Аркин Д. Дворец Советов. 1932

 

 

 

 

 

 

 

Программа задания на проекты Дворца Советов оперирует цифрами и масштабами поистине грандиозными. Пятнадцатитысячный большой зал, шеститысячный — малый (этот «малый» зал будет одним из крупнейших людских вместилищ в Европе), вестибюль на 14 тысяч человек, кулуары площадью в 5 тысяч кв. метров, книгохранилище на ½ миллиона томов...

 

Масштабы строительного задания определяются однако не только этими цифрами. Дворец Советов — архитектурная веха, отмечающая величайший из перевалов мировой истории. Памятником гигантской переделки жизни на одной шестой части земли должен быть этот советский дом, сооружаемый в центре красной столицы.

 

Языком архитектуры этот дом должен говорить о делах и идеях того великого пятнадцатилетия, на конечном рубеже которого возник этот архитектурный гигант, товарищ и сверстник Магнитостроя, Днепровской централи, Харьковского тракторного.

 

Архитектура это — застывшая музыка, — сказал старый поэт-романтик¹, архитектура, это — машина, — как бы пародируя стародавнее изречение, провозгласил лидер новейшего конструктивизма².

____________

¹ Август Шлегель.

² Корбюзье.

 

 

Конкурсный проект Дворца Советов (1932). Жолтовский И. В. (Москва. Высшая премия)

 

 

«Чистая» художественная форма, в своем гармоническом звучании не имеющая ничего общего с «низкой» техникой, с одной стороны, и лишенный всякого художественного содержания механизм — с другой: таковы два полюса идеалистического понимания архитектуры.

 

Но для нас архитектура — не творчество самодовлеющих пространственных форм, не застывшие в бетоне и камне звуки каких-то «мелодий без слов». И также — не машина, выполняющая лишь определенные технические функции, — машина, лишенная какого-либо художественного содержания.

 

Архитектура, как искусство, есть идеология, — идеология выдержанная в определенных художественных образах средствами строительной техники. Архитектурное произведение надо рассматривать не как механическое соединение, а как диалектическое единство искусства и техники. Это единство всегда выражает идеологию определенного класса, — и стиль архитектуры распознается и выявляется тем ярче и глубже, чем более полно выражена в данном произведении идеология класса, его создавшего.

 

Дворец Советов должен быть ярчайшим образцом творчества того класса, который один только способен создать новый архитектурный стиль, — творчества пролетариата, уже сумевшего создать на одной шестой части земли новый стиль своей жизни и борющегося за этот «новый стиль» для трудящихся всего мира.

 

 

Конкурсный проект Дворца Советов (1932). Иофан Б. М.  (Москва. Высшая премия)

 

 

 

На конкурсной выставке Дворца Советов — около 180 проектов. Архитекторы советские, французские, немецкие, американские, финские, итальянские, кроме того, свыше 100 проектов принадлежат не архитекторам, главным образом — рабочим, пославшим на выставку свои предложения, эскизы, планы.

 

Здесь представлены самые различные направления современной архитектуры, — и пройти по залам и галлереям выставки, значит совершить учебную экскурсию на тему «Школы и течения современной архитектуры». Или иначе: «Классовая борьба в архитектуре наших дней».

 

Об этой борьбе говорят, прежде всего, попытки повернуть советскую архитектуру назад, придать величайшему архитектурному памятнику революции черты эклектического подражания всяческой старине, — ренессансу, барокко, даже... Египту.

 

 

Конкурсный проект Дворца Советов (1932). Гамильтон Г. О.  (САСШ. Высшая премия)

 

 

Зачем создавать неведомый новый стиль, когда можно в любом альбоме или пособии по истории зодчества найти всевозможные «стили», на любые вкусы... А еще лучше — взять понемножку от каждого из этих стилей: современная архитектура еще не вычеркнула разные сорта эклектической окрошки из своего обычного меню.

