Ле Корбюзье. Планировка города. Часть 2. Лабораторная работа

 

Автор:	Ле Корбюзье (Le Corbusier; настоящее имя и фамилия Шарль-Эдуар Жаннере-Гри (Charles-Edouard Jeanneret-Gris); 1887—1965) — французский архитектор швейцарского происхождения, пионер архитектурного модернизма и функционализма, представитель архитектуры интернационального стиля, художник и дизайнер.
Текст публикуется по изданию:	Планировка города / Корбюзье ; Перевод с французского и предисловие С. М. Горного. — Москва : ОГИЗ—ИЗОГИЗ, 1933. — XVI, 208 с., 1 вкл. л. план : ил.
Факсимильный скан издания:	https://tehne.com/library/korbyuze-planirovka-goroda-moskva-1933

 

 

 

Публикуем 2-ю часть книги Ле Корбюзье. «Планировка города» (Перевод с французского С. М. Горного. — Москва : ОГИЗ—ИЗОГИЗ, 1933). 1-ю часть книги см. здесь.

 

 

 

 

11

 

Необходима линия поведения.

Необходимы основные принципы современной планировки.

Выдвигая точное теоретическое построение необходимо подойти к формулировке основных принципов современной планировки.

 

 

 

Посредством технического анализа и архитектурного синтеза я составил план современного города на три миллиона жителей. Эта работа была выставлена в ноябре 1922 года в «Осеннем Салоне» в Париже. Она была принята с некоторым удивлением: неожиданность вызвала у одних гнев, у других — энтузиазм. Предлагаемое решение было сложным: в нем отсутствовали компромиссы. Выставленным планам не хватало комментариев, а планы, увы! — не всякий свободно читает. Нужно было присутствовать тут же, чтобы отвечать на существенные вопросы, которые исходили из самой глубины чувства. Такие вопросы представляют главный интерес, и они не могут оставаться без ответа. Получив впоследствии предложение написать этот очерк, имеющий целью развернуть новые принципы планировки, я твердо решил прежде всего ответить на эти существенные вопросы.

 

Я пользовался двумя видами аргументов: прежде всего аргументами, исходящими от человеческих чувств, — стандартами ума, стандартами сердца, психологией восприятий, а потом уже — аргументами историческими и статистическими. Таким образом, я коснулся человеческих основ и пользовался средою, в которой развертываются наши действия.

 

Я полагаю, что, поступая таким образом, я помотаю читателю пройти этапы, на которых он запасается некоторой уверенностью. Развертывая затем планы, которые я представлю, я смогу быть спокоен, что его удивление не будет доходить до остолбенения, а страхи — превращаться в смятение.

 

 

 

Вид Нью-Йорка и проект „Современного города“ под одним углом. Поразительный контраст.

 

 

СОВРЕМЕННЫЙ ГОРОД С ТРЕХМИЛЛИОННЫМ НАСЕЛЕНИЕМ

 

Работая подобно тому, как работает практик в своей лаборатории, я избегал исключительных случаев, я устранил случайности; я взял идеальное положение. Я не ставил себе целью опрокинуть существовавшее до того положение вещей, но, выдвигая точное теоретическое построение, я имел в виду сформулировать основные принципы современной планировки. Эти основные принципы, если только они не надуманы, могут составить остов всей системы современной планировки: они составят правила, по которым будет вестись игра. Затем рассмотрим отдельные случаи, безразлично какой случай: Париж, Лондон, Нью-Йорк или какое-нибудь маленькое селение. Если, исходя из достигнутого, можно давать направление начинающейся битве, то это значит быть господином положения, потому что затеять планировку большого современного города — это значит открыть грандиознейшую битву. А можно ли начать битву без точного представления о цели, которую нужно достичь? И мы точно знаем ее. Власти, доведенные до изнеможения, пускают наудачу полицейских с палочками, конных жандармов, пускают световые и шумовые сигналы, переходы над улицами, движущиеся тротуары под улицами, зеленые города, отмену трамвайного движения и прочее. Все это, задыхаясь, пробуют одно за другим, чтобы противостоять зверю. Зверь — большой город, сильней, чем вы думаете, он только начинает просыпаться. Что-то надумают еще завтра?

 

Необходима линия поведения.

 

Необходимы основные принципы современной планировки.

 

Участок

 

Ровная поверхность является идеальным участком. Всюду, где движение увеличивается, ровная поверхность дает нормальный выход.

 

Там же, где движение уменьшается, неровность поверхности стесняет меньше.

 

Река проходит вдали от города. Река — это водная железная дорога, это товарный вокзал, это сортировочная станция. В порядочном доме черная лестница никогда не проходит через гостиную, даже если бретонская горничная кокетлива (даже если парусные лодки и очаровывают зевак, склоненных над водой).

 

Население

 

Горожане, пригородное население, смешанное население.

 

а) Горожане — это те, кто находится в деловой части города, кто имеет там свои дела и живет в городе.

 

в) Пригородное население — это те, кто работает на периферии, в зоне заводов, и кто не приходит в город; пригородное население живет в городах-садах.

 

с) Смешанное население составляют те, кто исполняет свою работу в деловой части города, но поселяет свои семьи в городах-садах.

 

Классифицировать на а, в, и с (а дело заключается в том, чтобы практически осуществить изменение познанных видов), — это значит «схватить за рога» проблему планировки, потому что это даст возможность определить размещение названных трех групп, уточнить пределы их распространения и, следовательно, поставить и разрешить проблему:

 

1. Сити — центральной части города и местожительства горожан.

 

2. Индустриальной части города и городов-садов (средств передвижения).

 

3. Городов-садов и повседневного передвижения.

 

Надо признать наличие уплотненного, быстрого, ловкого, концентрированного органа: сити (центра, организованного надлежащим образом) и другого органа, гибкого, эластичного, обширного города-сада (пояс).

 

Надо признать равносильным закону присутствие между этими двумя органами — зоны зашиты и расширения вспомогательной зоны — рощи лугов, воздушного резервуара.

 

Плотность

 

Чем больше плотность населения города, тем меньшее расстояние нужно проходить. Следовательно, надо увеличить плотность городских центров, средоточия деловой жизни.

 

Легкие

 

Современная работа все больше и больше интенсифицируется, все более опасно влияя на нашу нервную систему. Современная работа требует спокойствия и здорового, а не испорченного воздуха.

 

Теперешние города увеличивают свою плотность посредством древесных насаждений, которые являются легкими города.

 

Новый город должен повысить свою плотность путем значительного расширения площади насаждений. Надо увеличить площадь насаждений и уменьшить расстояния пробега. Нужно строить центр города в высоту.

 

Жилые дома в центре города не должны строиться на улицах-коридорах, полных шума и пыли, с темными дворами.

 

Городские жилые дома могут быть выстроены без дворов, вдали от улиц, с окнами на обширные парки: участки уступами и замкнутые участки.

 

Улица

 

Теперешняя улица — это бывшая «коровья тропа», на которую наложили мостовую и под которой вырыли несколько метро.

 

Современная улица — это новый организм, своего рода протяженный завод, склад, проветриваемый множеством сложных и деликатных органов (подземные сооружения). Зарывать коммунальные сооружения города противно здравому смыслу, экономии и безопасности. Эти сооружения должны быть повсюду доступны. Пол этого завода на своем протяжении имеет различные назначения. Осуществление этого завода в такой же степени зависит от конструкции, как и создание домов, которыми привыкли его обставлять с боков, или мостов, которые его продолжают через холмы или над реками.

 

Современная улица должна быть шедевром гражданского искусства, а не работой землекопов.

 

Улица-коридор не может быть больше терпима, потому что она отравляет дома, которые ее окружают, и вызывает образование закрытых дворов.

 

Движение

 

Движение классифицируется лучше, чем что-либо другое.

 

Сейчас движение не классифицировано — это динамит, брошенный пачками в коридоры улиц. Пешеход забит насмерть. И со всем этим движение больше «не двигается». Жертва пешеходов бесплодна.

 

Надо классифицировать движение на:

 

Должны быть три вида улиц, одна под другой:

 

Надо, чтобы в переезды автострады можно было включаться в любом пункте, проезжать город и достигать своего пригорода самым быстрым ходом, не имея по пути никаких пересечений.

 

Теперешнее количество улиц должно быть уменьшено на две трети. Количество пересечений улиц — это прямая функция от количества улиц. Пересечение улиц — враг движения. Теперешнее количество улиц определено отдаленнейшей историей. Защита собственности почти всегда охраняла малейшую тропинку примитивного посада и возводила ее в улицу, даже в проспект (см. главу I: Дорога ослов, дорога людей). Таким образом, улицы пересекаются каждые 50 метров, каждые 20 метров, каждые 10 метров. Вот откуда идет нелепая закупорка!

 

Расстояние между двумя остановками метро или автобусами дает нужную форму расстояний между пересечениями улиц, норму, обусловленную скоростью экипажей и допустимым сопротивлением пешехода.

 

Эта средняя мера в 400 метров определяет, таким образом, нормальное расстояние между улицами, норму городских расстояний.

 

Мой город начертан по правильному шахматному расположению улиц, отдаленных на расстояние в 400 метров и пересекающихся иногда на расстоянии в 200 метров.

 

Эта тройная система улиц — одна над другой — отвечает требованиям автомобильного движения (грузовики, частные или прокатные автомобили, автобусы), сочетаясь из быстрых и гибких элементов.

 

Рельсовый транспорт может существовать только в том случае, если он соединен в целый состав и дает, таким образом, большую нагрузку: тогда это целый состав метро или пригородного поезда. Трамвай же не имеет больше права на существование в центре современного города.

 

Участки в 400 метров с каждой стороны определяют, таким образом, районы в 16 гектаров е населением, варьирующимся в зависимости от того, деловой это район или жилой — от 50 000 до 6 000 жителей. Было бы совершенно нормально добиваться при разбивке на участки применения нормы среднего пробега парижских метро (400 метров) и установления в центре каждого участка станции метро.

 

На двух осях города, двумя этажами над передаточным автодромом должны находиться входы в метро, который кончается в четырех крайних пунктах окраин и городов-садов и является коллектором подземной сети (см. следующую главу). По двум большим улицам, проходящим через деловой центр, должны во втором подвальном этаже проходить непрерывно в одном направлении пригородные поезда, в третьем подвальном этаже должны быть четыре больших линии четырех основных внешних магистралей, четыре линии в виде тупика, или, лучше, сквозного проезда, созданного посредством соединения с кольцевой дорогой.

