А. И. Михайлов. О реставраторстве и национальной архитектуре. 1932

  

 

 

Публикуем статью «О реставраторстве и национальной архитектуре» Алексея Ивановича Михайлова (1904—?), искусствоведа, теоретика архитектуры, члена-учредителя ВОПРА, одного из основных критиков советского архитектурного авангарда. Статья была опубликована в авторском сборнике «Группировки советской архитектуры» (Москва ; Ленинград : ОГИЗ—ИЗОГИЗ, 1932).

 

 

 

 

За последние годы в архитектуре национальных областей и республик получило значительное распространение так называемое реставраторство. Внешне оно сводится к слепому копированию, к механическому перенесению в нашу действительность ряда исторических стилей.

 

Реставраторство проявляется не только в национальной архитектуре. Однако более глубокое раскрытие идеологии и практики реставраторства в архитектуре национальных республик и областей позволяет обнаружить его специфичность.

 

В чем же заключается эта специфичность? Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к характеристике основных черт реставраторства.

 

Практика последнего за последние 5 лет показывает, что, несмотря на различия ее в отдельных областях и республиках, ей присущи и общие моменты.

 

В самом деле, на Украине реставраторы стараются воскресить стиль «украинского барокко» XVII в. (например, постройка сельскохозяйственной Академии в Киеве архитектора Дяченко), в Армении они обращаются к средневековой архитектуре, памятники которой наиболее ярко представлены так называемой «анийской» (от города Ани) архитектурой (текстильная фабрика в Ленинакане, здание Наркомзема в Эривани и др.); в Узбекистане и Туркменистане усиленно культивируют возобновление типов феодальной архитектуры средней Азии (в частности и в особенности Самарканда) XV и смежных веков; наконец, в Грузии и Азербайджане весьма распространена мода на так называемый мавританский стиль и вообще на средневековую архитектуру. Таким образом, мы имеем здесь самые разнообразные источники заимствования, общим же является самый факт обращения к прошлому и стремление взять из этого прошлого тот период, когда художественная культура господствовавшего в данный исторический отрезок времени класса стояла на наиболее высокой ступени своего развития.

 

 

Здание сельскохозяйственной Академии в Киеве — архитектор Дяченко

 

 

В поисках такого периода реставраторы чаще всего обращаются к эпохе феодализма, беря из нее те моменты, когда в области строительства создавали законченные стандарты архитектурных типов, отвечающие жизненным потребностям господствующего класса и выражающие его идеологию.

 

Такими типами сооружений преимущественно являются, в соответствии с характером феодальных культур и потребностями господствующего класса, дворцы и замки властителей — феодалов; их «агитпропы» — церкви и мечети, монастырские ансамбли и им подобные сооружения.

 

Эти стандарты феодальной архитектуры и воскрешают преимущественно реставраторы.

 

Для маскировки истинного реакционного существа этих заимствований и своей практики сторонники реставраторства создают легенды об общенациональном, внеклассовом характере прошлой архитектуры того или иного народа.

 

Так, например, один из защитников «украинского барокко», оправдывая его воскрешение при постройке сельскохозяйственной Академии в Киеве, писал: «Перенесенный с Запада и синтезированный на протяжении XVII в. с лучшими художественными склонностями украинской народной стихии, он (стиль украинского барокко — А. М.) в большинстве потерял свой фантастический, химерный характер и претворенный украинским гением, наконец, стал национальным стилем украинского города эпохи казатчины (А. Попов. Нове досягнення украінской культури, 1927 г.; цитирую по статье Холостенко «Современная украинская архитектура»). Обращаясь к прошлому Украины А. Попов не видит там классовой борьбы, он видит лишь «украинскую народную стихию», единую нацию, создающую свой архитектурный стиль. Он целиком следует буржуазно-националистической концепции истории Украины, развитой в работах Грушевского и др.

 

Буржуазно-националистическая концепция нужна Попову для замазывания классового характера украинского барокко, для того чтобы представить его как «общенациональное», внеклассовое художественное явление.

 

Такие же взгляды проводят реставраторы и их апологеты и в других национальных республиках.

