|
Биокосмисты. Десять штук. 1923
Анархо-биокосмизм / биокосмизм — направление в российской философии и литературе начала 20-х годов XX века, основными принципами и целями которого были максимальная свобода личности и её творчества вплоть до свободы передвижения в космосе, распространения влияния деятельности человека на всю вселенную, достижения физического бессмертия, способности создавать и пересоздавать вселенную, управлять временем, воскрешать умерших людей и т. д.
«Биокосмизм — это новая идеология, для которой краеугольным принципом является понятие личности, возрастающей в своей силе и творчестве до утверждения себя в бессмертии и в космосе. Существенными и реальными правами личности мы считаем ее право на бытие (бессмертие, воскрешение, омоложение) и на свободу передвижения в космосе (а не мнимые права, провозглашенные в декларации буржуазной революции 1789 г.). При этом биокосмизм опирается на последние завоевания науки и техники и в то же время стремится к их перестройке, а также философии, социологии, экономики, искусства, этики согласно своей великой телеологии».
из Декларативной резолюции Креатория Российских и Московских Анархистов-Биокосмистов (журнал «Биокосмист», № 1, 1922)
С 1922 года биокосмисты начали издавать журналы «Биокосмист» (Москва, редактор А. Агиенко) и «Бессмертие» (Петроград, редактор А. Ярославский), в которых печатались материалы по биокосмизму, поэтические подборки, научно-фантастические произведения.
Самым известным собранием поэтических сочинений биокосмистов стал сборник «Биокосмисты. Десять штук», который вышел в 1923 году в типографии трудартели «Печатник» (город Боровичи Новгородской губернии). В выходных данных сборника в качестве места издания значится Петроград.
Планировалось также издание сборника «Биокосмисты: Еще 10 штук», который так и не вышел в свет.
«Относительно альманаха (у которого анонсировалось так и не воплощенное продолжение «Еще десять штук») все не так просто — лица, именами которых подписаны включенные туда стихи, либо почти никак больше не проявили себя в литературе, либо изначально представляли собой фантомные инкарнации идеологов; по крайней мере, сведения о физическом существовании И. Линкста, П. Логинова, О. Лор, К. Чекина, С. Кочета, Э. Эрна, Н. Рэма, А. Сергиенко и С. Тихонова противоречивы и незначительны. (Любопытно, как этот прием с шумною толпою псевдонимов был использован за тридцать лет до этого Брюсовым, хотя все-таки часть вкладчиков «Русских символистов» в реальности существовала)».
А. Л. Соболев (lucas-v-leyden.livejournal.com/133346.html)
Ниже мы публикуем полнотекстовую версию сборника. Орфография и пунктация оригинала сохранены, исправлены только очевидные опечатки. Скан издания в формате pdf (прямая ссылка; 7,5 МБ).
Биокосмисты. Десять штук. 1923. — Петроград : Комитет поэзии биокосмистов-имморталистов (Северная группа), 1923. — 14, [2] с.Александр Ярославский.Небесная пекарня.
Небо — ситный калач,
А звезды — изюминок точки;
Вот вместе с ними луной запекли таракана.
В синей пекарне тепло
После выпечки жаркой дневной
Здесь на земле не видать пекарей,
Что муку замесили.
Главный пекарь — сам Бог-Саваоф
— Примеряет он черный передник,
Что бы закрыть от людей
Заоблачных высей пекарню.
Только все же повсюду
Юркие, хитрые люди
В ночи дыру провертели
И смотрят прожектора глазом.
Люди, давайте, отхватим у Бога
Свеже-испеченный ситный
С рассыпчатым звездным изюмом!
Будет тогда предовольно
На всю нашу нищую братью,
Эй, голытьба, собирайтесь
На штурм поднебесной пекарни!!!
Петроград. 1922 г.
Поджигатели неба.
Мрак замел хвостом крысиным
Холм и небо и овраг...
Брызнем в дали керосином,
Что б огонь вился как флаг!
Эта ночь, — как черный клейстер,
Серых душ качнем качель!
— Поджигатель, как брандмейстер,
Закричит на каланче...