 

Вокзал. В городе должен быть только один вокзал, только в центре города. Это его единственное место; нет никаких оснований избирать для него другое место (вокзал — ось колеса).

 

Вокзал — это прежде всего подземное сооружение. Его крыша, на высоте двух этажей над естественным уровнем города, должна представлять собой аэропорт для воздушных такси. Этот аэропорт для такси, подчиненный главному аэропорту, находящемуся в обслуживающей зоне¹, должен быть в непосредственной связи с метро, с пригородной и межгородной железной дорогой, с «главной магистралью» и с административным управлением транспорта.

____________

¹ В 1923 г., восемь месяцев спустя после «Осеннего Салона «Интрансижон» объявил: «Английская идея: аэропорт на крыше вокзала».

 

 

ПЛАН ГОРОДА

 

Основные принципы:

 

В центре — вокзал с платформой для спуска аэропланов-такси.

 

С юга на север и с запада на восток — большие магистрали быстрого движения, 40 метров шириною, на специальном, приподнятом полотне.

 

У подножия и вокруг небоскребов — площадь в 2400×1500 метров (3 600 000 кв. метров), покрытая садами, парками с деревьями, рассаженными в шахматном порядке. В парках, у подножья и вокруг небоскребов — рестораны, кафе, торговля предметами роскоши, здания в два или три уступа, расположенные амфитеатром; театры, залы, и т. д., гаражи, крытые или под открытым небом.

 

В небоскребах — деловые учреждения.

 

Налево — большие общественные здания, музеи, ратуша, городские учреждения. Дальше налево — Английский парк (Английский парк предназначается для логического расширения делового центра).

 

Направо — доки и индустриальные районы с товарными вокзалами, с одной из ветвей «большой магистрали».

 

Вокруг города — подсобная зона, луга и леса.

 

Затем — широкий пояс городов-садов.

 

Таким образом, в центре — центральный вокзал.

 

а) Площадка аэропорта в 200 000 квадратных метров.

 

b) Антресоли: большой переход (приподнятое шоссе для быстрых автомобилей, единственное пересечение в круговом движении).

 

c) Первый этаж (rez-de-chaussée): крытые рынки и кассы для поездов пригородных и дальнего следования и воздушного сообщения.

 

d) Первый подвальный этаж: сквозное метро и метро дальнего следования.

 

e) Второй подвальный этаж: пригородные поезда (одностороннее движение, петлей).

 

f) 3-й подвальный этаж: линии дальнего следования (четыре основных направления).

 

Деловая часть города (сити)

 

Двадцать четыре небоскреба, вмещающие от 10 000 до 50 000 служащих каждый; деловые учреждения, отели и т. д. с населением от 400 000 до 600 000 человек.

 

Городские жилища, участки с «выступами» или замкнутые с 600 000 жителей.

 

Города-сады с 2 000 000 или больше жителей.

 

На центральной площади: кафе, рестораны, магазины предметов роскоши, различные залы, великолепный форум, с последовательными амфитеатрами, которые окружены огромными парками и радуют зрелищем порядка и напряжения.

 

Плотность:

 

Эта большая плотность дает уменьшение расстояний и обеспечивает быстроту сообщений.

 

Примечание. Средняя плотность Парижа внутри города — 384; Лондона — 158; плотность перенаселенных кварталов в Париже — 533; в Лондоне — 422.

 

Площадь насаждений:

 

Просветительный и гражданский центр, университеты, художественные и промышленные музеи, общественные учреждения, ратуша.

 

Английский парк. (Расширение делового центра будет происходить за счет земель Английского парка.)

 

Спорт, автодром, ипподром, велодром и стадион, бассейн для плавания, цирк.

 

Подсобная зона (собственность города) с аэродромом.

 

Зона, где всякие постройки запрещены, оставляется свободной для расширения центра города, в зависимости от муниципального плана; здесь — рощи, луга, спортивные площадки. Организация «подсобной зоны», путем постепенной скупки у собственников небольших участков первого пригорода, представляет собой одну из самых неотложных задач муниципалитетов. Это значит тем самым обеспечить себе капитал с удесятеренной стоимостью.

 

Индустриальные районы

 

Участки

 

Деловой район: небоскребы в 60 этажей, без внутренних дворов (см. следующую главу).

 

Жилье в «участках с выступами»: 6 двойных этажей без внутренних дворов; квартиры выходят с двух сторон в большие парки.

 

Жилье в «замкнутых участках»: 5 двойных этажей с висячими садами, вокруг большие парки, внутренних дворов нет; в домах система общего обслуживания (новая система жилого дома)¹.

____________

¹ Тут представляется возможность нового разрешения проблемы индустриальных районов. Они обыкновенно беспорядочны, грязны и живут непредвиденностями. Это мучительный парадокс. Индустрия, основанная на порядке, должна развиваться в порядке. Часть индустриальных районов могла бы быть заранее застроена из стандартных элементов разного типа помещениями, которые можно было бы в дальнейшем использовать. 50% земли было бы предназначено для специальных установок. В случае значительного увеличения, — заводы можно было бы перевести в новые группы более обширных помещений. Надо внести «дух серии» в строение завода, подвижность, вместо прирастания в местах, которые становятся тесными, и т. д.

 

 

ГОРОДА-САДЫ

 

Эстетика, экономика, совершенство, современный дух.

 

Одно слово характеризует вкратце потребности завтрашнего дня. Нужно строить на вольном воздухе. Дифференциальная геометрия должна господствовать, определять все линии и вести к самым маленьким и крупным последствиям.

 

Теперешний город умирает от того, что он не геометричен. Строить на вольном воздухе — это значит заменить нескладные, бессмысленные участки земли, только и существующие сейчас, регулированным участком. Помимо этого нет спасения.

 

В результате правильных чертежей мы получим серию.

 

Следствие серийности — стандарт, совершенство (создание типов). Правильный план — это геометрия в действии. Нет хорошей человеческой работы без геометрии. Геометрия — это сущность архитектуры. Для того чтобы ввести «серию» в строительство города, нужно индустриализировать строительство. Строительство — это единственная экономическая область, которая ускользнула от индустриализации. Таким образом, строительство ускользнуло от прогресса. Оно осталось, таким образом, вне нормальных цен.

 

Архитектор профессионально искалечен. Он полюбил нескладную землю, думая найти в этом секрет оригинальных решений. Архитектор находится в заблуждении. Впредь можно строить только для богатых или в убыток (муниципальный бюджет), или же строить отчаянно плохо, лишая жильца необходимого комфорта. Автомобиль массового производства (производства сериями) — шедевр комфорта, точности, равновесия и вкуса. Дом, построенный по мерке (на нескладной земле), — это шедевр несообразности, это урод.

 

Если индустриализировать строительство, можно создать такую же тонкую и умную команду рабочих, как команду механиков.

 

Механики существуют двадцать лет и составляют высшую касту рабочего мира.

 

Каменщик существует испокон веку. Он вколачивает ударами ноги и ударами дубины. Он портит все вокруг себя: инструменты, которые ему дают, уничтожаются в несколько месяцев. Нужно изменить характер каменщика, введя его в строгий и точный механизм индустриализированной стройки.

 

Себестоимость уменьшится с 10 до 2%.

 

Нескладная почва поглощает все созидательные способности архитектора и истощает его. Произведение, которое таким образом получается, тоже нескладно — косолапый недоносок, алхимическое решение, утешающее только того, кто знает изнанку.

 

Нужно строить на вольном воздухе — внутри города, за городом. Все иерархические (технические) ступени, пройденные произведением, которое выполняется экономно, войдут тогда под знаком геометрии в систему великих радостей искусства.

 

 

ЭСТЕТИКА ГОРОДА

 

(Город, изображаемый здесь, — это чистая игра геометрических комбинаций.)

 

Его оживляет новая просторная норма (400 метров).

 

Правильный рисунок улиц, перекрещивающихся через 400 и 200 метров, однороден (легкость ориентировки для путешественника), но нет ни одного такого вида, который был бы похож на другой. Из геометрических сил составляется тут симфония в фугах.

 

Войдем через Английский парк. Быстрый автомобиль мчится по возвышенному кругу величественной аллеи небоскребов. Приближаемся: увеличиваются в размерах 24 небоскреба налево, направо; в глубине площадей — общественные учреждения; сжимают пространство музеи и университеты.

 

И вдруг вы оказываетесь у подножья первых небоскребов. Между ними — не узенькая щелочка света тревожного Нью-Йорка, а обширные пространства. Парки развертываются. Растянувшиеся низкие здания уводят глаз далеко в кудрявую зелень деревьев. Где находятся маленькие прокураты? Здесь вздымается сити, полный народу, вздымается в спокойствии и на чистом воздухе, и шум заглушается в листве деревьев. Хаотический Нью-Йорк побежден. Это сияет современный город.

 

Автомобиль покинул свое полотно и оставил свои 100 км в час; он тихонько катит по жилым кварталам. Благодаря выступам далеко раскрываются архитектурные перспективы.

 

Раскрываются сады, места для игр, спортивные площадки. Над всем доминирует далеко протянувшееся небо. Горизонталь крыш в виде террас очерчивает ясные строения, украшенные бахромой зелени, образующей висячие сады. Точность составных элементов отдельных деталей оттеняет крепкий рисунок больших растянувшихся массивов. Смягченные далекой лазурью неба небоскребы вздымают свои большие геометрические грани целиком из стекла. И в стекле, которое одевает их фасад снизу доверху, сверкает небо и отсвечивает лазурь. Это ослепляет. Призмы огромны, но лучисты.

 

Повсюду открываются разнообразные зрелища, квадраты все в 400 метров, но они странно изменены искусностью архитектуры. (Выступы сделаны контрапунктами, размерами 600×400).

 

Путешественник, проезжающий на аэроплане из Константинополя, а может быть из Пекина видит, как вдруг появляется в шумной черте рек и лесов этот светлый след, который указывает ему на светлый человеческий город, на этот чертеж, являющийся продуктом человеческого мозга.

 

В сумерках небоскребы из стекла пылают.

