Хагай Бен Наим. Парижская колыбельная

PARISIAN LULLABY BY HAGAI BEN NAIM. Detail

 

 

 

В 2016 году на конкурс Fairy Tales было подано более 1500 заявок из 67 стран, что сделало его одним из крупнейших архитектурных конкурсов мира. Кроме того, уровень творчества был как никогда высок: от пронизывающих историй, основанных на недавних происшествиях, до наводящих на размышления критических исследований текущего и будущего состояния архитектуры.

 

Победителей выбирало междисциплинарное жюри, в состав которого входили: Ганс-Ульрих Обрист (Hans-Ulrich Obrist), Элизабет Диллер (Elizabeth Diller), Эллисон Арифф (Allison Arieff), Брэдфорд Шеллхаммер (Bradford Shellhammer), Дэниел Саймон (Daniel Simon), Дрор Беншетрит (Dror Benshetrit), Сильвия Лавин (Sylvia Lavin), Кристина Гоберна (Cristina Goberna), Аарон Бетски (Aaron Betsky), Роберт Макки (Robert McKee), Александр Уолтер (Alexander Walter), Дэвид Басульто (David Basulto), Бекки Квинтал (Becky Quintal), Мэтью Хоффман (Matthew Hoffman) и Франческа Джулиани (Francesca Giuliani).

 

В 2016 году жюри выбрало трех победителей и вручило поощрительные премии авторам еще 10-ти работ.

 

Первая премия досталась команде архитектурного бюро Olson Kundig из Сиэтла за проект «Добро пожаловать на 5-й фасад».

 

Вторую премию получил Хагай Бен Наим (Hagai Ben Naim), студент архитектурного факультета, обучающийся в Париже, виртуозно использующий сатиру в работе «Парижская колыбельная» (“Parisian Lullaby”), чтобы изучить текущее состояние дел во Франции. Здесь важен контекст, проект создан по следам серии террористических актов в Париже 13 ноября 2015 года, жертвами которой стали 130 человек, что сильно повлияло на городскую архитектурную политику, общественные пространства и регламенты безопасности.

 

Хагай Бен Наим: «„Парижская колыбельная“ — результат моего личного знакомства с городским пространством и политическим климатом современного Парижа в контексте недавних душераздирающих событий, произошедших в городе. Парижская муниципальная одержимость идеей управления и упорядочивания жизни в общественном пространстве города породила ряд правил, касающихся сохранения, обслуживания и обеспечения безопасности. Некоторые из этих правил, например, требование Второй империи закрывать общественные парки с наступлением темноты, относятся еще к XIX веку. В сатирической переработке мастер-плана нового городского района Клиши-Батиньоль, „Парижская колыбельная“ поднимает вопрос об актуальности этих анахроничных муниципальных правил в современном Париже. Она открывает ящик Пандоры культурной критики, из которого вываливаются фундаментальные вопросы, связанные с пространством и идентичностью, свободой, предрассудками, культурными догмами и лицемерием».

 

Третье место занял Коби Логендрараджа (Kobi Logendrarajah), студент архитектурного факультета Университета Ватерлоо (Канада), за «12 морских миль».

 

10 поощрительных наград (honorable mentions) жюри присудило следующим участникам: Sean Cottengim & Alex Gormley; Scott Lindberg & Katherine Nesse; Rubin Quarcoopome; Liao Hung Kai & Huang Hsiao Rou; Patch Dobson-Pérez; Nicola Chan, Nikolas Kourtis & Pui Quan Choi; Kostis Ktistakis; Will Fu; Mark Morris & Neil Spiller; and Olalekan Jeyifous.

 

 

 

 

 

За Эйфелевой башней и на другом берегу Сены реализуется новый мастер-план района Клиши-Батиньоль. Он настолько новый, что вы можете даже не узнать в нем Париж. Новые здания, новые дороги, новые функции, все новое. Никакого Османа, это точно! Настоящая жемчужина всего проекта — центральный парк. Это огромное бьющееся сердце недавно спланированной территории. Помимо того, что парк хорошо спланирован и является прекрасным местом для детей и раем для любителей бега, он также важная составляющая инфраструктуры района: это главная ось циркуляции с севера на юг. Это линия жизни. Пространственное воплощение свободы передвижения. Его ценность неизмерима. Жителям района очень повезло, что у них есть этот парк, и все же... загадочным образом... его закрывают каждый вечер в сумерках до рассвета, как и все остальные парки в Париже. Разве не странно? Ну, местное агентство по планированию рассказывает нам, что это вызвано вопросами безопасности, но на самом деле это немного больше, чем просто «вопрос безопасности».

