В. А. Прохоров. Материалы по истории русских одежд и обстановки жизни народной. Выпуск 4-й. 1885

 

 

 

Прохоров Василий Александрович (1818—1882) — российский археолог, преподаватель Санкт-Петербургской Академии Художеств. Основатель нескольких малых музеев, издатель и редактор научных журналов.

 

Один из основных трудов В. А. Прохорова — Материалы по истории русских одежд и обстановки жизни народной, издаваемые по Высочайшему соизволению В. А. Прохоровым [Выпуск 1] и А. В. Прохоровым [Выпуски 2—4] : [В 4-х выпусках]. — Санктпетербург : Типография Императорской Академии наук, 1881—1885. 1-й выпуск книги (1881) издан самим Василием Александрович, остальные три выпуска (1883—1885) — его сыном — художником А. В. Прохоровым.

 

Публикуем полностью 4-й выпуск «Материалов...», посвящённый использованию изразцов в древнерусском искусстве и архитектуре. Том содержит статью русского архитектора, искусствоведа и историка архитектуры Николая Владимировича Султанова об изразцовом искусстве, и 28 листов цветных иллюстраций. Публикация основана на издании, оцифрованном Российской государственной библиотекой.

 

 

 

 

 

 

____________

*) ИСТОЧНИКИ:

1) И. Сахаров. «Обозрение русской археологии», глава III «Ценинные произведения». — Записки Отделения русской и славянской археологии И. А. О-ва., том II. Спб. 1851 г.

2) Н. Артлебен. «Кафельная печь в архиерейском доме в Суздале» (Известия И. А. О-ва, том IV).

3) И. Забелин. «Историческое обозрение финифтяного и ценинного дела в России». (Записки И. А. О-ва, том VI).

4) Архимандрит Леонид. «Историческое описание ставропигиального Воскресенского, Новый Иерусалим именуемого монастыря». Москва, 1876 года.

5) Он же. «Ценинное дело в Воскресенском, Новый Иерусалим именуемом монастыре с 1656—1759 год» (Вестник О-ва Древне-русского искусства, 1876 г ).

6) Ф. Рихтер. «Памятники древнего русского зодчества», с текстом И. Забелина и Д. Дубенского. — Москва 1851 года.

7) Б. Веселовский. «Изразцовые печи в доме г-жи Шумиловой в г. Гороховце, Владимирской губернии» (Зодчий 1880 года, № 7).

8) Л. Даль. «Ростовские изразцы», — корреспонденция. (Вестник О-ва Древне-русского Искусства 1875 г. Смесь, стр. 49).

9) А. Титов. «Ростовский уезд Ярославской губернии». — Москва, 1885 года.

10) Архимандрит Амфилохий. «Ростовские древности». — (Вестник О-ва Древнерусского Искусства 1874, смесь, стр. 3).

11) «Возобновление Крутицкого терема в Москве». (Вестник О-ва Древне-русского Искусства, 1874 года).

12) Н. Шохин: «Сборник очерков и детальных рисунков русских старинных построек». — Москва 1872.

13) И. 3. «Матерьялы для археологического словаря». «Древности» (труды московского археологического О-ва). Том I. 1865 года.

14) Николай Закревский. «Описание Киева». Москва, 1868 года.

15) Архимандрит Макарий: «Археологическое описание церковных древностей в Новгороде и его окрестностях». Москва, 1860.

16) И. Фундуклей: «Обозрение Киева в отношении к древностям». Киев 1847 г.

17) И. Хрущов: «Белгородка и найденный в ней змеевик». (Известия И. Р. А. О-ва, Том IX, выпуск I).

 

 

 

Вопрос о том, когда впервые в древнерусском зодчестве распространились ценинные украшения или изразцы, надо пока считать не вполне решенным.

 

Некоторые исследователи полагают, что это дело развилось уже в киевский период и было занесено к нам из Византии. Особенно горячим сторонником этого взгляда является И. Сахаров: „разрытие остатков киевских древних церквей, говорит он, Десятинной и Ирининской ознакомило нас с Византийской цениною. В первой найдены были: муравленые небольшие плиты на подобие кафеля, составлявшего пол в боковых притворах жертвенника и диаконника; во второй открыт был: пол поливной горшечной работы, составленный из четвероугольных плиточек. Десятинная церковь, начатая в 980 году и оконченная в 996 году, была строена византийскими художниками. Ценинный пол, открытый в развалинах этой церкви в 1824 году, должен принадлежать к первым произведениям этого искусства в России. Ирининский монастырь, основанный Великим князем Ярославом около 1040 года предъявил одинаковые плиты ценинного пола с Десятинным. Без всякого сомнения, ценинный пол этих церквей Греки не могли привести из Константинополя, но делали его в Киеве. От них могли научиться Русские обрабатывать ценинные произведения в XI веке, как они выучились тогда же от греков иконописному делу“.*)

____________

*) См. Зап. От. Р. и С. Арх. И. А. О-ва, т. I.

 

Гораздо осторожнее и неопределеннее высказывается об этом вопросе И. Е. Забелин:

 

„Муравление или глазурование глиняных изделий без сомнения, гораздо древнее финифтяного дела. К нам оно перешло с востока, может быть из Византии, а в последствии и от Татар, у которых, как можно судить по недавно открытым на месте Золотой Орды, глазурованные произведения были в большом употреблении. Впрочем положительных свидетельств мы об этом не имеем и только некоторые памятники, открытые в древнейших киевских храмах, напр. половые плитки, представляют единственное достоверное указание, что глазурованные глиняные изделия были в употреблении у нас еще в X веке“.**)

____________

**) См. его «Ист. обозр. фин. и цен. дела в России».

 

Этот последний, крайне осторожный взгляд, вероятно, гораздо ближе к истине, нежели взгляд Сахарова, имеющий конечно скорее патриотическую, чем строго научную подкладку.

 

И в самом деле если бы изразцы выделывались у нас уже в XI в. и при том не только греческими, но даже и русскими мастерами, то они без всякого сомнения получили бы широкое применение как в Киевском, Новгородском, так и вообще во всем нашем до-татарском зодчестве. Но на самом деле мы этого не видим. И. Е. Забелин, писавший о „ценинном деле“ в 1853 году, считал половые плитки Десятинной и Ирининской церкви „единственным достоверным указанием“ на то, что глазурованные изделия „были в употреблении у нас еще в X веке“. С тех пор прошло тридцать с лишком лет, наша археология далеко шагнула вперед, посветила не мало исследований киевским памятникам, а пресловутые плитки остаются по-прежнему „единственным“ достоверным указанием.

 

Что касается до тех сильно выпуклых изразцовых розеток, которые украшают в настоящее время фризы глав некоторых киевских церквей и между прочим церкви Киево-Печерской Лавры, то одного взгляда на них достаточно, чтобы убедиться, что они более позднего происхождения и ничего общего с византийским периодом не имеют. Затем поливные изразцы, которые вместе с знаменитым киевским кладом были вырыты на земле г-на Есикорского*), и затем были выставлены А. В. Праховым в И. Р. А. О-ве, в заседании 16-го Ноября 1885 года, также не византийского, а позднейшего происхождения... И наконец при нашем личном изучении киевских памятников и при осмотре чердаков тех киевских церквей, на которых, как напр. на чердаке Св. Софии, сохранились почти всей их неприкосновенности древнейшие византийские части, мы не заметили ни малейших признаков, не только изразцов, но даже следов какой-либо подготовки стен для их принятия, напр. гнезд, впадин и пр.

____________

*) Близ Софии, Св. в Киеве.

 

Могло ли это быть так, если бы в Киеве еще в XI в. завелось изразцовое производство, как это предполагает Сахаров? Конечно нет и по тому вернее предположить, что изразцы в нашем киевском искусстве применялись редко и привозились издалека.*)

____________

*) «Белгородские изразцы» не противоречат подобному предположению, так как краткие указания Г-на Хрущова (См. Источн. 17-й), а равно приложенные к его статье наброски изразцов не представляют точных данных для отнесения их к византийскому периоду.

 

Перейдем теперь к Новгороду.

 

В зодчестве новгородской области встречаются церкви, украшенные изразцами, но все они позднейшие, XVII в. и относятся ко временам московского владычества, следовательно к данному случаю отношения не имеют. Затем в алтаре Св. Софии Новгородской, над горним местом, уцелело древнее стенное убранство чисто византийского стиля. Сахаров указывает на это убранство, как на одно из доказательств распространения у нас ценины в XI в. „Так называемая мозаика Новгородского Софийского собора, говорит он, есть настоящее ценинное украшение, состоящее из стенной обкладки места, находящегося в алтаре, на горнем месте. Ценинное украшение там выкладено из плиточек квадратных и треугольных, зеленоватого, кофейного и желтоватого цветов, похожих по виду на стекло, но на самом деле облитых поливою. При первом взгляде на эти плиточки нет ничего такого, чтобы обличало в них мозаику: кладка, форма лещадей и цвета прямо указывают на ценину“.

 

Но это мнение единичное.

 

Кеппен*), И. Е. Забелин,**) архимандрит Макарий***) и наконец покойный И. И. Горностаев признают это убранство „мозаикой“, а не цениной. Архимандрит Макарий допускает даже, и притом вполне справедливо, что эта мозаика может быть признана не современною Новгородскому Софийскому собору (1052 г.), хотя во всяком случае относится к древнейшим временам его и является произведением византийских художников. — В этом случае он как бы сходится с И. И. Горностаевым, который также полагает, что она находилась прежде где-то в другом месте.

____________

*) Список русским памятникам Кеппена. М. 1822 г. № 7—12.

**) 3. И. А. О-ва, Т. VI, стр. 287.

***) См. у арх. Макария, часть I, стр. 43.

 

И в самом деле достаточно взглянуть на эту мозаику, чтобы убедиться в том, что она переложена: до того небрежно выполнены ее узоры.

 

Решать вопрос, по одному только внешнему виду этого украшения, „мозаика“ оно или „ценина“, мы не беремся, потому что для этого надо бы разломать часть его и взглянуть нижнюю сторону и внутренний состав. С своей же стороны мы полагаем, что если даже Сахаров и прав, все же это доказательство весьма сомнительного свойства: это опять таки „единственный“ образчик ценины во всем новгородском зодчестве древнего периода и в добавок не принадлежащий первоначальной Св. Софии, а перенесенный в нее потом, хотя и несомненно византийский.

 

Об суздальском периоде нашего зодчества мы и не говорим. Его храмы, сверху до низу усеянные обронными каменными украшениями, не могли иметь изразцов, по той простой причине, что для них даже и места нет на фасадах: до того они заполнены всякими изображениями.

 

Все это вместе взятое несомненно показывает, что в нашем зодчестве до татарского периода поливные изделия употреблялись в дело в самых ограниченных размерах.

 

Но если изразцы были мало известны в до татарской Руси, то нет никакого сомнения, что русские хорошо с ними впервые познакомились во время татарского господства и своих непосредственных сношений с Ордою, в домашнем быту которой изразцы и поливные изделия были в большом употреблении. В русской литературе известия об этом, чуть ли не впервые, являются у Палласа*).

____________

*) См. Петра Симона Палласа: «Путешествие по разным провинциям Российского Государства». Перевел Василий Зуев. Спб. 1782 г.

 

Описывая развалины „Селитрянного городка“, которые в его время еще довольно хорошо сохранились, он говорит: „на всех еще поныне оставшихся стенах, кои из прекрасных кирпичных плит весьма правильно построены, видны великолепие и красота, каких я еще нигде при татарских развалинах не видывал. Внешняя сторона стен, не только по некоторым пространствам, во всех уступах с муравленными украшениями из глины: зеленого, желтого, белого и синего цвета, треугольниками и другими фигурами украшена, но также в главнейшем фасаде сего строения, приметны остатки готической щекатуры, которые такими же муравленными фигурами, представляющими цветы улиткового изображения, даже целыми израсцами, на подобие мозаики, усажена была*)“.

____________

*) Паллас, часть III, половина 2-ая, стр. 143—143.