 

Критическое использование богатейшего архитектурного наследия должно быть одной из важнейших отправных точек нашего архитектурного творчества. В частности особенно много может дать нашей архитектуре использование высших достижений античного эллинского зодчества. Но от этого использования надо отличать реставраторскую подделку, эклектическую имитацию.

 

В археологической практике «реконструкцией» называется восстановление точной модели-копии какого-нибудь погибшего или частично разрушенного памятника старины. Такие модели имеются и среди проектов Дворца Советов, Но — памятником реконструкции должен быть этот Дворец, — а не реконструкцией памятников!

 

 

Конкурсный проект Дворца Советов (1932). Алабян К. С. и Симбирцев В. Н.  (Москва. Первая премия)

 

 

 

Ле Корбюзье, лидер европейского архитектурного конструктивизма, пустил в оборот крылатую формулу: «дом, это — машина для жилья». Этот лозунг говорит о многом. О целой эпохе, целом течении в развитии новейшей архитектуры.

 

Начав борьбу с эклектическими «стилями», с реставраторскими подделками под старину, с одеванием современных городских зданий, в готические, ренессансные, ампирные одежды, — левые течения пытались противопоставить всей этой академической архитектуре свою новую эстетику. Эстетику, идущую, как утверждал Корбюзье, от разума, от целесообразности.

 

 

Конкурсный проект Дворца Советов (1932). Корбюзье (Франция. Заказной проект)

 

 

Восставая против отдельных имитаций, современный конструктивизм, однако, не сумел указать творческих путей архитектуре, как искусству. Он попытался вовсе «освободить» архитектуру от художественно-идеологических обязательств, он стремился свести все содержание архитектурного произведения к сумме чисто-технических функций. «Дом, это — машина для жилья»: не требуйте же от машины какого-то художественного содержании, какой-то иной идеи, кроме технических функций, которые она выполняет...

 

На деле эта «свобода от идеологии», разумеется, выражает вполне определенную идеологию, — и вся творческая практика европейского конструктивизма показывает, что его архитектурная линия полностью совладала с тем социальным заказом, какой предъявляет к архитектуре современный капитализм. Машина для жилья приводится в действие совершено определенным классовым мотором.

 

Стремящийся к «свободе от искусства», к «чистой целесообразности», конструктивизм наделяет свои произведения определенной художественной трактовкой: «эстетизация техники, эстетизация машины и ее форм», вот что скрывается за лозунгами «целесообразной архитектуры», «конструктивности», и т. п. Этот эстетический фетиш машины, — черта типичная для современного буржуазного искусства, — проходит и через ряд проектов Дворца Советов.

 

 

Конкурсный проект Дворца Советов (1932). Жуков А. Ф. и Чечулин Д. Н. (Москва. Первая премия)

 

 

По этим проектам Дворец Советов должен быть устроен и выглядеть как некая гигантская «машина для съездов», — и эта машина оформлена проектировщиками в виде комбинации из плоскостей, объемов, окружностей, полушарий, — комбинаций, в которых вся художественная идея сооружения сведена к абстрактным геометрическим формам, якобы призванным воплотить «целесообразность», «функциональность» всей композиции.

 

Эти решения так же чужды теме Дворца Советов, как и эклектические «стильные» проекты. В «левой» форме здесь выражена та же тенденция, к отказу от идейного содержания архитектуры, к разрешению всей темы в плане чисто формалистского понимания архитектурного творчества.

 

 

 

Дворец Советов — не только здание определенных масштабов, не только сумма ряда помещений различного назначения. Дворец Советов — органический комплекс, состоящий как из ряда строительных элементов (большой и малый зал, библиотека, кулуары, подсобные помещения, вестибюли, кабинеты, сцена со всевозможными приспособлениями демонстрационной и театральной техники, и т. д.) так и из открытых пространств, — площади зеленых насаждений, подходов и проездов к зданию. Мало сказать, что совокупность всех этих составных элементов должна быть архитектурно разрешена как единый комплекс: важно подчеркнуть то основное требование, что этот комплекс должен быть создан как единый художественный образ, проникнутый одной идеологией, одним мировоззрением. Здесь нельзя механически отделять «технику» и функции здания от его «художественной» стороны, от его архитектурного оформления.