 

Именно в этом и обнаруживается подлинное лицо идеологов реставраторства, являющихся выразителями интересов отживающих феодально-клерикальных и капиталистических групп, их стремлений разрушить единство пролетариата СССР через культивирование обособленности наций, рассматриваемых вне классов.

 

Помимо теории «общенационального» искусства, проповедники и практики реставраторства выдвигают еще целый ряд защитных и нарочито внесоциальных, внеклассовых положений, маскирующих действительное содержание их работы.

 

Здесь нужно упомянуть прежде всего тенденцию объяснить все особенности воскрешаемого стиля и типов сооружения исключительно географически-климатическими, местными условиями, которые, оставаясь постоянными, требуют воспроизведения данных типов и форм сооружений.

 

Такое сведение социально-идеологического содержания архитектуры к географическим, климатическим условиям, ясное дело, является антимарксистским.

 

Наконец, необходимо отметить так называемую теорию ансамбля. Теория ансамбля требует, чтобы при постройке новых зданий учитывался характер окружающих его архитектурных памятников в том смысле, что это вновь сооружаемое здание не должно вступать с ними в противоречие, а, наоборот, должно быть приспособлено к общему характеру ансамбля. Так как в каждом месте найдется порядочное количество «памятников», относящихся к феодальной или буржуазной эпохе, то почти всегда гарантировано при выполнении требования «ансамбля» ущемление пролетарской архитектуры, которая не может развиться, подделываясь под дворянско-буржуазные ансамбли.

 

Так всеми возможными способами буржуазно-националистические группы пытаются укрепить свои позиции в области архитектуры.

 

К каким же результатам приводит это проявление буржуазно-националистической идеологии в самой практике?

 

Для того, чтобы ответить на этот вопрос, необходимо обратиться к некоторым конкретным примерам.

 

Возьмем сначала Среднеазиатские республики. Воскрешая здесь в целом ряде построек облик феодальной архитектуры, строители переносят на них и самый тип сооружений (прежде всего мечети). В результате получаются анекдотические вещи. Например, мост Беговатской ирригационной плотины обильно обставлен минаретами и куполами, не говоря уже об общей стилевой и декоративной обработке, повторяющей детали феодальной архитектуры без всякого учета их целесообразности в данном случае. С обоих концов моста вход сделан так, что он невольно ассоциируется со входом в мечеть.

 

То же самое имеет место в ранее построенном сооружении у канала Куркат, где также повторены полностью формы мечети.

 

Дом Колхозцентра в Самарканде увенчан куполами и имеет (особенно в проработке деталей) целый ряд черт, заимствованных из религиозной архитектуры.

 

Эти заимствования играют, с одной стороны, чисто идеологическую  роль, поскольку определенные формы уже в течение веков символизируют религию (ислам) и религиозные учреждения, например, минарет, купол, портал, орнаментальные украшения, общий вид сооружения и т. д.

 

С другой стороны, каждое заимствование играет еще социально-бытовую роль. Здание, не только с чисто декоративной стороны, но и внутри повторяющее старые типы сооружений (например, узкие длинные окна, не дающие достаточно света, своды, ниши, всякие «закоулки» внутри помещения и т. п.), выступает и как проводник чуждой пролетариату идеологии и как проводник определенных социально-бытовых отношений, культивируя замкнутость, игнорируя гигиенические удобства и т. п. Наконец, эти заимствования связаны с культивированием отсталых приемов строительства, связанных с теми типами сооружений, которые служат источниками заимствований. Нерациональная трата материалов на выведение всевозможных сводов, арок, колонн и т. д., предпочтение старых материалов новым — все это типично для реставраторов.

 

Для характеристики возьмем некоторые образцы из архитектуры Армении. Общежитие для рабочих и служащих Наркомздрава в Эривани (1927 г.) представляет собой соединение нескольких узких, вытянутых кверху, мрачных и замкнутых помещений. Все отрицательные качества заимствований из феодальной архитектуры здесь проявились особенно ярко. Такое здание, с его мрачностью и замкнутостью похожее на тюрьму, не может служить проводником социалистического быта, призывать к борьбе за социалистические формы жизни. Такое здание способно лишь культивировать антиколлективистические навыки и представления.

