Рагон М. Города будущего. — Москва, 1969

  

 

 

 

 

 

 

Города-воронки, города в виде букв X или А, пространственные, многоярусные города, город-мост через Ла-Манш... Каким мыслят архитекторы город будущего? Будет ли он пространственным, висячим или уйдет под землю, а быть может, и под воду? Об этом и о многих других кажущихся нам сейчас фантастическими проектах выдающихся зодчих современности живо и увлекательно, в доступной широкому читателю форме рассказывает в своей книге Мишель Рагон, известный французский архитектурный критик и теоретик градостроительства.

 

---

 

 

 

На протяжении последнего десятилетия в зарубежных архитектурных журналах все чаще публикуют проекты и различные высказывания под рубрикой «Города будущего». Этой теме не менее охотно предоставляют место в научно-популярных изданиях, рассчитанных на широкую читательскую аудиторию. Большой интерес к проблеме закономерен. Сейчас в развитых странах каждые три-четыре человека (из пяти) — жители городов, им лучше чем кому бы то ни было известны не только преимущества горожан, но и проблемы, которые стоят перед населением современных городов. Не удивительно, что их привлекает возможность узнать о будущем городов уже в наш век, век изумительных открытий в мире науки и техники.

 

Разобраться в большом потоке информации об архитектуре вообще и о городах будущего в частности нелегко даже специалистам — архитекторам, инженерам, экономистам, социологам, работающим в области теории и практики планировки и застройки городов. Тем более это затруднительно для широких читательских кругов, не имеющих специальной подготовки и лишенных возможности следить за профессиональными изданиями как у нас в стране, так и за рубежом. Публикуемые в последние годы в массовых изданиях (журналы «Наука и жизнь», «Техника молодежи», «За рубежом» и др.) отдельные статьи и обзоры о деятельности советских и зарубежных архитекторов, разрабатывающих «города будущего», не содержат обстоятельного и комплексного разбора темы и далеко не исчерпывают общественного интереса к ней. Поэтому можно надеяться, что издание профессиональных работ, посвященных градостроительству будущего, найдет заинтересованного и внимательного читателя.

 

К числу лучших зарубежных публикаций о творческих поисках архитектуры будущего принадлежит обстоятельная, с блеском написанная книга французского искусствоведа, публициста и архитектурного критика Мишеля Рагона «Города будущего», перевод которой предлагается советскому читателю. Эта книга вобрала в себя, пожалуй, наиболее интересные и заметные градостроительные идеи и предложения футурологического направления, выдвинутые архитекторами и конструкторами различных стран в 1956—1966 годах, т. е. в самое последнее время.

 

На этом новейшем периоде в развитии архитектуры и градостроительства стоит остановиться несколько подробнее. Как известно, 50-е годы — это начало современной научно-технической революции, в ходе которой происходят разительные перемены в развитии производительных сил на основе достижений науки и техники. Развитие атомной энергетики, освоение космоса, химизация народного хозяйства, внедрение кибернетики и бионики в производство, означающее качественно новый этап автоматизации на базе применения программирующих устройств,— таков далеко не полный перечень перспектив развития научно-технической революции, в свою очередь вызывающей различные социальные преобразования в общественной структуре, организации труда, свободного времени, общения и досуга горожан. В эти же годы послевоенный западный мир с тревогой осознал явление, получившее образное название «демографический взрыв»¹. Особенно рельефно определились поражающие воображение абсолютные масштабы и перспективы урбанизации, связанные с увеличением процента городских жителей (среднегодовой темп прироста в 1950—1960 годах в Японии составил 5%, в США —2,6%, в СССР — около 3%), ростом числа городов и расширением городских территорий, образованием все более крупных городских «галактик» и сплошных урбанизированных территорий.

____________

¹ В последние годы темпы естественного прироста населения в высокоразвитых странах в целом обнаруживают тенденцию заметного снижения.

 

Именно в эти годы во многих странах были осуществлены крупные градостроительные работы. С огромным размахом строятся жилища и общественные здания в социалистических странах, и в первую очередь в Советском Союзе, где, по данным ЦСУ СССР, в последнее время ежегодно вводится в строй свыше 2,3 млн. квартир. Появилась возможность говорить о признании гуманистических градостроительных идей, выдвинутых прогрессивными международными организациями архитекторов (в частности, Международным союзом архитекторов, в который входит Союз архитекторов СССР, и др.). В прогрессивных кругах архитекторов западных стран получила признание так называемая Афинская хартия — манифест группы передовых деятелей архитектуры (CIAM), список которых возглавляет блестящее имя Ле Корбюзье — французского градостроителя, архитектора-новатора, гуманиста и коллективиста.

 

В этот же период на Западе выявились серьезнейшие противоречия между современными социальными условиями развития общества и градостроительством, особенно рельефно проступившие на фоне перспективных тенденций урбанизации, расселения и развития техники. В этом следует усматривать объективные причины того, что среди западных архитекторов по отношению к идеям Афинской хартии возникли определенные оппозиционные течения, которые открыто были провозглашены, например, на X Конгрессе CIAM в Дубровнике в 1956 году.

 

Гуманистические мечты Афинской хартии о «лучезарных городах» основаны на представлениях о целесообразном разделении городских функций труда, быта, отдыха и передвижения, о целесообразной организации разделенных между собой производственных и жилых районов, общественных центров, дифференциации транспортных магистралей по назначению, свободной расстановке зданий среди зеленых насаждений, парков и спортивных комплексов, обособлении пешеходов от транспорта и т. д.

 

Новое движение (противопоставило идеям «функционального порядка» свое понимание основных условий градостроительства: динамизм эпохи, мобильность элементов и функций города, возрождение традиционной компактной городской среды как условие, отвечающее современному образу жизни и социальной психологии горожан, и т. д. Эти положения были высказаны в Дубровнике группой Team-Х, среди которых мы находим опытных, много строивших архитекторов (Кандилис, Бакема, Вудс и др.). Тогда же на Конгрессе CIAM впервые выступили и некоторые очень молодые архитекторы, деятельность которых в дальнейшем свелась главным образом к разработке «полуфантастических» проектов и идей городов будущего, основанных на безграничных возможностях новой техники, а также на собственных представлениях о развитии будущих социальных условий градостроительства. Окончательно сформировалась группа архитекторов-«провидцев» к 1965 году, когда на Конгрессе MCA (основной прогрессивной международной организации, в которую, как мы уже говорили, входят и советские архитекторы) в Париже была организована выставка 12 проектов «городов будущего». Эта группа, составленная из молодых, но уже известных архитекторов, избрала своим президентом Мишеля Рагона (который энергично поддерживает, логично развивает и пропагандирует ее деятельность в ряде статей и во многих местах предлагаемой книги). Одновременно с этим в начале 60-х годов сложились и другие группировки «прогнозного направления»: в Японии — группа 7 метаболистов, в Англии — группа «Архигрэм». К сожалению, сведения об их работах в книге Рагона очень скудные и не подкреплены иллюстрациями. Чтобы восполнить этот пробел, мы помещаем ряд фотографий и рисунков (помеченных звездочкой).

 

Таково вкратце положение дел, таково развитие некоторых современных западных градостроительных концепций, нашедших свое отражение в направленности книги Рагона. Представление о сложившейся расстановке прогрессивных сил в западной архитектуре поможет нашему читателю понять, почему в своем «Введении» автор восклицает: «Афинская хартия все же устарела!» и призывает к решительному пересмотру существующих градостроительных концепций.

 

Внимательно прочтя книгу «Города будущего», советский читатель, надеемся, убедится, что Рагон не порывает с гуманистическими, коллективистскими традициями французской прогрессивной архитектурной и градостроительной мысли, представленной блестящими именами Тони Гарнье, Огюста Перре, Ле Корбюзье и других теоретиков и практиков архитектуры и градостроительства. Он придерживается прогрессивных позиций относительно расселения жителей Земли в будущем, показывает, что перенаселенность — понятие относительное, пишет об огромных возможностях преобразования территории, ссылаясь в качестве примера на крупнейшие мероприятия такого рода, осуществляемые в среднеазиатских республиках СССР. Можно полностью разделить высказывания Рагона о том, что десятой части ассигнований на военные нужды во всех странах мира было бы достаточно, чтобы решить многие насущные вопросы питания и расселения людей. По существу позиция Рагона противоположна неомальтузианским течениям в современной западной футурологии, и в частности идеям тех градостроителей, которые свои предложения подчиняют будто бы неизбежной проблеме «перенаселения» планеты.

 

В книге рассматриваются проекты так называемого пространственного градостроительства, авторы которых исходят из значительно большей плотности населения, чем та, что сложилась в современных городах. Но было бы неверно думать, что, поддерживая идеи пространственного градостроительства, Рагон так уж близок к позиции современных буржуазных «геополитиков», строящих все расчеты на якобы угрожающей людям нехватке земли.

 

На самом же деле, выступая за разумное использование земли, против «расползания» современных городов, против «плоскостного» градостроительства, автор исходит из удобства пространственных связей между частями города, из стремления наилучшим образом использовать новые возможности строительной техники и т. д. В идеях пространственного градостроительства это очень заметные мотивы.

 

Высоким гуманистическим целям автор подчиняет и технику. Это нетрудно заметить в тех местах книги, где говорится о преимуществах широкой индустриализации строительства в целях ликвидации нужды в жилищах. В этой связи Рагон упоминает о достижениях Советского Союза, где массовое жилищно-гражданское строительство по уровню индустриализации далеко опередило все ведущие страны мира.

 

Рагон высказывает озабоченность перспективами нерегулируемой, стихийной урбанизации, при которой исчезает различие между городской и сельскохозяйственной территориями и весь земной шар рискует превратиться в единый город-спрут. Он с сочувствием приводит слова Валерия Брюсова об упадочности и гибельности этого пути. Надо ли из этого заключить, что Рагон не приемлет современный американский путь урбанизации, при котором, по его словам, «дальнейшая застройка городов индивидуальными домами могла бы привести к катастрофическим результатам»? (Можно ли думать, что он, как и многие советские архитекторы, не соглашается с концепцией буржуазного теоретика градостроительства К. Доксиадиса, предсказывающего образование в будущем всемирного непрерывного города — экуменополиса? Нам кажется, на этот счет не приходится сомневаться.