 

Затем весьма много данных представили в этом отношении раскопки, произведенные в 1843—1849 гг. на средства Министерства Внутренних Дел А. В. Терещенком в развалинах Сарая, описание которых было в свое время неоднократно напечатано**). Мы не станем подробно касаться этих работ, а укажем только те находки, которые для нас наиболее важны, как напр. остатки комнат „обложенных цветным изразцом и мозаикою“, с полом „из голубого изразца“; печи, „выложенные голубым изразцом“; тарелки „поливняные“ (поливные); изразцы „цветные“, „мозаиковые“, „со следами надписей и позолоты“; кувшины разного цвета: „один шоколадный, другой узорчатый бело-голубой, третий круглый с надписью вокруг из голубой лазури“; — кувшин с золотом и узорами, наведенными по „синему полю“ со внутренностью облитой „стеклообразною голубою эмалью”; — фаянсовые обломки покрыты „синеватою лазурью с ярко-синими“ цветами; наконец изразцы разных цветов: „желтого, красного, синего и голубого“. — Эти последние цвета встречаются по свидетельству г-на Терещенка „чаще всего“. На основании этих данных мы можем сделать только два несомненных вывода: первый — что у татар было сильно развито изразчатое производство; и второй — что русские должны были хорошо ознакомиться с изразцами в Орде. Но из этого вовсе еще не следует, чтобы русские тотчас стали их применять и выделывать у себя, — как это думает тот же Сахаров.

____________

**) См. 1) «Четырехлетие, археологические поиски в развалинах Сарая». — Журн. Мин. Внут. Дел, кн. 9, 1847 г. 2) Тоже. Зап. Спб. Археолого-Нумизматического О-ва, т. II, 1850. и 3) Северная Пчела — 1848—49 и 50 гг.

Часть этих находок хранится в настоящее время в Императорском Эрмитаже, в С.-Петербурге.

 

Самое большее, что мы можем допустить, это то, что у русских была в употреблении ордынская поливная посуда, которая наравне с другими восточными товарами напр. с тканями, оружием и пр. могла привозиться в России „бесерменскими“ или восточными купцами. А потому все дальнейшие выводы относятся к области предположений, в чем и убеждают нас памятники нашего зодчества с XIV по XVI век. И в самом деле в чем русские могли применить у себя изразцы? Очевидно в домах, печах и церквах. Но в деревянных домах нельзя употреблять изразцов, ни внутри, ни снаружи; а что дома были в ту эпоху исключительно деревянные об этом и говорить нечего. Что-же касается до печей, то хотя Сахаров и утверждает, что „наши кафельные печи явно указывают на татарское происхождение“, тем не менее все дошедшие до нашего времени печи никаких следов татарского влияния не представляют, а следовательно они в счет итти не могут.

 

Остаются церкви.

 

Посмотрим что они нам дают в этом отношении.

 

В XIII веке, после татарского погрома, когда вся Россия представляла собою сплошное, залитое кровью пожарище построение каменных церквей, кроме Новгорода, было величайшею редкостью. Впрочем, как на исключение, мы можем указать на постройку в Твери ц. Спаса в 1285 году.

 

Первые каменные храмы в Москве начинают появляться только при Иоанне Калите, а именно соборы: Успенский — 1326 г., Спас на Бору — 1328 г. и Архангельский 1333 г. К сожалению эти памятники первой эпохи московского каменного зодчества, за исключением Спаса на Бору, в конец изуродованного разными переделками и пристройками, до нас не дошли. Но за то мы имеем другие довольно ранние памятники нашего каменного зодчества, конца XIV и начала XV века, а именно Звенигородский Успенский собор (около 1390 г.), Рождественский собор Саввино-Сторожевского Монастыря*) (между 1398 и 1407 гг.), собор в с. Микулине-Городище, Тверской губ., 1398 г., Троицкий собор в Троицкой Лавре 1423 г. и др. Что же мы видим на этих памятниках? — Мы видим очень богатую обронную орнаментику, в виде поясов по средине фасада или по карнизу алтарных абсид**) и ни малейших следов изразцов. Тоже можно сказать и о более поздних московских памятниках, напр. о соборах Успенском (1479 г.), Архангельском (1509 г.) и о Вознесенской церкви, в селе Коломенском под Москвою (1532): на них также нет изразцов.

____________

*) Московск. губ., Звенигородск. уезда.

**) Это, впрочем, к Микулинскому собору не относится, так как в настоящее время он имеет совершенно гладкие фасады.

 

Неужели же Великие Князья-строители, которые не щадили никаких средств на благолепие своих храмов, которые выписывали для них зодчих из отдаленной Италии и украшали их „зело святыми иконами и великою добротою“, неужели же эти Князья-строители поскупились бы на такое блестящее украшение как изразцы. А между тем их нет, и следовательно это показывает, что даже в начале XVI в. изразцы, если только они были, занимали весьма ничтожное место в нашем зодчестве. Это предположение подтверждается еще следующими данными: те немногие обломки изразцов, которые по своей орнаментике могут быть отнесены к XVI веку, и которые в настоящее время хранятся в Румянцовском Музее в Москве, поливы не имеют.*)

____________

*) Восемь обломков, вырытых в московском кремле и один целый изразец, выкопанный Графом А. С. Уваровым во Владимире, на месте, где по предположению, находился велико-княжеский дворец. Два обломка опубликованы у Шохина. См. «детали» № 5.

 

Вообще надо полагать, что даже эти простые, неполивные гончарные изделия (терракота) появились в московском зодчестве не раньше конца XV века, как мы это можем напр. заключать по терракотовому баляснику церкви Печерской Божией Матери (1486) в кремле московском, или терракотовому поясу церкви Рождества-Богородицы в Старом Симонове, около Москвы, освященной в 1509 году.

 

Пойдем далее и возьмем самый замечательный памятник второй половины XVI в. Василий Блаженный (1555 г.) — на нем тоже нет изразцов.

 

Правда, известно, что на нем была надпись, выложенная из изразцов, и гласившая о построении собора*), но за то неизвестно, когда эта надпись была сделана: в XVI, или в XVII веке.

____________

*) Один из этих изразцов хранится в Московском Археологическом Обществе.

 

За XVII век говорят следующие обстоятельства:

 

Во-первых, если бы эта надпись была современна постройке собора, то несомненно, что строители изукрасили бы собор изразцами и во многих других местах и притом не одними надписными, но и узорными; между тем таковых нет и следов;

 

Во-вторых, подобные надписи были в употреблении в XVII веке, как мы это видим напр. на московской церкви Адриана и Наталии.

 

И в-третьих, — на старом соборе в г. Старице, Тверской губ., была изразчатая надпись, которая в настоящее время, после сломки собора, вделана в стену нового собора. И надпись эта, которая гласит, что собор был начат в 1558 году и окончен в 1561, и следовательно по содержанию своему относится к XVI в., „по языку и по правописанию признается сделанною в конце XVII в.**)“.

____________

**) См. Л. Даля: «Борисоглебский Собор в г. Старице». (Зодчий 1878 г., Март).

 

Все это вместе взятое несомненно убеждает нас, что изразцы не имели почти никакого распространения в нашем зодчестве даже в XVI веке и что царство изразцов наступает у нас лишь в XVII в. и в особенности в его второй половине.

 

 

 

И так в XVII в. изразчатое дело получило в России широкое развитие. Центром его была Москва и ее область. Оттуда оно уже пошло по другим местам: и действительно мы видим изразцы на постройках XVII века, во всех главнейших русских городах того времени, начиная с Суздаля и кончая Ростовым. Но особенно изразцами богаты — Москва, Новый Иерусалим (Воскресенский монастырь) и Ярославль. Мы начнем обзор изразцового дела в этих местах с Нового Иерусалима, так как в 1666 году все его ценинные мастера были взяты по царскому указу в Москву и немало повлияли там на развитие изразцового производства; вследствие чего московское мастерство, по крайней мере во второй половине XVII в., многим обязано ново-иерусалимскому.

 

Изразцовое производство началось собственно не в Новом Иерусалиме, а в Иверском Валдайском монастыре, основанном патриархом Никоном в 1653 году. Оно было заведено там „иноземцами“, выходцами из тогдашнего Польского королевства, а именно из Белоруссии, — земляками старцев общежительного Кутеинского монастыря, Православное братство которого, желая избавиться от униатских притеснений, перешло в 1654 году, почти целиком, по приглашению Никона во вновь созданный им Иверский Святоозерский монастырь.

 

По этому поводу мы считаем нужным сделать одно сопоставление.

 

Известный наш путешественник XVIII в. В. Барский, повествуя о посещенных им Афонских монастырях, упоминает об изразцах, именно при описании Афонского Иверского монастыря: „вся церковь, говорит он, окрест от низу; яко на полтары сажени, мраморными белыми досками устлана, вверху же их некиими взорными поливянными таблицами, в стену вмурованными лепозрачно, якоже и в Лавре, осаждена*)“.

____________

*) См. Путешествия Барского. Изд. 6-е. С.-Пб. 1819 г., т. II, ст. 176.

 

Затем у нас, в России, изразцовое дело появляется тоже в Иверском монастыре, и уже потом переносится в Новый Иерусалим.

 

Случайное ли это совпадение или тут есть известная историческая преемственность и патриарх Никон, основывая свой Иверский монастырь, имел подробные сведения об Иверском Афонском монастыре, — мы этого вопроса решать не беремся, но во всяком случае полагаем нужным указать на это любопытное совпадение.

 

Как видно из уцелевших актов изразцовое дело началось в Валдайском Иверском монастыре, довольно рано и ограничивалось преимущественно изготовлением печных изразцов; впрочем есть основание полагать, что в нем были сделаны попытки применить изразцы к наружному украшению стен, как можно заключить по одному церковному окошку, убранному изразцами.

 

Иверское изразцовое производство должно было принять довольно большие размеры, судя потому что изразцы шли в монастыре не только на свое домашнее употребление, но также рассылались в подарок разным светским и духовным властям в Москву, Псков и Новгород и пускались даже в продажу.

 

О. Наместник Леонид, в своем прекрасном исследовании приводит весьма любопытный исторический документ, подтверждающий это обстоятельство, а именно отписку властей Иверского монастыря, игумена Дионисия с братиею, на грамоту патриарха Никона, от 1656 года, Сентября 28-го дня.

 

Вот выдержка из этой отписки: —„в нынешнем во 165 году Сентября во 28 день, прислана к нам от тебя великого государя твоя государева грамота с твоим государевым сыном боярским с Василием Салмановым; и велено нам по той твоей государевой грамоте прислать к тебе великому государю на твой государев стан во Тверь образцов добрых: две печи образцов муравленных, да к тем печам кирпичу стольки, скольки к тем печам к отделки того кирпичу надобе; да с теми ж образцами и кирпичом велено прислать к тебе великому государю печника человека добра и знающего. И мы по твоему государеву указу и по грамоте отпустили к тебе в. г., с твоим государевым сыном боярским с Васильем Салмановым, две печи муравленных с розными красками а числом в тех печах 410 кафель; да три печи зеленых кафель, а числом в тех печах 387 кафель; да ко всем тем печам послано белых простых 223 кафели; да кирпичу ко всем тем пяти печам послано 900 кирпичев*)“.

____________

*) См. Вест. Древ. Русск. Иск. 1876 г.

 

Затем изразцовое производство было перенесено из Иверского монастыря в Новый Иерусалим, патриархом Никоном, когда он приступил там в 1658 году к постройке соборного храма. Впрочем и после этого производство печных изразцов не замерло в Иверском монастыре и существовало там даже тогда, когда уже Никон должен был покинуть свой излюбленный Новый Иерусалим. На это есть также письменные доказательства, именно из росписки 175 года Декабря 2 дня (1666 г.) видно, что по указу строителя Евфимия „отпущено окольничему Василию Семеновичу Волынскому на печь муравленых 150 кафель, да белых 56, взял человек ево Илья Козмин, в том у него и отпись взята “. А в этой отписи муравленые образцы названы приемщиком „покущатыми“ (от — „покута“)*).