 

Если мы возьмем, например, такой вопрос, как построение зала для съездов и массовых собраний, то в этой частной проблеме проектирования Дворца Советов со всей отчетливостью встанет ряд требований: обеспечить действительно массовый характер зала в самом его устройстве, — уничтожить традиционную схему буржуазных зал с их иерархией мест, с их статичностью зрительной части, с их резкой отъединенностью «аудиторий» от сцены.

 

 

Конкурсный проект Дворца Советов (1932). Гропиус В. (Германия. Заказной проект)

 

 

Зад Дворца Советов должен самой своей структурой выражать небывалый в истории человечества массовый характер советской власти и советской государственности.

 

Та же черта должна обусловливать композицию всего сооружения, — связь Дворца с окружающими открытыми пространствами, площадями, улицами, городом. Не замкнутый парадный плац перед Дворцом, а органическая связь с площадью, связь всей работы Дворца с теми массами, которые находятся вне его стен, связь, позволяющая демонстрациям и шествиям как можно ближе и непосредственнее смыкаться с Дворцом — вот что составляет интереснейшую и глубоко благодарную задачу для архитектора.

 

Таким образом, сама техника проектировки должна быть подчинена тому единому замыслу, который определят собой и собственно архитектурное оформление. Это оформление только тогда будет полным голосом говорить о всем гигантском содержании памятника, воздвигаемого на рубеже двух пятилеток, — когда архитектура не замкнется в себе, в своих средствах и возможностях, а будет осуществлять это задание в сотрудничестве с другими искусствами, когда архитектура явится здесь основой для подлинного синтеза искусства, синтеза, проникнутого единой идеей, единым мировоззрением.

 

 

Конкурсный проект Дворца Советов (1932). Красин Г. Б. (Москва. Заказной проект)

 

 

 

Этот зал — центр всего сооружения, центр всей работы Дворца и, следовательно, центр архитектурной композиции. Не только одни масштабы резко отличают этот зал от всевозможных общественных и парламентских вместилищ на Западе; самый тип этого зала измеряется и определяется отнюдь не его масштабами, а прежде всего, той идеей массовости, идеей, которая должна лежать в основе архитектурного решения Дворца Советов. Композиция главного зала менее всего может быть разрешена путем простого увеличения тех или иных типовых образцов, созданных старой архитектурой.

 

Ибо каковы основные архитектурные требования, предъявляемые к большому залу Дворца Советов? Это, прежде всего, обеспечение за каждым из 15 тысяч абсолютно полной возможности не только присутствовать в зале, но активно участвовать во всей работе, производящейся в этом зале: каждый должен не только видеть с любого места весь зал, всю трибуну и пр., не только слышать все, что говорится и исполняется с этой трибуны, но и иметь возможность свободно проходить на трибуну и через нее (в частности целыми бригадами и делегациями). Каждый из 15 тысяч должен ощущать себя неразрывным целым с этой трибуной и со всем пятнадцатитысячеголовым собранием. Далее — самый характер массовой работы, для которой предназначен зал, в частности работы зрелищной, предполагает применение всех средств выразительности, какие только знает современная техника и современное искусство (радио, радио-кино, демонстрационные выступления театрализованного и выставочного порядка, всевозможные инсценировки, массовые действия и т. п.).

 

 

Конкурсный проект Дворца Советов (1932). Мендельсон Э. (Германия. Заказной проект)

 

 

Совершенно несомненно, что в композиции Дворца Советов не должно быть места пережиткам того «рангового» типа театрального зала, который создан феодальным зодчеством и узаконен буржуазной архитектурой. Этот ранговый тип находит свое выражение в ярусном размещении основной массы мест, в резкой градации всех мест по степени их удаленности от сцены, — что вполне соответствует градациям социального строя, тщательно охранявшего иерархию привилегий сословий, классов. Ранговый театральный зал сформировался в феодальном обществе с его ярко выраженной иерархией этого порядка и утвердился в буржуазных демократиях, где та же иерархия выражается уже в формах, свойственных капитализму, и где отделение ярусов от партере, а галерки от ярусов выражают эту иерархию языком... цен на театральные билеты.