 

Читатель не найдет в книге «Города будущего» развернутого сопоставления условий градостроительства в странах с различным социальным строем. Однако совершенно очевидно, что автор считает своим идеалом планомерное осуществление градостроительных проектов, по существу невозможное в условиях частного предпринимательства. Рагон пишет: «Все искания, которые можно было бы претворить в жизнь в ближайшие двадцать лет — их реализацию следовало бы включить уже в текущие планы,— останутся в той или иной степени утопиями, если не произойдут радикальные перемены в нашем общественном строе и в экономике, если не будут опрокинуты существующие юридические и административные их основы». И в другом месте мы читаем: «У передовых градостроителей, мыслящих категориями будущего, как и у их предшественников XIX века Фурье, Кабе и Роберта Оуэна, проявляется огромное стремление к исследованию политических, социальных и экономических вопросов. Впрочем, если юридические, административные и экономические основы нашей цивилизации не изменятся, то большинство проектов, о которых рассказывается в этой книге, останутся утопическими мечтаниями».

 

Разумеется, оказанное вовсе не означает, что целью книги является обсуждение социальных основ градостроительства. Однако прогрессивной французской градостроительной школе всегда был свойствен острый интерес к социальным проблемам и даже (в известный период) переоценка роли архитектуры в устранении социальных противоречий общества. Например, Ле Корбюзье, выдвигая лозунг «Градостроительство — это ключ!», полагал, что социальные проблемы общества можно решить, если противопоставить городу-гиганту с переуплотненной хаотичной застройкой новые жилые комплексы, полные света, воздуха и открытых зеленых пространств. Нет необходимости особо подчеркивать социальную утопичность самой идеи, однако это не умаляет ее гуманистической ценности. Мишель Рагон в целом стоит на тех же гуманистических позициях, хотя не следует закрывать глаза на ряд его неверных социальных представлений. Например, говоря о «преобразованиях в области досуга», он явно смешивает важные, но все же частные социальные последствия научно-технической революции с подлинно революционными преобразованиями в общественных отношениях. Разумеется, нельзя отождествлять эту позицию автора с по существу реакционными идеями тех западных социологов, которые полагают, будто прогресс в области науки и техники сам по себе может решить социальные проблемы общества, а научно-техническая революция автоматически приведет к образованию некоего «постиндустриального» общества, где будут уничтожены различия между капиталистической и социалистической формациями. Это глубочайший просчет идеологов пресловутой политики «наведения мостов»!

 

Такая позиция явно чужда автору книги, хотя, как мы уже отмечали, его концепции весьма противоречивы.

 

Неприемлемые для нас социальные взгляды мы находим у некоторых авторов тех проектов городов будущего, о которых рассказывает Рагон в своей книге. Например, И. Фридман — архитектор, выдвинувший ряд интересных предложений пространственного и мобильного градостроительства, — развивает целую систему взглядов о распаде семьи и замене ее детерминантными группами; о сравнительных этапах развития животного мира и общества; об отказе от стабильных общественных институтов и т. д.

 

Автор поставил перед собой весьма трудную задачу — изложить чрезвычайно широкий круг проблем, начиная с вопросов расселения, структуры города, организации досуга, сочетания городских и сельских функций и т. д. и кончая вопросами архитектуры и оборудования жилой ячейки. Разумеется, читатель не найдет в его книге строгой, глубокой и полной (в профессиональном смысле) постановки этих проблем. Задача книги в другом — это, по сути дела, раскрытие и пропаганда некоторых новых градостроительных идей. С этой целью автор привлекает обильный фактический материал и систематизирует его. Текст, очень живой, выразительный, простой, подчас приобретает силу зрительного образа. Правда, порой он слишком уж «описательный», кое о чем важном автор говорит мимоходом, а некоторые проблемы поставлены в книге, увы, чрезвычайно упрощенно.

 

Однако в одном и, пожалуй, самом главном методологическом вопросе книга Рагона обоснованна. Говоря о будущем городов, автор начинает с анализа их настоящего, прослеживает те ростки нового, которые уже возникли, прогнозирует их расцвет в дальнейшем. Конечно, можно спорить — все ли новое и действительно ли прогрессивное новое выявляет Рагон в современном градостроительстве. Он включает в свою книгу такие проекты, которые скорее можно расценивать как теоретически абстрактную модель города будущего; к ней еще очень трудно перебросить мост из настоящего. Но в целом сама книга построена по-другому.

 

В первой ее части рассматриваются главным образом реальные новаторские проектные работы, которые уже осуществляются или могут осуществиться до 1975 года. Вторая часть касается предложений, рассчитанных на более отдаленное будущее. Автор определяет их рубеж 1990 годом, но, бесспорно, это в высшей степени условная дата. И наконец, в заключении Рагон останавливается на градостроительстве XXI века. Это, на наш взгляд, наиболее поверхностная часть всей книги, не отвечающая своему многообещающему заголовку. Впрочем, не следует забывать, что многое из того, что автор рассматривает во второй части (исходя из вполне понятного человеческого желания приблизить заветное), по всей вероятности, нужно отодвинуть к 2000 году, а то и дальше.

 

От первой части книги ко второй и далее к заключительной, как бы поднимаясь от ступени к ступени, Рагон прослеживает развитие близких ему градостроительных идей: градостроительство в пространстве; мобильное градостроительство; индустриализация, техника и архитектурная форма; пространственная организация досуга, архитектура и скульптура и т. д.

 

Такой подход, позволивший автору систематизировать многочисленные проекты и тем самым справиться с обилием материала, вполне оправдан: большинство предложений архитекторов-провидцев «нацелено» на какую-то одну излюбленную проблему, которая каждому из них представляется главной. Правда, при этом кое-какими сопутствующими обоснованиями неизбежно пришлось пожертвовать. Но в целом автор справился со своей задачей и ему удалось в логичном порядке изложить такие разные проекты, с такими различными по существу исходными предпосылками, как проекты пространственных городов Фридмана и Шанеака, плавучих и «климатизированных» городов Мэймона, «биологических» городов Солери и Грийо, «тотального» города-лабиринта Бернара, кибернетического города Шеффера, химического города Катаволоса и многие другие.

 

Советский читатель, разумеется, обратит внимание на то, что Рагон никого не критикует. Лишь изредка можно встретить в книге скупые замечания (вспомним, например, возражения Фридману). Позиция автора ясна: он поборник новаторов в градостроительных исканиях. Но нельзя не заметить, что многие идеи и проекты, без строгого разбора поддержанные Рагоном, по своему мировоззрению, техническим и градостроительным аспектам взаимно исключают друг друга. Здесь трудно обойтись без сопоставительных оценок, и их отсутствие — заметный изъян книги, особенно ощутимый для профессионально не подготовленного читателя.

 

Отношение архитектурной общественности к предложениям, о которых ведется речь в книге «Города будущего», сочетает в себе заинтересованность с открытой и нередко враждебной критикой. Сам автор ссылается на слова Пьера Ваго, секретаря Международного союза архитекторов. Последний пишет о «желании (архитекторов. — Прим. автора) отличиться любой ценой, удивить, вызвать шок», что, по его мнению, и служит истинной причиной разработки этих «чудовищных» проектов. По этому поводу Рагон замечает, что в свое время такую же критику вызывали ныне всеми признанные лидеры современной архитектуры. Однако серьезность критики этим кратким замечанием отнюдь не снимается.

 

Что же следует критически оценивать в рассматриваемых работах, безусловно, не ставя под сомнение искренность побуждений архитекторов-футурологов?

 

Эстетическая оценка этих предложений, с нашей точки зрения, сейчас была бы преждевременной, а возможно, и вовсе неправомерной. Неоднократно высказывалась справедливая мысль о там, что эстетические критерии почти невозможно прогнозировать — в отличие, скажем, от предвидения тенденций технического и социального прогресса. Такая эстетическая оценка неизбежно основывалась бы на представлениях сегодняшнего, а не завтрашнего дня; между тем эстетические вкусы быстро и весьма прихотливо меняются.

 

Эмоционально-психологическую реакцию на предложения архитекторов-футурологов иногда удачно сопоставляют с поэтическими образами:

 

 

Нетрудно заметить, что не «машинообразная» архитектура сама по себе, а скорее образ жизни «земных племен» тревожит поэта.

 

Поэтому правильнее говорить об оценке проектов архитекторов-новаторов с общих позиций коммунистического гуманизма. Типичную, на наш взгляд, точку зрения советских архитекторов по этому вопросу изложил доктор искусствоведения О. А. Швидковский. Он считает, что важнейшим критерием оценки является соотношение интересующих нас проектов с человеческой личностью, которая была и будет «мерой вещей»¹.

____________

¹ Статья «Проблемы эстетики в перспективном развитии городов» в сб. «Научные прогнозы развития и формирования советских городов на базе социального и научно-технического прогресса», ЦНТИ по гражданскому строительству и архитектуре, Москва, 1968.

 

Не будет преувеличением утверждать, что авторов многих проектов, о которых идет речь в книге Рагона, прежде всего интересовало развитие строительной техники и конструктивные и функциональные системы, которые можно создать с ее помощью, но человек как таковой им был безразличен.