Встаньте воры, киньте норы!
— Больше нет оплывших свеч!
Вот луна, — как желтый ворон...
— Это небо нужно сжечь!
Ждать и дохнуть — нестерпимо,
Лучше — пламя в лунный пуп!
Разожжем надзвездный примус,
Что б расплавить млечный путь!
Всех — из чортовой геенны
И из райских глупых дыр —
Поджигатели вселенной
Всех зовут на вкусный пир!
Жить в потемках всем навозно,
Суета для всех — урон
— Так скорей же чортов космос
Подожжем со всех сторон!
Над городом.
Люди по улицам ходят
Чинно, солидно и важно, —
Иные бегут суетливо,
Как муравьи по песку.
Если взлететь над столицей
На «Авро» на тысячу метров,
Вовсе тогда не увидишь
Сверху ни тех, ни других.
Только дома, как игрушки,
Прижмутся друг к другу так плотно,
Что даже их еле видно
В квадратиках шахматных улиц.
Если же в бак накачают побольше бензина,
Можно набрать высоту —
И внизу улыбнется сплошное,
Точно урок географии,
В гимназии, где двойки боишься!
Город покажется планом
И картою с крупным масштабом...
Как это странно, что здесь вот
На карте, похожей на ту, что висела
В гимназии, в актовом зале,
И на которой так трудно
Найти и Житомир, и Рио-жанейро,
Есть и тот дом, где живут мои близкие люди,
Есть и квартал, где любимая мною живет
Как это странно,
Что стоит нажать рукоятку —
И распадается карта —
И город я вижу родной.
Может быть также и вечность —
Громадная синяя карта
Станет родной и живой,
Если ближе мы к ней подойдем?!..
Петроград, 1922 г.
Блеск утопий.
Про блеск утопий в болоте быта,
Блестя, лукавит мой ломкий стих,
Тоска забита и смерть забыта,
Тоска — корыто для тех, других...,
Нам много надо! И лучше надо ль?
А дальше видно еще, еще...
Ломают стены, что б сбросить падаль,
Что б в лавке будней свершить расчет.
Приказчик смерти всегда неряшлив,
Приказчик смерти всегда сонлив,
Но скоро выйдут другие наши
— Светлей и жарче чем солнц разлив!
И быдло будней и быта мусор
Пусть смерть, как дворник, скорей, — в навоз!..
От скользких истин, от взлетных вкусов
В величье вскинем хрустальный мост!
5 Января 1922 г., Мал. Вишера.
Критике в морду.
Плюнем разом
Критике в морду! —
Степан Разин,
Плюнул бы так!
От душащих спазм
Будней аорту
Вскроем ножами
Буйных ватаг!
К чорту починки!
К чорту корыто!
Заново — солнце!
Заново — все!
Пусть сдыхают
Ассенизаторы быта —
Ими ли тронется
Будней серсо?!
Собакой сумеем
Вселенную вызлить,
Добрыней сумеем
Горыныча бить!
Готовьте сердец
Стосильные дизели
Спасать! Ненавидеть!
Любить!
По Миру густо
Пошлость размазана —
Смотри же, критик,
Смотри! —
Вот, мы — потомки
Степана Разина
Сердцами —
В костер зари!
Ведь узел чудес
Сегодня развязан
И бунт перелетный
Стрельчат —
Когда говорят
Эдиссон и Разин,
Тогда идиоты
Молчат!
Ноябрь 1922 г., Петроград
Иммануил Линкст.Король семи планет.
Мне, королю семи планет,
Немыслим в жизни звон отказа,
Мне непонятно слово «нет»,
Когда, как руль — высокий разум!
О, нерожденное дитя —
Мечта безумца Метерлинка,
Тебя живущие взростят
Из тины будничного рынка!
Восторг не обрывает роз,
Восторг всегда на подвиг взвихрен,
И если вы ушли в навоз,
То мной открылся синий выход.
И если в прошлом миллиард.
Исчез, погиб, как сонм несметный,
То пусть векам скандует бард,
Что жив король семипланетный.