 

Это не опасный футуризм, не литературный динамит, брошенный с криком в лицо тому, кто смотрит.

 

Это зрелище, организованное архитектурой, организованное средствами пластики и являющееся игрой освещенных форм.

 

 

СОВРЕМЕННЫЙ ГОРОД

A. Вокзал

B. Небоскреб

C. Участки с выступами

D. Закрытые участки

Е. Города-сады

G. Общественные учреждения

H. Английский сад

I. Место для спорта

K. Резервная зона

М. Доки, промышленный центр, товарная станция

 

 

 

12

 

Город, располагающий скоростью, располагает успехом.

 

 

Доказательство, которое последует, — это не игра, это просто еще лишний раз результат рассуждения, из которого сделаны естественные выводы, несмотря на помехи, вызванные отдельными случаями. В результате чистого рассуждения устанавливается правило, позволяющее разрешать и отдельные случаи.

 

* * *

 

Девять часов утра.

 

Из своих четырех выходов, в 250 метров каждый, вокзал выбрасывает пассажиров, приехавших с пригородными поездами. Последние идут один за другим непрерывно (движение одностороннее) каждую минуту. (В Берлине на станции «ЗОО», где многочисленные пути имеют одну точку скрещения, этот шедевр точности осуществляется в течение нескольких лет). Вокзальная площадь так обширна, что каждый направляется без помехи к месту своей работы.

 

Под землею метро стягивает пассажиров к точкам скрещения с пригородными путями и регулярно распределяет их по подвальным этажам небоскребов. Небоскребы наполняются. Каждый небоскреб — станция метрополитэна.

 

Небоскреб — городской квартал, распространяющийся в вышину: от 10000 до 50000 служащих встречаются там ежедневно, и каждый располагает минимум 10-ю метрами служебной площади.

 

Зародыш организации небоскреба идет из Америки; измерим, однако, по плану разницу, которая отделяет смелую, но парадоксальную реализацию плана Нью-Йорка (нью-йоркский небоскреб закупоривает Мангатан), от точной рациональной концепции, где вид ансамбля определил взаимные соотношения между основными элементами: в Нью-Йорке 20000 людей внезапно наполняют узкую улицу и производят самое серьезное вмешательство; они парализуют всякое быстрое движение. Замысел лишен своего основного смысла. Орган, предназначенный оттягивать кровь, становится впоследствии гибельным нарушителем равновесия, окончательным нарушителем движения: небоскреб сгущает кровь. Тогда поднимаются противоречивые голоса, проклинающие небоскребы, возражающие против городов, поднятых ввысь, и требующие в силу потребностей движения протяженного города, — так создается новый парадокс.

 

Так как Нью-Йорк (Мангатан) является в некотором роде бессмыслицей, то идея (в данном случае совершенно искаженная) подвергается горячей критике.

 

Сделаем выводы: Нью-Йорк небоскребов не «подходит», потому что Нью-Йорк бешено сгущен, не оставляя необходимой сети улиц. Нью-Йорк неправ, но небоскреб сохраняет свои права. Сгустить население и разгрузить улицу, вот что является «орлом» и «решкой» одной и той же медали, и одно не годится без другого.

 

Город наполняется в несколько минут. Работа благодаря усовершенствованному оборудованию проходит более ускоренно и более эффективно и разворачивается в лучезарном, радостном окружении служебных помещений, огромные окна которых смотрят в чистое небо. А горизонт высоко, шум где-то далеко, воздух чист. Лоос говорил мне как-то: «Культурный человек не смотрит через окно, для него окно — это полированное стекло, оно находится тут, чтобы давать ему свет, но не для того,, чтобы в него глядеть». Такой взгляд понятен в «наливающемся» городе, где беспорядок предстает в тягостных образах; можно было бы допустить этот же парадокс при виде естественного, величественного, чрезвычайно величественного зрелища. Однако когда я взбираюсь на площадки Эйфелевой башни, я испытываю при подъеме чувство легкости; этот миг становится радостным и важным; по мере того как горизонт расширяется, кажется, что мысль отбрасывается по более широкой траектории; если физически все расширяется, если легкие сильнее раздуваются, если взгляд охватывает далекие пространства, то ум наполняется бодростью, и начинает веять оптимизмом. Взору открываются далекие горизонты и, в сущности, эти большие результаты достигнуты без большого труда. Подумать, что до сих пор горизонты, открывавшиеся нашим глазам, чуть-чуть возвышались над землей; эти же захватывающие отвесы, эти пьянящие ощущения знали раньше только альпинисты.

 

С Эйфелевой башни, минуя последовательно площадки на расстоянии 100, 200 и 300 метров, взгляд овладевает безмерностями, и это глубоко действует на нас.

 

 

Пригородная сеть, метро главной магистрали, пригородные линии в одном направлении, главные внешние пути.

 

 

Таким образом, эти служебные помещения являются наблюдательными пунктами, доминирующими над организационным миром. Действительно, эти небоскребы таят в себе мозг города, мозг всей страны, они воплощают систему работы и управления, регулирующую общую деятельность. Все здесь концентрируется: целая система органов уничтожает здесь время и пространство — телефоны, кабели, радио; здесь банки, коммерческие органы, распорядительные органы промышленности, здесь финансы, техника, торговля. Вокзал находится в середине, метро под ними, а у их подножья — два автомобильных шоссе. Вокруг свободное пространство. Количество автомобилей может быть громадным; закрытые гаражные парки, соединенные подземными проходами, с пользой концентрируют эту катящуюся армию, которая укрывается здесь каждый день, и при помощи свободных дорог выполняют роль быстрых вестовых.

 

Аэропланы прилетают в центр, на вокзал; кто скажет, что они не прилетят с такой же точностью на возвышенные террасы небоскребов, чтобы отсюда, не теряя ни минуты, направиться в провинцию или за границу?¹. От четырех основных пунктов железнодорожные пути дальнего сообщения приводят в центр.

____________

¹ В настоящий момент воздушный порт — станция для самолетов-такси, связанная с аэродромом (расположенным в подобной зоне). Условия причаливания еще недостаточно усовершенствованы, чтобы позволить большим интернациональным аэропланам достигнуть центрального вокзала без остановок. Проблеме посадки на террасы жилых зданий остается также не разрешенной; мы еще не знаем, как и когда мы будем иметь домашнюю авиацию.

 

 

Вид центрального вокзала с 4-мя небоскребами по сторонам. Автострада проходит под авиационным вокзалом Виднеются свободный нижний этаж небоскребов и колонны последнего. Видны крытые гаражи. Совсем направо, среди зелени, кафе, магазины и т.д.

 

 

Идеальный город! Образец делового города! Пустая забава болезненного мечтателя о скорости! Но разве скорость не по сю сторону мечтаний и не является грубой необходимостью?¹ Я разрешаю этот вопрос таким образом: город, который располагает скоростью, располагает успехом — старая истина. К чему жалость о пастушеских временах! Труд концентрируется и ускоряет свой темп.

____________

¹ Действительно победа над скоростью была всегда мечтой людей и эта мечта начала оформляться только сто лет тому назад! Раньше, в течение веков, этапы этой победы были исключительно медлительны. С незапамятных времен человек мог передвигаться только при помощи своих собственных сил, и весь прогресс, помимо, парусного судна, заключался в использовании скорости передвижения животных.

Человек — одно из самых неповоротливых животных мироздания. Это червь, который тащится с трудом по поверхности земной коры. Большинство существ отличается большей быстротой, чем это двуногое, плохо сконструированное для передвижения животное, и в матче, в котором участвовали бы конкуренты по одному представителю от каждой группы животных мира, человек был бы наверно в числе самых последних, в лучшем случае среди овец. (Господство скорости. Филипп Жирарде, директор предприятий ПЭЖО, Mercure de France (1923 г.).

 

 

Центральный вокзал.

а) Верхняя платформа. Вокзал для аэропланов-такси. 250000 м².

б) Антресоль. Главное скрещение скорого автомобильного движения.

в) В уровень с улицей. Доступ к путям, залами, киоскам.

 

 

В самом деле, вопрос заключается в том, чтобы каждый день производился обмен мнений, который устанавливал бы состояние рынка и определял бы условия работы. Чем быстрее будут механические способы обмена мнениями, тем быстрее будут приходить к соглашению. Можно допустить, что рабочее время в небоскребах сократится благодаря небоскребам же.

 

 

1-й подвальный этаж метрополитэна. (Главная магистраль.) 2-й подвальный этаж. Пригородные поезда. 3-й подвальный этаж. Главные линии. (См. дальше на плане „Вуазен“ Парижа, непрерывную систему, но уже не тупик.) Входные залы для каждого направления находятся напротив залы для выхода. Никаких столкновений, ни замешательств: единое направление. В огромных свободных пространствах техническое обслуживание железнодорожной сети располагается в непосредственной близости к движению. В небоскребах, которые окружают вокзал, находится железнодорожная администрация.

 

 

Таким образом, вскоре после полудня работа будет заканчиваться. Деловой пород будет пустеть, как будто бы в глубоком вздохе поглощенный подвальным этажом. В связи с этим развернется жизнь городов-садов. Помимо этого, в самом городе, в жилых районах, будут созданы новые жилищные условия для этих новых людей машинизированной эпохи.

 

 

Нижний этаж одного из небоскребов. Совершенно свободное пространство занято лишь многочисленными стальными колоннами, которые снизу доверху на 220 метров поддерживают 60 этажей. Закрыты только помещения лифта и лестницы. В каждом секторе, между крыльями небоскреба, крытые гаражи для стоянки автомобилей. Движение круговое.

 

 

(Не забывайте, что наши деды прогуливались в ландо. Константин Гюи.)

 

Примечание. Мне бесконечно скучно описывать, подобно крошечному пророку, это будущее пристанище обетованной земли. Мне кажется, что я становлюсь футуристом, что меня совсем не увлекает; мне кажется, что я оставил подлинные данности существования и отдался автоматическим разглагольствованиям.

 

Наоборот, как захватывающе (до описания его) — организовать этот будущий мир на чертежной доске там, где звучат пустые слова и где только факты имеют значение!

 

Тогда идет дело о точных изобретениях, правильных системах, жизнеспособных организмах. Все вопросы сливаются, надо выдвигать проблемы, управлять, составлять, надо, наконец, поддерживать тот необходимый лиризм, который один только и возбудит в конечном счете сердца и заставит действовать.