 

«То, — пишет Швидковский, — что нам чужда эстетика всех этих городов будущего, то, что любой антигуманизм в облике городов в еще большей степени окажется чужд нашим потомкам, не означает, конечно, отрицания полезности многих заключенных в них структурных или конструктивных идей или неверия в возможности их технической реализации. Всем нам хорошо известно чувство высокой гордости за человечество, которое мы ощущаем всякий раз, встречаясь с новыми техническими достижениями. Я убежден, что самые смелые идеи, включая химические города Катаволоса, не более фантастичны, чем высадка человека на Луне. Но все дело в том, что не безбрежное в своем искусстве развитие техники должно диктовать человеку формы его окружения, а он должен диктовать строительной технике направления ее развития, ее формы, удовлетворяющие не только материальным, но и эмоциональным потребностям общественного индивида. Средство не должно подменять собой цель. Это вопрос принципиальный, это сущность градостроительной основы эпохи коммунизма, и прежде всего эту мерку должны мы прикладывать к любым творческим идеям, чтобы определить степень их прогрессивности».

 

Вместе с тем технический прогресс, бесспорно, окажет влияние на эстетику города будущего. И в этом смысле мы можем присоединиться к мнению Мишеля Рагона, который неоднократно говорит о том, что архитектура в будущем приобретет новые пластические качества, роднящие ее со скульптурой, новые свойства «невесомости», воздушности, прозрачности... Этому будут способствовать новые высокопрочные материалы, тонкостенные оболочки, складчатые покрытия, прозрачные пленки, пространственные многопустотные конструктивные системы и химические ячеистые структуры, вантовые и тросовые подвесные и другие системы.

 

В книге «Города будущего» рассказывается о работах архитекторов различных стран, ей свойствен широкий охват проблемы. Полнее всего автор анализирует предложения французских и некоторых западноевропейских градостроителей, менее подробно, чем они того заслуживают, говорит о работах американских, английских и японских архитекторов.

 

Рагон воздает должное советским достижениям в области индустриального строительства, говорит об успехах в мирном использовании атомной энергии и реактивной техники, в создании новых прогрессивных средств транспорта (в том числе, например, судов на подводных крыльях), неоднократно ссылается на советских ученых и писателей. Из архитектурных предложений автор упоминает проект связанных между собой высотных зданий архитектора Эль Лисицкого, выполненный в 20-е годы.

 

Влияние советских градостроительных идей и проектов на становление современных прогрессивных градостроительных концепций общепризнано. Это прежде всего относится к работам 20—30-х годов, когда в Советском Союзе впервые в основу структуры города были положены научные идеи построения нового социалистического общества. Многие предложения советских зодчих того времени непосредственно повлияли на прогрессивные градостроительные проекты, о которых говорит Рагон, особенно в первой части своей книги.

 

В 30-е годы архитектор И. Леонидов в конкурсном проекте для Магнитогорска разрабатывает линейное расселение. Вдоль транспортной линии, направленной к промышленным объектам, он размещает крупные жилые комплексы на 2500 жителей, включающие необходимые здания социально-бытового коллективного обслуживания. Параллельно жилым комплексам располагаются общественная зона, полоса зеленых насаждений и спортивные сооружения. В те же годы Н. Милютин выдвинул идею планировки города в виде параллельно расположенных зон производства, жилищ, транспорта и отдыха. В мировой градостроительной литературе линейная схема Милютина получила широчайшую известность. Идеи нового городского и сельского расселения разработали и опубликовали М. Гинзбург и другие авторы. В их работах были впервые поставлены те вопросы, на которые, как об этом пишет Рагон, пытаются ответить многие западные градостроители в поисках единого аграрно-городского расселения.

 

Названные нами работы, равно как и многие другие, предвосхитили более поздние линейные схемы расселения Ле Корбюзье, многочисленные предложения по созданию линеарных городов, которые впоследствии выдвинули Хильберзаймер, Малькольмсон, Фожерон, Хансен и др. Проекты советского «зеленого города», конкурсные проекты планировки и генеральный план реконструкции Москвы оказали влияние на идеи Афинской хартии. Наконец, проект динамического развития города, который выдвинул в 30-е годы советский архитектор Н. Ладовский, в некоторых чертах оказался прототипом позднейшей концепции градостроительства К. Доксиадиса.

 

К сожалению, в «Городах будущего» мы не найдем строгого анализа генезиса современных прогрессивных градостроительных концепций, хотя это, не говоря уже о прочем, в первую очередь обедняет само их освещение в данной книге.

 

Научная разработка прогнозирования градостроительства на базе социального и научно-технического прогресса сейчас осуществляется в Советском Союзе как одно из важных научных направлений в общегосударственном масштабе. Над этой проблемой работают научные коллективы Государственного комитета по гражданскому строительству и архитектуре (ЦНИИП градостроительства, ЦНИИЭП жилища и др.) под руководством видных архитекторов-градостроителей (Н. Баранова, В. Шкварикова, Б. Рубаненко и др.).

 

Основная черта прогнозирования городов будущего заключается не столько в поиске новых технических возможностей и способов строительства, сколько в научном предвидении социальных сдвигов, усложнения жизнедеятельности города, преобразований сферы производства и структуры общества, жизни, быта и отдыха людей, населяющих города.

 

В социалистическом обществе, учитывая социальный прогресс, можно прогнозировать как социальные, так и экономические последствия современной научно-технической революции. «Производственные отношения капитализма, — читаем мы в Программе КПСС, — слишком узки для научно-технической революции. Осуществить эту революцию и использовать ее плоды в интересах общества может только социализм». Именно в этом усматривают советские архитекторы самые действенные методологические возможности прогнозирования.

 

В отличие от многих архитектурных поисков, рассматриваемых Рагоном, экспериментальные проекты в СССР опираются на развернутые, основанные на теории научного коммунизма, прогнозы социальных условий жизни будущего общества. Архитекторы совместно с социологами пытаются представить, как будут жить и работать люди, семьи, коллективы в городах будущего. Мы значительно опередили бы события, утверждая, что социально-градостроительные исследования близки к итоговому этапу. Однако уже сейчас вниманию советского читателя, которого, несомненно, заинтересует проблематика книги «Города будущего», можно предложить несколько работ¹.

____________

¹ «Научные прогнозы развития и формирования советских городов на базе социального и научно-технического прогресса». Сб. трудов ЦНИИП градостроительства, I—III. Москва, 1968—1969, ЦНТИ по гражданскому строительству и архитектуре.

«Социальные предпосылки формирования города будущего». Сб. трудов НИИ теории, истории и перспективных проблем советской архитектуры, Москва, 1967, ЦНТИ по гражданскому строительству и архитектуре.

Г. Градов, «Город и быт», Изд-во лит. по стр-ву, Москва, 1968.

«НЭР — новый элемент расселения. На пути к новому городу», Госстройиздат, Москва, 1966.

И. Смоляр, «Новый город и научно-техническая революция», журнал «Архитектура СССР», № 9 за 1969 год.

 

Центральное место в социально-градостроительной прогностике занимают будущие формы труда и организации свободного времени горожан. Не будет преувеличением сказать, что, только уяснив себе эту сторону городской жизни, можно уверенно строить прогнозы пространственной структуры города.

 

В этом, в частности, убедились архитекторы Центрального научно-исследовательского института по градостроительству, работающие над идеей Нового города эпохи научно-технической революции.

 

В этом городе все больше людей станет работать не только непосредственно на производстве, но и в сфере науки — главной производительной силы общества будущего, а также в разнообразных видах общественного обслуживания. Будущий трудящийся (если говорить о прогнозах на XXI столетие) — человек не просто грамотный, но политехнически и научно образованный. Занятый в коллективном труде 3—4 часа в день, житель Нового города немалую часть свободного времени на протяжении всей жизни посвятит совершенствованию знаний, всестороннему творческому развитию, получению новой информации. Свободный по внутренней потребности, но общественно необходимый труд этот будет связан с новыми информационными центрами, библиотеками, личной лабораторией или мастерской, жилой ячейкой.

 

Проектный прогноз Нового города отражает прежде всего изменения структуры производительных сил и характера труда. В научно-технических комплексах города занято до 45% трудоспособного населения (разумеется, лишь часть из них — ученые, большинство же непосредственно связано с опытным оборудованием). Крупноиндустриальное производство вынесено за пределы города (часть автоматизированных производств размещена в подземных уровнях), и к нему ведет линия монорельсовой дороги. Здесь может работать 15—20% трудоспособных жителей города.

 

Пространственная структура основной части города образуется многоплановым сочетанием научно-технических, а также информационных центров и жилых комплексов различной вместимости (5—15 тысяч человек). В состав последних и свою очередь входят творческий центр и лаборатории для свободных занятий, автоматизированный блок снабжения постоянного продовольственно-бытового спроса и остановка массовых средств передвижения (монорельсовой или трубопроводной дороги). К остановке можно попасть пешком (на уровне земли) или по системе движущихся тротуаров (расположенных в верхнем уровне жилого комплекса) за 2—3 минуты.

 

Авторы Нового города не придерживаются идеи создания «искусственной земли», столь модной в западных проектах (это видно из книги Рагона). Наоборот, в их проекте поверхность земли максимально освобождается. Жилые комплексы на уровне земли имеют минимальную площадь опирания и соприкасаются с землей только в нескольких точках. Поверхность земли отводится под зеленые насаждения (их станет больше по сравнению с теперешними раз в десять), школы, детские учреждения и культурно-спортивные комплексы. Грузовые перевозки, коммунально-хозяйственные и другие обслуживающие объекты размещаются под землей; общественный транспорт усложняется и разделяется на несколько взаимосвязанных систем: над землей, в структуре зданий и в специальных каналах вертикальных коммуникаций. В жилых комплексах (средняя высота 30—60 этажей) отдельные дома (основной тип застройки в современном городе) видоизменяются и пространственно объединяются вне уровня земли. Для такой организации, идея которой возникла у советских архитекторов еще в 20-е годы, больше подошло бы определение «естественная земля». Последняя всецело предоставлена человеку в безопасное и комфортабельное пользование.

 

Новому городу предстоит стать такой средой, в которой человек чувствует себя «дома» не только в собственной жилой ячейке, но и в совокупном общественном пространстве всего города. Этой проблеме, как явствует из книги Рагона, в предложениях западных градостроителей не уделяется большого внимания. Между тем, по единодушному мнению западных же социологов, изучающих современную урбанизацию, наибольшую тревогу внушает уход нынешних горожан в «частную» жизнь, сужение сферы общения, прогрессирующее «одиночество в толпе».