 

 

Общежитие для рабочих и служащих Наркомздрава в Эривани

 

 

Такой же характер носят здание Наркомзема в Эривани, текстильная фабрика в Ленинакане и др.

 

Сабунчинский вокзал в Баку, рабочий клуб в верхнем Баскунчаке, Дом дехканина и здание управления водного хозяйства в Сталинабаде, хирургическая больница в Баку и многие другие здания, одни из которых выстроены несколько лет назад, другие — совсем недавно, — все они в большей или меньшей степени являются механическим повторением форм феодальной и буржуазной архитектуры.

 

Церковно-монастырские ансамбли под вывеской советских вузов, порталы, минареты, башни, арки на мостах, вокзалах, рабочих домах, купола на колхозных учреждениях, вход в рабочий клуб, имитирующий вход в мечеть или дворец властителя, дом дехканина, копирующий портье феодала, — что общего имеет все это с социалистическим строительством и с задачами пролетариата?

 

Архитектура церкви или феодального замка была в свое время определена такими запросами, которые не имеют ничего общего с задачами пролетариата. Эта архитектура была проводником классовой диктатуры феодалов и попов, она помогала закабалению и угнетению трудящихся. Архитектура церкви направлена на то, чтобы, отгородив человека от окружающей действительности, от реального мира, заставить его почувствовать свое ничтожество перед богом и сильными мира сего, подавить его социальную активность, помочь религиозному одурачиванию. Архитектура феодального замка в свою очередь определись господством феодала над окружающим крестьянским населением и необходимостью укрепления места своего пребывания, чтобы лучше грабить крестьян и защищаться от нападения враждебных феодалов.

 

Архитектура мечети, церкви, феодального замка, дворцов несет определенное классовое содержание, пропитанное идеями эксплоататорства, религиозного закабаления. Портал, купол, минарет ассоциируются прежде всего с религиозными представлениями. И вот вместо того, чтобы бороться с последними, реставраторы насаждают их через архитектуру. Разве сооружение канала, гидростанции, рабочего клуба, говорящее о победах социалистического наступления, может символизироваться религиозной архитектурой?

 

 

Здание Сельхозбанка в Эривани

 

 

Конечно, все это не имеет ничего общего с подлинно национальной архитектурой; под видом последней реставраторы насаждают националистическую архитектуру, проводящую их идеологию, агитирующую за господство помещиков, попов и буржуазии. Характерно, что, ратуя за «общенациональную» архитектуру, воскрешая старые стили, идеологи буржуазно-клерикального национализма умалчивают о том, что эти воскрешаемые ими стили уже использовались национальной буржуазией до Октябрьской революции.

 

Например, идея воскрешения украинского барокко, который, по словам его идеологов, стал возможен только после Октябрьской революции как выражение национального самосознания была выдвинута национально-буржуазными кругами Украины еще в первое десятилетие настоящего столетия. В это время воздвигается ряд сооружений в стиле украинского барокко. Царское правительство поощряло подобные репарационные тенденции; так, на барочном проекте киевского вокзала имеется одобрительная надпись Николая II.

 

То же самое мы имеем и в Армении. Здесь также национальная буржуазия до 1917 г. осуществляла на практике идею создания «общенациональной», т. е. буржуазной, под видом общенациональной архитектуры. Эти факты с очевидностью убеждают в том, что реставраторы продолжают то дело, которое было начато национальной буржуазией до революции. Классовая физиономия реставраторства получает в этих фактах новое подтверждение со стороны связи его с дореволюционной национальной буржуазией.

 

Было бы неверно ограничивать характеристику буржуазно-националистических тенденций в архитектуре только реставраторством феодальных стилей. Занимая значительное место, оно, однако, не исчерпывает всех конкретных проявлений националистических тенденций.

 

Реставраторство в архитектуре национальных республик смыкается с русскими эклектиками и реставраторами, являющимися выразителями идеологии и интересов остатков русской буржуазии и др. разгромленных революцией социальных групп.