 

 

План одного из этажей небоскреба. Крестообразная форма, уничтожающая дворы и дающая максимальную прочность, фасады с выступами; настоящие световые радиаторы. 5 групп лестниц и лифтов. Правое крыло показывает порядок расположения бюро. Вместимость одного небоскреба со стороной в 150 метров составляет 30000 служащих из расчета 10 кв. метров площади на служащего; вместимость небоскреба со стороной в 175 метров — 40000 служащих.

 

 

Эти трудные поиски решения на чертежной доске — отнюдь не автоматические разглагольствования. Это акт веры на пользу эпохе. В глубине души я в это верю. Я в это верю для будущего, поверх схемы, которая дала правило, я в это верю при всей трудности развития отдельных частностей. Никогда, для того чтобы победить эти частности, известная концепция не будет мне казаться слишком ясной, автоматизм — слишком точным.

 

 

Современный город: перспективный диорамный вид делового центра, окруженного защитной зоной (луга, рощи).

 

 

 

13

 

9 мая 1925 г. на Елисейских полях

половина каштановых деревьев,

посаженных вдоль улицы,

Полагают, что третье поколение,

проживающее в большом городе,

становится бесплодным.

 

 

«Восьмичасовой рабочий день».

 

Может быть, когда-нибудь даже «шестичасовой».

 

Пессимистические и тревожные умы говорят: мы находимся перед пропастью. Что делать с этими свободными, с этими незаполненными часами?

 

Заполнить их.

 

Вполне очевидно, что для архитектуры — это задача жилого помещения, для урбанизма — устройство жилых районов, органов дыхания. Время отдыха — это время дыхания.

 

Спорт уже вошел в нашу жизнь, не ожидая пока архитектура и урбанизм сорганизуются. Вредному действию дан здоровый отпор.

 

* * *

 

Мне повезло: я встретился сегодня с г-ном Форестье, инженером Управления вод и лесов, архитектором-пейзажистом Булонского леса и парижских насаждений. Этот человек практики занимается цветами и деревьями и определяет, почему они живут; он знает вещи, которые составляют самые основы физического существа. Он не знал о моих планировочных исканиях; его слова были как бы естественным подтверждением моих заключений, вытекающих из теоретической системы.

 

Он сказал: «В бюро по расширению Парижа¹ занимаются созданием в больших пригородах жилых районов в виде городов-садов: там можно дышать. Это хорошо. Но жители этих городов-садов приходят работать каждый день в центр — сердце города, а этого сердца не трогают. Это сердце состоит из узких улиц, отравленных сгорающими газами автомобилей. Мы отравляемся на улицах и в домах. Эти движущиеся массы нездорового воздуха докатятся до расположенных вокруг городов-садов. Напряженные усилия пригородов сводятся на-нет при сохранении ветхого центра города.

____________

¹ Перманентное плановое бюро по расширению Парижа.

 

Газы бензина и пыль от дегтя имеют страшное влияние на организм. Отмечено, что лица, подвергающиеся по своей профессии непосредственному действию этих испарений, теряют работоспособность; они становятся немощными; полагают, что третье поколение, проживающее в большом городе, становится бесплодным².

____________

² Смелый человек, конструктор, дерзатель исчезает, выполнив свое назначение! Величественная жертва, явление высшей поэзии! Увы! действительность совсем иная: два или три поколения истощенных, страдающих нервозом и в результате бесплодных людей. Молниеносная смерть, во цвете славы, растягивается в долгую агонию, растягивается, как слюна, у пяти поколений.

 

Деревья ужасно страдают; посмотрите, как уже в июле они теряют все свои листья, красные листья, окончательно иссохшие, посмотрите в эти последние годы на их рахитичные почки³. Я говорю, что теперешние города представляют собой смертельную опасность. Как избежать этого? Муниципалитеты ничего не могут сделать: нужно было бы создать зеленые пространства в 20, 30, 40, 50% площади городов. Бесполезно мечтать об этом. Положение очень тревожное».

____________

³ 9 мая этого года на Елисейских полях половина каштановых деревьев, посаженных вдоль улиц, имела черные листья; цветочные бутоны не распустились; листья, маленькие, как недоноски, съежились, похожие на сморщенную руку. 9 мая! Но где же времена года? 9 мая отмечает осень деревьев. Наши легкие вдыхают зимой и летом вредоносные газы; мы этого не замечаем. Но терзающиеся деревья кричат нам: берегитесь!

 

Я нашел в этом приговоре часть тех существенных элементов, на основании которых я поставил проблему, на основании которых с 1922 г. я разрабатывал эскизы «современного города».

 

Восьмичасовой рабочий день.

 

Затем восьмичасовой отдых. Планировка должна дать на это ответ.

 

 

„Ячейковые закрытые участки“. Отрезок фасада. Узкая мера теперешних фасадов 3×50 доведена до 5 метров, придавая улице совершенно новый характер полноты.

 

 

Применение спорта должно быть доступно каждому жителю города. Спортом должны заниматься у самого порога дома. Такова программа городов-садов⁴. Спорт стадионов не имеет ничего общего со спортом: это театр-цирк, игры; это зрелище: там видят бицепсы и икры других специалистов, феноменов. Спорт у порога дома — это значит: вы приходите домой, вы снимаете свою кепку, шляпу, пиджак, вы спускаетесь вниз и вы играете, вы дышите, приобретаете мускулы, вы делаете их гибкими, вы — мужчины, женщины, дети — все. Сесть в трамвай, в автобус, метро, проехать километры с чемоданчиком в руках? Нет, в таких условиях спорт невозможен. Спортивная площадка должна быть у порога дома. Чтобы осуществить эту утопию, нужно строить в вышину. Однако главные архитектурные учреждения Парижа не хотят, чтобы строили в вышину. Они борются за новый регламент, который ограничивает высоту построек в больших зонах, завоеванных на фортах, в 5 этажей вместо 6 или 7!

____________

⁴ Будучи и феврале этого года в жюри международного конкурса планов расширения города Страсбурга, я мог наблюдать эту невероятную бессознательность: ограниченный конкурс предлагал устройство свободных пространств в зоне фортов. Эти форты находятся в 5 или 10 минутах от центра Страсбурга. Ни один участник конкурса не предложил спортивной программы. Я говорил: «Это свободные зоны, но ведь это должно было быть просто-напросто огромной гимнастической площадкой. Но нет! Повсюду на планах, пестреющих зеленым и желтым, завитки садов — по-английски, шашечницы садов — по-французски; сколько Люксембургов запроектировано для этого Страсбурга, сколько места для эльзасских кормилиц! Жюри не присудило ни одного приза.

 

Поставленный лицом к лицу с такими смущающими противоречиями, планировщик и должен выдвинуть свою проблему.

 

 

„Ячейковый город-сад“. Квартиры (100 кв. метров жилой площади и 50 кв. метров висячих садов) расположены в три этажа одни над другими. Главные улицы все в 400 метров.

 

 

О ГОРОДАХ-САДАХ

 

Мы признаем в главе о «Большом городе» два вида населения: горожан — тех, кто имеет тысячу доводов, чтобы жить в городе; «пригородников» — тех, кому полезно жить только вдали от города.

 

Эти «пригородники», в зависимости от их социального положения, живут в виллах, в собственных домишках, в рабочих районах или — за плату — в рабочих домах.

 

 

Попробуем поставить проблему:

 

а) По существующему положению, принятому во всех странах света и рассматриваемому как идеальное, участок в 400 кв. метров (300 или 500 кв. метров) предназначен для дома. При доме — сад для развлечения (цветы и щебень), маленький фруктовый сад, маленький огород. Содержать такой дом трудно, мучительно (в романтическом смысле, пасторальном и т. п.) для хозяйки дома, для хозяина дома: надо чистить, подрезать, поливать, уничтожать улиток и т. д.; сумерки уже давно прошли, а около дома все еще размахивают лейкой. Вы скажете, физкультура? Очень скверная, очень неполная, очень опасная временами. Дети не могут играть (бегать), родители тоже (нет спорта). Доход: корзинка яблок и груш, морковка, петрушка для омлета и т. д.: смехотворно.

 

 

Елисейские поля, Тюильри | Современный город: небоскребы. Выступы. Закрытые участки с выступами | Люксембург: Палэ-Рояль.

Эти три плана — район Палэ-Рояль, Тюильри и Елисейских полей и в середине, в том же масштабе, часть (проекта) „Современного города“ — показывают коренные изменения, внесенные построенными островками (с выступами и закрытыми участками) и зазелененными площадями (город покрыт зеленью). Можно также сравнить пересечение улиц и их ширину.

 

 

в) Предлагаемое разрешение: дом в 50 кв. метров, два этажа — всего 100 кв. метров жилья. Сад для развлечения в 50 кв. метров. Спорту я предоставляю 150 кв. метров; огородничеству — 150 кв. метров; 400 кв. метров, таким образом, использованы. Дома или сады для развлечения расположены в виде «выступов» массивами, на трех последовательных высотах. Солнце и воздух проникают повсюду. Сад выложен красным кирпичом. Его стены покрыты плющом и ломоносом; бересклеты, олеандры, туи образуют чащи в больших цементных кадках или в горшках; сезонные цветы вносят оживление, и получается настоящий домашний сад, который легко содержать. Установленный в нем стол защищен от дождей. Здесь едят, разговаривают, отдыхают на воздухе.

 

У порога дома — 150 кв. метров, предоставленных для спорта, примыкают к другим соседним участкам; футбол, теннис, баскет, гигантские шаги, скаковой круг, лужайки для игр и т. д. — все это в вашем распоряжении. Вы приходите к себе, снимаете шляпу или кепку и идете играть у порога дома.

 

Рядом 150 кв. метров, предоставленных для обработки, соединяются с соседними участками. Вот поля, в 400 на 100 метров (4 гектара). Покончено с лейками! Их заменяют постоянные гидравлические установки, расположенные батареей и автоматически поливающие землю, вспаханную машинами и систематически удобряемую. 1 фермер — на 100 участков, и вот вам интенсивная огородная культура. Фермер ведет большую работу. Житель, придя с завода или из бюро, восстановив спортом свои силы¹, культивирует, как огородник, свой сад. И его огород, культивируемый научным и индустриальным методом, кормит его в течение большей части года. Подвалы, воздвигнутые в каждом конце поля, сохраняют продукты на зиму.