Мне, королю семи планет
Немыслим в жизни звон отказа
— Взрываю к солнцу слово «нет»
Испепеляющим экстазом!
Петроград. Сентябрь 1922 г.
В коллектив.
Кровь минут в жилах дня не застыла
И игольчато жадность звенит;
Почему же у губ моей милой
Тень запрета бесцельно следит?
Выйдет ласка в терновой короне,
Как смешной и хороший Христос —
Кто то новые слезы уронит
На усталости ветхий откос...
Эта жизнь, — точно лес многостволый, —
На всегда хороша и пышна,
Если люди — шумливые пчелы
— Наполняют свой улей до дна...
Ах, не нужно же бо́льное трогать —
Ведь расчищена старая гать!
— Хорошо с миллионами в ногу,
Как солдату в парадах шагать!
Ведь дано же откуда то жить им
В плесках солнц и укусах чумы...
— Хочешь завтра безтрепетно выйдем,
С миллионами серых, и мы!
Ноябрь 1922 г., Петроград.
Петр Логинов.Время аршином.
(Эйнштейну).
Время мерьте аршином!
Столько-то верст веков!
За шуршащим судьбы кринолином
Скрыт бессмертия пышный альков...
Сколько аршин осталось
Пройти мне по треку лет?
— Ты подымешь иль нет забрало,
Некто в сером, что-б дать ответ?
— Что же, выйду на жизни форум
Суетливой толпе прокричать,
Что со всех сокровеннейших формул
Уже сорвана кем то печать!
Только жизнь все-ж мила одна мне:
Трехмерная, здесь, внизу...
Пусть мозги суетятся программней, —
Все же дни муравьями ползут!
Так ведь мало хотел Шершеневич:
Папирос и немножко любви —
Что-ж я лгу, будто я королевич,
Что-б из слов кренделей навить?!
Может я, средь людской мешанины
Также робок в делах своих —
Пристегиваю свои аршины
К миллионам метров чужих...
Чем же я, чем же я виноватей,
Если в мире, залипшем в крови,
Я хочу трехмерных объятий
И трехмерной, простой любви!
Флирт в Москве.
Лиловой тканью зазмеился небосвод.
И синий мрак подпер щеку заката.
День, погребенный в мусоре зевот,
Обкраденным ушел аристократом.
Бледнела кумачевая щека
И вот уже, как будто для потехи,
Выходит ночь игриво пощелкать
И звездные и лунные орехи.
Громадный, темно-синий тусклый таз
Висит над миром тяжкий и далекий
Вчера с него струя дождливая лилась,
Как кухонные жирные потеки.
Как будто кто-то в небе небо мыл
И шваброй тер закопченые дали.
Как тысячи язвящих тонких пил,
Сейчас в оркестре скрипки раздражали.
Ансамбль любви, скажу на перечет,
Он страшно прост, несложен, и не тонок;
Я целовал и губы и плечо,
И был доволен, как весной — теленок...
И так всю ночь, до брезжущей зари —
Такой невинно—девственно—лиловой, —
Когда заря с зарею на пари
Готова снова день отметить новый.
Свежо немного... Головная боль,
Иду по улице раскидистой походкой.
В итоги счастья вписан лишний ноль
И дробен шаг нетвердый и нечеткий...
Грохочет деловито ломовой;
Уж слышен звон вокзального трамвая
И вот уж под завесой заревой
Раскинулась умытая Тверская.
Угрюмо раскрываю кошелек:
Сто пятьдесят, — как раз; ну что-ж, чудесно! —
Сажусь в трамвай; звонок, потом толчек —
И еду спать к себе домой на Пресню.
Ольга Лор.Завещание.
Мальчик мой, ты не умрешь! —
Я не смерти тебя родила —
В смерть вонзаю я разума нож,
Что-б взорвалась могильная мгла.
Может мне не уйти от сетей,
Только все же победам лишь верьте:
Для тебя, для миллионов детей
Мы добудем, добудем бессмертье!
Что бы спать в колыбельке ты мог,
Я тебя, мой родной, успокою:
Смерти бог — отвратительный бог
Ниспровергнут рассудка рукою!