 

Это смыкание на практике проявляется в том, что реставраторы в национальных республиках заимствуют русский классицизм, ампир, модерн и т. п. Так возникают в национальных республиках здания, копирующие образцы архитектуры русского дворянства и русской буржуазии.

 

Наряду с этим имеется в реставраторстве и «западническая» струя.

 

И, наконец, существуют тенденции своеобразного националистического народничества, которое за исходный пункт берет ту псевдонародную («селянскую», если говорить об Украине) архитектуру, которая выдвигалась до революции «национально-демократическими» группами.

 

Во всех этих случаях реставраторство не меняет своей принципиальной основы и представляет лишь различные течения буржуазного национализма — более реакционные (целиком переплетающиеся с клерикализмом, с охвостьями феодально-дворянских групп) или же более «демократические», а по сути тоже буржуазно-кулацкие, националистские течения.

 

Специфической чертой всех националистических тенденций является воскрешение стилей национальной буржуазии и дворянства под лозунгом развития «общенациональной» архитектуры.

 

Здесь в специфических формах выступает общая националистическая программа разгромленных революцией социальных групп с их стремлением обособиться в свое национальное государство и установить там свое классовое господство» (Сталин).

 

 

Здание Коммунального банка в Самарканде

 

 

Для марксистов не существует внеклассовой, общенациональной культуры. «Есть две нации в каждой современной нации, — скажем мы всем национал-социалам. Есть национальные культуры в каждой национальной культуре. Есть великорусская культура Пуришкевичей, Гучковых и Струве, но есть та же великорусская культура, характеризуемая именами Чернышевского и Плеханова. Есть такие же две культуры в украинстве, как и в Германии, Франции, Англии, у евреев и т. д.» (Ленин).

 

Для реставраторов, напротив, существует только «общенациональная» культура, но нет классовой. Ведь когда реставраторы защищают стиль украинского барокко, то они ни слова не говорят о его классовом содержании, о том, что национальная архитектура должна быть пролетарской, социалистической по содержанию; они употребляют такие понятия, как «стихия», «народ» и т. п.

 

Мы знаем, как оценивал эти словечки Ленин, выдвигая в противовес буржуазной интерпретации национальной культуры ее классовое понимание. «Ставя лозунг «интернациональной культуры демократизма и всемирного рабочего движения», мы из каждой национальной культуры берем только ее демократические и социалистические элементы, берем их только и безусловно в противовес буржуазной культуре, буржуазному национализму каждой нации».

 

Исходя из такого понимания национальной культуры и национальной архитектуры, мы должны вести самую беспощадную борьбу с всевозможными проявлениями буржуазного национализма в области архитектуры разоблачая его действительную классовую сущность, его идеологическое содержание.

 

Необходима борьба и с прикрыванием этого национализма, с примиренческим к нему отношением.

 

Такую борьбу можно успешно проводить, только исходя из правильного, марксистско-ленинского понимания вопросов национальной культуры, в частности, из положения о борьбе на два фронта — против великорусского шовинизма как главной опасности и против местного национализма.

 

Применяя эти требования к вопросам национальной архитектуры, надо прежде всего отметить немарксистский, неленинский характер такой критики националистических тенденций в архитектуре, которая скатывается к отрицанию национальной архитектуры.

 

На эту точку зрения встал в свое время Ваганян, который заявил, что «под национальной культурой следует понимать только господствующую классовую культуру буржуазии». Критикуя националистические тенденции в архитектуре, Ваганян не смог отграничить этих националистических тенденций от национальной культуры в условиях диктатуры пролетариата и пришел к отрицанию национальной архитектуры, подменив четкий лозунг о культуре социалистической по своему содержанию и национальной по форме туманным и неправильным требованием «перехода кратчайшим путем к тому стилю, который более всего соответствует современным требованиям и современным запросам» (Ваганян. О национальной куль ауре. 1927 г.).

 

 

Сабунчинский вокзал в Баку

 

 

Критику националистических тенденций в архитектуре пытались также давать конструктивисты («ОСА»).