 

После заката, когда восходит луна и закрываются ворота парка, на романтический Париж опускается темнота, и разум засыпает. Затем просыпается другой мир. Мир тревог и безумия, преступности и грязи, где нет логики, прямых углов и прямых линий. Мир, где можно встретить свои худшие кошмары, свои буйные фантазии и прочие земные прелести. И под покровом ночи хаос вырывается из клетки и выплескивает свое ужасное содержимое в парк. Он выползает из подвалов новых зданий и сочится из новеньких водопроводных и канализационных труб. Он падает с неба и пробирается между корнями, казалось бы, старых деревьев. Его звери идут по парку, празднуя свое время ступить на землю, которую человеческое сознание стремится подчинить себе и упорядочить.

 

Когда часы бьют полночь, хаос разбивает парк вдребезги, разрывая на кусочки его план, форму и функцию. Наполеон III наблюдает из своей мрачной могилы, как его город рушится, как существа преступного мира сокрушают городской этос Парижа, который он с таким трудом создавал с помощью Османа, Альфана, Барийе-Дешама и Бельграна. В качестве закуски звери начинают обгладывать здания Жоржа Османа. Основным блюдом становится «Ла-Виллет» Бернара Чуми. В порыве ярости Национальная библиотека Доминика Перро пронзается тысячу раз. Нотр-Дам вздымается вверх в отчаянном самоубийственном жесте. Триумфальная арка навсегда погружается в воды забвения. Пирамида Лувра Бэй Юймина разбивается на бесчисленные осколки стекла. В спину оклеветанной всеми башни Монпарнас вбивается кол.

 

Пространство и городская среда демонтируются и разрушаются, превращаясь в сплошное море грязи и нечистот. Париж лишает себя своего содержания: нет больше ни Genius, ни Loci, ни Zeit, ни Geist*. Сердце французской культуры сломлено. Все, что осталось, — это страх и печаль, секс и смерть. Неизвестно, взойдет ли когда-нибудь солнце, ведь хмурую луну уже умертвили. Проститутки правят улицами, а наркоторговцы провозглашают себя королями. Убийства, преступления и незаконный секс свободно процветают в темных закоулках. Жертвоприношения животных, дикие твари, мясо, алкоголь, похоть, болезни, андрогинные тела, кровь, порно, маленькие дети, плачущие бездомные, ножи, оружие, психопаты, дым, огонь, яд, иммигранты, радикалы, война... и... и... Боже, спаси нас всех!

____________

* Genius Loci, лат. гений места — в римской религии дух-покровитель того или иного конкретного места (деревни, горы, отдельного дерева). Стало популярным у писателей XVIII века и оказало влияние на архитектурные вкусы в Британии (англ. spirit of place) и за её пределами. Выражение genius loci чаще всего применялось к пейзажу.

Zeitgeist, нем. дух времени — в современном значении относится к интеллектуальной моде, предписывающей то, что считается приемлемым, или к стандартизирующим традициям той или иной эпохи, например, в области архитектуры.

Прим. TEHNE

 

 

Чудесный парижский вечер. Все соседи в сборе, одетые по высшему разряду, пьют лучшее шампанское и лакомятся изысканными закусками и десертами со шведского стола. Шоу-рум новостроек района Клиши-Батиньоль не может быть более гостеприимным, светлым и опрятным. На торжественном открытии все так гордятся новым урбанистическим проектом. Мэр заканчивает свои добрые речи, обращенные к почтенной публике: «... и именно поэтому мы сделали этот обдуманный выбор — закрыть парк на ночь. Вы все должны знать, что это делается для вашей собственной безопасности и безопасности ваших детей, — его мягкий, дипломатичный голос эхом отражается от высоких и прочных стен зала. — Французская культура сильна и продолжит развиваться, мы должны поддерживать ее могущество». Громкие аплодисменты звучат из зала. Да, забор защищает Париж от распада. Он защищает всю французскую культуру от упадка. Он защищает нас.