Я не знаю разломан ли круг,
Всех ли мраков разбрызгали стаю...
Только знай, — даже, если умру —
Я бессмертье тебе завещаю!
Смерти.
Как может быть, когда люблю я,
Что-б смерть любимого взяла? —
От радостного поцелуя
Его в ничто не скроет мгла!
Пусть жизни звонкому трамваю
Звенеть, звенеть во все края!
Ты слышишь, смерть: я запрещаю
Смотреть на милого, как я!
Так злись больней, так плачь сугубей!
Копи, копи могильный гной; —
Старуха, он тебя не любит,
Он здесь останется со мной!
Кладбища, бойтесь женской мести! —
Не мной ли в блески жизни верть?
Я с Кюри-Склодовскою вместе
Вонзаю гордо радий в смерть.
Пусть радость — радий смерти в груди
Швырнет бессмертие без смет! —
Запомните, живые люди,
Биокосмический завет!
* * *
Запомните, сонные люди,
Усталые от скучных зевот:
Если смерти не будет, —
Просто радость придет!
Кирилл Чечкин.Вместо церквей уборные.
Упрямые и упорные —
В жизни праздничную проложим тропу:
Вместо церквей — уборные
И покорности тихой — капут!
Не хватает живым ночлежек —
На вокзалах валяются, как скот;
Глаз мой до боли режет
Этот купол и крест вон тот.
Неужели и я послушен? —
Неужели и я, как все,
Не желаю в церквях конюшен,
Что-б с тоской в небесах висеть?!
Размечу я мечты кулоны,
Точно хлипкий и хлевный хлам:
— Пусть первые — и здесь Наполеоны —
Выступаю по их следам!
Если жизнь так тесна и убога,
Если тягостен узел дней,
То, Господь, потеснитесь немного, —
Пропустите усталых людей!
В динамитном свершений дыме,
В пироксилиновой игре минут
То что наше, — мы сами отнимем,
Что-б создать и комфорт и уют.
Обломаем у времени жало,
Соберем недовольства улов —
Выходи-ка, бедняк, из подвала
На штурм церквей и дворцов!
1916
Сергей Кочет.Паника смерти.
Звонкой жизни делегаты
В ставку смерти держат путь;
Прытких праздников пираты
Занавесят быта муть
Мглою вскормленные черти —
Мутных мраков пастухи —
Стали в ряд у ставки смерти,
Что-б весь день пасти грехи.
А грехов большое стадо,
По примеру всех свиней.
Все бежит куда не надо,
Вдоль всех адовых аллей...
Но на слово скуповаты,
Все-ж в чистилище спешат
Жаркой жизни делегаты,
Что-б пройти в сугубый ад.
Слишком прыток бег их скорый;
В ставке смерти разговор,
Что, де мол, явились воры
У почтенных адских нор!
В непредвиденном ознобе
— Жуть и холод ведь для всех —
Ходит смерть в стихийной злобе,
Прижимая к сердцу грех:
«Что же будет, что же будет,
(Здесь сам чорт не разберет!)
Если эти черти — люди
Даже мне дадут расчет!»
Прытких праздников пираты
Не застрянут на мели! —
Звонкой жизни делегаты
Все в бессмертие вошли!
Эрнст Эрн.Планетной Дульцинее.
Женщины дальней планеты
Такие как здесь или нет?
Нужно-ли к ним пешеходить
По космоса лапам?
Может быть здесь попытаться
Затеплить сердца и граниты —
Может быть просто на Невском
Найти мне сегодня Альдонсу?
Нужны ли эти полеты,
Ракетой в планетные страны,
Если так солнечно просто
Можно любить на земле!?
— Все же укусами снов
Искусано сердце живущих —
Снова и снова порыв
Влечет к Дульцинее планетной.
Может быть нет на земле
Ничего Дон-Кихота прекрасней,
Вот и поэтому мы
Мчимся за рыцарем львов!
Что ж, неужели, как он,
Там, за космической гранью,
Будем безумья копьем
Мельницы снова пронзать?!