____________

¹ Наблюдатели отметили, что, например, машинистка-стенографистка не может восстановить сном нервной субстанции, поглощенной работой в бюро. Она медленно истощается.

 

 

„Ячейковый участок“ (рациональное использование площади при превосходном архитектурном решении).

 

 

Фруктовые сады отделяют дома от полей.

 

Поскольку в деревне в связи с «тройной сменой» исчезают рабочие руки — этой новой концепцией разделения на участки рабочий города-сада восстанавливает рабочую силу и одновременно производит.

 

Вот пример современной планировки, где исторические воспоминания, швейцарский домик или эльзасский голубятник оставлены музеям прошлого. Ум, лишенный романтических помех, ищет решения хорошо поставленной задачи.

 

Архитектор с радостью констатирует, что какофония слишком знаменитых «участков» очень быстро заменена широким распорядком. Здоровая жизнеспособность обслуживает дешевле эти логически организованные города (логически! увы, вот в чем они неправы. Город-сад строят с целью создать пастушескую поэму: балкончик, маленькие сводики, большая крыша, «моя крыша», аисты на дымовых трубах; солома, к великому несчастью, запрещена, но потемневшая от времени черепица заменяет ее).

 

 

КРИВЫЕ И ПРЯМЫЕ УЛИЦЫ

 

Камилло Ситт, вот уже 20 или 30 лет, как доказал, что прямая улица — это идиотство, а кривая улица идеальна. Прямая улица — это самый длинный путь от одного конца к другому, кривая — самый короткий; доказательство, основанное на искривленных улицах средневековых городов (искривленные поневоле города, дорога ослов, гл. I)¹, было остроумным и казалось правдоподобным. Совсем забыли, что речь шла о городах, раскинувшихся меньше чем на километр, и прелесть которых объяснялась причинами, совсем отличными от планировки. Пущенный и ловко поддержанный парадокс вошел в моду. И Мюнхен и Берлин и многие другие города построили целые кривые кварталы в центре города. Эта бессмыслица не выдержала испытания. Немцы и англичане еще больше увеличили города-сады кривыми улицами, и тут опыт, совершившийся в более неопределенных условиях, оказался приятным. Во Франции мы отстаем на 20 лет с кривой улицей. И все это усиленно обещают весело раскрашенные планы архитекторов-пейзажистов. В проектах планировщиков кривая улица достигла даже схематической ценности символа, представляющего город-сад.

____________

¹ Города, созданные в средние века из одного куска (загородный дом, мыза), обнаруживают ясно геометрические линии. Факт, в высшей степени успокоительный. Было бы большим разочарованием, если бы составители планов и разрезов соборов, разрабатывая проекты своих городов, отвергли ясный дух, ум, который остался для нас еще объектом глубокого восхищения (см. план Монпазье).

 

Голая действительность не так нарядна, если беспорядок не скрыт, как в Гампштеде, позади столетних деревьев. Вопрос кривой улицы для городов-садов заслуживает серьезного изучения. Без больших споров можно признать следующее:

 

Прямая улица — это улица для работы.

 

Кривая улица — это улица отдыха.

 

Признаем также, что прямая улица дает возможность хорошей ориентировки посредством урегулированных пересечений.

 

Кривая же улица окончательно сбивает с толку. Признаем, наконец, что прямая улица в высшей степени архитектурна.

 

Кривая же улица бывает архитектурной лишь иногда.

 

Но если часто прямая улица бывает страшно скучной, когда стоящие по ее сторонам дома ужасны, кривая улица неизбежно создает ощущение тягостного беспорядка, когда дома выстраиваются по ней с промежутками. Все идет тогда вкривь и вкось. Глаз не видит кривой, начертанной на плане, и кажется, что фасад каждого дома колеблется, причем углы падения отличны один от другого; такие участки похожи на поле битвы или на место, покрытое обломками после взрыва.

 

Можно также сказать, что по прямой улице очень скучно ходить пешком: она бесконечна, и вы не чувствуете продвижения вперед. Кривая же улица развлекает неожиданностями на каждом повороте, — аргумент, который нужно запомнить, чтобы сделать попытку хорошо в этом разобраться. Прямая улица убийственна для ходьбы. Допускаю. Но если дело идет об улице для работы, то метро, трамваи, автобусы, автомобили позволяют проехать ее быстро, и быстро именно потому, что она пряма¹. Примем кривую, если идет речь об улицах для ходьбы, улицах для приятных прогулок, оставляя пока без внимания архитектурную сторону. Тогда мы будем иметь нечто вроде маленького английского парка для кормилиц и для гуляющих. Очевидно, что тогда идет речь об улицах для гуляния или об аллеях, пересекающих город-сад. Кривая улица имеет все права, если отвлечься от архитектурного момента и если деревня или, по крайней мере, лужайки и рощи составляют непосредственный живописный горизонт, где никакой произвольный образ не отвлекает внимания.

____________

¹ Когда вы объезжаете Францию в автомобиле, вы получаете назидательный урок. Создается ощущение, что снова пускаешь корни на земле вдали от города, далеко от ошеломляющих безумий. Большие дороги тянутся необозримо. Они идут спокойно. Прямо от одной точки к другой. Их большей частью спроектировал Кольбер, a также и Наполеон. Иногда большой обелиск подтверждает: «Я так хотел». Вы пересекаете или вы едете вдоль прямых каналов со своими прямыми шлюзами. Налево, направо, идут, извиваясь, «дороги разнообразных назначений». Дороги волов, ослов, лошадей, дороги всяких вообразимых устройств. Вот тут проявления непочатой воли и тут же — плохо скроенный холм, грушевое дерево, расколотое надвое. Сок, который прямо поднимается по стволу и каприз (только кажущийся) ветвей, которые ищут света. Этой огромной стране, которая была чащей, навязали человеческое устройство, полезное для наших начинаний.

 

Посмотрим, наконец, можно ли архитектурно оформить кривую улицу. Это возможно, если она будет правильно обсажена аллеями деревьев. Повторение стволов создает вид колоннады, ветви — вид беседок. Геометрически глазу представится обусловленная форма; мы увидим нечто, ясно выраженное; род спиральной линии турбины. Но горе архитектору, который расположит по краям этой кривой фасады своих котеджей: беспорядок тогда неизбежен, глаз не увидит в перспективе красивой спирали архитектора-пейзажиста.

 

Он не увидит улицы, он увидит фасады неудачно расположенных домов. Если бы эти дома стояли на рабочем столе, он поспешил бы выравнять их по прямой и сгруппировать их в прямоугольные массивы.

 

Когда улица вьется, глаз очень слабо воспринимает ее укороченные отрезки. Распределим тогда вокруг этих кривых дорог (приятных для гуляния) прямоугольные ряды. Воздвигнутые в пространстве, они составят зрелище (то, что видит глаз), и это будет зрелище беспорядка.

 

Данная теория применима к ровной поверхности. На неровной же — кривая, безусловно, имеет права, поскольку необходимо спиралью добиться нормальных уклонов. Живописность становится неизбежной, и отныне архитектурная задача заключается в дисциплинировании имманентного беспорядка, в создании единства всегда необходимого для всякого ощущения благосостояния и всякого эстетического начинания.

 

Архитектор может еще извлечь из кривой улицы приятное впечатление, если он воздвигает вдоль ее краев смежные фасады, — он создает, таким образом, в высшей степени эластичную форму, но если она слишком часто повторяется, то быстро утомляет. В городе такая улица, мешающая видеть перспективу, парализует автомобильное движение. В городах-садах стараются по возможности избегать смежных построек в большом количестве, вследствие крупных неудобств (слишком большая узость участков земли и стесненность).

 

Таким образом, кривая улица по существу живописна. Живописность приятна, но злоупотребление ею быстро утомляет.

 

 

СВОБОДА ПРИ ПОМОЩИ ПОРЯДКА

 

Мы живем в квартирах. Квартира — это соединение механических и архитектурных элементов, обеспечивающих нам безопасность и комфорт. Говоря о планировке, квартиру можно рассматривать как ячейку. Ячейки вынуждены общественной жизнью прибегать к разным формам группировки, сотрудничества или антагонизма, которые составляют одно из существенных явлений городской жизни. Вообще мы чувствуем себя свободными в нашей ячейке (и мы мечтаем жить где-нибудь в изолированном доме, чтобы обеспечить себе свободу); действительность показывает, что группировка ячеек наносит удар свободе (и мы мечтаем жить... и т. д.); жизнь в условиях тесного сожительства — это ограничение, навязанное самим фактом существования города (непреодолимые явления); и, страдая от стеснения нашей свободы, мы мечтаем (очень определенно) о том, чтобы разбить сковывающие нас явления коллективного.

 

 

„Закрытые ячейковые участки“.

Табл. 1. Вертикальный разрез через улицу, по системе лестниц, дорожек и висячих садов.

Табл. 3. План, сделанный на высоте входного зала со ступенями на улицу. Налево и направо дома, разделенные улицей в 50 метров ширины; потом тротуары с лестницами, ведущими в зал; потом 2 односторонних шоссе; в середине крыша над гаражами:

 

 

Располагая ячейки логично, можно достичь свободы при помощи порядка.

 

После долгих поисков решений для основных особенностей ячейки (реформа квартиры и ее конструкции) я выдвинул последовательно — по мере хода умозаключений — систему группировки ячеек с намерением противопоставить нечто благотворное хаосу.

 

Охарактеризуем современное рабство:

 

«Номерок автобуса (номерок, который отрывают от корешка, прикрепленного к фонарному столбу) — прекрасный пример современной свободы благодаря порядку: слабы ли вы и немощны, рыночный вы носильщик или боксер, вы будете иметь в автобусе, которого поджидаете у фонарного столба, именно то место, на которое имеете право. Вспомните, как нарушалась свобода до введения автобусных «номерков» — слабого давили, пришедший последним был первым и т. д.

 

Взглянем на спутанность условий современного быта и на то, насколько свобода (словесная, многословная), за которой так страстно гонится «парижанин», является обманом, навязчивой идеей, которая прикрывает¹ скудную действительность.