____________

*) Ibidem.

 

Этот документ несомненно указывает на продолжение производства, по крайней мере печных изразцов.

 

При перенесении изразцового дела в Новый Иерусалим вместе с тем были переведены туда же из Иверского монастыря и первые мастера. Об этом свидетельствуют их личные показания, данные в 1666 г. при переводе в Москву. Напр. мастер Игнашка Максимов „жил на Валдае и в Воскресенском монастыре мастер Самошка Григорьев „взят в Иверской монастырь и жил в Воскресенском монастыре“ и т. д.

 

В Новом Иерусалиме, также как и в Иверском монастыре, изразцовое дело началось с приготовления простых и муравленных кафель для печей.

 

Памятником этого производства остается печь в каменном скиту патриарха Никона, небольшом и довольно прихотливом здании, представляющем соединение церкви с кельею; оно построено им довольно рано — летом 1658 года, вне монастыря, на берегу Истры.

 

Затем, когда Никон приступил к постройке главного монастырского собора, во имя Воскресения Христова, и затеял украсить его изразцами, он уже не захотел довольствоваться прежними мастерами и вызвал из-за Литовской границы мастера Петра Ивановича Заборского. Это был уже не простой гончар, а настоящий художник, — по свидетельству самого Никона мастер „золотых, серебреных и медных, и ценинных дел и всяких рукодельных хитростей изрядный ремесленный изыскатель, потрудивыйся зде о украшении Святыя церкви (Воскресенского соборного храма) в ценинных и в иных делех не малое время...*).“

____________

*) См. у о. арх. Леонида, Ист. Оп. Стр. 102.

 

Художник этот дал самое широкое развитие изразцовому делу в Новом Иерусалиме и богато изукрасил своими произведениями главный храм его, внутри и снаружи. Под его руководством работали и те мастера, которые были переведены сюда из Иверского монастыря. Протрудившись целых шесть лет над украшением Воскресенского храма Петр Заборский скончался 2-го июля 1665 года и в ознаменование заслуг его пред монастырем был похоронен самим Никоном в пределах обители, под лестницей Голгофской церкви.

 

Мы рассмотрим после произведения Заборского, а теперь пока укажем то место, которое занимало изразцовое дело в Новом Иерусалиме. Из распределения занятий братии мы видим, что это дело имело в монастырском обиходе весьма большое значение. Так напр. в числе старцев „.больших служеб“, заведывавших первостепенными хозяйственными сторонами монастырской жизни, которых было всего 9 чел. и в состав которых, входили старцы „конюший“, „житейный“, „хлебодар“ и пр. числится и старец „ израземный“; затем этому „израземному“ старцу полагался еще помощник, ибо в числе старцев „меньших служеб“, которых было 20 человек имелся старец „изразочный второй“.

 

Всем этим старцам полагалось „зажилое жалованье“.

 

В „книгах расходных деньгам“, по „даче полугодового зажилого властем и братии 7201 (1693) г. с Сентября по Март“ значится:

 

 

„Израземной монах Анания. Сентября в 29 день дано зажилого прошлого 200 году с Марта по Сентябрь два рубля“.

 

 

„В изразешни старец Палладий. Апреля в 3 день зажилого 201 году с Сентября по Февраль рубль“(*).

____________

*) См. арх. Леонида, «Ист. описание» и пр. стр. 415 и 416.

 

Размер этого жалованья свидетельствует еще более о той важности, которая придавалась изразцовому делу в монастырской жизни. Из всех старцев „больших служеб“ один только „израземный“ получал по 4 р. в год, а все прочие получали 3 р. 20 алт. или 3 р. в год. Подобное „зажилое“ было одним из самых высших, ибо только иеромонахи получали по 4 р. 25 алт. 4 деньги, да настоятель 12 р. в год; почти все прочие чины получали меньше; иконописец напр. получал всего 3 р. в год.

 

После ссылки патриарха Никона, в Декабре 1666 года, в заточение, остановилась постройка Воскресенского Собора и все монастырские мастера были переведены, как мы уже говорили, по царскому указу, в Москву.

 

У о. арх. Леонида в „Добавлении“ к „Описанию Нов. Иерусалима“ напечатано извлечение из подлинного дела, хранящегося в Московском Дворцовом Архиве.

 

Вот оно:

 

„Лета 7175, Декабря в 20 день (след. в январском 1666 году), по Государеву Царя и Великого Князя Алексея Михайловича, Великия и Малыя и Белыя России Самодержца, Указу Окольничему и Оружейному Богдану Матвеевичу, да Думному Ивану Богдановичу Хитрово, да Дьяком Семену Титову, да Андрею Селину, да Евстрату Фролову в нынешнем в 175 году Декабря в 23 день по Указу Великого Государя Царя и Великого Князя Алексея Михайловича всея Великия и Малыя и Белыя России Самодержца, взяты из Воскресенского Монастыря в Оружейную Палату разных дел Мастеровые люди, Русские и иноземцы, всего 31 человек мастеровых людей, из какова мастерства, и тому под сею памятью послана роспись. И по Государеву Цареву и Великого Князя Алексея Михайловича, Великия и Малыя и Белыя России Самодержца, Указу Окольничему и Оружейному Богдану Матвеевичу, да Ивану Богдановичу Хитрово, да Дьяком Семену Титову, да Андрею Селину, да Евстрату Фролову, учинит о том по Указу Великого Государя“.

 

Далее следует роспись мастеровым; из них мы возьмем только тех, которые относятся к изразцовому делу.

 

 

...............................................................................

 

„Ценинных дел мастера:

Ученики:

 

...............................................................................

 

 

...............................................................................

 

 

„1) Игнашка Максимов, делает образцы ценинные и зеленые и печи кладет, родом иноземец, Копоси города мещанин. Ныне другонадцатый (12-й) год (следовательно в 1654 г.) взял ево из Вязьмы бывший Патриарх Никон, и жил на Валдае и в Воскресенском монастыре.

 

2) Стенька Иванов, делает образцы печные и ценинные и зеленые, и печи кладет, родом иноземец, Мстиславля города, посацкого отца сын, остался после отца мал и взял ево в первую службу Боярин Князь Алексей Никитич Трубецкой полоном, и привез к Москве, и жил на Москве у сродичей своих и в Воскресенском монастыре.

 

 

3) Оська Иванов: у Стеньки на образцы краски наводит, почал учитца тому ныне 5-й год (след. в 1661 г.), родом иноземец, Шкловского уезду крестьянин, вышел к Москве своею волею, в первую службу, и жил на Москве и в Воскресенском монастыре.

 

4) Федька Чюка: у Стеньки (Иванова) краски ж наводит; почал учитца тому ныне 7 год (след. в 1659 году), родом иноземец, Вильны города крестьянской сын, пришел к Москве тому ныне другонадцатый год и с Москвы сшол в Воскресенский монастырь и жил 9 лет.

 

5) Петрушка Ларионов, крестьянин вотчины Воскресенского монастыря села Здвиженского (Дорны), делает у Стеньки ж образцы сырые; а мастер сказал, что тож краски наводит и печи делает.

 

6) Алешка Левонов, крестьянской сын вотчины Воскресенского монастыря, села Ивановского, делает у Стеньки ж, тож краски наводит и печи кладет.

 

7) Сенька Трофимов, крестьянской сын вотчины Воскресенского монастыря, села Вознесенского, делает то ж, краски наводит и печи кладет.

 

„Да сверх отписки и росписки объявились:“

 

8) Печного дела Самошка Григорьев, делает печи и кладет в образцах, и сам белые образцы делает, родом иноземец, Копоси города, мещанского отца сын, взят он в Иверский монастырь и жил в Воскресенском монастыре, тому ныне двенадцать лет (след. в 1654 г.)“.

 

Из этой росписи следует, что в числе 31 чел. мастеров, взятых из Нового Иерусалима в Москву, было, трое мастеров ценинных и пятеро их учеников; из них все „мастера“ были „иноземцы“, уроженцы г.г. Копоси и Мстиславля, а из учеников двое были „иноземцы“, уроженцы Шкловского уезда и г. Вильны, и только трое остальных были коренные русские, родом из вотчин Воскресенского монастыря, из сел Здвиженского, Ивановского и Вознесенского.

 

Это преобладание „иноземцев“ объяснит нам многое, как мы это увидим впоследствии.

 

Возобновилось изразцовое производство в Новом Иерусалиме, вероятно, в 1679 году, когда царь Феодор Алексеевич приступил к окончанию соборной церкви. Потом в самом конце XVII, вскоре после ее окончания и освящения (1685 г.), производство это занимает в монастырской жизни весьма видное место, как мы это уже видели из расходных книг 1693 года. Но затем в начале XVIII оно, повидимому, приходит в упадок и возобновляется лишь 1709 г. волею Петра Великого, по указу которого были присланы в Новый Иерусалим для гончарной работы „два человека швецкого полону: Ян Флегнер и Кристан“. Прибыв на место они потребовали для начала производства помещение и разные припасы, а именно: „избу, горн, свинцу 10 фунтов, олова 3 фунта, поташу фунт, краски лазори ½ фунта, соли 6 фунтов, белой глины два куска, и два круга деревянных для гончарной работы“. Эти-то требования Флегнера и Кристана и наводят нас на мысль о том, что в начале XVIII в. изразцовое дело пришло в Новом Иерусалиме в полный упадок, ибо в противном случае там конечно уже нашлись бы такие предметы первой необходимости для производства, как напр. горн, деревянные круги и проч.

 

Все эти припасы были доставлены „полоняникам“ по распоряжению монастырского приказа, а затем образцы ими сделанные, были отосланы в Петербург на показ Государю. Но образцы, как видно не понравились и вслед затем из Петербурга было прислано письмо, которым указано было шведам „ныне сделать немедленно шведским манером печных изразцов гладких белых, а по ним травы синею краскою ... из добрые земли а не с такие, что образец казали, чтоб были в деле чисты, 10 печей“.

 

Эти шведские печные изразцы — белые с синими разводами, привились у нас весьма прочно и продержались в барских домах в продолжении всего XVIII века, пока не были вытеснены в XIX веке нынешними белыми „голландскими“ изразцами.

 

В наших захолустьях, в старых домах и доныне уцелели подобные печи*).

____________

*) Как например мы можем указать на некоторые печи в Главном Доме села Кускова под Москвою, принадлежащего Графу С. Д. Шереметеву.

 

Таким образом Новый Иерусалим вторично, уже в XVIII веке, стал рассадником изразцового дела в России.

 

Флегнер работал в монастыре до 1732 и приyял в нем православие; затем он перешел оттуда в Москву на частную фабрику „трубочных и ценинных дел“ купца А. Гребенщикова, при которой был закабален навсегда в 1736 году, в силу указа Императрицы Анны Иоанновны, повелевавшего всем находившимся на фабриках и обучавшимся там мастерству „быть вечно при фабриках“.

 

При обновлении соборного храма в Воскресенском монастыре при императрице Елизавете Флегнер, после усиленных хлопот архимандрита Амвросия был возвращен в монастырь по Высочайшему указу и его личному желанию, где и умер, вероятно, вскоре после 1749 года.

 

Памятником его вторичного пребывания в Новом Иерусалиме являются великолепные печи, украшающие и поныне музей и библиотеку монастыря*).

____________

*) О деле Флегнера см. подробно в статье «Ценинное дело в Воскрес., Нов. Иерус. имен. монастыре».

 

Указав известных до настоящего времени ценинных мастеров Воскресенского монастыря мы можем перейти теперь к рассмотрению их произведений.

 

Из всех храмов русских ни один, кажется, не украшен так роскошно и обильно изразцами, как „великая церковь“ или Воскресенский собор Нового Иерусалима. Он имеет изразцы как внутри, так и снаружи. Особенно щедро осыпан ими восточный фасад. Наибольшим богатством отличаются карниз шеи под главою среднего храма во имя Воскресения Христова, парные окна второго этажа того же храма, надоконный пояс его алтарной апсиды и карниз шеи отдельного придела „Царя Константина и Матери его Елены“*).