 

Да, он должен защищать нас... должен!

 

...

 

верно...?

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Past the Eiffel tower and across the Seine, the new master plan of Clichy Batignolles is being built. It’s so new you won’t even recognize that it’s Paris. New buildings, new roads, new functions, new everything. No Haussmann, that’s for sure! The real jewel of the whole project is its central park. Enormous in size, it’s the beating heart of this newly planned territory. Apart from being so well-planned, a great location for kids and a heaven for joggers, this park is a major part of the neighborhood’s infrastructure: it’s the main circulation axis from north to south. It’s a life line. It’s the spatial incarnation of the freedom of movement. Its value is immeasurable. Neighborhood residents are so lucky to have this park and yet… mysteriously… they close it up every evening at twilight until the strike of dawn, like every other park in Paris. Isn’t that peculiar? Well, the local planning agency tries to sell this story that it’s because of security issues, but actually it’s a bit more than just a “security issue”.

 

After sunset, when the moon rises and the park’s gate is closed, darkness falls over romantic Paris and reason falls asleep. Then, another world wakes up. A world of anxieties and madness, of crime and dirt, where you can’t find logic, right angles or straight lines. A world where you can meet your worst nightmares, your flash-lust fantasies and other such earthly delights. And under the cover of night, this havoc hacks out of its cage and unleashes its awful contents into the park. It crawls up from the basements of new buildings and oozes out from brand new water and sewage pipes. It tumbles down from the sky and slithers out between the roots of seemingly old trees. Its beasts touch the ground of the park, celebrating their time to step upon the land that human consciousness seeks to rule and order.

 

When the clock strikes midnight this havoc shatters the park into pieces, tearing apart its plan, form and function. Napoleon III watches from his dark grave as his city crumbles as creatures of the underworld crush the urban ethos of Paris that he, through Haussmann, Alphand, Barillet-Deschamps and Belgrand worked so hard to forge. As an appetizer, the beasts start nibble away at Haussmannian buildings. Tschumi’s La Villette is the main course. In an act of rage, Perrault’s National Library is pierced a thousand times. The Notre Dame rises up in a desperate suicidal gesture. The Arc of Triomphe is plunged into the waters of oblivion, never to be seen again. Pei’s Louvre Pyramid is smashed into countless shards of glass. A stake is stabbed in the back of the much maligned Montparnasse Tower.

 

Space and place are dismantled and demolished, turning into a continuous sea of sewage and filth. Paris empties itself of its content; no Genius, no Loci, no Zeit, no Geist. The heart of French culture is broken. All that’s left is fear and sorrow and sex and death. It’s not clear whether the sun will ever rise again, as the gloomy moon has already been butchered. Prostitutes rule the streets, and drug dealers crown themselves as kings. Murder, crime and illicit sex celebrate freely in the dark corners. Animal sacrifices and wild creatures and meat and alcohol and lust and disease and androgynous bodies and blood and porn and little kids watching and homeless people crying and knives and weapons and psychopaths and smoke and fire and poison and immigrants and radicals and war… and… and… god save us all!

 

It’s a wonderful Parisian night. All of the neighbors are there, dressed to the nines, nibbling on gourmet appetizers and fancy desserts from the well-placed buffet and drinking the finest champagne. The Clichy Batignolles model room couldn’t be more welcoming, alight and tidy. At the grand opening everyone is so proud of this new urban project. The mayor finishes his kind words to the honorable crowd “… and that’s why we’ve made this considered choice to close up the park at night. You should all know it’s for your own safety and that of your children”, his soft, diplomatic voice echoed the fine and firm walls of the room. “French culture is strong, and will keep on going” he states, “we must sustain its strength”. Loud applause rises up from the public. You see, the fence protects Paris from falling apart. It protects the entirety of French culture from collapse. It protects us.

 

Yes, it must protect us… it must!

 

…

 

right…?