____________

¹ Я говорю «парижанин» потому, что настоящий парижанин, который объявляет, к примеру, что он из Монмартской республики, легко мирится с плохой судьбой (он очень симпатичен!), он живет в старых, влажных каменных зданиях; у него нет ванны, ни крана в умывальнике, потому, что это почти невозможно установить; лестница у него темная, кухня «для доброй памяти», электричество отсутствует; он согревается углем, который обжигает ему лицо и леденит спину и рассеивает повсюду хлопья черной сажи. На своем окне он придумал сад Мими Пинсон; противоположный дом — такой же ветхий, как и его — имеет на своих окнах подпорки из старинного кованого железа. Он восхитительный философ. Очаровательный Париж предлагает ему тысячу разных развлечений: он поздно приходит домой и, таким образом, меньше страдает от отсутствия комфорта. Парижанин, не будучи по природе ворчуном, не имея комфорта, смотрит на все с хорошей стороны и находит это прекрасным; он чувствует себя свободным человеком; об этом пишется на каждом шагу в газетах, это воспевается во всех обозрениях подмостков («Ревю»). Это гражданское состояние. Это философия: «Все прекрасно! Мы свободны!» Даже Сена свободна: она выходит из своего русла каждый год; она затопляет тысячи людей. Все хорошо. Мы свободные и Сена тоже! и т. д. и т. д. Есть еще другой парижанин, тот, который живет в большой квартире в новом доме, на большой улице, с лифтом, ванной комнатой и ковром на лестнице. Этот предан Старому Парижу, ветхим домам и старому кованому железу. Газеты и обозреватели создали и для него его прекрасную религию парижской свободы.

 

 

„Ячейковые закрытые участки“.

Табл. 2. Продольный разрез по оси улицы и главной лестницы.

Табл. 4. План, (налево) — гаражи, открывающиеся на приподнятые шоссе на столбах; (направо) — гаражи, расположенные внизу на уровне нижних шоссе. G¹ связано с G посредством грузового подъемника для машин. От G и G¹ непосредственно сообщаются с главной лестницей Е и с залом А и следовательно с квартирами VJ или VS.

 

 

Вот первое несчастье: консьерж, маленькая клетка, страшная атмосфера — часовой, полный независимости; вы можете поступать у себя как угодно, но вас неотвязно преследует ведьма, в зависимости от ее расположения к вам, этого бога домашнего очага; в то время как «консьержка вышла», «консьержка во дворе», «консьержка на лестнице», ваши гости зря будут стараться добраться к вам: консьержку нельзя найти.

 

Но вот вы у себя, «наконец, один»! Баста! Граммофон, пианино, крики или говор снизу, сверху, слева или справа. Вы стиснуты между тремя или четырьмя соседями; вы похожи на горошину в чашке гороху. Лестница обычно является мало удобным и плохо освещенным средством для передвижения, а лифтов к тому же нет. У вас один или двое слуг; вы их помещаете под крышей, в очень скверных условиях и часто в очень «скандальном» соседстве. С проблемы прислуги начинается действительное царство знаменитой свободы. В дни еженедельного отдыха слуг мы обслуживаем себя сами. Если вы любите принимать по вечерам, то на это ваши слуги не идут; получаются дворцовые бунты. Вы хотели бы устроить иногда прием... где? в вашем салоне? Салон слишком мал, а в 10 часов вечера ваши соседи хотят спать. Таким образом, в свободном Париже всего два праздника в году: раз — в день св. Сильвестра — у себя и раз — 14 июля — на улице. А вот физическая культура: зал для упражнений находится в получасе ходьбы от вас; с вас просят 100 или 200 франков в месяц, и вы туда не идете. Это слишком неудобно. Тогда вы подчиняетесь необходимости проводить «систему Мюллера» в вашей спальне. Но для этого нужно иметь железную силу воли, а она оставляет вас при третьей попытке, после слишком поздних всегда пробуждений; в результате — физкультурой вы не занимаетесь.

 

Переходим к снабжению продовольствием: ваша маленькая бретонка идет за ним к квартальному Потену, на это уходит много времени и получается очень дорого. Ага! ваш автомобиль? Гараж находится в 10 минутах ходьбы; если идет дождь, вы приходите домой весь мокрый, несмотря на ваш автомобиль. Детей ведут гулять в Люксембургский сад, в Тюильри, в парк Монсо и т. д., по правде сказать, конечно, детей, у которых есть няньки или гувернантки. А что если бы одним взмахом уничтожить эти неудобства? Больше того — если бы внести нововведения и радостные усовершенствования? Что если бы уменьшили ваши расходы? Если бы вас освободили почти от всех ваших домашних обязанностей? Если бы, установив порядок, вам обеспечили, почти полностью вашу домашнюю свободу: при помощи порядка дали бы вам свободу? А что если бы современное рабство было убито в зародыше?

 

Рассмотрим, что нужно для каждого домашнего хозяйства в отдельности (ячейка); что нужно для определенного количества таких ячеек в их вынужденных взаимоотношениях и определим число ячеек, которые могут создать с пользой обслуживаемое объединение, управляемое как отель, как коммуна, которая в условиях города становится сама по себе элементом органически ясным, законченным, имеющим бесконечные обязанности, позволяющим распознавать настоящие нужды и выдвигать новые проблемы. Поставив так вопрос, мы после изучения придем к предложению, которое должно ответить на множество вопросов: 1) о свободе, 2) удобствах, 3) красоте, 4) экономике конструкции, 5) экономике эксплоатации, 6) физическом здоровье, 7) гармоничном функционировании необходимых органов, 8) плодотворном участии в городской жизни (движение, полиция и проч.).

 

Вот концепция замкнутых альвеольных участков или «дома-виллы».

 

Размер участков: 400 на 200 метров (благоприятное пересечение улиц). Дома повернуты спиной к улице: фасады открываются в парки в 300 на 120 метров (около 4 гектаров). Нет ни дворов, ни двориков. Каждая квартира представляет собой в действительности дом в два этажа, виллу с собственным садом для развлечения на какой угодно высоте. Этот сад образует ячейку в 6 метров вышины, на 9 метров ширины и 7 метров глубины, вентилируемую посредством большой воронки в 15 кв. метров в сечении; ячейка пропускает воздух; дом подобен огромной губке, впитывающей воздух; дом дышит. Большой парк расположен у подножия дома и связан непосредственно с 6 подвальными переходами: один участок отводится для футбола, два — для тенниса, три больших площадки — для игр; имеется павильон для спортивного клуба, свободные рощицы, лужайки. Улица существует только для экипажей и продолжена ввысь обширными лестницами (с лифтами и подъемниками для тяжестей), обслуживающими каждая от 100 до 150 вилл; кроме того, улица продолжена на разную высоту дорожками, которые достигают шоссе и удлиняются коридорами, куда выходят двери вилл. Позади каждой такой двери-вилла; каждая вилла имеет совершенно точную кубатуру и каждая совершенно независима от соседних; их разделяют висячие сады. Улица продолжается также в гараж, который помещается на уровне шоссейной дороги и в некоторой части под ней; каждая вилла имеет свой гараж. Эта шоссейная дорога сделана целиком из бетона, и по ней проходят только легковые автомобили; она находится в воздухе, на колоннах. Грузовики и автобусы проходят под нею, по земле, и грузовики могут непосредственно приставать к докам зданий, которые образуют нижний этаж дома; нет больше этих пагубных стоянок на тротуарах, которые ныне закупоривают улицы и преграждают движение пешеходов. Коммунальные сооружения проходят на вольном воздухе, и землекопы не копают отныне траншей. На крыше здания находится беговая площадка в 1000 метров, где бегают на вольном воздухе. Там же, наверху, помещаются гимнастические площадки, где учителя гимнастики заставляют каждый день производить полезные работы как родителей, так и детей, и солярии (Соединенные штаты открыли успешную борьбу с туберкулезом посредством соляриев). Имеются и залы для празднеств, которые позволяют каждому широко и весело устраивать несколько раз в год приемы. Нет больше консьержа. Вместо 72 или 144 консьержей имеется 6 слуг, которые обслуживают дом в три смены, принимают и извещают по телефону посетителей и направляют их в лифтах по этажам; находятся они в шести великолепных залах в 30 кв. метров, выстроенных над двойным шоссе. На этих шоссе движение происходит повсюду в одном направлении, и пешеходу не приходится пересекать улицу, чтобы проникнуть в дом.

 

 

А. План на уровне крыш-соляриумов | В. План на уровне какой-нибудь квартиры | С. План на уровне земли — нижних парков, продуктового завода, гостиничной организации нижних шоссе для грузового движения.

„Ячейковые закрытые участки“. Общий план одного участка (400×200 метров).

A. Видны служебные лестницы, обслуживающие каждая вертикальный сектор 2 квартир и выходящие на соляриум и на беговую площадку.

B. Виден свободный доступ воздуха в каждый висячий сад и система связи квартир с сетью коридоров и главных лестниц с гаражами, с залами и с двумя улицами одна над другой.

Виден нижний двойной этаж, предназначенный для организации гостиничного обслуживания: Холодильник магазинов, складов, кухонь ресторанов, прачечных, уборки квартир администрации и т. д. 48% этих участков зазеленено. Площадь, занятая под зелень, если включить и сады, равна 90%. Плотность 300 человек на гектар (на сегодня в Париже 364).

 

 

„Ячейковые закрытые участки“. Перспектива одного участка. Высота домов равна здесь приблизительно 36 метрам, считая от земли

 

 

1915. Дом „Домино“. Стандартный каркас для серийного производства.

 

 

1922. Дом „Житроган“. Общая стандартизация (каркас, двери, окна)

 

 

1922. „Дом-особняк“. Индустриализация постройки путем общей стандартизации.

 

 

План и разрез показывают логичное расположение всех элементов: свобода достигнута. Вот вам свобода при помощи порядка!

 

Самые точные стандарты регулируют весь ансамбль и малейшие детали; индустриализация стройки находит здесь применение без компромисса.

 

Но если 600 квартир, т. е. от 3000 до 4000 человек, группируются, таким образом, в закрытых ячейковых участках, то это делается в целях создания коммуны, управление которой приносит тут также свободу при помощи порядка (шесть воронок в лестнице и шесть передних соответствуют 660 квартирам, расположенным на 5 этажах — теперешний регламент города Парижа. Но если построить 6 этажей, можно иметь 792 квартиры; при 7 этажах можно иметь 924 квартиры).