____________

*) Чертеж этого фасада помещен в „Христианских Древностях“ за 1877 г.

Подробные, в красках, рисунки этих частей, а равно и других, помещены у Рихтера, таб. XXXIX—XLIII.

 

Изразцы эти представляют очень яркое хотя и очень согласное сочетание различных цветов: синего, голубого, красноватого, желтого, белого и зеленого; но преобладающими являются синий и зеленый.

 

Убор шеи великой церкви Воскресенской состоит из довольно пестрого карниза с модульонами, широкого голубого фриза с отливною славянскою надписью**) большими желтыми буквами и узорчатого архитрава.

____________

**) Новое доказательство, что изразцовую надпись Василия Блаженного правильнее относить к XVII в.

 

Надпись гласит так:

 

„Начало основанию Нового Иерусалима 1656 года Святейший Никон Патриарх в царство Великого Государя Царя Алексия Михайловича застрои. 1679 г. Царь Феодор Алексеевич до сводов воздвиже. 1685 г. Великие Государи Цари Иоанн и Петр Алексеевичи совершиша“.

 

Под архитравом, против каждого простенка окон шеи, помещены изразчатые украшения в виде языков довольно вычурного очертания, с небольшими изразчатыми же кистями по концам. Языки эти убраны по голубому полю разными травами, плодами и разводами, желтыми, зелеными и красноватыми; по средине помещены в клеймах главы ангелов, с желтым сиянием, голубой одеждой и красноватыми крыльями.

 

Что же касается до стиля этого убранства, то в профилевке карниза, его модульонах и разводах языков нельзя не заметить очень сильного влияния, господствовавшего тогда в Польше и Литве стиля Возрождения.

 

Пояс апсиды состоит также из широкого фриза, с языками внизу, насаженными часто, в виде бахромы; всё это богато разцвечено разными травами.

 

Парные боковые окна, расположенные во втором этаже восточных стен средней крестовидной части храма, отделаны почти одинаково; вся разница заключается в том, что правое окно имеет полукруглые арки, а левое лучковые. Прием обработки их представляет некоторую смесь форм Возрождения с русскими. Так напр. форма просветов левого окна с их лучковыми, закругленными по углам перемычками — совершенно наша, точно так же, как и кокошники над сандриками; но орнаментика в этих кокошниках, а равно и сандрик с кронштейнами — несомненно известная переделка форм Возрождения *). Преобладающие цвета — синий, зеленый и желтый.

____________

*) См. у Рихтера таб. XLI и XLII.

 

Мы не будем более распространяться в описании наружных изразцов Воскресенского, а укажем еще только на карниз главы нынешнего Константина-Еленинского придела (восточного), как на весьма характерную форму в отношении стиля. Его главную основу составляет пояс, который состоит из двух „дорических“ фризов, идущих один над другим; части их расположены в шахматном порядке, т. е. под триглифами верхнего рода приходятся метопы нижнего, и наоборот. Раскраска довольно пестрая: триглифы белые, метопы светлозеленые; в них такие же рамки с красножелтыми херувимами или розетками; херувимы — в верхнем фризе, розетки в нижнем. Этого примера вполне достаточно, чтобы показать какой простодушный пересказ форм „Возрождения“ представляют собою новоиерусалимские изразцы; влияние же этого последнего стиля объясняется, конечно тем, что мастера были „иноземцы из-за Литовского рубежа“.*)

____________

*) Летописные данные о разнообразной и крайне полезной деятельности Кутеинских старцев (резьба по дереву, книгопечатание, переводы книг, переплетное и изразцовое дело и пр.) помещены в V томе Русской Исторической Библиотеки, издаваемой Археографической Комиссией (П-бург 1878.); см... «Акты Иверского Святоозерского монастыря (1582—1706), собранные о. архимандритом Леонидом.»

 

Внутри храм также украшен во многих местах изразцами; но что особенно замечательно в нем — так это его „изразцовые“ иконостасы — явление единственное в своем роде, во всем нашем древнем искусстве. Рисунки их, к сожалению, до сих пор еще не обнародованы.

 

Древнее происхождение их, помимо формы, подтверждается еще письменными данными, а именно об иконостасах этих говорит монастырская опись 1669 г.,**) где в отделе „храмы“ есть такого рода перечисление:

____________

**) Помещена в «Истор. Опис»., стр. 149.

 

а) Внизу против горняго места церковь, идеже разделиша воины ризы Христовы и меташа жребия, сень и столпцы и весь иконостас учинен из ценинных образцов...

 

в) Церковь под Голгофою Усекновение Честныя Главы Иоанна Предтечи. Сень и столпцы и весь иконостас учинены из ценинных образцов...

 

г) Церковь Архистратига Михаила и прочих безплотных сил; иконостас построен ценинными образцами...

 

д) Церковь Всех Святых, а в ней иконостас учинен ценинными образцами...

 

ж) Церковь зовется Темница*), где удержан бысть Христос от Пилата, а в ней иконостас учинен ценинными образцами...

 

з) Подземная церковь Константина и матери его Елены. Иконостас учинен из образцов ценинных муравленых...

____________

*) Ныне придел Успения Божией Матери.

 

В этой описи показано шесть ценинных иконостасов, но их устроено всего семь, из которых пять сделаны до 1666 года; седьмой, не показанный в описи, сделан в придел Логгина Сотника.

 

Нечего и говорить, что эти чудеса изразцового дела вызывали большие похвалы современников, которые выливаются у составителя описи такими словами:

 

„ Внутрь-же всея великия церкви и двора церковнаго и во главе имать поясы и подзоры видением и красотою зело различны, и летопись надписание вокруг всеа церкви и о таинствах церковных, ценинными словами образчатыми, еже в предбудущия рода родов написася.“

 

Или:

 

„ Внутри и снаружи учинены в церкви и в дверях и в окнах везде столпы и рамы, и фрамуги, над ними гзымс, ценинными разными образцами, а в инех местах над окнами и под поясом нижним херувимы сделаны из ценинных же образцов самым добрым мастерством.“*)

____________

*) Ib., стр. 78 и 80.

 

Многое из всего этого было сделано самим Петром Заборским. Вот что, по указанию о. архимандрита Леонида, дошло до нас из его мастерства:

 

1) Облицовка изразцовыми украшениями окон и дверей Голгофского придела снаружи, и арок внутри.

 

2) Верхний пояс (под сводами) внутри соборного алтаря и церкви Воскресения Христова, с подписанием: „о церковных таинствах.“

 

3) Пять изразцовых иконостасов: а) в прид. св. Иоанна Предтечи, под Голгофою; б) в Успенском приделе (в северном крыле соборного храма, соответственно южному Голгофскому); и в) три иконостаса в приделах, за большим алтарем: „Поругания“, „Разделения риз“ и „Логгина Сотника“.

 

В настоящее время большая часть всех этих изразцовых украшений закрашены масляной краской, за исключением изразцового пояса Никоновского скита и облицовки карниза той стенки, которая отделяет в соборной церкви горнее место главного алтаря от приделов окружающего его прохода**). Эта окраска была произведена еще в XVIII в. архимандритом Амвросием, причем наружные изразцы были покрыты теми же цветами, какие имела глазурь, а иконостасы зеленою краскою с позолотой.

____________

**) См. план собора в «Христианских Древностях» 1877 г.

 

Конечно подобное „варварство“ может только возмутить всякого любителя художественной старины, что мы лично испытали при осмотре памятника. Но это „варварство“ оказывается не только полезной, но даже просто необходимой мерой: изразцы местами до такой степени попортились и облупились, что оставлять их в таком виде было положительно невозможно*).

____________

*) Это последнее обстоятельство, вполне оправдывающее арх. Амвросия, было лично сообщено нам высокоуважаемым Наместником лавры о. Леонидом.

 

Таковы памятники изразцового дела в Новом Иерусалиме.

 

Перейдем теперь к Москве.

 

 

____________

**) Когда I глава (стр. 5, 6 и 7-ая) была уже набрана нам случилось увидать у одного исследователя кусочки пресловутой новгородской мозаики: они представляют стекловатый сплав, с цениной ничего общего, вопреки уверениям Сахарова, не имеющий.

 

Наиболее простым памятником изразцового производства в Москве является черепица, покрывающая церковные главы и башни Кремля, Китая города, Симонова монастыря и пр. Башенные и церковные черепицы имеют одну и ту же форму: они представляют вытянутый прямоугольник, который оканчивается с нижней стороны тремя постепенно уменьшающимися уступами; по средине верхнего конца, не далеко от края — есть дырочка для прикрепления черепицы гвоздем, который вбивался в шов каменной кладки (таб. Б, рис. 2, 4 и 5-й). Эта форма чисто русская и несомненно перенесена на глину с дерева, в чем убеждают нас многие образцы*). Размеры черепицы различны: церковные мельче, башенные — крупнее.

____________

*) См. напр. «Зодчий» 1872 г., листы № 12, № 34 и пр.

 

Башенные черепицы имеют — 5⅛ вершк. длины и 3½ ширины; церковные — 5 вершк. длины и 2 ширины. — Размеры башенных черепиц (таб. Б, рис. 2) приведены нами с Тайнинской башни московского кремля, а церковных черепиц (таб. Б, рис. 4) с храма „св. Космы и Дамиана в Кадашах“ на Полянке за Москвой рекой,**) черепицы которых нам довелось обмерять.

____________

**) Рисунки ее помещены в издании Н—ва «Москва, Соборы, Монастыри и Церкви.» — ч. III, отд. 2, № 25.

 

Башенные и церковные черепицы различаются еще по цвету: башни покрыты исключительно зеленой черепицей, а церковные главы или просто зеленой или зеленой и желтой. При этом, если черепица на церковные главы употребляется двуцветная, то черепицы обоих цветов, желтого и зеленого, располагаются непеременными рядами, которые по винтовой кривой опоясывают луковицу главки и сходятся под яблоком креста.

 

В настоящее время, правда, подобные главки встречаются все реже и реже, потому что черепица повсюду заменяется железом, но пока еще можно указать на некоторые образчики; таковы напр. главы уже упомянутой церкви св. Космы и Дамиана за Москвой рекой, церкви „Алексея митрополита на Глинищах“ в Глинищевском переулке, в Москве***), Спасо-Преображенской церкви в селе Чудинове****), Московской губ. Серпуховского уезда и др.

____________

***) Рисунок см. ib., ч. II, № 8.

****) Близ Станции Лопасня, Московско-Курской ж. д.

 

Главки эти очень красивы; все они принадлежат церквам XVII в.

 

Главки покрытые одной зеленой черепицей также бывают очень хороши: глазурь отливает иногда цветами радуги,*) в роде того как это бывает в старых стеклах, и придает общей окрашенности весьма красивые переливы. — Образчиком подобной окрашенности могут служить малые главки прекрасной шатровой церкви села Медведкова под Москвою**).

____________

*) Имеет так называемый «металлический отблеск» (reflet métallique).

**) Рисунки ее помещены в «Христианских Древностях» за 1877 г.

 

Подобной же мелкой зеленой черепицей покрывались шатры над церковными входами и колокольнями. Как например мы можем указать на крыльца и колокольню Василия Блаженного. Шатры эти были всегда многогранные; они крылись по ребрам череничным же валиком, как это мы напр. видим на колокольне того же Василия Блаженного, и на башнях московского кремля; эти валики назывались „стрелками“, вероятно потому, что направляясь вместе с гранями шатра к верху, в центр, образуют стрелки.

 

Одна из подобных черепиц „валиком“ хранится в Румянцевском музее в Москве и изображена на нашем рисунке. (Таб. Б, рис. 6-й). Она имеет цилиндрическую форму, соединяется с соседней закраинами, а к ребру шатра прикрепляется с помощью двух дырочек, расположенных сверху, по средине; окраска ее довольно пестрая и состоит из перемещающихся накосных полос желтого, белого, зеленого и коричневого цветов. Музейный ярлык ее имеет следующую надпись: „поливная черепица XVII века, снятая с кремлевских башен при переделке их в 1865 году“.