Женщины дальних планет,
Вы ведь мудрей Дульцинеи —
Знаю на завтра вы к нам
Легкий направите шаг!
Н. Рэм.Блевок.
Рыгнем с восторгом лошадинным
На вашу сыть, на вашу стать!
Ужель, восторженным кретинам —
Вселенную не заблевать?
Вы веселитесь беззаботно
И так проходит день за днем;
А мы на мир взираем рвотно,
А завтра—завтра мы блевнем!
Да, мир прекрасней всех полотен!
Всех Тицианов и Анджел,
Когда жемчужиной блевотин
Он ограненно прозвенел!
Пускай стоит земля нагая,
Роняя менструаций след,
Когда, икая и рыгая,
Рожает истину поэт.
Пути свершений всем отлоги,
А быту — за верстой верста,
Но физиология физиологий —
Заднепроходная мечта!
Прислушайтесь к собратьев лаю,
К их плеску в водах вешних луж
Я на прямой кишке сыграю
Себе и солнцу бодрый туш!
Лишь мне дано свершений хлебы
Всем разделить, восстав от сна —
Я десять лет уж в бане не был
И — ароматен, как весна!
Погрязнуть мне ль в событий хламе?
Иль брызнуть в мир мечты струю?
— Живу как все, блюю стихами
И даже вообще блюю.
Живу здоров и беззаботен,
Вонзивши в быт мечты маяк.
В водовороте всех блевотин
Всегда первейшая — моя!
Гляжу, с восторгом лошадинным.
На нашу сыть, на нашу стать —
— Ужель подобным исполинам
Вселенную не заблевать!
Аристарх Сергиенко.Декларация блага.
Смерти дырявый череп
Прострелен сомненья пулей.
Жизни кайенский перец
Нужно ли слабым сжулить?
Нужно ли новых благ нам,
Нужно ль опять океанов,
Если бессмертья флагман
Старше судьбы капитанов?
Нам ли слушать седых адмиралов —
Многоопытных данников прозы,
Если из жизни провалов
Вырваны все угрозы;
Если на жизни праздник.
Точно на светлой трапезе,
Из сомнений разных
Все таки радость лезет—
К сведенью всех вооруженных:
Жизни предвечный автор —
Радости медвеженок
Всех зацелует завтра!
Акушерка судьбы, от аборта
И тебе самой не уйти,
Если радости первого сорта
Расцветают на нашем пути —
Будет солнце на нашей заявке,
Без никчемных ночных помех! —
Саваоф, ведь в веселья лавке
Вход свободный сегодня для всех!
Семен Тихонов.Лавочка бессмертья.
(Венской буржуазии).
Над смерти мудростью совинной
Восстал бестрепетно Штейнах
И бодро рослые кретины
Несут бессмертие в штанах!
Когда я раньше видел гнусных
В полотнах жизненных зевот,
Я думал радостно и вкусно:
«Быть может завтра он умрет!»
Теперь и этого нельзя мне,
И эта застлана тропа!
В озерах жизни — муть и камни,
Кретинов вечная толпа...
Уже сегодня жирный Мюллер,
Колбасами питая сыть,
От колик ерзая на стуле.
Решил бессмертие купить!
Ах, слов так мало трех'этажных,
Что б выругаться чорта злей —
Он взял засаленный бумажник
Своих колбасных барышей —
Проклятье пошлости и праху,
Что жабью жизнь в бессмертье взвил!
— Ганс, не спеша пошел к Штейнаху,
Поторговался и купил!
Плевка подобного, поверьте.
Страшней ничто не может быть —
Ведь Ганс, подумайте, бессмертен! —
Он не умрет, а будет жить!
Пусть бунта гневную крамолу
Скорей швырнут в лицо судьбе —
О, человеческая сволочь,
Ужель бессмертие тебе?!
ЛИТЕРАТУРА Сев. группы БИОКОСМИСТОВ-ИММОРТАЛИСТОВ.
Вышли из печати:
Готовятся к печати:
См. также:
2 декабря 2018, 2:44
2 комментария
|
|
Комментарии
Добавить комментарий