 

Однако они не пошли дальше квалификации реставраторства как атавизма и фактически зачеркнули проблему национальной архитектуры. Один из идеологов конструктивизма, М. Гинзбург, столкнувшись практически с вопросами национальной архитектуры, выдвинул тезис о том, что все прошлое национальной архитектуры — мечети улугбеков — исключительно музейное наследие, «мертвый материал истории», «а неказистое жилище бедного мусульманина — отправная точка для развития его новой культуры («С. А.», 1926 г., № 5-6)*.

____________

* М. Я. Гинзбург. Национальная архитектура народов СССР // Современная архитектура. 1926. № 5—6. — С. 113—114. (Прим. Технэ).

 

Ясно, что такая точка зрения ни в коем случае не может быть признана правильной. Борясь с реставраторством, с механическим перенесением исторических стилей в национальную архитектуру, мы никоим образом не должны, однако, зачеркивать архитектурное наследие, требующее критического изучения и использования имеющихся в нем поучительных моментов. Еще меньше может устроить «неказистое жилище бедного мусульманина» как исходная точка для развития национальной архитектуры.

 

Лишь в последнее время мы имеем более правильные оценки реставраторства, однако и до сих пор недостатком многих выступлений является смазывание вопроса о национальной архитектуре, нечеткая его постановка. Так, например, в одной статье, правильно критикующей реставраторство в националистической архитектуре, выдвигается следующее требование: «Новая архитектура в национальных районах должна бороться за учет местных климатических, бытовых и технических условий, при которых протекает рост националов и их культуры, отметая шовинистические реакционные феодальные традиции» («Искусство — в массы», 1930 г., № 8. Р. и Ч. «Нацархитектура в Ср. Азии»). Выходит, что своеобразие национальной архитектуры исчерпывается учетом местных климатических, бытовых и технических моментов.

 

Но разве подобные задачи ставятся только перед национальной архитектурой? Учет климата обязателен везде и для всякого сооружения, о технике говорить не приходится, бытовые моменты также должны учитываться в равной мере при постройке дома и в Москве и в Ленинакане. Говоря обо всем этом, мы еще не доходим до специфики национальной архитектуры.

 

В чем заключается эта специфика?

 

В статье «О рождающемся направлении «империалистического экономизма» Ленин говорит:

 

«Одинаково ли положение пролетариата угнетающих и угнетенных наций в отношении к национальному гнету? Нет, неодинаково, неодинаково и экономически, и политически, и идейно, духовно и т. п.

 

Значит?

 

Значит, к одной цели (слияние наций) из разных исходных пунктов одни пойдут так, другие иначе. Отрицание этого есть «монизм», объединяющий сапожную щетку с млекопитающим».

 

Ленин не ограничивается здесь каким-либо одним моментом (скажем, бытовым), он указывает совокупность всех моментов социальной, экономической, политической и духовной жизни пролетариата данной нации и указывает, что неодинаковость положения по отношению к национальному гнету находит свое специфическое выражение во всех областях.

 

 

Маслобойно-мыловаренный завод в Гандже

 

 

И именно потому, что положение пролетариата угнетающих и пролетариата угнетенных наций по отношению к национальному гнету при капитализме различно, именно поэтому они идут к слиянию наций из разных пунктов.

 

Говоря о национальной культуре и национальной архитектуре в частности, мы никоим образом не можем ограничиться указанием на бытовые, климатические и технические моменты.

 

Прежде всего мы должны стать на точку зрения признания исторической необходимости развития национальных культур в условиях диктатуры пролетариата, субъектом которых является пролетариат данной нации.

 

Учитывая все особенности исторического развития пролетариата данной нации и прежде всего по отношению к национальному гнету до революции, учитывая выражение этих особенностей в области социально-экономической, политической, идейной, учитывая национальное своеобразие во всех его проявлениях и в единстве, пролетарский архитектор будет стремиться к тому, чтобы отразить эту национальную специфику в архитектуре данной национальной республики или области. Причем в согласии с пониманием национальной культуры как социалистической, пролетарской по содержанию и национальной по форме, архитектор, работающий в области национальной архитектуры, прежде всего должен ставить своей задачей выражение социалистического содержания и учитывать специфику национального в форме выражения этого содержания.