 

Исключением, и притом едва ли не единственным, в отношении многогранной формы, является конический черепичный шатер Суздальского собора. (Таб. Б, рис. 1-й). Рисунки этой любопытной формы до сих пор еще не были обнародованы.

 

Если вышеприведенные церковные черепицы можно безошибочно отнести к XVII веку, сообразно тем церквам, главки и шатры которых они покрывают, то к сожалению нельзя того же сделать относительно черепиц кремлевских башен и точно определить их век.

 

Внешних признаков века нет: по своей форме они могут быть отнесены к XVI в. с тою же вероятностью, как и к XVII. Мало того, много черепиц совершенно новых, добавленных весьма поздно, во время поправок башен. Когда покрыты черепицей кремлевские башни, при самой ли постройке, или впоследствии — мы этого не знаем. Если предположить, что кирпичные шатры кремлевских башен не могли, при первоначальной постройке остаться без покрытия, то это противоречило бы фактам: отчего же тогда громадный шатер Вознесенской церкви с. Коломенского, начала XVI в., мог остаться непокрытым*). А что для него не предназначалося покрытия — доказательством служат те обронные геометрические разводы, которые украшают его поверхность.

____________

*) Рисунки ее помещены в «Русской Старине», Снегирева и Мартынова.

 

Если сделать второе предположение и допустить, что башни покрыты черепицею впоследствии, то остается неизвестным, когда это было сделано в XVII или XVI веке! Решение этого вопроса с помощью письменных памятников весьма желательно, так как оно пролило бы некоторый свет на состояние изразцового дела в Москве в XVI в.

 

Выделкой черепиц и глиняной посуды у нас занимались „гончарные“ мастера и в Москве, за Яузой существовала целая „Гончарная“ слобода, известная еще в XVI веке.

 

Слобода эта была довольно обширна, судя потому, что в ней было несколько церквей, как напр. Воскресение Христово „в Гончарах“, Успенья Богородицы „в Гончарах“ и Введения „в Гончарах“. Первая из них известна с 1626 г., а вторая с 1625 г.*). Что же касается до третьей; то она в настоящее время не существует, но показана в описании „к плану Императорского столичного города Москвы, сочиненного по смотрениям архитектора Ивана Мичурина в 1739 году“.

____________

*) См. «Москва. Подробное историческое и археологическое описание города», Снегирева и Мартынова, Москва 1875 г. (стр. 79), и «Материалы для истории, археологии и статистики города Москвы. По определению Московской Городской Думы собранные и изданные руководством и трудами Ивана Забелина». Москва 1884, — (стр. 834 и 836).

 

В „Переписной Книге города Москвы 1638 года“**), хранящейся в Московском Архиве Министерства Юстиции, к несчастью не сохранилось ни начала, ни конца, который для нас в особенности важен, потому что в нем, сколько можно судить по уцелевшим частям, находилась именно перепись дворов „Гончарной“ слободы, вследствие чего книга эта не представляет никаких важных данных для рассматриваемого нами вопроса.

____________

**) Издана Московской Городской Думой в 1881 г.

 

Тем не менее в местностях, прилегающих к „Гончарной“ слободе иногда попадаются дворы „гончаров“, так напр. в этой книге значится:

 

„Слобода Семеновская, за Яузою, идучи с Яузского моста на правой стороне:

...............................................................................

„Тое-ж слободы (двор) теглеца Жданка Олексеева сына гончара.... (стр. 301)*).

„Таганные-ж слободы (двор) Федки гончара.... (стр. 305) **).

...............................................................................

„Слобода Таганная, идучи с Яузского моста на правой стороне, дворы:

...............................................................................

„Двор пуст Анфиногенка муравщика жильца.... (стр. 310).

...............................................................................

____________

*), **) — Страницы показаны из думского издания.

 

Затем из ценинных мастеров, работавших в Москве в XVI столетии, в нашей археологической литературе указываются следующие:

 

О первом из них Мартыне Васильеве Сахаров говорит, что он занимался в 1616 г. „приготовлением разных вещей при возобновлении московских дворцовых зданий“, но источника этих сведений не указывает.

 

Затем И. Е. Забелин говорит: „из древних расходных книг мы узнаем, что в 1616 и 1624 годах ценинный мастер или „печник ценинных печей“ делал ценинные печи в хоромах царицы Марии Владимировны и в других зданиях царских дворцов“*). Об имени этого ценинного мастера он не упоминает. Очень может быть, что в виду одного и того же 1616 года здесь идет речь о том же Мартыне Васильеве.

____________

*) Ист. обозр. Фин. и Цен. дел. в России, стр. 280—281.

 

Евермер Орнольт — „мурамленник“ был вызван в России в 1631 году вместе с другими мастерами. Этот вызов по нашему мнению показывает, что в первой половине XVII века изразцовое производство не стояло у нас особенно высоко, потому что московское правительство вызывало из-за границы только тех мастеров, делом которых оно было недовольно у себя дома. Мы напр. знаем о неоднократном вызове каменных дел мастеров и литейщиков, но не знаем ни одного случая вызова плотников или скорняков. — То же самое показывает вызов Заборского и других мастеров „из-за Литовского рубежа“ сделанный патриархом Никоном. Ему очевидно незачем было бы обращаться „за рубеж“, если бы дома было достаточно своих мастеров.

 

Очень может быть, что утверждение подобных вещей не соответствует „любви к отечеству“ и что было бы гораздо патриотичнее утверждать, по примеру Сахарова, что ценинное дело имело у нас широкое развитие с X по XVIII век, — но мы полагаем, что „правда,“ какова бы она ни была, должна быть конечною целью всякого научного исследования.

 

Пребывание Орнольта в России, по мнению И. Е. Забелина, не осталось без пользы для наших мастеров, так как во второй половине XVII столетия, при царском дворце состояли уже на службе ценинные мастера, которые поэтому назывались дворцовыми.

 

Игнатий Максимов и Степан Иванов были мастера взятые из Нового Иерусалима. Они показаны уже в „разметном списке“, приведенном нами выше. Об них известно, что Игнатий Максимов с товарищами, пять человек, делали царю Алексею Михайловичу, „в поднос ко Святой на печи образцы или образцовые кафли“. А Степан Иванов, тоже с товарищами делал изразцы для церкви Григория Неокесарийского за Москвою рекою*).

____________

*) Рисунок ее помещен в издании Н—ва «Москва, Соборы, Монастыри и Церкви». — Ч. III, Отд. 2, № 20.

 

В „Прих. Расх. Тайного Приказа 7176 г. (1668 г.) значится: „176 г. Октября в 24 день, по указу Великого Государя подряжены ценинных дел мастеры Степашко Иванов с товарищи к церковному строенью церкви Григория Неокесарийского зделать две тысячи образцов розных поясовых ценинных в длину осми вершков и болши и менши, а поперег семи вершков. А поставить им те образцы на срок на Светлое Христово Воскресенье нынешнего ж 176 году, а дать им ото ста образцов по десяти рублев и наперед сто рублев“.

 

Одновременно с этими мастерами славился в Москве Василий Дорофеев, а в восьмидесятых годах XVII столетия лучшим мастером считался Иван Семенов, по прозванию Денежка.

 

Об этом последнем мастере упоминается в „подрядных записках“ 1683 года.

 

„191 г. генваря 13 по указу в. г. уговорился сделать в хоромах государынь царевен в комнатах, да в крестовой четыре печи ценинных круглых, да в мыленке печь ценинную-ж; да под теми хоромами в подклетах и в теплых сенях четыре печи зеленые сырчатые двоечельные, — ценинный мастер Ивашка Денежка. А по уговору довелось ему дать за ценинной образец по шти денег, а за зеленые по четыре денги*)...“

____________

*) См. «Домашний быт русских царей» И. Забелина, Отд. «Материалы», стр. 144.

 

О последних двух мастерах Степке Полубесе и Сеньке Буткееве также упоминается в актах. Так напр. о первом из них значится: „в нынешнем, в 190 году Апреля в 10 день, по указу Великого Государя велено дать из Приказу Большого Дворца ценинных дел мастеру Степке Полубесу с товарищи за взятые образцы, которые взяты у них к печному делу в хоромы Государынь Царевен Больших и пр. ...: большой руки за триста за двадцать, средней руки за две тысячи за сто за сорок за восемь образцов, — за зеленые за семь сот за пятдесят образцов, которые взяты у них в прошлом в 188 году девяносто два рубли“**).

____________

**) См. «Ист. Фин. и Цен. д. в Рос.» приложение XIII.

 

О втором говорится в „расходных записках" 1684 года: „192 г. Генваря 4, ценинных дел мастеру Сеньке Буткееву за 1887 образцов зеленых, которые взяты у него в прошлых во 190 и во 191 годех в село Измайлово, в Коломенское на дело печей, по 4 денги за образец, итого 37 р. 24 алт. 4 д. да взято у него 2072 образца ценинных по 6 денег за образец, итого 62 р. 5 алт. 2 д.*)“

____________

*) См. Забел. «Домашн. быт русск. цар.» Мат. стр. 162.

 

Московское изразцовое дело не прерывало связи с новоиерусалимским и в эту пору, как это видно из „памяти“ 1683 года, „Каменного Приказа“, хранящейся в делах Воскресенского монастыря, в которой значится:

 

„По указу Великих Государей, велено строить вверху каменные палаты, где были прежде сего Государынь Царевен деревянные хоромы (терема); а к тому строению, для дела ценинных образцов, формы взять из Воскресенского монастыря, какие понадобятся. Послать из мастерской Палаты их, Государеву, грамоту**).

____________

**) Напечатана у о. арх. Леонида в «Истор. О. п. Воскр. Мон.,» стр. 105.

 

Московское дворцовое изразцовое дело не прекращалось и в начале XVIII века. „Есть данные, пишет о. арх. Леонид, что и в самом начале XVIII столетия, не смотря на значительные сокращения, сделанные в штате придворных мастеров, по разбору 1697 года, — в числе их все-таки состоял и мастер ценинных дел, с жалованьем: деньгами 15 рублей, хлебом 9 четей без полъдва четверика. На 1701 год жалованья сему мастеру положено 20 рублей.

 

А в ведомости неокладных расходов на тот же 1701 г., между прочим значится: „ценинных дел мастером и работником за дело и товар в селе Преображенском, в государевых хоромах, печей: 15 руб. 31 алтын 5 денег (см. сборник выписок из архивных бумаг о Петре Великом, ч. II, стр. 250, 252 и 254).

 

Из частных заведений в XVIII в. была известна в Москве фабрика „трубочных и ценинных дел купца Афонасия Гребенщикова“, на которой был временно закрепощен Флегнер.

 

 

 

В Москве и сопредельных с нею местностях срединной исторической России, кроме храмов изразцами украшены также некоторые гражданские сооружения, как напр.: дворцы, башни и дома.

 

Мы начнем обозрение их с центра Москвы — с Кремля. Зданий таких к несчастью там весьма немного: Теремный дворец и ц. Спаса за Золотой Решеткой вот и все здания, которые могут щегольнуть своим изразцовым убранством. Части составляющие нынешний Теремный дворец, как известно, разновременные, а именно над среднею частью 2-го этажа были построены в 1635—36 г.г. для царевичей Алексея и Иоанна Михайловичей — „Терема“. Карнизы обоих этажей этой надстройки убраны изразцами, которые идут сплошь по фризу и украшены разноцветными „травами“; раскраска их такова: по синему полю зеленые листья, белые цветы и желтые стебли с такими же почками. Узор геометрически правильный и совершенно симметричный; цветы и листья идут попеременно вдоль фриза и соединяются вверху и внизу стеблями, изогнутыми по кривой круга. Стиль орнаментики очень близко подходит к „Возрожденью“*).

____________

*) Рис. см. у Рихтера, таб. XXIII, XXIV и XXIX.