 

Зал Дворца Советов должен быть «безранговым» залом. Организующий центр зала — трибуна или сцена, или арена — должен находиться в одинаковых соотношениях с местами всех участников собрания. Мы имеем среди проектов ряд решений, приближающихся к этому требованию. Решение, располагающее места двумя рядами по бокам прямоугольной арены, представляется менее удачным, так как не отвечает самому характеру основной работы зала (массовые собрания) и скорее подходит для зрелищно-спортивных процессов, концентрическая амфитеатровая форма, предполагающая, в свою очередь, круглую (или эллиптическую) форму всего зала, представляет бесспорные преимущества как в смысле относительно одинаковой связи всех точек зала с центром (трибуной-ареной), так и в смысле обозримости всего зала из любого пункта, наконец, в смысле общекомпозиционного единства всей архитектурной формы. Однако, амфитеатрный тип расположения мест сам по себе не является идеалом и не определяет также формы всего зала. Большое значение при выборе того или иного варианта должна иметь проблема акустики.

 

Последние достижения европейской архитектуры в этой области (вроде «рупорной» схемы секторного зала, предложенной французским инженером Гюставом Лион и усиленно пропагандируемой Корбюзье) не получили еще практической апробации в постройках масштаба, более или менее близкого к масштабам главного зала Дворца Советов. Поэтому нужна специальная тщательная разработка и проверка всех акустических возможностей и систем, — с учетом всего опыта современной технической мысли.

 

Резко меняется не только традиционная схема самого зала, как такового, но и принципы построения сценической площадки и сценического пространства. Последнее не должно быть резко отделено от зрителей, — таково основное требование. Зритель-участник театрального действия, это действие не может ограничиваться пространством «за рампой», оно должно свободно оперировать всем пространственным комплексом театра, — это значит, что действие может перекидываться со сцены в зал, развертываться не в одной сценической плоскости, а в нескольких и т. д. Советский театр все более определенно идет по пути синтетического искусства, он привлекает к обычным театральным средствам (игра актера, музыка, декоративная живопись) еще целый ряд новых, ранее незнакомых средств: таково, например, включение фильма и тонфильма в состав театрального представления, использование радио, применение новейших достижений световой проекции наконец, — широкое сотрудничество режиссера с архитектором. Все эти технические моменты, в свою очередь, требуют ломки старых типов сцены и всего театрального здания.

 

 

Конкурсный проект Дворца Советов (1932). Пельциг Г. (Германия. Заказной проект)

 

 

Театральный зал должен позволить в зависимости от характера представления, менять расположение и форму площадки, то вынося ее глубоко в зрительный зал, то превращая ее в арену, то раскрывая сценическое пространство в глубину и допуская массовые инсценировки с громадным количеством участников (напр., для пьес из эпохи революции и гражданской войны), то наконец приспособляя сцену для музыкальных представлений, а также для всякого рода массовых собраний и т. д.

 

Строительство Дворца Советов — не только историческая веха в развитии советской архитектуры, но и громадное событие в жизни советского театра. Один тот факт, что впервые театр органически вводит в архитектурный комплекс высшего государственного учреждения, что зал для работ верховного органа советского государства конструируется одновременно как зал для театрального творчества, — один этот факт ярчайшим образом говорят о том месте и значения, какое имеет искусство в стране советов, о тех задачах действительно «государственной важности», которые возлагаются на искусство и которых не знала ни одна эпоха буржуазной культуры. Театр должен оказаться достойным той новой архитектурной оболочки, того нового «жилища», которое отводится ему сооружением Дворца Советов.