 

Группа молодых советских архитекторов (А. Гутнов, И. Лежава и др., социолог Г. Дюментон), прогнозируя прогрессивные тенденции развития взаимоотношений людей, разрабатывает градостроительную систему, в которой одно из главных мест отводится общению людей. По убеждению авторов, свободное общение людей (культурная самодеятельность, контакты по интересам и т. д.) раскрывается во всей полноте, подобно цепной реакции, в жилом комплексе достаточных размеров (НЭР — новый элемент расселения). Из таких элементов (по определению авторов проекта, это — «основная социально-пространственная единица общества») складывается расселение в целых экономических районах страны. Другая группа архитекторов разрабатывает город будущего как органическую часть тесной «семьи» городов, образующих новую систему расселения.

 

Здесь мы встречаемся со второй важной методологической позицией советских архитекторов — рассматривать город будущего не изолированно, а в системе всех городов, особенно близких и связанных друг с другом. Уже начата разработка перспективных моделей расселения в СССР и в главных районах страны, они послужат важным условием к тому, чтобы прогнозы города будущего опирались на строго научную географическую и градостроительную основу.

 

Мы далеко вышли бы за рамки вводной статьи к интересной книге Рагона «Города будущего», если бы попытались расширить круг примеров работ советских архитекторов по теме «Город будущего». Это тема специального исследования.

 

В заключение вернемся к словам, которые мы вынесли в заголовок нашей статьи: «Город будущего — фантастика или прогноз?» Проекты и идеи архитекторов, о которых рассказывает книга Рагона, еще не могут претендовать на «диплом» строго обоснованных научных прогнозов в области градостроительства. В этом направлении еще предстоит многое сделать, и сделать обязательно, ибо сейчас в науке, технике, градостроительстве и архитектуре сложилось такое положение вещей, при котором просто необходимо заглядывать в завтрашний день, если не хочешь оказаться во вчерашнем.

 

Дать научный прогноз города будущего — это прежде всего очень предметно представить себе, как будут развиваться в завтрашних наших городах коммунистические общественные отношения и как все достижения науки, техники, архитектуры послужат высоким общественным и гуманистическим идеалам. Не приходится сомневаться, что архитектура и градостроительство с помощью тех средств, какими они располагают, могут и должны сделать жизнь человека счастливее, содержательнее, ярче. Именно к этому направлены прогнозы и творческие поиски новой структуры и архитектуры городов в Советском Союзе.

 

И мы надеемся, что публикация в нашей стране книги Мишеля Рагона, которая, несомненно, заинтересует всех, кто участвует в работе над архитектурными прогнозами, послужит дальнейшему развитию передовых градостроительных идей.

 

 

---

 

 

(Из предисловия Жана Фурастье)

 

Должен сказать, что мне всегда были антипатичны те инженеры, которые, строя мощные гидростанции и заводы, создавая новейшие модели самолетов, в частной беседе признаются, что всей современной технике предпочитают старомодный образ жизни, а своим идеалом считают отдых у пылающего камина. Я вижу в этих людях глубокие противоречия, угнетающие как меня, так и их самих.

 

К одной из важнейших проблем современности следует отнести соответствие повседневной деятельности человека его идеалам и мировоззрению.

 

При этих крайне трудных обстоятельствах архитекторы, по моему мнению, должны стремиться создать максимально благоприятные условия для жизни человека с учетом его потребностей и запросов.

 

Прогресс в области науки столь стремителен, возможности для практической деятельности и развития умственных способностей человека столь неограниченны, что нельзя даже предсказать с достаточной уверенностью, куда все это может привести. Нам трудно предсказать, каковы будут запросы людей в 2500 году, что они сочтут для себя нормой поведения. Поэтому-то нас и следует считать поколением открывателей, поколением экспериментаторов.

 

И тот исключительно смелый полет мысли, который проявил в своей работе Мишель Рагон, представляется мне весьма вдохновляющим и стимулирующим. Кто не согласится с предлагаемыми им решениями, многие из которых отличаются крайней простотой и которые должны избавить нас от каждодневных мук? Когда у нас появится возможность прогуливаться, хотя бы по воскресеньям, по историческим районам Парижа, не подвергаясь опасности попасть под машину? Когда же наконец пешеход в Париже станет полноправным хозяином улицы, как это уже имеет место во многих торговых и культурных центрах крупных зарубежных и даже французских городов? Надо только представить себе очарование и вместе с тем величие авеню Великой Армии, Елисейских Полей, авеню Бретейль да даже самых обыкновенных, ничем не примечательных улиц, если бы они были решены так, как уже давно предлагал Марсель Лодс, как решены новые кварталы в районе площади Обороны!

 

Иначе говоря, вопрос стоит так: откажемся ли мы от тысячелетнего подчинения земной поверхности, создадим ли новые уровни, поднятые над землей, вместо того чтобы зарываться в ее недра?

 

 

Несомненно, одна из труднейших проблем градостроительства заключается в том, чтобы создать для человека наиболее благоприятные условия существования. Она затрагивает все стороны жизни человека; с ее решением связано множество самых разнообразных вопросов — хозяйственных, социальных, политических, медицинских, санитарно-гигиенических, биологических и географических. Градостроитель, как, впрочем, и каждый архитектор, но все же в первую очередь градостроитель, обязан глубоко изучить не только естественные науки, но и — пожалуй, прежде всего — быть знатоком духовной культуры, психологом-«человековедом»; только тогда он сумеет обобщить всю имеющуюся информацию, что в свою очередь неизбежно повлияет на выбор того или иного решения.

 

 

Мне хотелось бы закончить это краткое предисловие обращением к архитекторам и градостроителям: если они искренне заинтересованы в успешном воплощении своих замыслов в порученном их попечению городе, они ни в коем случае не должны забывать об индивидуальном характере этого города. Сочувствие, с каким я отношусь к Мишелю Рагону и его коллегам, — лучшее свидетельство того, что я принадлежу к числу поклонников не только современной архитектуры, но и архитектуры будущего. Тем не менее я настоятельно требую, чтобы архитекторы и градостроители не строили в Базеле те же комплексы, что и в Париже, Афинах или Чикаго. Париж не должен стать Лос-Анджелесом с той лишь разницей, что у него, в отличие от Лос-Анджелеса, есть Нотр-Дам, а Афины не следует превращать в Торонто с Акрополем в придачу.

 

Само собой разумеется, архитекторы обязаны быть новаторами; их первоочередная задача — обеспечить существование и развитие города, этой непрерывно растущей индивидуальности, которая через 200 лет будет совсем иной, чем сейчас. Однако в этом развитии они обязаны соблюдать преемственность, не должны забывать, что работают в определенной местности со сложившейся культурой, традициями, насчитывающими (во всяком случае, в Европе) сотни, а подчас и тысячи лет. Я ратую за то, чтобы к городам относились столь же бережно, как и к человеческой личности. Не следует думать, что подобная индивидуальность ограничивается только центром и «историческими» районами города; ведь и своеобразие человека заключается не только в чертах его лица, глазах или строении рта — оно относится ко всему его облику, и внешнему и внутреннему. Я продолжаю настаивать на том, чтобы архитекторы постоянно помнили об индивидуальном характере города или района, где они строят, и чтобы все напоминало нам о том, что мы находимся в определенном европейском городе с древней культурой, а не в Чикаго или Гонолулу. Для этого лучше всего использовать раскрытие перспективы на определенные точки местности, повторение определенных композиционных приемов, соблюдение привычных правил и норм, исторические памятники или изобразительные средства; можно также выявить характерный ландшафт местности и воспользоваться еще множеством других архитектурных средств.

 

Такова настоятельная просьба, таков смысл пожеланий, с которыми я, как социолог и просто как человек, обращаюсь к тем, от кого зависит наша повседневная жизнь. Я превосходно понимаю всю сложность и даже противоречивость этих пожеланий, ибо здесь не точные науки играют решающую роль — они уступают пальму первенства искусству.

 

Профессия архитектора, одна из самых трудных и вместе с тем самых взыскательных, относится к числу чудеснейших профессий.

 

От души надеюсь, что книга Мишеля Рагона сумеет пробудить воображение и увлеченность и создаст атмосферу доброжелательности к новым замыслам, отвечающим духу нашего времени.

 

---

 

 

 

Только сейчас, с огромным запозданием начинается строительство по проектам пионеров современной архитектуры, над которыми в свое время столько издевались. Большинство построек предполагают завершить лишь к 1975 году.

 

 

Архитектор Шарль Ле Корбюзье.

 

 

Сможем ли мы к тому времени говорить об архитектуре, полностью отвечающей запросам людей последней четверти XX и начала XXI века? Рабочие поселки, возводимые в наши дни по образцу, предложенному Тони Гарнье¹ еще в начале века, дома-башни, копии тех, которые еще в 1922 году пропагандировал Огюст Перре, жилые комплексы, являющиеся всего лишь бледным отражением «Лучезарного города» Ле Корбюзье, многие считают последним словом современной архитектуры, хотя проектам этим далеко за сорок.

____________

¹ Лионский архитектор Тони Гарнье (1869—1948) разработал проект «промышленного города», опубликованный отдельным изданием с большим количеством иллюстраций в 1917 году. Этот проект относится к числу первых, до Афинской хартии, программных выступлений архитектуры функционализма, которая проповедовала разделение функций, зеленые насаждения, использование железобетона.

 

 

В 1975 году эта «передовая» архитектура достигнет старческого возраста, а самые молодые ее образцы будут «праздновать» полувековой юбилей. Современная архитектура с опозданием на полвека осваивает кубизм и живописные приемы Мондриана, увлекается прямоугольными формами, создает дома-коробки. Афинская хартия¹, манифест, разработанный группой прозорливцев еще в 1938 году, стала символом веры архитекторов наших дней.