 

В непосредственной связи с теремами находится церковь Спаса за Золотой Решеткой, щедро убранная изразцами, покрывающими ее карниз, парапет и шеи ее глав. Убранство это относится ко временам царя Федора Алексеевича, который построил в 1681 году над приделом Иоанна Белградского**) небольшой придел Воздвижение Честнаго креста***), причем своды всех существующих по этой линии церквей, т. е. Спаса, Воздвижения, и Евдокии****), были соединены под одну общую кровлю и под один ряд глав, числом одиннадцать, которые в этом соединении обозначают три пятиглавых храма, соединенных вместе, таким образом, что у смежных храмов малые главки общие. В таком виде храмы эти существуют и теперь. Главы, кресты и карнизы выложены изразцами, деланы по рисункам и образцам старца Ипполита, искуснейшего резчика того времени. Строителем был каменных дел подмастерье Осип Старцов*****).

____________

**) Впоследствии Иоанна Предтечи.

***) Теперь Распятия.

***) «Словущее Воскресенье».

****) См. у Рихтера, стр. 23.

 

Форма карниза вполне русская: это не карниз, а скорее широкий фриз, который охватывает здание сверху. Он состоит из нескольких узорных поясов подразделенных двумя валиками и увенчивается только небольшим „желобом“, выступ которого лишь немного более выступа валиков. Сильно выступает только свес кровли, отороченной прорезным железным кружевом. Это отсутствие свеса черта чисто русская: во всех наших богато убранных кирпичных церквах XVII в., начиная с церкви Рождества Путинки и кончая Останкинской, Тайнинской и друг., карниз выделяется не свесом обыкновенно самым незначительным, а своею особенною узорочностью.

 

Это объясняется тем, что в русской каменной архитектуре, сводчатой по преимуществу, карниз составляющий необходимую принадлежность архитравного покрытия, имеет весьма слабое развитие и представляет собою явление довольно позднее. В доказательство можно привести многие русские древние храмы, вовсе не имеющие карнизов, как напр. Димитриевский собор во Владимире, старый собор в Звенигороде, Успенский собор в Москве, собор московского Новодевичьего монастыря и др.

 

Над карнизом идет небольшой парапет, служащий основанием главкам; он отделан характернейшим русским убранством — рядом квадратных впадинок — киотцев или „ширинок“, заполненных изразцами.*) Шеи главок сплошь обложены изразцами; внизу, у основания, они имеют изразчатый же обратный желоб, а вверху, под кружевом главки, такой же астрагал.

____________

*) Ширинка показана на таблице VI-й, вверху. Устройство ширинок было, большею частью, двоякое: ширинка обкладывалась или «прямью», т. е. выступом обыкновенного кирпича, или «гуськом» и тогда она называлась «гусятною».

 

Но на этом и кончаются все русские особенности этого убранства, ибо самые „травы“ и разводы, покрывающие изразцы, обнаруживают влияние стиля Возрожденья*). К тому же стилю несомненно относятся и те большие „яики“ (овалы), украшающие собою шейки глав, теперь пустые, но, вероятно, предназначавшиеся для образов. Цвета те же, что и в теремных изразцах, т. е. белый, синий, желтый и зеленый. Некоторые из изразцов, каковы напр., средний пояс фриза и обратный желоб базы очень напоминают по своим узорам венчающий желоб Теремных печей (Таб. А, ф. 2, а). Преобладание форм Возрождения в узорах объясняется отчасти тем, что во второй половине XVII в. старая русская резьба по дереву заменяется новою „фигурною“, немецкою резьбою — и что с этого времени некоторые русские мастера начинают резать свою резьбу по печатным немецким мастерским „лицевым“ книгам, следовательно по западным рисункам. Две таких книги, которые были келейными книгами патриарха Никона и по которым он украшал храмы Нового Иерусалима, были взяты оттуда в 1667 году во дворец**). Можно предполагать, что подобные немецкие книги были известны старцу Ипполиту, дававшему образцы и рисунки для этих работ.

____________

*) Рисунки смотр. у Рихтера, таб. VIII.

**) См. Домашний быт и пр. т. I, стр. 113.

 

На фасаде „Потешного“ дворца изразцов не имеется. Что же касается до внутренности, то Снегирев говорит,***) что под сводами нижнего яруса были, по свидетельству старожилов-очевидцев, покои с изращатыми стенами.

____________

***) См. Русск. Старина, год третий, стр. 34—35. Москва 1852 г.

 

Оставляя вполне на ответственности нашего покойного археолога достоверность этого известия мы полагаем, что оно имеет известную долю вероятия, хотя, спешим оговориться, нам не приходилось встречать ничего подобного при изучении памятников нашего древнего зодчества ни в одном из наших исторических городов или монастырей, словом ни в одном из тех мест, где можно бы наткнуться на столь роскошную внутреннюю отделку*).

____________

*) Единственное исключение представляет «Голландский дом», в селе Кускове, под Москвою, стены которого убраны внутри сплошь изразцами. Но он во-первых построен в чистейшем голландском стиле, а во-вторых в 30-х годах XVIII века и с русским допетровским зодчеством ничего общего не имеет.

 

Затем в Кремле были еще „Гербовые“ ворота сломанные уже в нынешнем столетии. По своему стилю они близко подходили к стилю Теремов и имели, по свидетельству того же Снегирева гербы в клеймах „из разноцветных кахелей (изразцов)“**).

____________

**) См. Русск. Стар., год второй, стр. 29.

 

Из зданий, находящихся вне Кремля, наиболее щедро осыпан изразцами Крутицкий терем. Его второй этаж, сплошь, сверху до низу покрыт изразцовой облицовкой***). Карнизы, колонны, кронштейны, подоконные тяги, сандрики, даже самая гладь стен — все это изразчатое. Если в предыдущих примерах мы видели известную смесь форм, русских и западных, архитектурные формы этого здания сразу обнаруживают свое происхождение: коринфские колонны, со стержнями, обвитыми виноградными листьями и гроздьями, антаблементы, состоящие из архитрава, фриза и карниза, с раскреповками над колоннами, полукруглые разрывные фронтоны сандриков, обработка окон, филенки в простенках и наконец самые травы и разводы прямо показывают, что мы имеем дело с ближайшим подражанием стилю Возрождения, периода Барокко. Преобладающие цвета раскраски те же, т. е., зеленый, синий и желтый. Время постройки — вторая половина XVII в.

____________

***) Рисунки см. у Рихтера, таб. XXXIII.

 

Из других старых гражданских сооружений Москвы, имеющих изразцы, укажем на дом Имп. Москов. Археологического О-ва, на Палаты бывшего „Книгопечатного Двора“, во дворе дома Синодальной Типографии и на Сухареву башню, которая в ширинках своих парапетов имеет изразцы, украшенные желтыми двуглавыми орлами под двумя коронами по зеленому полю. Было в Москве еще одно гражданское сооружение украшенное изразцами, которое сломано еще очень недавно, на нашей памяти, — это так называемая „Старая Дума“, находившаяся у Иверских ворот, на месте нынешнего Исторического Музея, для постройки которого она и была разобрана; к счастью изразцы, украшавшие ее фасад, поступили в музей Московского Архитектурного О-ва.

 

Формы их обнаруживают влияние того же Возрождения.

 

Из этих примеров видно, что изразцовые произведения имели в московском зодчестве самые различные применения: из них устраивалась обкладка стен, шей церковных глав, делались карнизы и колонки и заполнялись ширинки, кроме того, как мы сейчас увидим далее изразцы применялись еще для украшения круглых и прямоугольных столбов, лопаток, подоконных стенок и для устройства полов.

 

В церковном зодчестве самым излюбленным местом для помещения изразцовых украшений был конечно фриз под главным карнизом, — причем расположение изразцов было весьма разнообразно. Самый богатый способ убранства состоял в том, что изразцы покрывали собою весь фриз сплошь, без промежутков; изразцы в этом случае располагались в два ряда, один над другим, чтобы покрыть фриз во всю эту ширину. Это убранство очень богато на вид, потому на некотором расстоянии швы между отдельными изразцами не заметны и фриз кажется цельным. Подобные сплошные фризы имеют напр., московские церкви св. Адриана и Наталии, на 1-й Мещанской*) и Григория Неокесарийского на Полянке, за Москвой рекой**), изразцы которой ставил, как мы уже говорили известный мастер Степан Иванов. Подобный же сплошной фриз имеет собор Иосифова Волоколамского монастыря. Замечательно, что узор его изразцов совершенно одинаков с узором изразцов церкви св. Григория Неокесарийского. Быть может эта работа того же Степана Иванова.

____________

*) Рис. смот. у Н—ва, ч. IV, № 41

**) Рис. ibidem, ч. III, отд. 2, № 20.

 

Другой способ убранства заключается в том, что фриз покрывается „ширинками“, которые выделываются в кирпичной кладке, а в них уже вставляются изразцы. Если ширинки не велики, то в них вставляется по одному изразцу, который, заполняет все их дно; если же ширинки имеют значительные размеры, то в них вставляют по четыре изразца в каждую, которые сплошь заполняют их дно. Фриз первого образца имеют святые врата Ризположенского Девичьего Монастыря в Суздале*), а второго — церковь Николы на Столпах, в Армянском переулке в Москве**).

____________

*) Фотографический снимок их имеется под № 320 в альбомах фотографа Борщевского, находящихся в Императорской Публичной Библиотеке, в С.П-ге, (Об этих альбомах см. Вл. В. Стасова «Фотографические коллекции Императорской Публичной Библиотеки»; СПб. 1885 г.).

**) Рис. помещ. в «Христ. Древностях» за 1877 г., стр. 34.

 

Наконец третий способ украшения фризов заключается в том, изразцы располагаются в ряд, будучи поставлены не на край, а на угол, т. е. в таком положении, которое показано на таблице IX, слева.

 

Образчиком подобного убранства может служить фриз церкви Грузинской Божией Матери, в Китае городе, в Москве***).

____________

***) Рис. помещены в «Христ. Древностях» за 1877 г., стр. 28 и в «Зодчем», Октябрь 1877 г., таб. 47—48.

 

Широкими сплошными фризами из изразцов убирались также шеи церковных глав, причем фризы эти располагались между карнизиком и арочками колоннок шеи, как мы это видим, напр., на главном соборе Иосифова Волоколамского монастыря. После фризов изразцы заполняют собою чаще всего „ширинки“, которыми столь обильно изукрашены произведения древнего московского зодчества.

 

Что же касается до заполнения ширинок изразцами, то оно было весьма разнообразно. Кроме уже указанных нами приемов употреблялись еще следующие:

 

1) Ширинка заполнялась одним изразцом, но он ставился не на край, а на угол, так стороны его были наклонны под углом в 45° к сторонам ширинки, как мы это видим напр. на прекраснейшей церкви с. Маркова, Бронницкого уезда, Московской губ.*).

____________

*) Об этой церкви см. подробно нашу статью «Памятники древнего зодчества в Коломенском и Бронницком уездах Московской губернии», («Зодчий» 1884 г.).

 

2) В ширинке ставились „на угол“ три изразца по одной вертикальной оси, при чем самая ширинка делалась не квадратной, а несколько вытянутой в высоту; образцами могут служить ширинки колокольни церкви Грузинской Божией Матери и воротной башни Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря**).

____________

**) Рис. см. у Шохина, таб. № 20.

 

3) Если ширинка имела значительные размеры и образовала собою скорее большую впадину, то она убиралась изразцами, расположенными по какому-нибудь узору, так напр. на той же башне Спасо-Евфимиева монастыря есть впадины, в которых вставлены по четыре изразца, расположенных крестом: два по горизонтальной оси и два по вертикальной; самые изразцы поставлены „на угол“ и несколько удалены друг от друга***). На башнях Иосифова монастыря, Волоколамского уезда, Московской губ.****), есть впадины, убранные пятью изразцами, расположенными так: один по средине и четыре по углам; они поставлены „на край“ и в некоторых впадинах касаются углами, а в других отстоят друг от друга на некотором расстоянии; во впадинах этого последнего встречается еще одно видоизменение, которое заключается в том, что средний изразец ставится „на край“, а угловые „на угол“.

