускать никого. А медведь подслушал, как козлиха у дверей пела, и запел своим грубым голосом:

 

 

отворите-ка дверь, пришла ваша мать». Козлятки поверили, побежали дверь отворять; да вовремя их кривой удержал. «Или вы, глупые, не смыслите, что это не нашей матери голос? У нашей матери голос тонкий, а этот вон какой грубый. Это медведь нас обманывает, он съесть нас хочет». Не стали отпирать козлятки, послушались кривого.

 

На другой день, когда мать опять ушла в лес, пришел медведь и тонким голосом запел:

 

 

Козлята опять обрадовались, поверили, что это их мать, побежали дверь отпирать. А кривой кричит братьям: «Что вы, глупые, делаете? Ведь это медведь нас обманывает. Давно ли наша мать ушла — рано ей домой возвращаться». А медведь опять запел песню. Тогда не стали шесть козлят слушаться одного и отворили дверь. Кривой видит, что дело плохо, юркнул под печку. Медведь вошел, всех шестерых козляток в охапку захватил, седьмого не мог из-под печки достать, но почуял, что еще один остался. «Постой, — говорит, — я и тебя добуду; дай только этих припрячу». Вышел медведь с козлятами и потащил их к себе в берлогу; а кривой козленок из-под печки вылез и поодаль за медведем вслед все шел, узнал, где у медведя берлога, и потом поскорее домой побежал.

 

 

 

 

Тем временем козлиха возвратилась; видит — дверь отворена, изба пустая; догадалась, что случилось, и залилась слезами. Прибежал домой кривой козленок: «Не плачь, — говорит он матери, — нельзя на это время терять, сейчас медведь назад обещал придти, давай лучше яму копать будем». Стала мать копытами рыть яму, а сынок землю убирать, чтобы медведь не заметил западни; и потом хворостом перекинули, сухим листом засыпали, сами спрятались за деревья. Пришел медведь и бух в яму. А козленок знал, где медвежья берлога, и повел туда мать. Побежала она во весь дух. Пока медведь из ямы выкарабкивался, козлиха всех своих деток домой перетаскала, и стали они все жить-поживать, добра наживать. После этого козлятки уж всегда слушались матери и умного брата.

 

---

 

 

 

 

 

Рыжий красного расспрашивал, чем он бороду окрашивал.

 

— Я ни краской, ни замазкой

— Бороды не украшал, —

 

Красный рыжему сказал.

 

— Я на солнышке лежал,

— Кверху бороду держал. —

 

 

 

---

 

 

 

„За тридевять земель, в тридесятом государстве царствовал царь на царстве, государствовал государь на государстве, и были у этого царя палаты такие, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать. Кругом палат он насадил сады, а в садах напрудил пруды, а в прудах развелись караси; во дворе росла береза, а на березе висела мочала — не сказать ли сказочку сначала?“ —

 

 

 

---