____________

¹ Афинская хартия была сформулирована Ле Корбюзье, который руководствовался принципами, установленными Международными конгрессами современной архитектуры (CIAM). Она была направлена на удовлетворение четырех основных потребностей: в жилье, работе, транспортных средствах, в физическом и духовном развитии. Хартия преследовала цель создания идеальных архитектуры и градостроительства, одинаково применимых в Европе и в Америке, в Африке и в Океании. Результаты известны: проявилось стремление к единообразию решений на всем земном шаре. Однако вскоре стало очевидным, что город-сад перестает быть городом, что дифференциация транспортных магистралей и зонирование городских территорий, отделяющее жилые здания от предприятий и мест отдыха, приводят к своего рода субординации. Кроме того, не следует забывать, что и люди отличаются друг от друга.

 

О современной архитектуре говорят очень много. Однако современная архитектура вовсе не то, что мы обычно под этим имеем в виду. Крупные жилые комплексы Парижского округа, жилые дома с дешевыми квартирами, сооружаемые во всех пригородах, можно только по недоразумению считать современными. Было бы ошибкой усматривать в них будущее архитектуры. Можно ли вообще в подобных случаях говорить об архитектуре в истинном смысле этого слова? Выстроенные здания — «казармы»— лишь вынужденное средство для срочного расселения людей, которых наши непредусмотрительные муниципальные власти своевременно не обеспечили кровом; они также не построили удобных дорог достаточной ширины, рассчитанных на возросшее число автомашин.

 

Несомненно, по сравнению с трущобами и «меблированными комнатами» новые крупные жилые комплексы являются прогрессом; однако они не показательны для современного градостроительства и архитектуры и уж, во всяком случае, к ним неприменимо понятие о градостроительстве и архитектуре как о синтезе науки и искусства. В лучшем случае они могут служить средством борьбы с болезнями наших городов, вызванными перенаселенностью, транспортными заторами и другими причинами. Это только успокоительное лекарство, но отнюдь не радикальный метод лечения.

 

 

Городская застройка Парижа 1966 года представляет собой каменную пустыню, прорезанную лабиринтом

лишенных света улиц; ни единого деревца, никакой зелени!

 

 

Сейчас, для того чтобы по-настоящему решать проблемы градостроительства, необходимо тщательно изучить все имеющиеся недостатки, учесть, что можно сделать, а что не должно иметь места, и суметь заглянуть в будущее.

 

 

 

Для градостроительства оказалось чрезвычайно пагубным то обстоятельство, что его поначалу относили к области только административной деятельности. Жан Готтман, первым выдвинувший понятие города-галактики, писал в журнале «Prospective»:

 

«Ведомственные учреждения и специалисты привыкли обосновывать свои предложения ретроспективными, устаревшими данными... В большинстве стран по-прежнему рассматривают пяти- и десятилетние возможности преодоления трудностей уже истекшего года».

 

Как это ни странно, но к выводу о том, что градостроительство должно, наконец, стать наукой перспективных прогнозов, пришли совсем недавно. Правда, это объясняется тем, что и сама наука прогнозирования совершенно новая. Мир прошлого, такой устойчивый, почти незыблемый, в ней не нуждался. Вряд ли кто-нибудь сейчас усомнится в том, что современный человек резко отличается от своих предков. Он дольше живет, ему требуется больше места, он потребляет больше пищи и расходует больше воды (в целях личной гигиены). Его обуревает страсть к перемене мест и к быстрым переездам. Современный человек гораздо меньше времени тратит на работу, а потому досуг его увеличился и он распоряжается им по собственному усмотрению. И, наконец, он размножился, и пока нет никаких признаков, которые свидетельствовали бы о замедлении роста народонаселения, «кошмар больших чисел» стал одной из главных проблем социологии.

 

Несмотря на десятки миллионов жертв пагубных войн, которыми так богат наш XX век, численность населения земного шара практически удвоилась. По прогнозам в ближайшие 40 лет она возрастет вдвое. Хотим мы этого или нет, но нельзя отмахнуться от следующих потрясающих цифр: для того чтобы численность людей на всем земном шаре достигла двух миллиардов, потребовалось 20 000 лет; теперь же, по данным ООН, для такого же увеличения численности достаточно всего 30 лет!

 

Каждому ясно, что с увеличением численности населения площадь земной поверхности, пригодной для расселения, относительно сокращается. Этим объясняется перенаселенность наших городов, перегрузка дорог транспортными средствами. А ведь это только начало тех грандиозных перемен, обеспокоенными свидетелями которых мы являемся.

 

В связи с создавшейся обстановкой административным органам пришлось заняться планированием. Однако их долгосрочные прогнозы лишены чувства подлинной перспективы. Так, например, план развития шоссейных дорог доведен только до 2000 года. В основу его положены потребности сегодняшнего дня и перспективы развития дорог, подчиненные строгой и неуклонной логике. Но можно ли быть уверенным, что увеличение числа автомобилей будет происходить в полном соответствии с расчетными данными? Нет также никаких оснований полагать, что будущее принадлежит именно автомобилю, во всяком случае в его современном виде. Учитывая, что Франция сейчас отстает от США примерно на 20 лет, наши правительственные органы со спокойной совестью намерены преодолеть это отставание в ближайшие 20 лет; таким образом, Франции предстоит повторить современный американский образ жизни. Какое чудовищное заблуждение! Подобной недальновидностью не отличаются даже слаборазвитые страны. Невзирая на то, что они отстали на 100 и более лет, они сразу же вступают в эпоху воздушных сообщений!

 

 

 

Как ни парадоксально, но, пожалуй, о трудностях, которые испытывают современное градостроительство и архитектура, лучше других судят так называемые «дилетанты», к которым долгое время причисляли Ле Корбюзье. Многих архитекторов-профессионалов вводит в заблуждение масштаб жилищного строительства во Франции. В отличие от них профессор Альфред Сови далеко не так оптимистичен. Он утверждает: «Хотя строительство 320 000 квартир в год явно недостаточно, оно по крайней мере сможет обеспечить жильем все население Франции... за 80 лет. Вот уж поистине блестящие перспективы! В то время как в области производства продуктов питания возникает проблема сбыта излишков, а производство одежды не вызывает никаких вопросов, кроме чисто социальных, в то время как мы торжественно отмечаем выпуск миллиона автомобилей в год, правительство предусматривает возможность обеспечения населения жильем только через 80 лет, и то при условии, что все пойдет хорошо! И это в век автоматизации и ежегодного прироста производства на 5%!»

 

Рене Клер, известный кинорежиссер (кстати, тоже относящийся к дилетантам в градостроительстве), касаясь проблемы транспорта, пишет: «Сейчас нам предлагают решения, которые следовало бы принять по крайней мере лет 10—15 назад; мне представляется целесообразным немедленно приступить к разработке и утверждению решений, которые должны быть реализованы в ближайшие 10—15 лет».

 

Следует только удивляться тому, что столь очевидная логика не является достоянием всех. А дело обстоит именно так. Многие, например, придерживаются мнения, что суть современной архитектуры заключается в точном подражании произведениям Ле Корбюзье, и не считают подлинными его преемниками тех, кто, как и сам Ле Корбюзье, проводит исследования, прежде чем приступить к практическому исполнению задуманного, тех, кто, иногда критикуя теоретические положения Ле Корбюзье, отстаивает еще более прогрессивные теории, или тех, кто, подобно Корбюзье, но с другими критериями, пытается определить, каким же должен быть город будущего.

 

Но Корбюзье, ставший, как и Пикассо, символом всего новаторского, вопреки собственному желанию (он даже считал, что слишком рьяные последователи только повредили ему) затмил собой целую плеяду ищущих архитекторов, которым, как и ему самому полвека назад, с огромным трудом удается проявить себя.

 

Что же касается ложного «официального» авангарда архитекторов, то по этому поводу итальянский архитектор ландшафта Пьетро Порчинаи писал: «Большую опасность представляют собой Города Будущего, которые каждодневно придумывают градостроители, считающие себя пророками. Подобно Уэллсу, они переносят в будущее условия сегодняшнего дня, только преувеличивая некоторые из их характерных черт».

 

Поскольку в наши дни претворяются в жизнь мечты архитекторов первой четверти XX века, которых в свое время считали утопистами, современную архитектуру в целом следует назвать скорее ретроспективной, нежели перспективной.

 

 

 

Принципы, положенные в основу Афинской хартии, были сформулированы людьми, жившими в те времена, когда автомобильное движение не было еще столь интенсивным, скорость воздушных лайнеров была не так велика, когда условия труда на промышленных предприятиях, помимо того, что они были тяжкими и изнурительными, усугублялись антисанитарной обстановкой, когда туберкулез косил людей. Принципы Афинской хартии полностью отвечали духу времени, времени образования во Франции Народного фронта. Но беда в том, что тогда они не могли быть реализованы, а претворение их в жизнь в той или иной степени началось только в 50-х годах. К этому времени на смену туберкулезу пришли такие тяжелейшие болезни, как рак и заболевания сердечно-сосудистой системы, стали обычными автомобильные катастрофы; условия труда на многих промышленных предприятиях улучшились, а прогресс в области техники, видимо, приведет к тому, что автотранспорт вообще отомрет (правда, когда это произойдет, никто точно предсказать не возьмется), его заменит воздушное сообщение, которое уже в наши дни получило широкое развитие. Несмотря на все эти факторы, архитекторы продолжают разделять жилые кварталы и промышленные зоны, проектируют зоны отдыха таким образом, будто они по-прежнему живут в 30-х годах. В результате создаются пародии на новый город, чудовищные карикатуры на «Лучезарный город» — благородную мечту Ле Корбюзье. Их, правда, не осмеливаются называть городами, а именуют крупными жилыми комплексами — «Большими ансамблями»¹.

____________

¹ О Больших ансамблях Парижа см. стр. 47—53.