____________

***) См. ib.

****) Рисунки этих превосходных башен, а равно и других зданий этого монастыря, к несчастью, еще нигде не обнародованы.

 

4) Когда ширинка или впадина имеет большие размеры и заполняется сплошь изразцами, то расположение их зависит от формы ширинки; так напр. впадины колокольни церкви св. Григория Неокесарийского, в виде прямоугольника поставленного на длинную сторону, заполнены тремя рядами изразцов, по четыре в каждом; а впадины колокольни церкви Св. Космы и Дамиана в Садовниках, в Москве*), в виде прямоугольника, поставленного на короткую сторону, заполнены тремя рядами изразцов, по два в каждом.

____________

*) Рисунок см. у Н—ва, часть III, отд. 2, № 8.

 

Кроме ширинок и карнизов в церковном зодчестве изразцы применялись еще к украшению кокошников. В „поле“ кокошника изразцы ставились обыкновенно на угол, причем расположение встречается двоякое: или ставится один изразец по средине как напр. в кокошниках церквей Грузинской Божией Матери, Медведковской и др.; или же помещаются три изразца — треугольником: — два внизу и один вверху; образчик подобного расположения мы видим в церкви Николы в Хамовниках, в Москве**).

____________

*) Рисунок, см. Русские и Христианские Древности. 1877 г., стр. 36.

 

Первый из этих приемов применяется также к украшению оконных очелий (сандриков), имеющих форму кокошников, как это мы видим на той же церкви Грузинской Божией Матери.

 

Изразцы украшают собою также церковные крыльца и галереи и в таком случае помещаются обыкновенно в средине треугольных полей, образуемых верхнею разгрузной аркой и двумя нижними подвесными арочками с серьгой; примером могут служить западная галерея церкви в с. Останкине под Москвой*) и крыльцо Палаты Книгопечатного Двора в Москве.

____________

*) Рисунок, см. ibidem.

 

Если над окнами и кокошниками простеночных впадин в галереях идет общий обрамляющий ряд арочек из кирпича-валиком, то в углах, между пятовыми частями арочек ставятся изразцы на угол; так напр. украшена северная галерейка уже упомянутой Марковской церкви. На одной из башен Иосифова Волоколамского монастыря, так называемой Угольной, встречается еще иное сочетание смежных арочек с изразцами; там гладь башенной стены украшена рядами арочек, из кирпича-валиком которые, через одну, опираются на колонки, на подобие того, как украшаются алтарные абсиды новгородских церквей**). Между колонками, по средине, где пята двух смежных арочек остается свободною, поставлены изразцы на угол, так что изразец как бы подвешен на арочках, словом помещен так, как серьга в парных арках.

____________

**) Напр. Спаса Преображение.

 

Подоконные стенки, парапеты, сплошные перила, прямоугольные столбы и лопатки никогда сплошь изразцами не облицовываются; по крайней мере нам нигде не приходилось встречать подобного убранства. Они покрываются обыкновенно ширинками, а в них уже ставятся изразцы на край или на угол. Но нельзя того же сказать относительно круглых столбов: мы уже указывали на цельные изразчатые колонки Крутицкого терема и Нового Иерусалима; затем в том же Иосифовом монастыре есть еще следующее своеобразное убранство: по бокам св. врат, с южной стороны монастыря, выступают из стены, на половину своей толщины, большие круглые столбы, сплошь облицованные изразцами; размеры их столь значительны, что каждый горизонтальный ряд их облицовки имеет несколько изразцов. Впрочем — это едва ли не единственный пример.

 

Чтобы покончить с применением изразцов в Московском зодчестве, укажем еще изразцовые полы, образчиком которых может служить пол Успенской церкви Зилантьева монастыря в Казани (таб. IX). Он состоит из желтых и зеленых лещадок, расположенных в шахмат. Выстилка полов изразцами была известна еще в киевском периоде, о чем мы уже говорили в начале нашей статьи, но образчиков подобного применения, вероятно, вследствии хрупкости материала, сохранилось очень мало. Впрочем Сахаров утверждает, что лещади эти были не только квадратные, как мы видели в только что приведенном примере, но и „продолговатые и треугольные, росписанные травами, узорами и личинами“, хотя, к сожалению, не указывает ни одного памятника, в котором бы такие лещади сохранились. Нам же не случалось видеть ничего подобного.

 

Вообще, надо заметить, что наши древние изразцы, подобно многим другим остаткам нашего родного искусства, с каждым годом гибнут все более и более, как от времени, так и от невежества.

 

Надо спешить собирать, хотя в рисунках, эти драгоценные остатки, иначе большая часть их погибнет бесследно. Помещаемый в этом томе „Материалов по Истории Древнерусских Одежд “ атлас хотя и дает весьма хорошие образчики нашего древнего изразцового дела, но конечно далеко не исчерпывает всего его богатейшего содержания, которого хватило бы не только на целый том, но даже на целые тома „Древностей Государства Российского“!

 

Будем надеяться, что в недалеком будущем это блестящее убранство нашего зодчества станет достоянием науки и искусства!

 

 

 

Обзор наших древних памятников, украшенных изразцами, мы закончим ярославскими храмами, этими роскошными и блестящими представителями русского зодчества XVII века. Памятникам Ярославля и окрестных городов и монастырей, как напр., Романова-Борисоглебска, Ростова Великого, Борисоглебского монастыря и пр., как-то не посчастливилось в нашей художественно-археологической литературе. В то время как памятники Москвы, Владимира, Киева и Новгорода были предметами многих монографий, нередко снабженных прекрасными рисунками, памятники Ярославля и окрестных городов оставались, до сих пор в тени. Конечно труды графа М. Толстого*), В. И. Лествицына**), А. Крылова***),

____________

*) «Святыни и Древности Ростова Великого». Москва 1866 г.

**) См. его «Список моих сочинений». Ярославль 1875 года.

***) См. его «Церковно-археологическое описание г. Ярославля». Ярославль 1860 г. и др.

 

А. Титова*) и пр. пролили в свое время не мало света на ярославскую старину, но всем им, к сожалению, недостает главного в этом случае — хороших рисунков, а превосходный альбом Рихтера**), в котором имеются снимки ярославских памятников, до сих пор еще остался неизданным. Великолепные снимки покойного Л. Даля и Леонова, помещаемые в атласе этого выпуска, за исключением двух или трех, помещенных в „Зодчем“***), также были не обнародованы, а следовательно не успели еще сделаться достоянием науки, и только за последние два, три года появились прекрасно исполненные снимки ярославских и ростовских церквей ростовского фотографа И. Ф. Борщевского, которые могут служить превосходным подспорьем при изучении памятников Ярославского зодчества****). Краткая характеристика стиля этих памятников была сделана В. В. Стасовым*****). Затем в прошлом году академик В. В. Суслов, изучавший по поручению Академии Художеств наши древние памятники поместил в „Зодчем“ статью под заглавием „Древние церкви в Романове Борисоглебске“ и обмеры Воскресенского собора в Романове. Вот и все важнейшее по ярославским памятникам. Некоторые из этих источников упоминают об изразцах, но только совершенно вскользь и ни один из них не останавливается на них сколько-нибудь подробно. Поэтому мы попытаемся сделать теперь краткий очерк ярославских изразцов на основании личных наблюдений.

_____________

*) См. его «Путеводитель по г. Ростову, Ярославской губернии». Москва. 1883 г. и др.

**) Хранится в библиотеке Имп. Академии Художеств.

***) См. «Зодчий» 1876 г., листы 16 и 17-й и 1885, листы 55 и 56-й.

****) Ярославский отдел сборника г. Борщевского состоит из четырех томов и заключает в себе следующие снимки: I том (58 шт.) — Ярославль; ІІ том (49 шт.) Борисоглебский монастырь; III и IV томы (53 и 57 листов) — Ростов-Великий.

*****) См. его «Фотографические и фототипические коллекции И. Пуб. Библиотеки». Стр. 70—74.

 

Одним из первых ярославских храмов, убранных изразцами, является храм Богоявления, на берегу Которосли, близ Архиерейского Дома. Он построен в 1684 г. ярославцем гостиной сотни Алексием Авраамовым, сыном Зубчаниковым. Простенки окон его северного придела и средние лопатки его главной части убраны вертикальными рядами изразцов, поставленных на угол; некоторые изразцы, напр. те, которые помещены в нижней части колокольни, окружены изразчатой рамкой-валиком. Изразцы, поставленные на край, идут по фризу главного карниза. Но особенно богато осыпаны изразцами шеи глав; шеи эти глухие, окон не имеют и убраны обычными колонками с арочками; каждый промежуток между колонками заполнен у большой главы — вертикальным рядом из семи изразцов на угол, а у малых глав — вертикальным рядом из пяти изразцов. Подобные вертикальные ряды из изразцов на угол составляют преимущественно особенность ярославского зодчества и повторяются, как мы увидим это далее на многих церквах.

 

Далее следует указать на великолепную пятнадцатиглавую церковь св. Иоанна Предчети в Толчкове*), за Которослью. Храм этот построен в 1687 году. Его паперти и крыльца убраны ширинками с изразцами на край**); простенки средней двухэтажной части убраны, каждый вертикальными рядами изразцов на угол по восьми штук в каждом; над окнами и над простенками идет ряд кокошничков из лекального кирпича, а во входящих углах, образуемых смежными кокошниками, помещены изразцы на угол, в роде расположения их на паперти Марковской церкви; они образуют собою горизонтальный ряд, к которому примыкают вертикальные. Изразцами на угол же убраны кокошники приделов и оснований их главок; — во входящих углах, образуемых смежными кокошниками, поставлены также изразцы на угол, которые расположены таким образом в шахматном порядке с внутренними изразцами кокошников.

____________

*) Модель ее, сделанная художником Д. А. Смирновым, находится в Музее О-ва Любителей Древней Письменности, в С.-Петербурге.

**) Рис. смотр. «Зодчий» 1883, лист № 4.

 

Простенки шеек малых глав убраны одинаково с Богоявленской церковью. Простенки шеи средней главы убраны богаче и изразцы по ним идут так: сперва два изразца на угол в ряд (по горизонтальному направлению), а потом один посредине, также на угол, затем опять два, потом снова один и т. д.; таких переменных рядов в каждом простенке девять. Все шеи главного храма опоясаны сверху арочек горизонтальными рядами изразцов также на угол.

 

До 1863 г. многие из этих изразцов выкрошились и были заменены в 1864 году новыми*), на что мы и считаем долгом обратить внимание будущих исследователей.

_____________

*) См. «Предтеченская церковь в Ярославле», Ярославль, 1881 г., стр. 12.

 

Следующее место после Толчковской по богатству изразцами, занимает церковь св. Иоанна-Златоуста „в Коровниках“, при впадении Которосли в Волгу, построенная в 1654-м году. Особенно роскошно убраны крыльцо и среднее окно главного алтаря, которое представлено на таблице XIII.

 

Крыльца ее имеют форму исключительно присущую Ярославскому зодчеству и нигде в других местах в таком виде не встречаются: над обычной аркой русского церковного крыльца, опирающейся на угловые балясины, высится остроконечный щипец, наклонные стороны которого, недалеко от низу изламываются под тупым углом и, приняв вертикальное направление, упираются в угловые части венчающего карниза крыльца*). Средина этого щипца занята живописью, а наклонные и ломанные края его, равно как и карниз, служащий им опорою, сплошь покрыты изразцами в несколько рядов. Края щипца убраны двумя мелкими изразчатыми обломами, широким фризом, мелким переходным обломом и крупным венчающим гуськом; карниз состоит из изразчатого валика, идущего по кирпичной стене, большого фриза и сильного верхнего венчания, образованного двумя широкими поясами, которые выступают над фризом и друг над другом на каблучках. Эта широкая отделка производит превосходное впечатление: такого сочного и мастерского распределения изразцов московская архитектура не знает.