 

Такое понимание национальной архитектуры нужно противопоставить националистической идеологии и практике в области архитектуры.

 

Борьба с националистическими тенденциями в архитектуре нацобластей и республик с особой остротой стала развертываться с 1928 г., когда обострение классовой борьбы в стране и развертывание социалистического наступления по всему фронту начало находить свое выражение и в области архитектуры.

 

В этот период мы имели ряд дискуссий по вопросам реставраторства эклектики в национальной архитектуре.

 

Кадры пролетарских архитекторов, приступавшие к работе в национальных областях и республиках, в первую очередь наталкивались на сопротивление реставраторов и эклектиков, пытавшихся в ряде случаев дать открытый бой пролетарским архитекторам (например, борьба в связи с проектом почтамта архитектора Мордвинова в Харькове, в связи с постройкой сельскохозяйственной академии в Киеве, проектом киевского вокзала и т. д.).

 

В процессе борьбы партийно-пролетарской общественности и пролетарских архитекторов с эклектиками и реставраторами последние потерпели ряд поражений. Классовая сущность их идеологии и практики в процессе этой борьбы все более и более обнажалась.

 

 

Фабрика Госкинпромгрузии (Тифлис)

 

 

За последнее время тактика реставраторов изменилась. Если раньше они шли на открытую борьбу, мобилизуя силы национализма всевозможных оттенков, начиная от носителей феодально-аристократической идеологии и кончая отдельными агентами нацдемовской идеологии внутри партии и откровенно выставляли свою программу, то в настоящее время, когда развернутое социалистическое наступление обнажило их классовое лицо, они стали более осторожными, стараясь протащить свою практику незаметно, маскируясь расплывчатыми теориями.

 

На первый взгляд подобная тактика может создать впечатление, что представители националистических тенденций сдали свои позиции, что борьба с ними окончена.

 

Однако подобный вывод был бы совершенно неправилен. Архитектурная практика сигнализирует нам необходимость усиления борьбы, ибо на практике реставраторы стараются не только удержать свои позиции, но и перейти иногда в наступление, захватить новые участки.

 

В строительстве новых городов реставраторы активно проводят свою линию. Ярким примером могут служить постройки в Сталинабаде. Здание управления водного хозяйства повторяет церковно-монастырские формы, начиная окнами и кончая выступающими частями здания (типа абсид). Наверху нечто вроде бойниц, хотя они совершенно не нужны в здании управления водного хозяйства. Педтехникум украшен классической колоннадой. Колонны и портики имеются в здании ЦК партии Таджикистана.

 

Дом дехканина, мрачное здание феодальной эпохи, состоит из путанного ансамбля целого ряда сооружений, с глухими стенами, небольшими и продолговатыми окнами в одних частях, большими церковного типа — в других и т. д.

 

Эти примеры не только обнаруживают распространенность реставраторства, но говорят и о том, что идеология реставраторства недостаточно осознается как выражение в области архитектуры буржуазного национализма, как реакционное явление. Если бы дело обстояло иначе, тогда, очевидно, реставраторы не получили бы столь обширного поля деятельности в Сталинабаде.

 

Поддержка реставраторства в ряде советских учреждений подтверждается и другими фактами.

 

В свое время архитектором Струковым был представлен проект минского вокзала. Этот проект Институтом белорусской культуры (теперь — Академия наук) был отклонен, причем автору предложили разработать новый проект в духе княжеских замков Белоруссии, в которых будто бы выражен белорусский национальный стиль (см. статью А. Кастелянского в газете «Советское искусство», 1931 г., № 1).

 

Целый ряд подобных же фактов в течение многих лет наблюдался а УССР, Закавказье и др. республиках и областях.

 

Все это лишний раз свидетельствует о том, что на фронте архитектуры национальных республик и областей идет острая борьба, в которой реставраторы выступают как проводники интересов и чаяний националистических групп, как агенты националистической идеологии.

 

Вот почему наряду с разоблачением и выкорчевыванием националистической идеологии в других областях необходимо поставить задачу выкорчевывания реставраторства как специфической формы проявления националистической идеологии в области архитектуры.