 

 

 

Сто лет назад скорость почтового дилижанса составляла 12 километров в час. Еще совсем недавно скорость поршневых самолетов составляла всего 300 километров в час. Сегодня скорость реактивных самолетов достигает 3000, а ракет — 40 000 километров в час. За одно столетие скорости увеличились почти в 3000 раз. Сложились совершенно новые представления о времени, и сейчас уже исчисление расстояния в километрах, как это продолжают делать градостроители, попросту абсурдно. Его следует определять по затраченному времени. Какой смысл в том, что расстояние от дома до места работы составляет всего 3 километра, если на переезд в машине по запруженной улице приходится тратить целый час, то есть столько же, сколько требуется скорому поезду, чтобы преодолеть расстояние в 100 километров! В ряде случаев, по-видимому, удобнее (и быстрее) добираться до места работы, живя от нее на расстоянии 100, а не 3 километров.

 

Изменившееся представление о времени (то есть о расстоянии по затраченному времени вместо прежнего расстояния в километрах) дополнено и новыми количественными представлениями. Во времена Афинской хартии опасались быстрого роста народонаселения стран Азии. Сейчас этот «кошмар больших чисел» преследует все народы, он существует во всех городах, во всех перенаселенных жилых кварталах. Пригодное для жизни пространство сокращается с каждым днем.

 

К 2000 году (а возможно, и раньше) численность населения земного шара должна удвоиться; следовательно, людям потребуется вдвое больше продуктов питания, орудий производства, квартир. Представляется, что при таких демографических изменениях решение о застройке в виде горизонтально протяженных или вертикальных зданий, выстроенных в ряд, как солдатики, не относится к числу самых гениальных¹.

____________

¹ Бруно Таут, еще в 1913 году создавший Монумент стали на Архитектурной выставке в Лейпциге и доказавший архитектурные возможности стекла (он построил Павильон стекла в Кёльне), с 1919 года защищал право архитектора на проявление фантазии.

 

Многие представления, сложившиеся в начале нынешнего века и получившие признание только теперь, уже устарели, тем более они устареют к 1975 году. К тому времени крупные жилые комплексы превратятся в города-спутники, а многие агломерации по аналогии с Лос-Анджелесом можно будет назвать «пригородами, ищущими город». Только тогда люди наконец убедятся (и вряд ли это прозрение доставит им радость), что вся послевоенная жилищная политика носила чисто эмпирический характер. Впрочем, в этом она не отличалась от политики в области народного образования, что и привело к строительству устаревших типов школьных зданий. Сошлюсь еще на одну затею, которая в предвоенные годы казалась перспективной, но затем быстро отжила свой век, — речь идет о создании крупных стадионов. В свое время Ле Корбюзье предложил построить в Париже стадион на 100 000 мест. «Утопическому» проекту Ле Корбюзье, разработанному в 1937 году, во Франции ходу не дали; позднее он был признан целесообразным, а в 1964 году — необходимым. Был объявлен конкурс на разработку проекта стадиона на 100 000 мест в Венсенском лесу; его проведение обошлось государству в миллиард старых франков. На состоявшихся в Токио Олимпийских играх выяснилось, что стадион бывал заполнен крайне редко. Архитекторы упустили из виду, что за это время самое широкое распространение получили транзисторные приемники и телевизоры. Люди не хотят двигаться с места, они предпочитают следить за представлением дома, у своих голубых экранов. Учитывая печальный опыт Токио, французские архитекторы отказались от постройки огромного стадиона в Париже.

 

 

Для проведения Олимпийских игр 1964 года Токио создал спортивный комплекс невиданной красоты.

Общий вид Олимпийского стадиона в Токио.

 

 

В 20-е годы архитекторы-новаторы страстно ратовали за озеленение; теперь, когда эту идею начали претворять в жизнь, она считается спорной. В свое время озелененные участки представлялись в виде некоего пассивного и нейтрального пространства; сейчас же любому пространству в городе отводят активную роль.

 

Обычно, говоря об озеленении крупных жилых комплексов, имеют в виду какое-то пространство, на котором разбиты цветники и газоны, в то время как это пространство следовало бы использовать для устройства игровых и спортивных площадок, для выделения участков для автотуристов; оно должно служить местом для прогулок.

 

 

 

Жизнь показывает, что планировка новых городов решается по чрезмерно жесткой схеме; она излишне суха и почти полностью лишена человечности. В этой связи очень любопытно высказывание американского архитектора Шедрока Вудса: «Архитекторы и градостроители создали проект планировки города (вернее, того, что они считают городом), состоящего из центра и каких-то еще застроек вокруг этого центра. Разумеется, такой город оказался — и не мог не оказаться — нежизнеспособным.

 

Центр города не может сложиться только на основе проекта, в результате теоретических рассуждений или по чьей-либо воле. Он создается не архитекторами или градостроителями, а в результате деятельности проживающих в городе людей. В Нью-Йорке, например, несколько центров. Это тем более знаменательно, что Нью-Йорк создавался на основе абстрактного проекта, разработанного полтора столетия назад; тогда существовало небольшое ядро на оконечности острова Манхэттен. Разработанная в то время планировка города в целом представляла собой лишенную центра геометрическую прямоугольную сетку улиц.

 

Однако затем люди стали расселяться в соответствии с родом занятий. Так, например, центр швейной промышленности расположился в районе 34-й улицы и Бродвея — именно там обосновались торговцы одеждой. Деловой центр сложился на Уолл-стрит. Сейчас возник общественный центр на Мэдисон-авеню. Центр зрелищных мероприятий сложился на Таймс-сквер».

 

Весьма примечательно, что в тех случаях, когда местоположение центра заранее не определено планировщиками, население имеет возможность придать городу характерные черты, в той или иной мере отображающие деятельность его жителей. Проектировщик должен предоставить город в распоряжение людей как «орудие, которым они смогут воспользоваться по собственному усмотрению».

 

Город — не только детище зодчих и строителей, на его облике в не меньшей мере сказывается развитие науки и политической деятельности. Идеи, получившие наиболее широкое признание, вовсе не обязательно являются передовыми, и истинными творцами будущего не всегда являются те, кого ныне признают за таковых.

 

Как сказал Андрэ Мальро: «Основу любого творчества составляет борьба набирающей силу здоровой формы с формой поддельной, подражательной».

 

 

 

Борьбе набирающих сил архитектурных и градостроительных форм с формами поддельными, подражательными и посвящена наша книга. Эта борьба не лишена драматизма. Гропиус, Перре, Мис ван дер Роэ, Ле Корбюзье и другие создатели так называемой современной архитектуры, которым на протяжении всей жизни пришлось вести борьбу с академизмом, на склоне лет стали свидетелями полной победы своих идей. Однако не они сейчас носители священного огня: он уже в других руках. В 1922 году Ле Корбюзье вырвал светоч из рук своего учителя Перре. Точно так же пришлось вступить в борьбу и молодежи, причем не с Ле Корбюзье, который был настолько гениален, что видел своих последователей не среди тех, кто ему подражает, а среди тех, кто борется против подражания Гропиусу, Перре, Ле Корбюзье, Мис ван дер Роэ. Следует признать, что этой молодежи придется проявить немало мужества и самоотверженности. Ведь идеи архитекторов-новаторов начала XX века и посейчас наталкиваются на упорное сопротивление. Более того, едва они получили признание широкой общественности, как их сменили новые, еще более «левые» идеи. Ученики прославленных мастеров современной архитектуры в свою очередь не удержались от того, чтобы обвинить «новые течения» в утопизме. Им это не составило большого труда, поскольку большинство проектов, с которыми мы собираемся познакомить читателей, еще не вышли из стадии теоретической разработки. Жаль только, что при этом они забывают, что в таком же положении в свое время находились проекты Ле Корбюзье и Мис ван дер Роэ, этих архитекторов-провидцев, которые лишь на пороге своего семидесятилетия получили возможность осуществить замыслы тридцатилетней давности.

 

Происходит какая-то путаница понятий. Архитектура мечтателей, архитектура фантастов, архитектура будущего — таковы чисто условные ярлыки, которые наклеивают иногда просто наобум на произведения подчас диаметрально противоположных направлений. В одну кучу сваливают беспочвенных фантазеров и мастеров, обладающих даром предвидения, причем нередко это делается сознательно, с тем чтобы опорочить подлинно конструктивные поиски, умышленно смешать их с порождениями чистой фантазии. Надо признать, что иногда у одного и того же архитектора-провидца наряду с конструктивными предложениями встречаются и весьма фантастичные идеи. Это обстоятельство усугубляет сложность проблемы. Весьма беспочвенные фантазии в области архитектуры — явление нередкое. Чаще всего они появляются у живописцев, и это подтверждает вся история искусства. Например, Иероним Босх и Питер Брейгель наряду с вполне реалистическими изображениями зданий рисовали подчас какие-то чудные сооружения, которые можно было принять за плоды горячечного воображения. Вдохновленные Вавилонской башней, Дезидерио, а затем и Пиранези грезят о грандиозной архитектуре. Виктор Гюго, Родольф Бредэн и Гюстав Моро впадают в исступленную романтическую фантастику. А совсем недавно Пауль Клее, Макс Эрнст и Виейра да Сильва «изобрели» архитектуру, проникнутую новым пониманием пространства.

 

Появляются также произведения беспочвенной архитектуры, причем некоторые из них осуществлены, но их скорее следует отнести к скульптурным или декоративным композициям, чем к архитектуре в подлинном смысле слова. Мы имеем в виду башни Уаттса в Лос-Анджелесе, построенные по проекту Симоны Родилла, и Мерцбау Швиттерса, единственный известный нам пример архитектуры дадаизма. Последнее сооружение является, кроме того, порочной попыткой создания архитектуры разрушения.

 

Вопрос, однако, становится значительно более запутанным, когда обнаруживаешь, что в некоторых архитектурных фантазиях Дезидерио имеется своеобразное сходство с дворцом Джана Сингха I, с так называемым Дворцом ветров, построенным двумя веками позже. Надо признать, что творения Дезидерио и Пиранези по существу не более фантастичны, чем зиккураты Вавилонии, храмы Индии, пирамиды египтян, ацтеков и майя. А башни Уаттса Симоны Родилла сегодня сравнивают с безусловно конструктивными, а следовательно, и научно обоснованными проектами Фрейя Отто.