____________

*) Этот высокий, остроконечный щипец вместе с двускатой крышей несомненно заимствованы у деревянного зодчества.

 

Что же касается до алтарного окна показанного у нас на таб. XIII, то изразцовое убранство его очень богато; оно местами равно самому оконному пролету, а местами шире его и состоит из следующих частей:

 

a) Из сильного, углубленного наличника, образованного семью мелкими обломами.

 

b) Из двух тонких колонок, стержни которых имеют по три распушки*); колонки эти помещены по бокам наличника и соединены верху и внизу валиком и

 

c) Из широкой облицовки стены вокруг наличника и колонок, ограниченной спокойной кривой линией с плавными переходами и острым мыском наверху.

____________

*) Каждая из этих колонн состоит из двух колонок, поставленных друг над другом, так что средняя распушка, образуемая двумя крохотными балясинками, отделяет собственно одну от другой.

 

Совершенно подобное же убранство трех алтарных окон имеет церковь св. Петра и Павла „на Волгском берегу“, построенная в 1691 году.

 

Наиболее богатым изразцовым убранством отличается церковь Николы Мокринского и стоящая с ней в одной ограде теплая церковь Тихвинской Божией матери, изразцы, изразчатые ширинки и изразцовый карниз которых представлены на таблицах I, ІІ, III, IV, V, VI и XI.

 

Год построения Тихвинской церкви неизвестен. Несомненно однакож, что западная пристройка ее, покрытая изразцами, построена в XVII и вот почему: во 1-х известно, что придел Тихвинской церкви, во имя св. Василия Великого освящен в 1694 г., а во 2-х храм Николы Мокринского, который имеет точно такую же изразцовую пристройку, освящен в 1672 г., а храмоздательная грамота его помечена 1665 г.

 

Эта западная пристройка Тихвинской церкви крайне своеобразна*). С лица она имеет большие входные врата справа и небольшую дверку слева; по бокам врат стоят большие кирпичные балясины, а на левом углу, за дверкой, — лопатка с кирпичными ширинками; над всем этим идет широкий карниз, занимающий одну треть всей высоты фасада (таб. XI). Над карнизом помещен невысокий фронтон, поле которого занято живописью, а наклонные края столь же щедро наделены изразцами.

____________

*) Фасад ее (в красках) помещен в «Зодчем» за 1885 год, листы № 55 и 56.

 

Боковые фасады не менее щедро изукрашены изразцами; они увенчаны тем же роскошным карнизом; глухие части стен сплошь убраны изразчатыми ширинками (таб. VI); простенки украшены вертикальными рядами изразцов „на угол“.

 

Над фронтоном возвышается шатровая глава; она имеет четырехгранное основание с одним большим кокошником на каждой стороне; карниз основания и полукруглые тяги кокошников облицованы изразцами; над кокошниками стоит восьмигранный черепичный шатер с черепичною же луковичною главкою; внизу, над большими кокошниками, шатер схвачен рядом из восьми малых кокошничков.

 

Вся пристройка горит и переливается яркими цветами изразцов и сильно поражает наш непривычный глаз, воспитанный на однообразных и тусклых штукатурных фасадах. Это — чисто восточная пышность, которой любило щегольнуть наше древнее храмовое зодчество!

 

Разберем теперь стиль этих изразцовых украшений. В них мы замечаем тоже, что и в московских образцах, т. е. общее свое и подробности, навеянные чуждым влиянием. Начнем с окна (таб. XIII).

 

Глубокий и широкий наличник его, состоящий из нескольких мелких обломов — приём совершенно русский, присущий нашему кирпичному зодчеству XVII века; за примерами ходить недалеко: Останкинская церковь имеет наличники в этом роде. Затем идут тонкие колонки с кубическими капительками и такими же базами; колонка каждой стороны состоит собственно из двух колонок, поставленных друг на друга и разделенных крохотными парными балясинками; каждая колонка имеет по средине распушку; под колонками подвешены и над колонками поставлены в опрокинутом виде небольшие капли или подвески. Всё это формы вполне русские и встречаются часто в нашем церковном зодчестве, напр.: на той же Останкинской церкви. Что же касается до средних распушек на колонках, то они украшают собою колонки чуть-ли не всех наших церковных входов XV, XVI и XVII века*) и несомненно перенесены на камень с дерева, как это показывает резной наличник входной двери церкви св. Иоанна Богослова „на Ишне“, близ Ростова Великого**). Да и вообще вся эта отделка тонкими колонками с распушками есть ничто иное как повторение деревянного приема, в доказательство чего мы укажем на деревянный дверной наличник церкви с. Дмитрова, Весьегонского уезда, Тверской губернии, который имеет совершенно подобную отделку***). Наконец облицовка стены вокруг окна представляет весьма своеобразное очертание, в иных местностях не повторяющееся, а ее верхний мысок, столь смело прорезывающий карниз, ничего каменного не имеет и несомненно ведет свое начало от деревянной крыши бочкой. На этом и заключаются все самобытные особенности, потому что в завитушках и листве изразцового узора нельзя отрицать влияния стиля Возрождения.

_____________

*) См. напр. у Шохина таб. 10 и 23, «Зодчий» 1879 г., лист № 17 и пр.

**) См. «Зодчий» 1879 года, лист № 16.

***) См. у Шохина, лист № 3.

 

Тоже самое мы замечаем и на карнизе западной пристройки церкви Николы Мокринского (таб. XI).

 

Это тот же почти лишенный свеса карниз или скорее фриз, состоящий из поясов, какой мы уже разбирали в московском изразцовом деле. К русским особенностям этого карниза, кроме общей формы, следует отнести также узоры некоторых подробностей; так напр. витые валы употреблялись постоянно как в нашем каменном, так и в деревянном художестве и притом не только в зодчестве, но и в разных предметах домашнего и церковного обихода*). Здесь только перевивка выражена красками.

____________

*) См. напр. у Шохина, таб. № 28 или Зодчий 1879, лист № 16.

 

Далее узор полочки под валом нижнего и верхнего фриза представляет собою дословное повторение нашей крайне типичной деревянной порезки**). Наконец последний весьма характерный узор — это ромбы верхней и средней полки. Перенесен этот узор с нашей кирпичной архитектуры, где он выделывается так: каменьщик берет кирпич, придает ему наклонное положение и опускает одним углом в горизонтальную поверхность жидкой белой извести, причем этот угол окрашивается известью; повторив этот прием относительно всех четырех углов он получает кирпич с белыми углами и с ромбической красной (кирпичной) серединой. Карнизы, сложенные из кирпича такого вида, до сих пор еще попадаются в подмосковных постройках. В нашем примере мы несомненно видим повторение этого приема на изразцах.

____________

**) В параллель см. «Зодчий» 1874 г., лист. № 50 «Стряпушечий шкаф».

 

В разводах и завитках обоих фризов чувствуется влияние западного искусства.

 

На таб. I—V изображено тридцать штук изразцов, которые представляют собственно только семь узоров, а остальная разница заключается лишь в различной раскраске. — Изразцы эти расположены частью на боковых стенах Тихвинской пристройки, а частью в нижнем поясе ее карниза. На ширинке с изразцовым валиком (таб. VI) особенно ясно виден узор, составляющий подражание деревянной порезке.

 

Таковы особенности памятников изразцового дела в Ярославле.

 

Затем изразцы встречаются еще на церковных памятниках Ростова-Великого, Борисоглебского монастыря, Романова-Борисоглебска и пр., но общее их расположение, после рассмотренных примеров ничего нового не представляет, а потому, мы их здесь касаться не будем; но об их весьма любопытных рисунках мы скажем в своем месте.

 

Изобильное применение изразцов в ярославском зодчестве, рассыпанных с такою щедростью, какая неизвестна прочим отделам русского зодчества, невольно наводят на мысль, что Ярославль был некогда центром обширного изразцового производства, подобно Москве и Новому Иерусалиму. К сожалению мы не имеем никаких данных, подтверждающих это предположение. — Наоборот, по мнению местного археолога и глубокого знатока Ярославской старины В. И. Лествицына, на труды которого мы уже указывали, изразцы в Ярославле не местные, а привозные и в подтверждение своего мнения г. Лествицын приводит столь веские доказательства, что с ним нельзя не согласиться*).

____________

*) Мнение это не было выражено достоуважаемым В. Л. Лествицыным печатню, а любезно сообщено нам в частном письме, выдержку из которого мы, с разрешения автора, здесь помещаем.

Вот она:

«С XIII века до 1621 г. в Ярославле были лишь две каменные церкви: прочие же постоянно были деревянные. С 1621 года начали строиться здесь каменные церкви, впрочем так, что в 1-й половине 17 столетия построено было лишь 5, а во 2-й половине 35 церквей, остальные же после 17-го столетия. На всех ли из них есть изразцы, или только на церквах 2-й половины столетия — я сам не вижу, а специалисты ни пером, ни карандашем о том не сообщили.

...............................................................................

Как бы то ни было на церквах наших изразцы имеются. Теперь представляется вопрос: кто же делал эти изразцы? Для разъяснения этого мы должны знать как назывались художники этого рода в тогдашнем обществе. Если с этим вопросом мы обратимся к столице государства Москве, то узнаем, что здесь деятельное дворцовое управление давно уже разузнало от иностранцев об изразцовом производстве и успешно распространяло это знание, так что во дворце и городе были «ценинные мастера, мурамленики, мастера изразцового дела, изразцовые мастера». В Ярославле же на посаде, по переписным книгам 710 году мастеровых и ремесленных людей было: иконописцов 30, серебреников 42, золотарей 2, листового золота мастер 1, кузнецов 100, плотников 11, портных мастеров 46, шапошников 33, сапожников 102, оконишников 25, медников 18, узденников 13, крашенинников 30, гребенщиков 22, овчиников 8, баранщиков 32, сыромятников 19, скорняшников 19, шляпников 7, щетиников 16, шубников 4, столяров 4, оловянишников 16, кожевников 86, рукавшиников 295, всего 971 человек. Что же следует из рассмотрения последнего списка и сличения его с предыдущим? Следует то, что в Ярославском списке нет ни указания, ни намёка на тех лиц, которые производят изразцы. Отсюда выводим, что в Ярославле своих производителей изразцов не было. Но возразят: если не было производителей изразцов, то откуда же взялись изразцы несомненно здесь существующие? Представляется, что единственным источником для получения Ярославлем изразцов могла быть только Москва, в которой можно было купить этого товара, если он находился на лицо, в потребном количестве, в противном случае заказать и получать по изготовлении. Доставка же сюда не представляла конечно особых затруднений, так как расстояние между городами небольшое и дороги лучшие в государстве. Последнее потому, что местность эта есть знаменитый царский путь. Кроме того можно было выписать из Москвы самого мастера изразцового дела, который изготовит требуемые изразцы на месте из местных материалов и руками местных рабочих.

Что такое объяснение согласно с действительностью усматривается в том, что описанная роль Москвы в наших губерниях доселе практикуется по крайней мере в некоторых отраслях промышленности. Так, если сельская церковь захочет сделать себе новый иконостас или вызолотить его и расписать стены живописью, то отправляет сначала послание или парламентера в губернский город, а если там неудача, то в Москву, которая обыкновенно не отказывает в просьбе и, присылая доверенное лицо, исполняет поручение достохвально.

При таком объяснении делается понятным, как это в Ярославле изразцы XVII века существуют, а производителей этих изразцов не оказывается.

...............................................................................

NB. Когда этот лист был уже напечатан, В. И. Лествицын выразил свой взгляд печатно в Ярослав. губ. ведомостях.

 

 

В заключение мы считаем нужным указать на то обстоятельство, что все только что рассмотренные нами церкви построены во второй половине XVII века, а это еще раз подтверждает нашу мысль, что полный расцвет изразцового дела настает у нас лишь в XVII столетии.

 

 

(Продолжение в следующем томе).

 

 

 

ОГЛАВЛЕНИЕ РИСУНКОВ.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

---

---