 

Нижний этаж (rez-de-chaussée) домов-вилл — это обширный завод домашнего хозяйства: здесь производится снабжение продовольствием, стирка и т. п.

 

Мы видели сеть улиц, следующих по нижним и верхним шоссе и доходящих до дверей виллы; план показывает другую сеть — на этот раз вертикальную, которая проходит через все здания снизу доверху, связывая нижний этаж — завод, со всеми служебными коридорами каждой виллы. Таким путем организуется домашнее хозяйство ячейковых участков.

 

Кооперированные или гостиничные организации берут на себя обслуживание продовольствием и прислугою.

 

Снабжение продовольствием производится путем закупок непосредственно в деревне мяса, зелени, овощей, фруктов, которые содержатся в холодильниках, выстроенных в нижнем этаже. Цены, таким образом, понижаются на 30 или 40% по «сравнению с ценами больших продовольственных магазинов (я спрашиваю у специалистов, что станет с Центральным рынком при применении такой системы?). Кухни организуются так, чтобы снабжать обедом в любое время, как во дворцах на Ривьере или в скромных домашних пансионах. Вы хотите, например, привести друзей поужинать в полночь после театра. Звонок по телефону — и к вашему приезду стол накрыт, и слуга обслуживает вас без всякого недовольства: он только что пришел в свою смену, чтобы работать до 8 часов утра. Управляющий большой гостиницы, один руководитель, с целым штатом специалистов организует и осуществляет домашнее управление здания.

 

 

Чикаго.

 

 

Участки с „выступами“. Говорят: „Все это будет повторением ужаса американских городов, трассированных по линейке“. Сопоставьте.

 

 

Ваша уборка производится профессиональными уборщиками, и вы не слышите больше выражений недовольства со стороны вашей маленькой бретонки, которой нужно натирать пол. Если все обслуживание может быть целиком возложено на гостиничное управление, по вашему желанию, вы можете позволить себе иметь у себя в кокетливой комнатке вашей виллы домашнюю прислугу, которая будет стряпать домашние блюда или качать детей. Но если вы живете в доме-вилле, вы разрешаете этим вопрос о домашней прислуге, что уже немало для вашего повседневного спокойствия; вы добились свободы при помощи порядка.

 

В нынешнем городе все спутано, все сталкиваются, ничто не распределено. Если привести все в порядок и все распределить, то можно будет вкусить спокойные радости свободы. И мирно сможет строиться жизнь семьи; и старый холостяк, старый хитрец не будет больше самым хитрым.

 

 

К ВОПРОСУ О СЕРИИ

 

Раньше, касаясь вопроса об эстетике, экономике, совершенстве и духе современности, мы установили следующее:

 

Надо строить на вольном воздухе. Современный город умирает от того, что он негеометричен. Строить на вольном воздухе — это значит заменить несуразный, бессмысленный участок — то, что теперь только и существует, — правильным участком. Вне этого нет спасения. Результат правильного плана: серия. Следствие серии: стандарт, совершенство (создание типа).

 

Серия доминирует над всем, мы не можем больше производить индустриально по нормальным ценам вне серий; невозможно разрешить проблему жилья без серии. Стройка должна быть заводом со своим штабом и своими машинами, его команда должна быть тейлоризирована. Тогда сезоны и непогода будут побеждены. Строительство не может дальше допускать мертвых сезонов.

 

Не предрешая заранее заложенной в них ценности, можно в действительности допустить, что планы, связанные с концепцией закрытых альвеольных участков, идут навстречу проблеме серии. Только эта спецификация, только это отчетливейшее определение функции и может привести — в результате последовательных опытов — к воплощению действительно чистых видов. В результате последовательных ломок все трудности будут мало-помалу побеждены. И новая архитектурная здоровая городская деятельность сможет развернуться и проявить себя. Пусть крупные промышленники изучат эти планы; они найдут тогда поле для огромной работы. Индустрия посвятит себя тогда стройке, и городские рамки нашей работы и нашего отдыха изменятся.

 

Нужно изучить чисто человеческую ячейку, такую, которая соответствует физиологическим и чувственным константам. Нужно притти к дому-орудию (практическому и достаточно волнующему), который можно сдать или продать. Концепция «моя крыша» исчезает (стремление удовлетворять в первую очередь местные интересы и т. д.) потому, что работа передвигается (наем), и было бы логично уметь передвигаться с инструментами и багажом.

 

Багаж и инструмент — это выражает проблему имущества, проблему «типа». Типового дома, типовой мебели. Это уже носится в воздухе; мысли встречаются и пересекаются на этом пункте, который до того, как стать ясной концепцией, является неопределенным ощущением. Кое-кто, касаясь вопросов стройки, возбуждает уже вопрос об интернациональной организации стандартов зданий¹.

____________

¹ Павильон „Epsrit nouveau“ на выставке декоративных искусств в 1925 г., по поводу которой публикуется настоящая книга, представляет образец стандартизации. Вся его меблировка — продукт индустрии, а не декоративного искусства. Здание само по себе представляет ячейку «дома-виллы», отдельный элемент альвеольного участка. После выставки оно будет перенесено за город, как элемент города-сада. Исследования, которые составляют тему настоящей книги, будут здесь изложены, и цель их — показать, как ячейка представляется в ансамбле. Декоративное искусство (аффективность) и большая планировка — два полюса проблемы.

Эта программа, поддержанная в январе 1924 г. Ш. Плюмет и Л. Бонье, главными архитекторами выставки, была категорически отвергнута. Эти господа хотели мне навязать такую тему: дом архитектора. Я ответил: Нет. Дом для всех, или просто-напросто — квартира любого человека, озабоченного вопросом о благоустройстве и красоте.

Расхождение получилось полное, категорическое. Павильон «Нового духа» был воздвигнут контрабандно, без жюри и без денег. У нас было много неприятностей.

 

 

ГОРОДСКОЙ ПЕЙЗАЖ

 

Изредка мы любим смотреть на разрез, образуемый домами на фоне неба; это зрелище производит на нас страшно тягостное впечатление. Этот разрез тянется с одного конца города в другой и почти на всех улицах представляет дыру — разорванную, грубую, шокирующую линию, испещренную препятствиями. Наши радости, наш энтузиазм не склонны к бессвязности, которую обнаруживает эта линия. У нас было бы другое впечатление, если бы линия, очерчивающая город в небе, была чистой, и если бы благодаря ей мы ощущали наличие упорядочивающей силы. Слуховое окно, черепица, водосточные трубы увенчивают город, занимая в городском пейзаже то привилегированное место, где ярко пересекаются два элемента, определяющие оптические ощущения.

 

 

„Участки с выступами“ для жилых кварталов. Этот план показывает улицы быстрого движения (ширина — 50 метров), образующие четырехугольники в 400×600 метров. Каждые 200 метров — улицы средних скоростей.

Большие островки, образованные таким образом, могут быть окружены решетками.

Улицы местного движения со стоянками для машин доходят до вестибюлей домов. Для каждой квартиры — гараж. Повсюду парки такие же обширные, как Палэ-Рояль, Люксембургский, Тюильри и т. д. Под застройкой 15% площади участка, 85% площади зазеленено. Плотность — 300 чел. на гектар. (В Париже в среднем — 364).

 

 

Железобетон приносит освобождение, он во многом ломает план, по которому крыша (черепицы, слуховое окно и водосточные трубы), рассматриваемая до сих пор, как „no mans land“, как необитаемая, посещаемая лишь кошками господина Виллета площадь, становится огромной освобожденной площадью, площадью города, которой можно располагать для организации садов или для прогулок. Поэтические сады Семирамиды возвратились к нам; они осуществимы и осуществлены; они удивляют и восхищают; они полезны и красивы. Линия, которая вырисовывается в небе, чиста и при ее помощи дана широкая возможность привести в порядок городской пейзаж. И это самое главное. Я повторяю, что эта линия в небе предопределяет ощущение. Это не что иное, как скульптура, профиль, окружность.

 

 

Проект современного города: деловой центр, Сити, — вид с автострады налево и направо площади общественных учреждений. Дальше, в глубине музеи и университеты. Виден ансамбль небоскребов, омытых воздухом и светом.

 

 

Тут же я хочу, однако, отметить, что эта завоеванная чистота городского горизонта окажется недостаточной, если сохранится улица-коридор. Разбивая улицу-коридор, нужно, в сущности говоря, создать протяженность городского пейзажа. Протяженность, а не эту вечно неповторимую, тесную глубину коридора. Проектируя «участки с выступами», я раздвигаю горизонт далеко налево и далеко направо и, возвращаясь к продольной оси, я даю архитектурную композицию: когда-то сухая линия коридора заключает теперь призмы, выявляет углубления или выступы; сухие и раздражающие прежде линии коридора заменяются объемами, которые сопоставляются, отдаляются, приближаются и создают живой и моментальный городской пейзаж.

 

 

Проект современного города: деловой центр, Сити, — вид с террасы одного из кафе, которые ярусами окружают вокзальную площадь. Вокзал, немного возвышающийся над землей, виднеется налево между двумя небоскребами. У выхода из вокзала видна автострада которая тянется направо к Английскому саду. Мы в самом центре города, где скопление и движение особенно сильны; пространства вдоволь, чтобы их вместить. Особенно посещаемые бульвары образуют террасы кафе, устроенные ярусами. Театры, общественные залы и т. д. располагаются среди деревьев в свободных пространствах между небоскребами.

 

 

Мы используем принцип этих новых линий, чтобы ввести в город деревья. В данный момент, оставляя в стороне гигиенические факторы, можно допустить, что с эстетической стороны встреча геометрических элементов здания и живописных элементов зелени составляет необходимое и достаточное сочетание для городского пейзажа. Действительно, если добиться этого, — этого богатства пластических элементов, четкости призм зданий, округлости объемов листвы, причудливости лишний ветвей, — то что остается еще сделать, как не развивать эти преимущества. Чтобы уточнить свою мысль, воспользуюсь сравнением. Тюильри сможет теперь растянуться на целые кварталы — французские сады, английские сады, геометрия архитектуры. Я заключаю сказанное следующим успокоительным утверждением: фасады зданий «с выступами» могут быть очень однообразны, они создадут вблизи и вдали решетку, трельяж, на котором ветви деревьев будут выгодно вырисовываться. Они создадут род шахматной доски, которая очень хорошо гармонирует с геометрическим цветником. Я напоминаю выводы предыдущей главы: единообразие деталей является основой архитектурного распорядка; необходимо единообразие деталей и движение в ансамбле. Проблема расширилась: дом — это уже не отрезок фасада в 15 или 25 метров: он растягивается на 200, на 400 метров и развивается вдоль оживленной линии выступов. Вспомним Прокураты, площадь Вогезов или Вандомскую, и мы ни на одну минуту не допустим, что богатая «декорация» — единственная красота этих знаменитых мест. Экономист сделает из сказанного вывод: вот план, который представляется для индустриализации стройки (машины, индустриальное устройство, стандарты и т. д.). Из земли устремляется растительность; вдали тянутся лужайки, убегают цветущие клумбы. Геометрическая кривая заключает эту чарующую живописность, и ясное небо расстилается на горизонте, который сам по себе является архитектурой. После старой улицы или проспекта-коридора городской пейзаж кажется обогатившимся. Пейзаж стал просторным, благородным и веселым.

 

 

Проект современного города. Парки у подножья небоскребов. Направо — выступы. Налево и в глубине — амфитеатром располагаются ярусы ресторанов, кафе, магазинов. В глубине, между двумя зданиями, которые могут быть произведением чистой архитектуры, проходит автострада.

 

 

ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ МАСШТАБ

 

Все это должно быть работой человека, рост которого колеблется между 1,5 метра и 1,9 метра. Если бы выставить этого человека один-на-один против обширных пространств, он бы устал. Нужно суметь сжать городской пейзаж и придумать измерительные элементы в соответствии с нашим масштабом. Эта проблема является задачей архитектуры; в архитектуре работают посредством контрастов и создают симфонию из простых и сложных элементов, маленьких и больших, легких и могучих. Огромные конструкции будущей планировки раздавят нас: нужно найти общую меру между нами и этими гигантскими произведениями. Я уже установил, что дерево является вещью, которая приятна всем нам потому, что мы сами являемся отдаленно существами природы; город же, совершено забывая о природе, противится проявлениям этой глубочайшей наследственности. Дерево замыкает пейзаж, слишком обширный иногда; его силуэт противостоит строгости того, что наш мозг задумал и что наши машины осуществили. Дерево является тем существенным элементом нашего комфорта, который приносит в город нечто вроде ласки и предупредительной услужливости, выделяющейся на фоне наших авторитетных созданий.

 

Нельзя также не оценить необходимости сжать иногда городской пейзаж и удовлетворить нашу потребность потолкаться, встретиться в толпе, свидеться вблизи. Создавая огромные конструкции, вызываемые практической и финансовой необходимостью, нужно помнить о человеческом масштабе. Не следует допускать, чтобы в городе можно было вдруг заскучать.

 

Если небоскребы поднимают свои этажи на высоту 200 метров, то между этими гигантскими сооружениями и центром остающихся свободными пространств будут устроены бульвары с густо поставленными постройками в один, два или три этажа с последовательными уступами, где будут находиться магазины, назначение которых нравиться, будут магазины предметов роскоши, со своими нарядными витринами; там также будут находиться рестораны и кафе на последовательно подымающихся террасах, обращенных к паркам или доминирующих над просторами английских садов. Улица будет перестроена главным образом при помощи элементов, соответствующих человеческому масштабу. Именно город небоскребов восстановит масштабы полностью, соответствующие нашим собственным размерам: дома в один этаж. И это потому, что после того как нам угрожали страх и скука, анализ привлечет нас к вещи, которую уже давно мы вынуждены были с сожалением оставить в городах XIX столетия, — к архитектуре по нашему масштабу.

 

Толпа и шум интересуют нас потому, что мы — существа, добровольно живущие в сообществе. Этот город более плотный, чем современные большие города, восстановит по нашей воле форумы, в которых мы будем толпиться, а деревья, цветы и лужайки, простирающиеся вдаль, и дома только в один этаж, постепенно снижающиеся террасами, составят бодрящее зрелище для наших глаз. Что нам до того, что над этими «комфортабельными» элементами и позади листвы воздвигается огромный силуэт небоскребов? Отведенные, таким образом, на второй план с нашего поля зрения, потонувшие в обширных пространствах света, сверкающие в своем одеянии из стекла, они не будут иметь ничего общего с той давящей массой, которая душит и преследует в Нью-Йорке. Что нам до того, что в участках с выступами точные линии террас возносятся на высоту в 40 метров, если они создают красивый и просторный архитектурный контур и если они простирают четкую линию на фоне мягкой и обильной зелени листвы, наполненной пением птиц.

 

Человеческий масштаб? Достаточно поставить проблему: расположить зелень и сделать городские очертания более богатыми, чем очертания улицы-коридора, которые до сих пор беспощадно огорчали нас.

 

 

ГОРДОСТЬ

 

Гордость выпрямляет спину, подымает голову; упадку она противополагает бодрость, увяданию — рост, мягкости — силу, безразличию — интерес, беспечности — действенность; гордость — это рычаг, гордость — это не высокомерие и не тщеславие.

 

Иногда гражданская гордость охватывает массы, принося с собой веру и действенность. Признаемся: эти моменты веры, ведущие к действию, являются счастливыми моментами; происшедшие от действия (часто от одного только), они вызывают в свою очередь действие, предприимчивость, деятельность, изобретательность, инициативу, мысль; тогда производятся большие работы, создается общая по конструкции установка, которая затрагивает все области; воздвигается здание в такой же мере социальное, как и материальное. Красота, которая «бродит» вокруг производительных сил, воплощается в конце концов в произведение. Красота, рожденная действием, возбуждает энтузиазм и порождает действие. Бывают счастливые моменты для масс, когда ими овладевает гражданская гордость, поднимающая их выше обычного уровня.

 

Это может быть только в момент скрещения в одной точке различных дорог, которые бороздят коллективную жизнь во всех направлениях; в момент, когда повсюду достигнуты решения и когда процесс кристаллизации сгущает их, создавая чистые кристаллы в светлой массе. Это явление быстрое, резкое, почти внезапное, когда предварительные приготовления завершены.

 

Химия масс так же точна, как и химия металлов; в формуле требуется точная атомность для возникновения продукта. Обычно говорят «горнило эпохи» потому, что в точной математике атомности чувствуется работа, которая внезапно создаст чистый металл.

 

Когда в общем смущении, в шуме, во всем этом движении, которое кажется беспорядочным, можно прощупать признаки направления, очевидные признаки конструкции, тогда позволено думать, что час кристаллизации близок. Если эти признаки приводят в движение большие массы, если эти конструкции (моральные, социальные или технические) сильны, тогда можно думать о близком рождении сильной эпохи, о предстоящем появлении больших произведений. Если можно ясно формулировать, если точные частные формулы раскрываются в каждом элементе организующейся общей формулы, то можно уловить момент, когда это имманентное разрешение выявится. И когда в один прекрасный день многочисленные противоположные направления из различных сфер будут объединены в единую систему, то гармония выступит ясно, лучезарно.

 

И в этот радостный час гармонии, энтузиазма и становления родится гордость, родится удовлетворение созданным произведением, достойным развития и величия.

 

 

Аксонометрия. Благодаря свободному доступу воздуха и света при системе ячеек удаленность зданий от проездов может быть доведена до 21 метра, без внутренних дворов. Специальная, очень выгодная организация расположения квартир в разных уровнях позволяет сократить до 3-х число коридоров, ведущих на 6 высот дома, т. е. на 12 этажей.

 

 

Гражданская гордость воплощается в материальных произведениях архитектуры. Эпохи поставили последовательные вехи в архитектуре. Флорентийскую святую Марию с цветами, мраморные украшения в Венеции, Парфенон, соборы. Произведения республик, одушевленных гражданской гордостью. Разве американцы не гордятся — на довольно спорном, правда, основании — видом вырастающей на море гигантской стихийной кристаллизации Мангатана!

 

Коллективная страсть оживляет жесты, мысли, решения, действия. Ею созданы материальные произведения, и эта страсть, выраженная на языке пластики, — это точная система, волнующая машина, которая отмечает стиль эпохи. Стиль в пластической системе, — это создание ума, это страсть. Страсть, огонь, пылкость, вера, радость и оживление, ведущие к счастью.

 

Если не производят, то умирают. Когда не работают, то мир, не удовлетворенный ожиданием, озлобляется, подвергается ужасам голода и животного одиночества. Движение — наш закон: никогда ничто не останавливается, потому что то, что останавливается, летит вниз и гибнет (это приговор жизни). Нужно, таким образом, продвигаться, действовать, производить. После полутора веков великолепной подготовки разум завоевал свое место, он принес науку, и наука резко кинула нам в лицо машинизм. Все перевернулось. Казалось, что все рушится. Но рушился только старый мир. Сквозь обломки смело прорастает новый мир. Разум, который, казалось, окончательно властвовал, вовлек наши сердца в самый мрачный пессимизм, но грубые силы жизни, кажется, снова кидают нас в новую авантюру. Разум и страсть соединяются для дела созидания. В этом проявляется манера мышления и отсюда вытекает стиль. Некоторые, ясно это чувствуя, предвидят уже то состояние сознания, из которого родится гордость, — гордость, рычаг масс.

 

Наш мир, как кладбище, покрыт обломками мертвых эпох. На нас лежит обязанность: определить рамки нашего существования. Снять с лица наших городов кости, которые тут гниют, и построить города нашей эпохи.

 

Уставшие и раненые сопротивляются, взывая к ложной мудрости своего опыта. Поистине, они принадлежат вчерашней эпохе и не понимают современных событий. Новые поколения полны пыла и готовы впрячься в работу. Мы оседлали две эпохи: эпоху до машинизма и эпоху машинизма. Эпоха машинизма еще не осознала себя, не сплотила своих легионов, не начала еще строить, не создала еще архитектурной системы, посредством которой она удовлетворит сперва свои материальные нужды, а затем даст ответ чувству, ее оживляющему; чувство, которое заставляет человека делать хорошо и красиво то, что он делает, даст ответ на желание создавать и распределять, желание, обусловливающее его счастье.

 

Счастье — это не монета в сто су в кармане, это не сдобная булочка в руке. Это неуловимое чувство, это сердечный акт.