 

 

 

Все сказанное выше позволяет нам сделать вывод, что самая безудержная фантазия оказывается подчас более «реалистичной», чем это может показаться с первого взгляда. Леонардо да Винчи, некогда изобразившего идеальный город, считали утопистом, хотя сам он не сомневался в своей правоте. Архитектурные замыслы Леонардо подхватил и развил через несколько веков, в 1914 году, его соотечественник Антонио Сант-Элиа. Архитектуру будущего Сант-Элиа также признавали утопичной до тех пор, пока вдруг не обнаружили, что его проекты, в которых был резко изменен масштабный строй города, отвечают настоятельным требованиям нашего времени.

 

Архитектурные фантазии Леонардо да Винчи, как, впрочем, и Леду и Булле, по своему характеру отличались от произведений Дезидерио, Моро и Бредэна. Живописные архитектурные композиции последних представляли собой чудовищные сочетания реминесценций и гротеска; они пытались соединить всевозможные стили в своего рода декорации к театрализованному апофеозу. В основе же архитектурных фантазий Леонардо да Винчи и Леду лежат инженерные замыслы. Это вовсе не фантастические грезы, а фантазии, порожденные предвидением. Дом, который Леду намеревался построить над водопадом, несомненно, был плодом фантастического замысла. Однако двумя веками позже Франк Ллойд Райт построил в США свой знаменитый дом над водопадом. Подобная преемственность замысла позволяет нам говорить уже не о фантазии, а о предвидении.

 

Основное обвинение, которое предъявляли архитекторам-провидцам XVIII века (как, впрочем, и новаторам XX века), заключалось в том, что их проекты практически неосуществимы, причем не столько с технической, сколько с финансовой точки зрения¹.

____________

¹ Следует отметить, что быть утопистом в области жилищного строительства совсем не то же самое, что быть реалистом в области вооружений. Сколько было разговоров по поводу баснословной стоимости строительства города Бразилиа! При этом забывали, что стоимость Бразилиа равна стоимости трех авианосцев или что постройка атомной подводной лодки обходится столько же, сколько сооружение города на 50 000 жителей. Все станет на свои места, если напомнить, что 8% национального дохода Франции затрачивается на производство автомобилей и только 4% —на жилищное строительство.

 

Леду обвиняли в полнейшем отсутствии чувства меры главным образом за то, что он предлагал строить дворцы для мастеров-солеваров, а здание Управления таможенных сборов в Париже возвести в виде пропилей. В том же упрекали архитекторов времен стиля модерн, которые стремились придать доходным домам непривычный для них благородный и внушительный облик.

 

Такое же обвинение было предъявлено Ле Корбюзье, когда он намеревался придать жилому дому, предназначенному для расселения пострадавших во время катастрофы, в старом порту Марселя, величественность, приличествующую соборам.

 

Гигантомания, мания величия — так характеризовали произведения архитекторов-провидцев. Этих нареканий в свое время не избежали ни Леду, ни Булле. А разве современный Манхэттен не фантастичнее самых невероятных замыслов Булле?

 

Леду и Булле первыми еще в XVIII веке вступили на великий путь технической фантастики. Но вместо того, чтобы воплотить в жизнь эти величественные проекты, архитекторы XIX века задушили их буржуазным уютом с его подражательной псевдодекоративностью, а архитекторы XX века отнесли к области мифологии. Поэтому-то Эмиль Кауфман, перешагнув столетие упадка и заблуждений в архитектуре, и озаглавил свою книгу: «От Леду к Ле Корбюзье».

 

 

 

Продолжателями Леду и Булле в конце XIX века выступили Гектор Оро, Пакстон, Петер Беренс, Отто Вагнер и Эйфель. «Кристалл-палас» и Эйфелева башня не только оправдали предвидения Булле, но и превзошли их своей грандиозностью. Однако в области отражения функционального назначения в архитектурном образе никто не превзошел Леду. Стремясь привести назначение сооружения в полное соответствие с его конструктивным решением, Леду доводил эту идею до абсурда. Он, например, строил круглый в плане дом для ремесленников, изготовляющих обручи, домам для угольщиков придавал форму полена. А Лекё пошел еще дальше — он запроектировал хлев в виде коровы!

 

 

Уже давно многие архитекторы мечтают сбросить с себя иго прямого угла. В XVIII веке зародилась мысль

о создании архитектуры символической.

Эскиз хлева в виде коровы. Арх. Лекё.

 

 

В поисках наибольшей выразительности архитекторы «века просвещения» неизбежно впадали в символизм. Не удивительно, что они питали пристрастие к сферической форме, которая, по их мнению, служила прообразом непреложного, космического, вечного, то есть самого мироздания. Но проекты мемориальной гробницы Ньютона, разработанные Булле и Делепином, «Храм десятилетия» Дюрана, «Храм бессмертия» Собра и «Дом гражданина мира» Водуайе, несмотря на полную возможность их осуществления, так и не были построены.

 

 

Перед проектами архитекторов-фантастов XVIII века

задумываешься: что это — гигантомания или подлинное величие?

Булле: Мавзолей, гравюра XVIII века.

 

 

Рене Саржер, ведущий современный французский архитектор и инженер (автор проектов французского павильона на Всемирной выставке в Брюсселе в 1958 году и церкви в Ройяне, разработанных им совместно с архитектором Гийомом Жилле), исследуя творчество Поля Мэймона, одного из провидцев архитектуры будущего, который будет часто упоминаться в этой книге, писал: «Современные фантасты остаются непонятными только теми, кто не представляет себе поистине фантастических возможностей новой техники»¹.

____________

¹ К строительству городов будущего можно было бы приступить хоть сейчас, если полностью исключить или значительно сократить расходы на военные нужды. ЮНЕСКО приводит следующие поразительные данные:

«Затраты на создание опытного образца бомбардировщика соответствуют годовой заработной плате 250 000 учителей. Тому, кто предпочтет другое сравнение, сообщаем, что стоимость такого бомбардировщика эквивалентна затратам на создание 30 факультетов (по 1000 студентов на каждом) или 75 полностью оборудованных больниц (на 1000 коек каждая). На всем земном шаре каждый час тратится 7 миллиардов старых франков на вооружение, в то время как в ряде стран ощущается острая нехватка жилищ, больниц, школ, лабораторий, сельскохозяйственного оборудования и т. п.».

 

В подтверждение этой его мысли приведем несколько характерных примеров.

 

В 1918 году Бруно Таут создал так называемую «высокогорную архитектуру», запроектировав купольное сооружение, которое регулировало бы климат на одной из горных вершин в районе озера Комо. Это было признано чистейшей утопией! А сейчас, полвека спустя, мы убеждены, что с помощью геодезических куполов Бакминстера Фуллера можно обеспечить кондиционирование воздуха целых районов и городов.

 

В те же годы Ганс Лукхардт в своем проекте памятника Труду, признанном плодом чистой фантазии, применил складчатые конструкции, получившие впоследствии широкое распространение.

 

Криволинейные формы Финстерлина, Мендельсона и Кизлера в 20-х годах были признаны необоснованными архитектурными скульптурами в стиле безудержного барокко, однако именно они послужили прототипом таких современных сооружений, как аэровокзал, построенный по проекту Сааринена в Нью-йоркском аэропорту имени Джона Ф. Кеннеди, или музей Гуггенхейма, построенный Райтом в Нью-Йорке.

 

Те, кто пытается противостоять фантастам, обвиняя их в утопизме, забывают о том, что творческий поиск неотделим от утопии и что проблему всегда следует рассматривать с более широких и дальновидных позиций.

 

Проекты современных архитекторов-новаторов отмечены печатью еще большей необычайности, нежели произведения того же Дезидерио, ибо они, с одной стороны, полностью отказываются от архитектурного наследия, а с другой — являются выражением целенаправленных усилий. В качестве примера сошлемся на города-мосты. В 1922 году Огюст Перре разработал проект небоскребов, связанных мостовыми переходами, для которых сами небоскребы служили устоями. В проекте планировки Алжира Ле Корбюзье использовал эту идею в общегородском масштабе, предусмотрев путепроводы на уровне верхних отметок домов-башен. Города-мосты как основной градостроительный принцип использовали Джеймс Фицгиббон и еще шире Иона Фридман. Последний разработал проект города-моста, перекинутого через Ла-Манш, по своей смелости превосходящий архитектурные фантазии Филарете или Антуана Карона. Достоинство этого проекта заключается в его осуществимости.

 

В самое последнее время Поль Мэймон, Кикутаке, Кензо Танге и Катаволос разработали проекты морских городов, городов на сваях и плавучих городов. Известный ученый Жак-Ив Кусто предложил еще более удивительное решение: дома под водой.

 

Не менее фантастическим является и замысел дома-улицы или улицы-жилища. В 1929 году Ле Корбюзье предложил проект улицы-жилища для Рио-де-Жанейро, которая вписывалась в окружающий ландшафт; автомагистраль шла по крышам. Аналогичный принцип планировки города применили несколько английских архитекторов. В представленном недавно проекте «Мотопиа» и проекте зимней спортивной базы (Грийо) автомагистраль, защищенная от непогоды, проложена в теле непрерывной ленты домов, полностью соответствующей рельефу гористой местности.

 

 

 

Бесспорно, последние годы ознаменованы зарождением совершенно новых пространственных представлений. Архитектурная идея высотной застройки обогатилась идеей градостроительного овладения пространством. Такое градостроительство в пространстве является прямым откликом на «демографический взрыв». Архитектура замкнутых объемов, присущая всем временам — от греческого храма до «Жилого дома» — комплекса Ле Корбюзье, — уступает место раскрытым и сквозным архитектурным формам. Жилые ячейки располагаются на искусственно возведенных уровнях, в которых предусмотрены проемы для пропускания солнечных лучей.

 

 

В новых городах крыша также обитаема или, точнее, она вообще упразднена. На плоской крыше

жилого дома расположены школа, плавательный бассейн и места для отдыха.

Жилой дом в Марселе. Проект Ле Корбюзье.

 

 

Мы идем к новым представлениям в градостроительстве. Не вызывает сомнения, что в связи в этим радикально изменится и привычный характер нашей архитектуры. Ле Корбюзье еще в 1925 году настаивал на индустриализации строительства. Его идеям не суждено было сразу одержать победу, но ясно, что индустриальное строительство войдет в жизнь. В настоящее время во Франции методами индустриализации строительства вплотную занялись государственные заводы Рено (производство автомобилей) и Марселя Дассо (авиационные предприятия). С переходом жилищного строительства на методы авто- и самолетостроения будет осуществлена величайшая за всю историю архитектуры революция. Не исключено, что на начальном этапе (а нам пока известно заводское изготовление сборных элементов, но не всеохватывающая индустриализация строительства) индустриализация строительства пойдет по пути использования изживших себя форм. Но ведь и первые автомобили были похожи на кареты, а первые самолеты напоминали бумажных змеев. Механизмы, инструменты и новые материалы неизбежно повлекут за собой появление новых штампованных и собираемых насухо форм. Крайне важно иметь четкое представление о том, какие из них можно будет применить в пространственных конструкциях. Пока формы, используемые в проектах пространственного градостроительства, еще в достаточной степени привычны. Авторам, естественно, трудно представить формы, которые можно получить промышленным путем, до тех пор пока они не изучат их в процессе механизированного изготовления непосредственно на заводе. Это в известной степени напоминает нам рисунки художника Робида, предвидевшего развитие воздухоплавания в середине XX века, но изображавшего мужчин в цилиндрах, а женщин в платьях с кринолинами.

 

 

 

На пути, ведущем к созданию новых городов третьего тысячелетия, мы можем наметить три этапа. Первый из них завершается в 1975 году. Почему именно в это время? А потому, что до 1975 года и архитектура и градостроительство, вероятнее всего, будут развиваться по пути, намеченному Ле Корбюзье и Мис ван дер Роэ. Лишь к 1975 году предполагают завершить в Париже многие крупные градостроительные мероприятия, которые заметно изменят облик столицы.

 

В районе площади Обороны крупный жилой и деловой квартал будет обеспечен разнообразными видами подземного транспорта за счет создания искусственного озелененного уровня земли, предназначенного исключительно для пешеходного движения и размещения игровых площадок. Париж получит свои первые небоскребы; самый высокий из них, расположенный напротив Национального центра промышленности и техники, будет всего на 50 метров ниже Эйфелевой башни. На Монпарнасе появится башня высотой 185 метров, возведенная на месте существующего вокзала. В новом градостроительном комплексе на берегу Сены, между мостами Бир-Хакейм и Мирабо, также предусмотрено создание искусственного уровня и полное разделение различных видов транспорта.

 

 

Беспощадный мир, запроектированный по законам геометрии, однообразнее пчелиных сот и более безликий, чем перфорированная карточка. Новый вокзал Монпарнас.

 

 

К 1975 году большие изменения произойдут и в других городах (имеются в виду старые города с пригородами, застройка которых индивидуальными домами будет заменена крупными комплексами многоквартирных домов).

 

Вначале в отдельных местах, а затем и в целых районах современная архитектура получит полнейшее право гражданства; пока же это явление исключительное. Сейчас главное — преодолеть отставание. Вполне вероятно, что в большинстве случаев будут строить по принципам 20-х годов. Скорее всего, реконструированные районы городов и города-спутники обретут тот облик, который они должны были принять еще в 1925 году. И все же, несмотря на полувековое отставание, в жизнь будут проводиться определенные ведущие идеи, рассмотрению которых мы посвятим первую главу нашей книги: речь идет о создании искусственных озелененных уровней, подземном градостроительстве, индустриализации строительства, пластической трактовке архитектуры, градостроительной и архитектурной организации досуга, полном перевороте в условиях сельской жизни.

 

Второй этап завершится, по-видимому, к 1990 году. Возможно, что в соответствии с внутренней логикой развития мы уже за 15 лет шагнем от первых искусственно созданных уровней земли к архитектуре в пространстве; что города-мосты, плавучие и свайные города на воде станут привычным явлением; что мы сможем посетить обеспеченные кондиционированием города в Арктике или в Сахаре; что новые материалы и конструкции совершат полный переворот в используемом нами арсенале строительных форм. Возможно, что к этому времени транспортные проблемы станут совсем иными, появятся огромные города-галактики, которые по численности населения и занимаемой площади будут соответствовать размерам некоторых современных крупных государств.

 

 

 

Намечая столь точные даты, мы, очевидно, подвергаемся опасности заслужить насмешки потомков. Увы, это извечный камень преткновения на пути прозорливцев. Однако у нас нет никаких сомнений, что изложенные в этой книге мысли плодотворны и будут претворены в жизнь. Трудно, конечно, установить точные сроки их практического воплощения. По расчетам, подтвержденным крупнейшими инженерами и признанным самыми непредвзятыми социологами, идеи и проекты, которые рассматриваются в нашей книге, могли бы осуществиться уже начиная с 1975 года, а возможно, и раньше. Однако сила традиций столь велика, размеры капиталовложений на другие цели так значительны, а бездумность и косность администрации настолько привычны, что мы полагаем более разумным рассчитывать на то, что выдвигаемые сегодня идеи в широких масштабах смогут быть реализованы лишь к концу текущего столетия. Если это произойдет раньше, тем лучше, но для этого необходимо, чтобы изменения произошли не только в мировоззрении людей, — очень важно, чтобы резко изменились существующие нормы экономической и политической жизни.

 

Говоря о заключительном, третьем этапе, мы имеем в виду градостроительство и архитектуру начала XXI века. Этому вопросу будет посвящена особая глава книги, и мы грешим не столько излишним оптимизмом, сколько чрезмерной робостью. Несомненно, к этому времени немало обезлюдевших городов станут лишь местами паломничества туристов. Покинувшее их население будет проживать в пронизанных солнечным светом новых городах или в рассеянных жилых домах; на работу они будут ездить в города, являющиеся мозговыми центрами страны.

 

Мы не сомневаемся также, что целые районы страны будут обеспечены системами кондиционирования, что строительство подводных городов не будет преследовать чисто спортивные цели, а обратится к решению практических вопросов обеспечения условий труда. Новые транспортные средства, бесспорно, изменят инфраструктуру земной территории, а за пределами нашей планеты космонавты будут возводить архитектурные сооружения, используя изготовленные на земле сборные элементы. Возможно, старые города отомрут еще раньше, чем мы предполагаем. Если программа работ, ставящая целью обследование всех планет солнечной системы, будет реализована еще в нашем столетии, то можно надеяться, что до наступления XXI века на Луне и Марсе появятся архитектурные сооружения для космонавтов.

 

Ведь высадка людей на Марс планируется на 1973 год. Неизбежно встает вопрос, не будут ли первые предложения, разработанные Снельсоном и Мэймоном для космонавтов, осуществлены раньше, чем проекты наземных городов-мостов? Это вполне возможно. Не исключено, что намечаемая нами хронология событий будет нарушена. Если это действительно произойдет, то города, которые, как мы предполагаем, должны быть построены в XXI веке, будут сооружены уже в наш век. Однако жизнь показала, что, например, расцвет стиля Людовика XV относится ко времени Людовика XVI, а стиля Наполеона III — к эпохе Третьей Республики. Поэтому, к сожалению, вполне возможно, что и величественные архитектурные замыслы второй половины XX века достигнут расцвета лишь в начале следующего века.

 

Однако уже сейчас ничто не препятствует тому, чтобы архитектурные сооружения невиданного облика, обеспеченные системами кондиционирования воздуха, были воздвигнуты до 1975 года. Вместе с тем, и в наши дни и в более позднее время будет продолжаться строительство прямоугольных коробок жилых домов с дешевыми квартирами.

 

В наш век реактивных самолетов и ракет многие еще вынуждены полагаться только на собственные ноги или перемещаться на ослах, верблюдах и лошадях. А на Западе твердят о том, что путь к будущему прегражден автомобильной пробкой!

 

Вполне возможно, что будущее не разрешит присущих нашему времени противоречий и только усугубит их.

 

---

 

 

 

И. Смоляр. Город будущего — фантастика или прогноз? ... 5

Мы — поколение экспериментаторов ... 19

 

Введение ... 23

 

Градостроительство и архитектура в 1975 году

1. Градостроители штурмуют пространство ... 47

2. Город уходит под землю ... 54

3. Эра индустриализации жилищного строительства ... 69

4. Новые материалы, новая техника, новые формы ... 79

5. Здание — тоже скульптура ... 97

6. Переворот в организации досуга ... 114

7. Меняется облик сельских местностей ... 134

 

Градостроительство и архитектура в 1990 году

1. Городскому населению угрожает опасность задохнуться ... 145

2. Новая идея: градостроительство в пространстве ... 151

3. Город и дом приходят в движение ... 204

4. Архитектор начинает присматриваться к живому миру ... 216

5. Уличное движение — бич градостроителей ... 225

6. Новая идея: город-мост ... 235

7. Город завоевывает океан ... 242

8. Преобразования в организации досуга ... 253

9. Архитектура теряет вес ... 268

10. Жилища с кнопочным управлением ... 274

 

Заключение ... 279

 

---

 

 

 

  

 

---

 

 

Скачать издание в формате djvu (яндексдиск; 8,8 МБ)

 

Скачать издание в формате pdf (яндексдиск; 8,4 МБ)

 

 

Все авторские права на данный материал сохраняются за правообладателем. Электронная версия публикуется исключительно для использования в информационных, научных, учебных или культурных целях. Любое коммерческое использование запрещено. В случае возникновения вопросов в сфере авторских прав пишите по адресу [email protected].

 

 

См. также: